Леска

      Ши Цинсюань бредёт сквозь метель. Снег летит в лицо, почти сбивая с ног. Бог не понимает, где находится и куда направляется, пелена скрывает мир вокруг него. Он знает лишь то, что должен найти Мин-сюна — иначе случится беда. Впереди ожидает что-то тёмное и злое, но отступать нельзя, юноша упорно движется навстречу пурге.       Он смотрит лишь под ноги — если поднять голову, пронзительный шквал едва не срезает кожу с костей.       Под сапогами появляются почти заметённые снегом сухие стебли камышей, шаги по белизне начинают звучать звонче, и Цинсюань понимает, что вышел на лёд реки. Сердце подскакивает в груди — небожитель чувствует, что движется в нужном направлении.       Потом на снегу появляется кровь. Всё больше крови. Отдельные брызги превращаются в лужи и ручьи, странно и страшно выделяющиеся по белизне. Вскоре Цинсюаню начинают попадаться тела. Мёртвые, растерзанные, почти разорванные на части, зачастую кажущиеся целыми лишь благодаря доспехам. И совсем свежие, ещё не погребенные под снежным саваном...       "Поле боя"...       Сердце сжимается от страха. Цинсюань ускоряет шаг. Его пугает встреча с существом, которое сотворило подобное, но ещё сильнее пугает, что Мин-сюн где-то там останется с этим один на один. Ветер со снегом слепит глаза, но при себе нет веера, чтобы усмирить его.       "Повелитель Земли — я, а не моя лопата! Она — лишь символ моей власти. Я знаю, что имею право приказывать стихии — и она подчинится," — всплывают в памяти слова Мин-сюна, неожиданно нашедшие дорогу к сердцу заплутавшего в пурге небожителя.       "С веером или без, я — Повелитель Ветров!" — в гневе думает юный бог и разводит метель руками, вложив в это движение всю решимость. Это срабатывает — непогода послушно расступается перед ним.       Юноша не успевает в полной мере прочувствовать торжество внезапного успеха — слишком жуткая картина открывается ему за пеленой снегов. Всюду кровь, мертвецы... И среди них лишь один живой — но бледный, как мертвец.       Мин И стоит посреди поля брани. Черные траурные одежды и волосы длиной почти до земли развеваются на ветру, кожа кажется белее окружающих сугробов... Он со странной, зловещей беззаботностью разглядывает собственную руку, на которой золото длинных когтей почти не видно за кровью. С пальцев второй руки алое капает на снег, но ран на теле Владыки Земли не видно. Он кажется спокойным, умиротворённым и... Совершенно безумным.       "Неужели именно он убил всех этих людей?"       Почему-то к ужасу в мыслях Цинсюаня примешивается странное, почти кощунственное облегчение от понимания, что чудовище любимому не угрожает, пусть даже и потому, что им оказался он сам.       Однако состояние Мин И внушает богу ветра опасения — он не верит, что Владыка Земли мог в здравом уме преднамеренно учинить такое.       "У него даже кожа на холоде не покраснела, снежинки на ней не тают... Похоже, им завладела тьма, он одержим... Я должен ему помочь!"       — Хэ-сюн! — кричит Повелитель Ветров — именно это обращение кажется ему самым верным. Юноша бежит, с трудом переставляя ноги в высоких сугробах, тянется рукой к силуэту в пелене... Тот, обернувшись на крик, смотрит на него с отстранённым интересом, и в золотых глазах полыхает пламя преисподней. Цинсюань с ужасом замечает, что губы тоже запятнаны кровью, словно он рвал врагов зубами.       — Хэ-сюн! — снова кричит бог.       Лед под его ногами с треском ломается, и юноша в один миг уходит с головой в холодную черную воду...       ...Повелитель Ветров стоял на мосту через канал в полной растерянности. Он вспоминал кошмарный сон, что привиделся на днях, и сожалел, что пошёл на поводу у своих страхов. Теперь бог не знал, что делать с добытой информацией, и, кажется, запутался ещё больше.       Цинсюань тревожился за Мин-сюна, но не мог выразить свои переживания. Ощущалась какая-то угроза, смутное беспокойство, о котором стыдно сказать прямо: он сам не знал, что конкретно его смущает, и боялся оскорбить любимого подозрениями. Одно бог ветра чувствовал точно — это связано с прошлым Владыки Земли. Какая-то тёмная тайна, которая в будущем даст о себе знать и причинит Мин-сюну неприятности.       