Rose Garden Dreams

pov: Люмин

— Снова лелеешь всё произошедшее? — спросила Паймон. Час поздний. Люмин просидела в своей комнате весь вечер, попивая остывший чай из глиняной чашки, которая звенела всякий раз, когда дрожащие руки ставили ту обратно на блюдце. Такова цена потерь и лишений. Бремя низости и кара за последнюю глупость, дозволения на которую не давали. Люмин и не спрашивала. Просто мир избрал для неё человека, не знающего ничего человеческого. Мужчину, захлебнувшегося в крови. Но Путешественница помнила тот огонь. Горький, обжигающий. Яд, который она выпила по собственному желанию.  — После слов Нилу… Я всё пытаюсь понять, что же значит это чувство — когда все вокруг шепчутся, что ты пошла слишком далеко. — она вздохнула, позволяя тишине ненадолго воцариться. Обнимая себя руками, Путешественница вновь возвращалась к словам Руккхадеваты. К историям Карима о Пушпаватике и Дешрете… — То принесло боль, я сделала нечто, что они назовут плохим. И, что самое странное, то чувство… Я уже говорила, что оно должно быть неправильным, верно? Но почему-то оно ощущается так правильно. — Иногда мир учит нас, что любое отклонение от правил — это ошибка. — ответила на вопрос Паймон с крепостью тонкого голоса. — Но когда тебя загоняют в угол, когда никто не оставляет выбора, разве то, что ты делаешь, чтобы выжить, не становится твоей правдой? Люмин думалось, она взаправду сделала нечто плохое. Но если бы не сделала этого, то предала бы себя. Поплатилась бы свободной и жизнью. Быть может, другие считали, что она должна раскаиваться, молить о прощении, склонять голову и произносить слова, которые не имели смысла. Но зачем извиняться за то, что защищал себя? В воспоминаниях оживали лица: Нилу, Джехт, Дэхья, Кандакия, Сайно, Нахида, Дурньязада... Люмин попросту не желала просить прощения. Она не просила спокойствия… Лишь миг откровения, мгновение, в котором боль и утешение станут одним. — Паймон не та, кто может поддержать твое… увлечение. — Паймон протянула ей руку, касаясь аккуратно, будто страшась спугнуть. Люмин в скудной мере улыбнулась, поддаваясь редкостно тоскливому настроению. — Но многим из них не ведом те боль и страх, через которые ты прошла, чтобы снова встать на ноги. Если это дало тебе силы, значит, оно было необходимо. Люмин, вздохнув, поднялась на ноги и вышла в холл, ущипнув щеки, дабы придать им цвет. Если ныне пред всеми она облажается, то не сможет нормально держаться — не сможет защитить себя. Человека, который всю себя на кон перед Сумеру положил, но которого возненавидят невероятно сильно.  Она наверняка облажается. — Я всё гадала, не передумаешь ли ты. — от резкого звука голова подёрнулась в сторону. Золото жёлтого глаза Кандакии сверкало даже в полумраке. — Потому что людям пустыни не пристало вести дела с чужеземцами? — осторожно спросила Люмин, стараясь не уступать гулким ударам сердца в груди. — Потому что ты бережешь свою маленькую тайну. — кольнул страх, что в чужих словах таилась угроза. Но в тихий речи Кандакии искрились нотки заботы, и этой заботе хотелось верить. — Если смела, можешь не прикрываться. Никто не скажет, а если скажут, то не осудят. Мы все не без изъяна. Собственные мысли кипели, но снаружи Люмин оставалась спокойной, подобно глади безмятежного озера. Пусть говорят, что она не права. Пусть шепчут о поступках за спиной. Если бы они знали, что всё это только усилило решимость. — Рада знать, что мы всё же продолжаем это дело. — сдержанно улыбнулась Дэхья, когда все трое прошли в гостиную.  — В этом ваша суть. — вздохнула Кандакия, сложив руки на груди. — Сначала броситься в самую гущу, а потом уже разбираться, как выбраться. — Ты бы поступила иначе? — усмехнулась Дэхья. — Не говори, что тебе не по душе их выводить на чистую воду. — Когда это в последнее время Фатуи или мудрецы оставляли нам выбор? — спокойно ответила Кандакия, но в её глазах промелькнула сталь. — Зато какое интересное приключение, да? — встряла Паймон, чуть оживляя атмосферу. — Не каждый день приходится вытаскивать мир из беды, да ещё и с такими союзниками. Люмин обвела взглядом Сайно и аль-Хайтама, ожидая встретиться с непониманием. Парни переглянулись, а затем их лица перестали выражать какие-либо эмоции. — Вам ведь было известно. — изрекла Путешественница. — Что он Предвестник Фатуи? Конечно. — ответил секретарь Академии. — С той же секунды, как я его увидел. — Сайно? — Спустя час после вашего прибытия в деревню Аару. — отозвался генерал Махаматра. — Знаешь почему красноплодники не умеют лгать? Потому что они тут же «краснеют». Гробовое молчание.  — Почему вы не взяли его под стражу? — продолжила Путешественница уже много увереннее. — Мы знали, что ты будешь против. — фыркнул аль-Хайтам.  — И были совершенно правы, к сожалению. — сухо усмехнулась Люмин, отворачиваясь от парней. — Знаете, это странное чувство — делать что-то плохое и впервые не жалеть об этом? — Ты ни в чем не виновата. — вмешалась Дэхья. — Или виновата не только ты. Мы думали схватить его, но потом посчитали наши возможности с учетом того, что Предвестник мог использовать Глаз Порчи. Впоследствии решили немного понаблюдать. Но, как оказалось, Тарталья был весьма полезным. Люмин на миг прикрыла глаза, смакуя изреченные слова Дэхьи. В висках гудела напряжённая тишина — воспоминания и мысли боролись за первенство в её сознании. Путешественница доподлинно знала, что Чайльд никогда не играл по правилам. Он был частью этой заумной игры, о которой она не просила, но в которую вынуждена была включиться. — Полезным? — Люмин скептически приподняла бровь, повернувшись к Дэхье. — Он всегда был полезным, когда дело касалось хаоса. Но в этот раз… — она замолчала, позволив липкой тишине заполнить паузу. — Он дал больше, чем предполагал. Но его хитроумие обернулось против него самого. — Верно, его хитроумие не знает границ, — заметила Дэхья, мельком улыбнувшись. Кандакия кивнула на её слова, подаваясь вперёд. — Чайльд понимает, что любой его шаг — игра на грани. Но во время путешествия мне порой казалось, будто в этом хаосе он находил смысл. Как будто ему нужно не просто быть частью плана, но делать его опасным для себя. — В таких людях есть необъяснимое притяжение. — протянула Джехт. — С одной стороны, они — наш самый опасный враг. С другой… они ведут нас по пути, который мы бы никогда не выбрали сами. Люмин задумчиво смотрела перед собой, размышляя над сказанным. Возможно, потому она испытывала лишь малую долю сожалений. Зная, что это очередная головоломка... И Чайльд, с его непредсказуемостью и тягой к риску, действительно был частью её пути, волей или неволей, и этот путь каждый раз становился всё запутаннее. — Не хочу отвлекать от душевных мук, но раз речь уж зашла — плохая новость. — аль-Хайтам закатил глаза, опираясь плечом на стену. — Если Одиннадцатого Предвестника убьют, то это грозит серьезным конфликтом со Снежной. — Восьмая Предвестница была казнена сёгуном Райдэн в Инадзуме, после чего жизнь там только наладилась. — непонимающе заметила Паймон. — Во-первых, Инадзума отделена Облачным Морем. — напомнил он. — Во-вторых, по общеизвестной информации, Предвестница, сама согласившись на дуэль перед троном, в последствии проиграла.  — Чайльд не знает о брешах в стене Самуэль. — сказала Дэхья. — Значит, для него есть только один вариант — через Караван-Рибат, но там шныряют люди Доктора. Если его схватят, то Второй Предвестник уж точно позаботится о том, чтобы убрать назойливого коллегу, а потом скинуть данный поступок на Сумеру. Возможно, Чайльд это понимает.  — Он наверняка остался в пустыне. — покачала головой Люмин.  — Тогда его судьба тоже не лучше. — подметила Дэхья. — Он силён. — на перебой возразила Путешественница. — И о выживании знает не понаслышке и не от собственной прихоти. — Силён. — согласилась Джехт. — Хоть он и может разобраться с отрядом хорошо вооруженных воинов, но племена пустыни привыкли использовать хитрость. ​В кочевых племенах принято брать на воспитание или красть детей и выращивать из них преданных старейшинам «соколов». — Джехт вздохнула, скрестив руки на груди. — Даже в Танит. Это ассасины племени и им позволено интересоваться только добычей. Итог встречи с ними мы понимаем.  — Деревня Аару может расколоться. — идя вдоль стола, Кандакия не обернулась, но что-то в голосе защитницы осело на собственных губах горечью. — Потому что не каждый согласиться покрывать нас, если узнают, что мы держали под крышей человека, что так к чудовищам из Бездны тянется.  — Людей. — исправила Люмин. — Нас таких двое.  Воцарилось молчание. — Я пойду за ним. — произнесла Люмин спустя какое-то время.  — Ты не можешь идти в одиночку. — всполошилась Дэхья. — Ты даже не знаешь, куда направиться.  — Могу предположить. И я иду с Паймон. — Паймон думала, что ты решила закончить всё это! Совсем. Ради своего же блага! — Люмин. — Кандакия мягко коснулась её руки. — Это опасно.  — Знаю. — снова повторила Путешественница и поднялась. — Но это не обсуждается. Вы должны находиться здесь и разрабатывать план по спасению Сумеру, пока кто-то ищет информацию о произошедшем в пустыне.  — Не говори, что хочешь отыскать Храм Молчания. — хмыкнул Сайно.  Люмин лишь кивнула. Джехт поднялась за ней. — Если ты собираешься искать Храм, то я иду с тобой. — добавила Джехт. Свирепые нотки скользили в её голосе. — Тулайтулла находилась на границе с пустыней Хадрамавет, мы можем отыскать временное пристанище у Танит. Они — гордое племя, но это мои люди. Со мной вероятность успеха больше, и я не позволю твоему доброму имени сгинуть в песках. Путешественница поджала губы. — Я желаю пойти только с Паймон. — Через мой труп. — произнесли Джехт и Дэхья на перебой друг другу.  — Трупов будет сполна, если никто ничего не предпримет. Если мы не отыщем Чайльда, а далее не вернем обратно в Порт-Ормос, Академия, мудрецы, да хоть сам Доктор — они уже победили.  — Расставшись с жизнью ты Сумеру не поможешь! — с жестокой, присущей себе мерой указала Кандакия, должно быть, тая надежды вразумить. Остальные на её слова согласно кивнули. — Скажи, разве ты уже недостаточно страдала?  — Нет.  — Дивитесь, она говорит «нет»! — отчеканила слова Джехт, всплеснув руками. — Люмин, это будет утомительно. Болезненно. Тяжело. — Лучше я окончательно сожгу свою жизнь, чем стану слушать второй раз все эти оханья и аханья. — твёрдо ответила Люмин, накрепко сжимая ладони в кулаки. — Я скажу вам кое-что о своем добром имени: только я одна могу его опорочить. Вы не обязаны молиться за меня.  — Не обязаны. — кивнула дитя Танит. — Ты тоже была нам ничем не обязана, но делала. Поэтому сейчас ты выкладываешь нам всё задуманное до последней капли, а потом я иду с тобой. Это не обсуждается.  Путешественница вздохнула, понимая — не переубедить. Джехт и остальные смотрели на неё с той же непреклонностью, как и прежде. — Мне известно малое. — сдержанно начала Люмин. Она слишком плохо осведомлена, и в том её ошибка. — Я не солгу, если скажу, что Чайльд не принимал участие в планах Дотторе, а занимался исследованием Големов Руин возле Порт-Ормоса. Одна из его подчиненых помогла мне спастись, когда Доктор заблокировал мою силу элементов, а я сбежала из Академии. Я оказалась сильно ранена, и не пережила бы те дни, если бы не Чайльд и его люди. В некотором мы начинали заново. Трагедии меняют людей, и они коснулись нас обоих. — Големы, говоришь? — Дэхья кивнула задумчиво, мысленно перебирая изречённую информацию. — Всего их трое, и каждый раскидан по разным частям Сумеру. Первого, вероятно, ты уже встречала в царстве Дендро Архонта, второй — во владениях Дешрета, третий голем таится на территории Богини Цветов. Ближайший как раз находится в долине Дахри.  — «Дахри»? — переспросила Паймон. — На таким образом обозначенных территориях всегда находятся остатки Каэнри'ах. — пояснил аль-Хайтам. — Всё дело в том, что слово «дахри» означает «атеист» или «безбожник», коими и являлись жители этой страны.  — Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться туда, а затем к Храму? — отчеканила Люмин. — Это две противоположные стороны пустыни Колоннад. — безрадостно хмыкнул Сайно.    — Сделаем следующее, — начала Кандакия. — Люмин и Паймон отправляются в сопровождении Джехт. Остальные остаются здесь, при нужде защищают деревню Аару и разрабатывают план по освобождению Малой Властительницы Кусанали. 

*** 

pov: Нилу

Звёздное небо над головой мерцало мягким светом, отбрасывая холодное сияние на улицы деревни, опустевшие в ночной тишине. Теперь же последний оплот некогда великого пустынного царства погрузился в спокойствие, словно сама природа затаила дыхание под покровом ночи. Нилу двигалась почти бесшумно, лёгкие шаги сродни шелесту ветра. Время от времени слабый свет факелов выхватывал отблеск голубых камней на её одежде — загадочное сияние, играющее в такт каждому движению. — Нилуфар.  Танцовщица остановилась, не поднимая головы, и долгие секунды стояла так, словно её вовсе не коснулся оклик. — Откуда тебе известно? — если бы не собственное сдавленное дыхание, Нилу бы закатила глаза и вздохнула. — По Академии разговоры разные гуляют. — изрёк аль-Хайтам. От чужого вмешательства хоть вновь не становилось дурно, но дрянь слов от различных людей из Академии никогда не будет забыта. — Даже не предполагала, что секретарь тот, кто будет прислушиваться к подобным разговорам. — она улыбнулась. — Я всегда думала, что невидима для мира. Что он никогда не останавливается, дабы заметить меня.  И произнесла всё ровно, с безразличием чего могла бы хмыкнуть или пожать плечами, так что секретарю Академии пришлось выговорить сердитое и резкое «извини». Но Нилу вдруг без толики грусти улыбнулась, рассматривая спутника: — Ты забавен. Я несу вековое достояние Малой Властительницы Кусанали и её дорогой подруги Повелительницы Цветов, большой истории и знаний, каких некоторые люди никогда не увидят. — Забавен? — переспросил аль-Хайтам, складывая руки на груди. — Вряд ли это тот эпитет, которым меня часто описывают. Нилу тихо рассмеялась. — Да, забавен. — повторила она мягко, будто говоря что-то само собой разумеющееся. — Твой