Пособие для непослушных: закрывайте окна на ночь

Огромное рисовое поле изнывало от жары. Земля высохла настолько, что каждый редкий прохожий считал своим долгом сказать вслух: “Надо бы полить. Куда смотрят деревенские? Такой урожай пропадает!” Полем, казалось, действительно никто не занимался с тех пор, как посадили рис, и теперь оно медленно умирало. Земля потрескалась, тонкие стебли выгорели от беспощадных солнечных лучей, а летний зной все никак не отступал. В такую погоду даже насекомые почти не летали, не говоря уже о лесных обитателях. Где-то вдали, в тени перелеска, одиноко пела птица, но и она вскоре взмыла ввысь и целенаправленно полетела в сторону ближайшего водоема. Старик проследил за птицей и тяжело вздохнул. В тот момент он жалел, что не умел летать — будь он птицей, наверняка тоже оказался бы у водоема и забыл обо всем на свете. Очевидно, таким мечтам не суждено было сбыться; старику оставалось лишь поправлять шляпу, то и дело стирать пот со лба да ухо держать востро: послеживать за старым пыльным мешком, перекинутым за плечо, и не упускать из виду своего молодого спутника, за которым глаз да глаз. В серых непримечательных ханбоках, они неторопливо шли на север и разговаривали, но спустя некоторое время старик поднял на молодого голос. Со стороны могло показаться, что это был обычный разговор деда и внука, дела житейские, но стоило лишь прислушаться, как суть беседы обретала новый смысл. — Я тебе сказал: сегодня ты ничью печень есть не будешь! — Сегодня ты ничью печень есть не будешь, — передразнил молодой своего собеседника, состроив неприятную гримасу. — А чем мне, по-твоему, питаться? — Твой брат не убивал людей ради пропитания. Он ел то же, что и другие. — Какой чудесный пример для подражания! Обязательно учту. Старик лишь злобно плюнул и отвернулся. Бесполезно было что-то доказывать этому бестолковому юнцу. На самом деле юнец был и не юнец вовсе — в триста лет стоило вести себя хотя бы чуточку взрослее — но поведение его каждый раз выводило старика из себя. Так и хотелось засунуть его в свой мешок и оставить его там лет эдак на пятьсот, авось и поумнел бы. Но спутник его давно не был ребенком, чтобы старик принимал такие меры, и это злило еще сильнее: какой-то негодник смел портить репутацию самого деда Мантэ! Дед Мантэ более двух тысяч лет забирал непослушных детей в свой мешок и никогда еще никого оттуда не выпускал. Его раздражали детские слезы и капризы, и уж тем более его раздражали сами дети. Будь он таким же глупым и недальновидным, как трехсотлетний юнец, точно собрал бы всех детей в мешок, и мир стал бы чище. Однако каждый раз, видя толпу детей, купающихся в реке, он вспоминал, что его глобальная чистка могла привести к вымиранию Кореи. Дед Мантэ держал себя в руках, хотя первое время это ему сложно давалось. А еще сложнее было заставлять держать в руках своего спутника. Ох и прибавил же ему этот Ли Ран мороки! Спутник его был наполовину лис, наполовину человек — любое “полукровка”, гордо брошенное Раном, старик исправлял на “ни рыба ни мясо”. Дед недолюбливал его почти с первых дней его жизни. Если бы Ли Ран хоть раз оставался в детстве один, когда Мантэ был поблизости, мальчишка точно угодил бы в мешок. Но рядом всегда был Ли Ён, а с горным духом простому старику тягаться было бессмысленно. Каждый раз, когда малец начинал плакать по любому поводу, дед начинал подходить ближе, даже мешок открывал, а потом вдруг появлялся Ён, окидывал его своим пронизывающим взглядом, и старику не оставалось ничего, кроме как уйти восвояси. Время шло, и Ли Ран вырос. Недоверчивый, непоседливый и хитрый — слишком хитрый — он стал настоящим демоном, готовым превратить людскую жизнь в ад. И старик не знал, как это произошло. На долгое время он покинул окрестности горы Пэктудэган, а, когда вернулся, не застал ни горного духа, ни Ли Рана. Он встретил его совершенно