Rose Garden Dreams

pov: Люмин 

Прошедшие часы или минуты отследить сложно. Они ступали по каменному коридору, что окружал естество своей прохладой и сырым запахом. В тех тёмных местах, куда не мог проникнуть сам песок, пустовали бесчисленные помещения и покоились статуи, ожидая того времени, когда их хозяин нанесёт новый визит. Ведь цветы расцветали и облетали, а когда приходила пора, распускались вновь... Ледяному воздуху пещер должно обречь плечи дрожать, но Люмин чувствовала, как под собственной кожей растекалось огненное марево, что пускало тёплые волны по всему телу, когда Чайльд принял решение нести её на руках. Глаза закрывались под тяжестью усталости, благодаря размеренному темпу шагов клонило в сон. Картинки в голове менялись, ускользали одна за другой. Какой Чайльд видел её сейчас? Беспомощной девчонкой, поставленной к нему в Ли Юэ, или воином, что однажды преуспела с клинком, приставленным к его груди? К бою, она, готовая в бою, будучи добычей и охотником. С сотней выброшенных на ветер речей. Бегущей по белокаменным лестницам, что солнечные лучи в глаза отражали. Внутренние всполохи борьбы. Воспоминания из рушащегося под ногами мира… Люмин вздрогнула. Ныне стук собственного сердца оглушал. Ох, как же Путешественница его презирала. И противоположно тому дурману всё вокруг спокойное. Исполненное безмолвием.  — Ты меня напугала, милый товарищ. — по телу повторно прошла дрожь от того, что людской голос звучал излишне громким для её слуха. — Паршивый у меня вид для того, чтобы кого-либо пугать. — шепотом ответила Путешественница. Собственный взгляд бегал от стен к своим ногам и нёсся прочь от взора синих глаз, которым дóлжно иметь извечный хитрый и пытливый прищур. — Ты уверен, что где-нибудь здесь вообще есть источник? — Я чувствую концентрацию Гидро. Мы близко. Вскоре всё произошло так, как и сказал Чайльд. Коридоры сужались. Пробираясь через проходы и обходя обвалы, пред глазами мелькнуло мягкое золотистое свечение. Вскоре туннель открылся в просторную пещеру, посреди которой прорастало небольшое древо с золотыми листьями, освещающее пространство вокруг себя, и водоем, окруженный зелёной травой. И тихо. Здесь тихо. Будто пустынная земля не смела шуметь, дабы ненароком не перебить последние всполохи жизни.  — Я думала, под песками только пыль и камни, а тут… — покачала головой Люмин, когда Чайльд посадил её на плоский камень на краю источника. Вода искрилась в мягком свете падающем от дерева, стоило Путешественнице снять сапоги и окунуть ступни. — Будто оазис среди мертвенной пустоты. Сверху всё было подобно безликому кошмару, что безгранично пугал тех, кто в нём не вырос. Люмин мало что знала о истории пустыни, но славно осведомлена о том, что творила скверна. И привыкла искать ответы не в самых приметных местах. «История аль-Ахмара». Путешественница отчетливо помнила, как одним утром Дэхья протянула ей тот старый сборник. Ведь именно на тех страницах повествовалось о том, как Алый король ступил за границы дозволенного… — Пустыня могла быть подобной тропикам ранее? — вопросил Предвестник, вторя её настроениям.  — У нас нет способов проверить. — ответила она. Зал в глубинах старого дворца… Если тем являлась гробница царя Дешрета, тогда сейчас имелась лишь одна единственная наводка от Нахиды, которой Путешественница предпочла поделиться только с Паймон и Джехт. — Импровизируем. — подмигнул Люмин Чайльд, чем заслужил ворох Анемо элемента вокруг себя. — Кстати… Позволишь?  Люмин кивнула. Выдыхая, пока чужие пальцы соскользнули по ромбовидной застежке шарфа на задней стороне шеи, а затем ослабили наручи и стянули перчатки, она не нашла в себе силу поднять голову. Перед взором всё нынче смазанное. Путешественница желала заглянуть в глаза Чайльду, чтобы увидеть там... Что? Она знала. В глубине порочной душонки знала, но наотрез запрещала себе думать о том. Наваждение длилось всего пару секунд — и исчезло. Люмин мысленно выругалась.  