Пособие для непослушных: закрывайте окна на ночь

День рождения прошел как положено: с матерью, друзьями, подарками и огромной порцией миеккука. Тхуан думала, что лопнет, отдавая дань уважения матери, но, к счастью, все обошлось. Она после этого даже полпорции кимбапа каким-то образом умудрилась умять, и после этого уже ничего больше с праздничного стола не брала. Друзья подтрунивали над ней, пока она на полу рядом со столом лежала и ждала, когда дышать легче станет, а Тхуан решила впредь не поддаваться соблазнам во время праздников, иначе такими темпами до семнадцати точно не доживет. День рождения был полон поздравлений, теплых пожеланий и приятных моментов. Со Ён с Дун Хёном, Мэн Хо, мама — все свои были, родные. С ними можно было не следить за языком и не строить из себя порядочную девушку. С ними можно было оставаться самой собой. Тхуан было хорошо и уютно с ними, однако чего-то все же не хватало. Тхуан не хватало кого-то, и мысль эта, назойливой мухой летающая в голове уже неделю, страшила и одновременно раздражала. Рана не было уже десять дней. Тхуан на свое шестнадцатилетие наверняка была бы намного счастливее, если бы постоянно не думала о лисе, что, казалось, о ней забыл. А еще счастливее она была бы, если бы он рядом почаще оказывался. На праздник она его не звала — он бы точно не пришел — но в гости точно ждала. Ждала, ждала и снова ждала, а Ран, подлый, все никак не появлялся. Лис ей лучший подарок на день рождения сделал: обидел. Тхуан даже после дня рождения надежд не теряла: все окно открывала, вдаль смотрела, выискивала знакомый силуэт поблизости, а потом закрывала окно, ложилась в постель и злилась. Долго злилась, она это хорошо умеет. Обещал и не пришел — вот и доверяй теперь лисам. А она ведь ждала, между прочим, каждый день. Не видела его давно, голос его приятный забываться стал, кажется. Тхуан столько новостей нужно было ему рассказать, одной ночи точно не хватит! А еще убедиться нужно было, что с ним все в порядке и что он не шел не потому, что у него случилось что-то плохое. А если не случилось, то почему он все еще не шел? Неужели Рану абсолютно неинтересно было, как у нее дела? Неужели она ему настолько осточертела, что он перестал к ней ходить? И неужели он ни разу за все это время о ней не подумал? Тхуан по Рану соскучилась, кажется. Неприятное осознание разозлило еще сильнее. Тхуан времени даром не теряла. Продумывала наперед, что ему скажет при следующей встрече, проигрывала в голове все колкие фразочки, которые могла использовать. Вот он придет, а она как обидится! Будет знать, что суровые северяне ещё и гордые. С ними нельзя вот так: обещать и не выполнять. Будет знать, что Тхуан не из тех, кто так быстро забывает обиды. Вот придет Ран, Тхуан точно задаст ему жару. Кумихо оказался из тех, кто помогал людям познавать себя. Не такая уж Тхуан и суровая северянка, раз так быстро позабыла обо всех обидах. Даже не нахмурилась, увидев знакомый силуэт в комнате, даже руки в кулаки не сжала, сверля гостя недобрым взглядом. Тхуан не сразу заметила, что заулыбалась вся, засветилась. В душе воодушевление появилось, и настроение тут же поднялось. Ни на секундочку не вспомнила, что еще пару дней назад хаяла хитрого лиса на чем свет стоит. Все заготовленные реплики улетучились из головы, словно их никогда и не было. Так и пришлось говорить как всегда: сразу, при первой мысли. — А у меня день рождения был неделю назад. — Правда? И сколько же тебе исполнилось? — Шестнадцать. — Шестнадцать… Что ж, поздравляю. С твоим характером дожить до такого почтенного возраста большая редкость. — Ты замечательный пример того, что с таким характером можно несколько веков прожить. — Ну-ну, не сравнивай, человечишка. Тхуан насупилась и легонько ткнула его в плечо, чтобы не забывался. А сама пыталась совладать с эмоциями, чтобы не затискать его до смерти. На радостях в голову лезли самые разные мысли, и Тхуан даже села поближе, чтобы точно убедиться: тут он, рядом, живой и невредимый. — Не ходил долго, — сказала вдруг она, пытаясь скрыть обиду в голосе. — Еще к какой-нибудь девчонке из деревни ходил, да? — Если бы. Больше Ран отвечать не собирался. А Тхуан не собиралась оставлять его в покое. — А куда же ходил? — К знакомому. — А зачем? — Выполнить его поручение. — А какое? — То самое, о котором я не собираюсь тебе рассказывать, — терпеливо сказал он, хотя и вздохнул глубоко перед ответом. — Ты и в прошлый раз так говорил. Это что же, ты все время к нему бегаешь? Заняться тебе больше… — Ревнуешь? — Еще чего, — Тхуан тут же нахмурилась, а от тихого смешка поблизости еще и разозлилась. И оттаяла тут же: Ран положил ей в руку что-то маленькое и… съедобное. В темноте не было видно, что это. — Вкусно. — Все, что не приколочено, в рот тянешь? — А чего такого? — А если это жук был? — Как будто я не знаю, какие жуки на вкус. Я бы почувствовала. — Ты ела жуков? — У меня было тяжелое детство. И Ран вдруг рассмеялся, прямо как тогда, пару лет назад. Тогда Тхуан мечтала, чтобы он ее муки прекратил, чтобы убил ее сразу, быстро и безболезненно, а не скорбь по усопшему отцу в могилу