ум восхваляют многие. Но знаешь, на то, что важно, порой не нужно слишком много слов и выводов. Некоторые вещи существуют для того, чтобы их чувствовать, а не понимать. — Значит, твоя философия — чувствовать, а не разбираться? — с лёгкой долей ирониии спросил секретарь, склонив голову набок. — Мне кажется, это то, что не понять тем, кто привык всё видеть через призму одной лишь логики. — Нилу кивнула, не отрывая взгляда от звёзд над головой. — Властительница Рукухадевата всегда несла в народ то, что в любом сердце можно найти свою истину. Я живу ради этой истины. — И ты? — Если ты решил спросить моего мнения, то я на стороне Люмин. — ответила Нилу, ставя голос ровнее. Аль-Хайтам едва заметно пожал плечами, добавляя со сдержанной усмешкой: — У Люмин достаточно сил, чтобы позаботиться о себе и даже присмотреть за своей маленькой спутницей, но она привыкла доверять всем, кто обещает ответы. Но не забывай, что от доверчивости до самообмана — один шаг. Нилу помолчала, её взгляд потеплел, но голос оставался серьёзным. Она медленно произнесла: — Мы с тобой знаем, что каждый здесь ведёт свою игру. — проговорила Нилу, прерывая молчание. Взгляд лазурных глаз оставался внимательным, но не осуждающим. — Дэхья желала уберечь меня, Кандакия искренне заботится о деревне Аару, а Сайно движет долг. Ты… тебе даже самая заумная книга ныне таковой не покажется, ведь истинную жажду знаний нужно утомлять опытом, не только страницами. — танцовщица чуть прищурилась, наблюдая за реакцией, но секретарь оставался невозмутимым. — Даже Джехт, вероятно, следует за нами из интересов своего племени. Так ответь мне на вопрос: заслужила ли Люмин всё то, что с ней произошло? Аль-Хайтам сделал паузу, раздумывая над чужими словами, прежде чем ответить ровным тоном: — Быть жертвой несправедливости — не оправдание. Вся нация тонет в ней, и едва ли Люмин исключение. Она выбрала союз с Предвестником. Это не простой, но всё же опрометчивый выбор — Вы думаете, она лгала, а затем убила всех тех наёмников и солдат, потому что злой и опасный Предвестник Фатуи её соблазнил? Нашептал бедной девочке на ухо, какую расправу они заслуживают? Или она поступила так, потому что хотела спасти себя от нашей злости? Мудрецы заковали Люмин в цепи, чуть ли не пытали, причинили боль её друзьям, забрали надежду узнать хоть крупицу информации о единственном родном человеке, которого Путешественница потеряла. — Нилу усмехнулась. Ей уже однажды пришлось быть такой же одинокой, напуганной и потерянной. — На свете нет ярости страшнее, чем та, что принадлежит несчастной женщине. Нилу верила, будто во все времена нашелся бы достойный наставник. Иной вопрос, что в их стране под гнётом лишь мудрость любой ценой востребована. Любая женщина, что не была одарена милостью Академии — горничная, нимфа, следом девственница, сиделка и прислуга. Просто «довесок», безостановочная машина по ублажению мужчин и созданию детей. Странная вещь, думалось Нилу, что в Академии от женщин ждали безусловного подчинения и тихого труда. В их представлении любой женщине, и тем более такой, как Люмин, должно быть всего лишь одной из пешек, не более чем тенью в бесконечных поприщах. Но Нилу видела иную реальность. Силы Доктора велики, но для мудрецов Люмин стала настоящим вызовом, олицетворением той самой свободы, которую Академия у собственного Архонта отобрала. В Сумеру, где сами звёзды не решались светить слишком ярко, чтобы не нарушить покой знати, Люмин стала для них всех толчком. И они хотя бы попытаются...

