Слишком Влюблен

      Всю следующую неделю, а может даже больше (ведь Финн не привык вести подсчет дней, да и телефон его, со всеми будильниками и календарями был заброшен в одном из ящиков его квартиры), он сидел в гараже, когда играя в приставку, а когда в какую-то старую настольную игру, только от нечего делать.       Каждый вечер Милли приходила к нему и завязывались долгие-долгие разговоры, чаще всего заканчивающиеся тем, что она оставалась тут рядом или вместе они шли в дом, хотя сначала все было иначе. Разговоры были неловкими и оба бывало сидели в тишине, не зная о чем поговорить.       А временами, когда Финн даже не понимал, что ей нужно — он молчал.       Потом она уходила наверх, оставляя на кухне или тут что-нибудь поесть, приговаривая, что обязательно узнает если он опять будет голодать, точно будет щекотать и щекотать, пока он не начнет есть и выбираться из этого состояния, а иногда потом спускалась, долго-долго на него смотрела, заставляя подняться тоже, почему-то забывая про антидепрессанты. Хотя она верно о них не забыла и Финн может быть их даже начал принимать, сам того не осознавая.       Поесть Финну она оставляла каши или макароны, потому что большего он не ел, а заказывать еду каждый раз было затратно, что она поняла ещё полгода назад, когда переехала от родителей.       Да и готовить шедевры она за это время не научилась ещё.       Но он ел почти всегда, пусть и нехотя ковыряясь в тарелке.       Но лучше проблеваться потом, чего к удивлению он так и не сделал, нежели умереть от щекотки, это без каких-либо оспариваний.       И кажется совсем недавно думал, что лучше правда начать убиваться по вещам более реальным, чем вернуться в прошлое, о чём ему всё время также пытались сообщить и бабочки внутри его, не переставая кружить туда-сюда, оставляя после себя разливаться чуть более приятное со временем тепло.       Потому что как раньше правда не получится. Но они заставляли его не думать об этом, а думать о будущем, где все было в миллиарды раз сложнее, и он убеждался в этом каждый последующий день, когда казалось бы просыпается с небольшой уверенностью, что становиться хоть немного легче и он начинает выбираться из этого — в голове всплывают сразу же мысли о его будущем, в котором его ждёт скорее всего полное отпускание гибели Эрика и Мэри, и даже забывание их на какой-то промежуток времени и легче от этого почему-то не становилось.       Только обида и страх прокрадывались в его нутро — потому, что он, видимо, хотел всю жизнь горевать и таким образом чтить их память, а не жить дальше, как любой другой нормальный человек, и безусловно боялся того, что же будет дальше. Ведь всегда считал, что всем, вообще всем людям на этой земле кроме семьи было плевать на него.       Ну может только Милли не плевать.       Но ей всегда не плевать. Она любит людей и слишком добрая, для того, чтобы ей было плевать.       Оправдывать её после всего надуманного было как отрицанием того, что солнце встает на востоке, а трава зелёная.       Браун и правда была наглядным примером того, что ей не плевать, потому что он друг, а друзьям нужно помогать и поддерживать их всегда.       Он в последнее время почему-то начал считать частью своей семьи, почему иногда в своих размышлениях он даже не приводил её в пример тех людей, которым не наплевать. Казалось. что она слишком тепло к нему относится.       И Элси тоже была, конечно. Ей тоже было далеко не плевать, ведь если бы не она — Милли бы тут не было, но парень усердно старался этого не замечать, придумывая тысячу и одно отрицание этого.       В душе закралась глупая обида, что перед «отъездом» та раскусила кое-что, о чем не должна была знать.       Потому что в его душу никто конечно не просил лезть. И никогда бы не попросил. И отодвигать запертый крепко и надолго ящичек тоже, доставая оттуда страшный секрет, который их конечно сильно поссорил, ведь встречаясь с одной быть влюбленным в другую глупо.       