свела. Еще тогда она мельком подметила, что Ран очень красиво смеялся. У Рана тембр голоса был приятный, и смех ему очень шел. Сейчас Тхуан поймала себя на мысли, что хотела бы, чтобы лис смеялся почаще. С ней, как оказалось, это было проще всего: вечно чепуху несла. — Детство у нее тяжелое. Бедняга. Тепло и по-домашнему. Не страшно, не мерзко. Приятно. Тхуан глаза на доли секунды прикрывает, когда Ран по-доброму треплет ее по волосам. Тхуан внезапно осеняет от бредовой мысли, пришедшей ей в голову. В комнате все еще тьма кромешная стоит, но свет зажечь Тхуан уже не пытается: Ран точно не разрешит. Она не может понять, с каких пор ей нужно чье-то разрешение, чтобы сделать по-своему, но с кумихо иначе не может. Не хочет. Ран особенный. Во-первых, потому что сто раз ей уже это запрещал, а во-вторых, его слушаться хочется, хотя бы иногда. И увидеть его хочется до безумия. Раз голос у него приятный, не как у старика, может, и мордашка под стать будет. — А я еще ни разу не видела твоего лица, — озвучила она свои мысли. — А зачем тебе? — Ну ты ведь мое видишь? — Вижу. — Но это же нечестно! — А я с тобой честным быть не обещал, — по голосу было слышно, что он улыбнулся. — Ну и пожалуйста. Как знаешь, — Тхуан насупилась. — Тогда я… Девушка коварно усмехнулась и протянула руку к его лицу. — Ты чего задумала? — спросил он подозрительно. Не обращая внимания на возмущения кумихо, она коснулась теплой кожи. Прислушалась к ощущениям, подумала немного и пришла к выводу, что это лоб. Затем нащупала небольшой нос, потрепала по щеке, пальцами медленно прошлась по мягким губам. А потом вдруг обхватила его лицо, в порыве эмоций накрыв щеки ладошками, и вынесла вердикт: — Хорошенький. — Ты в курсе, что порядочные особы так не делают? — А что такого-то? — Такие вещи иногда людей в краску вгоняют, если ты не знала. Не самое ужасное, что ты могла сделать, но… — То есть… ты смутился, да? — и Тхуан вдруг улыбнулась: нашла управу на хитрого лиса. — Я не человек. Мне твои проделки как мёртвому припарка. Тхуан хотела сказать что-то еще колкое, но Ран, видимо, отомстить захотел, причем абсолютно тем же способом: на что-то новое, видимо, фантазии не хватило. Стоило ей почувствовать его пальцы на своей щеке, а затем легкое прикосновение к своим губам, как в голове тут же созрел коварный план. Она рот приоткрыла немного — сейчас как укусит за палец! — и чужое дыхание тут же обожгло кожу. Лишь сейчас в голову пришла мысль, что прикосновение Рана было слишком легким для твердых пальцев. Тхуан глаза выпучила от удивления и тут же отстранилась. Отползла в постели подальше, сжалась вся, еще и одеялом прикрылась. Коснулась губ, которых только что чужие губы касались, и нахмурилась. Щеки горели, а рядом послышалось насмешливое “хорошенькая”. — Ты чего творишь, хвостатый?! — А ты что, смутилась? — Я всего лишь хотела... а ты… наглый! Обесчестил! — Чести лишаются немного иначе. — Да ну тебя! У Тхуан сердце как бешеное заколотилось, наверняка от негодования: лис на сакральное замахнулся — на первый поцелуй! Если кто в деревне узнает, сразу на нее клеймо нечистой повесят. Незаметно подступила паника. — Вот и чандо пригодился, — она посмотрела в сторону, где должен был находиться подарок матери на пятнадцатилетие. Ран на это лишь цокнул и наверняка закатил глаза. — Раздула из мухи слона. Трусиха. Подумаешь… — Ну нельзя же так, Ран, — она вдруг неожиданно для себя захныкала. Даже в руки взять себя не пыталась. Сидела в постели, униженная, обиженная и оскорбленная, и старалась хотя бы не заплакать. Да лучше бы уж на печень позарился, чем вот так грязно поступил! — Я же ничего плохого не сделала… Шутка твоя… — Да не узнает о ней никто и никогда. — Так я тебе и поверила. А ведь ты это специально! Подлый! — Не узнает никто, говорю. Даю клятву лиса. Так и быть, сохраню твою честь. — И ты так просто к этому относишься? Да после такого ты… — “обязан жениться” встряло в горле комом, и Тхуан тут же сменила тему. — Точно не узнает никто? — Точно. Никто. У Тхуан до сих пор негодование клокотало в душе, но паника все же понемногу отступала. Тхуан все-таки поверила лису, сто раз понадеявшись, что она об этом не пожалеет. — Смешная ты. Жуков, значит, есть можно, а… — Оставь свои проделки кому-нибудь другому! И вообще, уходи. Я спать хочу. Он посмотрел на нее пристально, так, что все внутренности скрутило, и все же поднялся. А потом посмотрел еще раз, уже стоя у окна. — И перестань так часто хмуриться. — Хочу и хмурюсь. Тхуан долго не могла уснуть: в ушах до сих пор его прощальный смешок стоял и глухой стук закрывающихся ставен окон — сама поднялась и тут же закрыла за бессовестным гостем. А потом еще пару кругов по комнате навернула в надежде, что так спать захочется поскорее. Это не помогло. Тхуан ворочалась и думала обо всех ужасах, что в голову приходили. Думала о том, как все в деревне вдруг косо смотреть на нее начнут, как мать каким-то образом узнает о произошедшем и разочаруется в ней бесповоротно. Тяжело было доверять коварному лису. А признать, что первый поцелуй с этим лисом ей понравился, оказалось еще тяжелее.