Леска

      — Этот недостойный здесь для того, чтобы служить Вашему Превосходительству, — страстно шепчет Тянь Цзию, опускаясь на колени перед Повелителем Ветров, который сидит на скамейке в будуаре в одной только чжунъи.       — Стой, не таким же способом! — умоляюще произносит Цинсюань, подавившись своими возражениями, когда слуга касается кончиком языка его моментально восставшей плоти. — Ты что... Ох!       — Недостойный принёс господину редкую жемчужину, — между фразами юноша продолжает ласкать бога ветра. — Разве он не заслуживает награды?       Цинсюань понимает, что должен оттолкнуть его, пресечь это, но не может — слишком хорошо то, что творит юный слуга с его членом. Подозрительно хорошо. Подозрительно похоже на ласки, которые дарил ему во сне Речной Царь. Но истома, в которой небожитель провёл последние дни, заставляет тело подчиняться этим ласкам — желание почувствовать их вновь оказывается сильнее благоразумия.       Цинсюань зажмуривается от стыда, но всё же позволяет делать это с собой, с каждым движением умелого языка теряя капельку самоуважения. Ему не верится, что он дошёл до такого — использовать подчинённого, заниматься этим без чувств, только ради похоти, не с Мин-сюном...       Решившись взглянуть на Тянь Цзию, Ветер задыхается, зажимая себе рот рукой. Потому что на веках полуприкрытых от удовольствия глаз видит тонкие золотистые штрихи над самой линией ресниц. В ответ на его вздох ресницы поднимаются — и вот уже Цинсюань смотрит в золотые глаза того единственного, с которым хотел бы заниматься подобными вещами. Бог не понимает, как мог не узнать его сразу, купившись на всех эти "недостойных" и "превосходительств". Ведь сходство с самого начала было так очевидно, ведь ласки так очевидны... Разве другой способен на это? Разве другой сможет заставить тело так петь?       Немного одурев от облегчения, Цинсюань неприкрыто стонет, цепляется за одежду и волосы того, кто лишь выдавал себя за слугу.       — Ещё, Мин-сюн, ещё! — умоляет грешный небожитель, толкается, задыхаясь, навстречу и...       И просыпается, садясь на постели, с колотящимся сердцем и поднятым членом.       "Вечно снится всякая чушь! — с досадой подумал Цинсюань, снова рухнув на подушку. — Ненавижу проклятые сны! Ну, кто в здравом уме мог перепутать Тянь Цзию и Мин-сюна?"

***

      Ши Цинсюань бесшумно проскальзывает в покои старшего брата, до ночи засидевшегося над бумагами.       Уду поднимает на него взгляд и сразу чувствует: что-то не так. Цинсюань обычно не двигается так медленно, тягуче. Да и вид у юноши какой-то особенно непотребный — ну, кто так распускает волосы, что за легкомысленный фасон на одно плечо?       "У него что, нет нижних одежд под ханьфу?" — со смесью ужаса и возмущения думает Повелитель Вод.       — Братик слишком много работает, — произносит Цинсюань с какими-то необычно томным выражением, приближаясь к рабочему столу под взглядом остолбеневшего от удивления Уду.       — Гэ нужно немного расслабиться, — с этими словами бог ветра одним широким жестом смахивает бумаги и ложится на столешницу сам.       — Т-ты что творишь?! — заикается несчастный Повелитель Вод, совершенно потерявшись.       — Хочу доказать тебе, что я уже взрослый! — Тонкие пальцы тянут пояс, черный наряд юноши распахивается, показывая, что старший брат был прав насчёт нижних одежд.       "Боги, я сошёл с ума, я просто переработал, у меня галлюцинации!" — зажмурившись, думает несчастный Ши Уду. Он не чувствует ни малейшего возбуждения — лишь ужасную неловкость и абсолютное недоумение.       — Посмотри же на меня. — Голос младшего брата звучит странно, необычно низко и объёмно, виолончелью, а не ветряным колокольчиком. Уду чувствует, как по его груди скользят руки.       — Сюань, прекрати это! — зажмуриваясь ещё крепче, с трудом произносит бог воды, пытаясь сохранить приказной тон. Выходит жалко и жалобно.       — Хорошо, что ты вспомнил моё имя. — Уду распахивает глаза, внезапно узнав голос. И видит перед собой отнюдь не брата.       "Как же я сразу не понял, что это он! Его движения, его голос, его черные одежды... Его запах!"— пульсирует в голове у несчастного бога, неспособного оторваться от гипнотизирующего золотого взгляда.       "Не смотри, не смотри на него — пропадёшь!" — эхом отдаётся в голове, но Уду смотрит. Если не в глаза, то на губы с проклятой серёжкой, на наготу, что ослепительной пощечиной показалась тогда у источника...       — У меня для тебя кое-что есть, — шепчет прекрасный демон, и в его пальцах бог видит безупречную нежно-голубую жемчужину. Хэ Сюань подносит её ко рту — Уду, зачарованный, послушно берёт губами подношение.       Большие руки гладят тело небожителя, текут по нему, бог чувствует себя в объятиях огромной змеи, которой достаточно лишь небольшого напряжения мышц, чтобы переломать ему кости... Внезапно понимая, что очень возбуждён...       ... И просыпается, с облегчением обнаружив, что просто уснул прямо за столом посреди бумаг.       "Уф, привидится же такое! — пытаясь унять сердцебиение, думает Ши Уду. — Я и в самом деле слишком много работаю... Как вообще можно было в здравом уме принять эту тварь за моего Сюаня!"