Ну ни за что он не признался бы сам себе раньше, что Милли ему нравится, если бы Ритчер не сказала прямо, что недавно поняла и лучше ей будет уехать обратно, на очное обучение.       А потом была примерно неделя осознания, по ощущениям, но может чуть меньше, и короткий звонок ей от Элси, с одним только бесконечно повторяющимся и крутящимся в его памяти: «В Канаду», «В Ванкувер».       Но его упрямость опять брала над ним верх и он усердно повторял, что абсолютно, абсолютно всем на него плевать.       Финн лежал в постели, обнимая обеими руками прямоугольную мягкую подушку, уткнувшись в неё носом.       Сегодня он проснулся с особым приливом чувства некоей «легкости», что было присуще ему последнее время и тяжело выдохнул, даже не думая сразу подниматься с кровати.       Он заснул ранним вечером, значит сейчас доходит до пяти или шести утра. Поэтому парень прикрыл глаза, немного жмурясь по привычке. А потом тихо рассмеялся в подушку, хотя и со стороны было больше похоже на плач, он впервые за долгий промежуток времени сделал это неумышленно, сам по себе.       В следующий раз он встал только к часу дня и после душа спустился на кухню, застав там обедающую Милли. — О. — она улыбнулась парню, — Привет — Привет. — он чуть пожал плечами, как обычно садясь напротив, принявшись разглядывать её небольшое тату-сердечко на ключице. — Завтрак? Или уже обед наверное… — Милли задумалась. — Завтрак. — ответил он, вздохнув.       Толпы бабочек взлетели все с одного места и подобрались кто к горлу, кто к легким, заставляя перехватить дыхание, как только Браун поднялась и прошла мимо. — Хорошо. Завтра Ник заедет пораньше, у него день рождения. — сказала девушка. — Почти ноябрь. — отозвался Финн и сердце его гулко ухнуло внутри.       Почти три месяца. — Да. — Милли покачала головой, ставя перед ним чашку чая и тосты.       Парень кивнул в знак благодарности, не сводя с ключиц взгляда, но как-только Милли села обратно, быстро устремил все внимание на свою тарелку.       Жаль, что кофе теперь по утрам только через день. Он в сотый раз вздохнул и принялся жевать тост. ― Все паблики по сериалу забиты сожалениями тебе. Кто-то несколько дней назад начал распространять информацию о... ― Милли замолчала, смотря на Финна. ― Ну ты знаешь. ― Оу ― шепнул Вулфард, так и не поднимая взгляда.       Почему-то он совсем забыл, что не совсем обычный подросток. Возвращаться не хотелось совсем. ― Временами мне хочется подстроить свою смерть. ― начал он. ― Чтобы все обо мне наконец забыли.       Милли немного помялась, но после спросила: ― Не хочешь погулять, а? Где-то дальше заднего двора. ― А папарацци? ― спросил он в ответ, отпивая чаю. ― Нас убьют. ― Ну… мы можем съездить куда-то туда, где они нас не достанут. ― девушка многозначительно улыбнулась. ― Давай! Мне скучно одной.       Финн нахмурился, сидел, подперев голову рукой. Он нехотя отмел мысли о матери. И хотя вообще-то сейчас парень должен был взвешивать внутри все «за» и «против» ― он не стал. Он просто хотел не думать совсем, тем более, что все решено без его вмешательства. Не то, чтобы он был против...       Бабочки внутри описывали многочисленными кругами его желудок, заставляя закусить губу.       Парень выдохнул и кивнул в качестве ответа, наконец поднимая на девушку взгляд. Милли снова улыбнулась, вынуждая натянуть кислую улыбку в ответ, так, словно она и не знала об этом. ― Куда? ― спросил Финн, не переставая улыбаться, пусть и натянуто. Ему нравилось, как Милли смотрела него с этой улыбкой. Почему бы и нет? ― В Стэнли-парк. Когда мы были там в прошлый раз ни души не видела. И там очень красиво, пусть и холодно из-за океана. ― ответила она, не отрывая взгляда. — Мне там все равно понравилось.       И быстрый, огромный рой маленьких нежных бабочек в животе поднялся выше и пролетел у легких, в очередной раз вынудив затаить дыхание и прикусить губу, но так и не смея оторвать взгляда. Их переглядки, как ему показалось, длились несколько минут, а после прекратились им же, вставшим из-за стола, чтобы отнести пустую посуду в мойку, потом специально принявшимся её мыть. ― Ну хорошо. ― Милли тоже поднялась. ― Я переоденусь и вернусь. ― сказала она и пошла наверх.       Парень обернулся, смотря ей вслед и тоже поднялся, немного погодя. Да, верно поехать куда-то подальше от дома было неплохой идеей. Развеяться, может ещё раз о чём-то на чистую голову подумать, из-за чего дать полную волю бабочкам внутри на время.

