
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Академия пала, а сознание плененной Богини Мудрости захвачено. Теперь весь Сумеру в руках Дотторе, и единственная надежда на спасение — это правда, затерявшаяся в веках. Ответственность за её поиски ложится на плечи Люмин, которой приходится заключить контракт с Одиннадцатым Предвестником Фатуи. Она верит, что это способ избежать худшего, но каждый её шаг превращается в танец на лезвии ножа.
Примечания
1)За основу взято очень много лора и канонных моментов, вторые особенно прослеживаются в первых главах.
2)В метках слоуберн, поэтому выдыхаем и никуда не торопимся.
3)Как всегда существование придуманных автором оригинальных персонажей.
4)Название «Rose Garden Dreams» означает «Мечты розового сада», отсылает на Богиню Цветов и одну из любимых автором песен Ланы Дель Рей «Cherry», которую можно даже назвать чем-то вроде саундтрека.
5)Отзывы очень приветствуются. Даже пара слов будет очень важна. Это помогает понимать, что вы думаете и чувствуете в процессе чтения.
Посвящение
Эти розы прекрасны, не правда ли? Хрупкие, напоминающие чистоту и непорочность. Но стоит коснуться стебля и прольётся кровь. И любовь — подобна розе. Её красота заставляет забыть о шипах.
— Глава ???
Глава 36
29 декабря 2024, 04:06
— Ты так красива! — Джехт восторженно захлопала в ладоши, осматривая своё творение. — Праздник в честь того, что мы вернули джинна в Хадрамавет, выйдет воистину потрясающим.
Люмин выступала пред высоким зеркалом в комнате одного из уходящих в скалы зданий, которую Танит радушно выделили. Она верила — одежды, в которое её облачила Джехт, делали образ лунной девы из пустыни. Белая ткань лёгкая и мягкая, что поднималась к плечам, обнимая грудь, а после юбка оголяла живот и обрамляла бёдра. По лёгкой материи бежала золотая нить, а на края верхней части, что крепилась на горле, нашиты причудливой формы белые агаты — они блестели подобно рассыпанным по песку дивным камням из недр земли.
— Ты всегда так хорошо относилась ко мне. Почему? — неуверенно сложила слова Люмин. Говорить об этом внезапно сделалось неправильным. — В пустыне ведь не жалуют любые привязанности.
— Не дóлжно женщине другой женщине врагом быть. — произнесла Джехт спокойно, вдыхая в полную меру. И придержала пояс своих одежд, что изящными голубыми лентами ниспадали по плечам, пока юбка, струясь, подчёркивала каждое лёгкое движение. — Мы сила и опора друг другу. Оставь мужчинам низкие издевательства.
Уверенные слова дитя Танит поселяли теплоту в груди. В последние дни мало того, о чём они с Джехт по вечерам могли бы не говорить. Некоторые из этих вещей оставались исключительно за тишайшим шепотом и зачастую становились причиной красных щёк Люмин. В такие мгновения благодарность Путешественницы необъятна, с Джехт многие правды обретали простоту, и говорить о них становилось легче.
— Так, говоришь, из-за матери джиннов у вас получилось воспоминания и мысли друг друга? — продолжила Джехт с лёгкой улыбкой. — Должно быть, было весело.
Люмин покачала головой, совершенно не зная, как рассудить.
— Ну-ну, хватит уже. — дитя Танит свела брови, словно находила нечто для неё привлекательное, точно ворона, что бросалась на блестящую побрякушку. Всё-то её пустынному нраву хотелось разузнать. — Слышала я уже всё, мол, «я не знаю, что чувствую», «это не любовь». А теперь вот, извините, но Лилупар, похоже, сделала за вас всю грязную работёнку. Забавный поворот, не правда ли?
Люмин повернулась к ней с лёгким недоумением на лице, а Джехт продолжала, не скрывая своего веселья.
— И ты, конечно, ощутила всё, что он чувствует, да? Его эмоции, его «божественную» самоуверенность, что ты можешь быть чем-то вроде его «спутницы» в этом безумии. Как тебе это? — подытожила она.
— Я не… Это не так! — Путешественница спешно отвернулась, ощущая, как собственные щёки обдало стеснением.
— О, да, конечно, — насмешливо отозвалась Джехт, чуть задирая подбородок. — Думаю, Тарталья рад, что ты теперь, как и он, знаешь всё. Но не переживай, в пустыне мы все немного путаемся в этих вопросах. Это, конечно, не как в цивилизованных землях, но… кто знает, как это будет на самом деле?
— Ты прямо мастер раздавать советы, Джехт. — Люмин шумно вздохнула, пытаясь взять себя в руки, хоть и собственный взгляд по-прежнему избегал глаз собеседницы.