Ши Цинсюань не исключал, что всё это ему померещилось.       Ши Цинсюань понимал, что Мин И достаточно мудрый и сильный, чтобы разобраться с проблемами и без его участия.       Ши Цинсюань не сумел справиться с тревогой и, внутренне стыдясь своего недоверия, решил разузнать поподробнее о жизни бога земли до вознесения.       Свиток дворца Линвэнь гласил, что будущий небожитель родом из деревни Тунли ("почти что Тунлу" — подумал Цинсюань, и совпадение показалось ему зловещим), родился в простой семье, рано осиротел, воспитывался родственниками, обучался в самой захудалой государственной сюэ, затем у бывшего придворного архитектора, впавшего в немилость и сосланного в глухомань... В итоге снискал себе славу проектированием системы набережных и мостов, которые превратили убогую рыбацкую деревушку на горстке озёрных островов в архитектурную жемчужину, взглянуть на которую прибыл сам император. Несмотря на это, будущий бог не зазнался, продолжил помогать простым людям, облегчать им жизнь своими изобретениями и в итоге вознёсся в лучах народной любви прямо из-за обеденного стола аккурат на солнцестояние.       Легенда выглядела стройной, но стала рассыпаться, стоило Цинсюаню прибыть в Тунли и начать беседовать с теми, кто знал Мин И до вознесения. Бог ветра принял самый располагающий дамский облик, назвался поэтессой, которая намерена создать рифмованную пьесу, посвященную жизненному пути Владыки Земли, и принялся за расспросы.       Местечко в самом деле оказалось красивое. Простые и уютные набережные, изящные арки мостов, нарочно устроенные так, чтобы образовывать ровный круг в паре с собственным отражением в воде... Воде настолько чистой, что в ней росли кувшинки-ненюфары. Обычно каналы в городах бывали полны грязи и нечистот, отчего растения в них не приживались, но, видимо, здесь вода каким-то чудом оставалась пригодной для снежно-белых и бледно-розовых лилий. Цинсюань решил, что это заслуга удачного проекта.       Статуи бога земли, которые в Тунли стояли на каждом шагу, тоже вызывали массу вопросов. Повелитель Ветров считал забавным, что никогда не видевшие Мин-сюна вживую обитатели Богучань умудрились создать скульптуру, похожую на него, как близнец, а люди, среди которых он рос, не могли изобразить его близко к оригиналу. На местных статуях золотоглазый бог выглядел красивым, но каким-то неизящным.       "Весельчак и матершинник" — охарактеризовали Мин-сюна в таверне, где он порой пропускал пару кружек. Цинсюань уже на этом этапе несколько озадачился — такая сторона натуры любимого была ему не знакома. Нет, конечно, он несколько раз слышал от Владыки Земли весьма затейливые выражения, но не в таком количестве, чтобы они определяли его, как личность... А уж "весельчак"... Это слово только Уду подходило меньше, чем Мин-сюну. Повелитель Ветров, скорее, ожидал услышать что-то касаемо бурной личной жизни, результатами которой наслаждался по ночам. По своему опыту он знал, что люди обожают такие истории и чаще преувеличивают любовные подвиги небожителей, чем преуменьшают. Но про Мин И не передали ни единой пикантной сплетни — даже не стеснявшиеся в выражениях рабочие, которым довелось строить мост под его руководством.       "Может, не хотят смущать даму? Где-то же Мин-сюн приобрёл этот опыт? Не с одним же человеком он всему научился... Или с одним? Ты же сам всему учишься у одного... Опытный, должно быть, ему парень достался!" — Цинсюань ещё не знал этого парня и даже не был уверен в его существовании, но уже возненавидел всей душой.       Тётка по отцу, неприятная склочная женщина, в семье которой Мин И жил после смерти родителей от морового поветрия, отзывалась о племяннике с неодобрением. Она терпеть не могла невестку, а сын оказался невероятно на неё похож — зато от любимого брата не взял ничего, навевая сомнения в их родстве. Но особую обиду дама таила на бога земли за то, что тот не поделился с ней наследством. Какой-то дальний родственник со стороны матери завещал ему дом, деньги и изрядное количество отличной земли в обмен на компанию в старости.       "И этот неблагодарный сказал, чтобы я о его доме и мечтать не смела! Кинул нам несколько монет с барского плеча и уехал жить в своё поместье!"       Повелитель Ветров уже знал от соседей, что под "несколькими монетами" подразумевается сумма, которой хватило на свадьбу ещё двум сыновьям, поэтому лишь незаметно усмехался — люди характеризовали тётушку Мин И, как мелочную и скандальную особу. Но вскоре веселье его померкло.       "Что за родственник такой? С какой стати он решил поделиться богатствами? Мой племянник — дурень, барышня! Всем верит, в людях вообще не разбирается! Сперва снюхался со ссыльным, потом подружился ещё с каким-то проходимцем, потом зациклился на этой безродной Юйлань, а потом и вовсе умотал вместе с ней к какому-то непонятному родственнику! Неужели настолько бестолковых в боги принимают?"       У Цинсюаня голова шла кругом. Мин И не разбирается в людях? Его Мин-сюн, который всё понимал о человеке с первого взгляда и всегда знал, как добиться от него желаемого?       Друг — очевидно, тот самый, вместе с которым они лопату создали...       Насчёт родственника возникли подозрения.       "Что, если это был не родственник, а любовник Мин-сюна? Какой-нибудь богатей постарше взял его на содержание, всему научил и перевёз к себе поближе, а легенду выдумали, чтобы репутацию не портить? Но кто же тогда Юйлань? Неужели погибшая невеста?" — сомневался небожитель.       Однако, когда бог ветра упомянул её смерть, тётушка искренне удивилась и сказала, что слышит об этом впервые. На её памяти никаких невест племянник не хоронил.       "Наверное, бедняжка Юйлань умерла позже... Немудрено отправиться на тот свет раньше времени, если муж бестолочь!" — Дама и здесь нашла, в чём упрекнуть племянника.       А дальше всё становилось ещё несуразнее. Про умершую невесту действительно не знал никто. Никто не видел вознесения. Никто даже не знал, где конкретно это произошло. Вокруг пагоды, с которой вознёсся сам Цинсюань, благовония горели по сей день; захолустный монастырь, откуда взошёл на небеса его старший брат, стал центром поклонения... Да что там монастырь и пагода — даже на месте развалившегося нужника Покровителя Столярного Дела молельню соорудили! А тут... Все знают, что вознёсся, а откуда и как — никому не ведомо.       У бога ветра начало складываться странное ощущение, что Мин И, которого он знает, и парень из деревни Тунли — два разных человека. Но на небесах всего один бог земли, и Цинсюань неоднократно наблюдал, как он использует свои силы...       "А ещё ты видел, как он управляет водой, но это не делает его Повелителем Вод... — помимо воли всплыло в памяти. — Но, если он не Владыка Земли, то кто тогда? Разве это возможно — занять чужое место на Небесах? Или после отъезда из Тунли с ним случилось нечто, настолько его изменившее?"       Юный бог запутался окончательно и жалел, что полез выяснять. Что он хотел узнать? Почему не спросил у Мин-сюна? Он и сам не знал. Душу заволокли темные тучи.       — Эй, почему такая красотка скучает в одиночестве? — раздалось за спиной, и юный бог с перепугу едва не вывалился через перила моста. Погрузившись в раздумья, он совсем забыл, где находится и в каком виде.       Группа совсем молодых ребят — то ли ученики какого-то мастера, то ли начинающие заклинатели — хихикали в небольшом отдалении, а один из юношей — видимо, самый бойкий — подошёл знакомиться, скрывая волнение за напускной бравадой. Цинсюань на миг замешкался, пытаясь придумать, как наименее травматично развернуть парня, но его опередили.       — Эй, шпана, зачем девушку тревожите? — послышался весёлый и совершенно беззлобный голос.       У края моста стоял невысокий широкоплечий мужчина в скромной одежде и с доули на голове. Лицо скрывала ниспадающая со шляпы лёгкая вуаль, но голос звучал молодо и энергично. В руках незнакомец держал большую корзину с покупками.       Парень, пытавшийся познакомиться с Цинсюанем, чуточку растерялся — опасался связываться, но и ударить в грязь лицом перед дамой не хотел. После секундной внутренней борьбы юноша задиристо произнёс:       — Не лезь не в своё дело, дядя! — На последнем слове не до конца переломавшийся голос дал сбой, и оно прозвучало совсем по-детски.       