***

      Пэй Мин просыпается посреди ночи рядом с очередной барышней. Он не может спросонья припомнить её имя, но это ему и не нужно. Так ли важно имя, если она была хороша?       Генерал рассматривает в полумраке силуэт лежащей к нему спиной девушки и удивляется, какая тонкая у нее талия и изящные лопатки.       В теле Мингуана вновь пробуждается желание. Он считает не очень хорошей идеей нарушить чужой сон ради своих потребностей, но всё же решает попытать счастья, морально готовый отстать от дамы, если та не проявит взаимности.       Пальцы Пэй Мина скользят вдоль рельефного позвоночника, вдоль внезапно взбудоражившей его тонкой талии, по бёдрам...       "О, я в первый раз и не заметил, какая она крепкая", — заинтригованно думает бог войны, ощущая, как тело под его рукой начинает трепетать, отзывается...       Луна за окном скрывается в облаках. Умелый любовник вслепую тянет к себе отзывчивую партнёршу, касается её губ большим пальцем — тело пробирает приятная дрожь, когда на его прикосновение отвечают жарким, непристойным поцелуем.       "Надо же, а вчера такую скромницу изображала", — удивляется генерал, находя сюрприз воодушевляющим. Их губы, наконец, встречаются в темноте, и у Пэя кружится голова от того, с каким пылом девушка откликается на его ласки. Она вся горит, блуждает руками по его телу, не стесняясь никаких мест, дразнит, целует так ярко... Сам Мингуан гладит её спину, ягодицы, бедра, прижимает к себе...       И вдруг понимает, что к его груди не прикасаются пышные дамские формы. Зато ниже пояса явственно ощущается то, чего там быть не должно.       "Это что, мужик?!"       Рефлексы срабатывают безукоризненно. Обескураженный открытием Пэй Мин, не успев толком ничего обдумать, одним движением подминает негодяя под себя, прижимая к ложу своим весом и заломив руки над головой. Луна как раз выглядывает из-за туч, и в ее неверном свете генерал с ужасом понимает, что под ним не просто парень...       "Уду?! Как он здесь оказался?!" — мысли несчастного бога войны лихорадочно мечутся, когда лунное сияние отражается в полупрозрачных синих глазах, похожих на аквамарины. Друг смотрит на него страстно, с вызовом, со свойственным ему лёгким презрением, которое так и хочется переломить... Губы чуть улыбаются, ещё влажные от поцелуев, волосы разбросаны по постели, в них вплетены нити голубых жемчужин...       Пэй неожиданно для себя понимает, что его возбуждение не только не угасло, но разгорелось ещё сильнее. От этой красоты, от неправильности, запретности происходящего...       Никогда не умевший отказывать себе в плотских радостях, генерал вновь впивается в манящие губы, не понимая, как мог не узнать с первого взгляда этой узкой талии и крепких бёдер... Поражаясь самому себе — тому, как легко поддался влечению к мужчине... Именно к этому мужчине.       ...И просыпается в постели дамы, где и уснул накануне.       Несколько мгновений Пэй Мин смотрел в потолок, тяжело дыша и боясь, что сердце выскочит из груди. Потом внимательно оглядел лежащую рядом женщину, убедившись в её личности и половой принадлежности — благо, спала красавица на спине, лишь отчасти прикрытая одеялом. Несчастный генерал был очень рад видеть барышню и со страху даже припомнил, как её зовут.       "Это же надо такому присниться! — думал он, вытирая холодный пот со лба. — В каком бреду можно принять шуйши-сюна за девушку? Откуда это в моих снах? Наверное, всё из-за жемчужины, которую Цинсюань нацепил вчера на званый ужин — бедный Уду так на неё смотрел, что я весь вечер ему сочувствовал... Очень в его репертуаре — маленькому бездельнику покупает всё самое роскошное, а на себя вечно жалеет денег... Надо будет подарить ему голубого жемчуга из южных морей, сам ведь ни в жизнь не купит — так и будет страдать..."       С этими мыслями Мингуан уплыл обратно в сон, и до самой зари ничто больше его не тревожило.