— Так-то оно так. — Джехт вскинула брови. — Но если честно, похоже, вам с Чайльдом предстоит ещё много интересного. Пусть уж это будет на вашей совести.
— Не знаю, почему ты так на меня настаиваешь. — выдохнула Люмин, пытаясь сменить тему. — Всё не так, как ты думаешь.
Джехт поджала губы, не скрывая улыбки, и с хитрым взглядом отступила.
— Ладно, просто мне всегда нравится наблюдать за тем, как вы все себя ведёте. — сказала она с невинным тоном, пока потянулась за шнурком, чтобы подвязать волосы. — Пустыня всегда раскрывает в людях много интересного.
Люмин снова покачала головой, ощущая, как каждая её попытка оправдаться становилась всё более неуклюжей.
— Ты ведь знаешь, что это всё не так важно, правда? — продолжила Джехт, хотя её улыбка всё ещё не исчезала. — Ты и так как-то по-особому обаятельно теряешься. Думаю, Чайльд меня в этой мысли поддержит.
— Не начинай. — попросила Люмин, слова вышли жалобными, нисколько не противовес чужой настойчивой манере.
— О, ты же сама начала. — засмеялась Джехт, наслаждаясь моментом. — Что, теперь тебе не нравится, что внимание на тебе? Я-то думала, что ты привыкла.
Люмин не смогла сдержаться и выдохнула:
— О, ну ты и существо. — Путешественница поддалась желанию пихнуть Джехт в бок, но та не сдвинулась с места, сколь бы остр не был удар.
Джехт расплылась в ещё более широкой улыбке.
— Кого ты называешь существом, я-то думала, что мы с тобой в хороших отношениях. Ну что ж, давай оставим это между нами. Ты слишком много думаешь.
Пауза повисла в воздухе, и Люмин почувствовала, как собственные плечи расслаблялись, точно для неё могло найтись мгновение, в которое навязчивые мысли отпустят. Она улыбнулась в ответ, хоть всё ещё не могла избавиться от ощущения, что разговор обязательно продолжится, и ей нужно быть готовой ко всему.
— Прости, если я тебя смутила. — Джехт наконец-то успокоилась, взгляд стал чуть мягче, пока рука слегка сжала предплечье Люмин. — Я просто так выражаю свою заботу. И не находила себе места, когда началась вся история с долиной Дахри. Понимаешь?
Люмин кивнула, хотя внутри всё равно копашилась неловкость. По груди разливался трепет. Она взглянула на свою одежду и, несмотря на смущение, почувствовала благодарность к Джехт за то, что она помогла ей почувствовать себя спокойно в племени.
— Да, наверное, я знаю. — тихо ответила она.
Однако, прежде чем они успели продолжить, в дверь уже постучала Паймон в сопровождении Лилупар. Джехт, не удержавшись, подмигнула Люмин.
— Время для праздника, я так думаю, не ждёт.
Снаружи день клонился к закату, и тени скал каньона удлинялись, словно сами стремились укрыть лагерь Танит от палящего солнца. Девушки занесли ноги над ступенями, чей прогретый камень истёрся и округлился за долгие года, пока на подобии центральной площади уже кипела жизнь: женщины из племени украшали просторы яркими тканями, натянутыми между древними колоннами и деревянными балками, а мужчины готовили костры. Запах специй и жареного мяса наполнял воздух, смешиваясь с ароматом трав, которые некто поджёг для благовоний.
— Давай, не стесняйся. — с лёгкой усмешкой произнесла Джехт, подталкивая Люмин.
— И что, по-твоему, я должна делать? — с лёгкой растерянностью спросила Путешественница, оглядывая шумную толпу.
— Присутствовать, конечно же! — с довольной улыбкой ответила Джехт. — Ты — гостья. Это уже немало.
Паймон, парившая рядом, тут же встряла:
— Гостья? Но ведь без Люмин они бы ничего не вернули! Может, её стоит представить как героиню?
— Паймон! — укоризненно произнесла Люмин, заметно смущённая.
— А что такого? Это же правда! — Паймон сложила руки на груди, но быстро потеряла интерес, уловив аромат приготовленных блюд. — Ого, что это они там готовят?
Джехт рассмеялась, обхватив себя за бока:
— Маленькая, но аппетит у тебя, как у шакала. Ладно, иди за мной. — она бросила взгляд на Люмин. — А ты, подруга, присматривай за джинном. Кто знает, как племя решит её увековечить.
Лилупар, парящая рядом, насмешливо произнесла:
— Прекрасный повод для смертных вновь погрузиться в иллюзии. К чему вам праздник, если истины вы всё равно не достигнете?
— Потому что люди нуждаются в том, чтобы забыть о тяжести мира хотя бы на миг. — спокойно ответила Люмин.
