Rose Garden Dreams

​Говорят, все цветы распускаются ради красивой смерти,

И именно смерть была той точкой, к которой с самого начала стремилась Повелительница Цветов.

Ибо смерть окрашивает радость горечью утраты, чтобы добавить ей сияния в бесконечных воспоминаниях.

Невежественный Повелитель Пустыни никогда не понимал истин, которые она исповедовала, 

Он был лишь очарован её безмерной красотой и нежностью.

И как бы сильно ни увяз он в своих воспоминаниях, Повелительница Цветов заранее предвидела такой исход.

pov: Люмин

Тишина здесь иная. Не та, что убаюкивала, заставляя забыться в кратком покое, а та, что в полную меру душила, пока дни становились длинными и тягучими. Пустыня Хадрамавет глотала любые звуки, превращая в слабые отголоски, скользящие по золотым дюнам. Песок хлестал ветер, пока небо дрожало от пыли и жара. Солнце и вовсе не касалось кожи — свет размыт, безжизнен, утонувший в слоях пыльных бурь. Высокие скалы возвышались по обе стороны узкого пути, пока небольшие вихри кружились по краям, представая то неведомыми духами, то нерушимыми стражами. Где-то впереди раздавался низкий, глухой гул, будто сама пустыня могла дышать. Люмин помнила каждую минуту того часа, что провожал горькое откровение в Храме Молчания. Она помнила ночь, в которую привал наградил её долгожданным спокойствием. И утро… Утро представало особенно странным. Когда ноги привели к чертогам земель Повелительницы Цветов, собственные кости трещали от того, что вся тяжесть уходящих дней оседала в теле, ядовитой густотой наполняла ноги, делая каждое движение невыносимым. Джехт, верилось, строго руководила передвижениями, и от того в изнеможении нет боли. — Следите за подземными толчками. — слабый голос Джет разрезал пространство. Окружающие тени дёрнулись с её словами, пока пальцы той пропустили лиловые пряди волос, упавшие на взмокший лоб. — Небольшая неосторожность, и мы все отправимся на корм унутам. — Такое чувство, будто нас… наблюдают. — пробормотала Паймон, нервно цепляясь за плечо Люмин.  — Потому что нас действительно наблюдают. — спокойно ответила Джехт, не мешкая. Она подняла руку, указывая на узкий проход между скалами. — Там начинается путь к Сафхе Хатрандж. — Сафхе Хатрандж? — переспросил Чайльд, осматриваясь. Взгляд синих глаз задержался на силуэте песчаного столба, вращающегося вдалеке, как гигантский смерч. — Звучит… непонятно. — Это древний путь моего народа к одному из храмов с таким же названием. Здесь песок — не просто песок, а прах предков. — продолжила Джехт, не сбавляя шага. — Поговаривают, если затихнуть, можно услышать их шёпот. — Это уж слишком. — пробормотала Паймон, поёживаясь. — Замолчи, потешное существо. — вмешалась Лилупар, голос сладок и тягуч, как мёд. — Шёпот песков не для таких, как ты. Здесь говорят только с теми, у кого есть право слышать. Люмин шагнула вперёд, не оборачиваясь. В незнании, что было хуже: странное давление пустыни или дурное чувство того, что шёпот действительно рядом. Не в её ушах, но в голове. — Что это за столб? — резко спросила она, пытаясь вырваться из оков навязчивого ощущения. — Вихрь. Песчаная буря, что никогда не прекращается. — ответила Джехт. — Моё племя верит, что она оберегает Оазис Вечности, и только джинн может открыть путь. Увы, территория объявлена запретной. Никто не имеет права приближаться к этому месту, кроме разведчиков во время патрулирования. Старики верят, что там скитаются древние духи, жаждущие поглотить чужие души и плоть. — она пожала плечами. — Думаю, это просто сказки, но всё же Оазис Вечности — это надежда. Шанс на возрождение земель золотого песка.  