
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Академия пала, а сознание плененной Богини Мудрости захвачено. Теперь весь Сумеру в руках Дотторе, и единственная надежда на спасение — это правда, затерявшаяся в веках. Ответственность за её поиски ложится на плечи Люмин, которой приходится заключить контракт с Одиннадцатым Предвестником Фатуи. Она верит, что это способ избежать худшего, но каждый её шаг превращается в танец на лезвии ножа.
Примечания
1)За основу взято очень много лора и канонных моментов, вторые особенно прослеживаются в первых главах.
2)В метках слоуберн, поэтому выдыхаем и никуда не торопимся.
3)Как всегда существование придуманных автором оригинальных персонажей.
4)Название «Rose Garden Dreams» означает «Мечты розового сада», отсылает на Богиню Цветов и одну из любимых автором песен Ланы Дель Рей «Cherry», которую можно даже назвать чем-то вроде саундтрека.
5)Отзывы очень приветствуются. Даже пара слов будет очень важна. Это помогает понимать, что вы думаете и чувствуете в процессе чтения.
Посвящение
Эти розы прекрасны, не правда ли? Хрупкие, напоминающие чистоту и непорочность. Но стоит коснуться стебля и прольётся кровь. И любовь — подобна розе. Её красота заставляет забыть о шипах.
— Глава ???
Глава 21
28 июня 2024, 09:55
Pov: Дэхья
— Надеюсь, вы сможете меня порадовать, девочки. — провозгласила Дэхья, оглядывая Нилу и Кандакию. Те стояли подле многочисленных полок со свитками и пергаментами, что чудом сохранились после падения царства Дешрева. Думалось, то последние угли былых знаний, хоть как-то доступных человеческому взору. В этот вечер Дэхья собрала вокруг себя исключительно тех, кому способна доверять в это тяжкое время. Люмин должна была присоединиться, однако после уведенного в заброшенной больницы тревожить её не хотелось. К тому же… теперь с ней было что-то не так. И Пламенная Грива не могла быть доподлинно уверена, что же. — Хранителя архива деревни Аару не было на месте, поэтому что-либо отыскать стало сложной задачей. — Кандакия скрестила руки на груди, присматриваясь к летающей в воздухе пыли. — Но Нилу не подвела и даже немного разговорила деревенского старосту. Ты помнишь, когда речь заходит о былой дружбе, то он видит в этом предвещение беды. — Кандакия, не стоит меня так восхвалять. — неуверенно разъяснила Нилу, точно подбирая слова. — Наша находка это результат общих трудов. Нилу притянула книгу в кожаной обложке и пожелтевшими страницами. «История аль-Ахмара». Пламенная Грива редко имела дела с древними текстами, чтение не самое подходящее время препровождение для наёмницы, но от вида этого была удивлена, что бумага давно не превратилась в пыль. — С таким положением дел я бы даже согласилась со старостой. — вздохнула Дэхья. Впервые за долгое время усталость проскользнула в её голосе. — А что с хранителем архива? — Ты же знаешь его страсть к семи столпам Царя и знаниям, что могут там скрываться. Решил выбраться к ближайшему известному из них. — Кандакия вздохнула. — Человек уже в возрасте, не знаю, почему его так тянет к разного рода опасностям. — Хоть достоверность этого рассказа подтвердить уже невозможно, меня зацепила одна вещь. — перевела разговор в верное русло Нилу, протянув ветхий переплёт. — Для скверны в книге упоминается другое название. Запретные знания. — Если судить по рассказам Люмин и Чайльда о источнике «Мараны» в тропическом лесу, то, возможно, оно будет ближе. — отозвалась Кандакия. — Так скверна есть лишь знание? — предположила Дэхья. Скверну легко представить ядом или иным веществом. — Если коротко, в рассказе её рассматривают как мастерство или понимание творения. — пояснила