Лилупар замолчала, но в той тишине было нечто одобрительное.
В следующий час улицы окончательно ожили. Местные музыканты уже собирались в круг, настраивая инструменты: бубны, деревянные флейты, и нечто напоминающее струнный лютневый инструмент с непривычным звучанием. Ритм, который они задавали, мерный, но постепенно нарастал, готовясь захватить весь лагерь в свой вихрь. Молодёжь начинала танцевать в центре. Женщины двигались плавно и величественно, передавая истории своих предков через каждое движение рук. Мужчины, напротив, били в такт босыми ногами по пыльной земле, вступая в молчаливую схватку с её вечной неподвижностью.
— Не думала, что они так живут. — прошептала Люмин, наблюдая за происходящим. Ей нравились праздники и полные радости торжества, она никогда не упускала дни, в которые жители Тейвата собирались на фестивалях. Но было нечто глубоко неправильное в том, чтобы плясать, пить и есть сейчас, когда грязь и кровь на руках ещё свежи. Как вероятно, всё ещё горячи и слёзы на лицах столичных людей, которые потеряли сполна под час захвата города Сумеру Доктором и Фатуи.
— Танит знают, что такое веселье. — с гордостью ответила Джехт, присматриваясь к людям. — Но, кажется, нас уже кое-кто обыскался.
Только и слова успели сорваться с губ дитя Танит, как с краю, где весело пылал огонь, появился Чайльд. И шагал уверено, будто ничто не могло вывести из равновесия его северную сущность. В ушах зашумело. Казалось, даже костры ныне перестали трещать, пока нити мыслей благополучно путались и терялись.
— Только попробуй что-нибудь выкинуть, — шепнула Люмин, сжав ладонь Джехт. — И я до конца жизни буду знать тебя существом.
— Тогда, приятно познакомиться, я — существо. — ответила Джехт, подталкивая Люмин в спину. — Скажешь спасибо потом, иначе вы никогда произошедшее в Храме Молчания не обсудите.
Люмин на мгновение замерла, затем удивлённо взглянула на Джехт, не в силах скрыть собственное недоумение. Однако быстро овладела собой и посмотрела на приближающегося Чайльда. Лишь несколько шагов отделяло его от группы, как он сдержанно улыбнулся, увидев их.
— Думал, я вас потерял. — сказал он с улыбкой, глядя на Джехт и Люмин. Синева глаз в свете пылающих костров утягивала по-прежнему глубоко.
Джехт спокойно посмотрела на него и не ответила сразу, в её глазах проскользнуло нечто игривое.
— Мы просто не торопимся, Чайльд. — заметила она с улыбкой. — Зачем спешить, когда есть такой праздник?
— Может быть, мне тоже стоит присоединиться? — Чайльд хмыкнул, не скрывая любопытства. И поднял лицо по ветру, так что закатное солнце золотило его кожу. — Или всё ещё слишком рано для чужеземцев?
— Для тебя всегда есть место, учитывая, что именно благодаря вам у нас появилась матерь джиннов. — легко ответила Джехт. — Но, если вы не против, мы отойдём на секунду, а то Паймон очень заинтересовало вяленное мясо крокодила.
Не успела Люмин и рта открыть, как от Джехт уже и след простыл. Вот гадство. Путешественница ей это запомнит. Растерянность накрывала волнами, пока дыхание становилось неровным. Плескающая музыка, смех людей и жар костров ныне показались такими далекими, а пространство между ней и Чайльдом внезапно сделалось каким-то… плотным.
— Джехт явно знала, что делает. — немного нервно проговорила Люмин, не зная, куда девать взгляд. Никто не изменит правду того, что Предвестник пред ней был началом всех терзаний и противоречий.
— Да, она — мастер планирования. — заметил он, глядя на то, как Джехт исчезала в толпе. — Но тебе стоит поблагодарить её. Похоже, она всё-таки неплохо сыграла на тебе, если так переживаешь.
Люмин почувствовала, как её щеки вновь пылают, и попыталась сохранить спокойствие, чтобы не выдать своё внутреннее замешательство.
— Ты можешь заткнуться? — с натянутой улыбкой произнесла она, вкладывая в свой взгляд все известные проклятия. — Это не так уж и сложно, правда?
— Принцесса, видишь ли…
— Не надо, Чайльд. Та… ситуация в Храме Молчания ничего не меняет. Если бы я знала, то никогда бы эту злосчастную бутыль в руки не взяла.
— Ты и сама знаешь, что не смогла бы удержаться. — его тон мягок, почти ласковый, будто он волнующиеся настроения Путешественницы успокаивал. Взгляд голубых глаз скользнул по лёгким одеждам, и от чего-то захотелось прикрыться. — Неужели ты правда думаешь, что тебя так сложно читать? Некоторые вещи не так просто вычеркнуть.
