Слишком Влюблен

      Финн, судя по всему, пробудился поздним вечером, сгорая от теплого одеяла, которым был укрыт.       Милли лежала рядом, зависая в телефоне с каким-то кислым лицом. Почему-то ему вспомнился Джейк, а потом Хантер и он поморщился.       Финн зевнул и откинул покрывало, о чем тут же пожалел, возвращая его обратно.       Отчего-то думалось, что в комнате и правда таже температура, что и на улице.       Но чего он хотел? На улице декабрь, а дом был старый, отопление работало, но уже плохо.       Закутавшись сильнее в одеяло он пододвинулся к ней ближе.       Милли обернулась на его шуршание и только смотрела в ожидании, а потом опять отвернулась к телефону.       Помолчав немного, она поднесла экран к его глазам, отчего он сощурился, пытаясь разглядеть, что там изображено. На фотографии виднелись чьи-то окровавленные колени. — Эх, Джек. — прокомментировала она, вновь установив телефон у своих глаз. — Все, я больше не могу на это смотреть. — и вышла со странички друга. — Опять скейт. — ответил Финн, как-будто сам себе, смотря на Милли. Глаза его ещё немного болели от резкого света, поэтому он иногда их прикрывал, давая отдохнуть. — У-у-у… — она покачала головой. — И ты так же ноги разбивал? — спросила Милли, выгнув бровь.       Если бы он сказал да, Финн поклялся бы — она бы покосилась на него и назвала бы круглым идиотом. Это в порядке вещей, конечно. — Редко. Я же не скейтер. Так, пару раз… Учился. — Милли кивнула сама себе и выключила телефон. — А сейчас что не катаешься? — спросила она, снова повернувшись к нему лицом.       Под тусклым лунным светом рассмотреть черты хорошо не получалось и Финн хмурился. — Снег. — ответил он, не задумываясь. — Ты же понял о чем я. — девушка покачала головой, смотря на него, как на ребёнка.       А, вот она о чем. — он сразу понял. — Разбитые колени это не мое. — уголки её губ дрогнули и Милли улыбнулась.       Шумный рой внутри снова принялся кружиться вокруг, и Финн даже не сильно злился на него. Уже привык. Он только немного прикусил щеку изнутри, чтобы не начать широко улыбаться как идиот. — Твоё — это разбитое сердце. — шепнула она, смотря на стену, наверное надеясь, чтобы он её не услышал. — Или гитара. — все-таки услышал. Финн мог бы нахмуриться и пробурчать что-то злое и тоскливое, но почему-то не стал. Не захотел. Не смог. — Вот почему тут нет гитары. — заключила девушка. — Они в моей комнате. — А что не играешь? — спросила Милли. — тебе же так нравилось… — Хочешь этого? — Я хочу, чтобы ты занимался тем, что любишь. — она покачала головой и убрала телефон в сторону. — Я могу тебе поиграть.       Милли сощурилась. Ей лично никто ещё не играл, поэтому собраться получилось не сразу. — Потом. — она кивнула и обняла себя руками, смотря в потолок. — Не люблю холод. — тихо сказала девушка, вздрогнув и отвернувшись к стене.