случайно, когда крики из одной деревни были такими громкими, что их уловил даже слух старика. То, что он увидел, поразило его и даже немного напугало. По сравнению с тем, что творил некогда плаксивый и с виду безобидный мальчишка, работа деда Мантэ казалась сущим пустяком. Ли Ран убивал людей. Не просто убивал — разрезал их на куски своим мечом, хватал их за волосы, чтобы посмотреть в их глаза перед смертью, и кричал изредка в исступлении: “Выходи! Выходи сюда и убей меня! Закончи начатое!” От происходящего к горлу старика подступила тошнота, и прийти на помощь людям он не решился: скрючившийся, со своим мешком и хрупкими костями, едва ли он смог бы одолеть или хотя бы обезвредить кумихо. — Совсем с ума сошел лис, — Мантэ неодобрительно покачал головой и на свой страх и риск решил проследить за полукровкой. А Ли Ран пришел в новую деревню. Пока люди кормили куриц и собирались в поле, он успел подойти слишком близко. Старик понимал, что усилиями кумихо с минуты на минуту вымрет и эта деревня. Старик представил, сколько времени понадобится кумихо, чтобы отправить его на тот свет, и невольно шагнул назад. В руке Рана блеснул меч, и он уже сделал шаг в сторону ближайшего ханока, когда дед осмелился положить свою руку ему на плечо. — Это ты? — Ли Ран удивленно взглянул на старика. — Давно не виделись, дедуля. — Ты… меня помнишь? — Помню. Ён рассказывал о тебе. Просил меньше капризничать, чтобы ты меня не забрал. — И ты его послушался, — старик сдавленно рассмеялся, пытаясь отвлечь Рана от его намерений, хотя в тот момент ему хотелось одновременно сбежать и огреть этого наглеца чем-нибудь тяжелым, чтобы знал, как вести себя со старшими. — Не я его послушался, а сам решил, как мне поступать. Дед Мантэ нахмурился. Вспомнил, как маленький Ран хвостиком бегал за старшим братом и задавал ему кучу вопросов об устройстве этого мира. Вспомнил, как он не отходил от Ёна ни на секунду и то и дело с гордостью называл его братом. Никогда еще Ран не говорил так холодно о старшем брате. Неужели поругались? Что же такое должно было произойти, чтобы младший Ли с такой злобой вспоминал о горном духе? С этим старик решил разобраться позже. Куда важнее было хотя бы немного поумерить пыл злобного лиса. Как именно сделать это, Мантэ не знал: слишком долго не видел его, слишком мало о нем знал. И старик начал придумывать на ходу, надеясь, что сможет разговорить обозлившегося лиса. — Не надоело тебе слоняться бесцельно по стране и убивать невинных? Ли Ран оскалился на последнем слове и беспечно ответил: — Ни капли. И не такие уж они и невинные. — Уж мне-то не ври. Двести с лишним лет одно и то же — скука смертная. — Развлечь меня хочешь? Высокомерная усмешка лиса вызвала у старика негодование. — Тьфу ты, противный какой! Надо было забрать тебя ещё в детстве. И жизни бы спас, и мир бы от такого пакостника очистил. — Поздно, дедуля. Если тебе нечего мне больше сказать, я пойду. Сам позабочусь о своем досуге. Стоило Рану отвернуться, как старик выпалил первое, что пришло ему в голову: — Пойдем со мной! Будешь со мной ребят забирать. Думаю, тебе понравится, раз людские страдания так тебя забавляют. Поняв, что он только что сказал, старик стушевался. Он не знал, чему обрадовался бы больше: тому, что он откажется от его предложения и продолжит терроризировать людей, или все же тому, что пойдет с ним бок о бок. Но Ран жил на свете слишком долго, чтобы так просто согласиться на предложение старика. Дед Мантэ покидал деревню в одиночестве, то и дело вздрагивая от людских криков. В тот момент он даже расстроился, что ему так и не удалось уговорить кумихо. Мантэ мучала совесть. Он думал, как бы спасти народ. Совсем он размяк на старости лет: скоро всех детей из мешка перевыпускает такими темпами. Но Ли Ран творил не дело, совсем не дело: за один день он, по подсчетам деда, стирал с лица земли порядка пяти деревень, и, если