Пособие для непослушных: закрывайте окна на ночь

У Тхуан весь день пошел коту под хвост. Она встала специально как можно раньше, задолго до того, как проснулась мать. Она заправила постель, прибралась в комнате, надела свой самый красивый ханбок — оранжево-белый. Она сходила за водой на реку, что была в получасе ходьбы от дома, покормила гусей и куриц, приготовила поесть. Тхуан всегда была неплохой девочкой, но такой хорошей — нечасто. Сегодня и мать хвалила ее больше обычного. Тхуан весь день провела в томительном ожидании. Она смотрела в сторону леса, пока помогала маме стирать белье; то и дело выглядывала в окно и прислушивалась к шагам, выглаживая уже выстиранную одежду. А изредка, когда надоедало караулить вход ханока, она спрашивала мать: — А папа скоро придет? Женщина лишь неопределенно пожимала плечами. А Тхуан ждала. Ждала и думала, что же такого подарить отцу, когда он придет. Она успела сходить в лес и спустя несколько провальных попыток, под вечер, все-таки поймала зайца. Принесла его домой как главный трофей и положила на столик на кухне. Улыбнулась, представив удивленный взгляд отца и его гордую улыбку: не каждая девчонка в деревне смогла бы поймать зайца. А потом начало темнеть, и огонек надежды в душе стал стремительно угасать. Настроение быть примерной дочерью пропало, и именно тогда Тхуан перестало устраивать абсолютно все. Ей не нравилась однотипная стряпня матери, и она демонстративно отодвинула блюдо во время ужина. Ей не нравилось, что отец так и не пришел домой, хотя обещал. Не нравился этот пресловутый заяц с огромным черным пятном на спине и слишком короткими ушами, не нравился лай собак на улице и крики детей, которые в такой час вовсю гуляли. Девочке не нравилось ее имя — неблагозвучное, абсолютно ей не подходящее, оно звучало из уст матери в этот вечер особенно часто. “Тхуан, тебе надо поесть”. А у нее нет ни малейшего желания притрагиваться к еде, хотя живот и урчит. Ее воротит от одного вида заветревшегося риса, и она вдруг демонстративно зажимает нос. “Тхуан, отец сегодня уже вряд ли придет”. А у нее в глазах вдруг появляются слезы. Она зубы сжимает поплотнее, злится. Смотрит на мать исподлобья и молчит. “Тхуан, пора спать”. А она вдруг перестает сдерживать слезы. Девочка плачет, понимая, что зря весь этот день предвкушала встречу с отцом. Она все еще надеется, что отец придет хотя бы ночью. Она хочет заснуть с матерью, чтобы увидеть его как можно скорее, как только он вернется домой и пойдет в свою комнату. “Нет, Тхуан, у тебя есть своя комната”. Девочка топает ногами, злится еще сильнее. Она говорит, что тогда вообще не будет спать, и мать выходит из себя. — Если ты сейчас же не перестанешь так отвратительно себя вести, за тобой придет дед Мантэ! И никто тебя уже не спасет! Тхуан вдруг затихла на секунду, посмотрела на мать разочарованно, и, разрыдавшись с новой силой, побежала к себе в комнату. И тут же, не переодеваясь, легла в постель и с головой укрылась одеялом. Она всхлипывала, обняв старую игрушку, подаренную когда-то отцом, и мечтала, чтобы сейчас он вошел в эту комнату и поцеловал ее на ночь. Но отец был слишком далеко — он служил при дворе императора — и появлялся дома слишком редко. Тхуан его очень не хватало: некому было научить ее новым тонкостям охоты и рыбалки, некому было похвастаться огромным червяком в качестве идеальной приманки или парочкой пойманных рыбешек. Тхуан отца любила безмерно и скучала по нему, кажется, сильнее, чем мать. Сегодня он прийти не смог, и теперь девочка отчаянно надеялась на следующий день. Но завтра наступит совсем нескоро: впереди была целая ночь, а спать совсем не хотелось. У Тхуан засосало под ложечкой, и она не сразу поняла, почему; а потом вдруг вспомнила свою истерику перед матерью и деда Мантэ, что забирал непослушных детей. Девочка знала, что это были не простые легенды, а самая что ни на есть правда: рассказывали, что лет семь назад, когда она только родилась, в их деревне похитили ребенка. Такая же, как и она сейчас, семилетняя девчонка, пропала ночью прямо в своей комнате, и никто ее больше не видел. Родители тогда места себе не находили и в слезах рассказывали соседям, что перед этой трагедией они никак не могли утихомирить ее. Сейчас Тхуан еще сильнее захотела прибежать в комнату матери и поспать с ней. В каждой семье разговоры о деде Мантэ были плохой приметой, вот