Кандакия. — Тейват во главе с древом Ирминсуль создан одной большой силой, которую людям приходится по душе называть элементальной магией. И она сотворила нас ограниченными от силы иной, более древней, чтобы мы не могли нарушать её законы и уничтожить всё живое вокруг. Но если кто-либо смеет ступить за отведённые ему границы, как Алый Король в этой книге, первородное творение стремится его наказать, заставить платить. — И, похоже, у запретного знания имеются собственная воля и сознание. — закончила Нилу. — Дотторе. — не разменивая момент на пустые речи, Дэхья указывает на иную, жутко надоедливую «неприятность», что не прекращала преследовать их жизни. — И почему вдруг всё внезапно стало сводиться ко Второму Предвестнику? — вздохнула Нилу. — Сколько людей было у него в роли подопытных? — на перебой спросила Кандакия. — Нам известно только о четверых. — призадумалась Пламенная Грива. Воспоминания из лечебницы ещё донельзя живы, и даже человеку, что детство провёл в глубинах пустыни и видел льющиеся реки крови, припоминать о всех скальпелях да толстых шприцах было крайне неприятно. — И только один смог выбраться из больницы. Первому Доктор отрезал руку, у других вырезал каждый миллиметр кожи, а затем всё пришил выжившему. Тот в последствии сбежал, прорыв мотыгой туннель до самого оазиса за землей нижнего Сехета. — Это невозможно. — запротестовала Нилу. — Он же был напрочь искалечен, одна из рук и вовсе не функционировала. — Элеазар? — предположила Кандакия. — Элеазар вызывает онемение конечностей. — негласно согласилась Дэхья с Нилу. — А ещё элеазар — одно из проявлений Увядания, а то в свою очередь каким-то образом связанно со скверной. — непреклонно ответила Кандакия. Под стать словам защитницы деревни Нилу покачала головой. Подобный расклад дел ей тоже не приходился по душе. — И скверна смогла заставить искалеченное тело подопытного работать снова.***
pov: Люмин
В сумеречные часы, что выдались свободными от дальнейших рассуждений виданного в больнице и планах, Люмин нашла себя читающей то, что нашли Нилу и Кандакия. Ковыряла одно слово за другим, но письменность разбирала, а если не получалось, то ставила пометки карандашом, чтобы в будущем спросить. Страницы нередко возвращали Путешественницу к ограниченному чернилами понятию «скверна» и «запретное знание», вызывая крайнее желание пропустить десять или двадцать страниц, дабы избежать страшное слово. Сборник из архива деревни Аару намного упорядоченнее того, что подвернулось под руку в Ванаране и принадлежало Итэру. Но разочарование немалое, автор почти не писал, что есть скверна в своей сути. Упоминания этого феномена полнилось тем, для чего тёмное искусство можно использовать. Возвращение к жизни, подчинение себе… Люмин с хлопком закрывала злосчастную книжку не один раз, хоть и встречала слова, о которых догадалась сама. Протягивая руку к запретным знаниям, человек, бог или любое другое существо выходил за границы ему дозволенного — черпал от могущества настолько глубоко, что оно переставало быть ему полностью подвластным. Нигде не говорилось о том, как происходило само падение. Ужасающая истина, что обрыв над пропастью мог быть ближе, чем кто-либо предполагал.«Аль-Ахмар построил в своём царстве огромный лабиринт и заточил себя в его глубинах в поисках тёмного и запретного знания, чудодейственного зелья, которое помогло бы избавиться от бренного тела.
То, что произошло дальше, — знание, о котором не стоит вспоминать. Оно должно быть предано вечному забвению.
Легенда жителей пустыни гласит, что царство мудрости и могущества всего за одну ночь было погребено под песками безумства...»
