Пособие для непослушных: закрывайте окна на ночь

В ноябре темнеет рано, но время точно близится к полуночи. Мать обычно в это время спит вовсю, а сейчас у нее сна ни в одном глазу. Тхуан чувствует, что вот-вот лопнет от злости. Внутри все неприятно клокочет, взгляд молнии мечет, прямо как у матери. Тхуан дуется, сверлит суровым взглядом пол, хотя и прекрасно понимает, что сама виновата. Тхуан появилась на пороге минут пять назад. Запыхавшаяся, раскрасневшаяся и даже немного напуганная. Если бы не Ран, она так бы и проснулась у них под утро, и тогда точно можно было бы в деревню не возвращаться: мать бы не пустила. Могло быть и хуже, мельком подумала девушка, пока мать отчитывала ее, что происходило не так часто, но всегда оставляло в душе неприятный осадок. Пока слушала мать, Тхуан все на свете проклинала: дом старика, что находился так далеко от деревни, пасмурный ноябрь, когда рано темнело, и чертово время, что так быстро летело. Тхуан все проклинала, но не Рана и не книги, нет. Будь у нее шанс еще послушать, как лис читает ей, Тхуан бы обязательно им воспользовалась. Но сейчас ей предстояло выслушивать лишь нравоучения матери. — Совсем с ума сошла?! Непонятно где ночами шастаешь! — Я задержалась на охоте! — Тогда почему с пустыми руками? — Никого не поймала. — Не поймала она... Признавайся, к кому ты ходишь? У Тхуан вдруг сердце пару ударов пропустило. Тхуан почувствовала, как ладони вспотели. Она уставилась на мать с удивлением и спросила неуверенно: — К кому я могу ходить? Мать стушевалась, губы поджала и нахмурилась. Посмотрела на Тхуан так, словно насквозь ее видела и уже давно все знала, а потом сказала строго: — По деревне, оказывается, давно слухи ходят, что больно часто ты повадилась в лес ходить. — Я на охо… — Когда ты в последний раз хоть что-то с охоты приносила? Можно было не отвечать. Тхуан прекрасно помнила солнечный октябрьский день, когда ей удалось принести домой гуся и жалкую тушку зайца. Негусто, но, по крайней мере, заметно. Заметно, что действительно охотилась, а не ходила непонятно куда. — К кому. Ты. Ходишь, — чуть ли не по слогам произнесла мать, теряя терпение. — Ни к кому. — Так, Ли Тхуан, если ты сейчас же не скажешь, зачем ты ходишь в лес, то… Дальше Тхуан не слушала: со всех ног побежала к себе в комнату и заперлась изнутри, чтобы мать не вошла. Постаралась не слушать гневные речи вслед, не чувствовать, как сердце барабанит в груди. Зарылась пальцами в промокшие от дождя распущенные волосы и зажмурилась. Тхуан внезапно подумала, дома ли уже Ран. В такую погоду хозяин собаку из дома не выпустит, а лис провожал ее вплоть до деревни. Сам вызвался, она не просила. Сказал, что дед ему кишки выпустит, если с ней что-то случится, а потому она послушно поплелась за ним в сторону деревни. Тхуан этим его словам, конечно, не поверила — старик был не из тех, кто о неугомонных ребятах беспокоился — но на душе почему-то тут же тепло стало. А еще сильнее на душе потеплело, когда она вспомнила, как кумихо ее будил. На ухо не крикнул, в бок не толкнул, даже за волосы не дернул — никакого эффекта неожиданности. Лишь слегка плеча коснулся и сказал непривычно тихо, хотя и в своем характере: “Ступай уже отсюда. Мне спать негде”. Ран теплый был, точнее, рука его на плече. И голос у Рана спокойный был, мягкий. Совсем не похожий на разъяренный голос матери. — Больше из деревни ни ногой! Я запрещаю. Тхуан зубы сжала поплотнее и глаза закатила. Комната расплывчатая стала, тусклая. Тхуан представила, как рядом Ран сидит и говорит ей, что все это чепуха. Представила, как она с пеной у рта доказывает ему, что ее походы в гости под угрозой, как заплакать от негодования готова, а Ран лишь улыбается и отвечает: “Мы находчивые. Придумаем что-нибудь”. Лишь эти мысли и помогли уснуть чуточку быстрее. Утром с матерью они не разговаривали. Перекинулись парочкой многозначительных взглядов, молча позавтракали за одним столом, и каждая пошла заниматься своим делом: мать стиркой, а Тхуан — уборкой. Уборкой мать не задобришь, девушка хорошо это знала, но в деревне никаких других подвигов совершить было невозможно. Внутри какой-то гадкий неугомонный червяк сидел и подначивал ее отпроситься у матери на охоту. Тхуан этому червяку не поддавалась, хотя соблазн был велик: все лучше, чем дома сидеть да в молчанку играть. Тхуан на секунду в окно посмотрела. С мольбой уставилась на свинцовые тучи в надежде, что где-то там, наверху, что-нибудь придумают и по щелчку пальцев заставят мать перестать на нее дуться. Тхуан прекрасно понимала, что такого никогда не произойдет, поэтому лишних надежд не питала и просто ждала, пока мать остынет. Мать остывала дольше, чем старик, но Тхуан все же надеялась, что завтра будет лучше. Сегодня ничего