только серьезно к этой примете относились лишь дети. Даже редкими вечерами, когда она сидела у костра с друзьями, большая часть страшилок была о горбатом старике с огромным мешком за спиной и злобными глазами. Кто-то поговаривал, что из этого мешка больше никогда не выбраться, а кто-то даже утверждал, что старик изредка съедал детей. Тхуан сейчас была в группе риска: все ее хорошие дела за день были ничем по сравнению с капризами во время ужина. Если наутро девочки не окажется в собственной постели, она ничуть не удивится, но определенно очень испугается. Тхуан лежала под одеялом, подмяв его под себя со всех сторон, и мысленно повторяла, что сейчас она в безопасности. У нее было теплое убежище, на территорию которого дед никогда зайти не посмеет, и подаренная отцом игрушка, которая в случае опасности наверняка оживет и защитит ее. Когда убеждения почти сработали, девочка закрыла глаза, но тут же в ужасе распахнула их. Тхуан отчетливо услышала шорох. Тхуан вспомнила, что забыла закрыть окно. На улице даже ближе к ночи было невыносимо душно, а под одеялом лоб девочки тут же покрылся холодным липким потом — больше от страха, чем от жары. У Тхуан сердце пропустило пару ударов, в ушах зазвенело от тишины комнаты, а ноги резко потяжелели. Девочка сжала в руке игрушку и, пересиливая себя, с опаской высунула голову из-под одеяла. Привыкшие к темноте глаза четко различили человеческий силуэт у стены. Девочка испытала невероятное облегчение, поняв, что силуэт не был скрюченным и бесформенным, как у старика, и не заметив в руке незнакомца мешка. Однако тут же в душе вновь поселилась тревога: незваный гость был слишком худ и высок для ее отца. Страх сковал еще сильнее: постепенно от ужаса потяжелели не только ноги, но и руки. Почти не моргая, выпучив глаза, она всматривалась в тьму, словно надеялась, что все это ей показалось и вот-вот человеческий силуэт испарится в воздухе. Голос, казалось, от страха тоже пропал. Девочка подумала, что прошла вечность, прежде чем она неуверенно прошептала: — Кто вы? — Помощник деда Мантэ. Ты канючила перед матерью? Незнакомец хототнул, когда Тхуан отрицательно покачала головой. — Не ври-ка тут. В общем, за все твои истерики было решено тебя устранить. Внутри девочки все сжалось, когда силуэт начал приближаться к ней, а сердце, кажется, куда-то провалилось, стоило постели промяться под тяжестью молодого человека. Он сидел рядом, совсем близко, но в кромешной тьме лица его Тхуан разглядеть так и не смогла. Мельком она подумала, что голосом незнакомец был слишком молод для помощника деда Мантэ, но все мысли исчезли из головы, стоило ей увидеть блеск ярко-желтого глаза. Тхуан тут же дернулась и отодвинулась дальше в постели. Дальше была только стена. Когда незнакомец отодвинул одеяло в сторону, Тхуан поежилась: ноги тут же покрылись мурашками от прохладного летнего ветра. Когда он положил свою руку на ее ногу, она напряженно сжала зубы. Когда кожа ощутила отнюдь не человеческую руку, а животную лапу, девочка чуть не закричала. Мать наверняка спала уже в своей комнате. Если бы она что-нибудь услышала и прибежала сюда, ей бы не поздоровилось: у матери не было когтей и цветных глаз. Мать умела лишь готовить да убираться, она не смогла бы защититься. Ах если бы дома был отец! Тхуан точно развизжалась бы, и с незваным гостем было бы покончено — ее папа имел огромный арсенал оружия и драться умел как никто другой. — Не надо, прошу… Я больше не буду так себя вести! — залепетала она шепотом, пытаясь убрать острые когти, накрепко вцепившиеся в ее ногу. — Правда? Верю. Жаль, что дед Мантэ второго шанса не дает. Да и я тоже. Длинные когти поднялись выше вместе с подолом ханбока и остановились на уровне живота. Девочка громко сглотнула, боясь в какой-то момент не сдержаться и закричать. А кричать хотелось, очень хотелось, чтобы кто-то все-таки услышал и спас. — Знаешь, я как раз немного голоден. Куксу старик готовит неважно. Слова незнакомца дошли до нее с опозданием. Стоило ей понять, о чем он говорил, как тут же девочка шокировано открыла рот. Он не отправит ее в мешок? Он ее что… съест? Желание жить оказалось куда сильнее оков страха. — Не надо, нет! — она скинула его руку с живота, поджала ноги под себя и выпалила первое, что пришло в голову. — Я буду полезна! Я многое умею, честно! — Неужели? И что же ты умеешь? — Ну, танцевать… — тихий