— Замолчи, Предвестник. — Люмин сжала кулаки, пока его близость обращалась раскалённым железом, в которое обёрнуто собственное тело. И это ощущение… Оно не о том, что представало пред глазами. Это написано прикосновениями и тем, что за ними следовало. Это то, что Чайльд всегда мог перебирать под её кожей, и слова, которые выводили их дурные языки. Мерзкий гад. Знала бы, что у воды желания лежали к скверному нраву, задумалась бы о приличиях. Но и те её бы не уберегли. И потому Путешественница вскинула голову, становясь ровнее. Следовало его загрызть, но монстр из Бездны слегка вскинул брови, ждал, что она скажет, и как рассудит.
— Людишки, как всегда забавны в полной мере. — вмешалась Лилупар с громким смешком.
Люмин замерла. Конечно, как бы они ни пытались забыть об этом острым на язык существе, она всегда рядом. Как тенёк, прислонённый к живому камню. Хотелось утвердить, мол, «не сейчас». Но у созданий древности есть пристрастие к тому, чтобы в самые неугодные часы заливать своим присутствием раскалённый металл в глотку Путешественницы.
— Это не то, что ты думаешь, Лилупар. — произнесла Люмин, но собственные слова едва ли достигали полной уверенности.
— О, я ничего не думаю. Просто ваши «тайные» мысли, такие яркие, что заслоняют даже блеск пустынных звёзд. — джинн издала короткий смешок. — Хотя, конечно, всё можно решить одним… жарким соитием.
Слова Лилупар предстали нечеловечными и дикими. Собственные плечи невольно вздрогнули, когда Люмин почувствовала, как лицо начало гореть пуще прежнего, а желание провалиться сквозь землю стало необъятным. Ладони вцепились в ткань юбки, давая хоть малую опору, будто то взаправду способно защитить от нахлынувшего жара стыда. Взгляд метнулся к Чайльду, надеясь разглядеть на его лице хотя бы тень смущения, но вместо этого Люмин заметила только его фирменное выражение — смесь лёгкой насмешки и холодного интереса. Велико желание пнуть его по ногам, но тело столь тяжело, что силы вряд ли найдётся.
— Лилупар, ты… — голос сорвался, и Путешественница осеклась. Она резко развернулась, пока ноги сами несли её прочь. — Пойду найду Джехт.
***
pov: Чайльд
Солнце окончательно скрылось за горой Дамаванд, когда племя полностью собралось на открытом пространстве посреди каньона. Внимание неудержимо обратилось к каменному ярусу, на который вышла матриарх. Одежды женщины сложены единым полотном, рисующим длинную юбку и перекинутым через плечо куском ткани. Золото украшений блестело в свете костров. Культура земель Повелительницы Цветов красива в той мере, какой остальной пустыне свойственно пренебрегать. — Пусть былые боги и правители уже растворились среди песков, память о танце все ещё живёт в крови жителей пустыни. — заявила Бабель. Строгость шага обрамлял лоск властной ухоженности. — Мы, племя Танит, хоть народ и гордый, но всегда рады устроить небольшой праздник. Чайльд слушал её слова вполуха и почти прикусил язык в необходимости придержать усмешку, позволяя себе расслабиться в этом непривычном для него спокойствии. Но его взгляд, ведомый невидимой силой, нашёл Люмин. В наряде от Джехт она казалась почти нереальной. Белые ткани обвивали девичье тело, подчёркивая каждое движение. Она выглядела… иначе. Здесь же, под светом факелов, с колыханием лёгкой ткани и цепочек, спускающихся по её плечам и талии, она казалась эфимерной и одновременно недосягаемой. Лёгкая ткань глубоко рисовала грудь, а бока почти наги в прозрачности одежд. И эти изгибы… Проклятье. Чайльд невольно задержал дыхание, ощущая, как тепло проскользнуло по телу, оставляя за собой тяжесть. И вместо ясности в голову ныне пробивались образы: касание её кожи, горячее дыхание. Её щёки, залитые краской, и чуть приоткрытые губы, которыми чрезвычайно легко очароваться. Янтарь глаз, сияющий светом тысячи звёзд. — Люмин, идём! — звонкий голос Джехт вырвал его из оцепенения. Чайльд, нахмурился, пытаясь удержать себя в настоящем, и проводил взглядом, как дитя Танит, не слушая протестов, потащила Путешественницу в центр площадки. — Танцы не моя сильная сторона! — поспешно выкрикнула Люмин, пытаясь остановить Джехт. Джехт мягко взяла Люмин за руки и изрекла, перекрикивая музыку и голоса: — Хватит, не отлынивай! — не