***

      Спал он плохо и проснулся рано. Милли рядом не было.       Может быть ушла к себе — подумал Финн и перебрался на ее часть кровати, обхватив руками подушку.       Заснуть ещё раз не получилось и он лежал вот так с час, не открывая глаза, а потом встал с кровати и пошел в душ.       Где Милли находится он так и не понял, потому что ни в одной комнате ни на первом ни на втором этаже ее не было.        Не сказать, что он волновался, но бабочки внутри то и дело намеревались вырваться наружу и видимо отправится её искать по всему Ванкуверу.       На миг показалось, что она уехала.       Он тряхнул головой и холодные капли с мокрых волос упали на скрещенные ладони.       Даже не хотелось допускать этот вариант. Не хотелось думать о том, что он снова останется один.       Финн посидел на кухне ещё немного и поплелся в коридор, за курткой. Он не понимал что им движет, только почувствовал, что хочет покурить.       В гараже было пыльно и очень холодно.       Он получше закутался в куртку и подумал, что после душа ходить по холодному гаражу, чтобы найти сигареты — не лучшая идея.       Финн снова тряхнул почти высохшей головой и подошёл к столу, бросая пустые банки от газировки на пол.       Вулфард точно не помнил, где они могли быть, но скорее всего тут. Он всегда хранил тут все свои вещи, которые были секретом от родителей.       Он поочередно выдвигал ящики и щурился. Недавно перегорела последняя лампочка и видно было мало, поэтому он искал по-большей степени на ощупь.       Где-то на горизонте алый рассвет сегодня заниматься видимо даже и не думал, а снег все никак прекращался.       Зиму он любил, но совсем не учёл факт того, что холод не всегда есть хорошо. И метели тоже вообще-то.       Наконец он отыскал полупустую пачку и быстрее выбежал из гаража, снова попадая в коридор, заперевшись за собой.       Открылась входная дверь и вошла Милли, с пакетом в руке. Оба по инерции спрятали руки за спину. — Где ты была? — тихо спросил Финн, кладя пачку в карман домашних штанов. — Я не могу сказать. — шепнула Милли, снимая пальто. — Потом узнаешь. Что в руках?       Он показал пустые ладони и пожал плечами.       Милли только покачала головой и принялась стягивать ботинки. — Я знаю что там, и что ты лжешь. — ответила девушка, отряхиваясь от снега. — Меня не проведёшь.       Финн только пожал плечами и тут же рой внутри начал выказывать возмущение его вранью, он же ей никогда не врал — сам так говорил. Хотя он же не лгал, он вообще ничего не говорил. — Почему ты не спишь? — спросила Милли, подойдя ближе, пока Финн наконец додумался снять куртку. — Поздно? — Полночь, плюс-минус. — ну да, почему же интересно рассвета не было? — Я потерялся во времени.       Милли выгнула бровь и посмотрев на него как на дурачка несколько мгновений прошла мимо, поднимаясь наверх.              Почему-то оставив пакет в коридоре.       Финн не отличался любопытством и поэтому только немного задержал на нем внимание и тоже направился на второй этаж, сворачивая в свою комнату.       Кажется, что его не было тут больше сотни лет, хотя он буквально пол часа назад искал тут Милли.       Кровать была в беспорядке, собственно как и вся остальная спальня.       Он закрыл за собой дверь и подошел к окну, усевшись на подоконник.       Финн бы с радостью его открыл, но поднявшийся ветер, мороз и сильный снег не давали ему это сделать.       Лучше потом, чтобы проверить. — заключил он.       Достав одну сигарету из пачки он отыскал также и зажигалку в своём кармане, которую также взял в гараже.       Она была старой и зажечь получилось не сразу. Финн поднёс сигарету к губам и затянулся. Все тот же ужасный вкус. Но более менее терпимо.       Хотя он тут же себе поклялся, что сожжет эти дерьмовые сигареты завтра утром и больше никогда не будит курить, потому что как бы то ни было круто — это было противно.       Пачка легко выскользнула из его расслабленных пальцев и шлепнулась на пол. Парень даже не заметил.       Вторая затяжка далась легче, но как только он выдохнул весь дым, прокашлялся, а глаза немного заслезились.       Финн сидел так, пока сигарета почти не истлела и сделал две последние затяжки, после чего погасил её с помощью папки какого-то школьного проекта и спрыгнул с подоконника.       Он открыл окно и вышел из комнаты, недовольно морщась от воя, который издавал ветер, пытаясь вырваться в коридор и разлететься по всему дому.       Опять его глупое превосходство. — подумал Финн, проходя через порог спальни.       Он уже так привык спать с Милли, что её отсутствие в собственной кровати давалось не то, чтобы с трудом… Было как-то слишком холодно и одиноко.       Финн боялся чувствовать себя одиноко опять. Тогда он начинал думать о Мэри и Эрике, а это ничем хорошим не кончалось. Когда рыдания о родителях могли стать чем-то хорошим?       Никогда.       И бабочки внутри, казалось впервые за нескончаемую вечность были с ним согласны.       Он быстрее залез в постель и хотя совсем не хотел спать, закрыл глаза, желая, чтобы Милли снова оказалась рядом.       Спать одному, оказывается очень трудно.