Её голос затих, словно растворился в гуле песчаного вихря. Люмин смотрела на силуэт смерча, но глаза её видели иное: путь, теряющийся в пыли. Шаги, оставленные где-то вдали, но рисующиеся рядом. Эти места полны воспоминаний, но ей не принадлежащих. Чужие судьбы плелись вокруг, как невидимые нити. И те не ручные. Совсем нет. Но невиданному могущество всегда нравилось обманывать, что вожжи вложены в руки человечества. Люмин позволила себе на секунду прикрыть глаза, и тяжесть снова пронзила её, как холодный нож. Эта земля… Она могла говорить с ней, но внезапное молчание, пришедшее на смену рокочущему шепоту в голове, оказалось куда хуже. Каждый шаг будто отнимал часть её самой, поглощая тело и душу в бесконечные пески. Казалось, сам воздух пытался донести нечто невыносимо важное, но вместо слов были лишь пустые звоны в ушах, прерывающиеся редкими вспышками боли. — Мы остановимся в племени Танит. — нарушила раздумья Люмин Джехт. — Там мы сможем отдохнуть и пополнить запасы, прежде чем двигаться дальше. Заодно доложим матриарху всё произошедшее с джинном и спросим разрешения на дальнейшее исследование Оазиса. — И с чего это столь вольное племя должно принять нас? — скептически спросил Чайльд.  — ​Потому что вы мои друзья. — заверила Джехт. — Мой отец был одним из членов племени Танит, однако он влюбился в девушку из тропиков и покинул племя. Когда он умер, я была совершенно малышкой и бесцельно скиталась по пустыне, надеясь на спасение, и в результате набрела на племя Танит. Матриарх Бабель приняла меня в племя в качестве наполовину чужеземки. Я ловко выполняла все приказы, за это ныне Бабель очень ценит меня, даже сделала своей «правой рукой», преемницей.  Люмин снова взглянула на неутихающую бурю над горой Дамаванд. Перспектива провести весь следующий световой день в одном из домов племени Танит не казалась такой уж ужасной, когда всё тело изнывало от продолжительного пешего путешествия. — Правда, она не очень хорошо относится к людям из северных земель. — с лёгким смешком добавила Джехт, и улыбка её была натянута, как тетива лука. — А кто к ним хорошо относится? — съязвила Люмин. — Не притворяйся, будто не ухмыляешься сейчас, я всё вижу. — Ты не можешь видеть затылком, прекрасная леди. — насмешливо отозвался Чайльд. — Тебя могу. — холодно ответила Люмин, не оборачиваясь. Часы, проведённые в дороге, отчего-то быстро ускользали сквозь пальцы, и уже скоро у подножья скалистого возвышения Люмин заметила небольшие скромные заставы в линиях закручивающихся каньонов, от вида которых грудь захватывал трепет. Джехт поднесла пальцы к губам, а затем засвистела в определенной манере. — Это безопасно? — спросил Чайльд, слегка прищурившись и сжав Полярную Звезду крепче. — Безопасно для тех, кого я веду. — ответила Джехт твёрдо, почти упрямо. — Но только если вы не дадите им повода усомниться. Её взгляд мелькнул по лицам спутников, особенно задержавшись на Чайльде. Тот лишь пожал плечами, отпустив лук. — Ну, посмотрим, как ты убедишь своё племя принять нас с распростёртыми объятиями. — бросил он. — Здесь не об объятиях, а о доверии. — ответила Джехт. Она вскинула голову, и её голос стал громче. — Sa tazdahir Alsahra maratan ukhraa Oase! Ответ не заставил себя ждать. Мужской голос, грубый и низкий, но удивительно тёплый, перекрыл шум ветра: — Jeht, ya farhat! lam tatima ruyatuk mundh fatrat. Madha eanka? — Dusts. — Джехт улыбнулась, коротко и почти незаметно, но в её голосе при ответе чувствовалась лёгкость, которой не было раньше. — Они не говорят на языке страны песков.  Скала сверху шевельнулась, и из тени выступил силуэт дозорного, лицо которого скрывал туго завязанный платок. Его глаза, блестевшие, как две чёрные бусины, внимательно скользнули по группе, задерживаясь на каждом. — Dusts? Hm. — дозорный опустился чуть ниже, оставаясь в пределах безопасности на своей позиции. — Matriarkh Babel lan taqwim al’ajaniybi bisuhulat. — Lan tujad mushkil. — твёрдо ответила Джехт. — Falyakun. . — произнёс дозорный, прежде чем махнуть рукой. — Проходите, но будьте осторожны. Они ступили дальше, но их патрульные не сопровождали. Каменные стены каньона постепенно раскрывали скрытый от глаз мир. Поворот за поворотом, и пред ними предстал лагерь Танит — оплот жизни, затерянный среди пустынных скал.  