Alibi

Тихая ночь понедельника звучит как очередная победа в сложной жизни.  Не каждый может вынести первый рабочий день в новом коллективе или возвращение в нелюбимую, нудную рутину. А еще ночь такой будет лишь во сне. Хорошем, сладком, приятном, точно волшебном сновидении. И таковых у Чонина даже в детстве не было: его с головой погружали в безжалостную реальность, поглощающую души как ярких оптимистов, превращая их существование в синоним к слову "тягость", так и пессимистов, поникнувших в своем отчаянии целиком и полностью. Вовсе не ища возможности выплыть, пусть даже шанс в виде крючка был. Но нет времени думать о других людях, хотя все равно придется. Все-таки работа такая, а убежать от неё или же спрятаться в скрытом местечке не получится.  Правила якудзы не позволяли.  Стать "бывшим оябуном" возможно лишь в случае погребения (естественно, были исключения, но они встречались реже, чем горшок золота на краю радуги, которого, к слову, не существует , хотя Ян-старший смог опровергнуть утверждение выше). Но Чонин пока что умирать не планировал.  Хотя и жить особо-то не хотелось. Нужно было лишь продолжать это простое существование. Ведь у него была цель, благодаря которой стакан казался на половину полным, а очи темные начинали гореть неистовым желанием.  Желанием уничтожить к чертям собачьим. Истребить, испепелить. Стереть с лица земли, и тогда миссия Яна, поставленная им же, на ней тоже закончится. "Смысл жизни заключён в цели, коли цели нет, то этот своеобразный замкнутый круг, состоящий из погони за чем-то чересчур утопичным или же запредельно тяжелым, постоянными взлетами и падениями, оборвется. Лишь человек волен решать, когда это произойдёт. Но не стоит забывать о способностях вашего тела и границах, через которые вы перепрыгнуть не в силах". — так рассуждал Чонин, разговаривая со слишком активными, амбициозными новичками, желавшими заполучить все и сразу, так ещё и в короткие сроки.  Но это невозможно.  Иногда нужно возвращать людей, застрявших в своих мечтаниях, в реальность.  Чонин устало потирает переносицу, полусонным взором одаривая каждого из присутствующих.  То были другие якудза, решившие, что для встречи с Яном, чья кличка была на устах у каждого, прекрасно подойдёт огромный ресторан, оформленный ужасно дорого: люстры дорогие сияют, одаривая своим светом столики прочные, на которых вазы с различными яркими цветами выделялись.  Самое поражающее, что на длинном столе, за которым и пройдет собрание, красовалась роскошная, узорчатая белая ваза с орхидеей Шенжен Нонгке.   Только вот хондо кицунэ и глазом не повел.  Чонин не любитель излишеств, но постарались те знатно, стоит отдать должное.  Хотя, когда огромные деньги есть, не жалко выкинуть лишнюю кругленькую сумму буквально в никуда. Цветок в любом случае завянет.   Людей вокруг слишком много: официанты бегают туда-сюда, разнося заказанную еду по небольшим столикам с красной бархатной скатертью, "коллеги" Чонина, поглядывающие на него свысока, ведь ожидали увидеть кого-то на лет двадцать так старше, бедные бариста, не успевающие готовить напитки и некоторое количество телохранителей, что старательно делали вид непричастности к сие торжеству.  Да вот их взоры, наполненные ярой жаждой отведать кровушки Яна, выдавали их.  И нет, дело не в высокомерии Чонина, просто нормальные люди не будут так часто смотреть на одного человека. Нет, не только в этом дело. Чонин прекрасно знал всех телохранителей по лицам: имел определенные связи.  Большая стрелка наручных швейцарских часов уже указывала на двенадцать ночи. И теперь наступает время обсуждения. Чонин встает с насиженного места, направляясь прямо-таки к длинному столу.  Его шаги были легки. Чонин не волновался совсем, даже мысли не допускал о смерти: осознавал, что он в этом шахматном поединке — единственный, кто находится в выигрышной позиции. Он садится в самый центр стола.  На место хозяина.  Ведь знает, что сегодня его рыжая шерстка будет блестеть очень ярко. Да так, что ранит чужие очи.  Один из якудз, расположившийся в районе Тоёсу, что на востоке Токио, окинул Чонина суровым взглядом и собирался что-то сказать, как мужчина рядом с ним резко схватил его за руку и головой помотал, мол "не стоит".  —Сакамото Кэйташи? — Чонин повернул к мужчине, остановившему возможный конфликт, голову.  Тот от резкости, взволнованно проглотив слюну, кивнул.  Чонин хмыкнул и закинул ногу на ногу, беря бокал с вином, купленным у барной стойки, в ладонь.  —Основа твердости…— он вздохнул. — Родители хорошо постарались над подбором Вашего имени. Кэйташи непонимающе почесал свою залысину.  Взгляд его явно выдавал: "Что за хрень Вы несете?"  Но Чонин редко говорит что-то для красного словца.  —Так почему Вы позволяете себе проявлять эту твердость, но своему дорогому коллеге, который решил высказаться и не сидеть молчком, как это сейчас делают все вокруг…— он устало провел по лицу свободной ладонью. — Запретили мне перечить? Удивление, кажется, переполняло тело и мысли Кэйташи. Он даже дрогнул, а лицо его овальное мигом вспотело. Типичная реакция на серьезный тон Чонина.  —Ясно. — вздохнул Ян, отпив с бокала немного вина, а после, подняв хитрый взор на Сакамото, добавил: — Что же Вы молчите, Кэйташи, сказать больше нечего?  Надменно-вежливая улыбка сияет на лице Чонина.  Он никогда не считал, что старших нужно уважать просто так. Это лишь формальности, навязанные прошлыми веками. Все-таки многие старики ныне похлеще характером дрянным, чем молодежь.  Чонин давно придерживался этого мнения.  Ведь знал на многочисленных примерах из собственной жизни, что не все старшие — это ангельские перерождения. Этот мужчина, которого остановил Сакамото, что-то под нос себе пробормотал, но более и слова из его рта не вылетело. Чонина это, в прочем-то, не волновало никак. Он пожал плечами и продолжил ожидать полноценного начала этого собрания.  Ведь важный гость всегда приходит последним.  И это собрание не стало исключением. Только сегодня Чонин не прячется за плечом отцовским, со страхом вглядываясь в каждого присутствующего, а потом не остается выпихнутым на всеобщее обозрение…  Сегодня он не будет опозорен так же, как и в прошлый раз. Прошло целых десять лет с того момента.  Многое изменилось, но память все еще свежа, а рана — открыта. И люди вокруг пытались сыпать на нее соль, аккуратно спрашивая Чонина об отце его.  Но он молчал. Лицо его ничего не выражало, ведь если дать гадюкам крысу, то они быстро избавятся от нее, так еще и друг друга покалечат. И наконец-таки место напротив Чонина становится опять занятым.  Прямо как тогда.  Но, вот незадача, отца здесь больше нет. Ухмылка расплывается по лицу, хитрый, недоброжелательный взор точно проедает старика, севшего там.  Он сильно изменился: морщин на лице стало в раза два больше, вместо темных, не самых густых волос красовалась залысина. Чонин его совсем другим помнил. Он теперь не пугает избитую душу Яна.  Лишь одно осталось неизменным — эта огненная уверенность, что стирала все и всех вокруг в пух и прах.  Но если он — огонь, то Чонин — сверхзвуковой лед. Исключительно самое настоящее пламя способно повлиять на него. И то растопить вряд ли удастся. —Вам вечер добрый, Хотэка Накаяма. — Чонин единственный подал голос. Ян сплел свои пальцы, поставив локти на стол. —И тебе, Ян младший. — пренебрежительно проговорил Хотэка сиплым, тихим голосом.  Казалось, что он вот-вот сломается, будто тростинка. Оябуны иных городов Японии, а также те, мелкие из небольших регионов Токио, начали перешептываться друг с другом. Все они были старше Чонина на лет пятнадцать так точно, оттого отношение было соответствующим. Ян, конечно, это знал. — Приятно, что Вы помните о прошедшем оябуне, только вот с нами его сегодня нет. "Янов младших" я и подавно не вижу. — язвительно усмехнувшись, протянул Чонин. Он говорил медленно, еще и вальяжно на стуле раскинулся. Раз к Чонину относятся неуважительно, то почему он должен придерживаться каких-то мнимых норм приличия?  У каждого они свои.  Пытаться следовать им — начинать погоню за идеальной внешностью для каждого обитателя Земли. Конечно же, Хотэка уловил настрой Чонина, оттого улыбка заиграла новыми красками на его старом лице.  — Вижу, ты, в конце концов, возмужал. — звонко засмеялся Хотэка, а Кэйташи рвано выдохнул, вспоминая уверенный тон Чонина. "А ты все больше становишься похожим на подорожник — такой же сморщенный и вытертый о чужую кровь, а после выброшенный". — то, что выражала многозначная ухмылка Чонина. Смех того скрипящий и неприятный, как будто дверь прошлого века решились наконец-таки открыть. —Благодарю. — процедил сквозь стиснутые зубы Чонин. — А то смешно и жалко было смотреть на тебя, когда старший твой, отец, рассказывал про твое неумение держать оружие! Помнишь же? — он еще противнее расхохотался, а другие якудза его поддержали. Чонин прекрасно помнил. Никогда не забывал о том, как эти животные дали ему в руки пистолет и вынудили выстрелить в руку официанта, случайно забывшего записать одно из кучи блюд. Они подбивали ребенка к действию, которое стало бы их зрелищем на вечер, смеялись, говорили, что будет весело. Но Чонин чувствовал ничего, кроме тоски и слез, что от ужаса и унижения совсем скоро начали течь с очей невинных.  Сам Ян младший плакать хотел. И плакал. Больно доброму сердцу было. Он не хотел ранить! И с уст детских сорвалось тогда тихое "извините".   Отчего эти подонки смеялись только громче.  И отец заставил его выстрелить. В тот момент Чонин узнал, что такое разочарование. Но погружаться в это с головой, словно в темный, почти черный, омут не хотелось, поэтому Чонин, приподняв бокал в знак тоста, огрызнулся: — Надеюсь, что Вы подавитесь и сдохните со смеху. Все взгляды в миг направились на Чонина. Его шерстка начала попадать в объятия солнечных лучей.  Смех резко прекратился. Остались слышными одни неловкие покашливания и новый поток перешептываний. Какая-никакая, но это тишина.  Приятно. — Что ты вякнул, соп… — Заливистого смеха и долголетия Вам, уважаемый Накаяма! — перебил его Чонин и сделал глоток из своего бокала с лучезарной улыбкой на лице. Накаяма никогда не встречался с такой вопиющей наглостью даже, если человек относился так нечаянно, понятия не имея, с кем он говорил. А Чонин-то нарочито гордо промолвил данную фразу. Старик понятия не имел, как реагировать. Он вздохнул, разорвав только-только начатую всеобщую игру в молчанку. —Сочту этот огрех как ошибку твоей молодости. — он уже не выглядел таким веселым, отчего Чонин довольно хмыкнул, отпив еще немного вина. — Сколько тебе лет исполнилось, наглец? Старик, на удивление, смягчил свой тон. Возможно, серьезность намерений Чонина заставила его это сделать?  Все-таки и Накаяма умел читать между строк, оттого уже заранее знал, чего ожидать.  —Мне девятнадцать. Якудзы, что были не знакомы с Чонином ранее, вылупили свои глаза по пять копеек, начиная разглядывать парня.  Он все-таки совсем не выглядел, как типичный девятнадцатилетний парень.  Как минимум потому, что сидел в опасном, преступном кругу, распивая красное вино.  Что не так с ним, с этим Ян Чонином? С тем, кого называют хондо кицунэ?  —Мелкий совсем. — цокнул Накаяма. — Мальчик, нахрена ты полез в дела своего отца? — он был осведомлен.  И от этого азарт заблестел в очах хитрого лиса.  Ведь ход игры впервые за долгое время сдвинулся с мертвой точки.  — Вы знаете почему, Накаяма. — спокойно улыбнулся Чонин.  Только два человека в этом огромном зале были осведомлены о той ситуации, но про нее больше ни разу не заикались.  И это было не что-то из разряда "выстрелить в официанта, будучи совсем малышом". Случившееся в разы хуже.  Но что Накаяма, что Чонин молчат об этом уже пять лет. Работают в тени на пользу друг друга.  —Все такой же пуленепробиваемый. — хохотнул тот, расслабленно откинувшись на спинку стула.  "Это была чертова проверка. Как же в твоем стиле, Накаяма", — закатил глаза Чонин.  Но тут подал голос уже Кэйташи, который сидел как рыба в воде, пытаясь вникнуть в происходящее. Хотя Ян осознал по его взгляду, что получалось плохо.  —Так почему же мы здесь собрались? — дрогнувшим, тихим голосом проговорил он.  Хотэка наконец-таки соизволил глянуть на кого-то кроме Чонина, который наоборот не избегал зрительного контакта, пугая окружающих. Он просто желал побыстрее свалить: ночь на дворе, спать хотелось неимоверно, но еще и с его идиотами нужно было разобраться.  Ведь они привели незнакомца, что помогал им достаточно долгое время.  Да какова была его цель?  Чонин нервно дернул ногой, при этом сжав бокал в ладони шершавой крепче.  —Собрались мы по поводу раздела территорий. — вздохнул Накаяма. — Как все тут знают, это стало огромной проблемой среди якудз Токио, ведь они начали залазить и за границы города. — Хотэка рукой подозвал официанта, заранее подготовленного: он стоял с небольшой картой. — Гляньте, коллеги.  Все быстро собрались вокруг Накаямы, но Чонин сидел на месте, он вовсе не дрогнул, чтобы взглядом окинуть карту. Ян предполагал, что его территорию не тронут.  Скука смертная.  Но на крайний случай у него был запасной план. —Накаяма, Вы помните про наш договор. — протянул Чонин, пока старик разъяснял каждому пришедшему, где его истинное место. — Вы не трогаете мои границы, а Ваши работники остаются в Вашей власти. Кажется, что эта надменная улыбка не сползала с лица Чонина.  Естественно, такое громкое заявление вызывало сильное негодование со стороны других якудз, а в особенности у Нобу Кихары — того самого мужчины, что попытался войти в дискуссию с Чонином. — Как этот горделивый малолетка может указывать самому Хотэка Накаяме!— восклицал он, пока слюни чуть ли не слетали с тонких, сухих губ. Другие нервно поддакивали, добавляя масла в почти разгоревшийся огонь.  И почему им так хотелось засадить Чонина? Только потому, что он младше? —Как? — Чонин надул нижнюю губу, переводя взгляд на Хотэка, который устало протирал лоб салфеткой. — Накаяма, может, Вы им расскажете? — он глупо захлопал глазами, но вскоре вернул серьезное выражение лица: — А то, боюсь, мне не поверят.  Кто бы что ни говорил, а возраст играет важную роль в переговорах, ведь многие придерживаются мнения, что чем старше, тем мудрее.  Но это далеко не так.  Стоит лишь взглянуть на Нобу, желавшего горланить громче всех, лишь бы внимание долгожданное заполучить.  Этот глупец даже в деталях не разобрался. Все-таки все зависит от человека и его жизненного опыта. Иногда даже самые младшие, дети совсем, могут дать совет, что спасет однажды в ситуации между жизнью и смертью. — Имею право быть кратким. — заявил Хотэка. — А Вы, Нобу, пожалуйста, заткнитесь, если не знаете произошедшего, иначе мне придется Вас выгнать. —Н-но...— заикнулся тот, наконец-таки начав понимать, что Чонин не простой проходимец. —Я дважды повторять должен? — карие глаза старика выглядели строже, чем еще пару минут назад.  Нобу недовольно цокнул, смотря в пол.  И вот опять молчание, что было любимо Чонином, мирно попивающим вино.  —В затруднительном положении, когда я был между финансовой ямой и полицией, он, Ян младший, протянул мне руку помощи. Это правда так. Так у нас и появился этот договор, которым он пользуется в своих целях.  — выдохнул он, явно не желая принимать эту реальность. — Каким образом... — он взглянул на Чонина, что покачал головой, мол "нет нужды им знать подробности". И старик его услышал, пусть все еще и пытался унизить, называя "Яном младшим".  "Потешь свое эго, пока можешь",— так думал Чонин.  —А Вам, уважаемые коллеги, все расскажи. — усмехнулся Накаяма. Дальше собрание было совсем нудно. Чонин пару раз просил подлить вино, вовсе не вдаваясь в детали переговоров, разбирался с другими мелкими своими делами, раздражая рядом сидящих. И в итоге на середине, когда на часах стукнуло два часа ночи, он встал из-за стола. Отчего все мигом попятились на него.  —Я ухожу. — оповестил Чонин.  Накаяма лишь кивнул, а другие непонимающе озирались по сторонам.  —Ох, и, кстати… — хищная улыбка растянулась по расслабленному лицу, вновь привлекая даже излишнее внимание. — Вам стоит быть поизбирательнее с подбором телохранителей. — Чонин пожал плечами. — Все-таки мои люди не всегда будут ваши жизни защищать.   Да, именно это был план "Б". Чонин заменил телохранителей заранее: понимал, что есть те, кто бы захотел посягнуть на жизни влиятельных людей. Провернул это достаточно легко: всего лишь предупредил ресторан о замене, а ранее нанятых рабочих подкупил.  Ненужная аккуратность? Может быть.  Но благодаря этому Чонин и жив по сей день.  —Совсем как его мать… — пробормотал себе под нос Хотэка, смотря вслед уходящему Чонину.  Половина присутствующих удалилась из зала. Ведь теперь Чонину предстояло разобраться с более сложным делом.  Как могли его обвести вокруг пальца?  А на почти черном небе тучи луну загораживали, пытаясь спрятать за собой. Может, это знак?