***

pov: Люмин

Всё время перед отъездом — два дня, Люмин проводила в обществе друзей или за упущенным ведением дел. Они с Сайно и аль-Хайтамом строили ответные планы. Бывшему секретарю Академии приставало называть их простецкими задачками. Но едва ли много простого в том, чтобы понять, как не допустить Фатуи к полному контролю Сумеру, как ослабить влияние слов мудрецов, как освободить Нахиду… Вражеские подразделения по всей стране — не единственная их проблема. А положение пошатывалось красноречиво.  В остальной час Люмин не могла найти цены этим мгновениям. Никто не мог. В последнюю ночь перед отъездом она, сидя на каменных ступенях перед домом деревенского старосты, подняла взгляд к ночному небу, пока из под пальцев Кандакии раздавались звуки дутара. Звёздны мерцали, будто слушая её исполнение. — И часто ты так делаешь во время ночных дежурств? — спросила Паймон. — Только когда ночи особенно тихие. — Нелепица. — хмыкнул аль-Хайтам. Тону должно обернуться поучением.  — Тебя и не спрашивают, наш любезный друг. — ответ прозвучал в схожей пренебрежительной манере. Уголки куб Сайно дрогнули в усмешке.  — О, как приятно, когда наши учёные мужи проявляют остроумие. — вмешалась Дэхья с шутливой насмешкой в голосе. Она расположилась по правую руку от Кандакии, держа в руках небольшую глиняную тарелку с нарезанным гранатом. — Будете?  Люмин кивнула. Подушечки пальцев мгновенную окрасились в красный от небольших зерен. Подобием крови. Насыщенной сладостью, что оставляла на губах вкус потерь.  Разошлись незадолго до рассвета. Светало медленно. Золотые лучи заструились по оранжевым скалам, зажигая их мягким пламенем. Воздух ещё полнился прохладой, с лёгким оттенком ночной свежести, но каждый миг обещал скорый зной. Клубком свернувшись на кровати, Люмин нехотя открыла глаза, сонно моргая и слыша, что некто топтался на пороге. Она противилась лелеющей тело нёге, что утягивала обратно в постель. Ноги от холодной кожи сапог вышло лишь отдёрнуть, ступая босиком на полы, где с лёгкостью возможно поймать пару заноз. — Боги, вы ещё спите?! — явилось в нервной интонации с порога. Джехт прислонилась плечом к дверному косяку; её лавандовые хвостики в беспорядке. — Кандакия приготовила завтрак.    Люмин, разбудив Паймон, вышла из спальни, завязывая льняной халат поверх сорочки, а затем перепрыгнула через ступени, спускаясь во всё же погруженную во мрак гостиную. Свежий хлеб с маслом вставал поперёк горла. Уже минуя оборонительные сооружения в момент, когда солнце окончательно взошло и окрасило небосвод чистым голубым, Джехт поправила ремни дорожной сумки и оглянулась на деревню Аару, ещё погружённую в полудрёму. Тени домов, будто застенчивые призраки, медленно растворялись в лучах. Люмин шагнула вперёд. Паймон, паря рядом, слегка поёжилась от утреннего холода. — Значит, ты его простила? — спросила феечка. — Нет… — пробормотала Люмин. — Нет, я не простила его. И не думаю, что когда-нибудь по-настоящему прощу.  — Но ты любишь его. — раздалось громом среди ясного неба. Путешественница заставила себя поднять взгляд на Джехт, даже если её слова вызвали изнуряющий вихрь внутри. Захотелось выдернуть с собственной головы ещё пару волосинок, чтобы убедиться, что с ней всё то взаправду происходит. — Я не знаю, что чувствую. Джехт уверенно смотрела на неё. — Думаю, знаешь. — фыркнула дитя Танит.  — Прекрати, Джехт.  — Это правда… — отозвалась Паймон. — Прекратите! — рявкнула Люмин, давясь воздухом от чужой непреклонности в голосе. — Обе!  Джехт, усмехнувшись, кивнула и двинулась вперёд, оставляя за собой следы на песке, которые в мгновение ока исчезали под лёгким дуновением ветра. Люмин последовала за ней, ощущая, как во рту разливался вязкий привкус крови. Куда дороги ведут изменниц и беглянок? Точно же, подальше от самих себя.  И ныне ей нужно хорошо держаться. Оставаться сильной. Ради всех и ради себя самой. — Min almustahil iikhfa wala walsieali. — бросила Джехт в непонятом выражении древнего языка.