***

      Утро выдалось каким-то слишком ужасным. Он долго лежал и смотрел в потолок, рассуждая как сложно и просыпаться одному тоже.       Потом он пошёл за стаканом молока и заметил то, что сегодня уже двадцать третье декабря.       Он долго думал что же не так, и только потом, опять лёжа в кровати понял, что упустил.       Финн почему-то вовсе не был удивлён тому, что забыл о собственном дне рождения.       Это был не просто какой-то очередной «День Рождения». Ему исполнялось целых двадцать лет.       И хотя это казалось чудовищно огромной цифрой, он был ещё совсем маленьким ребёнком.       Мог ли он жить один, без чьих-то подсказок, советов, поддержки или опоры? — нет.       Имел ли опыт в чём-то «взрослом»? — нет, если конечно не считать отношения. Хотя Элси и он всегда были просто друзьями, это и ежу понятно, как ясный день.       Знал ли как быть в той или иной ситуации, когда окажется один? — нет.       Хотел ли он взрослеть? — нет.       Боялся ли он? — определенно да.       Конечно, кого не пугала взрослая жизнь? Особенно без тех, кто может тебе помочь с ней.       Хотя у него был Ник. Конечно, он будет к нему обращаться, но разве можно его поставить в сравнение с родителями?       Ник ведь временами сам вел себя как большой ребёнок.       Как и он сам. Хотя Финн всегда так себя вел. До сих пор вообще-то, прошедшее время тут совсем неуместно.       Он вздохнул, опять поднимая глаза на потолок.       Почему нельзя было остановить время навсегда?       Почему настоящее такое страшное? Почему будущее ещё страшнее?       Финн закрыл лицо руками и принялся качать головой туда-сюда.       Он не хотел взрослеть, он не хотел сниматься больше в кино, он не хотел быть популярным, он не хотел чтобы хоть один человек в этом мире о нем знал.       Он очень хотел стать обычным подростком хотя бы на месяц, хотя бы на неделю или на день.       Чтобы рядом была Милли и их обоих никто не знал.       Чтобы её не ненавидели и его тоже, за то, что они чувствуют.       Но с чего он взял, что Милли тоже что-то к нему чувствует? Что хочет с ним встречаться?       Она даже об этом не знает, хотя её не провести.       Мысли тяжелым грузом укладывались на голову и парень принялся опять качать головой из стороны в сторону, чтобы перестать думать.       Получилось пусть и не очень, но голова теперь хотя бы не перевешивала его самого и он не норовил вот-вот упасть, не успев даже подняться с кровати.       Он побрел в душ, громко шмыгая носом. Это вошло в привычку, хотя он выздоровел два месяца назад.

***

      Милли встретила его привычно мягкой улыбкой, сидя за барной стойкой. — Привет. — Привет. — повторил он, проводя рукой по мокрым волосам. — Как былые времена вспомнил? Они все ещё противные на вкус, как леденцы от кашля? — с ходу спросила Милли. — Они жуткие, Милли. — пробурчал Финн и налил себе кипятка в кружку. — Можно их уничтожить. — парень кивнул, поворачиваясь. — Ты сказал, что знаешь какое-то место… — задумчиво произнесла Милли, припоминая его слова. — Обещал свозить на свой день рождения. — А, да. Ты ещё вино обещала. — Неправда. — Милли улыбнулась. — Но ладно. Только ты мне поиграешь.       Финн улыбнулся в ответ и кивнул.       Может быть, взрослеть не так уж и страшно, если каждый день будет с Милли.       Вот только бы сама она хотела взрослеть вместе с ним. И находиться рядом каждый день.