давая шанса сбежать, дитя Танит затащила её в круг танцующих. Люмин начала повторять за ней. Сначала медленно и закрыто, движения неловки. Она бросила короткий взгляд в сторону Тартальи — отчаянный, просящий, будто надеялась, что он придёт на помощь. Но Чайльд не двинулся. Не мог. Даже её неуверенность была притягательной. Робкие шаги, попытка поймать ритм, пальцы, которые нерешительно касались ткани юбки, словно та мешала ей двигаться. Но гул барабанов нарастал, Люмин становилась смелее, более раскованной, шаг за шагом отдаваясь ритму, пока не расслабилась настолько, чтобы вовсе позабыть о том, что на неё мог кто-либо смотреть. Джехт провела Путешественницу под рукой, словно кавалер, и та рассмеялась, пока пшеничные волосы, блестящие в свете огней, закружились, обрамляя лицо. Чайльд фыркнул. И, Архонты побери, на мгновение ему захотелось выйти из тени и быть там, рядом. Видеть, как она улыбалась только ему. Притянуть ближе, почувствовать жар кожи, поглаживая пальцами, испить без остатка, изъесть, оказаться тем, кто поведёт её в этом танце. Со временем мелодия нарастала. С одной стороны за руку Люмин схватил крупный паренëк, а с другой Джехт. Путешественница бежала вместе со всеми и еле поспевала перебирать ногами, но при этом смеясь. И улыбка, такая живая, такая настоящая… Подпрыгнув вверх, она снова ухватилась за соседнего мужчину по пути и они вдвоём начали некое подобие хоровода, уже внутри другого. Руки взмыли вверх, обнажая тонкие запястья, бёдра легко покачивались в такт мелодии. Люмин ухватила ладошку Паймон и они закружились со всей силы, держась друг за друга. И такая Люмин сводила его с ума, вызывая подлинное желание взвыть. Но вместо того, чтобы стоять там дальше, наблюдая, как её лёгкий смех смешивается с гулом барабанов и хлопков, Чайльд повернулся и ушёл прочь. Праздник, столь шумный и весёлый для всех остальных, начал раздражать. Гул голосов, удары барабанов, мерцание огней — всё это сливалось в хаос. Его шаги звучали глухо, когда он направился убежищу, оставленному ему Танит. Здание уходило вглубь скалы, укрываясь от дневного зноя и ночного ветра. Едва дверь в одной из комнат закрылась, наступила тишина — такая разительная, что он на мгновение остановился, словно не знал, что делать дальше. Чайльд опёрся на стену, провёл рукой по лицу, холодный камень под ладонью помогал вернуть контроль. Проклятье. Эти мысли — неудержимые, обжигающие. Они накатывали так же, как песчаные бури. Казалось, что стоило ему закрыть глаза, как перед ним снова возникала Люмин — её смех, волосы, кружащиеся в ритме танца, изгибы тела под тонкой тканью. Слишком ярко, чтобы отмахнуться, слишком сильно, чтобы заглушить. Он прошёл в глубь комнаты и остановился у узкого окна, выходящего на ночной горизонт пустыни. Холодный воздух обжигал кожу, но и успокаивал. Здесь, подле древней библиотеки и этих суровых скал, складывалось ощущение, будто время замерло. — Северянин. — обращение замерло под сводами. Чайльд обернулся. В дверном проёме, озарённая слабым светом, стояла Бабель. Женский силуэт строг, как сама пустыня, а голос звучал так, словно за её словами скрывались тысячи лет опыта и наблюдений. — Что ж, ещё при первой встрече стало ясно, что вы сразу поняли, кто я. — произнёс он, выпрямляясь. — Как называют тебе подобных? Ах, да… «Предвестник». Чайльд позволил себе короткую, хищную улыбку: — Я знаю, что вы сотрудничали со Снежной. — Да, вначале под флагом «сотрудничества» твои люди сговорились с нашими торговцами. — пухлые губы Бабель изогнулись в ухмылке, холодной и насмешливой. — Затем начали вмешиваться в наши собственные дела... Такие назойливые. Но силы, стоящие за вами, должны быть велики. Чтобы предотвратить дальнейшую агрессию против нашего народа, мы прогнали северян и запретили им снова показываться в наших угодьях. — И почему же вы не боитесь, что моё появление не предвещает дальнейшей агрессии? — Чайльд скрестил руки на груди, взгляд его оставался спокойным, но внутри закипала ярость. — Я читал доклад капитана Зои Снежевны, находясь в долине Дахри. Вы прервали контакт без предупреждения, и наши люди остались одни посреди песчаной бури. Бабель откинула голову, издав короткий смешок, словно