Леска

"И любовь — наказание,

Ни уйти, ни стать ближе,

Мы скованы вместе, мы смотрим друг другу в глаза...

В этом сияющем мире, где за тебя всё решили,

Выбери правду и бога,

Иди и не бойся сказать!"

(Залив Дымов, "Дивный новый мир")

      Цинсюань распахнул окно домика, чтобы выпустить дым от сгоревшего талисмана. Призрак развоплотился, и в магии больше не было надобности. Юный бог радовался, что смог образумить несчастного духа и убедить следовать дальше по пути перерождения — ему совсем не хотелось применять силу в этот раз.       Несмотря на то, что призрак красавицы Вэйян успел наворотить дел, Повелитель Ветров испытывал к ней огромное сочувствие. Возлюбленный девушки по неосторожности устроил небольшой пожар в храме Пэй Мина, и жители селения, опасаясь гнева бога войны, решили раздуть из мелкой неприятности целое событие. Ах, если бы они знали, сколь глубоко безразличны генералу подобные выходки... Мингуан, при всех его недостатках, никогда не был мелочен, и в жизни бы не потащился в такую даль карать виновника за столь ерундовый проступок — пожалуй, из всех богов на небесах на такое был способен разве что Сюаньчжень... Или Ши Уду, если новость застанет его в дурном расположении духа. Что же до генерала Пэя — Повелитель Ветров дал бы голову на отсечение, что тот даже не помнит, что у него есть храм в этом районе.       Как бы то ни было, местные решили на всякий случай подвергнуть виновника публичному наказанию. Испугавшись за любимого, бедная Вэйян поспешила сознаться в проступке вместо него, надеясь, что её, слабую женщину, накажут не так жестоко. Расчёт оправдался — вместо обещанных плетей красавица провела день и ночь в колодках на главной площади. И, пусть благодаря доброте и лёгкому нраву девушки никто из местных не стал издеваться над ней, она простыла на холодном осеннем ветру и слегла с горячкой. У постели ни в чём не повинной Вэйян её непутёвый жених поклялся, что сохранит ей верность до конца своих дней, умолял дождаться у моста беспомощности, чтобы вместе отправиться в следующую жизнь... Дева сгорела от лихорадки в считанные дни, но дух её решил остаться в виде призрачного огонька, чтобы оберегать любимого... А негодяй через месяц посватался к другой.       Призрак дождался новобрачных в новом доме, невесту перепугал до полусмерти, а неверного жениха отправил на тот свет. Тут бы и угомониться несчастной Вэйян, но слишком велика оказалась несправедливость, слишком горько предательство... Дева продолжила обитать в доме, создавая столь дурную энергетику, что по всей округе увядали растения, гибли посевы, опадали цветы... Говорили: кто проведёт ночь в доме с призраком — снимет проклятие, и долина Эмэйшань снова расцветёт, но никому не удавалось выдержать компанию бедной Вэйян. Молодые мужчины, посмевшие ступить на порог дома, гибли, прочие же в ужасе сбегали, не дождавшись утра. Местные изо всех сил отговаривали Цинсюаня от ночёвки в проклятом доме, ведь прекрасные юноши — любимая еда призрака, но бог ветра, конечно, не послушал.       Обезумевшая от боли Вэйян по понятным причинам отнеслась к появлению Цинсюаня недружелюбно, её пришлось связать талисманом — она оказалась вовсе не настроена мирно беседовать с тем, в ком видела подобие своего обидчика.       Но всё же небожителю, пусть и не в полной мере добровольно, удалось усадить барышню за стол переговоров. По своему обыкновению, Ветер вёл себя дружелюбно и деликатно: извинился за применение мер стеснения, уверил в добрых намерениях, проявил интерес, позволил ей самой рассказать свою историю, которую выслушал внимательно, не перебивая и не препятствуя девушке в выражении эмоций, пусть даже не самым подобающим образом... Цинсюань с детства знал, как тяжело, когда в душе всё полыхает, а высказать нельзя, потому что тебя непрерывно одёргивают и затыкают. Он понимал, что Уду приходилось очень тяжело — тот взял ответственность не только за себя, но и за брата, хотя сам был немногим старше, не имел ни собственного опыта воспитания, ни внятного родительского примера... Поэтому иметь дело ещё и с эмоциями Цинсюаня зачастую становилось для него непосильной ношей. Повелитель Ветров не винил брата, но отлично понимал, сколь ценна возможность выразить чувства, потому слушал оскорбленную деву с почтением, что помогло ей успокоиться и вскоре превратило разъярённого призрака в ласковую большеглазую красавицу.       