останешься ли ты в Аду?

      Если сейчас сдать заднюю, то они потеряют не только предположительно человека, но и дальнейший шанс стать нечто стоящим, стать одним из сотрудников правоохранительных органов. Данби никогда углублённо не думала о том, что смотивировало её «поистине» пойти в такое место. Это довольно много ответственности и нужно иметь огромный багаж знаний и здоровый, холодный рассудок. Хео, если быть откровенным, по всем фронтам промахивалась. Она хотела стать полицейским, чтобы ловить преступников плохих, законно сажать в тюрьму. Но под всем этим скрывалось нечто элементарное — хотела как можно ближе быть к отцу, надеялась где-то там, в душе, что сможет отрыть нечто важное, настолько драгоценное, сравнимое с неограниченным алмазом. Проще говоря, вся её жизнь, которую она сейчас имеет, было выстлано желанием узнать «настоящего» отца. Всё крутится вокруг него. Снова перед глазами его образ. Если ранее он был размытым, как размазанная краска на мокром холсте, то сейчас имела чётко очерченные грани, довольно детальные предметы, что прорисовывали образ отца. Настоящего.       Он раскрыл себя, обнажил перед ней и Хэсу истинный лик, едва ли не в ноги не бросил им свою маску, которую неохотно сорвал с кожей. Сангхун показал ей всего себя, но вместе с этим забрал у неё дальше идти. Идти по пути справедливости, которая уже и без того становилось размытой, как тогдашний образ папы.       Джун, какой же ты грёбанный эгоист. Ты показал ценное, но при этом забрал не менее важное. Ни себе, ни людям — вот его пожизненный девиз, кажется.       С каждой раскрученной до максимума мыслью, у неё на лице искажадось лицо до омерзительного вида. Она хотела бы сейчас навести дуло пистолета в голову отца и произвести курок. Эта ненависть, перемешанная с болью и детской обидой на столько взрастает, что обретает иглообразную, сферическую форму. Этот букет негативных эмоций напоминает рыбу-ежа, который не допускает возможности прикоснуться к себе из-за колючести. — Отдай мне пистолет, —набатом своим приказал Пак, обращаясь к желтоглазой девушке, и протянул требовательно руку, — Я вижу твои глаза. Это не к добру. — Ты же в курсе, что здесь любой предмет может стать оружием для меня? —она будет непреклонна, потому что не готова ещё так скоро расставаться с огнестрельным оружием.       Хео слишком привязалась к такому типу оружия, слишком обожает звук производимого выстрела, боль от отдачи и аромат стоящего пороха. Девушка решается поднять глаза свои на Су, чтобы удостовериться в том, что он не одобряет её мотивы. Не одобряет, точно. Иначе и другого не могло быть, потому что если что-то и случится, то отвечать ведь старшему, ответственному. В этом была доля правдивости, и, возможно, Хео отдала бы сразу же пистолет ему, но что-то говорит ей вернуть орудие себе, оставить на лучший момент.       Красноволосая на пальце прокрутила оружие вокруг его оси и протянула полицейскому рукояткой вперед, без какого-либо лишнего комментария, что заставило напрячь мышцы Су. Смотрел на неё пристально, не отвлекаясь ни на какие другие объекты движущиеся. Ему не было привычно то, что эта мелкая девица молча слушается приказу, хотя её выражение лица говорило совершенно об обратном. Не хотела ведь отдавать, но всё равно сделала, послушалась. — В чем подвох? —спросил. — Ни в чем, —она пихает ему едва ли не в грудь пистолет, что стоял на предохранителе, пару секунд посмотрела на его взлымающую грудь, развернулась и последовала вперёд, по назначенной цели. Подвоха действительно так такового не было, она не хотела ссориться с Паком из-за своей же глупости, ведь, по сути, она здесь только из-за него и здесь же благодаря ему.       Голова кипела, варила мыслительные процессы. Поскольку так такового адекватного плана не было, пришлось самой накинуть в своей черепной коробке. И псевдо-план был продуман заранее, девушка подошла к нужным железным блокам с другого торца. Куда она планировала проникнуть, с небольшим трудом открыла отмычкой не самый простой замок. И снова приобретённые навыки от Санга пригодились. Это ей совершенно не нравилось, это побуждало её к рвотным позывам. По просьбе, Данте дверь металлическую изнутри заложил обрезком трубы, подвернувшимся как никогда вовремя. Чтобы никто не зашел к ним со спины и не полюбопытствовал родом их деятельности. Суеты здесь и так уже навели. Теперь же задача стала более сложная. Дальше что процентов будут люди, которых встормошили уже, они наверняка будут вооружены и внимательны. — Не торопись, —шёпотом произнёс Пак, накрыв её напряжённое плечо своей огромной ладонью, — В чем дело? — Я хочу уничтожить Уроборос, вот и всё. — Дело ведь не в Уроборос совсем, —Су, может быть, не величайший эмпат или экстрасенс, но даже он смог понять, что Данби совсем не из-за корпорации так себя ведёт. Здесь скрывается причина в совершённом другом, в чём-то более сложном. А если так пораскинуть мозгами, то совсем недавно она взялась из-за её отца. Вполне возможно, что дело в нём, но разговаривать сейчас об этом было совершено неуместно.       Дахён молча проследила за ними двумя и аккуратно, пока они переглядками занимались, фонариком посветила в стену, ноготками ковыряясь в шпаклёвке. Данте пр поднял выразительно приподнял бровь и присел на корточки, с интересом проследив за движениями Чанг. — Мисс Чанг, что вы пытаетесь найти? —решается всё же спросить, потому что не особо понимает в чем дело. Она отмахивается, хлопает парня молча по плечу и в сообщениях своего телефона пишет: «Здесь стены тонкие. Молчи! И этим гениям передай. Мы зашли с торца, а здесь, буквально за стеной комната видеонаблюдения. Отчим особо не расчитывал на это здание, а потому оно раньше не так сильно охраняемо было. Тут есть лазейка». Честно сказать, Керри хотел бы покрутить у виска, но когда та свела свои заламинированные брови к переносице, ему ничего не оставалось сделать, как поддержать её действия, перед этим сообщив тем двоим о том, чтобы они замолчали.       Дахён осмотрелась еще раз — и за дело. Её ярко-алые ногти, которые совсем недавно сделала в салоне красоты, уже имели не такой презентабельный вид, но это для неё не было чем-то трагичным, ведь деньги на реставрацию всегда есть. Чанг скрупулёзно вскрывает нечто тонкое, а когда в ход пошла её заострённая шпилька в волосах, она вскрывает в стене бетонной дыру в диаметре в два раза крупнее большого пальца. По ту сторону светлой комнаты, которую освещает холодная лампа, слышится, как сканер фонил. Она зажмуривает левый глаз, а правым к стене прижимается. Видит свежий рабочий стол, за которым охранник прятал, как сокровище, свой объемный живот. Тёмные волосы Дахён шустро замотала обратно в шишку, закрепляя своей шпилькой. Данби вздернулп раздражённо уголок губ и при приглушенном свете экранного свечения заметила выражение Чанг. Хео видела такое лишь несколько раз. Маленькие хитрые глазки блестят, как маслины. И такой добренькой кажется, что подляны от нее почти не ждать кажется.       Дахён молча протягивает ладонь Су и указывает на его пистолет с глушителем. Пак сводит брови и какое-то время не хочет даже понимать, что она удумала, пока Чанг своими руками через силу не отобрала у него и жестом не указала на шаткую последующую дверь, что ждала их. Полицейский давно понял, что спорить с этими девушками уже не имело смысла. И если Дахё ещё может выкрутиться из такой ситуации, то вот к Хео другой уже разговор.       Молодая женщина приняла позицию, и довольно-таки правильно, как их с Данте в академии учили: Чанг без какого-либо колебания опускается на одно колено, принимает максимально устойчивое положение для себя и направляет в дыру пистолет. Оружие оказалось в вытянутой руке. Снимает пальцем с предохранителя и нажимает на курок. От охранника явно шла угроза и будущие хлопоты. Легкий холодок пробежал по коже Керри, когда слышит приглушённый выстрел. Вот что значит — бесшумная стрельба. Они не видели целиком всей картины, но отчего-то движения Дахён вселили полную уверенность в её действиях, в особенности, эта растянутая ухмылка Дан заставило подумать о том, что та делала невероятное что-то.       Женщина встаёт сразу же, протягивает Данте включённый телефон и аккуратно открывает металлическую дверь, скрывается из их вида. Керри опускает взгляд и через его плечо девушка замечает ею написанное сообщение: «Как я постучу в стену — выходите. Доверьтесь». Теперь начал черёд красоваться Чанг. Керри смел предположить, что это некая странная характерная черта всех знакомых Данби — открыто выпендриваться. А только его взгляд упал на пару златых очей своей одногруппницы, так у него интуитивно приподнялась бровь от того, что та нервно стучала по своему плечу, когда перед этим неодобрительно скрестила ручонки на груди.       Ему кажется, что этот долгий, скучающий взгляд сосредоточен совершенно не на том, что сейчас необходимо, однако когда он в целом прошёлся по ней, то сделал вывод: удивительная. Тёмная форма, снабжённая лёгкой экипировкой придавали хоть какую-то безопасность для неё. Бёдра у неё обтянуты тактическими ремнями, так и подчёркивая её стройноватую фигуру.       Данте замечает, как Хео дёрнулась в сторону двери и тот, точно ощутив это ранее, аккуратно схватил за плечи и отвёл в сторону, мотая при этом головой. Дан покосилась на него, но ничего не сказала против, даже не обернулась от него — только задумчиво смотрела.       Когда раздался глухой стук по стене, то первая из них вышла конечно сама красноволосая, которой не терпелось закончить с этой авантюрой раз и навсегда. С каждым шагом, всё глубже и глубже, ей становилось тяжко думать о том, что полковник Пак здесь мог находиться. Она не вышла, а выскочила из комнаты. Вот уже неугомонная. — Что ты сделала? —спросила Хео так, для приличия. Потому что повалить троих мужиков она сама вряд-ли могла, либо же знала Чанг недостаточно хорошо, как нужно было. Конечно, прямого ответа и не последовало от наследницы корпорации «Уроборос»: та виновато вздернула уголок губ и пожала плечами, а у самой взгляд упал на свободную руку, а потом на пистолет. Им нужно было поторопиться решить вопрос с системой видеонаблюдения. Поиск занял почти полчаса. Обследовали все тщательно, особое внимание уделяли местам, скрытым от простого взгляда. — У нас нет времени — возиться с камерами, —на выдохе отмечает Пак Су, — Не хотел предлагать это, но есть мысль: Дахён и Данте остаются в системе видеонаблюдения, мы с Данби пойдём дальше. — Неразумно разделяешь группу, не по физической подготовке, —отмечает Данби. — Вынужден не согласиться, —вдруг встрял в разговор Керри, — Мы с мисс Чанг справимся. Учитывая то, что у неё есть информация об этом месте, а у меня быстрые пальцы. — Если вырвать твою последнюю фразу из контекста…—не стала договаривать желтоглазая, замечая на лице у старосты неодобрительное выражение. Она отступила назад, выставила ладони перед ним и наигранно приподняла уголки губ, добавляя: — Как скажешь, Мистер Быстрые Пальчики. — До конца жизни будет теперь это говорить…—старосте пришлось принять тот факт, что после того, как они выберутся от сюда, то эта девушка будет регулярно напоминать об этом прозвище. Но это с условием того, что они вылезут отсюда. И чем дальше Су и Данби уходили, тем сильнее ему становилось дискомфортно с этой молодой женщиной. Он буквально не знает её и о способностях. Хотя, возможно, это даже к лучшему. — Долго стоять будешь или поможешь даме? —с какой-то наигранной трагедией в голосе произнесла это Чанг, слегка улыбнувшись встревоженному лицу Керри. Слово «дама» ей отнюдь не походит, по крайней мере, так кажется самому мальчишке, который молча последовал в кабинет, который «зачистила» она сама. Один лежал у цифровой гарнитуры, а второго прибила сразу у входа в кабинет. — Вы понимаете в системе безопасности вашей компании? —задал вопрос именно так, потому что не был уверен до самого конца, что Дахён ознакомлена со своим врагом от А до Я. Да и план врага, честно говоря, не до конца можно понять, — Что мне необходимо сделать? — Я тебе по ходу буду объяснять, потому что надо кому-то за тылом следить, —ответила она. В темноте он не увидел модель огнестрельного, но по легкости и громоздкости рукоятки понял, что это, предположительно, «глок». Чанг сунула пистолет за пояс на спине, рядом с кобурой.       В полумраке помещения звучал лишь тихий шорох клавиш на клавиатуре. Данте действительно быстро печатает, это даже сама Чанг заметила и не могла не усмехнуться. Парень, сидя за массивным столом, окруженный мониторами, умело вводил команды, заданные той. Пальцы летали по клавишам, создавая виртуозную симфонию кода. Со стороны напоминал чём-то композитора, что играет на пианино. Система безопасности была как запутанный лабиринт, по которому им обоим нудно было пройтись до цели и отключить буквально ВСЮ систему. Он пытался проникнуть в самую глубь виртуального пространства, где каждый байт данных был его далеко не союзником. — Что за навороченная система АлиЭкспресс? —вырвалось у него. — Всё вопросы к производителю, —сказала Чанг. — К вашему отцу? — Он отчим. И тупой бизнесмен с синдромом Бога и манией величия, но речь не о нём, —вздохнула, — Там был второй человек, тоже…несамый приятный. Он отвечал за систему. Нестрашно, если у тебя не выйдет. Мы можем просто отключить источник питания всего «комплекса». Но тогда привлечем внимание. — Понял, вариантов у нас нет, —вздох, — Плохо дело, придётся реально же мозгами думать. — Давай, быстрые пальчики, работай работу, —все эти льстящие словечки были пустым звуком для них обоих. Чанг привыкла льстить для своего же блага, и если этот парень действительно умный, то обойдёт систему эту несчастную, которую не вышло у неё когда-то. Девушка обобрала двух лежащих тел и ничего дельного не нашла, как ключ-карту и патроны не на её пистолет. Калибр другой. Беда бедой. Данте свёл свои брови к переносице и на выдохе принялся печатать. В кромешной тишине было слышно лишь то, как он дышал ртом, потому что нос внезапно заложило и было тягостно дышать. Керри вздрогнул в плечах слегка, когда вне кабинета раздался грохот отдалённый, металлический. Вся аппатура находилась перед огромным панорамным окном и это было крайне неудобно, потому что они по сути могли быть открытыми мишенями. — Не отвлекайся, — прозвучал голос позади него, — Единственного, кого здесь надо было правда бояться, так это того мужика, которому Данби колено прострелила. Ну и ещё одного человека здесь бояться стоило бы. Остальные…так…сошки. — И кого же, по вашему, стоит бояться? —на выдохе вылетел сам этот вопрос. — Меня. Когда я голодная и не прослушала курс медитации по снижению уровня стресса.       Дахён очень бережно относилась к себе, знала, что необходимо в свой рацион включать что-то, чтобы проветривать голову. А сейчас у неё буквально отобрали всё, что было и так на волоске. Девушка кипела изнутри от злобы, но не показывала этого парню. Данте оторвался от работы, когда почувствовал, как кто-то отодвигает его стул. Подняв глаза, и увидел, как Чанг нависла над ним, прежде чем сказала: — Как прогресс, быстрые ручки? — Не называйте меня так, мисс Чанг. Мне необходимо подождать, пока программа начнёт работать, —указал на экран, — После того, как у нас, предположим, получится убрать камеры, что нам делать дальше? Мистер Пак не дал чёткого указания, к сожалению. — Что он, что Данби сейчас не в состоянии всё до мелочей продумывать. Из этого ебанутого тандема только мы здраво мыслим, к сожалению.       Он закатил глаза. — В этом, вы, пожалуй, правы.       И вот, последняя цифра укладывается на своем месте, последний барьер падает. Экраны, которые наблюдали за каждым движением, погасли один за другим, словно звезды на небесах, уступая место кромешной тьме. Парень, сидящий в центре, улыбнулся лишь на миг, зная, что его цель начала работать — единственный экран вспыхнул и начал показывать полосу. — Процесс начался, мэм, —по привычке выдал отчёт парень. — Окей. Ты прям вылитый твой отец, —похлопала по его плечам ободряюще и хохотнула слегка. Данте округлил глаза от удивления, приподнялся со стула и посмотрела на неё так, словно впервые слышит о том, что она говорит вообще. — Вы знаете моего отца? —голос дрогнул, а затем глаза невероятно ярко засияли. Чем-то тёплым, таким родным — показалось Дахён. Ей не понять этого чувства восторга, но готова была поспорить, что эти слова для Керри были как никогда важны. Чанг медленно отвела от него взгляд в пустующий коридор за огромным окном и негромко сказала: — Я часто к Су заскакиваю в участок. Была бы я постарше для твоего отца… Шучу. Хороший мужчина, трудолюбивый. С детьми славно находит контакт. Спокойный, ни разу не видела, чтоб он ругался на кого-то. Мне кажется, ты такой же.       Дахён заметила, что он смотрел на неё совершенно детскими глазами, которые только и рады были послушать о своём отце. Стоял, прислушиваясь к словам. Рассказы о его доблести, отваге и преданности службе звучали для Керри как звезды на небесах — далекие, но при этом светящие примером. Глаза сверкали от восторга, когда он внимал историям о том, как отец защищал беззащитных, преследовал зло и приносил справедливость в мир. Ему нравилось делать то, что и отец. В его сердце зародилось ещё более яркое желание стать таким же смелым и мужественным, как папа. — Вы меня ведь не знаете, мэм, —глухо пролетело между губами у парня. — У меня юридическое образование и я связана была с коллекторами. Ты правда думаешь, что я не наделена базовыми знаниями о психологии? Не хочу казаться грубой, но каким бы ты отстранёным ни был, у тебя на лбу всё написано. Ты очень любишь отца. У тебя, кажется, с ним здоровые отношения. Тебе бы многие в наше время позавидовали.       Данте жадно впитывал каждое слово, словно губка. И с каждым вдохом он все увереннее осознавал, что хочет и должен идти по стопам отца, стать защитником, стоять на страже порядка и справедливости. Быть для кого-то опорой. Быть нужным. В его груди зазвучало биение сердца звонкое. — Здоровые отношения с родителями сейчас действительно редкость. Признаю ваши догадки. Вы удивительны. — Не страдай пустой болтовнёй, окей? —и указывает на экран, — У тебя есть задача — выполняй её. Ты же будущий полицейский как никак.       На самом деле у неё не было желания разговаривать о семье, это сейчас было крайне неуместно зарекаться об этом. Данте не стал спорить, да и сам не горел желанием беседовать. Как бы он не относился ко всем с уважением, но о чём-то личном беседовать с человеком, которого не знаешь толком — не самая хорошая идея. Стоит попридержать себя и оставить это на другой случай. Сейчас важно — выполнить задачу. — Надеюсь, у этих двух гениев всё нормально, —вслух вылетело у Чанг, которая молча посмотрела в сторону того, куда ушли Данби и Су. Сама не знает, как так вышло и почему это вылетело так бездумно изо рта. Хотя, если так подумать, то она всю свою жизнь сначала думает, а потом говорит. Тут же точно да наоборот вышло.       Это место очень сильно влияет на людей.       Пак прошел по лестнице, где в одной из комнат была размещена аппаратура радиолокационной связи, которой тут пользовались для связи с людьми, чей приезд ожидали в опреденной точке. Вот только вопрос — чем телефон не устраивает? Хотя когда до него дошло, что любой их сотовый мог быть на прослушке — многое объясняет. Шёл по привычке бесшумно, уверенно и быстро на самом деле. Это было выявлено со временем, с опытом, так сказать. Данби не отставала от него, всё это время палясь на его широкую спину, которая на разу не издала звука в её адрес. Всё это время молчали и это было даже хорошим знаком. Болтать с ним не хотелось сейчас больше всего. Они оба на нервах, но Хео прекрасно понимала, что она нужна ему в этом задании. Но голова загружена не этим, совсем не этим. Мозг заполнен выдуманными сценами, где она избивает своего родного отца до образования гематом. Как костяшки стираются, раздрабливаются от усиленного удара, красочно разливаясь в темно-вишневых разводах крови. Представляет, как смотрит на Хео Джуна свысока, как держит с силой воротник его военной формы и с ненавистью ему говорит: «Почему, когда мне было так хуёво, ты молча наблюдал за этим? Ты был в стороне! Ты, ты…сволочь. Ты очень жестокий! За что? За что ты так со мной? А с мамой? Мама-то тут при чем? Нахера ты вернулся?! Нахера ты вообще продолжил мельтешить в нашей жизни. Тебя не было дохрена времени и без тебя жили! Знаешь как мне хреново было? О, знаешь…знаешь. Я о тебе вспоминала так часто, что ты должен был помереть от икоты»       Вздох срывается с обсохших губ, а накопившееся раздражение и мелкие проблески беспокойства не дают покоя. Во взгляде Пак промелькает легкая пустота, которая нервирует девушку, и вспоминает, как встретила его впервые. Как он изменился, кажется. — Су, —шёпотом произносит имя своего товарища, аккуратно касаясь рукой его напряжённого плеча. Тот замедляется, а позже и вовсе замирает, поворачивается к ней и вскидывает бровь, — Слишком пустые коридоры. Не кажется странным? — Кажется. Идём дальше.       У неё возникает желание закатить глаза, но отказывается от него. Любая форма сочувствия, которую испытывает, подавляется отсутствием объяснений со стороны Пак, ведь сейчас они оба толком не знают, что делать на чужой территории. — Это может быть засадой, —продолжает говорить. — Может быть. Думал над этим. Не нагнетай, Дан.       Пот стекал по лицу отвратной липкостью, забираясь под слои формы и впитываясь во всевозможные ткани, вызывая неимоверный дискомфорт поверх головной боли, пульсирующей без конца в висках. Ни сам Пак, ни красноволосая девица, не выглядели подобающе для обложки глянцевых жерналов сейчас, но никто из них особо и не притендовал на это. Хотя Хео и отчётливо помнила, как юноша ни раз участвовал в фотосессиях и ныне хотела бы съязвить на этот счёт, однако засунула язык куда подальше. — Долго пялиться будешь? У нас времени не столовая ложка с горкой, — бесстрастно бросает жёлтоглазая вопреки тому, как сама ранее отнимала это самое драгоценное время без стыда и совести, плевав на основные задачи. Её глаза на удивление не блестят и кажутся даже темнее обычного, устремляя взор на пошарканную металлическую дверь, что и заперта до конца не была, оставляя кривую изогнутую щель по боку. — Стой здесь и не суйся хотя бы сейчас, Данби. Лучше стой на шухере. И без притензий, попрошу, —от стойкого баритона белобрысого, у девушки не к добру приподнимается уголок губ, без какого-либо намёка на согласие или теплоту сквозь хладнокровие. И всё же с места не сдвигается, лишь всовывая грязные ладошки в шуршащие карманы свои, да отворачивая голову в другую сторону к протяжному коридору без видимого конца для её глаз.       Слышится один только краткий щелчок ручки, а затем и противный скрип всей двери, да такой, что у Дан пролетает мысль о том, что будь они сейчас в какой-то компьютерной игре, то сюда сбежалась бы дюжина вражеских машин, топча их тела в рухлую землю как удобрение не пойми для чего, ведь в этих стенах не было не единой живности, помимо кровожадных существ как люди. Возможно, в закромках своего разума, такой исход был бы куда приятнее, однако легче было пробудить свою рациональность и понять, что сама просто напросто переиграла в чёрт пойми что за последнее время. «Пусто?»—первое, что проносится в черепной коробке у Су, когда руки уже накрепко обхватили пистолет на готове и напрявляли вперёд, в пустоту и сырую прохладу ржавого помещения. У него жевалки нервно заиграли, потому как надеялся хоть что-то или кого-то застать, будучи уже убеждённым, что в этом месте они не одни и оно же к лучшему, потому как отсутствие людей может пугать куда больше, чем их присутствие с дулом ружья у твоего лба. Незнание и неведанное, вот что засело под рёбрами и не давало покоя. «Покойников не волнуют все эти загоны после любой их кончины. Хотелось бы найти и другой способ избавиться от этого, помимо таких крайних мер»—молодой человек губу нижнюю закусывает и чувствует солоноватый привкус от своих же слов вслух, но дверь он закрыл обратно, потому мог надеяться на глухоту Хео по ту сторону. Хотя, кажется, в этом теперь не было смысла и стоило бы уходить отсюда ровно так же, как и зашёл, только вот внимание предательски привлекает внимание полу-прозрачная баночка на шатком столе. Казалось будь здесь окна и сквозьняк, гнилые деревяшки стола давно развалились бы, а болтики слились бы с металлическим искривлённым полом.       Он хочет взять хрупкий стеклянный предмет, но руки словно не хотели подниматься, обвисая и еле удерживая даже огнестрельное, от чего лучше стоило всунуть оружие в карман. Тем не менее Пак берёт себя в руки, делая несколько шагов с хрустом под подошвой всевожможного мусора, прежде чем подушечками пальцев захватить баночку за деревянную пробку сверху. первым делом серая пороховая радужка глаз замечает этикеку слегка пожелтевшую с другой стороны и на весу разворачивает её к себе лицевой частью, позволяя разглядеть начерченые дрожащим почерком инициалы, да и измазанный надорванный край бумаги с бордовыми брызгами. Четверо букв составляющие полноценную фамилию «Park» оканчивались одной густой точкой смазанной почти в запятую вверх тормашками, после которой шла злополучная одиночная буква больше остальных, яро выделенная в разуме знакомым именем родителя.       Муражки скачут без конца от затылка и разбугаясь по всему телу молодого офицера, когда слюна с шумным глотком уходит в бездонную глотку, обволакивая густотой иссохшие стенки плоти изнутри. Ногтевые пластины с силой впиваются в деревянную пробку, пока другая рука удерживает саму мутную банку, еле стараясь не позволить ей выскользнуть из мокрых ладоней и разбиться в дребезги. Вся аккуратность в миг была отброшена как ненужная шавка на задний план, уступая мество чему-то новому или не настолько и новому для юноши, от чего только чувство незванного дежавю порождалось в геометрической прогрессии.       Готов был чуть ли не зубами взрезаться в древесину сжатую, лишь бы избавиться от текучего ожидания и развеять всю тревогу ненужную, пока всё-таки пробка не вылетела из стекла куда-то в сторону, оставляя после себя лишь эхо хлопка и переломанные кончики ногтей на худых пальцах парня. — Папа? —слетает хрипотой с уст беловласого так тихо снаружи и так громко в его голове, когда расщиренные глаза плавно моргают по-разному, сбившись с идентичности друг друга, прежде чем нормализовать эту мелочь, оставляя суженные зрачки наблюдать не отрывно за содержимым. На дне, в одной четвёртой банки, находилось странное и не известное содержимое серого тона, смешанного с чёрными ошмётками грязи и отдающее ярой вонью гари прямо в ноздри Пак Су. Эта же пыль обволакивала не только запотевшие стенки стекла, а в том числе и… одну глазницу. Белая, слегка помятая глазница, уже не казалась влажной или такой чистой, будто её обваляли в остальном содержимом не раз и не два, а радужка вокруг зрачка стали смертельно тусклыми для такого органа, который не так давно присутствовал у одного прекрасно знакомого и известного человека для пожёванной памяти юноши. — Нет. Нет… отец…—голос содрогается и становится жалостно выше, а слова выходят с невероятным трудом изо склеенного рта. Су не нужно быть дураком, чтобы отличить порох и пыль от настоящего праха как по запаху, так и по другой отличительной черта, что жирно горела перед взором знакомым цветом одного глаза и небольшой деформацией плосковатого зрачка, который несколько недель тому назад с упрёком оглядывал сына с ног до головы, не роняя ни единого комментария в его сторону при ПОСЛЕДНЕЙ их встрече.       Полковнику много кто и много чего желали за его спиной, на что тот бровью не вёл или не слышал вовсе, но смерти желали ведь не так часто? Никто не заслуживал смерти, так всегда казалось Паку в детстве, так всегда учила его любимая мать, что никто не в праве распоряжаться чьей либо жизнью и вертеть её в своих надрывающихся нитях. Отец не был святым, не был хорошим человеком и уж точно не являлся даже законопослушной личностью, на смотря на своё звание и отвратительные попытки привить правоохранительный долг на хрупкую спину сына, не спрашивая никакого мнения мальчишки. возможно, когда-то его обвинения дохожили до крайностей «лучше бы никакого сына у меня не было, чем такое» или сплёванное «чтоб ты сдох» после проколов не столь значительных для кого угодно, кроме него.       И всё-таки сам Су никогда не мог вывернуть ни язык, ни мысли в пожелание смерти родителю, каким бы тот невыносимым не был и как бы не разламывал сына на части, да по кускам, которые раньше мать пыталась собирать слёзно воедино, а после её смерти оставляя весь груз на него самого, без единой опоры поддержки, за которой всегда с завистью пожираемой наблюдал у других сверстников.       Пак теряется сам в себе без права выбраться из этих зыбучих пескрв, поглощающих его с головой, оставляя задыхаться мучительно медленно, дабы весь разум успел ещё больше заполниться всякой токсичной дрянью, вывести кою никак нельзя было. Глаза могли бы сейчас наполниться мокротой солёной, но и этого не происходит, заместо этого оставляя их высыхать с щипотой без моргания продолжительного, пока взгляд не закрывает спавшая чёлка на лицо, не позволяющая сфокусировать внимание даже на волосинках, размывая всю картину в масло.       Он лишь хотел найти отца, а не его останки. Он лишь хотел счастливо жить с мамой, а не остаться одному. Он лишь хотел тогда обнаружить дышашее тело Чон Ву, а не его простреленный насквозь лоб. Почему его просьбы так пустозвонны абсолютно всегда? — Су, эй. Су! Какого хера?! Я зову тебя уже сто пятый раз. У тебя слуховой аппарат барахлит или что? —посторонний голос разражительно скрипит на слуху сквозь вакуум приглушённого слуха, однако офицер никакого внимания не обращает на вошедшую красноволосую, оставляя ту в безпричинном игнорировании. — Я с кем разговариваю по твоему? — повторяется женский голос, когда у Пака рука в кулак сжимается до побледнения костяшек и напряжения плеч, а серые очи с каким-то презрением плавно опускаются к личику Хео Данби, в ответ на её хмурый вид. Девчонка кажется хочет ещё что-то добавить, но, не желая вытягивать из товарища ответы как работу бестолку, замолкает с приоткрытыми треснутыми губами, когда янтарные глаза обращают внимание на запотевшую баночку в его руках.       Пак молчит какое-то время, даже не склонялся к какому-либо ответу, а у той аж челюсть сводит от смешанных чувств. В руках у этого белокурого парня сомнительная банка, что держит так, будто это последняя надежда, за которую можно было ухватиться пальцами. Данби не сторонник экстрасенсов или сверхспособностей, однако может догадаться, что дальнейшие поиски его отца не будут продолжаться.       Потому что они уже нашли генерала Пака.       Хео в этот момент забывает о своих принципах, о своих чёртовых проблемах, что спазмировали головной мозг до опухлости. Смотрит на эту склянку несчастную, да к горлу подбирается тошнота, вызванная представлением того, как генерала могли заживо в печь кинуть или того хуже — расчленить по конечностям одиноким и запихать в пекло, производя кремирование. Насколько человеческий мозг может быть извращённым, что способен свои треклятые мысли воспроизвести наяву, обращая для кого-то самый настоящий Ад. И казалось, что этот момент тянулся бесконечно долго. Как некий круг преисподней. — Ты не виноват, —шёпот девушки, последнее, что услышал Пак, прежде, чем последняя частичка человечности покинула тело. Полицейский достаёт из отсека бронежилета потертую рацию и оледеневшим тоном приказывает: — Данте, Дахён, направляйтесь в нашу сторону. Я вызову подкрепление. «Сэр, вы уверены?»