Чайльд оказался в водных порогах, тёплая вода брызгами летела ему на лицо. Должно быть, Люмин почудилось ожесточённое выражение на чужом лице, когда Предвестник присмотрелся к ней, но морок развеялся, оставляя место безразличию. Или, быть может, просто расслабленному виду, ведь теперь серый мундир и черные перчатки покоились на берегу с остальными вещами, а рукава красной рубашки подвернуты до локтя. Они оба в этих стенах будто иные. Призраки своих сутей. Тени глубинных нужд, что заточены в воспоминания друг о друге. Об обрушенном мраморном поле и треске молний, о сиянии золотых монет и скрежете металла. Предвестник, сосредоточившись, направил руки к воде. Потоки поднялись и закружились вокруг. Вода, сияющая мягким голубым цветом, нежно коснулась плеча. Люмин ощутила приятное покалывание. А затем рана чуть затянулась. — Ты лечишь… — вырвалось ошарашено. Быть того не могло… Шрам, вероятно, останется, если в по прибытию в деревню Аару не обратится к лекарю, но вряд ли это та вещь, о которой Люмин желала думать.  — Немного. — ответил Предвестник, когда потоки улеглись. — Всё таки мой исключительный талант в том, чтобы калечить. Но это неплохой навык для того, кто зачастую находится на передовой.  Затем вокруг ладони Чайльд обмотал красный шарф, что ранее был всегда приколот на груди, и вымочил ткань в источнике. Люмин отбросила удлиненные пряди волос за спину. По собственной спине побежала тёплая вода. Рассматривать сосредоточенное лицо напротив оказалось много легче. — Я могла бы сама.  Вероятно, она звучала излишне ворчливо, так что чужое выражение вдруг стало хитрее. Или коварнее. Чайльд обтер её руку, прошелся ладонью по ключицам и ниже. Дышать в корсете становилось тяжелее. Люмин желала забрать у него злосчастный кусок ткани и сбежать куда подальше от ловких движений.  — Зачем ты это делаешь? — лёгкость его руки ощущалась хуже самой страшной пытки. — Возвращаю долг. — слова осели тягучим чувством. Волосы Чайльда немного растрепаны, но это не уменьшало его привлекательности, наоборот, вызвало желание дотронутся и зарыться в них пальцами. Бездновски красив, наверно, именно таким должен быть воспитанник того темного места.  — Серьезно? — хмыкнула упрямо. — Предвестник Фатуи спасает мою руку из чувства благодарности?  То, как она произнесла его титул, было пропитано почти презрением. — Я даже не пытаюсь тебя убедить. — ответил Чайльд. Печально улыбаясь и рассматривая их отражения в воде, Люмин закусила губу. Удары капель сопровождали его голос. — Ты спросила и вот мой ответ.  Кап-кап. Кап. Её глаза отражали едва заметные блики от воды, когда Люмин кинула очередной взгляд украдкой на Чайльда. Ей душно. Ей жарко. Не зря же говорили, что люди чувствовали себя неказистыми перед теми, к кому что-то испытывали. А кто безразличен — взглядом и словом не затрагивал. — Ответ? Честный ли он? — ядовито выговаривала Люмин ему под руку. — Или я вновь существую в сетях твоих высоких замыслов, в клетке из лжи и всей гнили? — Ты требуешь честности, но кем ты выбираешь быть? — разделить мелькающую в словах злую забаву не получалось.     Сердце ускорило свой ритм. И Люмин хотелось Чайльда ударить. Как ему всегда легко говорить. Да, она лгала, зная, что открыта сейчас так, что это бесполезно. Но лгала. Защищала Тейват. Защищала саму себя.  — Чего ты хочешь? — прямо спросил Предвестник. «Тебя». — едва не сорвалось с непослушных губ. Страшная, низменная правда, которой миру лучше никогда не слышать. — «Я распадаюсь на части, когда нахожусь с тобой». Путешественница чуть дернулась, желая быстро подняться и уйти, когда над водой раздался тихий и злой шепот: — Ты стала поистине хорошей лгуньей, моя леди. — Люмин с трудом разбирала, говорил то Чайльд или ветер ей нашёптывал. — Но притворство тебе не к лицу. Люмин замерла. Предвестник опустил руки на камень по обеим сторонам, в диковатом выражении выцепляя себе часто вздымающуюся грудь, опущенный опьянённый взгляд... И тогда Путешественница в излюбленном упрямом жесте вскинула голову. Тихий и судорожный вздох сорвался с её губ. Глаза Тартальи будто светились изнутри прожилками темно-голубого цвета. Словно молния то тут, то там рассекала грозовое небо над морем, темно-синий цвет обрамлял зрачок. Всё за душой расковыривая и когтями себе вытаскивая.  