интересного Тхуан не ждала, а потому и вздрогнула, услышав стук в дверь. Судя по взгляду матери, та в гости тоже никого не ждала, но, отвлекшись от стирки и на ходу вытерев руки, она все же открыла дверь. К матери в гости часто бабушки и дедушки заглядывали, зная, что гостеприимная Ли Джи Вон всегда выслушает, накормит и обогреет. Жалобы на боль в спине слышались в стенах этого дома куда чаще, чем выкрики имени Тхуан, которая в очередной раз портачила. К матери в гости нередко заглядывали старики. Однако дед Мантэ был здесь впервые. Тхуан проморгалась хорошенько, подумав, что глаза ее обманули, но скрюченная фигура со злобными глазками и старой потрепанной панамой никуда не делась. Дед действительно был тут, абсолютно реальный: об этом говорил недоуменный взгляд матери. — Здравствуйте, — мать поклонилась ему и продолжила, — а вы… — Можете называть меня дедушка Пэк, — сурово начал старик. Мать неуверенно кивнула, когда тот продолжил: — Мы с вами лично не знакомы, но я знаю вашу дочь, — он кивнул на Тхуан. — Я пришел… извиниться перед вами. Вы не ругайте ее. Это… я. Я ее задержал вчера, вот она и пришла так поздно. — Правда? — женщина слегка нахмурилась и с недоверием взглянула на дочь. — Почему тогда мне ничего не сказала? — Видите ли, мне немного… стыдно, что я вот так бессовестно пользуюсь трудом вашей дочери. Поэтому я попросил ее, чтобы она никому не рассказывала… — Да что вы! Я с детства ее учу уважению к старшим. Ничего плохого в этом нет, — мать неожиданно засуетилась и отошла от порога. — Да вы проходите, проходите… У Тхуан все как во сне происходило: совсем недавно, буквально вчера, мать злилась безудержно, а сейчас сияла вся от радости, наливая старику чай. Нос от гордости задрала, погладила Тхуан по плечу. — Да, она у меня такая! Отзывчивая и бескорыстная, не может мимо пройти. — Я заметил, — отрезал старик как-то грубо, отхлебывая чай, но быстро исправился. — Помогает мне, еду и иногда добычу с охоты приносит. А еще я не всегда могу сам грядки летом полоть. Коленки ноют в пасмурную погоду, это к дождю. Вот она иногда до дождя и помогает. Шустрая, смышленная. Мать закивала с энтузиазмом. — Вчера она лошадь мне помогала кормить и сено в амбаре в одну кучу сметать. Поздно мы с этим расправились, совсем не заметили, как время пролетело. — Понимаю, понимаю. Тхуан, она… Девушка в какой-то момент поняла, что ее присутствие совсем не требовалось, и поспешила скрыться в комнате. Тема разговора сместилась с Тхуан на выращивание домашних культур и на удобрения, а сама Ли все сидела на постели и пыталась понять, что дед тут забыл. В визите старика ничего плохого не было — мать благодаря нему, кажется, злиться перестала — но вот взгляды, которые дед изредка бросал на Тхуан, ничего хорошего не предвещали. Мало матери было, так еще и дед решил масла в огонь подлить. Оставалось лишь сидеть в комнате, пока буря не утихнет и старик не уйдет. Казалось, что прошла вечность, прежде чем мать окрикнула ее с кухни, и Тхуан бегом помчалась из комнаты, чтобы с милой улыбочкой поклониться деду и помахать ему на прощание. А мать либо еще злилась и хотела отомстить, либо была под сильным впечатлением от слов старика. — Сходи-ка помоги дедушке Пэку. — Что? — в один голос со стариком переспросила Тхуан. — Право, не стоит… Мать и слушать старика не стала. — Тхуан, видишь, как пасмурно на улице. У дедушки колени болят и наверняка дома с чем-то нужно помочь. — Да не нужно… — Нужно, еще как нужно! Иди. Только возвращайся не так поздно, как вчера. У Тхуан весь день происходил как во сне: слишком быстро все менялось, слишком странным, сумбурным и нелогичным все казалось. Она опомниться не успела, как оказалась за порогом родного дома. В ногу со злобным стариком шла. — Вот же придумал, дурень… Задам ему сейчас… — Кому? — спросила неуверенно Тхуан, прочистив горло. — Кому-кому, Рану, конечно же. Кому еще… И ведь выпросил, а! “Ну дед, ну пожалуйста!” — передразнил он. — “Мать ее прибьет!” Ну прибьет и прибьет, мне-то какое дело? Не я же ее заставлял засыпать у этого бестолкового в комнате… Дед больше с собой говорил, чем с Тхуан, а та не больно-то и перебивать его хотела. Ей говорить было нечего. У нее приключения с самого утра начались, начиная с визита деда и заканчивая тем открытием, что это Ран за нее негласно вступился. Ли, как казалось Тхуан, был не из тех, кто просто так помог бы, но на душе вновь неожиданно тепло стало. — Вот чего ты улыбаешься, деревянная? — Я? Я не улыбаюсь… — Ага, как же… Выставили меня на посмешище, а теперь улыбаются. Впереди была неблизкая дорога в перелесок, над ухом жужжал старик, а в сердце воодушевление поселилось. Способ Рана сработал, как ни крути. Теперь мать безо всяких вопросов отпускала дочь в лес.