—донёсся по ту сторону хриплый, с нотами помехами рации, голос Керри. — Уверен. Исполняйте. Мы уйдём отсюда вместе.       Пальцы сжали технику в руках, когда нужно было связаться с сотрудниками правоохранительных органов. Пак в упор смотрел на рацию, но не концентрировался на самом предмете — будто смотрел сквозь. Это конец. Конец, который никто не смог предвидеть он. Всё что угодно представлял, но не это. Данби стояла с ним рядом впервые так долго, ничего не вкидывая из своих уст. Озадаченно рассматривала выражение копа, да только ощущала, как в голове этого парня начали тикать часы с обратным отсчётом. В их комнату, как не кстати, ворвался один из «местных» с холодным оружием. Хео готова была развернуться, предупредив перед этим своего товарища, как Су выстрелил в доминирующую руку оппонента. Выстрел оглушил на секунду уши. Пак наспех отдал девочке банку, и тут же нарвался резко, целенаправленно на врага, у которого выпал нож. Удар пришелся преступнику в челюсть, потом еще и еще. Руки обхватили чужое горло и начали сдавливать. — Прочь с дороги, —донельзя угрожающе прорычал сквозь свои плотно сжатые зубы Су. Одной своей рукой взялся за один из пальцев этого негодяя, что был причастен ко всему этому, и резко отдернул его, сломав, — Ничтожество.       Человек взвизгнул по-поросячьи воплем от жгучей боли и тут же сложился пополам, сгорбившись. В этот момент Дан хотела бы восхититься жестокой стороной Су, но тут же в разум врезается заострённая мысль о том, что он сейчас не до конца ручается за свои поступки. Ему плевать на всё в данный момент, хочет лишь одного — уйти от этого места навсегда. Кажлре движение этого человека сопровождалось уродливой жаждой убрать со своей дороги препятствие лишнее. «Если бы не закон, думаю, что Су мог сделать то же самое, что сделали с его отцом. Око за око, как говорится»—именно об этом подумала Данби, когда перешла на бег, лишь бы успевать за Су, потому что если она отстанет, то будет плохо. — Су! Слева! —предупредительно оповестила она приятелю, как глаза полицейского метнулись сиюсекундно туда и дали головному мозгу сигнал об опасности. Он получил саднящий удар в висок от руки неизвестного, заставив его ослабить захват на пистолете, и тот отшатнулся назад. Коридор закачался волнообразно, и Пак чуть не упал. — Уёбок, —яростно комментирует Хео в адрес нападающего, но тут же издаёт громкое аханье, когда со стороны кто-то нападает внезапно на врага. Они перекатываются на полу, пока новый участик не оказывается в доминирующей позиции, сверху. Знакомая макушка вынудила её приоткрыть челюсть от удивления, когда человек вполоборота обернулся и продемонстрировал ей свой профиль. — Иди за Су, —уверенно проговорил Данте, локтем надавливая на горло обидчика, — Почему мы уходим?       Хео не ответила. Керри хотел бы услышать ответ, но вместо этого перевёл внимание на своего соперника и увернулся от удара, а затем кулаком проехался тому по нижней челюсти. Мальчишка не робел и наносил удары, не меняясь при этом в выражении физиономии. Мужчина был крупнее его в два раза и там неизвестно было: выжидает ли преступник момента для нанесения удара, или был просто неучем. Скорее, первый вариант, потому что держал руки над головой, чтобы защититься от ударов. И в момент скидывает с себя тело парня, занимая его позицию. Человек оседлал его и оторвал руки от головы. Несколько атак пришлись ему в лицо. «Какого черта я стою столбом.?»—думает Хео, когда замечает краем глаза силуэт Дахён, что приняла участие в перестрелке. Она прижала к своей груди банку с прахом и вдруг ощутила некое чувство, которое не появлялось в полном спектре — сочувствие. Генерал Пак, несомненно, был тем ещё подонком, можно даже было навестить ярлык «редкостный мудак», но даже он не заслуживал такой смерти. Или заслуживал? Точного ответа вряд ли кто-то ей даст, да и незачем было знать это сейчас. Главная задача в данный момент — выйти отсюда всем живым.       Девушка натыкается на палку железную, которую держать в руках было противно от неприятных рельефов на поверхности, и ею же размашисто замахивается в сторону доминирующего мужика, что придавил весом своим Данте. Глаза Хео стали дикими, лицо вспыхнуло от злости. Она до отключения сознания избивала, нет, забивала человека подобно скоту. Впрочем, они и были скотом тупым в глазах Данби. Отвращение к людям росло всё больше и больше, а когда под рухнувшей головой образовалась вязкая вишнёвая лужа, то она посмотрела на старосту и выдохнула. — Порядок? —спрашивает у него. — До свадьбы доживёт, —чуть недовольно отметил Керри, прикладывая ладонь к болезненному месту. — Даже так? —мерзко заулыбалась она, — Жду не дождусь нахаляву поесть у тебя на свадьбе. — Я не сказал на чьей. Может, на твоей с тем парнем? — Не угрожай мне, —заместо раздражения вспыхнула секундная смешинка.       Ее внимание внезапно переключается на нечто другое. Данте стал ей неинтересен, ведь с ним всё было хорошо. Хео расслабила пальцы свои и палка с металлическим лязгом падает на пол, раздаваясь яростно по огромному залу, по ледяным бетонным стенам. Жёлтые глаза потемнели от ступора, когда застала Пака в довольно непривычной для неё картине: он прикладом своего старого, но такого родного, пистолета с силой бьёт наотмашь в сторону врага, чётко попадая в височную кость. Ещё бы чуть-чуть, и, думает Данби, Су пробил черепную коробку преступника. Он замахнулся тут же свободной рукой, сжатой в кулак, и жгуче зарядил по скуле. Раздался ненавистный скрежет зубов полицейского, будто таким образом сдерживал свою настоящую силу, которую нельзя выпускать на волю, потому что это может сразу перейти за границы дозволенного. Белокурый мужчина, не стесняясь, оседлал грудь мужлана и убийственно спокойно чеканит: — Вы — жалкие шакалы. Кидаетесь только на тех, кто слабее вас. И вот вы тактично решили, что тут запахло сопляками, а значит их можно, как вы там выражаетесь? А, гоп-стопнуть. Но вы немного перепутали. Сейчас ты, говнюк, пожалеешь о том, что не родился бабой. Как и полагает безмозглой твари, ты не разбираешься в ситуации. Мне насрать, что у твоего пистолета там написано, потому что на моём написано «Desert Eagle¹» калибра 12,7. Ловить тебе здесь нечего. А теперь… съебали все отсюда. ¹—Desert Eagle (с англ. — «Пустынный орёл») — самозарядный пистолет крупного калибра (до 12,7 мм). Позиционируется как охотничье оружие, спортивное оружие и оружие для самозащиты от диких зверей и преступных посягательств. Был разработан в 1983 году в США компанией Magnum Research с последующей доработкой израильской компанией Israel Military Industries, впоследствии занимавшейся производством данных пистолетов. Благодаря своим габаритам и устрашающему виду часто используется в фильмах, в телевизионных постановках и в компьютерных играх.       Как же Су говорил это чертовски умиротворенно, даже с лёгкой, почти незаметной, улыбкой на лице. Однако глаза в него совершенно пустые, стеклянные. В них не царил больше живой блеск, который был ранее. У него отбрали и продолжают отбирать всё самое родное, казалось бы, ценное для души. Пак не применит оружие на этом человеке, ему будет достаточно лишь прочных костяшек, которые уже начал стирать разгневанно по физиономии человека. Ошарашенные глаза врага тут же выдали себя, были красной тряпкой для такого свирепого быка, которого остановить будет невозможно, как локомотив. Кровь хлестала из носа, и он сжимал его горло, пальцами мозолистыми пережимая пульсирующие артерии. — Ахуеть… —Хео откровенно выругалась, не стесняясь ничего в этот момент. Девушка коротко улыбнулась, когда Пак костяшками, стертыми в саднящее мясо, полоснул оппонента по лицу. Он отправил этого беднягу в отключку, и лишь после этого незамедлительно поднялся на ноги и стряхнул с рук остатки капель крови на пол. — Не стоим на месте. Это вам не кино, —девушке показалось, что последние слова он произнес с какой-то странной горечью и внезапно почувствовала к нему даже сочувствие. Потом вспомнила, что он таких парней отправляет регулярно за решетку. Данте не сдвинулся с места, спокойно встретив гневный взгляд полицейского, не обращая внимания на его вспышку. Данби плечом толкнула своего старосту и шёпотом сказала: — Пошли.       Она ускорилась в шаге и буквально шла по пятам за своим наставником, поглядывая на его широкие плечи, что были так сильно напряжены, что ткань могла в любой момент по швам разойтись. Морозный взгляд Пака напоминал ей кого-то, кого так не хотела сегодня бы вспоминать. Идеальное сочетание злости, которая граничилась с безумным отчаянием, и хладнокровием. Когда-то он был другим, думает Дан, и его, как и её саму, сломили обстоятельства. Обстоятельства, связанные с отцом. — Су, —отзывается она, едва ли не дотронувшись рукой до его плеча, как он остро выпрямился и повернул к ней голову, чётко очерчивая: — Что? — Ты сделал всё, что мог. Ты большой молодец, —язык не поворачивался сказать что-то против него, от того и уголки губ слегка дрогнули в улыбке. Су ничего не сказал, только кивнул головой и повернулся обратно, переключая внимание своё на настигающего бандита, который нажал на курок в тот момент, когда глазами встретились. Это напомнило чёрно-белое кино с заедающимися кадрами сцен. Данби только успевает на себя своего беловолосого товарища дёрнуть, как со спины слышит: — Козёл!       Дахён ускоренным шагом шла прямо на врага, проходя мимо Данби и Су, спуская обойму в разные участки тела человека. Вцепившись ногтями в плотную ткань формы мужчины, Хео подняла голову и сосредоточено рассмотрела иной ракурс выражения лица Пака. Однако они в таком положении находятся совсем недолго, потому что полицейский уходит вперед, горластым голосом приказывая Дан следовать за ним. У Хео сегодня не самый продуктивный день в качестве союзника, складывалось впечатление, что весь кураж у неё пропал. Смотрела на всех со стороны и не знала, чтобы такого сделать, чтобы облегчить ребятам задачу. «Вот что значит — быть второстепенным»—думает про себя желтоглазая, проведя нижним рядом зубов по верхней губе с небольшой силой, —«Это не мой бой. Это бой Дахён и Су»       В ход был пущен несамый любимый приём Пака, когда ему довелось встретиться с более крупным противником, у которого всё же появился шанс навредить копу: ложный клинч и внезапный выпад прямо в живот. И при всём этом, несмотря на молниеносную быстроту, который никогда ранее Су не славился, тупой бугай сразу сообразил и успел отскочить. Это напоминало как отрывок из какого-то зарубежного фильма про бои без правил: тяжёлый человек двинулся прямо под удар белокурого, выплевывая из себя: — Что, Белоснежка, уже не такой свирепый? Иди мамке своей пожалуйся, поплачь ей в сиськи.       Всего несколько дюймов и кувалдный удар был парирован. Сотруднику полиции не раз приходилось сталкиваться силами с более крупными людьми. Такое случается не реже. Огромный мужик просто веселился, тешился над ним, играл и в этот момент Су почувствовал себя беспомощным младенцем. Он не смог защитить отца, потому что был глупцом, потому что был слабаком. И даже сейчас не мог ничего дельного предпринять, потому что все адекватные идеи исчерпались. Враг делал с ним что только мог придумать: ловко брал его в обхват, точным и ловким загнал в угол и стал закидывать неистовыми ударами, которые напоминали обвал камней. Су попытался незаметно дать короткий удар с близкой дистанции, но тут же его руку зажали и за все старания еще ударили по уху. — Ты так беспомощен, —выплёвывается с едкой горечью от оппонента это. Настолько едки эти слова, что под рёбрами у полицейского всё вспоролось, обнажая уязвимость.       Ветер, что просочился откуда-то, был таким холодным и безжалостным. Бил в лицо, заставляя Су вжиматься в промокшую бетонную стену. В груди его горел огонь, но это был не огонь страсти, а отчаяния. В уголках глаз скопился уже поток слез, которые хотел выпустить ещё с самого начала. Невидимая тугая веревка стягивала до синяков буро-фиолетовых на шее, не давая даже толком взглотнуть.       Он был один, совсем один. Никто не ждал его дома, и если вдруг раненый завалится в квартиру, то просто будет часами смотреть в однотонный потолок. Ему сейчас только бы найти возможность вылезти из ловушки, только бы… Может он действительно беспомощен? Су никогда особо не думал так углублённо раньше, но отчего-то сейчас вспомнил, что никогда толком не разговаривал с самим собой по душам. Ему было не до этого, а всякий раз когда остался один — искал возможность свалить куда-то, да по шумнее.       Семья, которую он любил больше всего на свете, растворилась в тумане времени. Остались лишь пустые воспоминания, как холодные и влажные камни на дне его души. Пак был в беде, в большой беде. Причём, кажется, всегда. Всё это он тупо бежал бездумно от самого себя и не мог просто признать себя. Признать себя никчёмным. Тень ужаса висела над ним, давила, словно удав голодный. Беловолосый знал, что в любой момент может наступить конец. Его сила на какой-то миг иссякла, начала угасать, потухать. Его внутренний огонёк, который так пытался сберечь, накрывая своими оголенными руками, был обречён на поражение. — Замолчи, —просто ждал того, что случится. Пак поднимает глаза на огромного мужчину и из-под ресниц проглядывает взгляд, в котором крылась мольба. «Сделай, лишь бы не чувствовать эту пронзительную боль отчаяния»—то, что читалось в глазах копа на какое-то странное мгновение, пока до участка мозга не доходит трезвая фраза, сказанная голосом Ву: «Какого чёрта ты нюни распустил, парень? Сопли на кулак и покажи им»       Однако эта иллюзия быстро исчезает, словно было миражом, потому что огромного мужика простреливают по икроножным мышцам со спины, упуская тот момент, что этот шкаф начал визжать, прихрюкивая, как истинная свинья. Человек ослабляет хватку, давая Су возможность улизнуть из хватки. Красная макушка промелькнула перед глазами полицейского, а дальше произошло нечто ошеломляющее для Пака: на правой руке Данби была обмотана цепь. Она гневно двинула своей металлической импровизированной «перчаткой» прямо в разинутую от шока пасть громилы. Тот ощутил неконтролируемую, бычью злобу в этом прикосновении. Еще миг — и человек почувствовал вкус металла и собственной крови на своих обветренных губах. Удар был несильный, как могло со стороны показаться, однако этот нажим, неторопливый, но упорный, заставил так откинуть голову, что все суставы затрещали. Чёрта с два, видела бы Хео сейчас сияющие глаза Су. — Не стой, Су! Уходи! Это тебе не кино, ты же сам сказал! Я перехерачу ему все суставы, пусть только тебя тронет, —горделиво заревела Дан, возбуждённо скалять от одной боли в руках и ногах. Мужик ненадолго обмяк всем телом, опустил руки. Хео одичавше заулыбалась, разведка руки в стороны и начала медленно идти на врага, позабыв о габаритах, — Что, сука? Думал, раз зажал моего друга, то ты победил? Следи за тылом, счетовод херов! Чёртов свин!       Он походил на какого-то человека из ужастиков. Свирепый, обросший черными волосами, с громадной узловатой мускулатурой. Девушка с любопытством осмотрела его, а тот, когда пришёл в себя, в ответ злобно нахмурился. — Эти ёбаные глаза, —презренно выплюнул мужчина, не договаривая. — Да, это те самые ёбаные глаза! Это последнее, что ты сегодня увидишь, сволочь.       Мужчина ринулся вперед, как разъяренный мамонт, одним махом пролетев через всё расстояние. Девушка на автомате рассчитала дистанцию, развернулась и сделала выпад правой прямо в челюсть Свину, потом остановилась, когда услышала от Су: — В сторону!       Хео даже спрашивать не стала, а просто рухнула в сторону, потому что раздались сразу же оглушающие выстрелы над головой. Как убитый бык, рядом с ней упал с лёгким землетрясением огромный мужчина. Он лежал неподвижно, пока Су, наклонившись над ним, не сказал бездушно: — Ничего личного.       Данби должна была привыкнуть к выстрелам. Но до сих временами слышит звон в ушах от каждого выстрела. Это, должно быть, исключением. Ей нельзя сдаваться, поддаваться испугу от каких-то подобных звуков. Хео, прежде всего, будущий сотрудник правоохранительных органов, хотя где-то там, отдаленно может, понимает одно — какой же она мент? Это просто и смех, и грех.       И почему-то, взглянув в профиль своего наставника, замечает в нём совершенно другого человека. Того, кого бы ни в жизнь не заметила сразу. Столь леденящая жестокость, комбированная с равнодушием присуще было лишь Сангхуну. Теперь, возможно, стоит его называть так, как нужно было — Хео Джун. Она жмурится сильнее, мотнула головой, стараясь не вспоминать свой кошмар недавний, из-за которого не могла толком уснуть. В нём она видела со стороны, как какая-то незнакомка в военной экипировки била её отца своим маленьким кулаком по голове и кричала о том, чтобы он не убивал ребенка. Джун смотрел будто бы сквозь неё, и после длительного молчание обхватывает ее личико своей массивной ладонью. Запрокинул ей голову назад и беспощадно перерезал горло лезвием HX Trident Tactical. Кровь брызнула из артерий и заструилась по груди, окрашивая ткань в алый цвет. Данби скривилась в лице, образуя на переносице угрюмые складки. Женщина продолжала кричать. Вопль стал громче и пронзительнее. Старший Хео резал глубже, пропиливая пищевод, гортань, заглушая эти надоедливые звуки.       «Господи»—отходя назад, желтогдазая начала хлопать себя по щекам, прихожу в себя. Это был просто сон. Сон, в котором отец убил кого-то. Тьма у неё наследственная, в крови. Эритроциты, тромбоциты, лейкоциты насквозь пропитаны чернотой. И эта тьма коснулась ее. Она возвращается в сознание и когда видит то, как молча возвращался к ним Пак, то хотела сказать ему о том, что пусть больше так не делает. Стоило предположить, что триггер обнажился вот так просто.       В душе оселось неизведанное чувство, которое девушка ранее не замечала за собой долгое время — чувство уныния и сочувствия. Данби подходит к мужчине в полицейской форме сзади и тянет за рукав в сторону. Пак плечом прижал к уху телефон и, не глядя на подругу, сухо отвечает: — Не сейчас, Дан. Мне надо нашим позвонить.       Ей было всё равно кому он там звонит. Сейчас ей хотелось посмотреть ему в глаза и увидеть там хоть искру на какую-нибудь надежду. Вот только встаёт вопрос: на что ему надеяться? Во что верить? На что опираться, когда за его спиной буквально кладбище близких ему людей и вполне возможно, что Хео может оказаться там раньше, чем планировала на самом деле. Никто, на самом деле, не застрахован в этом.       Она тянет сильнее на себя рукав и молча, без какого-либо дозволения, обнимает аккуратно, скромно даже можно было сказать. В движениях её дрогнуаших пальцев следовала неуверенность, да такая, что складывалось впечатление, будто не была честна с собой. Пак косится на неё с лёгким удивлением, однако отрекаться не спешит. Он коротко сообщил о случившимся сотрудникам, а свободной рукой приобнял девчушку за талию, прошептав суховато: — Ты-то себя не накручивай. — Ты мне напомнил отца, Су. — Это комплимент или оскорбление? —криво приподнимает уголок губ, но делает это ненадолго. — Не оскорбление, но не сулит ничем хорошим, —призналась откровенно, — Ты будто показал его со стороны. Холодный. Жестокий. Равнодушный. Вот это всё…больно так стало. Страшно.       Он не до конца уверен в том, каким был человек, котрого описывала Хео Данби, но мог понять одно — не к добру это. Однако думать об этом сейчас не хотелось. Главная задача — дождаться сотрудников и запихнуть оставшихся живых в тюрьму. Су не даст им свободы, не даст ни единого шанса. Теперь будет разговаривать иначе, не разбираться в их идеологии. Будет жестоко и радикально.       Данби, переминаясь с ноги на ногу, всё долгое время смотрела в приблизительную сторону выхода. Дахён, сев неуклюже на корточки, провела рукой по своему оголенному затылку и буркнула о том, что она устала как собака. Хео аж передёрнуло от одной мысли, что Чанг бродила по этой «несносной локации» как на подиуме. Дахён бы в модельное агенство, на пару с Су, да сниматься в различных рекламных роликах. Они оба такие чертовски красивые. Можно было подумать о том, что продали душу Дьяволу ради такой невероятной красоты. — Порядок? —наклоняется Керри к одногруппнице, заглядывает в её глаза, — Ничего не сломано? — Не-а, порядок, —она покосилась на старосту и заметила, как его волосы небрежно торчали в разные стороны, напоминая ей Домовёнка. Сравнение появилось на том моменте, когда Дан однажды услышала от Чхана лихорадочные слова о неком старом мультфильме, который был популярен в СССР. Уж неизвестно, откуда у Лима такие познания о совершенно другой стране, но когда он показал этот мультик, то было даже забавно наблюдать за героями. Данте не понял, отчего Хео нервно усмехнулась и запустила свою ладонь в его локоны, сильнее растрепав шевелюру.       Керри замер на месте, не планируя резко шевельнуться, и смотрел на неё слегка озадачено, пока та баловалась. Но её мимолётное движение тут же исчезло, стоило ему приподнять бровь.       Красноволосая вытягивает руку, заглядывает на своё запястье и приглядывается на свои невидимые часы, да говорит: — Мне надо идти. Если что расскажешь, что здесь по итогу менты скажут. — Пешком до города пойдёшь? — Спорт-это жизнь, верно? —язвит, — Это не проблема. — Ладно? Как скажешь, —парень облегченно вздохнул, — Я тебе напишу. До завтра? — До завтра, —повернулась в сторону выхода и ускоренным шагом пошла туда. Это место начало капать на мозги ей, выводить на раздражение неописуемое. Мало того, что здесь душно было, так и пахло до одури кровью. От этого пульсация на висках только усиливалась, а к горлу подступала тошнота. Нужно срочно покинуть это гребанное место, чтобы сосредоточиться на своих мыслях. Телефон был в беззвучном режиме, а потому, когда вынула смартфон из кармана, то обнаружила там кучу сообщений. Закатив глаза, она мельком просмотрела список тех, кто решился ей написать:       Тэхун — вполне очевидно.       Мама — немного неожиданно, но всё же более чем очевидно, ведь она переживает.       Чхан — у этого оболдуя время от времени приступ тревожности мелькает, поэтому неудивительно, что писал о том, как у неё самочувствие.       Хобин.       А вот Ю Хобин — действительно неожиданность, которую хотела бы забыть на ближайшее время. Не вспомнил он о ней до этого, а сейчас в честь чего вспомнил? Непонятно. У этого парня свои причуды, чего греха таить. Хео решила позже ответить всем, за исключением мамы — ей написала сразу как прочитала.       Шаг за шагом — и она почти у выхода. За шею попал неприятный знойный ветер, вызвавший поляну мурашек по её коже. Дан, подобно ежу, скукоживается и морщит носом, да по привычке хочет капюшон накинуть. Девушка проходит меж огромных бетонных колон, ладонью проходится по ледяному блоку. Поверхностью руки ощущает неровности мелкие, шершавость. Это вызывает микроскопическое умиление, но лишь до тех пор, пока не чувствует сжатие грудной клетки. Она останавливается довольно внезапно и пытается не создавать лишние телодвижения, прислушивается. До ушных раковин доносится шорох едва слышимый. Хео потирает подушечки пальцев друг о друга и думает о том, что ей не могло показаться. Данби неспеша садится, набирает в ладонь рассыпчатый песок и моментально анализирует ощущения: грубые камушки, трущиеся друг о друга, врезались неровными гранями о кожу, впивались, оставляя небольшие вмятины.       Она подскакивает довольно быстро, на насочках разворачивается и кидает песок прямо на того, кто, казалось бы, следил за ним. Песок разделся по воздуху, а её свободную руку схватили тут же, обхватывая всё запястье своей рукой медвежьего, казалось бы, размера. Желтоглазая пристально смотрела человеку в глаза. Он видел, как та напряглась под его ответным пристальным взглядом. — Теряешь хватку, —подмечает невзначай человек. — Твое мнение не спрашивала, знаешь ли, —то-ли привычка, то-ли при виде него у неё сморщился нос на уровне перегородки, образуя немногочисленные кожные складки, — Насмотрелся? — Не понял твоего вопроса, —убирая свою руку с её запястье, вдруг проговорил он. Закинув руки свои в карманы свободных штанов, мужчина сделал несколько шагов назад, выстраивая для неё комфортную дистанцию. — Наблюдал за нами с самого начала? А, Сангхун? Или как тебя называть-то сейчас? Джун? Желтоглазый Дьявол или как тебя там ещё называют? —она не спешит удивляться его появлению. В ответ ему отходит назад и сжимает свои ручонки маленькие в кулаки. Один его мирный вид выбешивал его. Лицо совершенно расслабленное, не беспокоющееся ни о чем, беспечное. — К чему мне смотреть однотипный сюжет? —мужчина отвернул голову, демонстрируя свой мрачный профиль физиономии. Джун свободно рукой провёл по воздуху, добавляя: — Сама подумай: сотрудник полиции, два подростка и наследница бывшей вражеской корпорации. Звучит как типичная команда по спасению мира в американских, корейских сериалах. Боретесь за призрачную надежду, вкладываетесь туда, ставите под угрозу свою безопасность. Это так, —запнувшись в своей речи, старший Хео защелкал пальцами, подбирая правильное слово, — Примитивно? Куда интереснее наблюдать за тем, как рушится чья-то жизнь.       Джун тонко намекал на то, что он говорит о смерти генерала. Куда боязно спрашивать о том, знал ли он об этом до их появления? Здесь даже экспертиза ни чем не сможет толком помочь, не сможет ничего сказать о теле, когда его по факту нет. Не из чего брать информацию. От сказанных слов у неё ноздри вздымались и оттуда смело мог выйти разгоряченный пар. С каждой ничтожной секундой она краснела и напоминала быка. — Тебе весело? Весело смотреть на то, как страдает тот же Су? Ты хоть понимаешь, что он лишился родителя? Тебе приходилось терять близкого человека, несмотря даже на то, что он был отморозком? —Данби сначала агрессивно ткнула пальцем себе в грудную клетку, а потом перевела действие на отца, — А я вот была на его месте, представляешь? — Чем больше ты извергаешь эмоции, тем сильнее обнажаешь уязвимые места. А это будет на руку врагу, —его, казалось, совсем невозможно пробить словесно. Настолько сильна броня, что всё её слова для него, как слону дробина. Мужчина вынул с кармана руку и провёл ею по своим торчащим волосам, — Если тебе проще выставить меня виноватым, то так тому и быть. Только вот…—Джун наклонился к ней, уместил свою холодную ладонь ей на вздрогнувшее плечо и шёпотом добавил: — Мы оба знаем, что всё, что ты имеешь сейчас — и твоих рук дело. Я был всего лишь твоей мотивацией, которая постепенно ушла на задний план и вместо неё встало ярое желание отомстить Ли Джинхо. — Замолчи. Пока ты страдал хернёй, прикрываясь работой, мы с мамой выживали. Ты хоть раз поинтересовался у мамы, каково было ей всё это время? Ты как был эгоистом, страдающий манией своей, таким и остался. Ты ни чем не отличаешься от Ли Джинхо. — Ли Джинхо? О, нет-нет, —он начал широко улыбаться, выставляя ладони перед собой. Джун приподнимает свои солнцезащитные очки, натягивает их на лоб и наклоняет голову на бок, расплываясь в дичайше довольно оскале, — Я хуже. — Ты сука ещё гордишься этим?! —девушка схватила его за руку и резко дернула его вперед. Вот только тот опередил в реакции, и в ответ схватил ту за загривок, откинул голову назад, обнажив горло. Мужчина навис над ней, закрывая своим телом сияющую Луну, которая осветила его затылок так, будто одарила неистовым нимбом. С этим пугающим оскалом глаза отца выглядели будто ярче, либо же воображение наигрывала, пестрила оттенки. Если бы Данби не была его дочерью, то этот человек точно бы перерезал ей шею, оставив зияющую рваную дыру. Накатившая тишина давила ничуть не хуже сильных рук папы, а потому мордашка дочери начала бледнеть. Будто ей действительно не хватало воздуха. Будто ей действительно перекрыли кислород. — Нет, малышка, не горжусь этим. Это лишь стечение обстоятельств, о которых я не мечтал ещё с Японии. — Не сваливай всё на «стечение обстоятельств», у тебя был выбор. И ты выбрал не семью. Отцы так не поступают. — Они, наверное, поступают, как генерал Пак, да? — Сволочь.       Хео ударила его другой рукой, а тот издал смешок издевательский, что у неё глаза остекленели от удивления. Секундная тишь, пронзенная извращённым натяжением, витала в воздухе. Они были словно два хищника, готовые вцепиться друг в друга. По крайней мере, так казалось девчонке. Его тело, словно пружина, сжималась, готовая в любой момент выстрелить мощным ударом. Повторный удар прозвучал как выстрел. Быстрый, точный, он скользнул по защите отца, заставив его пошатнуться слегка. Каждый удар, каждый блок — это был криком души дочери. Она пыталась выдавить хоть маленькую каплю сожаления от отца. Увидеть на секунду в этих дьявольских, совсем нечеловеческих глазах, сочувствие, ощущения виновности. Быстрый, словно крупнокалиберная пуля, Джун уклонялся от атак своего ребенка, заставляя ту ощутить разницу в опыте. Он насильственно показывал ей то, что она бьёт в пустоту. Будто здесь и не было его никогда. — Завали свой рот! Ты не знаешь генерала! Да, он редкостный мудак, но он не заслуживал смерти! —завопила Данби. Кровь забрызгала песок. Несколько капель брызнули на бетонные блоки, растеклись по поверхности. Её золотые глаза воспылали мистическим, безумным блеском, вынуждая мужчину отскочить назад и развести руки в разные стороны и издать надменный смешок. — Он заслужил смерть. Все те, кто хоть как-то косвенно связан с «Уроборос» — либо мертвы, либо контуженные. Собственно, ты видишь перед собой представителя одного из этих вариантов. Генерал Пак стал жертвой «чистки». Его устранили, чтобы скрыть компрометирующие данные. Мол, слишком много знает — это ставит под угрозу саму корпорацию. Точнее, то, что от неё осталось. Этот твой «мудак», как ты выразилась, косвенно был связан и с тем пухляшом-боксером, который на подсосе у Ли Джинхо. Как его там?.. Ты поняла в общем. — Его можно просто было приговорить к тюрьме, а не убивать. Папа, какого чёрта? — Данби, ты голову растеряла за это время? Человек, вышестоящий в полицейском участке, чистый с иголочки казалось бы, связан с «Уроборос» и другими криминальными лицами. Его и в тюрьму? Его и там убрали бы: подрезали, ночью придушили, поимели во все места, подвесили. У него просто нет особых шансов. Не нужно было лезть в то, откуда нет гарантий на свободу. — Ну да, тебе же виднее. Ты так и не вылез из всего этого дерьма.       Он уклонился от мощного удара, а та совершила резкий рывок и пробила жесткиим ударом в челюсть отца. Мужчина молча схватился за больное место, но звука ни одного не издал. Только прохрипел. Данби тряхнула кулаками, упёрлась ими о колени, задыхаясь. — Хороший удар, стоило только чуть левее завести, —отметил отец, — Аж вспомнил старые времена. — Прекращай, отец. Ты выглядишь жалким. — Говоришь, как твой мёртвый дружок-мент, —прокряхтел с озорством, и, запрокинув голову назад, добавил шёпотом: — Ну…как мёртвый. Он как Иисус на Пасху. — Что? — Что? —удивлённо приподнял бровь, — Говорю, ты говоришь как твой мёртвый коп. Как его там… Ву? У меня туго на имена всегда было. Вроде как, с того момента, как пришлось устроить побег с Японии.       Он помнит это. Помнит до чёртовых мелких деталей, от которых не скрыться. Хео Джун мчался оттуда как только мог, из последних сил, которых оставалось не так много, но хватило бы на то, чтобы свалить нахрен. Его это, откровенно говоря, достало — грязная работа, от которой толком отказаться нельзя было, потому что сам ввязался во всю это заварушку. Знал, что заслуживает гораздо хуже смерти, потому что для него кончина — это подарок судьбы, райские слова для ушей, что прогнили от многочисленных оглушающий писков после активации осколочных гранат. Лицо измазано кровью, да и не далеко своей, вперемешку с какой-то бурой глиной, которая была у него под ногами.