ему не стоило объяснять очевидное. — Ох, дорогой северянин. — ответила матриарх, обращая голову к пейзажу за окном. Её рука в лёгком жестк проскользнула по боку, точно она желала схватиться за клинок, которого в сегодняшний вечер нет на поясе. — Да, подобные тебе приносят больше угрозы, чем пользы. Ты опасен. Ты сила и разрушение, ты непредсказуем и неконтролируем. Ты хаос. Ты скверная сила, принесённая из чёрной Бездны. Та, что тоже под руку с Алым королём ходила. Чайльд стиснул зубы и медленно втянул носом воздух. — Как вы узнали? — Я повидала и чувствую многое. — Бабель прищурилась, будто изучая его самого. — Но могу сказать одно: у тебя есть сдерживающий фактор. — Сдерживающий фактор? — Чайльд склонил голову, позволяя лёгкой усмешке коснуться губ. — И что же это? Бабель не ответила сразу. Взгляд матриарха скользнул к выходу, где за каменными сводами слышались отголоски праздника. Танцы, смех, гул. Её губы тронула лёгкая, почти снисходительная улыбка. — Ты и сам знаешь. — она развернулась, и Чайльд заметил, как её силуэт растворился в сумраке, прежде чем она обернулась через плечо и бросила напоследок: — Тебе стоит вернуться на празднество, северянин. Дверь за ней захлопнулась, оставив Чайльда в полутьме. Он остался стоять, нахмурившись, пока слова Бабель эхом отдавались в его голове. «Сдерживающий фактор». Так очевидно, что Тарталья едва не усмехнулся. Люмин. Его горделивая девчонка... Всё опять упиралось в неё.***
pov: Люмин
Звёзды над пустыней сияли ярко, воздух ночи тёплый и обволакивающий, с запахом песка и дыма от потухших костров. Празднования давно закончились. Люди Танит расходились по своим шатрам и каменным укрытиям, усталые и довольные. Но собственные шаги неуверенные. Люмин опустилась на ступени каменной лестницы, беззаботно стягивая сандали со стоп. Ремни изрядно давили на пяты, пока взор смазан. Она не часто позволяла себе пить, уж тем более столько. Но Джехт оказалась настойчивой, а местное вино — чересчур коварным. Голова кружилась, а тело лёгкое, как перо. Вот только поганые мысли… тяжелее, чем обычно. Пред глазами всё ещё стояли образы. Собственный, заявляющий, что ей хватит лишь одного кубка. Джехт, смеющаяся во время танца. И Чайльд… — Так, а ну прекратить. — злобно прошептала Люмин, ладони больно приземлились на и без того алые щеки, пока Путешественница вскочила на ноги. Мысли в голове ураганом метались из стороны в сторону. — Не-ет. Жалкая картина. Она взглянула на насмехающуюся над головой луну, пока камень холодил босые стопы. Сердце сорвалось на заячий бег. Это настроение в искушающей мере опасно. И таить его опасно, и говорить о нём нельзя. — Чайльд. — произнесла его имя, как нечто запретное, и тут же расплата настигла её — губы горели, как от перца. Холодные пальцы коснулись пылающей плоти. — Нет. — Люмин снова плюхнулась на ступень. — Да чтоб тебя! Люмин провела ладонями по лицу, а затем зарылась пальцами в волосах, оттягивая. Прикрыла глаза, но то не помогло. К услышанному благодаря Лилупар в Храме Молчания возвращалась нередко. Но сейчас те слова отдавали в уши громче прежнего. И одни хуже других. Это всё из-за Лилупар. Из-за неё взращиваемая выдержка пошла по наклонной. И это неправильно. Но неправильное притягивало сильнее, чем любое решение, которое впору принять Почётному Рыцарю или героине Ли Юэ. Следующий час Люмин всё ещё просидела на ступенях, пытаясь привести собственные мысли в порядок, когда услышала шорох шагов позади. Сердце невольно ёкнуло. Она резко обернулась, и в тусклом свете луны перед ней возник знакомый силуэт. — Ты, кажется, потерялась. — произнёс Чайльд, сложив руки на груди. В голосе звучала знакомая лёгкая насмешка, но взгляд синих глаз сосредоточен, цепок. Люмин поспешно попыталась выпрямиться, но ноги оказались слишком слабыми, и она снова опустилась на ступени. — Я… Я просто… — выдавила она, надеясь, что собственное состояние не слишком заметно. — Решила проветриться. — Ага, проветриться босиком, с лицом красным, как закатник? — Предвестник мягко усмехнулся. Так, что Люмин не могла доподлинно понять, дразнил ли или действительно обеспокоен. Чайльд, вздохнув, подошёл ближе, и теперь она могла видеть его лицо чётко. Рыжий