***

      Он вышел из машины, застёгивая куртку.       Ветер дул сильно, небо было необычайно тусклым, а налитые словно свинцом серые отделяющиеся на его фоне темные облака — тяжелы и огромны. Финн поднял голову вверх, чуть щурясь, хотя солнца сквозь почти сплошные тучи не было видно вообще.       Казалось почему-то, что его попросту украли, заставляя людей погибать от вечно продолжающегося горя и тянущейся за ним, тягучей словно мед, бесконечной и сводящей каждого с ума тоски.       И Вулфард определенно был одним из тех людей. Это было чем-то настолько очевидным, что он даже не мог представить насколько. Всю его фантазию верно украли вместе с огненным светилой, что особенно яркими лучами любило будить его летними утрами и особенно теплыми — убаюкивать на коленях матери ранним детством.       Он стоял у берега, обнимая себя руками. Милли подошла к нему и заговорила: ― Не хочешь пройтись туда-обратно, а? ― ветер трепал её волнистые светлые волосы и подол короткого платья, что было скрыто за теплым пальто и длинным шарфом, что подобно шлейфу также развивался на ветру.       Пусть это место и не назовешь роскошным пляжем с золотистым песком, она вдруг поняла с чем будет ассоциировать его все время. ― Я помню, как мы с Пейдж гуляли так по пляжу Испании когда мне было около трех лет. ― сказала Милли, полностью застегнув пальто, пряча за ним и тот шарф для большего тепла. Финн сначала и не заметил, что она перешла на шёпот, ведь они стояли очень близко друг к другу. ― Пойдём. ― ответил ей парень, протягивая руку.       Она приняла её в свою ладонь, спрятанную за такой же как и платье черной перчаткой. Пусть и сквозь них она бы не смогла почувствовать, она знала, как холодны его пальцы, обвивающие сейчас её собственные, по нескольким ночам или попросту времени проведенному вместе.       Они проходили около обширного темного леса, из которого иногда были слышны отдаленные голоса, детский смех и шелест опавших сухих листьев.       Финн постоянно отворачивался к морю, словно боялся, что его заметят.       Нет, на самом деле это не было так. Но вот только встречаться взглядом с Милли он не желал. И ещё его сильно тошнило от непрекращающихся «фокусов» целого роя бабочек, что кружились быстро, забирая возможность мыслить более-менее здраво, только лишь думать о невозможной глупости, какая первая в голову взбредет, а вечно беспокойное море и серое небо помогали их немного утихомирить. Он глубоко все время вздыхал, пытаясь унять бесконечную возню внутри.       А вот ветер… Ветер всё никак не мог успокоиться, с силой трепал, нагибал и ломал ветки огромных сосен, подобно огибающему всё его нутро рою. Но ветер же не мог дуть от нечего делать. Неужели кому-то может нравиться такое глупое превосходство, а? Нет. Не может. Этот неумолимый бред не нужен даже самому последнему идиоту.       Вот как минимум не иметь глупых бабочек внутри, которые тебе всё только мешают — классно. А ломать и гнуть словно алюминий хвойные деревья на окраине Стэнли-парка — нет.       Или знать о чем думают другие.       Уметь что-то страшное предотвратить.       Это точно не глупо.       Даже строить иллюзии, как Кали не глупо. Это скорее очень приближенно к реальности.       Вот напридумывает твой наивный детский мозг воздушных замков, а потом им разбиваться с огромной высоты, вдруг осознавая для себя, что ты не особенный. Так же быстро, как они появляются, выдумываются — так и обратно, вот только в сотни раз больнее.       Финн опять выдохнул и зачем-то сжал руку Милли сильнее. Он был уверен в полной дурости своих мыслей, безостановочно крутившихся в голове. Они были такими, словно он пятилетний ребёнок, познающий мир, мыслящий приземлённо настолько, что даже верит в Санту и Фею Крёстную.       