В ответ на откровенность он рассказал Вэйян и про свою печаль.       — Неужели тебе и вправду хватило духу прогнать его? — удивлялась девушка.       — Когда тебя не любит тот, кого любишь ты, это ужасно. Это больно и обидно, но весь наш гнев, всё наше горе — что бы мы ни сделали под их влиянием — ничего не изменят, — говорил Цинсюань. — Нельзя заставить полюбить, сами эти слова абсурдны. Боль утихнет со временем, она всегда рано или поздно утихает, если не бередить. Однажды кто-то или что-то сумеет её успокоить... Конечно, я не в праве судить, ведь моя беда не идёт ни в какое сравнение с тем, что пережила дева Вэйян... Мне всего лишь отказали, а тебя предали, опозорили и лишили жизни... Только виновник уже переродился и вновь живёт. Вполне возможно, в виде навозного жука, но тем не менее. А ты продолжаешь маяться. Он выпил суп Мэнпо и забыл обо всём, но по-прежнему продолжает причинять тебе вред — это несправедливо и горько. Неужели ты позволишь ему и дальше отравлять твоё существование? Разве этого заслуживает прекрасная, добрая, самоотверженная девушка — метаться в пустом доме, пугать прохожих и губить посевы? Может, стоит отпустить свою боль и попробовать жить заново?       Слушая речи Повелителя Ветров, которые он произносил от самого своего сердца, дух всё бледнел и бледнел, пока, наконец, с благодарной улыбкой не истаял — на месте обретшей мир души остался лишь истлевший талисман, которому некого стало сдерживать.       Оставшись в одиночестве, Цинсюань налил себе подогретого вина и приоткрыл окно в прохладную ночь — осень подкралась совсем близко, запущенный, поблекший сад вокруг дома прохватили первые заморозки. Несмотря на радость за деву Вэйян, что отправилась навстречу лучшей доле, его собственная душа всё ещё болела — и он подозревал, что уймётся она нескоро. Сказать всегда проще, чем сделать, поэтому его сердце пока не прислушивалось к правильным словам, а лишь монотонно ныло, требуя хотя бы посмотреть на Мин-сюна ещё разочек.       Бог ветра всё никак не мог улечься спать и пропустил уже немало рюмок, когда услышал стук в дверь. Решив, что этот стук в глухую ночь не сулит ничего хорошего, он мигом разогнал хмель и вытащил веер. Мимолётно мелькнула мысль немного привести себя в порядок — затрапезный зелёный халат и неприбранные волосы мало подходили для приема посетителей — но Цинсюань решил, что незваные гости обойдутся. Он был не в настроении наряжаться, да и вряд ли кто-то, заявившись посреди ночи без приглашения, ожидает, что его встретят при полном параде.       Повелитель Ветров подошёл к двери, осторожно приоткрыл и чуть не упал: на пороге, понурив голову, стоял Мин-сюн. Сердце из груди Цинсюаня рванулось ему навстречу, но юный бог усилием воли заставил себя успокоиться.       "Мало ли, зачем он явился... Сейчас надумаешь себе невесть чего, а потом опять разочаруешься, — приструнил своё воображение небожитель. — И как он вообще нашёл меня?"       Цинсюань напустил на себя безразличный вид, пытаясь быть похожим на старшего брата, и для верности скрестил руки на груди.       — Вы что-то хотели, Владыка Земли И? — осведомился он, пытаясь унять дрожь в коленях.       "Всё. Сейчас он посмотрит на меня этими своими золотыми глазами, и я — всё. Ох, ещё и выгляжу, как чучело... Сразу поймёт, что не зря развернул меня!" — мысли чехардой пронеслись в голове Повелителя Ветров, но тут же вылетели прочь — когда Мин И вместо ответа рухнул перед богом на колени. Красивая бледная рука легла на порог дома — дверь стало невозможно закрыть, не причинив боли. Цинсюань задохнулся при виде этой картины — белая кожа на темном дереве, неверный отблеск свечей из комнаты подчеркивал совершенство длинных пальцев... Пальцев, которые плавили его, возносили в небо...       Вокруг дома начал подниматься ветер.       — Прости меня, — прошептал бог земли. — Я не должен был уходить.       — Но ушёл, — подавив желание броситься ему на шею, напомнил Цинсюань. Его поразила в самое сердце надрывная искренность этих скупых слов — на контрасте с ней поведение Мин И во время разрыва теперь выглядело до нелепости неубедительным. Однако юноша понимал: для того странного спектакля были причины, и он желал их услышать.       — Да, — не поднимая глаз, согласился черноволосый бог. — Я раскаиваюсь в этом.       — Зайди в дом, ты весь мокрый, — пробурчал Цинсюань, посторонившись. В его душе зародилось нехорошее подозрение.       "Почему он в таком виде? Дождя ведь не было... Боги, на нём же солёная вода — вон, разводы соли на подсохших местах! Но до ближайшего моря тысяча ли! Как он сумел попасть сюда раньше, чем одежда успела высохнуть? Что, если это какая-то нежить прикинулась моим Мин-сюном и говорит то, что я хочу услышать, чтобы втереться в доверие?"       Под порогом дома Повелитель Ветров заблаговременно спрятал талисман, не пропускающий зло — на случай, если дама решит удрать со свидания или же вызвать на подмогу ещё какую-нибудь тварь. Мера оказалась избыточной — дева Вэйян, вопреки ужасам, что болтали местные, оказалась вполне договороспособна.       Но теперь юноша втайне обрадовался своей предусмотрительности — очень уж странным выглядело это ночное явление прячущего глаза Мин И, с ног до головы залитого морской водой.       Черноволосый бог вздохнул и поднялся с колен. Сердце Цинсюаня замерло, он приготовился к сражению — талисман заставит тварь проявить себя...       Но ничего не произошло. Высокий мужчина с длинными черными волосами просто перешагнул порог, и лицо его мимоходом отразило удовольствие от попадания с холода в теплое помещение. Повелитель Ветров выдохнул.       "Итак, либо это и в самом мой Мин-сюн, либо Непревзойденный демон, потому что любую нечисть послабее талисман бы не пропустил... Так откуда же вода?" — мысли юноши окончательно перепутались.       — Ты... До моря ведь так далеко... — бессвязно пробормотал он, дотронувшись до черных одежд. — Сними... Мокрое!       — Это всё неважно, — в лицо Цинсюаня, наконец, взглянули золотые очи, и того пробрала дрожь. — Я... Люблю тебя. Я не могу больше сопротивляться этому. Я нашёл способ преодолеть тысячу ли одним шагом, только чтобы тебя увидеть.       — Одним шагом... Но как это возможно... — опешил юноша. Происходящее не укладывалось в его голове. Он не находил ни единого признака лжи, но сердце его отказывалось верить, а разум отказывался понимать. "Я люблю тебя" — сорвавшееся с желанных уст так просто и естественно, как дыхание, никак не могло прорваться к душе бога.       — Я покажу... Ты тоже так сможешь, — уверил Мин И, с отчаянной нежностью вглядываясь в любимые черты. — Знаю, ты сейчас прогонишь меня, и будешь прав, но ты так нужен мне... Я хотел вновь взглянуть на тебя, ощутить твой запах...       Больная жажда звучала в этих словах. Странная, страшная тоска, глубину которой юный небожитель не мог до конца осознать. Конечно, он и сам нуждался в любимом, отчаянно и до боли, но внезапно ощутил пугающую бездну, что таилась в душе Мин-сюна, пучину, на краю которой почувствовал себя маленьким и беспомощным... Сможет ли он утолить его голод? Да, он способен подчинить своей воле самый страшный тайфун, но не сметёт ли его самого это страшное, безымянное, огромное и могущественное нечто, скрытое за красивым обликом? И, главное, откуда это взялось в простом деревенском парне?       