Древние строения, уходящие глубоко в скалы, выглядели величественно и одновременно хрупко. Стены покрыты грубыми веревками и трещинами. Где-то отбивали и сушили крокодилью кожу, а близ узких подвесных мостов густо пахло мясом и свежей кровью. Люди здесь носили лёгкие одежды подвязанные верёвочками, сплетёнными из цветастых нитей, узор которых всегда разнился. На широких деревянных платформах, натянутых между разрушенными колоннами, стояли женщины, что с призывами звали детей, снующих между камней. Мальчишки и девчонки носились босиком, их звонкие голоса смешивались с резкими порывами ветра, и в их движениях сквозило удивительное единство с этим местом. — Мы кочевое племя, но это наш основной лагерь. — пояснила Джехт, останавливаясь у края небольшой каменной площадки, давая своим спутникам осмотреться. — Развалины цивилизации Повелительницы Цветов дали нам всё, чтобы выжить. Мы сделали из них дома, хоть и многие по привычке спят в палатках. Здесь у нас даже есть библиотека, если её можно так назвать.  — Библиотека? — с лёгким сомнением переспросила Паймон. — Да. — коротко кивнула Джехт. — На одном из нижних ярусов подземелий, там хранятся свитки, что передаются из поколения в поколение. Знания древних. Вера. Книги, украденные из тропиков. И немного магии.  Когда они вошли в центральную часть лагеря, обстановка стала ещё более насыщенной. Развалины постепенно уступали место большому открытому двору, окружённому каменными постройками, под крышей которых висели тенты, и ткани, защищающие от палящего солнца. Здесь стояли несколько деревянных сооружений, аккуратно выстроенных, каждая деталь в которых показывала следы заботы и умелых рук. В центре двора, на возвышении, стояла женщина. Матриарх Бабель. Когда Джехт ступила в её круг, все присутствующие замолкли. Матриарх внимательно оглядела её, как охотник, замерший перед добычей, и её взгляд смягчился, когда она узнала свою правую руку. — Sa tazdahir, Jeht, ya farhat. — матриарх произнесла эти слова на языке пустыни, её голос тягуч. — Возвращение твоё, Джехт, — радость для всех нас. Но кто эти путники, что с тобой? — Мои друзья, матриарх. Люмин, Чайльд и Паймон. — ответила Джехт учтиво, мгновенно встав ровнее. — Я встретила их, выполняя ваше задание. Они пришли в пустыню с поисками, и я привела их к нашему племени, чтобы они могли получить помощь. — Разве я не была тебе матерью, Джехт? Почему не послала птицу, чтобы сообщить заранее? — матриарх медленно ступила вперёд. Сильные, полные гневного настроения движения норовили осадить, заставить плечи упасть и обратиться к бегству. — Мы научились прятаться, выживать. Превратили забытые земли в свой дом, но чужаки… Они всегда приносят за собой тень разрушения, даже если того не желают. — Госпожа матриарх, мы… — начал Чайльд. — Замолчи, чужеземец. — отрезала Бабель. — Я не говорю на языке северных земель. И слов «цивилизованного мира» не терплю. В землях Повелительницы нет никаких «господ».  Она оглядела Чайльда, а затем чуть отшатнулась.  — Ты, скорее всего, и задницу себе золотом подтираешь. — матриарх покачала головой, полные губы дрогнули в жестокой улыбке, исполненной красивым и неизменно безжалостным выражением. — Деньги — хороший слуга, но плохой хозяин. — Сомневаюсь, что мора годится для таких целей. — хмыкнул Тарталья, скрестив руки на груди. Бабель засмеялась громче. И смех её похож на змеиное шипение. — Что ж, и с чем вы пришли?  — Матриарх, мы нашли джинна. — твёрже выговорила Джехт, точно надеясь убедить матерь племени в своей силе. — Но она заключила договор с чужеземной, доверив настоящее имя. Нам же велела называть себя Лилупар. Как злого духа, который утопил в меду Ормазд-шаха, смертного царя Гюрабада, и всю его семью... — Джехт, дочь моя, я думала, что мои надежды уже напрасны. Но то, что джинн доверила договор о настоящем имени чужеземке, а не кому-либо из своих потомков… — Бабель взглянула на Люмин. — Знай, в твоих руках не просто существо, которым можно повелевать, однако если ключ к Оазису Вечности сам избрал тебя… Что ж, оставайтесь, но доверие нашего народа заполучить непросто. Пустыня никогда не даёт ничего просто так. — В одном ошибаешься, матриарх. — Лилупар, парящая в стороне от Люмин, почти невидимая в своём убаюкивающем молчании, наконец нарушила тишину. Жестокое равнодушие слов перебирало каждую кость в теле. — Оазис Вечности — не то место, куда может вести ключ. Это не земной путь, не путь в одной лишь пустыне. Это не просто двери, которые можно открыть. Я не обещаю вам возрождение, и не обещаю спасения. Кто осмелится искать ответы в песках, тот будет платить за них жизнью. Хоть и моя сила разрозненна, я могу помочь твоему племени, если никто из никчемных пустынных букашек не будет пытаться меня контролировать. Но если вы станете просто теми, кто хочет владеть этой силой, то я не буду ни чьей игрушкой, и пустыня заберёт всё, что вы имели. — Конечно, всемогущая матерь джиннов. — Бабель подняла брови, но не выглядела удивлённой. Скорее, её лицо приняло выражение предельного внимания. Затем матриарх медленно склонила голову, признавая мощь того, кто от самой древности откололся. — Вижу, ты такая же, как и говорится в древних преданиях. Гордая и непокорная служительница Набу Маликаты, основательница Гюрабада... Но, возможно, именно за это мы и должны благодарить. — Благодарность? От племени, которое лишь цепляется за остатки прошлого, как за песчинки в часах? — голос Лилупар наполнился холодной насмешкой. Верно, ей незначительны людские венцы власти. — Я служу лишь тем, кого выбираю сама. Ныне у меня уже есть хозяйка, и я не собираюсь брать слуг. И если этот мир забудет о племени Танит, я не пророню ни одной слезы. — Хозяйка. — хмыкнула Бабель. — Да, как было уже сказано: эта благородная принцесса — моя повелительница, и только смерть может разрушить договор между джинном и тем, кому тот доверил своё настоящее имя. — чудилось, древняя злоба пела в словах Лилупар. И речь во всё живое проникала. — Можешь не преклонять колени.  — Чужеземка. — Бабель склонила голову набок, её волосы скатывались из-за спины и розовым кварцем сверкали в солнечном свете. — Скажи мне, что ты хочешь найти в песках? Знания? Могущество? Или, как и многие, что бродят здесь, просто ищешь способ выжить? — Я ищу ответы. — Люмин сделала шаг вперёд, чувствуя, как внимание всех присутствующих сосредоточилось на ней. — Ответы о прошлом этого мира. О том, что было до нас. О тех, кто жил здесь. Мы бы хотели просить разрешения для изучения Оазиса. Бабель кивнула, её лицо озарилось чем-то, похожим на одобрение: — Тогда пусть пески решат, достойна ли ты того, чтобы узнать те тайны. А моё племя будет наблюдать. Отказ племени Танит не пугал ни в один из дней, пока они всей толпой направлялись в лагерь. Но теперь согласие обрекало гадать. Люмин никогда не обманывала себя тем, что понимание с людьми пустыни дастся им легко. Скоро северо-запад захватит пламя и нравы Фатуи, и если Бабель готова вести борьбу, призрачный Оазис и спящая в нём Богиня не должны являться её первой заботой. Значит, что-то заставило её согласиться. — Для Вас ведь Оазис Вечности не является таким святым местом, каким его воспринимают остальные члены племени Танит? — вдруг проронила Люмин. — Скорее, Вы бы назвали его занятым.  — Ты интересна, девочка. И твоя связь с матерью джиннов — тоже. — бросила Бабель как нечто незначительное. — Да, я нахожу «Оазис» занятным. Пристанище было построено Алым королём. Возведя в центре горы неприступный сад, он восхищался своим творением. Но чувства, которые вы сочли бы за вину, его выжигали. — Дешрет вряд ли жалел о создании «Оазиса». — пожал плечами Тарталья. — Мастерам не пристало «жалеть» о своих лучших творениях, дитя. — обратилась к нему Лилупар, словно к несносному мальчишке, отчего Чайльд улыбнулся, негласно соглашаясь. — И мне видится, что ты это понимаешь. 