Нет. Ему просто нравилась Браун до одури и он ничего не мог поделать с гребанными бабочками, что заставляли его думать так, как ребенок. Ох, признать это даже для себя самого в собственных мыслях было чем-то слишком нереальным и когда это вот так сейчас случилось, то он удивленно кашлянул, заставляя Милли обернуться. ― Кажется я кому-то говорила, что в конце октября уже минусовая температура и одеваться нужно теплее. ― она остановилась, смотря ему в глаза. ― Кому, Финни? ― Мне ― тихо заметил он, полностью ощущая себя маленьким ребёнком, которого сейчас по всей видимости отчитывает мама.       Милли только покачала головой. ― Идём обратно, ― девушка натянула улыбку, медленно шагая в сторону машины, потянув за собою Финна. ― я пока не хочу уезжать, поэтому ещё чуть-чуть посидим в машине, ладно? ― спросила она, получая маленький живой головой. ― Милли. Все нормально. ― сказал он, хрипя слегка сильнее обычного. ― Можем, если хочешь, ещё погулять. ― он немного сощурился глупому ветру, со странным превосходством, дующему прямо в лицо.       Милли посмотрела на него и улыбнулась сильнее. — Спасибо. — бабочки тут же закружились у его сердца, отчего оно застучало сильнее и быстрее. Пришлось потратить около десяти минут чтобы вернуть его в прежнее положение, поэтому всё время он молчал, глубоко дыша.       Но всё равно долго они не гуляли. Вскоре ветер посчитал, что превосходства его не совсем достаточно и поэтому слишком уж усилился, особенно над океаном, выделывая огромных размеров волны, после выплескивая холодную воду на усыпанный гладкими камнями берег.       От чего стало в разы холоднее и Милли всё-таки прогнала его с улицы, чтобы не простудился и уже в машине долго-долго смотрела на то, как словно стеклянные волны раз за разом с силой разбиваются о серые камни.       На лес, некоторые деревья в котором полностью обнажили свои темные, нескончаемо длинные кривые ветви, оставшиеся, побагровевшие, пожелтевшие листья сейчас срывал ветер, неумолимо разбрасывал их повсюду. Рядом с деревьями или раскладывал их на потемневшую воду или такому же тусклому как и небо, серому берегу.       Могло конечно показаться, что он какой-то злодей, но это вовсе было не так. Скоро оголившиеся ветки укроет толстый слой белоснежного, холодного снега и будет не так уныло как сейчас. Будет Рождество, и его День Рождения. А в конце зимы День Рождения Милли. Хотя глупо думать, что она останется с ним до этого момента. Он думал, что она вот-вот уедет навсегда, оставляя погибать от тянущейся словно смола тоски и от боли невзаимности.       Глупый подростковый максимализм. Это не невзаимность вовсе. Она же не знает об этом. Откуда ему знать о её чувствах к нему? Бабочки не давали ему думать о том, что может быть если Милли скажет «нет». Это заставило бы его опять строить миллионы воздушных замков, а потом суровая реальность развеяла бы их, как пылинки, от которых становилось труднее дышать.       И Финн упрямо отказывался верить в то, как будто у него есть шанс. Ну кто его даст, этот чертов шанс, а? — эта задача верно была сложнее того, чтобы заставить себя отрицать всё, что могло сделать его жизнь хотя бы немного похожей на ту, что была раньше. Но откуда ему знать, вообще-то он и не пробовал.       И страх того, что все мечты чаще всего невозможно воплотить в жизнь и ещё того, что Милли наверняка ответит нет и конечно упрямство говорили о том, что это получится. Первым пунктом была Милли, и что-то внутри него утверждало — и вторым и третьим и последним. И совсем не странно. Ведь она ему нравилась раньше.       