Чайльд не мигал. Люмин тоже не смела. Они словно играли в детскую игру, кто кого пересмотрит. Мир погрузился в тишину. — Как это ощущается? — спросил Предвестник.   — Что ощущается? — опешила Люмин. — Проиграть.  Затем Чайльд обхватил ёе лицо ладонями и поцеловал. На несколько секунд Люмин совершенно позабыла, как дышать. Его губы на её губах. Его холодные губы. На её губах. Выжидающие. У неё что-то не так с сердцем. Оно то практически останавливалось, то снова начинало отчаянно биться. Биться слишком быстро. Чайльд прямо здесь, и это не поцелуй. Не совсем, пока нет, но… Люмин сделала это. Вздохнула, приоткрывая рот. Робко, больше испуганно отвечая.  И вот тогда он поцеловал её.  Собственные ладони уперлись Чайльду в грудь. Его пальцы скользнули вдоль края челюсти Люмин, и он прижал её ближе к себе, заставляя губы раскрыться ещё больше, и Предвестник поймал этот вздох. Проглотил сразу с последующим. Затем чужие руки переместились в её волосы, его нос прижимался к коже, сразу под скулой, в месте… и он продолжал целовать её. Неторопливо, сладко. С чем-то на грани отчаяния и жадности.  «Почему?» Люмин отстранилась. Опустила голову, боясь встретиться с ним глазами. Волосы прикрывали побагровевшие щеки, но она знала, что это не укрылось от проницательного взгляда Тартальи. Он все ещё продолжал обнимать, а Люмин так и не убрала руки от него.  И прошептала, надрывно дыша: — Зачем… Перед глазами проносились звëзды, сотни и миллиарды. Хотелось вернуть его губы на собственные во всей этой проклятой муке, которая никогда не иссякала.  «Молю, обернись снова вражеским знамением. Чёрным, красным, гербом северных земель... Ненавидь меня! Сражайся!» — мысленно кричала Люмин, а на деле лишь усмехнулась с неким отчаянием. Путешественница мечтала его унизить, вожделела мысль о том, что лишь одна её сила его привлекала и манила, рушила планы. Но обманулась сама. В ложности убеждений. Ведь здесь не будет ни оружий, ни стали. И потому Люмин ринулась вперед. Второй поцелуй стал требовательным, жарким, жаждущим. Всё тело изнывало в рвении, чтобы Чайльд склонился, коснулся, сжал пальцами кожу и прижался сильнее. И у Люмин нет сил сопротивляться, у неё нет сил закрываться. Она не желала закрываться, ведь всё казалось настолько подобным лишь призрачной грёзе в ночи, что более не было мысли о неправильности происходящего. И Чайльд продолжал целовать глубоко, скользя языком по краям её зубов. Затем прихватывая нежную кожу у основания шеи, оттягивая и по кругу зализывая, надавливая. Напряжение разливалось по венам с каждой пульсацией, со всяким вздохом, с каждым ощущением как тугой узел закручивался и сжимался внизу живота, нет, ниже — и это нарастало. Чайльд одним пальцем надавил на ямочку у подбородка, подобный напор обрек глотнуть воздух и схватиться за рукав рубашки, теперь он целовал её воистину развратно, оглаживая губы, властно раздвигая и не позволяя завладеть пристрастием, разделяя жар на языках. Собственные руки подрагивали от непристойного влажного звука. Из грудной клетки вырвался приглушенный стон — Люмин даже не задумывалась, что способна на что-то подобное, и она желала его ещё ближе, заставляя его крепче сжать пальцы в её волосах. Крепко ухватиться за них, притягивая её так близко к себе, как это только возможно. Чтобы это напряжение между ними усилилось. И именно тогда Путешественница осознала, как сильно она этого хотела. Она — она хотела его полностью. Ногтями