***

      Он давно не брал гитару в руки и даже не мог вспомнить ни одной комбинации аккордов из его песен.       Но сама собой как-то вспыла в памяти песня «Say it ain't so» от Калпурнии.       Конечно, одному её играть было сложно, да и похоже на оригинал было мало, Милли кажется понравилось, она даже подпевала.       Откуда она вообще текст песни знала? Милли слушала его песни?       От одного осознания внутри разливалось тепло и бабочки начинали кружиться сильнее, то и дело перехватывая дыхание.       Под конец Милли даже захлопала в ладоши, как на настоящем концерте. — Это было круто. — она отсалютовала ему пустыми бокалами, которые только что достала из шкафа. — А ещё что-нибудь помнишь? — спросила Милли, садясь напротив. — Может быть «Greyhound»?       Финн кивнул. — Ты больше Калпурнию любишь? — спросил вдруг он. — Нет, я обе группы люблю одинаково. У них у всех единая атмосфера. — сказала Милли, принявшись открывать вино. — Дай я. — Играй, я сама. — она покачала головой и спустя несколько минут наконец-то откупорила бутылку, теперь уже разливая вино по бокалам.       Он закусил губу и принялся играть.       Помнил он аккорды только той тональности, где не было ни одного без баррэ и с непривычки пальцы стали побаливать.       Но звук получался не очень уж и плохим.       Милли закончила разливать вино и теперь сидела и слушала его, не трогая бокала. Когда он закончил и отложил гитару она снова похлопала ему и пододвинула пальцем его бокал.       Финн поднял на девушку глаза и склонил голову в бок, наблюдая за ней, хмурившейся над вином. Милли надела топ и длинные домашние штаны серого цвета, а сверху накинула ещё и кардиган, но пока он висел на спинке стула. Ничего необыкновенного, обычная пижама.       Но их посиделки от этого даже становились чем-то более интимным. Разве не близки были они, если даже на празднике (где пусть и находились только он и она вдвоём), Милли отставалась такой домашней, не смотря на то, каким бы важным он ни был — этот праздник.       Милли вдруг подняла голову, но он не отвернулся как обычно, теперь улыбаясь ей в лицо.       Она улыбнулась ему в ответ, поднося к губам бокал и отпивая немного.       Финн повторил за ней, совсем не замечая этого, он все никак не мог оторваться от её глаз.       Те почему-то показались ему слишком красивыми, хотя он вообще-то всегда так думал. — Можно я тебя сфотографирую? — вдруг спросила Милли, но настолько тихо, что совсем не нарушала тишины, повисшей в доме.       Финн качнул головой вниз, соглашаясь. Бабочки внутри быстро-быстро пролетали внутри, заставляя на время замереть, смотря на красивые губы, сложенные в улыбку.       Девушка также тихо сказала «спасибо» и отыскав телефон в кармане, сфотографировала его, широко улыбающегося, а после и смеющегося себе в бокал.       Ещё она не упустила возможности добавить ещё одну их совместную фотографию к себе в галерею, где оба они смеялись, как дети. Как собственного все их фотографии вместе. Она не могла вспомнить ни одной, где бы они вели себя серьезно или фальшиво улыбались.       Для её с Финном дружбы это слово самая настоящая антитеза. Казалось, большей искренности найти можно было только в старых книгах о любви или в детской душе.       Они могли чего-то недоговаривать или лгать, осознавая, что оба знают правду.       