Только пути назад уже не было. Небесная кара: взлетай или умри. Цинсюань осознал, что ему неизбежно придётся столкнуться с этой силой, он не сможет отказаться — притяжение слишком велико. Либо он покорит эту стихию, либо она его сломает и поглотит без следа. И он должен справиться. Чего бы это ни стоило.       — Если... — голос отказывался служить юноше. — Если всё это правда... Почему ты меня оставил?       Последнюю фразу бог ветра, не сдержавшись, буквально выкрикнул. Этот вопрос разрывал ему душу все прошедшие дни. Почему? Почему? Он ведь видел, что нужен Мин-сюну, видел, что желанен... Тогда почему закрылась дверь? Почему его бросили, как вещь?       — Я не заслужил твоей любви, Цинсюань, — вновь опустил голову Владыка Земли.       — Это, уж наверное, мне решать! — гордо отозвался бог ветра, и Мин И едва заметно улыбнулся.       — Не спорю, — он склонил голову. — Но ты знаешь не всё. Я расскажу — и тогда ты сам ответишь, хочешь ли видеть рядом с собой ублюдка, способного на такое, хорошо?       У Цинсюаня пробежал мороз по коже. Он не представлял, что мог натворить Мин-сюн..       Владыка Земли опустился на стул, бог ветра, чуть помедлив, устроился у его ног. Нервы юноши звенели струнами. Он действительно боялся того, что может услышать, но знал — это необходимо и неизбежно. Взлетай или умри.       — Я... — Мин И, казалось, не знал, с чего начать, от стыда пряча лицо в больших ладонях. — Помнишь... То, что случилось в Богучань... Это был я.       — Ты — Речной Царь? — выдохнул Цинсюань, едва лишившись чувств от удивления.       Черноволосый бог лишь посмотрел на него с укоризной.       — Я не о том. Ночь после праздника... В общем, тебе не приснилось. Это был я.       У Повелителя Ветров голова пошла кругом, но сердце возликовало. Он знал, знал, что это правда! Не зря, думая о тех событиях, юноша то и дело забывался и начинал воспринимать их, как случившиеся в реальности. Сколько раз он одёргивал себя, напоминал себе, что всё это волшебство — лишь пьяные фантазии... Но чутьё не подвело Цинсюаня. Всё случилось на самом деле!       — Но почему ты тогда...       — Потому что мне стыдно. Невыносимо стыдно, — голос золотоглазого бога превратился в осипший шёпот, он вновь закрыл лицо, вспоминая свой отвратительный поступок. — Ты был совершенно пьян. Я принес тебя домой... Следовало просто уложить спать, но я... Я повел себя, как урод. Ты был такой красивый, такой ласковый и послушный... И я... Должен был устоять, но... Не смог. Что бы ты ни говорил, как бы ни выглядел, как бы ни вёл себя, я не имел права трогать тебя в таком состоянии! Утром я не мог смотреть тебе в глаза, но не потому, что было плохо, нет! — Владыка Земли порывисто схватил застывшего от изумления Цинсюаня за руки и заглянул ему в глаза умоляющим взглядом. — Это самое прекрасное, что случилось в моей жизни, но... Я поступил подло. И усугубил всё, когда не решился тебе признаться. Когда ты сказал, что любишь... Я почувствовал себя ещё большей мразью.       Он выпустил руки бога ветра, бессильно опустив ладони между колен и понурив голову, уверенный, что вот теперь его точно пошлют куда подальше.       Хэ Сюань не решился рассказать всего, но признался для начала в том, что страшно тяготило его совесть. Он перестал бояться за Цинсюаня — тот показал свою силу, показал, что сможет жить дальше, даже если возлюбленный разочарует его... Но оттого ещё горше стал страх очередной потери для демона, который не мог до конца поверить, что морское чудовище посмеет искать чувств прекрасного светлого бога. И теперь сердце — несчастное мёртвое сердце, которому он всё же позволил полюбить — обливалось кровью в ожидании ответа... Раздираемое надеждой на прощение и боязнью отказа, безнадёгой и невыносимой нежностью...       — Я так рад, Мин-сюн... — прозвучало в полумраке комнаты...