его не облагоразумить, то вскоре старику будет некуда идти за непослушными детьми. Мантэ всерьез решил найти Ли Ёна. Взял волю в кулак, перекинул мешок через плечо на всякий случай и отправился в путь. Только вот бывший горный дух как сквозь землю провалился. Все о нем слышали — как же не слышать о таком великом существе — но никто не знал, где он сейчас. Так прошло несколько недель. Надежды найти Ли Ёна постепенно угасали, а деревни наверняка продолжали вымирать. Старик сдался. Он возвращался домой с пустыми руками и даже не мечтал, что удача ему вдруг улыбнется и он столкнется с Ёном. А удача ему не просто улыбнулась — она рассмеялась старику в лицо и подкинула ему на пути самого Рана. — Так и быть, скрашу твое одиночество своей компанией, — сказал кумихо, даже не поздоровавшись. И старик успокоился. Старик обрадовался неимоверно, но решил не показывать это перед высокомерным полукровкой. Он выпрямился, насколько мог, взглянул на лиса снисходительно и сурово начал: — Правило номер один: ты никого не будешь убивать. — Даже врать тебе не буду, — Ран закатил глаза. — Я этому правилу подчиняться не собираюсь. — Тогда хотя бы набеги на деревни перестань совершать. Ли Ран подумал немного и согласился. — Правило номер два: от меня ни на шаг не отходи. — Я тебе не внук, чтобы следовать за тобой по пятам. Если свободы лишить меня вздумал, то давай попрощаемся сейчас же. — Чтоб тебя…! Ладно. Но если у тебя хоть капелька совести осталась, будешь помогать старику. У меня там огород, и сад рядом, и цветы надо поли… — Да понял я, понял. Помогу. — Сад большой. И огород тоже. Если некуда силы свои деть, будешь мне полоть грядки. Кумихо лишь глубоко вздохнул. Кажется, он уже немного пожалел, что согласился примкнуть к старику, но Мантэ это уже не волновало. Он объявил последнее правило. — Правило номер три: когда будем ходить по деревням, с тебя требуется лишь хороший слух. Когда дети в домах капризничают, я не всегда это слышу. — То есть детей только ты похищать будешь? — Да. — Да как ты… — Я и так пошел тебе навстречу! Будь любезен хотя бы сейчас не спорить. Ран скривился, но все же кивнул. Дед Мантэ жил в небольшом ханоке с богатым задним двориком. Рис и изредка лапша были единственным пропитанием в этом доме, но старик пообещал, что после урожая они заживут куда лучше. Обещание он все же выполнил: после долгого лета, когда Ли Ран часами находился в огороде и, не разгибая спины, пропалывал и поливал грядки, наступила вполне урожайная осень. Старик был рад — один он бы точно не справился — а кумихо лишь недовольно жевал яблоко, коих в том году было очень много. — Не печень, конечно, — дед хрипло расхохотался, — но тоже пойдет. — Да нет, не пойдет. Ран уходил довольно часто первое время, и старик не спрашивал, куда. Все было и так понятно. Когда кумихо возвращался ближе к полуночи и споласкивал водой окровавленные руки, Мантэ лишь недовольно цокал и уходил к себе: режим в таком почтенном возрасте был куда дороже, чем дикий лис. Нотации этому бестолковому он старался не читать, но порой все же не сдерживался. — Хотя я терпеть тебя не мог в детстве, с Ли Ёном ты был куда более покладистый. — Еще одно слово о нем — и я весь твой урожай выброшу в реку. За годы жизни с Ли Раном старик так и не смог узнать, что произошло между этими двумя. Стоило ему начать эту тему, как кумихо тут же на дыбы вставал. Хотя он и знал, что, по слухам, Ён покинул гору после смерти его возлюбленной, старик чувствовал, что причина ненависти младшего Ли к брату не только в этом. Однако ни одна злобная фраза, брошенная Раном, ничуть не приоткрывала завесу тайны. Старик ворчал постоянно, потому что кумихо вечно делал что-то не так, но начинал понимать, что такая жизнь ему нравится. Теперь в его ханоке, в котором он и до этого появлялся нечасто, было не так одиноко. Теперь в нем постоянно слышались споры и скрежет