Милли бы очень хотелось выставить это фото в инстаграм, который целый месяц пустовал, но сегодня наконец ожил, когда девушка выставила их старую фотографию со съемок четвёртого сезона в её трейлере, где Милли целует его в щеку, подписав пост: «Я люблю тебя! Счастливого взрослого пути, Финни от Миллс💗💞»       Очень хотелось совсем забыть о том, что мама ещё думает, что она на сейчас съемках, как и собственно Чарли, Эйва, Пейдж и папа.       И о Джейке, который почему-то думает, что он ещё её парень.       Хотя что такого? Они просто отмечают его день рождения. Будь они на съёмках, например, сделали бы тоже самое.       Правда вот только не были бы вдвоём. К сожалению, там были бы ещё Ноа, Сэди, Калеб, Гейтен, Прия, Майя, Эмибет и ещё куча народу, как всегда.       Милли правда любила друзей и проводить с ними время! Просто ничего бы не получилось из того, что есть сейчас, будучи они на съемках.       Потом Милли вручила ему подарок. Вообще, на первый взгляд ничего необычного. Это был огромный альбом со всеми фотографиями Финна и друзей, совместные и нет. Большая часть их была сделана тут, в родительском доме, но были также снимки из различных поездок. Несколько страничек было уделено Джеку, Элси и Малькольму полностью. Было ещё много других знакомых, имен которых Милли даже не знала. Помнила только некоторые из всех, которых называл Ник.       Вспомнились слова Элси. Он и правда замечательный брат.       Пусть подарок не представлял из себя ничего такого, Финну он очень понравился. Милли не стала таить, кто ей помогал все это делать и он, кажется обрадовался ещё сильнее.       Времени было много, а за окном все никак не мог уняться снегопад. Милли думалось, что Финн сыграл уже все свои песни обоих групп по нескольку раз и теперь сидел, удобно устроившись на ковре, возле дивана, попивая вино.       Перебраться с кухни в гостиную — её самая лучшая идея на сегодня, после решения сфотографировать его и их и заставить играть свои песни.       Никого она не заставляла, это не так. Она вино — он играет, тем более он обещал вчера вечером.       За вечер они опустошили целую бутылку и небольшую часть другой, которую никто не собирался допивать до конца. До лучших времён! — заключила Милли.       Двадцать лет — дата замечательная. Но две бутылки на двоих это много, если ты не хочешь напиться.       Финн ничуть не огорчился, когда Милли об этом сказала. Он только опять глотнул вина и отставил почти пустой бокал.       Когда они наконец соизволили уйти спать, время на часах переваливало за два часа ночи.       И о Боже милостивый, как же Финн был рад тому, что спать одному в собственный день рождения, пусть уже закончившийся, ему не придётся.       Он счастливо улыбаясь рухнул на кровать, наощупь отыскивая Милли и прижимая её ближе к себе. Ночь была в самом разгаре и ни одна неловкость не помешала бы ему, об остальном можно было подумать завтра.       Мысли в его голове крутились одна за другой, как и бабочки внутри, постепенно замедляясь.       И только одна ярко выделялась на фоне остальных, к которой он чаще всего и возвращался опять и опять. — Милли нравились его песни. — это заставляло его улыбаться ещё шире, прямо ей в шею.       Казалось, что ничто не может затмить её, эту мысль, но нет.       Она знала их наизусть. — эта могла.       Милли же не просто так их знала. Она слушала его песни. Его музыку, ей нравилось, она знала все тексты его песен. — Финн вздохнул. И Милли во сне чуть вздрогнула от чужого щекочущего ей затылок дыхания.       За весь этот вечер он так ни разу и не вспомнил о родителях. — пронеслась эта мысль следом и тут же он забыл о ней, поргружась в сон, все так же нежно обнимая дремавшую рядом Милли.