— Дэхья и Нилу предлагают собраться нам и Кандакии в их домике. — прозвучал в один момент среди ночной тишины голос Паймон. — Не хочешь? Долгую секунду Люмин вглядывалась в одну из страниц писания, а затем тихо ответила: — Иди без меня. — усталый вздох сорвался с губ. — Я хочу поспать. Когда удалось сомкнуть глаза, сон вышел беспокойным. Снова виделись стены дара аль-Шифа. Чудился мерзкий запах старых лекарств и трав, холод всевозможных инструментов, аккуратно разложенных по столам. Через несколько часов или жалких минут Люмин открыла веки, уперевшись взглядом в потолок. Поднялась, заходила туда-сюда по комнате. Во рту донельзя сухо. Люмин не стала переодеваться или набрасывать что-то на плечи, хоть её сорочка была совсем из простого материала: грудь отчетливо просвечивалась под тонкой тканью, но вряд ли она могла встретить ночью кого-нибудь после тяжелого пути в заброшенную лечебницу. Путешественница медленно спустилась по скрипучим деревянным ступеням на первый этаж дома деревенского старосты. Внизу её встретила густая тьма, и лишь слабый лунный свет пробивался через занавески, отбрасывая причудливые тени на стены. Люмин осторожно вошла в гостиную, стараясь не издавать ни звука. Взгляд скользнул по комнате, улавливая очертания мебели и предметов, притаившихся в полумраке. Вдруг внимание привлекло тихое движение в углу. Люмин прищурилась и наконец различила фигуру Чайльда, сидящего в тени и наблюдающего за ней. — Чайльд? — вырвалось неуверенно. Голос мгновенно перестал слушаться, а под ребрами сердце, которое хотело ещё несколькими минутами ранее свободы, замерло. — Вина? — спросил Тарталья. Напиток окрасил чужие губы переливами и отблесками красного. Тонкая ножка старого кубка виделась совсем хрупкой в ладонях Предвестника, когда он оставил предмет в сторону. — Предпочту отказаться. Предвестник ухмыльнулся, но все же второй кубок наполнил. Путешественница быстрым шагом подошла к столу в центре помещения, потянувшись за вином, а затем поспешила отойти к окну, дистанции ради. — Снаружи этой ночью необычайно приятно. — одной рукой Люмин распахнула створки, пуская щекочущий летний воздух, а другой поднесла кубок ко рту, в последствии делая несколько глотков. По губам потянулась рубиновая дорожка. Вязкая жидкость, что путала язык, раскрылась во рту кислыми всполохами диких ягод пустыни и жжёного сахара. — И с каких пор тебя стали интересовать пустые разговоры? — хмыкнул Чайльд. Шаги вынудили прислушаться. Проследить, как Предвестник поднялся и теперь ступал по комнате. Достаточно далеко, с чем сердце оставалось спокойным. Достаточно близко, отчего мысли заполонила нестерпимая тяга. — С тех пор, как перед глазами предстала заброшенная больница, полная ужасов. — отбила нещадно и упрямо, и уступить не смея, и бежать не спеша. — Тебе ли удивляться тому, что мы нашли после Дотторе. — Откуда такая уверенность? — Возможно, я лишь выучила твои деспотичные нравы лучше, чем тебе бы того хотелось. — перелив тихого смеха Люмин прозвучал надменно. Она не видела Чайльда и повернуться не спешила. Но причины неясным ноткам разочарования найти не удалось. Или она путала с осколками удивления? — Или же ты растёшь в излюбленных убеждениях. — прислушиваясь к речи, Путешественница двинулась дальше — к центру комнаты, опуская ладонь на карту и ведя по дереву стола кончиками пальцев. Выходило лишь глубоко вдохнуть пламенеющий воздух в знании, что тихими тяжелыми шагами Предвестник последовал за ней. Манера совершенно хищная, выжидающая и выискивающая. — И так хочешь найти уловки. Люмин резко развернулась, так что длинные пряди волос по шее хлестанули. — Ты думаешь, что я получаю удовольствие от этого? Я хочу тебе верить. Хочу быть тебе другом. — и противоположно этому сердце забилось гулко. Больно. — Но Дотторе буквально использовал живых людей как материал. Я желаю верить, что ты никогда не используешь ничего из того, что случилось в странствиях, против меня. Мне страшно, что порой не знаю, чего ожидать от тебя. Не имею понятия о том, что ты сочтёшь необходимой мерой, а что низостью. Хоть и иногда надеюсь предположить верно. — Люмин. — позвал Чайльд её по имени. Тягуче, словно чуть опьянено. Рука в открытом жесте протянулась к ней. Взгляд излишне походил на лисий, что улавливал всякое движение. — Подойди. — шаги получились неровными. Воздух