«ВНИМАНИЕ! ПРОИСХОДИТ ЛИКВИДАЦИЯ ВРАЖЕСКОГО ОБЪЕКТА! ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ВСЕМ СОТРУДНИКАМ ОРГАНИЗАЦИИ СРОЧНО ПОКИНУТЬ ЗДАНИЕ!»

      Доносилось с хрипотцой болезненной по ту сторону покоцанной рации, которую ранее мужчина насильно отобрао у мёртвого тела. Хватка у трупа была такой же, как и он сам — мёртвой. Просто так не мог отдать ему рацию, будто бы в ней действительно таилось нечто ценное. — Заебал, —брызжа слюной, взорвался негромко мужчина, сплюнув на пол густоватый сгусток. После этих слов, он зажал с силой на кнопке по рации и отключил её. Не долго думая, проходит мимо хрустальной вазы с иссохшими цветами в ней и туда запихивает попутно технику.       Он знает, что не может просто взять и отказаться от всего, что имеет сейчас. Настолько подсел на это, что не против называть себя наркоманом. Ему хочется жестокости. Нравится расправляться с плохими людьми и многие, кто связан хоть как-то с военным делом иногда сталкивается с этим. Его рука, скрытая в перчатке, слегка непроизвольно дёрнулась, когда впереди показался шум. Глаза внимательно изучали буквально каждый объект, анализируя местность и возможные варианты защиты. Он жмурится довольно быстро, на это отведена у него миллисекунда, потому что после этого занимает удобную позицию в тени и ожидающе стережет жертву. Тень видна, отлично. Джун не испытывал затруднений нападать со спины. На войне все средства хороши и если есть возможность атаковать тыл, то почему этим не воспользоваться. Когда буквально через секунду показалось только плечо, он знал уже что делать. Хео сбил его с ног подсечкой и прижал лицом к полу. Оседлав его, загнул ему за спину одну руку, накинул на нее петлю и обмотал веревку вокруг запястья. — Ты же в курсе, что одному ходить — самоубийство? —поинтересовался риторически, связывая человека. Его вторую руку человек с янтарным проблеском в глазах наложил поверх первой и обмотал концы вокруг обеих рук, — Какая глупость. — Пошёл ты! — Ожидаемо. Ответь мне: у тебя есть близкие? —затянув свободные концы веревки в довольно тугой узел, Джун неспеша встал и поднял незнакомца на ноги. — Какая тебе разница, психопат?! Конченный аморалист, —гневно плюнул в его сторону тот. — Отвечай, —с силой подтолкнул к громоздкому ящику и, прежде чем привязать к нему жертву, шепнул ему на ухо: — Я даю тебе возможность попрощаться с ними, если они есть.       Человек сглотнул нервно, осмотрел перед собой человека в тактической маске, в которой видно было лишь его пугающие желтоватые глаза. Точно у дракона. Пленный неоднозначно кивнул головой и Джун, ощупав того для наличия телефонного аппарата, вытаскивает смартфон. Новенький, не царапанный. Хео хватает человека за загривок и выставляет его лицо в камеру телефона, чтобы среагировал Face ID. Произошёл незначительный щелчок и звук разблокировки экрана. Он молча заходит в контакты незнакомца и набирает номер его дочери. Джун прижимает экран к его уху и по ту сторону раздаётся нежный, ангельский почти голосок дочери. «Папа? Привет! Что-то случилось?»—по голосу было непросто определить возраст. Вроде и маленькая, но не настолько, чтобы не понять, что что-то произошло. Сглотнув, мужчина дрожащими губами вымученно выдавил из себя улыбку и прошептал: — Привет, малышка. Нет, ничего. Я просто…промто соскучился по тебе. Мама дома? «Нет, она на работе» — Ничего…ничего… Родная, я…я на работе. Хочу просто сказать, что я очень сильно тебя люблю. И обязательно передай это маме. Обязательно, хорошо? «Я тебя тоже, папа. Ты скоро вернёшься?»       Больно в груди — Джун ощущает эти чувства в глаза незнакомого человека. Голос девочки говорит о том, что она не особо подозревает чего-то плохое. Мужчина молча смотрел в экран, на котором изображена была радостная девочка с воздушным шариком в руках. Улыбалась так ясно, так чисто и искренее. «Нет, солнышко. Не скоро…работа. Мне…мне надо идти. Хорошо? Целую тебя»—после того, как мужчина проговорил это, Джун молча давит на красный кружок, сбрасывая звонок. — Ты — жестокая скотина, —на полутоне проговорил человек. — А в нашей работе есть хорошие люди? Не сочти за личное, но ты ничем не лучше меня, —сказал он, — Никто вас не заставлял идти против…меня. Это не самая лучшая идея. — Чего?! Это ТЫ здесь половина народа убил! Ты — грёбанная японская подстилка! — Ну, получается мы оба «косё бэндзё», —со вздохом он приставил к его виску дуло пистолета и, недолго думая, нажимает на спусковой крючок и выстреливает. Когда мужчина бесшумно падает на пол с продыряленной головой, он поднимается и говорит: — Это с японского «шлюхи».       Много знать людям бывает не очень полезно. Это увеличивает риск. Он прищурился и похлопал по микрофону, как бы связываясь. Где-то на улице раздался взрыв. — Конни, ты слышала? —огрубевшим тоном поинтересовался Хео, — Доложи обстановку. «Кажется, взрыв произошёл на артиллерийском складе»—по ту сторону микрофона раздался женский голос, —«Не могу связаться с нашими, что-то создаёт помехи» — Скорее всего, вышка глушит. Разберись с этим, она за складами в восьмистах метрах. «Сделаю»—он подумал о том, что женщина по инерции кивнула головой, как и полагается прилежному солдату. — Конни. «Да?»—женщина, казалось бы, очень сильно не любила разговаривать по связи. Он не осуждал её за это, потому что работа у этой дамочки непростая. Конни, так звучал её позывной, относилась к Джуну нейтрально, хотя всё же откровенно говорила о том, что он — двуличная сука. За это мужчина уважал её. — Хуй на. «Идите нахрен, сэр»—раздражало её эти бессмысленные шутки ещё как некстати. У него что ни серьёзная операция, так сборник странных цитат или анекдотов. Невозможно было с ним работать. Однако по её сторону микрофона раздаётся растерзанный, насмешливый смешок мужчины. — Обиделась что-ли? А я думала, у вас в отряде все толстокожие, серьёзные пар…ну почти парни, —микрофон хрипел его голосом и женщина готова была обматерить его уже, лишь бы не мешал работать, — Напомни-ка мне, на кой хрен я вообще с вами тут? «Вы шутите? Узнать местонахождение ядерных боеголовок, сэр»       Он издевался. Ему просто скучно одному тут бродить в поисках ещё жертвы, потому что кого ему бояться? Должен узнать о ядерных боеприпасах от врагов, но не домысливать самому. Джун выполнит работу, на которую подписался кровью. Своей.       Уходит с места происшествия настолько быстро, насколько это было для него возможно. Врагов не сосчитать, но задранные рукава флисовой рубашки, поверх которой натянуи бронежилет высокого класса — успокаивали немного его самого. Перемещается чётко по назначенному им маршрутом, не сбиваясь. Уничтожает одного за другим, не церемонясь и не разбираясь толком. Кровь фонтаном хлестала из разорванного горла незнакомого японского бойца, издавая булькающие звуки. Японец хватал ртом воздух, точно рыба на суше, и нащупывал панически свой пистолет. Чтобы не привлекать и без того необузданное внимание, он хватает мужика за запястье и отдергивает руку от кобуры со словами: — Полегче, руки-то убери.       Желтоглазый мужчина приблизился к японцу и быстрым рывком хотел было вонзить нож, но солдат во время среагировал и выстрелил тому в ногу. Как у него это вышло — богу одному известно, вот только он ему сейчас не поможет, потому что при тёмном свете коридора заметил нездоровый алый блеск в склере сумашедшего. Хео вынул с нагрудного кармана небольшой железный гвоздь, которым вспорол открытый участок шеи оппонента. Темно-багровая субстанция брызнула, запачкав лицо атакующего темно-красными веснушками.       Промеж пальцев расположил гвоздь, а когда тело на руках у него обмякло, тот с озабоченностью глянул на своё оружие и восхищённо отметил: — Да я же блядский Росомаха! Только с одним когтем.       Эмоция тут же сменилась, подобно нажатию кнопки для активизации слайд-шоу. Джун с отвращением вытер кровь и фыркнул, когда услышал по громкоговорителю:

«СДАВАЙСЯ! ВЫХОДИ С ПРИПОДНЯТЫМИ РУКАМИ ПО-ХОРОШЕМУ. ТЫ В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ БУДЕШЬ ЛИКВИДИРОВАН»