***

      Ей нравились его песни. — эта мысль не покидала его голову до самого Рождества, плотно засев и затмевая иногда сознание целиком.       И видимо спать с ним тоже нравилось, потому что все это время ему ни разу не приходилось рыдать, постепенно… забывая?       Как бы он не боялся этого — желание медленно, но верно умирать внутри от собственного горя постепенно утихало, ничего за собой не оставляя.       Видимо, отпустить их все-таки придётся. — эта мысль тоже нередко посещала его голову, но он старался не задумываться об этом.       Будущее все ещё казалось чем-то страшным, злым, тёмным, как январская ночь и заставляло костяшки пальцев белеть ещё сильнее, и холодеть конечности, без того не горячие.       Но бояться будущего с Милли вместе было лучше, чем одному. Он это понял за все время, пока она тут была. И сейчас Финн снова наблюдал за ней, пока Милли ходила туда-обратно вытирая пыль оттуда, где могла достать. — Протри над шкафами. — она подошла и вручила ему тряпку, тут же направляясь мыть посуду.       Ему не очень нравилась перспектива генеральной уборки, особенно на следующий день после Рождества. Зато Милли как-то удалось уговорить маму на то, что она в этот раз останется на съемках на все праздники, обосновывая это тем, что у настоящего актера нет праздников.       Женщина была восхищена. Одновременно приятно и нет. С одной стороны: вырастила трудолюбивого человека, что такого? Но с другой стороны: Рождество — семейный праздник.       Поэтому, конечно она не была очень уж довольна и даже хотела позвонить Дафферам, узнать, что там такого важного они сейчас готовят.       И пусть Милли знала, что они её не подставят перед мамой, все-таки уговорила и не звонить тоже.       Та только вздохнула и пожелала счастливого Рождества ей и друзьям.       Это каждый раз приятно грело душу и заставляло бабочек подниматься и быстро кружится внутри. Поэтому генеральную уборку, её можно было и потерпеть немного.       Тем более тут и правда нужно было давно убраться. — подумал Финн, мельком поглядывая на Милли. — Потому что в ноябре он как-то пропустил кухню и шкафы с многочисленными сервизами и стаканами.       Милли все ещё не уехала и видимо не желала уезжать до Нового Года как минимум и Финн отчаянно пытался её раскусить, гадая, что ей движет.       И пусть мысль о взаимности чувств не раз закрадывалась в его сознание — иногда её отвергал даже гребанный здравый смысл, который по всей видимости в какой-то момент перестал быть таким уж здравым.       Зато бабочки вечно противостояли его упрямству, иногда и вправду заставляя задуматься о взаимности. Может это и звучало дико и странно — в какой-то момент даже перестало быть за гранью фантастики.       Почему-то казалось, что бабочки поглотили его мозг и теперь он мог думать только как глупый ребёнок, возводящий воздушные замки в небе, чего раньше так боялся.       Хотя на самом деле Финн все ещё боялся, и вовсе ничего не возводил, лишь изредка позволяя мечтать о том, что было бы, если Милли сказала бы что-то кроме: «нет».       И вот опять, рой бабочек поднялся откуда-то из самых низов к горлу, заставляя прокашляться и наконец-то начать протирать над шкафами, ещё мечтая о Милли.       Они пока спали вместе все эти ночи и он надеялся, что проспят так до конца её пребывания тут, рядом с Финном. Потому что он не хотел снова просыпаться от кошмаров или бессонницы.       Он не хотел просыпаться от холода собственной постели, не хотел снова думать о бедной Мэри, и Эрике, которых он так любил, но все таки хотел смириться с их смертью наконец, как недавно на рождество сказала ему Милли.       Он даже не зарыдал на очередном долгом разговоре о своих родителях. И был… горд собой?       Нет, скорее всего тем, что со временем и правда о них забывал.       Совсем недавно он думал, что это невозможно трудно и он никогда этого не сделает, не забудет! Никуда не исчезнет его память и любовь к ним. Он их не отпустит.       Но сейчас он готов был потихоньку начать отпускать из навсегда.       Хотя у Финна все ещё не было людей, которые могли бы дать ему совет или поддержать так, как сделала бы это Мэри.       Что-то вселяло ему уверенность. Наверное слова Милли. Так всегда было.