Леска

            Хэ Сюань и тётушка Мо молча мыли посуду для ужина на кухне «дома семьи Хуан», пока Повелитель Ветров собирал зелень в саду под окнами.       — Прошу простить эту недостойную за фамильярность, лорд, — внезапно нарушила молчание служанка. Её голос звучал благоговейной почтительностью.       — Нет нужды, — сдержанно отмахнулся демон, но тон его был чуточку теплее, чем обычно. — Я сам распорядился, чтобы моё инкогнито не раскрывали, и Вы великолепно справляетесь с задачей.       — Конечно, господин, — учтиво отозвалась тетушка. — Ваше слово — закон для жителей Богучань. Мы не посмеем ослушаться или задавать вопросы. Однако старой женщине всё же немного неловко так запросто обращаться к настолько высокопоставленному человеку.       — Если кому-то нужны почести, чтобы чувствовать себя великим, значит, он ничтожество, — пожал плечами Хэ Сюань, продолжая вытирать тарелки. — Не смущайтесь и ничего не бойтесь.       — Вы приказали приготовить для Вас этот дом… Не горестно ли господину находиться здесь?       Ответить демон не успел — в жилище вихрем ворвался Цинсюань, принеся с собой аромат луговых трав и мёда. С корзинкой зелени на локте и листиком мяты, затерявшимся среди сияющих волос, он весело суетился у входа, снимая обувь.       Заметив, каким взглядом смотрит на пришедшего Хэ Сюань, тетушка Мо едва заметно усмехнулась, а потом вдруг запечалилась и прошептала себе под нос: «Бедный Лун Цзин»…       Вечером все трое ели за одним столом — Повелитель Ветров не захотел соблюдать церемоний и запросто сел ужинать со слугами. Бог весело болтал с тётушкой Мо, пока его друг предпочитал общаться с лапшой, салатом и пирогами — благо, «милому И-эру» щедро подкладывали добавку. Цинсюань сперва предвкушал, что служанка будет шокирована аппетитом «внучка», но потом увидел, какую гору еды выставила на стол сердобольная бабушка, и понял: эта парочка явно друг друга стоила. Кажется, старушку развлекало проверять, осилит ли Мин И очередную порцию.       — Вы сказали, что хозяев этого дома постигла печальная участь, — вспомнил Цинсюань. — Но здесь совсем не ощущается негативной энергетики. Кажется… Будто люди в этом доме очень любили друг друга.       На миг палочки Мин И перестали стучать по тарелке, но звук тут же возобновился.       — Когда я впервые переступил порог, — продолжал небожитель, — мне показалось… Что меня здесь ждут, мне здесь рады как будто бы… Вы, наверное, считаете меня дурнем! Вечно я что-то придумываю!       Тетушка Мо заметно напряглась и молча смотрела на веселого гостя.       — Не хочу показаться бестактным… — произнёс Повелитель Ветров.       — Но ты себя переборешь, — еле слышно прокомментировал Мин И, удостоившись лишь выразительного взгляда спутника, который продолжил:       — Но не расскажете ли, что произошло с семьёй Хуан?       — Пожалуй, не стоит обсуждать печальные вещи за столом, — нервно рассмеялась пожилая дама. — Мы можем испортить И-эру аппетит!       — Рассказывайте, — коротко ответил Владыка Земли, и это прозвучало приказом. С уст служанки едва не слетело «слушаюсь, господин», но она вовремя спохватилась.       Ши Цинсюань обратил внимание на эту заминку и в который раз поразился, как Мин И действует на окружающих. Молчаливый, скромный и не имеющий привычки перетягивать внимание на себя, бог земли, тем не менее, производил впечатление имеющего право приказывать. Было что-то властное в его осанке, интонациях, самой манере держаться… Люди инстинктивно подчинялись, даже когда не знали, кто он такой — и даже когда точно знали, что у него нет полномочий командовать. Да что люди — сам бог ветра не раз ловил себя на том, что воспринимает друга, как старшего по званию, хотя тот никогда не подавлял его, в отличие от Уду или того же Пэя. И пусть происхождение царственных повадок у простого деревенского парня оставалось загадкой, Цинсюань восхищался этой способностью спутника.       Конечно, тетушка Мо тоже не посмела ослушаться.       — Семья Х… — она запнулась, — Семья Хуан жила в этом доме несколько столетий назад. Это были честные люди, которые упорным трудом понемногу выбирались из нищеты и повышали благосостояние. Они держали маленькую таверну, растили сына и дочь. Их дети удались и внешностью, и умом — дочка слыла одной из первых красавиц в округе, а сын… — старушка вновь взглянула на Мин И. — Был очень умён, талантлив и благороден… Ну, и невероятно хорош собой, конечно! Он много трудился, чтобы обеспечить семье достойную жизнь, обручился с подругой детства… Говорили даже, что однажды сын четы Хуан вознесётся и станет богом — вот какой был парень!       Цинсюань следом за старушкой тоже невольно взглянул на спутника — почему-то герой рассказа представлялся богу ветра похожим на Мин-сюна. Наверное, дело в ремарке про красоту. Юный небожитель знал множество красивых мужчин, да и сам был хорош собой, но именно такая внешность — сдержанная, но наполненная внутренней энергией, омут под тихой водой — по его мнению, подходила парню, способному заботиться о целом семействе.       «Конечно, вряд ли он носил бы серёжку, — подумал Повелитель Ветров. — Но вполне мог выглядеть как-то так…»       — А потом в дом постучалась беда, — продолжала рассказ тетушка Мо. — Сын перешёл дорогу одному чиновнику и оказался в тюрьме по ложному обвинению. Семья лишилась кормильца и защитника. Пока бедняга гнил в остроге, его сестру и невесту насильно забрал себе в наложницы местный богач. Невеста так и не покорилась — её забили до смерти. Сестра — совсем ещё ребенок — не вынесла позора и оборвала свою жизнь…       Бог ветра невольно вспомнил о девушках из города Ли и устыдился — если бы не друг, он сам даже не подумал об их добром имени.       — Мать слегла и вскоре угасла без должного ухода, а отец надорвался на тяжёлой работе. Когда сын всё же вышел из тюрьмы, от его семьи не осталось ничего. Человек неукротимой воли, он пытался всё же начать заново, но у него ничего не получалось. Казалось, будто парню сами боги позавидовали — и вся жизнь пошла под откос. Ему катастрофически не везло, а буквально всё, за что он брался, разваливалось на глазах.       Цинсюань живо сопереживал трагедии семьи Хуан, а Мин И тем временем ел с настолько безразличным видом, что это наводило на подозрения.       «Возможно, некоторые моменты этой истории напоминают ему о чём-то личном, раз он так старательно делает вид, что его это не трогает», — подумал небожитель, и сердце его сжалось от сочувствия. Он, как никто другой, знал, каково это — спотыкаться на каждом шагу и за любое дело браться со страхом. Повелитель Ветров поневоле проникся уважением к парню из легенды за то, что тот не позволил неудачам сломать себя.       — Но что же было дальше? — взволнованно спросил небожитель. — Неужели он сдался?       Владыка Земли еле заметно вздрогнул, а служанка меж тем продолжала свой рассказ:       — О, этот парень был не из тех, кто сдаётся! После очередной неудачи он взялся за меч, но не для того, чтобы свести счёты с жизнью. Он отомстил всем, кто причинил вред его семье — никто из обидчиков не пережил той ночи. Их не спасли ни засовы, ни охрана — так сильна была ярость молодого господина Х…Хуан. Никто не мог остановить его, пока он сам, измождённый, не упал замертво.       «Похож на моего гэ, — подумалось вдруг Цинсюаню. — Тоже не способен принять поражение и будет стоять на своем до последнего! Жаль, что я так никогда не мог…»       От мысли про молодого господина в душе бога ветра занималось странное томление. Происшедшее казалось нестерпимо несправедливым, до смерти хотелось всё исправить, придумать для этой истории какой-то другой финал, найти хоть один признак, что могло быть иначе… Хотелось как-то спасти прекрасного человека, жившего в этом чудесном доме, старомодном и уютном. Но холодным ветром в душе выла тоскливая необратимость происшедшего. Нельзя повернуть время вспять, нельзя спасти семью Хуан, ничего не исправить.       Это всё отозвалось в сердце такой неожиданной болью, что Цинсюань едва сдержал слёзы — по дому прокатился порыв ветра.       Владыка Земли поднялся из-за стола и молча ушел на крыльцо — кажется, ему и вправду испортили аппетит. Друг хотел следовать за ним, но его удержало на месте ощущение, что вот-вот прозвучит нечто важное. Он сделал собеседнице знак продолжать.       — С тех самых пор в Богучань берегут этот дом. И каждую осень, в канун холодных рос, устраивают шествие в честь молодого господина, — закончила рассказ тетушка Мо. — Он стал символом сопротивления произволу, напоминанием о силе, что живёт в нищих и угнетённых. Конечно, праздник выходит не такой весёлый, как тот, что будет в конце этой недели, но…       — А что в конце недели за праздник? — встрепенулся Повелитель Ветров.       — Вы прибыли расследовать смерти чиновников и не знаете про чествование Речного Царя? — удивилась старушка. — Это ведь он их утопил…       Когда Цинсюань вслед за товарищем вышел на веранду, сердце бога сжимала тревога. Его худшие опасения сбывались. По всему выходило, что Ши Уду в Богучань всё же молятся. Просто под другим именем — и это позволяло брату игнорировать небесные правила, изрядно распоясавшись. Речной Царь, добрый дух реки Богучань, как назвала его тетушка Мо, наказывал злодеев и даровал верующим удачу на водах. А те раз в год затевали в его честь форменное безобразие — пьяные пляски в заводи и нечто, о чем служанка говорила уклончиво, а Повелитель Ветров побоялся расспрашивать подробнее. Потому что это напоминало человеческое жертвоприношение — непонятно, символическое или реальное. И у бога подкашивались ноги от мысли, что старший брат может быть причастен к таким вещам.       