оттенок волос, точенные черты, взгляд, который, казалось, проникал в самую глубину души. — Ты перебрала, да? — спросил он, присаживаясь рядом. Слишком близко. Люмин отвернулась, пытаясь скрыть пылающие щёки. — Немного. — призналась Путешественница. — Тебе нужно отдохнуть. И выспаться. — Всё нормально. Их глаза пересеклись. Люмин изменилась в лице, пока в его ищущем взгляде не разобрать чувства, в нём только языки пламени плясали. — Ты ушёл с празднований. — фыркнула Путешественница. Она не спешила перечить, сколь бы велико не было желание. — Ушёл. А потом заметил, что кто-то одиноко сидит на ступенях, и подумал, что компания не помешает. — О, как мило. — Люмин снова отвернулась. — Вечно услужливый Чайльд, один из одиннадцати любимцев Ледяной Императрицы. Что, решил спасти меня от великой опасности — от самой себя? — Если бы я хотел кого-то спасать, — спокойно начал Предвестник, с лёгкой усмешкой в голосе. — выбрал бы кого-то менее упрямого. Люмин резко повернулась к нему. Волосы хлестанули по шее. — Упрямого? — произнесла она медленно, прищурившись. — Это говорит человек, который нападает на всё, что движется, без раздумий, лишь бы почувствовать вкус адреналина? — Тоже верно. — Чайльд усмехнулся, склонив голову набок, как хищник, разглядывающий добычу. — Но, в отличие от меня, ты всё ещё сидишь здесь босиком, колени особо не держат, и вместо того, чтобы попросить о помощи, пытаешься разыграть из себя… сильную и недосягаемую. — Я и есть сильная и недосягаемая. — отрезала Люмин, вздёргивая подбородок в собственной извечной гордости, но предательский голос слегка дрогнул, выдавая смятение. — Конечно. — согласился Чайльд, поднимая руки в притворном жесте капитуляции. — Никто в этом не сомневается. — Ты… ты невыносим! — бросила она, вскакивая на ноги, но тут же потеряла равновесие. Чайльд молниеносно поднялся, его руки не позволили упасть, подхватив её за локоть и удерживая на месте. Хватка крепка. — Осторожнее, Путешественница. — произнёс он тихо, почти шёпотом. — Я всё-таки здесь, чтобы убедиться, что ты не свернёшь себе шею. — Не нужна мне твоя помощь! — выпалила Люмин, пытаясь оттолкнуть его руку, но он не отпускал. — Конечно не нужна. — протянул Предвестник, тон стал мягче. — Ты ведь весьма неплоха в том, чтобы убегать. — Ты не посмеешь. — девичья рука потянулась к нему в пощечине, но Чайльд перехватил её запястье. От вязкого жара чужого тела тяжело дышать. — Посмею. — Как же я тебя ненавижу, Предвестник. — проговорила она, словно проклятье. — Будь моя воля, кинула б тебя прямо в пасть Осиалу ещё в Ли Юэ. — Я тебя услышал, Люмин. — Мерзавец! — горячо продиктовала она, едва не ударяя в грудь. — Подлый, бесконечный, недостойный мерзавец! — с её губ вырвался слабый визг, стоило только Чайльду поднять Люмин на руки. — Поставь меня, я сказала не всё..! В следующие секунды спина легла на прохладный камень близлежащей стены, пока вздох вышел прерывистым. Этот мир велик, но бежать, верилось, некуда. Люмин замерла. Наступила долгая тишина. — Говори. — наконец прошептал Чайльд, склоняясь чуть ближе. Тон низкий, тихий, но наполненный тягой. Слова обращались натянутой струной, готовой порваться, отчего всем телом завладела дрожь. Из плена рук не выбраться, пока те преобладали над всем сущим. — Скажи всё, что хочешь. — Ты… Ты бессовестный. Надменный. Думаешь, весь мир у твоих ног. И ты… — её голос дрогнул. Люмин прикусила губу, пытаясь сдержаться, но злость переполняла до краёв. — И я? — Чайльд поднял бровь, но не отступил. Игрался, склоняя голову то на одну сторону, то на другую. Близость взаправду удушающая, обжигающая. — Ты просто не понимаешь. Никогда не понимал, Чайльд! — Так объясни. — спокойно проговорил Предвестник, но и нотки вызова всё же уловить легко. — Я здесь, весь во внимании. — Ты! Ты сваливаешься, как буря, и рушишь всё вокруг. Раз за разом. А потом ведёшь себя так, будто это нормально. Будто ничего не значишь. — Разве это неправда? — опасно тихо произнес Чайльд. И ждал, жаждал неистово, чтобы Люмин сдалась. — Я ненавижу тебя за это! — её голос сорвался. Без сомнений, картина ему каждую струну чёрной души лелеяла и всякое самомнение баюкала. — Ненавижу, что ты делаешь со