      Мужчина прижался спиной к стене и, не убирая гвоздь, с свободной рукой похлопал по наушнику, обращаясь по внутриканальной связи с девушкой: — Конни, где тебя черти носят? — Простите. Ллойд отправил вам все необходимые координаты, которые помогут добраться до кабинета, я решила вопрос с вышкой. Чон Адлер направляется вам на выручку, —по ту сторону связи послышался голос девушки, а после произошли грубые выстрелы со снайперской винтовки, — Сука. — Что такое, Конни? — Патроны кончаются. Не круто. — А для чего ты стреляешь во врагов? Чтобы пиздить у них оружие. У них штурмовое, у одного видел мельком, кажется, американскую «Эмку». Придумай что-нибудь, ты же обучалась стрелять не только с дальней дистанции. Берёшь яйца в кулак и хуяришь. — Вы как мой дед. Спасибо, мистер Хео. Конец связи.       За «деда» он конечно ещё ей напомнит, но это будет потом. Конни довольно дерзкая и самоуверенная девчонка, с которой связываться было одно только удовольствие. На неё там, вроде как, с отряда имеют виды, но это уже не его дело. Пусть сама деваха разбирается, не глупая баба ведь. Джун снял с японского бойца шлем, натянул себе на голову, взял у него Howa Type 89 и подумал про себя: «Прелесть, но видал и получше. Впрочем, жаловаться сейчас — глупо»       Довольно хорошая автоматика Type 89, которая, как Джун помнит по «старой» памяти, основана на отводе пороховых газов из канала ствола, запирание осуществляется поворотом затвора на 7 боевых упоров. Автомат снабжён затворной задержкой, соответствующая кнопка расположена слева — это не могло не радоваться его, а то бы разворчался действительно как дед. Он мельком глянул в карманный планшет, прикинул в голове время, которое придётся потратить, как тут же съёжился. Неожиданно раздался взрыв. По звуку нетрудно было понять, что взорвалась американская мина М-14. И чего Япония не может производить свои мины? Вопрос довольно хороший. Ну а следом за первым взрывом послышались еще два, а потом в наушнике раздалась активная стрельба из автомата. Либо Ллойд, либо Конни. Интересные ребята.       Ему пришлось немало препятствий преодолеть, чтобы по итогу залететь на этаж, где располагался огромный лифт, ведущий на нижний этаж, где, как гласила информация, могла присутсвовать информация, которая необходима ему и его «псевдо-отряду». Он видит по левую сторону движение, направляет ствол оружия туда, как слышит ворчливое: — Стой! Свои, черт возьми.       Джун узнаёт в этом сварливом тоне Чона, который то и дело, что смотрел на Хео, как на врага народа. Собственно, он всегда смотрел на него так, просто лицом не вышел. Мужчина опускал дуло огнестрельного на пол, осматривается по сторонам и переводит взор на напарника, который то и дело, что будто выжидал чуда. — Медлишь, —вместо какого-либо приветствия, которая не была присуща Джуну, отмечает вслух он, оценивающе пробегаясь глазами по человеку возле себя. — Успокойся, а? «Форс мажор» случился, пришлось импровизировать, —Чон натянул на нос ткань балаклавы, — Тебе передали информацию? — Конни прислала всё на планшет, —пожал плечами желтоглазый, — Идём. Или тебе особое приглашение нужно? — Мне от тебя ничего не нужно, просто избавь нас от своих проблем и себя тоже, —Чон услышал в наушниках звук оружейных очередей, потом ещё две со стороны. Были короткими, отсеченными. Дальше слышится звон пробитого стекла. И все стихло.       Вдвоем они шустро добрались до нужного этажа внизу. Вход как раз охраняли бойцы организации, чье название Джун так и не желал вспомнить. Не то чтобы у него проблемы с памятью, просто самому не хотелось. Чон с навигатором в руках смотрел то вперед, то в экран. Какое-то время они прошли в тишине, пока Хео не стало скучно и не стал докапываться: — Я думал, ты ещё будешь отлеживаться в лазарете. Бедро тебе прихреначили тогда знатно. — Ты что, беспокоился? —Чон присмотрелся к напарнику, а когда увидел в нём нездоровый блеск, тут же поправил себя: — Точно. Хочешь больше денег захапать. Если бы ты беспокоился за товарищей, то снег пошёл. — Не слышу, что ты там мяукаешь, —отмахнулся Хео от Чона, как от назойливой мухи. Чон в их заварушке не так долго находится, однако отряд принял дружелюбно этого свардивого придурка. Крайне ответственный тип, с которым спорить юфло как-либо бесполезно, однако Джуну приносило удовольствие бесить такого человека. Смугловатая кожа товарища при тёмном проёме казалось ещё темнее, а потому желтоглазый добавил: — Знаешь, тебе даже невидимкой не надо быть, из-за того, что ты блять чёрный, в темноте тебя хер увидишь. — Ты расист что-ли? Я просто, твою мать, смуглый, —шёпотом прошипел тот, — И следи за дорогой.       Джун повел их вперед, удивился узости прохода, но все же заставил того перешагивать через тела убитых в проходе. Их расстреляли из темноты, воспользовавшись, судя по всему, помощью тепловизионных прицелов. Чон удивлялся тому, что этот самодовольный выродок с неким уважением относился к телам убитых. Это заставило бы задуматься его над тем, так уж и ли плох Хео. — Иди сюда, черныш, —махнул рукой тот. — Меня зовут Адлер. Запомни это, твою мать. — Да плевать, сюда иди. Живее.       Хео косо глянул на своего напарника и несколько раз пожалел о том, что вообще поставили с ним в пару. Лицо Адлера, и правда, загорелое такое. Время и армия оставили на нем неизгладимые следы. Серые, пронзительные глаза, словно две стальные иглы, смотрели из-под густых, взъерошенных бровей. Рот, сжатый в строгую линию, выдавал упрямство и несгибаемый характер. Чон отказался выше Джуна, ибо тот ему по плечи был. Высокий и крепкий, точно был выкован из стали. Накаченное, крупное тело, одетое с головы до ног в экипировку. Он был в два раза крупнее красноволосого мужчины, но стоило только присмотреться, как начинаешь понимать — этим балом крутит-вертит именно Хео.       Чон осторожно выглянул из-за угла, пока под ним точно так же вынырнул Джун, в надежде найти хоть одного врага. Обиженно надув губы, он поднял голову и приказал парню: — Короче, крепыш, идешь вперед, обстановку разведуй. — А почему не ты? —строго зыркнул на него Адлер, — И чего ты здесь раскомандовался? — Потому что я один из нас умный и умею нейтрализовывать дистанционно ядерные боеприпасы. А ты у нас огромный, строгий бугай со стремной шевелюрой. Всё, давай, без разговоров. Давай. — das Miststück, —шёпотом прошипел Адлер, сжимая в руках оружие. Джуну все равно, что там сказал этот парень на своём ломаном немецком, который сам изучал для «разнообразия». Он мог обсыпать товарища японскими матами, да только времени не было совсем и желания.       Чон пошёл вперед, следуя несчастному приказу. Он заметил вдалеке несколькт огней подствольных фонарей. Сделав рукой размашистый жест своему напарнику позади, тот подхватил его сигнал и выставил огнестрел на готове. Адлеру, в самом деле, было не так трудно убрать насчитанных четверых солдат, однако сигнал «командира» был совершенно другим: нужно было тихо обойти их, дать возможность уйти вперед, открывая тем самым им путь. Темнокожий выгнул вопросительно бровь, думая лишь о том, что это просто очередная выходка желтоглазого. «Не надо»—наотрез махал ребром ладони Хео Чону, предварительно сморщившись в лице так, что напоминал напарнику задницу шарпея, который сожрал без ведома лимон. Как бы ни хотелось возразить красноволосому засранцу, в одном был точно прав — из них двоих в нейтрализации он лучше справляется. Когда опасность миновала и, можно считать, Джун присел за железный ящик, на который поставил свой рюкзак с чужим планшетом, начал настройку. Адлер остановился рядом. Через несколько минут тот протянул крупному приятелю гаджет со словами, чтобы тоже просмотрел. — Нам ведь нужно найти место, откуда выслали ракеты, точнее, компьютер найти, —вслух отметил тот, получив предварительно цоканье языком от Джуна, — Зачем мне карта их? — Дурак что-ли? Можно предположить их дальнейшее направление и предупредить твоих остолопов. То есть Конни, Ллойда и всех оставшихся полупокеров, —Хео резко остановился и выставил руку, в которую упёрся нежданно Адлер, — Всё. Тише.       Судя по звуку, откуда-то раздавалась стрельба. Определить что-то детальное было сложно. А вот определить направление перемещения вражеского было можно — двигался он в их сторону, в сторону стекольного завода. Обстрел продолжался, казалось, вечность. — Я забыл, как себя там враги обзывают? —наклонил голову назад Джун, заглянув Чону в глаза. Тот заурядно поперхнулся в огромный кулак и свёл брови в одну густую линию, губы скривились в ломаную, выдавая: — Вовремя ты спросил. — Ну а че. Так, и как же обзывают? — «Чёрная черепаха», гений. Твердят, что однажды и черепаха «обойдет зайца». Ну, то есть, обойдут другие страны. — В моей стране черепах ебут, —с этими словами он перезарядил оружие и пошёл резко вперед. То есть обогнул стену с двух сторон. Но с левой стороны территория начала простреливаться. «Ты же сам с ними в Японии родился»—мимолетно пришло осознание у Адлера и дёрнулся в противоположную сторону, скрываясь за стеной.       Сразу три залпа, которые раздались с тех двух сторон, значительно проредили стены и бронежилеты Хео и Чона. Убитые этими двумя падали рядом с еще живыми. Глушитель на оружии смуглого громиля скрывал огонь. Люди падали и с одной, и с другой стороны. Стоило только голубым глазам дернуться в сторону, как видит то, как Джун наклонился и схватил японца за длинные волосы, сплетённые в низкий хвост, подняв голову так, чтобы лицо было обращено к потолку. У его напарника были дикие глаза. Его душа сравнима с маленьким адом, что горел яростно в его плоти. — Больной ублюдок, —выругнулся Адлер, сплевывая это едкое высказывание, которое не могло не остаться на языке и разъедать вкусовые сосочки. «Что там у вас происходит? Вы должны были прибыть на место две минуты назад!»—Конни заверещала своим писклявым голосом, от которого уши трубочкой сложиться у Чона хотели. Он слушал ее вполуха. Сейчас его беспокоила непрекращающаяся стрельба и бойня, которую устроил оставшимся Хео: раздобыв где-то кувалду, он ею размахивал так грациозно, словно эта «дура» нисколько не весила. Точно булава, наконечник прилетал с тяжёлой, грубой силой по коленям «черепах», после которых разлеталась симфония из воплей и хрустов костей. — Ничего так не бодрит с утра, как хруст коленных чашечек, да? —лживо заулыбался во все зубы Джун, закидывая огромный инструмент себе на плечо, оценивая обстановку: везде залито кровью, пахнет потом и свинцом. Он вдохнул как можно глубже и, точно хищник, встал над одним из живчиков и наклонил вперёд голову, интересуясь: — Сломать ноги что-ли твои, перед этим суставы на руках перебить, да оставить тебя подыхать своим путём. Может, сам на себя наложишь руки, толку от тебя в бою после такого? Забрать у тебя всё, что имеется. То, чем ты так поистине дорожил…       Джун сел на карточки, наплевав на то, что он едва ли не уселся на груди раненого. Он смотрел в эти чёрные бусины и просверливал в них будущие дыры, в которых будет зиять пустота. Провёл ладонью по воздуху, забрал в руку невидимую пыль. Хео наклонил голову ещё ближе и шёпотом проговорил чётко: — Это война. Здесь мы — никто и звать нас никак. Так что забудь свою прошлую жизнь и ради чего ты подписался на это. Насрать на контракты, насрать на приказы. Чем ты блять думал, когда ты целился своей пукалкой в «меня»? Ты правда, сука, думал, что пару пуль меня ослабят?       Желтоглазый не повышал тон, но с каждой секундой давящая атмосфера, что сконцентрировалась возле него, пропитывала всё живое и неживое. Он смотрел точно в зрачок, что от испуга начал расширятся, а сам глаз подрагивать. Хео свободной рукой, обтянутую тактической перчаткой, схватил грубо в свою хватку нижнюю челюсть незнакомца и медленно повернулся к Адлеру с ужасающей улыбкой. — Просто пристрели его. У нас нет времени на живодерство, —Чон переборол в себе желание отвернуться от этого яркого, мозолящего взгляда, и только тогда понял, что совершил ошибку: стоило бы вразумить этого сумашедшего. — Слыхал? Он просит пощадить тебя, —усмехается Джун, — Но понимаешь ли, стрельба — это просто…—защелкал пальцами, поджимая губы в сморщенный комочек, — Просто процесс. Это некая панацея от «болезни» в виде вас. Вот только…вы не заслуживаете этого. Смерть — это ничто для вас, она равна нулю.       Раздаётся выстрел. Тело обмякает под Джуном и желтоглазый лишь косится недовольно на своего напарника, что выстрелил во врага из пистолета. — Ты обалдел, черныш? Я тебя сейчас с этим же обрубышом вкатаю в асфальт, говнюк редкостный, —он переступает тело, морщит носом и задумчиво посвистывает, — Хотя толку от него всё равно не было. Ладно, проехали.       Они добираются куда быстрее, чем планировали в данный момент. По внутриканальной связи Конни там всё трещала о том, что весь план нарушился, а Ллойд не выходит на связь. Однако девчонка упомянула ещё один фактор, на который стоило бы обратить Хео внимание, но пропустил это мимо ушей — в их сторону надвигался новый игрок. Джун и не вспомнил об этом, у него сейчас задача совсем в другом. Пальцы лихорадочно набирают нудную комбинацию, глаза анализируют информацию, а когда к горлу подошла духота, то в кабинет ворвались ещё вражеские парни. Красноволосый пригнулся, не убирая руки с клавиатуры, и из-за монитора видит, как эта скала в виде Адлера с едва взъерошенными волосами вынесло четверых довольно умело и оперативно. Кто бы мог подумать, что кувалда, которую он носил всегда с собой для тяжёлого взлома дверей, пригодится ему совсем не по назначению: крепкие руки плотно сжимали длинную рукоятку тяжёлого предмета и, разворачиваясь элегантно на каблуках кирзовых сапогов назад, делает из-под низу полумесяц замах. Это гребанное животное своим оружием, точно клюшкой для гольфа, забивает череп врага, прикрытый плотным, казалось бы, шлемом. Разум врага отчитывал за то, что был такой тупой и не мог быть более внимательным. Сердце было готово выскочить из груди, тяжеловесные шаги приближались. Черт возьми, сколько этот придурок весит? Адлер буквально шкаф с мышцами, точно с качалки не вылезал. Вжавшись в грязный прол, по испуганным глазам человека стало ясно — так отчаянно желал стать невидимым. Рука, подобно лапе медведю, крепче сжала рукоять инструмента, и Чон мысленно приготовился к атаке. Повторный быстрый взмах, нацеленный в подбородок.       Джун успел разглядеть буквально всё в Чоне, включая его сдержанный, холодный взгляд. Но одно мог с уверенностью знать — под этим скрывается цепной зверь, который может в будущем стать…проблемой. Из-за коренастого телосложения, Адлер буквально выглядел как тот, к которому боязно подойти. Как из-под тугой ткани балаклавы выглядывает исподлобья этот молодой человек, точно ты враг народа. Он замахивается, а Хео не отворачивается от него — хочет детально разглядеть картину Пикассо. Чон одет буквально с иголочки: его костюм был таким же модицифированным как у желтоглазого и выкрашен в расцветку «Мультикам». Прочный шлем с прибором ночного видения нового поколения; грузный бронежилет, напичканный магазинами, средствами самозащиты и освещением. Его омрачненный взгляд был сочетаем с тем, что вокруг глаз у него размазана тёмная краска, которая для Джуна было элементом нелепости. Чон был как котёнок, которого с печи вытащили, а тот весь в саже.       Адлер дёрнулся вперёд с поднятой кувалдой, готовым обрушить на череп окончательно, с более звонким хрустом костей. Предыдущие партии звонов костей его, казалось, не удовлетворили достаточно.       Без единого слова он ударил незнакомца по скуле с такой силой, что его голова могла в скором времени отделиться. Струя красного тумана окрасила скучный пол, забрызгав собой всё ближайшее, включая штаны Чона. Взмахнув, Адлер уместил на плече кувалду и присел на корточки, свободной рукой вытирая тыльной стороной ладони с носовой перегородки капли. Он хрипло вздохнул и прикрыл глаза, стараясь на акцентироваться на неприятной картине. Чон не любит всё это, но когда в руках у него что-то тяжелое, то душа сама идёт в пляс.       Джун подошёл к нему и уместил свою руку на широком плече напарника, подавленно отмечая: — Пиздато разнёс. — Заткнись, —Чон не желает слышать такое, а потому раздражённо откидывает с плеча своего несчастную ладонь человека, — Я всего лишь делал то, что нужно было. Но терпеть это не могу. — Это ложь, парень. Ты боишься, что тебе крышу снесет, —мысли всегда звучали громче, когда Джун так говорил. Постоянная болтовня в мозгу о вещах, о которых стоило бы забыть, но все же, по крайней мере сегодня, предпочитал искаженному остроумию, — Чем сильнее себя сдерживаешь, тем сильнее потом тебя разнесёт. Я знаю, что это такое.       Адлер, точно сконфуженный, подскочил и в том же плавном ритме развернулся к Джуну, чтобы расправить плечи и со вздернутыми ноздрями испускать разъяренный пар. Он походил на быка, у которого глаза скоро лопнут от кипящего состояния. Хео не сдвинулся с места и только любопытно поднял голову, заглядывая напарнику в глаза. Разводит руки в разные стороны и надменно усмехается, отмечая: — Ты правда думаешь, что напугаешь меня всем этим? Напугает меня человек, у которого член едва ли не обтянут тактическими ремнями? — А тебя только член привлек из всего этого, урод? —впервые за долгое время Джун ощущает недобрый оскал Чона, который напоминал ему ещё больше хищника, что прятался на овечьей шкурой. — Тебя легко вывести из себя, черныш. Это смешно. Да ладно, задрал, не дуйся. Собирай монатки, мы своё дело сделали. Только от твоих кентов связи так и нет. — Это и твои кенты, мы — одна команда, —напоминает об этом довольно прямо и беспрекословно, точно не желал знать иного ответа. Однако Хео на болту своём вертел всех и чьё-то мнение, а потому только открывает рот и честно говорит: — Меня присобачили к вашему отряду, но это не значит, что мы с вами команда. Послушай, мы сейчас действуем не как военизированная организация, а как тупые наёмники. Вот я и следую духу тупых наёмников, которые даже своим не верят. Все здесь — редкостные шакалы. И ты тоже, Чон Адлер.       Уровень раздражения не мог не становиться выше. Чон начинал думать о том, что этот кретин ни к кому не может относиться по-человечески. Готов поспорить, что у такого урода нет ни семьи, ни за плечами то, чем дорожит. Эгоист. Сумашедший. Как угодно можно оскорблять — всё ему подходит.       Резкие щипотливые ноты колкой слабой боли нежданно рассыпаются от малого оголённого участка на шее позади, что стал открытым из-за задравшейся ткани, однако вопреки инстинктам, Хео не хватается ладонью за ушиб от чёрт пойми чего, а лишь резко локоть разворотом заводит за себя с одной лишь целью — перехерить к чёртовой матери шею нападавшему из-под тишка сзади. Как по-крысиному, хотелось бы думать жёлтоглазому, если бы сам не вспомнил как с аппетитным удовольствием пользуется такими же моментами. На войне все средства хороши, а за что именно война, будь она за целые штаты или за упавший кусок колбасы на пол, не столь принципиально. вот только единственное с чем встречается локоть, так это с острым металлом, который как назло попадает по нервному окончанию даже сквозь плотные слои униформы, от чего руку теперь желается вздёрнуть. — Граната мне в пер… блять, ну вот только не твою кислую мину я видеть хочу сейчас.       Верно, теперь Джун в пол оборота головы мог наблюдать во что всё-таки пришлась собственная атака и не сказать что его столь волновала поломаная бензопила у логотя, как хозяин этой самой найденной где-то среди прочего мусора бензопилы. — Мины будут у тебя под подошвой в скором времени, —сталь холода тошнотворно проникает в слух чужим голосом, как скрежет когтей над ухом, от чего Хео волей не волей морщится наиграно, а ледяные пару карих очей взгляда сверху вниз как на дерьмо, только вынуждают чуть ли не произвести вид рвотного рефлекса по всем законам актёрского мастерства. От Лим Куана веяло только ненавистным майским снегом, которого ожидать не ожидаешь, а он лишь следует принципу «меня не зовут, я сам прихожу», коем обычно пользовался Джун. И мужчине не столь нравился фактор того, что неприятный товарищ в том числе этого сорта людей и от этой общей схожести выворачивало наизнанку. Ему не нравилось собственное искреннее и настоящее раздражение, это до хорошего никогда не доводило. — Тебе было что-то сказано об убийствах? Или ты японского не понимаешь, оборванец? —продолжает свои слова Куан, наконец отстраняя потрёпанную бензопилу от красновласого и бегло окинув ту безразличным вниманием, отбросил с разразившимся грохотом в сторону металлолома прочего, где кажется что-то да сломалось. А может это был просто треск нервной системы Адлера, если от неё что-то да осталось, в компании ныне с двумя не самыми замечательными товарищами. — Ну там иди их по головке поглать, если тебе так угодно. Я и так твои прихоти исполняю, —шипит Хео, однако быстро фыркает не то ли от себя, не то ли от Лима пришедшего из непонятно какой дыры, да диктующего свои притензии вечно там, где оно надо и не надо. Жёлтые глаза мужчины бысьро пересекаются взором с медной радужкой оружейника перед собой и мог бы очередной раз спиздануть что-то про цвет океана дерьма, но воздержплся от этого только из-за смешка исходящего со сторы и запремеченой редкостной усмешки на смуглом лице Чона. — А ты на чьей стороне вообще?! Я-то думал, мы не разлей вода. Но ты как говно, не тонешь, а я на дне уже. Не судьба, да? —Джун пытается в свою тарелку русло вернуть и покончить с тем, что затянулось на привычной ноте, обращаясь принципиально к Адлеру, который густую бровь выгнул вопросительно лишь. Вот только этого вновь не позволяет беспристрастный голос Лима, от чего руки чесались к рукояти ножа в заднем кармане, не смотря на года знакомства за спиной. — Ты уже пробил это дно, Хео, —со вздохом произносит брюнет, более даже не удосужившись понять взор на жёлтоглазого, с нездоровыми огоньками во взгляде. — Как я вас ненавижу, —единственное что слышится от Чона, за последние несколько бесполезных минут.       