Конечно, Цинсюань изо всех сил хватался за надежду, что всё могло быть совпадением — ведь мог же в Богучань жить, например, некий могущественный природный дух, с которым Уду опасался связываться? Скрывать подобное от других богов вполне в репертуаре брата — с него станется считать позором свою неспособность совладать с каким-то выскочкой… Даже если «выскочка» настолько силён, что может отключить духовную связь на своей территории.       Но сердце юного бога обливалось кровью от осознания, что он в принципе допускает, будто его гэ может оказаться Речным Царём. Вспоминал, как в детстве восхищался Уду и старался во всём брать с него пример… Когда же всё изменилось? В какой момент? Цинсюань не знал. И душа его болела.       «Если гэ виноват, я прикрою его в этот раз. Обману Мин-сюна или договорюсь, но прикрою, — решил для себя Повелитель Ветров. — А потом заставлю прекратить.»       — Ты чего вздыхаешь? — бога ветра вырвал из раздумий голос товарища. Мин И сидел на ступенях крыльца, грациозно опираясь спиной на потрепанный временем резной деревянный столб, что поддерживал крышу. Половину лица Владыки Земли освещал теплый свет фонарей дома, а вторая, скрытая в вечернем сумраке, подсвечивалась лишь неверным мерцанием светлячков. Создавался странный эффект — с одной стороны, бог казался надёжным, домашним и уютным, а с другой… В нём виделась потусторонняя, нечеловеческая сущность — резкие черты, сережка в губе, странно переливающаяся в отблесках блуждающих огней, нездешние золотые глаза… Повелителю Ветров стало не по себе от этого зрелища. Возникало тревожное чувство, словно под спокойной поверхностью воды притаился хищник, рыба-удильщик, что завлекает жертву красивой приманкой, чтобы утянуть в пучину на корм чудовищу. Цинсюань, на свою беду, совсем не чувствовал в себе сил сопротивляться очарованию.       Однако Мин И обернулся, всё его лицо оказалось на свету, и жутковатое впечатление рассеялось. Золотоглазый бог, целостный и безумно красивый, мягко смотрел на Повелителя Ветров, и у того скулы свело от желания целоваться.       — Я просто… Мне стало неуютно из-за рассказов тётушки Мо, — опустив глаза, пробормотал юный небожитель. — Оказывается, местные поклоняются какому-то странному речному божеству — никогда о таком прежде не слышал. Вообрази, тётушка сказала, будто в праздничную ночь с благословения этого, как она назвала, Речного Царя, вода в заводи начинает светиться и пьянит сильнее вина, они все её пьют и веселятся у реки до утра!       — Какое полезное божество, — еле заметная улыбка тронула губы Повелителя Земли.       — Ну, Мин-сюн! А потом… Я не уверен, что правильно понял. Но, похоже, у них тут приносят человеческие жертвы!       — Что?! Какие ещё жертвы? — в голосе черноволосого бога прозвучало такое возмущение, будто в безобразиях подозревали его лично.       — Думаю, я просто что-то перепутал. В любом случае, завтра сходим в святилище — оно на скале за городом — и всё узнаем, — изложил свой план Цинсюань, присаживаясь рядом с другом — наверное, несколько ближе, чем предполагали приличия.       — А ты не думаешь, что убийцей может быть дух парня, что жил в этом доме? — в голосе Владыки Земли звучало лёгкое напряжение. — Ведь его семья погибла из-за нечистоплотных чиновников… Может, убийства непосредственных участников событий ему показалось мало, и даже после смерти он продолжает свою месть?       Повелитель Ветров задумался на миг и ответил:       — Нет. Мне он не кажется жестоким. Я, конечно, буду держать в голове, что это может оказаться он, но на самом деле так не думаю. Можешь считать меня дураком, но я не могу поверить, что человек, выросший в таком прекрасном месте, может быть чудовищем.       — Тебе так понравился дом? — скептически приподнял бровь Мин И. Теплый вечерний ветер чуть колыхал его тяжёлые черные волосы.       — Звучит странно, но так и есть, — улыбнулся небожитель. — В этом старом небогатом домике уютнее, чем в нашем с братом дворце. Здесь так… Тепло и душевно. Каждый предмет лежит удобно — вещи клали не куда попало, а заботились о том, кто будет ими пользоваться. Сложно стать злодеем, когда тебя так любят, мне кажется. Даже после стольких ужасов.       — Жалеешь парня? — как-то недобро усмехнулся золотоглазый бог.       — Глупости, — махнул изящной рукой Повелитель Ветров. — Он был гораздо сильнее меня — мне ли его жалеть? Просто то, что случилось с ним и его родными… Так несправедливо, что мне почти физически больно от этого.       На плечо юного божества легла крупная ладонь, и друг мягко привлек его к себе, приобняв. Цинсюань опустил голову на затянутое в черный шелк плечо.       — Какой же ты всё-таки дурень, — вздохнул Владыка Земли с еле слышной нежностью.       Боги допоздна молча сидели на крыльце в окружении светлячков и запахов ночного сада, слушали соловьёв и думали о своём.       Цинсюань мечтал оставить небеса и жить с Мин-сюном в этом домике до скончания времён.       О чём думал сам Мин И, никто не знал.