смешок подсказал девочке, что этот навык незнакомцу был бесполезен. — Охотиться могу! Мы с папой раньше часто на охоту ходили. — С охотой я и без тебя справлюсь. — А зайца поймать не… — Поверь мне, смогу, и не одного. — Я рыбачить еще умею! — Тхуан вдруг воодушевилась. — Я тоже, — со скучающим видом ответил гость. — Так и выходит, что все, что ты можешь мне предложить, это… Незнакомец выдержал драматическую паузу и приблизился к лицу девочки. Разум подсказывал, что сейчас самое время расплакаться и позвать на помощь, но девочка прислушалась к зову сердца, которое еще ни разу не подводило. В кромешной тьме Тхуан вслепую ударила незнакомца по лицу. — Еще и рукоприкладством занимаешься... Мечта Мантэ. Наскоро выпуталась из одеяла, ступила босыми ногами на холодный пол и рванула. Пока опешивший гость потирал ушибленное место, Тхуан оказалась на крыльце, разбежалась, хорошенько оттолкнулась, предвкушая мягкую тропинку под босыми ногами, и — повисла в воздухе. Крепкие руки на ее поясе не давали ни выскользнуть, ни вырваться. Страх сменился негодованием. Тхуан яростно размахивала ногами в разные стороны, изредка попадала пяткой по животу незнакомца, но тот, казалось, даже не морщился. — Да я на вас жалобу императору напишу, что вы грабитель и ворвались в мой дом! Она тут же оказалась на полу, неспособная вымолвить ни слова: незнакомец закрыл ей рот ладонью. В ушах все еще эхом отдавался собственный пронзительный голос. — Сначала научись писать и обзаведись своим домом. И если хоть еще раз пикнешь, заскочу и к твоим родителям. Печени много не бывает. У девочки глаза на лоб полезли от таких слов. О сверхъестественном Тхуан знала все, правда, до сегодняшнего дня она боялась лишь деда Мантэ, который был на слуху у всех ее друзей. О встрече с настоящим кумихо она никогда не думала и была бы рада не задумываться о ней никогда. Очередная попытка самообороны не сработала. — Еще раз укусишь — и я укушу в ответ. Поверь, тебе не понравится. Кажется, смирившись с поражением, она замычала ему в руку. — Кричать не будешь? Девочка помотала головой, и кумихо отпустил ее. Тхуан еще никогда так быстро не сдавалась — даже зайца все-таки смогла поймать спустя часа три — а тут вдруг впала в уныние. Все же, как папа учил, сделала: воспользовалась замешательством противника, кое-как обезвредила, придумала гениальный план побега — а все равно не вышло. Методы отца, видимо, на кумихо не работали. Тхуан с опаской взглянула на незнакомца и нервно сглотнула. Сейчас точно печень съест, а потом еще и деду Мантэ про это с гордостью будет рассказывать. И о пощаде просить бесполезно. Даже если и согласится — он же лис! — наврет с три короба и еще коробочку, а потом сделает, как хотел. Тхуан так и не увиделась с отцом и так и не извинилась перед матерью за свои капризы. Тхуан так и не достроила с друзьями шалашик на каштане и еще не открыла купальный сезон: до этого пару недель проболела в разгар лета. Тхуан обидно было до ужаса, что ее жизнь должна была оборваться лишь из-за того, что помощнику деда Мантэ приспичило поесть. — Не убивайте, пожалуйста, господин, — она сложила руки в умоляющем жесте и начала судорожно тереть ладони друг о друга, а сама зажмурилась, готовясь к скоропостижной смерти. — Чревоугодие — это плохо… — Чревоугодие? Высокого ты мнения о своей детской недо-печенке. — Я еще столько всего не успела… — продолжила умолять девочка, не обратив внимание на слова кумихо, а сама зажмурилась еще сильнее. Она представила, как над ее головой уже появилась когтистая лапа, а сам гость наверняка уже выпустил клыки. Она сжала зубы поплотнее, чтобы точно не закричать. Она съежилась невольно. Она вздрогнула, услышав ответ незваного гостя. — Обещай быть хорошей девочкой, слушаться родителей и все такое, — раздраженно сказал он. — Я проверю. — Да-да, конечно! Обещаю. Клянусь, — девочка закивала с таким энтузиазмом, что он усмехнулся. Незнакомец ушел быстро. Слишком быстро. Оставшись в комнате одна, Тхуан почесала щеки, на которых давно уже высохли слезы, как можно скорее закрыла окно и включила тусклый свет: без света спать оказалось небезопасно. Да и открытые ставни с распахнутыми стенками окон, казалось, раньше пугали лишь огромными насекомыми. И уже лежа в кровати, ежась от кровоточащей раны чуть выше колена, девочка всем сердцем надеялась, что кумихо все-таки больше не придет.