Куан проводил взглядом высокого мужчину многозначительным взглядом, но ничего толкового не ответил, только звонко цокнул языком. — Что дальше? —неохотно прервал неловкую тишину желтоглазый, садясь на корточки, чтобы достать с нагрудного кармана мятую пачку сигарет. Только достаёт оттуда тонкий стик табачного изделия, как Лим молча отбирает у него сигарету со словами о том, что не заслужил. Относится как к собаке. Джун с хрустом в коленях поднялся довольно бодро, а на лице читались не самые приятные слова об этом куске дерьма, — Ты ничего не попутал? —дерзость вырывается сама по себе, не успевая дойти до головного мозга. — Я тебе повторять не собираюсь. Плохо работаешь — плохое к тебе отношение, Хео. Запомни: ты для меня — заменимый материал, который можно выкинуть в любой момент, —Лим в руках крутит-вертит эту несчастную сигарету, на которую он всё это время смотрел, — Если что-то не устраивает, мы можем просто разойтись, а ты останешься в Японии. — Говоришь, что я — заменимый материал? —золотая гордыня Джуна была растоптана только что, и у него ладони от гнева начали потеть неистово, оставляя лишь под ногтевых пластинами катышки от грязи и крови. Он слишком долго пытался сделать из себя что-то, пролил немало своей крови ради того, чтобы быть тем, кого боятся многие люди. Хео запрокидывает голову назад и давится смешком, — Как бы высоко ты ни летал, не забывай с кем ты на дне плавал. Ты такое же чмо второсортное, как и я, а потому тобою точно так же легко жопой подтереть. — Ничтожная попытка задеть меня, Хео. — Я тебя предупредил, Куан. Не зазнавайся. Я делаю твою грязную работу — ты выполняешь мое условие. — Долго вы перепираться друг с другом будете? Там подкрепление этих сраных «черепах», —прервал неожиданно их Чон, убирая от себя бинокль, — Боеприпасов — кот наплакал. — Если бы вы действовали тихо, то они не послали подмогу, —Лим подмечает безэмоционально, — Ладно, нужно уходить отсюда. Ты решил вопрос с ядерными боеприпасами, которые тактично забрали наши эти «черепахи»? — Решил. Направили в сторону Кореи. Они решили возобновить Имдинскую войну² что-ли? —хмыкнул Хео, — Какая им выгода пользоваться ядеркой на тех, кто может обрушить в три раза больше. ²—Имдинская война (название происходит от наименования 1592 года («имджин» согласно системе Концевича) в 60-летнем цикле китайско-корейского календаря), другие названия — Имджинская, Имчжинская или Японо-корейская война — война на Корейском полуострове в период с 1592 по 1598 годы, включающая два отдельных неудачных вторжения японских сил в Корею, разделенных периодом перемирия с 1593 года по 1596 год, когда шли мирные переговоры. — Не знаю, в любом случае это уже вас не касается. Собирайте всех своих и уходим отсюда. По-другому эту ситуацию придётся разруливать, —Куан звучал как тот надежный человек, который решит все вопросы и прихоти. Но Джун-то знал, что Лим нихрена грандиозного не провернет, лишь перекроет эту проблему другой. — Разрульщик хренов, —буркнул Хео и повернулся в сторону Чона, который с опаской выглядывал из окна, — Ты идешь, парень? Семеро одного не ждут. — Да, иду, —загадочно произнёс Адлер, — Was zur Hölle ist los…       Адлер хотел домой; туда, где просто пахнет чем-то ароматным; где веяло беспечностью и родным. Настолько родным, аж до трепета в сердце. Но сейчас не то место, не то время. Реальность ждёт, и она крайне жестока. В целом, в этом вся и суть, но есть одна цитата у музыканта, которая описывает ситуацию:       А если всё-таки плохие вдруг победят Значит, просто плохими были не те Это нам хорошие доходчиво объяснят Перед тем, как забрать суверенитет       Они не были хорошими людьми, почти никогда. Адлер прекрасно знал это, когда вступал в ряды «Гаммы-3», которая состояла из Конни — человек, привыкший работать «ангелом смерти» на дальних дистанциях, или как в народе называют «снайпер»; Ллойд и его трое парней, у которых нет имен — заместо них служит нумерация — штурмовики. И среди этих вполне адекватных товарищей неплохо уместился сам Чон, что являлся пробивной силой. Первое время возмущался этому, потому что его в какой-то степени можно было считать пушечным мясом, но если делать всё аккуратно и искусно, то уже враги становятся отбивным. Несомненно, в каждом отряде должен быть, для баланса вселенной судя по всему, один конченный придурок, которого почему-то и смерть ничему толком не научит — Хео, мать твою, Джун. С ним всегда всё сложно и непонятно. Он с самого начала дал Адлеру понять, что пробудет в этой «конторе» недолго. Не самое дружелюбное приветствие, хотя Чон и не особо претендовал на дружбу с этим неадекватным.       Даже сейчас, глядя на его небольшую спину, которая от одного взгляда Куана выпрямляется, он может одно сказать — не так-то прост этот Лим, у них с ним договор какой-то, иначе бы Джун просто так не молчал. Что же ты предложил ему, Куан? Что ты смог предложить этому своенравного индюку? Вопросы. Вопросы. Сплошные вопросы, ответы на которых не поступит. Если только желтоглазый сам не захочет об этом сказать, но это вряд ли — не доверяет. Всегда этот черт улыбается, испытывает показушно кайф от убийства или взрыва, хохочет громче всех. Но стоит ему только…совсем только испортить настроение чем-либо, то лицо это обращается в нечто иное, необузданное и неуправляемое. Не понаслышке знает, что они однажды с Ллойдом закусились по мелочи, так у Джуна шарики за ролики двинули и у него рука медленно потянулась к скрепке. Благо, Конни оказалась рядом и остановила. Не знает как, но у этой маленькой женщины были стальные яйца и, видимо, раздробленный инстинкт самосохранения, потому что тогда разняла этих двоих.       Чону не нравится этот человек, в нем будто совсем не было…чего-то человеческого. — Не зевай, боец, —щёлкает перед носом Хео крупному парню, а Чон съёживается и хмурится от неожиданности. Выражение лица Джуна не было привычно весёлым: оно было расслабленным, как будто устал таскать на своей нахальной морде типичную маску сумашедшего клоуна. — Не лезь ко мне, —от шагнул тактично Чон. — А? Хочешь пулю лишний раз словить? Ты так всех врагов проворонишь, —фыркнул Хео, — Как знаешь. Ну сдохнешь — сдохнешь, никто о тебе и не вспомнит тут. Мы все здесь расходный материал, мальчики на побегушках. — Это ты здесь только «мальчик на побегушках», —точно шуганный кем-то воробей, вылетело стремглав слова столь едкие, пропитанные каким-то сдавленным желанием поднагадить этому мужику, чтобы прекращал всех их называть «мусором». Джун останавливается, что аж Чон не сразу догадываться о таком действий, а потому через пару секунд притормаживает и поворачивает голову. Хео медленно наклонил голову на бок, высматривая каждую деталь человеческого тела Адлера. Взгляд потускнел, пропитался тёмной охрой, распространяя на весь радужных зрачок. На миг померещилось, что просочился недобрый, животный блеск в глазах красноволосого. — Повтори? —убийственно-мертвым тоном прохрипел сквозь стиснутые зубы, которые мелко скрежетали друг о друга. Куан раздражённо оборачивается, стонет недовольно, и говорит: — Вы двое там совсем охренели? Уходим, кому говорю. Жить совсем надоело? — Подожди, Куан, —в останавлиыающем жесте выставил ладонь Хео, методично прошагивая путь к Адлеру. Его внимание не было переключено на Лима — всё это время смотрел чётко на Чона, а точнее, сверлил ему меж бровей. Складывалось впечатление, что в глазу у него встроен оптический шестикратный прицел, который выцеливал более подходящий участок лба для того, чтобы выстрелить. Жёстко и радикально. Когда Хео встал перед огромным парнем, то тут же запрокинул голову вверх и добавил: —Ты на кого тут тявкаешь, щенок? Молоко на губах ещё не обсохло так пиздеть. Со своими сыновьями так тявкаться будешь, если за ними не придут такие же отморозки, как эти «черепахи». — Что, по гордости бьёт? —и ведь не хотел изначально разводить на поле боя этот сыр-бор бесполезный, да вот язык сам время от времени внезапно выкидывает что-то поистине неприятное, что Чон с этим не может уже просто бороться. Надоело терпеть этого человека, пусть знает своё место и не напоминает им всем, как ничтожны. И без того тошно. Хотя, честно говоря, у Адлера затаилась на этого мужика обида. И обида такая, детская кажется. Он просто завидует ему: Джуна всегда ставят впереди, его ценят и опасаются, хотя толком тот ничего не делает, лишь кошмарит по поводу и без. Глупо, наверное, было начинать это, особенно сейчас, но стоило бы уже высказать ему всё, что так долго копилось. — Ты успокойся лучше. Я не горю желанием тебе сейчас вдалбливать элементарные вещи. Хочешь высказать что-то? С говном прожуй и шуруй вперед, ты же у нас «пушечное мясо». Так и исполняй свою роль в полной мере и в честь чего помри как боец, а не как тупо лающая шавка. Уяснил? — Ты — не лидер команды, —Чон не отступал, он стоял перед ним всей скалой накаченной и смотрел на него, будто слон на гавкающую Моську, — Запомни это и не командуй. Мы все равны. — Своё равноправие в жопу засунь. Мы не равны. Есть чётко поставленные роли и иерархия. Я в этой ёбаной организации подольше вас и знаю, что ничерта из этого хорошего не выйдет. Вы на пару с Конни тылдычите о справедливости, но её блять нет. Гамма-3 — иллюзия выбора. Вам с самого начала промыли мозги и сказали что-то по типу «вы всегда можете уйти». Но там мелким почерком написано кровью: «на тот свет от пули». Нет у вас выбора. Как и…у меня, —на последнем слове голос будто у Джуна надломился, перешёл на вкрадчивый шёпот, от которого стало даже как-то не по себе, — Мы должны быть готовы к смерти.       В этом, собственно, и проблема заключалась. Адлер терпеть не мог ощущать запах смерти, который здесь пропитан был с самого начала. Это вынуждало голову его сильно пульсировать.       Куан и Джун двигались синхронно, шаг за шагом, тяжелыми ударами валили с ног всех, кто находился от них на расстоянии вытянутой руки. Перешагивали грубо через упавших и шли дальше, продвигаясь к дверям. Лим несколько раз перехватывал парней, пытавшихся атаковать его неугомонного «работника» сзади, и легко отбрасывал их. Чугунные кулаки Чона Адлера не знали промаха, и каждый удар попадал точно в цель.       Через несколько мгновений безжалостной рубки в толпе кто-то страшно завопил от боли, и началась паника. «Черепахи» ничего не могли противопоставить трем рослым, очень крепким сумасшедшим людям, которые действовали сейчас в команде. Хоть и не по воле собственной. Ночные крики, доносившиеся из разных мест, больше никого не интересовали. Адлер, чувствуя, как начало быстрее биться сердце, поудобней обхватил рукоятку краденый автомат. — Конни, доложи обстановку. Прием, —отозвался Хео по рации, сжимая нижнюю губу зубами, — На нас движется ещё партия черепашьих. «Вас… Пло-… Слышн-… Я сниму…прием!»—шипящий, хриплый голос по ту сторону связи обдал через какое-то время. И не солгала кажется — самые конечные цели были повержены. Значит, бесшумное оружие и хороший снайпер. Куан предполагал, что Гамма-3 состоит не из таких клоунов, как Джун. А у кого может быть такая винтовка и такое умение? Правильно — у спецназа. Или хотя бы бывшего спецназа. — Молодчина, Конни, так держать. Приём, —хохотнул на радостях желтоглазый, — Есть же от женщин в бою толк, прелесть просто. — Хвалишь только тогда, когда жопу твою спасают, —пробурчал недовольно Чон. — Неправда, —обиженно надул свои губы красноволосый.       Они выбегают на улицу спустя столько времени. Глоток свежего воздуха стало не что дурманящий, великолепным, крышесносным. Приземлившийся вертолёт, сметая пыль с территории своими двумя винтами, с грохотом и звоном лопастей сел недалеко от точки ликвидации. Первым вышел Куан в камуфляже, в солнцезащитных очках и с легким рюкзаком в руках. Лим втянул воздух ноздрями и удовлетворенно кивнул головой. Он махнул рукой, давая сигнал следовать за ним и отвернулся от вертолета, рассматривая местность. — Не лучше Ирака, честное слово, —процедил сквозь зубы Джун. — Ты не воевал там, —напомнил Лим.       Хео привычно подавил раздражение, закипавшее в глубине его души, и поймал себя на мысли, что с каждым разом ему все труднее сдерживать холодный рассудок. Здесь нельзя давать волю эмоциям — убьют. Такой закон тех, кто хоть как-то отдалённо связан с защитой страной. Вышли три фигуры в пятнистой форме с рюкзаками и огнестрельным. Когда троица огибала пожелтевший от времени года холм, то последний боец оглянулся назад и задумчиво проследил за путём, который они проложили. — Не отставай, парень! —щелкнул пальцами перед лицом Адлера мужчина с потускневшими от напряжения жёлтыми глазами, — Хер ли стоишь столбом? — Джун, —поджимая нижнюю линию губ зубами, прошипел смугловатый бугай, — За нами следят. Чуйка тревожится. — Слушай, ты же не пчела. Пчёлы хоть мёд несут, а ты херню какую-то. Просто следуй за мной и Куаном и всё будет окей. — Не нравится мне всё это. И твоя рожа тоже, —покачал головой и недовольно покосился идущего вперёд Лима, прижав палец к губам. Джун пожал плечами и развернулся, говоря: — Слушай, я знаю, что тебе не нравлюсь. Ты мне тоже. Ты очередной балласт в этой конторе, об который вытрут руки. Бесполезный мальчишка, думающий о спасении мира.       Чон скривил лицо в недовольной гримасе и с силой оттолкнулся с места ногами, бросился вперед, выбрасывая руки в тяжелых удар, чтобы наконец преподать урок. Он пытался вести себя спокойно, держать эмоции в узде, но каждый раз слова Джуна ранили хуже любого ножа. Бесило то, что он прав. Сокрушительный удар Хео встретил с осуждением в глазах, но удар был сильным. Должен признаться, Джуна отбросило назад. Адлер тут же оказался рядом. В его глазах «Желтоглазый демон» прочитал окончательный вердикт — довёл парня. Он разозлился. — Успокойся, —стремительно пригнулся, пропуская над головой тяжелый правый двухметрового шкафа, затем разогнулся и, используя инерцию тела, жестко и безжалостно ударил тому в голову, — Ты совсем ёбнулся?! Хватит, придурок.       Адлер пошатнулся, но устоял. На долю секунды глаза стали безжизненными, и он опустил руки. Он ненавидел это чувство беспомощности. Чувство, когда не можешь прыгнуть выше головы. Все это мгновенно прокрутилось в его голове, пока не заметил вдалеке разрушенного здания проблеск необычный. Сердце замерло как у испуганного животного, который заприметил дуло охотника. Чон выркгался, поймал Джуна, мертвой хваткой вцепившегося в оружие. Вернее, ствол с обхватившим его мужланом, орущим от гнева не хуже пожарной сирены. Когда огромный шкаф с силой толкнул на землю своего неприятного товарища, то раздался для обоих почти бесшумный хлопок.       Хео и Чон на миг переглянулись друг с другом, а затем желтоглазый заприметил, как этот «шкаф» схватился за экипированную шею, из которой начала фонтаном хлестать кровь, рухнулся на спину и, чертыхаясь, прокатился назад. — Сна-а-а…й…—завывая агональным воем, проревел Адлер, сжавшись в позу эмбриона. Привычный жест напуганного человека, который так и хочет облегчить боль. Он, сжимая ранение, выгнулся в спине и заорал ещё громче: — СНАЙПЕР НА ТРИНАДЦАТЬ ЧАСОВ!       Джун не сразу сообразил. У него глаза остекленели от увиденного, тактично проигнорировав то, что Чон использовал часовую позицию. Часовая позиция — это относительное расположение объекта, которое описывается по аналогии с двенадцатичасовым циферблатом часов. Для этого всего лишь нужно представить, что циферблат лежит перед вами, а 12-часовая отметка направлена вверх или прямо от вас. Такому ещё сопляков учат.       Адлер извивался, а потом перестал, совершенно спокойно глядя на скучное, размыленное небо. Хео сжался в плечах интуитивно, не следя за собой даже, потому что вдруг как-то резко стало наплевать на преследователей, на всю ситуацию. Этот темнокожий мужик, который не давал ему покоя смотрел на него мальчишечьими глазенками, у которого будто в раннем детстве отняли родителя и больше никогда он его не видел. Глаза испуганного щенка, которому ему стоило познать все прелести жестокой реальности. Хео вдруг стало насрать на Куана и их договор, потому что ноги, сам того не подозревая, рванулись в сторону его, но по итогу плюхнулся и скрылся за маленькой возвышенностью. Вытянув руку, Джун за шкирку попытался оттащить тяжёлое тело стокилограммого оленя без мозгов. Все мысли о ругани стали ненужными, картонными. Это война стала тупым набором декораций для такого же тупого театра, среди которых порой погибают кто-то важный.       Оказывается, что важный. — ТЫ ЧТО БЛЯТЬ СДЕЛАЛ, ЕБЛАН?! —вспыхнул спичкой Хео, когда его рожа начала нависать над лицом Чона, пачкая его каплями слюней, что вылетали от злобы. И злобы на самого же себя, — Ты что, полудурок, наделал?! Защитил? Ты?! Ляг нормально! Я тебе жгут наложу! Ну ты и долбоёб!       То, что Чон умирает, сомнений не было. Но Джун этого просто не осознавал сейчас. У него крутилась яркой пеленой тот факт, что Адлер же предупреждал, а когда в него выстрелили, то посмотрел так, будто и говорил: «Я же оказался прав. Представляешь?». С такими ранами не живут, потому что его и так знатно потрепала толпа, которую они по пути расчищали, и перевязывать их бесполезно — только лишние страдания причинишь. А Хео лихорадочно тряс перед ним жгутом и говорил одно и тоже: — Какого хуя ты играешь в защитника, Адлер?! «Что у вас там происходит?! Где вас черти носят?!»—заорал по рации Куан, —«Быстро тащите жопы! Джун, чтоб я ещё раз с тобой связался…» — Куан, завали своё ебало! Адлера ранил снайпер. «И? Задание — есть задание. Выполняй приказ, Хео» — Иди нахуй, сука ты бездушная. Он блять меня защитил собой.       Чон даже нашел в себе силы повернуть голову в сторону Хео и слабо улыбнуться. Джуна трясло от злости и привычная угрюмость и бесячество почему-то исчезло, будто и не было вовсе. Адлер подметил, что красные пряди выбились у того из причёски и прилипли к потному лбу. — Я чувствовал это. Я кажется реально умираю, —немного растерянно произнес он, — Это больно…пиздец как. А потом стало как-то не так. Так и должно быть? Только ног и шеи не чувствую. — Адлер, нахуя? Герой блять с дырой… —сказал, сжимая в руках жгут с такой силой, что казалось сейчас он хрустнет и сломается в руках, — Защитник хренов. Накаркал я… — Ни разу…не слышал как ты меня по имени…зовешь, —голос стал более тихим, а сжатая на шеи его огромная рука перепачкалась кровью, — Стрёмно звучит. — Дебил… Ненавижу таких как ты. Тупая смерть, слышал?! Наитупейшая. — Джун, добей меня, —улыбнулся солдат, при этом из уголка его рта по щеке скатилась огромная рубиновая капля крови, — Не хочу…мучаться.       Он закашлялся, из его рта вслед за каплей на землю стекла вишнево-красная струйка. Адлер раньше думал, что ничего не чувствовать — хуже всего. Однако, вновь столкнувшись с бесконечной болью, понял как ошибался. Боль буквально сжирает изнутри, и он не знает, что с этим делать. Вроде и не чувствует, а вроде и разрывает всё изнутри. Амбивалентное ощущение. Так и должно быть, когда умираешь? А ведь он и так давно не видел детей. Этих спиногрызов неугомонных, от которых шума столько. Но каждый раз Адлер тайком давился усмешкой, когда кто-то из них упадёт смешно в лужу из грязи и начнут плакать. Особенно, от Ву. Ву часто в далёком детстве плакал. Чувственный он…       Весь в отца, кажется.       Все мысли как-то смешались в одну кашу, к которой даже притронуться не хочется в здравом уме. В попытках облегчить своё беспомощное состояние, он закричал так сильно, как только мог. И Джун кричал. Почти вместе с ним в унисон, но их так никто и не услышал. Взгляд Адлера говорил Хео о многом — просил, буквально умолял помочь, но к нему так никто и не пришёл. Но отчего-то ему так совестно смотреть на то, как желтоглазый урод поднимается на ноги и вскидывает огнестрельное, направляя в него. Дуло смотрело точно ему в голову, как истинной мишени. — Мне очень жаль. Как бы ни хотел этого говорить, —на выдержанном вздохе пробормотал солдат с оружием, — Спасибо…друг. — Сочтемся ещё как-нибудь. — Я исполню твою просьбу. Я держу всегда своё слово. Держу…       Эта боль под рёбрами убивает его. Он ненавидит терять кого-либо. И такое ощущение, что ещё немного, и все внутренности, не выдержав давления, разлетятся на мелкие куски изо рта. Хочет снова вернуть то чувство тотального безразличия. Когда никто и ничего не трогало, и просто существовал, не имея понятия, что может быть настолько невыносимо.       