Но он пусть и хотел как раньше, знал, что так уже точно не выйдет. Потому что он, забросив свои страхи куда подальше все равно когда-то пойдет на риск и признается Милли. Даже если они останутся друзьями как раньше ничего уже не будет. А если станут встречаться, то он может и не захочет так, как было раньше. Но это что-то уже за гранью фантастики, разве нет? — Финн! — Браун покосилась на парня, смотрящего прямо на океан, глубоко о чем-то задумавшегося. Он вздрогнул, моментально повернув к ней голову. — Все нормально? — спросила девушка, пристегивая ремень безопасности. — Да. — заверил он, но Милли, конечно вряд ли ему поверила. Это стало понятно сразу, ведь она так странно на него посмотрела, что он даже немного покраснел интел исчезнуть куда-нибудь подальше, лишь бы больше этого не видеть. Рой вовсе неаккуратно прошёлся по внутренностям, Финна затошнило. — Поехали домой. Нужно ещё приготовить что-то поесть. — Подождём минутку? Слишком красиво. — прошептал он, так и не оборачиваясь. — Хорошо. ― девушка прикрыла глаза. Финн ещё несколько мгновений смотрел на неё, а потом он отвернулся к небу снова, наблюдая как тяжеленные серенькие облака плывут по нему, изредка выплескивая несколько капель где-то очень-очень далеко. Оглядел голые деревья и глубоко вздохнул. Ветер ещё бушевал. Совсем немного и те облака приплывут сюда и начнётся ливень.       Было бы неплохо. Финну нравился дождь.       Он нажал ногой на педаль, немного оттянул правой рукой рычаг, а после обхватил обеими руками руль и поехал.       Сейчас он мог поехать куда угодно, желательно подальше ото всех доставших его людей, которым всегда что-нибудь от него нужно. Пожалеть его, порадоваться за него, сфотографироваться или пожелать хорошего дня. Можно было подумать, что он не любил фанатов и избегал их, но он просто не любил чувствовать себя... Особенным?       Он никогда таковым ни был и терпеть не мог асе те иллюзии, которые заставляли думать об обратном. Иногда Финн очень хотел быть обычным ребенком, которого не нет ни один человек. Которого не будут осуждать тысячи людей за собственные поступки или мнение, следить за ним и рушить жизнь не только ему, но и его друзьям, людям, которых он любил и будет любить. Пусть сейчас, в его руках, казалось, была почти полная свобода, и Финн наверное был рад ей в глубине души. Но пока Милли сидела с ним рядом она ограничивалась нуждой иногда возвращаться домой.       Хотя Финн знал то, как она редко рвалась домой и всегда любила держаться от него подальше, хотя на вряд ли о ней так можно было подумать с первого взгляда, смотря на неё на экране. Не то, чтобы у неё были плохие отношения с родителями, как у Джека или там её сопровождали ужасные воспоминания, наедине с которыми остаться было трудно. Милли сама редко находила это какое-то объяснение и всегда отмахивалась, видимо и не желая что-то пояснять. Финн её понимал.       И сейчас ему одновременно было слишком жаль и наоборот, ведь он был уверен в её скором уезде. Хотя она ничего такого не говорила. Всегда утверждала, что останется, пока съемки не возобновят. Он ей верил, где-то в самой глуши своего сознания, и далеко не всегда придерживался этой веры. Ей пусть и не было плевать, Милли ничего тут не держало и ей это скоро попросту надоест. И она конечно уедет в Лос-Анджелес к своему тупому крашенному в отвратительный блонд парню, ужасно похожему на принца Чаминга. Что не могло его не раздражать и не смешить одновременно. И пусть Милли твердила, что это вовсе не так и они не уже встречаются и он даже узнал об этом первым, жгучая ревность его ни на секунду не покидала, заставляя морщится и кривить лицо.       Если Милли уедет — он может уехать куда-то на долгое время, несмотря на то, надо ли ему готовить или мыть пол в доме, убираться. Но одному перспектива угнать на край света казалась ещё большей глупостью, стеклянной снаружи и пустой изнутри. И пока в этой пустоте ещё был воздух, она казалась более реальной, чем когда он медленно пропадёт и вакуум внутри разломит её, будто картонку и ветер хорошенько потопит её в холодеющей солёной воде Атлантического океана.       