Цинсюаня разбирал смех. Он не опасался за себя, ведь хватило бы одного порыва ветра, чтобы вся честная компания оказалась в воде и сама не поняла, как это вышло. Однако богу стало ужасно любопытно, чем дело кончится, поэтому он лишь хлопал ресницами, изображая робкую барышню, которая от смущения потеряла дар речи.       — Вы ведь ученики мастера Чжоу, верно? Смотрите, вот передам ему, как вы себя ведёте — напихает вам херов за воротник! — явно потешаясь, промолвил мужчина, и Повелитель Ветров всё же не сдержался и хихикнул, вспомнив, что слышал это выражение от возлюбленного.       "Похоже, Мин-сюн и вправду родом из этих мест!"       Заметив смешок, юноша вспыхнул, но друзья его в самом деле заволновались — видимо, их учитель отличался крутым нравом.       — Пойдём, Яншу! — Ребята потянули лидера за одежду. — Нам не нужны неприятности!       Парень с неохотой покорился, бросив на незнакомца испепеляющий взгляд, но комментарии всё же оставил при себе.       Когда компания удалилась, мужчина всё же решил приблизиться к спасённой барышне, однако расстояние сохранил почтительное, чтобы не смутить незнакомку ещё больше.       — Они не слишком напугали Вас? — заботливо спросил он тоном, каким обычно разговаривают с детьми. — Не подумайте дурного про Тунли, у нас хороший город, госпожа, и люди хорошие. Эти ребята ещё слишком молоды, горячая кровь порой пересиливает манеры... Но у них достойный учитель, он наставит дурней на праведный путь.       — Не волнуйтесь, добрый господин! — Повелитель Ветров улыбнулся. Кем бы ни был этот незнакомец, бог счёл его обаятельным. — Благодаря Вашему заступничеству эта недостойная не успела испугаться и тем более разочароваться в Вашем чудном городе! Здесь так замечательно всё построено, такая прекрасная работа...       — Да что там этой работы, два хера свить да вбить, — смутившись, тихонько пробормотал мужчина, настолько польщённый комплиментом городу, словно похвалили его лично.       — Ох, простите этого сквернослова, молодая госпожа! — тут же спохватился он. — Ругал парней, а сам выражаюсь в присутствии дамы!       — Эта недостойная слыхала выражения и похлеще! — рассмеялся Цинсюань, не став уточнять, где именно.       Они некоторое время стояли молча, глядя, как качаются на воде кувшинки.       — Простите, что лезу не в своё дело, юная госпожа... — немного неловко начал мужчина. — Но дева выглядела очень печальной ещё до того, как парни её потревожили... Не нужна ли помощь? — Незнакомец вдруг поперхнулся, сообразив, как это прозвучало. — Вы только не подумайте, что я с Вами заигрываю! Я давно и удачно занят! Просто юные девы иногда... Ну, как бы... Заканчивают земной путь из-за позора или несчастной любви... У нас тут такое случается... А Вы грустно стояли на мосту, вот я и подумал... Боги, что я несу!       Бедняга совсем смешался, и Повелитель Ветров ощутил к нему жалость, отчасти окрашенную умилением. Трогательным выглядело и беспокойство за постороннюю девушку, и то, что мужчина, так ловко заткнувший за пояс хулиганов, робел перед барышней, словно мальчишка.       Цинсюань хотел уверить незнакомца, что с ним всё в порядке, но вместо этого неожиданно для себя проговорил:       — Я полюбила одного человека...       Из-за вуали раздался сочувственный вздох.       — Он полюбил меня тоже, и при всех объявил своей невестой, — поспешил добавить бог, чтобы стало понятно, что проблема не в отсутствии взаимности. — Но меня смущает, что я совсем мало знаю об этом мужчине... Он, по всей видимости, страдает, но не хочет рассказывать о причинах, а мне стыдно расспрашивать...       — Дева опасается, что её любимый несвободен? Или в долгах? Или злодей? — поинтересовался незнакомец, опершись на перила.       — Нет, конечно! — не задумываясь, отозвался юный небожитель. — Семью он бы утаить не смог, долги я закрою, если нужно... Я просто... Сама не знаю, что мне не так. Я боюсь — и не пойму, его или за него.       — Я не знаю, что за тип Ваш возлюбленный, и потому не решусь давать советы... Лишь расскажу, как это ощущается, когда находишь своего человека. — В голосе мужчины прозвучало тепло, ветер колыхнул вуаль, на миг приоткрыв красивый профиль. — Знаете... Сразу становится легче жить и легче дышать. Всё как-то делается спокойнее и проще. Перестаешь стыдиться себя, что-то из себя изображать... Сам становишься лучше и сильнее — но не потому, что тебя переделывают, а потому что в тебя верят... И никогда не теряешь чего-то по-настоящему важного, ведь от любимого человека не хотят жертв...       Цинсюань задумался. Каждое слово незнакомца, незатейливое и искреннее, отзывалось в душе. Он был прав во всём.       "Но ведь ты почти перестал ходить в женском облике, а это было для тебя важно," — напомнил себе Повелитель Ветров.       "А разве ты перестал делать это из-за недовольства Мин-сюна?" — тут же возник вопрос. Любимый реагировал на женскую ипостась Цинсюаня вполне положительно, даром, что не мог её целовать — в конце концов, смена облика занимала всего несколько секунд, если уж хотелось вольностей... Нет, юный бог вдруг понял, что ему стало гораздо комфортнее в истинном обличии, нежели в каком-либо другом. Он никогда не чувствовал себя девушкой, но прежде прятался в женском образе от ощущения своей неловкости и несуразности, чрезмерной уязвимости... Повелительница Ветров была всё же не совсем Ши Цинсюанем, её промахи не вызывали у бога такого острого стыда, она казалась более бойкой, симпатичной и уверенной... Благодаря Мин И, его поддержке, юноша смог, наконец, почувствовать себя и в настоящем облике таким же красивым и интересным, как прежде чувствовал только в женском — и нервное желание прятаться чуть что за образом богини ветров как-то угасло.       — Если юная госпожа действительно нашла такого человека, то не упустите его, — тем временем продолжал добрый незнакомец. — Я бы отдал все небеса за возможность провести жизнь рядом с родственной душой — и не счёл бы себя ограбленным... Они на небесах дураки — думают, рай у них там! А он у меня, прямо дома.       Цинсюань посмотрел на него с улыбкой. Парень казался столь трогательно любящим... Юный бог внезапно поверил — именно этот человек мог бы и впрямь отвергнуть небеса ради семейного счастья.       — Простите, госпожа! — снова спохватился он, немного неловко поклонившись. — Я опять болтаю непонятно что... Всю жизнь руками работал, а вот говорить складно так и не научился... Ну, то есть, если без похабщины... Вы, наверное, думаете — как жена его терпит?       — Спасибо Вам, добрый господин, — Повелитель Ветров пришел на помощь, прервав неуклюжие объяснения. — Вы помогли этой недостойной понять, что действительно важно...       — Ой, я так рад! — громко хохотнул мужчина. — Вы, госпожа, умница, оно сразу видно... Вы обязательно разберётесь! Если у Вашего любимого болит, рано или поздно он расскажет, будьте уверены... Хранят Вас боги! А я побегу — жена, должно быть, волнуется... Вы только не прыгайте в воду, хорошо?       — Обещаю! — искренне уверил Цинсюань. — Разве что за одним из этих чудесных цветов...       — Цветы в этом году особенно пышно разрослись... — с какой-то светлой печалью вздохнул мужчина и еле слышно добавил:       — Наверное, потому что он счастлив.       Повелитель Ветров замер — ему показалось, что он понял, о ком идёт речь.       "Когда Мин-сюн счастлив, в его городе расцветают цветы..." — поэтичная душа юноши наполнилась теплом с небольшим привкусом стыда: сам он не испытывал привязанности к родным местам, и вряд ли вокруг его пагоды что-то там особенно расцветало. Слишком давно они с братом вознеслись — с годами смертная жизнь поблекла в памяти, человеческие связи утратились. Всё как положено у праведных Небожителей... И Цинсюань не слишком об этом сожалел. Теперь у него появилась куда более важная связь, и вот её юный бог терять не собирался.       "Брат всегда звал меня дурачком... Вот и буду соответствовать. Дуракам счастье важнее знаний!" — решил для себя Цинсюань.       Когда по возвращении на небеса он вновь увидел Мин-сюна, Повелитель Ветров не задал вопросов и не рассказал ни о своем путешествии, ни о страшных снах — просто целовал его долго и с наслаждением, послав сомнения к чертям в диюй.