Рука Чона с зажатым в ней жетоном солдатским безвольно упала на землю, когда произошёл оглушающий выстрел. Хео подошел к трупу, опустился на одно колено и положил ладонь на открытые, немигающие глаза своего боевого товарища. — Спи, Чон Адлер. Я верну твоим детям жетон. Когда буду готов…к этому…       Он вернёт, знает наверняка. Такое ведь ни раз случалось — когда теряешь на поле боя брата по оружию и чувствуешь всеми фибрами души вселенскую тоску. Будто с огромного механизма слетел маленький, но крайне важный винтик и из-за него теперь всё устройство не работает. Когда теряешь человека во время боя, который был рядом с тобой и прикрывал в случае чего задницу, то лишний раз подтверждаешь свои мысли о том, как жесток мир. Теряешь не просто человека, а как будто близкого человека, брата не по крови. Джун отрицал во всех аспектах того, что он не любил чужую смерть.       Чтобы закрыть глаза убитому, нужно немного живого, человеческого тепла — веки остывают практически сразу после смерти. Хео вдруг почувствовал, как ладонь слегка пощекотали ресницы. На языке вертятся неприличные слова, но они адресованы не Адлеру. Страшно всё это. Человек, который навсегда закрывал глаза своему товарищу, никогда не забудет этого прикосновения ресниц, от которого начинает трясти. «Какого чёрта, Джун?!»—послышался по внутриканальной связи голос Конни. Как невовремя, —«Что ты сделал?! Ты убил Адлера!» — Замолчи, —отрезал впопыхах Хео. «Хео, да ты совсем в край охренел?! Ты в своём уме? Слушай сюда, сволочь, только последняя крыса прикончит своего товарища. Урод»—Ллойд, видимо, тоже поддержал затею Конни и начали с обеих сторон жужжать об этом, —«Хана тебе, я уже вышел за тобой»       Джун на интуитивном уровне захохотал себе под нос. Они не знали, что произошло, но видели зато как сам Хео направлял ствол на Адлера. Любой бы другой также подумал, чего уж. Он сжал в руках жетон Чона и поторопился уйти за Куаном, стараясь не думать о том, что он нормально даже не похоронил его. «Это была просьба товарища. И на будущее: ещё не вырос, чтобы со мной тягаться, Ллойд. До связи»—последнее, что сказал по связи Хео.       Нельзя было поддаваться эмоциям. Но так хреново получается. Он сносил всё на своём пути, добираясь до назначенной точки Куаном. Забросил огнесттельное через плечо. Отойдя пару метров и выйдя на обрывистый край вершины, он оглянулся и убедился в том, что находится там, где должен был. Внизу, за кромкой пропасти, клубился туман, окутывая всё в белую пелену. Напоминали тусклую молочную пенку на кофейном напитке, обволакивая собою воздух. Ему никогда не нравился этот туман, в нём было тяжелее всего разглядеть врага или товарища. Внезапно над головой раздался грохот ротора. Красноволосый солдат поднял голову и заприметил над собой вертолет, который висел в воздухе. Эдакая огромная, стальная птица, которая всё спускалась к нему. Каждый раз, при виде вертолёта, у Джуна сжималось сердце, он замирал и любовался на это, как влюблённый дурак.       Из вертолета опустилась аэровысадочная лестница. Она качалась на ветру. С приоткрытого проёма, откуда и вылетела лестница, на него скучающе посмотрел Куан. Для него все эти любезности были будто обыденным, однако перед тем, как что-то спросить у Лима, Куан перебил его командным криком: — Залезай!       Хео стоял неподвижно, словно окаменевший. Он бросил своего человека, товарища, а по итогу его отряд настроен теперь против него из-за того, что увидели выстрел в Адлера. В таких ситуациях обычно нужно всё обдумать с холодной головой и выяснить истину, но никто этим не хотел будто заниматься. Всем было плевать. Он никогда не чувствовал себя в «Гамме-3», как в своей тарелке. Это просто люди в военизированной экипировке, которые должны были, по идее, всегда готовы к смерти. По итогу готов был поистине умереть только Адлер и Джун. В какой момент ему стало действительно не плевать на Чона? Его расшатали из-за смерти? Поддаётся человеческим чувствам, опять. И каждый раз, когда это происходит, кто-то страдает вокруг него. Этот порочный круг никогда не замкнется. Это его проклятие — приносить страдания близким, даже не желая этого.       Глупо, наверное, он сейчас смотрится. В голове торнадо из мыслей и угомонить их никак не получается. Сразу вспоминается совет одного давнего, знакомого старика: «Во всем виноват Эйнштейн. В 1905 году он заявил, что абсолютного покоя нет, и с тех пор его действительно нет. А чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и опять бросить, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость». Впервые Джун соглашается со словами старика. — Хео! Последнее предупреждение, —крикнул Куан, его голос заглушал ревущий ветер. «Покой мне только снится, кажется. Ну и хрен с ним»—подумал Джун. Он сделал шаг вперед, и ещё один, и ещё. А затем разогнался и прыгнул, не глядя на туман под ногами, с обрыва. В этот момент всё замедляется, казалось бы, как в тех дешёвых боевиках. Их Хео тоже не любил. Смотрел на них всегда с презрением каким-то и непониманием того, как можно жмуриться, когда ты режешь провода у бомбы? Это просто бутафория. Так ещё насуют туда разноцветных проводов, будто бомбу делала пятилетняя девочка. Возможно, с бородой, с весом под сто пятьдесят, но всё ещё девочка. Тебе дают клубок проводов и ты делаешь из того, что есть.       Хео хватается руками за лестницу, сжимая под своей хваткой прочные ступеньки из металла. Постепенно залезая, он не сводил глаз с Лима, который молча смотрел за его жалким видом и никак не комментировал это. Когда Джун на последнем моменте протянул ему руку, чтобы помог подняться, тот снисходительно оглядел его с головы до ног, но неохотно протянул руку. — До тебя дозваться как до президента, —сухо отмечает Лим, отряхивая свои ладони. — Не начинай, и без тебя тошно. — Не выпендривайся. Я всё ещё могу сбросить тебя с вертолёта. — Нехилая дура кстати. Откуда ты вообще всё это берёшь? —желтоглазый не хотел особо с ним диалог выстраивать, но так получилось, что нервы колеблются, и, сам того не понимая, затеял невзрачный разговор. — Ты и так много знаешь, нечего твою голову хернёй лишней забивать. Просто радуйся, что твои же товарищи тебя не прибили. — Не товарищи, а сплошной цирк, —присел на ящик Джун, складывая перед собой руки в замок, — Шакалы одни. — У тебя понабрались, чего удивляешься.       Хео помотал головой и только собрался что-то сказать, как вдруг услышал едва уловимый в полной тишине посвист рассекаемого крылом воздуха. По воздушному коридору летел рядом другой вертолёт. Он подскочил с места, только планировал дотянуться до оружия, как Куан отрезал: — Это мои. Не трогай, Хео. А то и тут всё разломаешь и перебьешь.       Желтоглазый, чувствуя, как заколотилось сердце, кивнул, развернулся и посмотрел на Лима. Повинуясь уже намертво вбитым в него рефлексам, он старался держаться стойко, непреклонно. Летели они около получаса, как пилот сообщил позже, что они приземляются. Акцент у пилота чудаковатый какой-то, да и внешне он больше походил на сурового бурого медведя, которого долго держали в клетке. — А чего пилот у тебя такой жизнью недовольный? —хриплым тоном поинтересовался у Лима. — А кто будет довольным, когда ранним утром, в свой выходной, тебя насильно будят и требуют вести вертолёт, чтобы перевести нас с тобой? —парировал тот, — Ещё бы ты не тормозил — цены тебе не было.       Молчание затянулось. Так вышло, что вертолёт был заполнен ещё некоторыми людьми, а они почему-то сидели едва ли не у хвоста. Усталость накатила Хео. Его веки отяжелели, сомкнулись плавно, аккуратно. Он не помнил, сколько дней не спал и держался на различных энергитических напитках. Знала бы Лан, что пьёт всякую дребедень — прибила точно.       Уснуть было несложно, куда сложнее быдо проснуться в час пик чрезвычайной ситуации. Они на небольшом куске хвоста, который отделился от вертолёта, спланировали на землю, как лист. Удар о землю смягчил сосновый бор. Разбудить Джуна было одним из сложных заданий для Куана, потому чтот даже на удары серьёзные не реагировал. Лима тогда это привело в злость и шок.       В какие-то моменты казалось, что «соня» вроде приходит в себя, начинает делать что-то, думать. Но на самом деле Джун и во сне соображал, но туннельно, дальше какого-то определенного действия мысль не шла. Сначала Хео сильно ударился головой о соседнее кресло. После того как его выкинуло из собственного, сознание потерял напрочь. А когда очнулся, то уже лежал в проходе. Подумал, что если так грохнется лежа, то очень больно будет. Подняв глаза, Джун увидел пустое кресло. — Куан? —стоило только спросить, как набатом продемонстрировася стоп-кадр жуткий: незнакомый человек падал в кресле, держась за поручни. Он в облаках, и у Хео здесь тоже — облака. — Хео, твою мать! —кто-то хватает его сбоку, тянет на себя грубой хваткой. Лим сам не понимал, на кой черт так парится из-за него. Как будто что-то подсказывало, вело. Мозг настолько четко на спасение был заточен, что все посторонние мысли уходили. Для них эти восемь минут падения вечностью казались. Тянулись пыткой невыносимой, а Джун будто в прострации был. Про остальных вообще ничего не помнил Хео, кроме крика и ругани. Вой людей, которые понимали, что вертолёт сейчас разобьётся, — Джун, сука ты тупая, вытащи головы из жопы и быстрее следуй за мной! Быстрее! Быстрее!       Он никогда не видел Лим таким сконфуженным. Когда они только оказались на вертолёте, то Куан сразу предоставил им второй вариант приземления, который пригодился только лишь сейчас. Как будто предвидел такое, предвидел, как они двое вылетят наружу и начнут падать вниз с набираемой скоростью; будто предвидел, как они оба потянут за кольцо и за спиной раскроется парашют.       Красноволосый помнил всё это смутно.       Зато хорошо помнил то, как метрах в двадцати от него находилась каменистая площадка, выступавшая над рекой. Вокруг площадки росли деревья, в которые и врезался второй вертолёт. Он заметил неясное шевеление под кустами, которые пригнулись к траве от тяжести висящих на них остатков широкого крыла, и напряг слух, но в этот момент в лесу на берегу раздался отчаянный визг животного. Из кустов на четвереньках, пятясь задом, выбрался Куан. Он несколько раз дернулся, упираясь в землю руками. Хео прищурился. Судя по явным усилиям потерпевшего аварию, его что-то удерживало в зарослях, какой-то трос или веревка. Лим уперся в землю одним коленом и, с трудом удерживая равновесие, принялся ножом обрезать ремни, которые тянулись от него в кусты.       Желтоглазый, держа оружие в руках, аккуратно съехал на «пятой точке» по травянистому склону прямо на площадку. Мужчина наконец-то освободился от запутавшейся подвески, сбросил ремни под ноги, сунул нож в ножны, закрепленные на голени, и с облегчением выпрямился, стоя к Джуну спиной. — Эй, ты как? —вполголоса произнес красноволосый и щелчком снял оружие с предохранителя, — Что за чертовщина произошла?! — Живой? А я уж надеялся, —негромко вздохнул Куан, — Не знаю. Выжил только пилот второго самолёта. Нас подрезали. — Да? А ты так уверенно действовал, будто знал это заранее, —осторожно выбрал холостой ход спускового крючка. Хео ни секунды не сомневался в том, что сможет выстрелить. И противник, сразу же почувствовав его состояние, шумно выдохнул. Его рука, которая действительно начала медленно продвигаться к кобуре вдруг расслабилась, — Ладно, к черту, —и закидывает орудие за спину.       Далеко в темноте послышались выстрелы. Оба одновременно вытянули шеи и завертели головами. В гулкие бабахающие очереди вплелась трескотня автоматов. Через полминуты интенсивная стрельба оборвалась и наступила тишина. Хео удовлетворенно кивнул, а Лим пробормотал что-то невнятное сквозь стиснутые зубы. — Впрочем, мы долетели до точки, —равнодушно отметил Лим. — Ценой твоих людей. — С каких пор тебе стало не всё равно на людей? Скажи, а, Джун? — Адлер мёртв. Из-за меня.       Прошло совсем мало времени, но оглянувшись назад, Хео Джун начал понимать, что с каждым шагом теряет связь с прошлым, теряет того себя, которым был раньше. Уже многое забыл, забыл то, что еще пару лет назад хранил и берег в своем сердце. То, что интересовало раньше — обратилось в пустоту. Люди меняются, перестают общаться, теряют связи, ругаются, расходятся. И в какой-то момент, в немой панике начинаешь искать причину всему этому, может даже находишь, винишь себя в том, что не уберег отношения. Но это просто жизнь расставляет все на свои места. Он так запутался на самом деле. Что это было? Ему правда не всё равно? Только сейчас понимает, что пытался успокоить себя, убрать эту тревогу бешеную, убедить себя, что это не его вина. Но каждый раз, раз за разом отчётливо высечено было на груди — предатель, убийца и трус. — Не говори чепухи. Он сам попросил тебя выстрелить, ты облегчил ему мучения. Это не убийство, а помощь, —если честно, Лиму было плевать на все это, что думают о Джуне. Для него важно своё мнение, а у него другие мысли насчёт Хео.       Солдат нервно выдохнул, не зная что ответить. — Хернёй страдаешь, —ровно продолжил тот, — Тебя не должно волновать то, что видят и говорят эти люди. Ты здесь не из-за них. Не забывай, для чего ты здесь. И ради чего ты так паришься.       Лан. Всё это было ради неё. Он готов был головой биться об стену, чтобы ей облегчить жизнь и чтобы она жила спокойнее. Потому что сейчас она живёт совсем не так, как ему хотелось бы. Должен уберечь, спрятать далеко и надолго. И как бы ни хотелось признавать, но Лим прав.       Мужчина медленно побрел. Глаза после того, как он не особо выспался, слегка резало на свету, и он постоянно щурился. Периодически его тело сотрясала крупная дрожь, и тогда боец испуганно оглядывался. За ним следовал Джун, молча сверля затылок. Хео не особо разговаривал, что было крайне удивительно, но так даже было лучше. Они шли чётко по назначенномв маршруту пока Куан резко не остановился.       Сердце заколотилось в груди, словно бешеная птица запертая в клетке. Дыхание сбилось, в лёгких противный свист раздаётся, как у ветра в трубе. Каждый шаг теперь ему давался с неимоверным усилием, ноги с каждой секундой тяжелели, словно налитые свинцом. Попытался замедлить дыхание, но воздуха не хватало. — Куан? Ты че там, помираешь? —поинтересовался Хео.       Лим схватился за грудь, желая вырвать из себя это удушающее чувство. «Опять»—пронеслось в голове, затемнив и без того уже мрачные мысли. Джун подбежал к нему и начал трясти не сильно за плечи. Тот едва отбился от его хватки, остановился и, прислонившись спиной к толстому стволу сосны, прохрипел. — Мужик, ты что блять с тобой? — Пр-ри…сту…—прохрипел он, каждый звук давался ему с нечеловеческим усилием. Говорить больше мог. Куан спустился по стволу дерева и старался захватить как можно больше воздуха. Накатилось всё так невзрачно, из-за стресса наверняка. Лим попытался достать из нагрудного кармана ингалятор, но руки предательски не слушались. Упал боком на землю, схватившись за грудь, как за последнюю опору. Снова паника и злость. Снова эти глаза пустые. В голове кружились мысли, как вихрь в бурю. Он должен был что-то делать. Он должен был спасти его. Джун дрожащими руками хватается за ингалятор, падает на одно колено. Надо было просто вспомнить, как это делали люди. Встряхивая ингалятор, Хео перевернул дно баллончика вверх. — Давай, открывай рот, —приказал желтоглазый нервно. Куан вяло приоткрыл рот и удивился тому, как этот придурошный раскрыть так ловко его пошире, — Что там дальше? Вдох же надо? Да? Моргни — если да.       Лим неспеша моргнул, даже чуть кивнув головой. Он медленно сделал глубокий вдох, обхватывая мундштук губами. Джун нажал на баллон и стал вводить аэрозоль, который мужик начал вдыхать одновременно с резким нажимом на верхнюю часть ингалятора. Вдох продолжался не так долго, а когда пострадавший промычал, тот высунул мундштук и посмотрел обеспокоенно на человека. Тот закрыл рот и задержал дыхание.       Они встретились глазами. Куан, находившийся в положении сидя с взмокшими волосами, слегка возвышаясь над другом, вызывал какое-то чувство спокойствия и безопасности. Или это воздействие от лекарства. — Легче стало? —поджал нижнюю губу Хео и наклонился к нему, заглядывая тому в глаза. Мужчина молча кивнул и вновь устремил свой взгляд в сторону, — Ну ты…дебил блять.       Лим молчал. Нащупал пальцами макушку свою и нежными движениями массировал ее. Мягкие волосы немного путались, но это не мешало. Невольно закрыл глаза и облегченно выдохнул. Расплылся в блаженной, еле заметной улыбке. — Ты безнадёжный, —отчего-то стало так хорошо на душе и спокойно Куану после сказанного. — Не еби мне мозги, —протараторил хрипло Лим и нащупал где-то возле себя, в куче грязи с листьями нечто стоящее. И только спустя несколько минут до Джуна начало доходить, что у этого «приступообразного» мужика был далеко не простой АКС-74У. В дрожащих руках Куана красовалась неплохая модификация, на которую смело можно было навесить столько различной «вкусности», которую военные называют тюнингом. Автомат был довольно быстро оснащен снайперским прицелом ПСО-1. В качестве завершения этого увлекательного тюнинг была интересная фишка, которую Хео давно уже не видел: два магазина, которые соединялись вместе синей изолентой.       Лим поднялся уверенно на ноги и, выдавив из себя перекошенную болезностью улыбку, ляпнул кое-что прежде чем зашагать вперед: — Вот теперь можно и идти смело. — Дебил, мы только от них отбились, а ты уже рвешься в бой? Тебя после приступа жмыхнуло по башке, да? — Придурок, —Лим поворачивает к нему свою голову и окидывает своего напарника (напарник ли он ему вообще?) оценивающим взглядом, от которого Хео становится дискомфортно. У желтоглазого сразу начинаются чесаться ладони от неприятного чувства, будто он здесь никто и звать его никак, — Идём.       Они передвигались довольно быстро, что не могло не удовлетворить Хео, ибо он рассчитывал на то, что Куан из-за приступа будет долго отходить, а по итогу рвётся вперёд так бодро. Скачет, как горный сайгак. Но позади уже как некстати начали подступать те, о которых вспоминать им двоим не хотелось. В ответ Джун и Куан начали стрелять одиночными выстрелами. Вспышки очередей вдалеке гасли одна за другой. — Пизда им, —мрачно усмехнувшись, произнес красноволосый, задирая вверх ствол автомата. Подствольный гранатомет хлопнул еле слышно, посылая осколочную смерть в бегущую четвёрку врагов. Потом еще одну. И еще. Это было настолько привычным движением со стороны сумашедшего мужчины, что второй партнёр даже не особо обращал на него внимания. Он знал, что Джун на голову стрельнутый — тем и притягивает, к сожалению.       Прохладный ветер, налетавший порывами, с шумом шевелящий листья, далеко разносил по территории чужой запах смазанного и готового к бою оружия. Смертоносный дуэт, состоящий из Лима и Хео, подошли к скалам, задрали головы, коротко посовещались, потом вытащили веревки, крючья, карабины и полезли наверх. Вскоре они скрылись в тумане, лежавшем в распадке. Но чувсвоваои оба затылком, что враги всё ещё рядом. — Тухло как-то, —отчего-то весь энтузиазм Хео растерялся, а потому он резко остановился и, вынув поспешно из рюкзака аппаратуру, состоящую из наушников и плеера, добавил: — Посмотрим, хорошо ли я до сих пор концентрируюсь с музыкой. — Ты что совсем?!..—разгневанные слова Куана начали сливаться с всеобщей серой массой, уже не становясь каким-то важным объектом для внимания. Джун закрепил наушники поудобнее, закинул плеер в нагрудный карман, застегнул и кивнул головой в знак того, что готов принять этих уродов. И тех, кто изначально был урод и придурков из Гаммы. Не стоило за ним идти по пятам, когда предупредил. И не стоит ему портить «малину», когда слушает Madonna feat. Nicki Minaj — Bitch I'm Madonna, по причине того, что он входит в кураж.       Жёлтые глаза блеснули нездоровым огоньком и двинулся в сторону тумана, откуда уже начали видеться смазанные тени. Короткий, отточенный годами взмах рукой — и вражеский объект, выпучив свои испуганные глаза, попытался вытащить торчащую из горла рукоять тактического ножа. Но при всём раскладе, который враг не желал признавать никак, холодное лезвие вошло идеально. Идеально для Джуна, но слишком глубоко в шею для оппонента. Хео лишь мог гадать, застряло ли там лезвие между шейными позвонками или нет. Впрочем, сейчас до этого не было никакого ему дела, ведь музыка начала набирать обороты и воодушевлять неадекватного солдата.