мной. Ты… Люмин замолчала, чувствуя, как в горле подступал горячий комок. Губы дрожали. Она отвела взгляд, но тут же почувствовала его руку на своём подбородке. Напор обрек глотнуть воздух и схватиться за рукав чужой алой рубашки. — Договаривай. — прошептал Чайльд, заставляя её снова взглянуть ему в глаза. И синие зрачки предстали омутами, выбраться из которых не позволят. Лишь захлебнуться. Там, где видна и плохо скрытая жадность, и вызов, и сжирающими одним взглядом оттенками, точно в одном испоганенном воображении съедая её, впиваясь в кожу клыками чудовищ и испивая всё скрытое за душой без остатка. — Скажи, не только же Лилупар всё показывать. И злость пересилила: — Мне ненавистно, что ты заставляешь меня чувствовать. — протянула прерывисто, почти поражённо и безвольно. — Ненавистно, что ты… всегда рядом, даже когда я этого не хочу. Ненавистно, что… — Люмин замолчала, изо всех сил пытаясь сдержать слёзы, но сдалась. — Что я не могу выбросить тебя из головы! И вздохнула надрывно, осознавая, что сорвалось со скверного языка. — Может, потому что и не хочешь? — слова растекались по коже непризнанной усмиряющей мерой. Ядом по крови, отравляя. Унижая. И изводя в своих пределах. — Нет… — выдавила Люмин. — Это не так. — Уверена? — Прекрати делать это со мной! — выругалась она в предательском полном истомы голосе. — Делать меня слабой, уязвимой! Ты — всё, что я должна отвергать, но, боги, ты уже и так знаешь, что я не могу, потому что даже мои мысли более не принадлежат мне! — Не можешь? — Чайльд склонился ближе, его голос звучал почти весело. И в этом взгляде… победа. Безусловная, безоговорочная победа. — Или не хочешь? Давай, Люмин, мы ведь оба знаем, что тебе это нравится. Новые ругательства собирались в глотке, да выговорить более не получалось. Предвестник продолжал смотреть на неё сверху вниз — пристально, глубоко, с той самой дерзкой уверенностью, которая извечно сводила с ума. Губы напротив чуть дрогнули, будто Тарталья собирался нечто добавить, но вместо слов последовало действие иное… Чайльд наклонился, и мир, казалось, остановился, когда он жадным поцелуем впился в её губы. Раздвинул их с напором, играя с кончиком языка и обрекая окончательно потерять дыхание. Подчиняя, пока тело Люмин исполнялось маревом, что все человеческие мысли плавило, а пальцы задрожали, замершие на полпути к тому, чтобы остановить. На полпути к тому, чтобы оттолкнуть. — Прекрати делать это со мной. — выдохнула Люмин ему губы, хотя и запустили руки в рыжие волосы — сжала их в кулаки. Речь ломалась на каждом слоге. — Прекрати. — его зубы прикусили её нижнюю губу — поймали её. — прекрати, прекрати… — пробормотала, прильнув ближе. Ладони проскользнули по широким плечам Чайльда, а ноги дрожали. И следовало сгореть в этом огне, пока его пальцы легли под грудь, сжали сквозь верхнюю часть одеяний, играли с затвердевшими бусинами сосков, что в этот час оказались особенно чувствительны, так что Люмин каждая тряпка на себе ненавистна. В горле застряло разнеженное мычание, стоило ему слегка сжать бока и кончиками пальцев истязать поясницу, пустить сладостную агонию по спине, что дурманом ударяла к голове. Чудилось вовсе, всё естество Тартальи легло на неё, удерживая подле стены. Эта ночь принадлежала его празднованию, и жадный надменный мерзавец желал от неё всё — забирал и присваивал. Одну волю украсть не мог, но Люмин сама к нему тянулась и тянула к себе, голову запрокинула, не ведая, почему не могла стоять пред одним горячим чувством. И проглотила полный жажды вздох, стоило Предвестнику резко отстраниться. На его глаза упала тень, и взгляд предстал опьянённым, точно принадлежащий изголодавшемуся, жадному зверю. — Ты… — Люмин едва нашла голос, но слова снова застряли в горле, пока мир вокруг, казалось, всё ещё кружился. Страха нет. Только желание — требование большего. И когда-нибудь она потребует за своё измученное сердце сполна. — А теперь… — шепнул Чайльд, наклоняясь к её уху, а затем носом вычерчивая линии у шеи. Он улыбался, упивался властью, которую имел над ней. — Можешь снова сказать, как сильно ты меня ненавидишь. Противоположно тому изречь нечего. И Предвестник не пытался её остановить, стоило направиться прочь.