металла о камень: кумихо обожал точить кинжалы и мечи. Но большую часть времени они проводили в дороге. Каждый их поход в глухую деревушку сопровождался сводом правил, которые старик не уставал повторять в надежде, что хоть одно из них пустая лисья голова все-таки усвоит. Каждый раз Ли Ран закатывал глаза и устало кивал. И каждый раз что-то шло не так: хитрец умудрялся найти лазейку, чтобы хоть как-то напакостить, пока старик на секунду отворачивался. — Зачем ты украл у них мешок риса?! Они трудились в полях, чтобы потом погибнуть с голоду? — Ой, я не подумал об этом, — кумихо закрыл рот ладонью и испуганно взглянул на Мантэ. — Очень жаль. А сам был готов рассмеяться. — Дед, ничего с твоими людьми не станет. Они живучие, как насекомые-вредители. Придумают что-нибудь. Ран “случайно” разбивал кувшины с крупой, “по неосторожности” наступал на куриц и “по ошибке” приводил Мантэ в комнату к прилежным девочкам, которые слушались родителей, помогали им во всем и в такой поздний час крепко спали. — Тьфу ты, дурень, — злобно смотрел на него старик, а кумихо лишь пожимал плечами. — Такие они все послушные, аж тошно. — Еще один такой поступок, и я лично отправлю тебя в свой мешок… — Я уже не ребенок. — …и сожгу его. Кумихо недовольно корчился и на время прекращал свои пакости. А потом вновь принимался за свое. Старик не раз уже думал, как все-таки найти Ёна и сбагрить этого лиса обратно брату. Но лис-то толковый был, несмотря на его ужасные выходки. Сейчас, изнывая от летнего зноя, они шагали по перелеску и изредка останавливались, чтобы старик передохнул. Оставалось несколько часов до деревни на севере, и дед предвкушал встречу хотя бы с парочкой худших из худших ребятишек: о существовании деда Мантэ знали очень многие, поэтому боялись его до чертиков и старались вести себя так, чтобы родители не запугивали их перед сном. Найти непослушных негодников было сложно, поэтому оставалось лишь рассчитывать на слух лиса: чуть где послышится детский плач или какие-то капризы, как дед со своим помощником тут как тут. — И запомни: никаких пакостей. И от меня ни на шаг. — Помню я. — Помнишь, как же, — проворчал старик. Ли Ран по домам всегда ходил вместе с дедом Мантэ, и это правило он, к счастью, еще ни разу не нарушил. Старик опасался выпускать его из виду, не говоря уже о том, чтобы отпускать его одного. Жить в мешке после встречи со стариком и не жить вовсе после роковой встречи с кумихо — вещи разные. Дед знал: весёлый и в последнее время жизнерадостный с виду лис не пощадит даже ребенка. Если Ран отойдет хоть на шаг и ворвется в комнату к какому-нибудь хулигану — дитятко пропало. Куда лучше, если родители не найдут свое чадо совсем, чем найдут его с дырой в животе. Деревня на севере оказывается слишком хорошей, не в пользу Мантэ. Дети там слишком воспитанные, слишком послушные. Лишь там, на окраине, из дома доносится детский визг: мальчик лет пяти ни в какую не хочет идти спать. Родители устают от капризов ребенка настолько, что запирают его в комнате и уже не реагируют на его крики. — Невыносимый, — слышит старик уставший голос матери и улыбается: взрослые не поверят, когда их чадо начнет визжать, что у него в комнате появился сгорбленный старик. Мальчишка захлебывается слезами и кричит во все горло, зовет на помощь, но ни мать, ни отец не реагируют. Старику приходится знатно повозиться с ним, пока Ран прислушивается, проверяя, нет ли незваных прохожих. Спустя несколько минут препирательств ребенка Мантэ все-таки отправляет его в мешок и наконец вздыхает с облегчением. — Вот так-то, — старик чешет затылок и поправляет панаму на голове. — На сегодня мы все сделали. Мантэ повернулся к Рану с довольной улыбкой, но улыбка эта тут же сползла с его губ. Он огляделся по сторонам и чертыхнулся. — Вот же лис… чтоб тебя! И старик побежал вдоль деревни, заглядывая в окна попадающихся на пути ханоков.