We hit the elevator right up to the rooftop

The bass is pumping, make me wanna screw the top off

Yeah, we'll be drinking, and nobody's gonna stop us

And we'll be kissing anybody that's around us

I just wanna have fun tonight (Blow up this shit tonight)

Pull me out of the flashing light

Oh-oh-oh-oh

Let me blow up this house tonight (Gonna blow up)

      Безрезультатно дернувшись еще несколько раз, враг пустил на воротник камуфляжа струйку розовой, пузырящейся слюны и безвольно сполз скатился с обрыва. Хео только смог коротко помахать телу на прощание и уйти снова в просторы манящего тумана, от которого голову сносит так неестественно.

We go hard or we go home

We gon' do this all night long

We get freaky if you want

Na-na-na-na-na

We go hard or we go home

We gon' do this all night long

We get freaky if you want

Bitch, I'm Madonna

(Bitch-bitch, I'm Madonna)

(Bitch-bitch, I'm Madonna)

      Красноволосый метнул второй нож, решаясь пока не тратить патроны впустую. Смертоносное оружие раскололл стекло очков молодого бойца, которому лет было от сило двадцать пять от силы. Жалко пацана, но он сам выбрал такой путь, а потому жалость сейчас ни к чему. Нож с чавкающим, боаговейным звуком вошел в глаз так легко, точно раскалённый нож в сливочное масло. На каменистую поверхность, по которой ходили они всё дробью, закапала кровь мальчугана, а изо рта у Хео вырвался лишь смешок. Ему не нравилось то, что на него теперь заурядно начали охотиться ребята из Гаммы. Убивать не то чтобы не хочется, просто потом ему придётся объяснять слишком много. А потому он скрылся в тумане, сорвавшись на безудержный бег, чтобы по итогу напороться на интересную картину: Куан направил дуло автомата своего дивного прямо на Ллойда. Ему и целиться было особо не нужно — молодой парень лежал фактически прямо перед Лимом, словно мишени.       Не нравится почему-то Хео это. Что-то ему всё же, что неправильно это. Но Куану без разницы в кого стрелять, ни один из этих сторон ему изначально не был выгоден, да и не особо ему интересны как-либо, но вот проблема в другом — они свидетели того, что видели Лима. А теперь, кто много знают, тот меньше всего живет, согласно закону его жизни. Без разницы с чего стрелять по пацану с такого расстояния — хоть из пистолета, хоть из снайперской винтовки. Потому что в любом случае не промахнешься. А промахнется лишь тот, у кого руки из задницы.       Джун в последний момент носком ботинка отбивает ствол автомата Куана в совершенно другую сторону, а сам кинул в сторону Ллойда дымовую гранату. Куан быстро поднимает на него глаза и, ещё ничего не сказав, Хео гаркнул: — Оставь его. Он всего лишь ребёнок.       Лим неважно сам по себе выглядел. Впечатление было такое, словно Куана вываляли в грязи и вдобавок запинали сапогами. Впрочем, если бы кто-то так сделал, то давно ног лишился. Наконец он вновь обрёл способность говорить: — Ты совсем ебанулся в край?! Ты что творишь? Эти полудурки за твоей жопой гонятся, а ты пинаешь мой ствол? Ты забыл, на чьей ты стороне? — Потом всё объясню. Валим, валим! —Хео е за шкирку начал тянуть мужчину, пока не заметил изумление, отразившееся на лице Лима. И было настолько неподдельным, что тот едва не бросился к нему на грудь и не вывалил всё, что пережил за последние часы. Впрочем, он сам всё видел.       Слова никак не находились. Куан подорвался за ним, прерывисто дыша и испепеляя спину Хео взглядом. Превратись его негодование в огонь, от напыщенного солдата осталось бы обугленое тело.       Они с каждым разом всё приближались к месту назначения. Это помогало Джуну бежать из последних сил, наплевав на то, что на ушами свистят пули. В ушах играет всё ещё припев песни, вынуждая заводится сердце по которому кругу уже. Вот-вот сбудется мечта, он обоетен с Лан хоть какой-то временный покой. Он наконец-то сможет выдохнуть на какой-то миг, сможет просто по-человечески обнять свою женщину и сказать спокойно о том, что теперь всё будет хорошо. Хео так желал этого, что, сам того не понимая, подорвался к пирсу. С минуты на минуту человек должен были привезти Лан под предлогом того, что он таксист. Ему надо свалить отсюда любой ценой.       И как назло, ему под ноги упала граната, с виду смахивающая на РГД-5. Думать было некогда, и желтоглазый бросился вперед, чуть не столкнувшись с Куаном. Но в последнее мгновение успел его обратно. Действие глупое, подумал Лим, потому что здесь работает очень интересная концепция: военные, знающие своё дело, совсем не бросают гранаты сразу, а отсчитывают пару секунд перед броском. И очень хороший способ дать понять, что противник не успеет никак отбросить. Это удача, никак иначе. — Везучий гад, —усмехается криво темноволосый мужчина, глядя на своего товарища. Но Джун услышал это и болезненно улыбнулся. Когда Куан затащил его на корабль с силой, сказал о том, чтобы привёл себя как можно скорее. Сумашедший солдат трижды провел языком по нёбу, стараясь дышать ровно. Выученный в далёком детстве способ держать себя в узде. Лим хлопает сильно того по плечу и, перекрикивая суету, добавил в довесок: — Увози отсюда свою женщину и себя.       Хотелось бы Куану сказать «спасибо» за всё. Даже если он вёл себя как последний гад, как сволочь редкостная. Но при всём этом мужик хороший, просто скрывает это искусно, за маской своего безразличия и манией брать предоплату со всего. Они пересекаются взглядами, а дальше всё воспоминание уходит куда-то в густой туман, похожий прям на тот, где Хео недавно повырезал врагов.

***

«Говорю, ты говоришь как твой мёртвый коп. Как его там… Ву? У меня туго на имена всегда было. Вроде как, с того момента, как пришлось устроить побег с Японии»—проселось в голове у Данби и прокручивалось на всё триста шестьдесят градусов в головном мозге. Девушка опустила свои руки и, сделав неуверенный шаг назад, поджала свои обкусанные, сухие губы в одну кривую линию. Невозможно было смотреть на человека этого не без чувства отвращения и непонимания. Наверное, на неё саму так же смотрят и думают о том, мол, опять эта конченная пришла. Всякое о ней думают, размышляет младшая Хео. — Задумалась? Оно и правильно, думать вообще полезно, —мужчина закинул руки в карманы и шагнул к девочке, — Со мной это, конечно, счастливое исключение, но кто идеальный-то? — Тебе вообще думать противопоказано, отец, —парировала неодобрительно она, — Приходишь в странное время, появляешься непойми откуда и говорить черт знает что! Ты как непонятный NPC-персонаж, у которого мутные мотивы помогать главному герою. — А, так у нас главный герой, Данби? Или все-таки злодей? Или ты ни то, ни другое? —Джун подошёл к ней и наклонил голову вперед, с интересом смотря на её удивлённое личико, — Пойми, эта история такая же противоречивая, как мы сами. И если бы мы были персонажами ваших видеоигр, как ты выразилась, то у меня были б куча вопросов к создателям. Ну, например, «Что, мать вашу, вы курили, когда писали этот ебанутый сюжет? Вам что, делать больше нехуй?». Что-то типо такого. — Ты мне напомнил персонажа из комиксов, его зовут Дэдпул. Он любитель «ломать Четвёртую стену» и такой же отшибленный, как ты. — Как Дед и почему Пул? Он дедами пуляет в других? И что за Четвёртая стена? —вся мрачность и загадочность исчезает с лица старшего Хео, когда дело доходит до современной литературы или персонажей из различных источников. У него, кажется, с этим вечно проблема была, сколько себя помнит девчонка. Когда Данби с малых лет ещё тянулась к компьютерным играм или комиксам с супергероями, отец смотрел на всё это растерянно и пытался сделать вид, что понимает. Лан украдкой смотрела на то, как отец после антикварной лавки заходил в киоск и покупал выпуски с супергероями. Настолько сильно любила картинки со словами девочка, что горела желанием как можно лучше научиться читать. И этим самым донимала что мать, что отца.       Младшая Хео устремляет свои маленькие жёлтые глаза и прищуривпется по привычки, думая о том, что Джун просто прикидывается, но когда неловкое молчание затянулось, она накрыла своё лицо ладонью и раздражённо ответила: — Дэдпул, папа. Это персонаж из вселенной Marvel. Это антигерой, и часто его призывают «Болтливым наёмником», однако это не мешало ему сносить весь сюжет во вселенной. Он появлялся как в комиксах, так и фильмах. А Четвёртая стена — это просто вымышленная грань, которая отделяет сцену от аудитории. Зрители якобы находятся вне пространства сцены, как будто за этой «четвёртой стеной». Но иногда четвёртую стену ломают. Вымышленный мир смешивается с реальным, персонажи признают, что существует аудитория, для которой они играют. Тем самым выводят фильм или спектакль на метауровень. — С каждым разом я сильнее начинаю не понимать подростковое поколение, —обречённо выдохнул мужчина и неловко отвёл свой выразительный взгляд с дочери. Ему было не просто с ней говорить, хоть этого и не показывал всячески. Взор у неё грозный, многообещающий, прям как у её матери. Лан всегда смотрела на него так, пока они не начали встречаться. Будто он какая-то никчёмная сошка, о которой забудет на следующий день.       И всё же Джун борется с собой и снова обращает свой взгляд на полную дочь, которая не сводила с него за эти минуты разговора ни на секунду. Прожигает в нём лоб, будто намечает предстоящий выстрел. Будто его голова было мишенью, а взгляд её — оптический прицел. Он каждый день прокручивал себе кульминационный момент, когда сможет предстать перед своей девочкой и разложить перед ней всё карты. Крутит это вдоль и поперёк, но сейчас по итогу ведёт себя как зашуганный подросток. Глупость! — Послушай, Дан, —сухо вывалилось изо рта у отца и тут же оборвалось. Нынешняя версия этого человека очень сильно отличалась от того сухаря, от которого не всегда можно добиться искренности. Дочка заметила, как его кожа значительно побледнела после того инцидента с Хэсу. Вокруг его глаз синяки обозначились чётче и приняли почти пепельный оттенок. Каким бы этот человек мудаком ни был, но тут даже слепой человек заметит, что он не спит ночами. Почему-то ей стало жалко его. Жалость должна была бы стать последним чувством, который она могла испытывать к отцу, но ей было его действительно жалко. Мужчина вдруг ощутил, как в груди всё сжимается, как к горлу подступает ком и ему становится не просто дышать. Наверное, подобное тогда и ощущал Куан со своим приступом? Он сжимает и разжимает кулаки и на выдохе продолжает: — Я знаю, что сильно виноват перед тобой и Лан. Просто иногда случается такое, что обстоятельства не дают иного выхода. Может быть, ты когда-нибудь сможешь меня понять и не будешь злиться на меня. Я очень сильно люблю вас обеих, больше своей жизни. И это правда. Я бился за то, чтобы у вас не было проблем, как и ты сейчас бьешься за безопасность своих товарищей и своей матери. Мы очень сильно с тобой похожи, как бы смехотворно это ни звучало. Знаю, этого недостаточно, но я лишь могу сказать: мне искренне жаль.       Девочка внимательно слушала папу. Она не смеялся, не отпускала презрительные комментарии, а просто слушала. Даже не перебивала, что было уже большим поводом напрячься. Следила за каждым движением отца, за каждой морщинкой на его лице, отчаянно пытаясь обнаружить во всём этом очередную ложь или, как он любил отмечать, «недосказанность». Ей, по идее, надо бы молча развернуться и вернуться к своим товарищам, но вспомнила, что сама от них ушла. Так хотелось просто уйти, но ноги капризно держали её не месте, диктуя свои правила. Данби вспоминала всё, что пережила за последнее время, часы, минуты. Девчонка мучительно пыталась сложить единую картину, но не получалось. — Мне нечего тебе сказать, но это пока, —она уловила на себе взгляд Джуна и встрепенулась. Мыслить вслух в присутствии этого человека — не самая полезная привычка. Хео быстро разводит руки в разные стороны и пожимает плечами, — Просто отвези меня домой. Я устала. — Нет проблем.       Через час это место превратилось в сборище полицейских тараканов, которые то и дело, что выполняли свою работу, а когда на глаза Су попался полковник полиции Хван Ёнсу, то он едва ли попытался собраться с мыслями и постарался накинуть по ускоренной программе сценарий для разговора. Он старался не вспоминать о полковнике, потому что этот человек буквально был помощником отца и был ближе всех к нему. Паку доводилось с ним разговаривать, пусть очень редко, но ему всегда казалось, что этот человек куда хуже чем папа. Полковник не стал себя ждать и уже оказался перед белокурым, который с каменным выражением встретил мужчину. Хван был ниже, однако это не давало повода ослабить бдительность. Стройное, атлетическое телосложение могло лишь дать предположить, что он старается чётко следить за своими физическими показателями. Строгий взгляд его глаз оттенка молочного шоколада пронизывал более молодого сотрудника до самой души, словно сквозь тебя проходил непробиваемый луч. Его высокий лоб, украшенный едва заметными морщинами, чуть нахмурился от того, как Пак протянул руку ему со словами: — Здравия желаю, полковник Хван. — Мне доложили сотрудники и твои, —Ёнсу покосился на людей, неодобрительно оглядел каждого с головы до ног, — Как они там…дружки. С тобою были студенты. — Приношу свои извинения, сэр. Они проявили инициативу сами, хоть на мне их жизнь. Ребята проявили большую работу, чтобы достичь результатов. Для студентов они слишком много выложились. Я с честью приму выговор и, возможное, отстранение от работы. — Пойдём-ка в сторону. Пусть здесь остальные разбираются и эти тела…уберут куда подальше, —полковник прищурился и задумчиво просмотрел каждого сотрудника, что был рядом. Иногда казалось, что он видит на все 360, от него будто ничего не утаишь.       Всегда одетый в безупречный форменный костюм на нем, погоня сияли даже при тёмном освещении, так и напросиная каждому о том, кто здесь главный. Полковник шёл вперед как по подиуму, , притягивая внимание всех вокруг. Его уверенная походка и умиротворенок выражение лица делали понятным, что перед тобой не просто высокопоставленный человек, а буквально борец за справедливость в Сеуле. Но толку от этого звания, если не мог предотвратить смерть его отца? Наверное, глупо так сейчас на мужчину вспыхивать, выливать душу.       Они отходят на приличное расстояние, где не проходила ни один человек, и лишь тогда полковник расслабляет плечи и упирается ягодицами о край бетонки, доставая из нагрудного кармана портсигар. Пак пребывает в лёгком оцепенении, пока его не добивают ступором слова Хвана: — Прими мои соболезнования парень. Ситуация…критическая. Шумиху огромную поднимут все, а если ещё СМИ узнаёт, то пиши пропало. Не сочти за грубость, но твои студентики — слепые котята, которым повезло обойтись ссадинами и порезами. Это я ещё не затронул персону в виде мисс Чанг. Предлагаю тебе условие, от которого ты никак не откажешься: мы максимально оперативно скрываем все улики и следы от «Уроборос» или как этих недоумков назвать? Хороним по-человечески генерала, закрываем глаза на твои нарушения, а ты временно отстраняешься от работы. — А что с Данби и Данте? Я их куратор по практике. У них сегодня…должна была практика завершиться, —на самом деле, он ещё по-божески принял на себя участь, так как полковник горел желанием наконец вышвырнуть этого кретина с правоохранительных органов, а как только узнал о нетипичной смерти генерала, то у него в голове немного все устаканилось. — Разберёмся, —на выдохе выпустил Хван из себя клубок густого дыма, — Интересные у тебя детишки. Редкостные экземпляры. — Что вы имеете ввиду, сэр? — Да так, —Ёнсу прищурился и, спустя какое-то время докурив сигарету, тушит её о бетон и поднимается с места полостью, выпрямляясь в плечах, — Позволил себе нефильтрованную речь, никотин немного дурманит. Завязывать надо бы с этим. И тебе советую, парень.       Возможно, стоило бы прислушаться к словам этого человека и тоже завязывать с никотиновой зависимостью, иначе ни чем хорошии это не кончится. Он устремляет свой взгляд на размытый силуэт Дахён и искренне надеется, что с ней всё хорошо. Рядом с ней стоял, кажется, Данте и что-то говорил со своим спокойным выражением лица. Керри скрестил руки на груди и всё это время говорил с Чанг о том, что необходимо отсюда уходить и дать людям здесь заняться работой. Молодая женщина перед ним язвительно усмехается, устремляет руки на свои подчеркнутые бёдра и твердит мальчишке: — Именно, зайчонок. Поэтому собирай монатки свои и давай-ка тебя отвезем домой. — Мисс Чанг, избавьте пожалуйста меня от ваших странных прозвищ в мой адрес. Это глупо, —Керри, точно обиженный щенок, морщит нос и отводит мордочку в сторону, — Лучше зовите меня по имени, так будет лучше. — Мне ещё тут права качает мальчишка, кто бы подумал, —закатила глаза, — Ладно, уступлю тебе на сей раз, парень. О! Вон твоя ненаглядная подружка с собаками идет, —Дахён, не скрывая лукавой улыбки, кивнула головой в сторону газельки, из которой выскочила Тохва с собаками. Керри по привычке оборачивает своб голову и задерживается зрительно на Ли.       Двери полицейского грузовика распахнулись с грохотом, словно взрывная волна, и из его недр выплеснулась девушка, словно сносящий всё ураган, сдерживаемый только строгой формой полицейской униформы. Её глаза искрились решимостью и сосредоточенностью. Данте был на территории кинологов лишь раз и то когда был мелким: тогда его кинологический центр встретил многоголосым лаем собак и огромным количеством умных глаз, которые внимательно следят за каждым движением. Он вспомнил это только сейчас. Стоило выйти Тохве, как ветер принес едва уловимый аромат влажной подмерзшей травы. Ли уверенно шла ускоренным шагом в пятнистой сине-сером бушлате. Удерживая на поводках двух овчарок, молодая сотрудница вдруг приказала: — Сидеть.       Это произнеслось так спокойно, так чётко и уверенно, будто Ли нисколько не сомневалась в понимании собак. И те действительно послушались её приказу и сели на задние лапы. Девушка направилась к группе полицейских, собравшихся возле огромного грузового контейнера. Данте, который наблюдал за ней издалека, ощутил странное волнение. Он никогда не видел её такой серьёзной и важной, а эта форма лишь придавала ей ауру потенциально успешного сотрудника. Керри наверняка выглядит со стороны идиотом, а потом перебарывает себя и поворачивается к Дахён, да говорит: — Она — не моя подружка. Она — сотрудник правоохранительных органов. — Это не отменяет того факта, что тебя зацепил её строгий вид, —учтиво стояла на своём Чанг и запрокинула голову назад лишь для того, чтобы невольно издать раздражённый смешок, — Как знаешь, это не моё дело.       Ему не очень хотелось признавать себе, что нравилось то, как Тохва двигалась, как ее глаза устремлены на своих «четвероногих подопечных». У неё есть работа, а у него учёба на носу — во всём этом не было место каким-то чувствам, которые возможно ему внушили Дахён с Данби. Им просто нужен был объект для подколов. Керри чувствовал себя неловко перед этой уверенностью, этой силой, которая излучалась от неё, как будто она была из другого мира. Видел, как она наклоняется, чтобы погладить одну из собак и сказать ей что-то по типу: — Хороший мальчик.       У него от этих слов аж мурашки прошлись по позвоночнику. Данте резко разворачивается на каблуках своих сапогов и с округленными глазами молча направился в сторону знакомой ему машины. Просто надо уйти и не мешать работать, как и сам сказал. Вдруг ощутил себя жалким, будто не заслуживает всего этого, а она была слишком далека и недоступна. Хотел бы подойти к ней, сказать ей, как он восхищается ее работой и манерой, но слова застревали в его горле. Ему просто навязали. Или же, может, просто в душе боялся, что она посмеётся над ним и просто пройдёт мимо, не замечая его. Хотя на самом деле, лучше было б всё так: прошла мимо своей грациозной походкой и не замечала его. Так было легче, когда Данте не замечали, не хотел выделяться чем-то таким.       В этот момент одна из собак внезапно потянула поводок, залаяла в сторону Керри и он резко обернулся. Он заметил на себе взгляд Ли и тут же, как ни в чем не бывало, отсалютовывает ей взмах руки, приветствуя. Но задерживаться не планировал, а потому, не дожидаясь, уходит прочь. Тохва только бровь поднимает, пытается успокоить своего буйного дружка и переключается снова на работу.