Но он же прекрасно знал, что никуда не уедет. Он останется тут и будет снова умирать внутри и ждать того, когда у Элси закончится учеба и она приедет чтобы отомстить за то, что он встречался с ней и наверное глубоко ранил её чувства, заставил страдать. Хотя она на вряд ли приедет. А ведь он даже не додумался извиниться. даже не попытался её остановить, принимая как должное. Она наверное хотела, чтобы он просил её остаться, может ей это льстит.       Бабочки внутри неодобрительно, предупреждающе принялись рыскать туда-обратно, словно пытались все сразу вылететь изнутри и видимо настучать ему по голове. Он недовольно шмыгнул носом, устремив внимание на дорогу. Ещё минут десять и они будут дома. Интересно, сколько дней им удастся провести вместе, пока Милли не оставит его? Наверное это застанет его уже после Рождества, сразу двадцать шестого декабря. Или она все-таки и до Нового Года будет рядом? А может она уедет ещё раньше. Двадцать четвертого декабря, например. Или шестого ноября.       Они уже подъехали к дому, когда он все-таки решил: уедет она в начале января. Может даже в первый или второй день. А что ей ещё тут делать нужно? Даже если Финну не станет лучше.       Уже поздней ночью, когда он лежал в кровати, поймал себя на мысли, что теперь почти не думал о родителях сегодня. Словно он это пережил, словно это уже прошлое, которое придётся вспомнить редко, чтобы съездить на кладбище и например поухаживать за могилой. Принести цветов. А потом может своих детей, познакомить. И их детей.       Звучало жутко и уныло настолько, что он с силой поборол желание сорваться прямо сейчас и пробить себе чем-то голову, чтобы не думать об этом. Он уселся на своей постели, откидывая одеяло. Может быть, наконец принять это было бы неплохо. Смириться может быть.       Но как он мог забыть об этом даже на время Финн даже не хотел представлять. Оба они слишком много значили, чтобы просто вот так забыть о них и все. Разве кто-то так вообще мог? Только бесчувственные люди, для которых родители не стоили дороже обычных знакомых. «Все в твоей жизни то приходят, то уходят. Стоит ли так переживать?» ― как. Ну как так можно было рассуждать о тех, кто растил и любил его, кого любил он и все время тоже старался заботиться о них, стараясь так проявить свою любовь к ним?       Финн думал и думал об этом, заламывая пальцы и вдруг услышал где-то вдалеке шаркающие по полу шаги и тихий вздох Милли. Он не обратил на это внимания, продолжая думать о бесчувственных идиотах, населяющих землю. ― Придурки. ― шепнул он, в очередной раз шмыгнув носом, слыша как шаги прекращаются где-то около его двери. ― Милли? ― тихо позвал он, привставая с кровати. — Тоже не спишь? — спросила она за дверью. — Могу я зайти? — Заходи. — голос его чуть дрожал, а бабочки столпились у его легких, не давая спокойно дышать.       Он же не запирался, да?       Сонная Милли зашла в комнату прикрыв дверь за собой и присела на кровать с другой стороны, рядом с Финном. — Я слышала как шепчешь что-то. И чихаешь. — оповестила она, — Протсыл все-таки, а? — она посмотрела на него, и пусть свет от затянутой тучами луны падал тускло, он видел точно её улыбку, обнажающую неаккуратные зубы. — Пыль. — Финн поджал губы. — Значит нужно её убрать. Эх… придётся убираться в комнате и мыть пол. Твой страшный сон? — она зевнула. — Чего это? — Ну не знаю. — Милли улыбнулась, глядя на темные деревья за окном. — Ладно, забудь.       Финн обернулся к ней, сощурившись. Она немного помолчала и спросила: — Что? Мне кажется, ты не любишь убираться. — она пожала плечами. — Ну если я не права, это не составит труда, да?       Если бы он имел силы это сделать, то возможно.       Но единственное, чем он мог довольствоваться в полной мере — это постоянно сменяющиеся злость, непонимание, желание перестать наконец думать (разумеется навсегда) и убежать как можно дальше от людей, хотя рядом была только Милли, а от неё бежать бессмысленно. Он и не хотел от неё бежать. Может быть она заставляла иногда делать то, чего он не хотел, где-то там, где его бесконечное упрямство кончалось и начинался здравый смысл, подсказывающий Финну о том, что она делает все это только для того, чтобы ему помочь.       