***

Следующим утром Люмин и Паймон сидели в палатке Джехт, разложив перед собой несколько книг, что были нелегально вывезены из Академии. Это далеко не просто учебники, атласы или исторические сборники. Племя Танит мало признавало современные книги, зачастую находя в них расхождения с реальностью, поэтому пред девушками лежали самые разные старые издания с причудливыми обложками. К их значительной части Люмин не притрагивалась за незнанием языка древнего Сумеру. Другие же читались с трудом из-за замысловатого повествования, но ей было интересно всё, что удавалось прочитать. Основы астрономии и ботаники, принципы всего живого, истории о трёх богах Сумеру… — ​В отличие от других племён пустыни, Танит ценят силу слов и знаний. — пояснила Джехт, убирая очередную стопку книг на стол в углу палатки. — Но Акаше мы не доверяем. Сколько всего на самом деле хранили эти страницы и бесчисленные свитки? Мастерство целителей с Глазом Бога могло заставить твоё сердце биться вновь, а адепты и вовсе могли практически воскрешать людей, как сделали с Цици. Но то, что позволило выжить Повелительнице после скверны, находилось на совершенно ином уровне понимания — где-то за гранью силы элементов и доступных кому-любо из них знаний. На лице Джехт заиграла полуулыбка. Она, в любом случае, должным образом заботилась о сохранности этих томов. — Какова она — Повелительница Цветов? — вопросила Люмин неожиданно тихо. Не зная вовсе, найдёт ли джинн необходимым разговаривать о столь примитивных вещах. — Её характер ещё более горделив, чем у любой из джиннов. — пояснила Лилупар с тоской по былым дням в голосе. — С Дешретом она забыла понятие о любви, потому что оно слишком мало и чисто. Его подлинно было недостаточно. — А ты? — усмехнулась Джехт, качая головой. — Ты ведь была матерью.  — Я знала множество пустынных существ. — протянула слова Лилупар, звуки того норовили утянуть, окунуть в избранное представление. Путешественница почти прикусила щёку, вознося голову, чтобы прислушаться к рассказу. Этот интерес велик, и она совершенно не могла с ним совладать. Порыв отразился довольствующимся мельканием света в стеклянных стенках бутылки. — Не все из них мне нравились. На материке человек, пожалуй, существо самое недостойное. Люди редко бывают благодарны, сколь бы ты им ни давал. Они считают, что нет никого совершеннее их, когда даже насекомые бывают много милее, нежели ваш род. Но Повелительница всегда славила очарование людей. Ваши скоротечные судьбы, яркие чувства, нескладные ценности… В одно мгновение вы цветёте, в другое умираете. Я и сама нашла себе избранника из вашего рода, и имел он задатки короля, а потому я всё же дала своё благословение. — Матерь, но ведь по легендам благословения джиннов влекут за собой цену. — указала Джехт, ведя пальцами по одному из кожаных переплётов. — И она была. — усмешка родилась в красивом голосе джинна. Звук слишком резкий, непривычный.  Люмин хмыкнула.  — О людях… Не соглашусь. — призналась Путешественница, зная, что Лилупар, вероятно, осудит. — Я верю, любой из нас самое прекрасное и уникальное, что рождается на земле. Я бы не хотела переставать любить окружающих. — Вероятно, Повелительница Цветов поняла бы твои терзания. — и немилым словам Лилупар сопутствовал ветер снаружи.