***

      Так или иначе, он мёртв.       «Так или иначе»? Сегодня или завтра, мясо или хлеб, пыль или деньги, пуля или остриё. Почему эти три слова играют на слуху каждый раз с большей интенсивной раздражительностью, после их повторения от всевозможных коллег, знакомых, знакомых самого отца, после приподношения соболезнований или скорби. Будто было какое-то «или», было какое-то «иначе».       Не было.       Было только «так».       Так, как произошло и никак иначе, оставляя в руках кровного сына только мутную баночку с пыльно-песочным содержимым, которое словно всё время готово было вырваться за пределы стекла и рассыпаться следьями не смываемыми по рукам Су, протекая сквозь длинные пальцы, ранее удерживающих ёмкость. Однако сверхъестественное лишь в сказках для оболдуев, как говорил некогда сам старших полковник Пак, а потому банка лишь отправилась подобающе на экспертизу несколько дней назад, что особо многого не дало, помимо окончательного официального подтверждения зафиксированной смерти именно того, кому принадлежал глаз. отцу.       «Папе», может быть, стоило сказать хоть сейчас, когда в руках теперь покоилась не такая лёгкая баночка, а более увесистая урна, раскрашенная в один единственный чёрный тон, оставляя высохшую краску шершавой поверхностью под подушечками пальцев.       Пак не был на похоронах даже родной матери, когда второй родитель ещё будучи живым тогда, велел оставаться дома и скрылся за звонким хлопком массивной двери, перед этим убедившись в закрытии её на замок. Однако хоть сын и имел другие варианты выбраться, как и сделал это с окном, через какое-то время уезда отцовской машины выпрыгнув в него, но не учёл лишь того, что понятия не имел где могла быть мама. Точнее где могли проходить похороны того, что от неё осталось, без жизни и без единого будущего вдоха, в пустое засыхающее тело.       Теперь же беловласый мог видеть то, что осталось от другого родителя, однако это всё ещё не было телом даже для приемлимого погребения, которого, как бы то ни было, тот заслуживал и имел на него право при жизни. возможно Су мог бы захоронить прах и лишь с визуальным приёмом «проводить» в кругу тех, с кем отец был знаком или попробовать рассыпаться его в воздух над ещё не столь тронутой людьми природой, единственной вещью которую родитель некогда уважал. Вот только какой в этом имелся вес смысла, если мёртвому явно нет дела до того, что от него осталось в столь неприятной смерти. А может у юноши просто не хватало сил хоть коснуться праха, что уж до поднятия кулака с трудом и рассыпания содержимого, а морально не было никакого желания лицемерно показывать очередной раз свой финансовый статух пышными похоронами. Чтобы что? Чтобы люди напились в щепки после этого, называя свой праздник и повод выпить — горестным вспоминанием покойного в день поминок. — К чёрту, —фыркнул Пак, пока брови сводились к переносице с проступающими морщинками, а нос морщился в гримасе проскочившего отвращения на лице от неподобающих мыслей, кои выветрить пытался, встряхиванием макушки своей платиновой. Он ладонью одной зарывается в свою чёлку разлахмаченную, мусоля ту хуже прежнего между пальцами, прежде чем рука ослабляется и безразлично опадает, теперь обвисая вниз к полу, под взором суженных пороховых глазниц. Взгляд некоторое время так и следит за собственной покачивающейся конечностью, пока наконец не отрывается и не поднимается вместе с отяжелевшей головой, а зрачки разфокусированно находят вниманием очертания, походящие чем-то на давно любимую мамину вазу, хоть и вопреки обманам это была именно урна. — Стоит ли мне извиняться хоть за что-то или это стоило делать тебе? —единственный вопрос, который задаётся с душную пустоту, что лишь ударяется в тёмную поверхность урны с прахом отца, которая никак не сможет дать любой желанный или нет ответ, на один или больше вопросов, оседающих на дне души сына. Оседающих идентично остаточным граммам виски в опустевшей бутылке, слабо удерживаемой в другой руке белобрысого.

***

             Пальцы проходились по пыльной гнилой древесине небольшого коробка, крышка которого даже не могла порядочно закрыться до конца, оставляя сквозную щель как глубокий рот. Пепел неизвестно какой марки сигареты, медленно опадает на поверхность, заменяя собой плотное пыльное покрытие. Сгрызанные ногти поддевают плоскую крышку в непонятном различном орнаменте и закидывают хлипким толчком назад, сопровождая шурупные сцепления противным скрипом.       Перед глазами мутно начинает проявляться картина внутреннего содержимого из не менее пыльных да старых часов. За треснутым одной полосой стекольным покрытием, стрелки давным давно встали как по строю в армии, не смея шелохнуться хоть малейшим дюймом в сторону следующей секунды времени. В различных царапинах от времени и других происхождений чужих воспоминаний, украшают кожаный коричневый растёгнутый ремешок. Ладонь выпускает из своих тиск тонкое хрупкое горлышко стеклянного сплава пол-литровой бутылки желтеющего пива, отставляя её подальше в сторону, вместе со звуком шипящей пены внутри.       Пальцы ухватывают кончик застёжки на длинном ремешке старых наручных часов и подтягом вверх, высвобождают из укромного гнилого дерево то ли коробки, то ли замысловатой шкатулки. Какой-то непонятный запах ударяет в ноздри, пытаясь потушить старьём запахи алкоголя, табака… наркотиков. Не здорово худощавое запястье поднимается к металлическому ржавому кружочку часовой монеты, пока шершавый кожаный ремешок с двух сторон спадает вокруг всего запястья.       Щелчок. И вот, часы, словно выкраденные у бездомного со свалки под своей квартирой, покоятся на мужской бледной руке, выделяя свой вид ещё сильнее. Большой палец плавно скользит по стеклу, смазывая полосу серой пыли на шершавую подушечку отпечатка. Коротенькая толстая стрелка покоится в направлении римского знака цифры 2, а более длинная яркая глазу, пытается догнать короткую, но так и останавливается за одно мелкое деления до неё, вместе открывая время — восьми минут третьего. Взор бросается к единственному источнику света электронных часов, что бездвижно стояли мельчайшими ножками на микроволновой печи и открывали точное нынешнее время 02:04. Ирония слепит и без того сонные раздражённые глаза поблёкшей серой радужки, от чего веки плотно сводятся вместе до выступающих морщинок в углах.       Звон удара стекла друг об друга и громкие повторяющиеся глотки сопровождают пожирающую тишину с его внутренними потрохами, пустого кухонного помещения. По треснутой коже губ, до самого подбородка, кадыка, воротника белой футболки, стекают пенные склизкие полосы алкоголя в перемешку с сочившейся кислой слюной.       Рельефное дно бутылки вздымается к тёмному, покрытому незначительными насекомыми, потолку, вынуждая гладкое горлышко отлипнуть от полосы присосавшихся губ и вытрясти остатки пары капель на влажный розовеющий язык.       Рот медленно прикрывается, сокращая всё пространство воздуха изнутри, последним глотком в большей степени пузырьчатых слюновых выделений. Физическое тело было отделено от разума, который и без того пустовал с перекати поле в черепной коробке, а изнутри всё настолько иссохло, что напоминало пустыню и никакая влага от спиртного не помогала. Что-то лишь едва загоралось при посещении тех или иных личностей в квартиру ободранную, о которой ранее мало кто знал, однако Чанг Дахён посчитала более правильным рассказать о нахождении юноши остальным, не спросив перед этим ЕГО собственного мнения. По итогу её скудная помощь обрачивалась только против неё же самой очередной раз, потому как ни целеноправленность Лим Чхана, ни упёртость Хео Данби, ни… а что можно было бы сказать про последнего? Сон Тэхун, кажется, просто стоял всегда в дверном проходе, не переступая даже порог комнат, пока зеленоглазый товарищ не был готов чуть ли за руки белобрысого тащить прочь из этой гнили. Рыжий тхэквондоист, с виду не имел никакого интереса к этим бессмысленным посещениям и словно единственный имел какое-то здравие во всём этом, не разрывая Пака с потрохами ещё больше.       Молодой офицер чаще замечал за этим парнем всегда то, как он предпочтёт направить кого либо на тот или иной путь, заместо сухой бесплодной помощи. Сам ведь в какой-нибудь степени стал его «жертвой». У него память не так хорошо этот момент отпечатала, но от чего-то ключевые моменты их первого знакомства въедались в разум жгучими пятнами кислоты. Однако не помнит насколько давно это было, хоть и явно раньше даже первой встречи с жёлтоглазой занозой Данби. Удивительно, не правда ли?       Су тогда хотел было уже физическую силу применять простив назойливых мужиков в баре, то краем зрения успел только заметить размашистый удар по голове одного из пьянчуг, который на деле кажется охраной даже являлся. До нынешнего вечера, если быть точнее. Однако пока отвлёкся на чужой удар, не заметил как в собственное лицо стремительно и чётко летит кулак, потому еле успевает уклониться и повалить в последствии высокий барный стул под собой, пока сам на корточки умело приземлился, не касаясь пола пятками. Славливает момент и сам одну из ног вперёд выводит, продолжая другой в полу-присяде держать равновесие, а первая ступня с массивным ботинком в это время сбивает другого мужчину с ног. Слышит только громкий вкрик и звон разбития рюмок с бокалами хрупкими, прежде чем зрением замечает выше стекающие струйки крови ото лба мужского, в который впивались осколки стекла вместе с углом барной стойки, вынуждая тому сознание помутнить и породить невнятный бред с его уст.       Первая мысль пролетаем у блелобрысого, так это «лишь бы не умер», страшась больше за последствия, хотя на деле даже если тот жив будет, за последствия этого шума отгребёт от отца сполна, как и всегда это было. Увечия на теле только пополнятся новыми ударами, но не от пьяниц, а от собственного родителя. И всё же теряется в мыслях ненадолго, пытаясь ныне прийти к реальности, а потому оглядывая всё вокруг, непонимание лёгкое подливает к головному мозгу. Сам он уже стоит, вокруг валяется не меньше шести личностей неприятных, а руки были перепачканы алыми следами. Понимает, что это его рук дело наполовину и помнит, но при этом не помнит как избавился от остальных трёх, а следы на них были иными, да и кажется все в баре смотрели на удивление не только на одного Пака. Все взоры ошорашенные, раздражённые или забавляющиеся, были направлены в том числе и на силуэт по боку от Су. Он и сам замечает пылающую рыжим макушку под неоновыми прожекторами, а хмурое выражение лица озаряла на мгновения зубастая улыбка, больше напоминающая оскал, пока палец большой подбрасывал монету в 500 вон со звоном в воздух, прежде чем словить ту. Юноша неожиданно взор поднимает к белобрысому и вопрос простой задаёт «орел или решка?», на что Пак молчит приличные секунды, всё-таки выдавая чёткий ответ «решка».       Когда ладонь раскрывается и обоим парням озаряется противоположная сторона монеты, оповещая о проигрыше Су в слабой лотерее, то от рыжего смешок забавы слышится. Пак вздыхает тяжело, даже слишком, что кажется в горло поместили камень весом с тонну, но и это не заглушает шумный удар со стороны входа в заведение и громкий до боли знакомы голос отца с искренним презрением, когда кажется тот даже не успел в полной мере увидеть сына. Помимо этого, молодой офицер слышит другой глухой удар, а вес на носках ботинок пропадает и опуская взор к ногам своим, замечает как перепачканные конверсы отопнули чужое тело от молодого офицера, вызывая у жертвы жалкое мычание. Снова удар, второй. Третий на этот раз приходится в бок самого Пака, но относительно слабый в стравнении с бойким настроем рыжего на уже отключившиеся тела, а белобрысого можно сказать лишь отталкивают в бок, вынуждая врезаться не окрепшим вовремя телом в барную стойку.       Вопросов появляется уйма, но задавать их времени нет, потому как полковник уже в паре шагов стоит от проишествия мрачной тенью, пока нежданно в ноги самого полицейского не прилетает одно из тел с ойканьем поддельным и добавчным «я случайно» в наглой манере речи.       Возмущение закипает в отце, как кипяток в советском чайнике, когда рыжий парень дёру даёт мимо него, перед этим ухватив парочку мужиков за шкирки за собой, волоча по полу сквозь тесное пространство столиков. последние, что бросает в адрес Су, так это «в долгу будешь, белоснежка» и видит, что отец больше не уделяет внимание сыну, направляя всё недовольство в сторону подростка поднявшего шум. Пак прекрасно сам знает, что сам имел там приячастие ровно настолько же процентов, сколько и рыжий. Однако когда видел позже знакомую макушку, волочащуюся из пылающего здания со знакомой Хео на руках, то укор совести какой-то чувствует. Он, кажется, тогда нашёл время зайти в больничную палату с наименованием на двери «Сон Тэхун», в кой-то веки узнав хотя бы имя его. Нет, не было каких-то щедрых благодарностей, а первоначально Пак скорее ожидал будто тот и не узнает его, однако ожидания оборвались баритоном с одиной фразой «белоснежка, где гномов потерял?», разрезающим тишину палаты и порождая лишь закатанные глаза беловласого с раздражением.       Добило нервозностью только продолжение «или мне сказать сколько лет, сколько зим, а снег на башке до сих пор не расстаял?». Его по сей день не устраивает эта тупая кличка, которую только чаще стал слышать, но заткнуть рот каштану выходит только банкой пива или жвачкой с ментолом едким.       Нежданно, до барабанных перепонок под ушными раковинами, доносятся глухие нескончаемые стуки об входную дверь прихожей, выводя молодого человека из пленительных мыслей и возвращая его в серую реальность. Нецензурная ругань слетает с развязанного языка, когда тело пытается приподнять себя тремором рук от холодного пластика кухонного стула, но тут же обрушиваясь обратно, на своё покорное место отшельника. — Открыто.       Единственное и последнее, на что хватает последних остатков сил с самообладанием, заместо прошлых попыток встретить назойливых гостей, которые уже стоят блевотиной в горле.       Чхан, Тэхун, Данби, с очередным предложением выбраться из своей норы. Только их бесконечных визитов не хватало до полного газа в головную боль с желанием биться лбом о белоснежные стены псих-больницы, измарывая те свежей алой смесью крови. Электроника горит четырьмя числами 02:08 как по приказу и серый взор расплывчато опускается к тем же гниющим наручным часам на запястье, окуная мордой в ледяной ручей воспоминаний. Воспоминаний, вплоть до тех, когда молодой мужчина с кружкой остывшей чашки капучино, вплотную дышал в запотевающую раму окна со словами: «Это часы моего покойного брата. Не мои. Они совсем старые, их ему ещё отец в нашем детстве подарил за верные достижения на его дне рождения».       Баритон тогда разрезал мягкий воздух, не позволяя расслабляться в присутствии этого человека, до самого скончания его жизни, но почему-то со временем стал так приятно ложиться на слух. Скончания, которое слишком нежданно влетело под дых. Так же внезапно, как и галлюнационный голос просочился сейчас в пустующую квартиру. — Это ещё что? —небольшой пакетик с шорохом скользит по всему полу и останавливаясь своим порошковым белым содержимым, прямиком у носков босых ног офицера. — Съебись в ужасе, —срывается с уст полуоткрытых у Пака, когда галлюцинации не первый раз посещали в самые неподходящие моменты, будь они чуждым голосом отца первые дни или знакомыми силуэтами в тёмных углах всевозможных помещений. Сейчас предпочёл бы бесстрасно сбросить подозрения движений пакетика на них, если бы только руки добрались до порошка за всё это время, заодно и со впервые его посетившим этим низким голосом. — Тебе по выпяченным губам давно не давали? —похмелье хмурило, пока до ушей доносились редкие шаги в сопровождении лишних томных касаний к паркету чего-то ещё.       Голова резво разворачивает через плечо, захватывая зрачками в последний момент, соприкосновение слабого удара резинового наконечника об его нахмуренный лоб.              Порождённое болезненное шипение заполняет кухонное пространство и холодная ладонь прислоняется к горячему месту ушиба, и без того теряя концентрацию на причине, как пульсация в голову поступать с новой силой начинает. Алкоголь даёт о себе знать, вместе с образом своего подобия проживания нескольких недель в старой квартире без отопления как такового, а иногда и воду отключали с концами. — Переживёшь, —не переживёт. Иссякли силы держать плечи расправленными как по строю в участке, придавая молодому парню более статный вид, когда под кожным покровом визуала для чуждых глаз, покоился мальчишка сломленный на разбросанные куски везде и всюду.       Фантазия не может построить настоящую боль из воздуха, не может ведь…       Осознание вырывается из самых закоулков потрёпанного в последнее время организма, влетая точнейшей пулей к серцевине головного мозга, когда глаза неестественно широко раскрываются. Включенный свет от худо моргающей лампы в прихожей, бьёт цветами на глазные яблоки, что старались соединить слои из разных сторон воедино. Алкогольные останки в один момент испаряются, от чего тело единожды обретает крепкости, ради резкого подскока на ватные ноги перед возникшим человеком, чей силуэт казался очередными галлюцинациями бредовыми.       Пелена окатывает ежесекундно только-только нормализовавшийся взор, вынуждая снова видеть одни обводки пятен, отдалённо напоминающих какие-либо вещи. Однако так же быстро ноги вновь подкашиваются по всем законам физиологии, вынуждая в последний момент удержаться за спинку стула крепкой хваткой. — Чон Ву?..—склеенные губы с зубами приоткрываются в немом продолжении дальнейших слов, но так и не произносят ни единого звука, когда большая ладонь зарывается в грязные пепельные локоны его головы. Наконечники ножей, ранее пробивающие кровоточащее сердце, словно вынули на жалкое мгновение, прежде чем тесак масштабный разрубит ткани плоти от жизненно важного органа на пополам, заменяя облегчение желанно жаждой годовалой, на эмоциональный всплеск ненамеренный.       Худощавые кости рук с одним лишь названием мышц, да кожи, обхватываю накрепко чужую шею вокруг, стараясь вытеснить лишнее пространство меж двух больших болезненных тел с израненными душами. Сдержанные щенячьи всхлипы переходят в нескрываемый плач с ноющими отголосками почти не уловимых смыслов обрывающихся слов из раскрытого рта, наполняющегося от стекающей в него слёзной жидкостью. — У меня на тебя особые планы, —одна сильная рука прижимается к его спине, стараясь второй крепко удерживаться на не особо надёжном деревянном костыле, что ходуном ходить начал под напором, однако на этот счёт гость молчит, не выражая сейчас особо важных возражений, когда ткань накидки обильнее намокала в районе предплечья. Чувствует, как ладони в треморе блуждают по его спине, в попытках хоть за что либо ухватиться, дабы дать понять, что происходящее не сон или крыша окончательно не съехала с макушки Су, добивая болезненно в осколки все воспоминания старые. Воспоминания, которыми дышал ежедневно, делая глоток воздуха с трудом, после лживого сна с иллюзией счастья необходимого ровно настолько, насколько были нужны силы выбраться из помятой постели утром и не свалиться на ламинат по среди комнаты, без ковра какого-никакого под коленями отбитыми.       Однако когда тело в реальности приходит в лёгкость мимолётную, а живот скручивает от закоулков с инстинктами самосохранения и до ушных раковин доносится глухой удар тяжести, то глаза намокшие от слёз до красноты не нормальной, жмурятся с новой силой и скрываются в предплечье чужом. Белокурый носом своим, оледеневшем в квартире сырой, утыкается в плоть тёплой шеи мужчины, словно ободранное уличное животное, которому чуть дали надежд от кормёшки самым дешёвым кормом с асфальта промокшего под ливнем. Ливнем из собственных глаз, ранее казалось иссушенных насквозь.       Пак в полной мере не понимает ещё, каким грузом оба обвалились на пол, как костыль просто напросто не мог полноценно помочь Чону удержать навалившегося юношу на него, в придачу с ломотой костей без живого места на теле, очерствевшем за неизвестно какие сроки прошедшего времени. И всё же ногтевыми пластинами напряжённой руки, словно пытается смять поверхность пола, повидавшего не малое и сводя пальцы воедино, вжимая их в корявое дерево, но на деле только скрип отвратительный порождает, идентичный когтям кошек, скребущих душу его. — Не распускай нюни, Пак. Сейчас не конец света, —баритон низкого голоса шелохтит над белоснежной копной спутанных сальных волос, вынуждая этот родной звон прокручивать на слуху из раза в раз, будто если не оставит этот момент в памяти, то всё пойдёт крахом и кошмарная реальность поглотит его целиком очередной раз. это не конец света, верно. это его новое начало.       Су не видит, но чует всем нутром, как кучерявый лицо корчит от дискомфорта в позвоночнике, на который большая часть удара пришлась при падении, пока сам блондин с полом соприкоснулся разве что ногами и ладонью одной, в остальном припадая только крепче и плотнее к массивному телу. Телу, что не было по мёртвому ледяным под землёй, а сейчас свободной рукой приобнимало к себе молодого человека и пряди отросших шоколадных волос живого человека, пробивались в лицо сероглазого. — Ущипни меня, —он всхлипывает так по наивному и беспомощно в данную секунду, пока грудная клетка вздымается то при дыхании отяжелевшем, то при ударах органа сердца, отплясывающего чечётку без конца, как под ладонью теперь не ощущает дерева поганого, при замене того на большую ладонь другого мужчины, что в замок крепкий сцепила пару рук между собой. — В следующей жизни, —со вздохом проговаривает Ву, пока ощущает как ногтевые пластины юноши всё сильнее вжимались в кисть мужчины, натягивая смуглую кожу, прежде чем хватка ослабляет, но никуда не пропадает. Будто отпусти Пак его и сон закончится вновь, как и было изо дня в день, вынуждая захлёбываться в чужой крови тех, кто некогда был близок. — Очень смешно…