Он бы с радостью поискал причины того, почему Милли этого хотела. Бабочки внутри заставляли его думать о каких-то бредовых ответных чувствах, которых не могло быть.       Сейчас Финн не знал чем ей ответить, поэтому лишь непонятно покачал головой. — Ну или признай, что простыл. — Милли хитро ухмыльнулась. — Ты всегда выглядишь болезненно и сложно будет это понять, но я буду очень стараться. — она посмотрела на него, щурясь, словно пытаясь вывести взглядом на чистую воду. А потом поднесла ладонь к его лбу и задумалась. Он не был таким холодным, какими обычно были его руки, к примеру. — Вообще у тебя нет температуры, но я начинаю сомневаться, учитывая какой ты холодный обычно. — Неправда! — возмущённо отпрянул парень, пытаясь убрать таким движением ладонь Милли с его лба. Неугомонный рой уже подступал к сердцу, видимо решив увеличить его скорость. — Руки всегда холодные. И сейчас тоже, я уверена! — Милли хмыкнула и сжата той же ладонью его. — Эй! Они были холодными ещё днём! — она снова сощурилась. — Откуда тебе знать? Ты была в перчатках. — Они у тебя ледяные, я даже сквозь них это чувствовала! — отвесила девушка, скрестив руки на груди. — Ты простыл, я же говорю. Даже руки тёплые. — И что? — он снова шмыгнул носом. — Ничего, купит тебе Ник таблетки, если я их не найду тут. — парень, кажется облегченно качнул головой, отворачиваясь. — А ты что думал? Ты и так спишь весь день — постельный режим соблюдаешь. Что ещё нужно для выздоровления? Молоко с мёдом? — она хихикнула. — Будто ты его сейчас не пьёшь. — У меня нет мёда. — Финн скривился. — И что? Зато молоко есть, оно главнее. — Милли снова улыбнулась. — Да ладно тебе, все болеют и лечатся. — заметила девушка. — Как я мог забыть это? — спросил он тихим голосом, откинув голову на подушку, рядом лежала продолговатая, специально поперёк кровати, он всегда обнимал её, когда спал.       Милли пожала плечами и помолчала немного, а потом тихо позвала его по имени: — Финн. — А? — Я бросила Джейка почти пол года назад и больше мы не встречаемся, ты помнишь? — Чего? — он приподнялся немного, смотря девушке в глаза. Финн не понимал, о чём она хочет ему сказать. — И... ничего не было. — закончила Милли. — В чём смысл? — Финн нахмурился, припоминая. — Просто недавно поняла к чему ты это говорил тогда. У меня вообще другой типаж парней, я это... недавно заметила. — Милли сказала последнее особенно тихо, словно не хотела чтобы Финн услышал, смотря ему в глаза — Джейк меня жутко бесит и кажется, наши отношения вообще ничего не значили. — Мне жаль. — он произнёс это, пытаясь не вдаваться в раздумья прямо сейчас. Поэтому получилось у него как-то суховато и тихо. Но оказалось, его собственный мозг и глупые бабочки внутри сговорились и решили действовать сообща, вечно его отвлекая от других мыслей, которые он всеми силами пытался не упускать.       Милли покачала головой. И зачем он сказал об этом, если она прекрасно знала, что он был только рад тому, что они наконец-то расстались? Звучало до жути эгоистично и неправильно, даже как-то по-детски. Но он не мог быть за неё счастлив, когда она встречалась с этим придурком. Это даже не ревность, Джейк правда идиот, строящий из себя мачо. — У тебя скоро день рождения, помнишь? — она тоже откинулась на подушку и немного прикрыла глаза. — Ага — Не хочешь позвать кого-то? Или будем праздновать вдвоём? Как твоё тринадцатилетие, а?       Значит она уедет после его дня рождения. Вообще неплохо. Ведь он ненавидел этот день и с радостью провёл бы его в компании с одной только Милли, нежели один. — Тогда ещё Рози была. — подметил Финн, криво улыбаясь. — О, ты сравниваешь мое общество с собакой, как мило, что ты ее ещё любишь. — Милли засмеялась. — Извини. — Да ну тебя, всё нормально. — она специально задела его локтем, а после чуть привстала. — Ну так что? — Вдвоём. Мне больше некого позвать. — сказал он так, как-будто хотел видеть кого-то кроме Милли.       