бы вцепиться и оцарапать не меньше, когда Предвестник кончиком языка провёл по впадине под горлом, целуя угол челюсти и вынуждая отвернуться, подставить ему всё уязвимое. Лишь бы не смотреть, не видеть собственного стыда, отражающегося в синих зрачках, пока шнуровка на корсете медленно ослабевала под натиском чужих рук. Отодвигая угол одежд, целуя ниже ключиц пошло и вызывающе, сминая и кусая кожу, что на все его действия отзывалась с вяжущей пульсацией. Жаждой, изнывающей, молящей, пока ткань медленно опускалась. Глубоко вдыхая от наготы, Люмин сбивчиво норовила прикрыться, уступая дрожи и бегая взглядом, но Тарталья поймал её руку. Путешественница ойкнула.  — Несколько поздно смущаться, не находишь? — с его губ лилось баюкающее шипение. — Можно подумать, никто раньше этого не делал.  Путешественница поджала губы. Чайльд сделал паузу. На мгновение совершенно замер. И теперь она почувствовала панику. — Нет. — хрипло отозвалась Люмин. Она открыла глаза — посмотрела на него, ожидая увидеть на его лице разочарование или нечто подобное. Но Предвестник спокоен. Серьёзен. Задумчив.  — Плохой выбор.   — Но он мой, Чайльд. Я не хочу бежать.  Люмин позволила развести свои руки. И он смотрел. Смотрел на её обнажённую грудь, пока её щёки не начали полыхать так сильно, что бороться с желанием снова прикрыться приходилось. Затем её дрожащие пальцы очертили мышцы под кожей, подушечки перекатились по прессу, по косым мышцам, вверх. Хотелось снять эту рубашку, откинуть как можно дальше. Они не отводили друг от друга взглядов, даже тогда, когда Тарталья помогал ей снять с него верх. Только тогда Люмин позволила себе оторваться от его лица и проследить путь своих рук вниз. Вниз, по острым скулам, вниз, по линии подбородка, вниз, по шее, вниз, к ямке ключиц. По накаченной груди… Кожа бледная, но тёплая, от неё исходил жар, но несмотря на это, множество мурашек разбегалось от её касаний.  Широкие ладони огладили мягкий живот и бёдра, и впервые Люмин придала значение тому, что их кожа чуть груба и мозолиста от постоянного владения оружием. Влажный порочный рот лёг на одну из округлившихся грудей. У Люмин перехватило дыхание, а с губ сорвался тихий стон. Усмехнувшись, Чайльд медленно спустился к её животу, оставляя влажную дорожку поцелуев. Рука невесомо взметнулась от ее колена к внутренней стороне бедра, затем стремительно опустилась обратно и вновь поднялась наверх, разводя её ноги. Медленно, медленно, бездновски медленно… И оставляя в сбитом дыхании, поцелуи уходили по животу все ниже и ниже, пока Путешественница не была вынуждена с одновременными ужасом и восторгом задыхаться в предвкушении и руками по поверхности елозить, потому что схватиться вовсе не за что.  Веки сами закрылись, стоило только почувствовать горячее дыхание между своих ног. Его плечи нерушимой преградой стояли, украшающей, пока Чайльд откровенно хищно целовал внутреннюю сторону открытого бедра. Он оставил одну ногу лежать на своем плече, вторую отвел в сторону и скользнул языком к клитору, втягивая его в рот и слегка прикусывая. Люмин задохнулась от эмоций. Это было так странно, но так заманчиво, что она инстинктивно развела ноги шире, предоставляя больше места для действий. Тарталья отметил это легким проникновением в неё одним пальцем. Движения становились более властным, частым и развязным — с хлюпающим звуком на конце. Надавливая, добавился второй, двигаясь поступательно и не обделяя столь необходимой нежностью. Люмин дышала глубоко, но собравшееся в груди напряжение извращало остатки мыслей. Марево, жидкое пламя стекалось к низу живота. Жалобно всхлипывая, Люмин сама поддавалась вперёд, желая взять больше. Всё тело вспарывало нечеловеческими всплесками, но его руки не отпускали, вжимая в себя и лаская языком с неослабевающем рвением, каждую волну прокатывают по телу с неистовой величиной, заставляя судорожно шептать без