в его близости густой. Путешественнице пришлось слегка запрокинуть голову. Ей показалось, что ещё немного и она сорвётся. Люмин хотелось кричать, шипеть, вырываться и отрицать, но где-то глубоко крылась правда иная. Лицемерная, по отношению к себе. А Предвестник лишь щурил свои голубые глаза, что в полумраке выделялись и очаровывали, Архонты побери. — Черта, которая мне в тебе нравится — ты всегда поступаешь, как считаешь необходимым. И я тоже на такие вещи склонен. — Какое лестное сравнение. — с вызовом выговорила Люмин. Опрометчиво. Необдуманно. И поморщилась, ощущая, как поясница напоролась на край столешницы. Молчание. А потом пришло осознание, как близко она оказалась к нему. Чайльд вдруг дотронулся подушечками пальцев до её нижней скулы, и мигом все слова застряли в собственном горле. Люмин сжала ладонями дерево, в то время как их тела практически касались друг друга. И смотря в эти синие глаза, что опорочены мраком и чужими нечеловеческими истинами, Люмин поняла одно... Она хотела бы… Но Путешественница не станет говорить или, одни Архонты ведали, что она желала в это мгновение ещё. Потому что ей известно, чего стоило предательство. Она должна ненавидеть себя уже за то, что они оказались так близко. За то, что позволила ему прикоснуться к себе. — Бездна… — тихий голос Люмин резала нескончаемая нега, что подчиняла себе и разум, и тело, по которому нестерпимым покалыванием пробежало тепло. Путешественница силилась выговорить, пусть и от укалывающего страха всё внутри замерло, что не осталось незамеченным. — Почему ты молчишь? Узнал нечто? — Поверь, чем больше я узнаю, тем сильнее понимание, как того мало для этого проклятого и до ужаса несправедливого мирка. — Чайльд покачал головой. — Но некоторые открытия могут полностью изменить человека. — Соглашусь, хоть и не представляю, о чем ты. — краткое изречение перебило тянущуюся речь, свидетельствуя о нежелании уступать даже в малом. И тут взгляд его скользнул по её плечам и ниже… Вот же… — Боги, ты такой нахал! — Люмин обняла себя за плечи, дабы хоть как-то прикрыть непристойный вид. — Какой есть. — рассеялся Чайльд, разведя руками и на несколько шагов отступив. За последующую ухмылку Предвестника захотелось хлестнуть по лицу. Снова тишина. — Я только хотела сказать... — Люмин запнулась, чуть кивнув не ему, а вернее самой себе. — Мы завтра выдвигаемся к гробнице в центре пустыни. Будь готов. Спокойной ночи. И, отвернувшись, чуть набрала воздух в легкие через рот. Не в состоянии разбираться в том, что произошло за последние минуты. Поэтому, снова свернув в тьму коридора, Путешественница вбежала по лестнице, быстро скрывшись в собственной комнате. С трясущимися руками, осторожно открыла скрипучий деревянный шкаф. В тусклом свете комнаты Люмин вытащила оттуда платье, что словно горело в ладонях. И, бездна, шнуровать корсет самой тяжко, то обычно работа Паймон! Оглядевшись вокруг, Люмин решительно направилась к окну. Аккуратно вылезая наружу, она зацепилась за карнизы, спускаясь по ним вниз. Наконец, оказавшись на твердой земле, она с облегчением вдохнула свежий ночной воздух, погружаясь в темноту улицы, но… Но что-то не так. Песчаные ветра лёгкими потоками трепетали вокруг. Глаза щипало ночным холодом. В неверии и болезненности догадки Люмин потянулась кончиками пальцев к собственной груди — куда-то, где билось изменническое сердце. И потом вдруг начала смеяться. Громко. В голос. Я сошла с ума? Люмин слегка встряхнула плечами. Тело вдруг отозвалось теплом и окуталось позабытой негой, что влекла на поражение. Если бы только я знала, о чём мне шепчет мое сердце… Но я не совершенно не понимаю, что чувствую… и уже не могу решить, что хорошо, а что плохо… Если бы только… Нет. — Люмин, — тихий голос со спины позвал её. Путешественница обернулась. Во тьме на неё смотрели две пары глаз — Кандакии и Паймон. — Всё хорошо? — Да. — сорвала Люмин, с трудом сглатывая. Сердце бешено билось, грудь вздымалась в тяжелом дыхании. — Да, просто сон плохой приснился. Вы разве не должны быть с Дэхьей и Нилу? — Они отправились ко сну. — пояснила Паймон. — Кандакия предложила совершить ночной обход вместе. — Ясно. — кивнула Люмин, стараясь прямить спину под внимательным взглядом защитницы деревни Аару. — Идите за мной. — в такт покою пустынной ночи произнесла Кандакия. — Покажу кое-что.