Может быть, но только не на этот день рождения. — А как же Джек и Малькольм? — Долго объяснять где я был, как я и что я. Не хочу. — отмахнулся он. — А Элси и её брат? — Мы поссорились. — снова отмахнулся. Элси и Милли не самая лучшая компания. А если брать и брата первой... Лучше не представлять этого. — Почему вы поссорились? — Узнала то, о чём ей не нужно было знать. Позвонила тебе. Мы расстались и она послала меня и уехала в Оттаву. — Странная последовательность. — заметила Милли. — Разве не должно быть наоборот? А что такого она узнала? Что-то о ваших отношениях? — Их настоящую причину. — Ты её не любил? — Это допрос? — Да! — Нет. — А в чём тогда смысл? — Милли перекатилась на бок и приподнялась, с голодным интересом смотря Финну прямо в лицо. — Я хотел кое-что забыть. — Ну и как? — Никак. — хмуро отвесил он. — Я был глуп, и только позже понял, что это не так работает. — Всё ещё не забыл? — Да. — И что нужно сделать, чтобы ты забыл? — спросила Милли, облизнув губы.       Финн замолчал, задумался. И что ему блять, извольте, ответить нужно? «Признаться тебе в любви и получить по роже, конечно» — наверное так. Звучало это слишком абсурдно и глупо, но бабочки определенно согласны не были и принялись вновь кружиться у горла, подступая к нему каким-то комом. — Она не простит, меня за это. — ответил он, поразмыслив ещё немного. — Элси? — да, любопытство явно не сильная сторона Милли. Она снова в предвкушении облизнула губы. — Милли. — он серьезно на неё посмотрел. — Ну хватит, тебе что, семь? — Мне восемнадцать, — Браун улыбнулась. — так и скажи что не хочешь отвечать. Я же не заставляю, мерзавец. — Почему мерзавец? — Потому что Элси твой друг, а ты поступил с ней ужасно. — Милли устало вздохнула, видимо не желая продолжать тему. Финн был с ней согласен. Это даже больше, чем просто ужасно. Гораздо хуже. — Ну хорошо. — сказала она, немного помолчав. — А Ник? — Я ужасный. — шепнул Финн и Милли нахмурилась, смотря ему в глаза. — А у Ника дочь и жена. Без них не хочется приглашать, они же меня любят. Но я пока не готов. — честно признался он.       Милли правда удалось его разговорить и он делился с ней почти всем, если она спрашивала. А изредка и просто так. Он вообще стал довольно разговорчивым по сравнению с тем, что было. Финн не уверен, что это все только из-за Милли. Нет, он просто и вправду постепенно отпускает их смерть. Медленно, но верно. — Все совершают ошибки, ты замечательный. — тихо заметила девушка, закусывая губу. — Ты меня не возненавидишь? — спросил Финн, поднимая голову. — Нет. — ответила Милли, съезжая с темы. — Быть может съездим куда-то на твой день рождения? — Я кое-какое знаю. — ответил он, отвернувшись от неё. — Но загадывать не будем.       Милли кивнула, но ничего не ответила и продолжала вместе с ним смотреть в потолок. — Но знаешь, даже если ты простыл все равно надо убраться. — заключила девушка. — Терпеть не могу уборку не могу. —Финн скривился, шмыгая носом. — Давай тебе клиннинговую службу наймём, а? — Нет, я сам.       Милли рассмеялась. Через открытые влажные губы были видны длинные клыки больше всего, но и другие зубы тоже. Он посмотрел на неё и чувствовал как внутренности огибает единый рой бабочек, с непрестанной возней. Финн взглотнул и захотел отвернуться опять, но не стал. — Когда начнёшь? — Милли немного успокоилась, а губы в очередной раз сложились в широкую улыбку.       Финн только покачал головой, давая ясно понять — никогда.              Милли отвернула голову к окну и подняла ноги, согнутые в коленях. — Надеюсь к конце декабря управишься. А то встречать новый год и взрослую жизнь в пыли будет не очень, правда? — она смотрела на крыши домов, которые было видно где-то вдали. На окна, в которых уже не горел свет. — А платить чем? — Я подумаю. — Финн хмыкнул. — Думай, у тебя вся ночь впереди. — Милли не переставала улыбаться, смотря в окно. Кажется, начался снег. — Смотри! — воскликнула она, поднимаясь с постели, указывая на пролетающие снежинки.       Он оглянулся и немного улыбнулся. Он любил снег.       Сегодня Милли осталась на ночь.