разбора не то имя, не то титул, не то очередное проклятие. — П-подожди, я сейчас… — слова растворилось в очередном вздохе, когда Предвестник резко остановился и поднял на её голову. Губы дрожали, вместе с чем Чайльд убирал руку, прозрачная нить тянулась от его пальцев. И самая огромная пытка для неё — его взгляд. Прямой. Неотрывный. Затем он втянул очередной поцелуй, подхватив под ягодицы, пока Люмин обвила руками его шею. Устроившись на берегу, Чайльд почти лёг на неё, неистово впивался губами в нежную кожу на ее шее, оставляя алые следы, будто тем самым хотел навсегда сделать ее своей, будто эти отметины способны были показать Люмин близость к нему. В промежутках между попытками совладать со своим телом, отзывающимся на изощренные ласки, Путешественница услышала бархатный шепот у своего уха: — Потерпи, будет сначала неприятно. — он накрыл рукой её ладонь, переплетая пальцы. — Расслабься.  Люмин сдавленно кивнула. Он выдохнул. Коротко. А потом направил член внутрь. Тупая боль пронзила собственный живот. Путешественница тихо вскрикнула, сжимая его руку сильнее. — Больно?  Тонкие пальцы впивались в спину, прижимая. Собственное сердце билось загнано. Когда Люмин потянулась к его губам, он сам поцеловал её, осторожно и медленно. Она не будет зажиматься, она не будет его отталкивать.  — Не останавливайся.  Обманчиво нежно играя и бормоча в шею, Чайльд повелел взять за руку крепче, отчего в спешных рваных движениях она накрывает его предплечье ладонью. Под кожей искрило, стоит ему надавить сильнее, утягивая за движением и вынуждая открыться. Голос сорвался на непристойный звук. Сначала Чайльд брал её нестерпимо медленно, плавя мысли и собственный образ пред взором, заставляя глаза закатываться, но вместе с тем его движения размашисты и глубоки.  — Я хочу, чтобы ты помнила, Люмин. Знала, что никто более не сможет касаться тебя так. — обещание граничило с безумием. Чайльд везде, его слишком мало и много одновременно. — Никто другой не услышит эти сладостные звуки и не посмеет притронуться к тебе. Более он не говорил, заставляя заслушаться тем, как очередной его выдох в самом конце перетек в короткий мелодичный под стать красивому голосу стон. Тело непривычно мягкое и податливое, так что позволяя себе прикрыть глаза, Люмин сосредоточилась на том, как Чайльд двигался внутри неё. С каждым непристойным шлепком расходятся колючие вспышки. Страсть накрывала сознание приливами, пока Люмин более не стонала, а кричала. Уверенная, что после этого останется без голоса. Голова кружилась от того, что удовольствие дробилось, становясь жестоким и терзающим. И эта наполненность невероятна. Люмин подмахивала бёдрами навстречу, ему это нравилось, мурлыкал ей на ухо. Она дрожала под ним, впервые чувствуя, что находилась там, где должна быть, где её ждали, где жаждали увидеть. Его слова всплывали в голове, словно яркие вспышки, они, вторя точкам Тартальи, сменяли друг друга: «Моя.» «Только ты.» Он выжигал её душу. Вгрызался в её сердце. И имел её размашисто, с каким-то нечеловеческим напором и ещё бóльшим рвением, словно не может насытиться. Вцепился в её губы ненасытно, когда живота свело и Люмин захлестнул оргазм. Перед глазами взрывались темные пятна. Путешественница вскрикнула, не в силах сопротивляться, она так устала это делать… Задохнулась от эмоций, когда он кончил следом. Вжимая. Её. В. Себя.

***

Вода кольцами расходится вокруг Люмин. Она зажмурилась, ныряя с головой и бережно отжимая пряди волос после. Затем позволила себе прикрыть глаза, когда Чайльд зашел в источник. Представляя, как вода с волос капала на его спину и плечи, катилась по явному рисунку сильных мышц. Тарталья воспользовался этим, подплывая ближе и обнимая за плечи, его рука легла на живот. Прижимал нагим телом к его собственному. Губы коснулись уха. — Поцелуй меня. — приказала Люмин, оборачиваясь. И Предвестник сделал.  Подчинился.