Грязь

~

Свободно раскинувшись за столом Малого совета, принц Эймонд вполуха слушал болтовню лорда Уальда.       - Лорд Ормунд Хайтауэр продвигается медленно. Это связано с тем, что войску с двух сторон угрожают союзники дома Бисбери. - с определенной опаской говорил он. - Однако, есть и добрые вести. Драконица принца Дейрона, Тессарион, начала летать. Вскоре ваш брат сможет сражаться… Душа жаждала действа. Сойтись в битве с врагом, схватиться за меч, пролить пламя на грешную землю - простые понятные вещи, желанные юношескому сердцу. Принц не без основания полагал, что имеет все шансы выиграть не только отдельные сражения, но и всю войну. И тогда… Тогда его семья наконец поймет ради чего он пошел на определенные… жертвы. Больнее всего ощущать разочарование матери. В ее прекрасных печальных глазах колючими льдинками застыл страх. Леди Алисента боялась его, собственное дитя. Но почему? Эймонд сделал лишь то, что ранее так или иначе королева обсуждала с Отто Хайтауэром. Да, он опрометчиво сорвался в Штормовом пределе. Не стоило убивать бастарда. Не сейчас. Но, видят Боги, это была справедливая цена за потерю Эймонда! Кто-то скажет, что глаз не стоит жизни. Таких дураков полно. Идиотов, гораздо более слепых, чем одноглазый принц Таргариен. В роковую ночь на Дрифтмарке ублюдки украли у него всю сладость победы над судьбой и самим собой. Едва избавившись от одного недостатка, делавшим его недотаргариеном, человеком второго сорта, мишенью для издевок, он получил другой. Мальчик-инвалид… Какая жалость! Увечный второй сын… Вечно в тени. Объект для жалости и новых издевок. Для всех мейстер сказал, что плоть исцелится, но глаз утерян навсегда. Для страдающей матери, что рана инфицирована. Песок, попавший в лицо, сыграл свою роль. Зараза могла запросто убить мальчика ведь рядом мозг. Эймонду просто повезло. Мрази лишили его даже возможности завоевать признание на ристалище - месте, готовому прославить и вознести всех вторых, третьих и прочих сыновей, безродных проходимцев, межевых рыцарей и просто добрых вояк. Он мог поиметь славу ничуть не меньшую, чем выпавшая его дядюшке Деймону Таргариену. Тому тоже не достался трон, но это не помешало ему прослыть отчаянным воином, с малолетства не расстающийся с мечом. Эймонд мог махать сталью сутками напролет, одерживать картонные победы, но что стоит рыцарь, не видящий половины, против полноценного воина? Коль говорит «Вы готовы к турнирам, мой принц…», не зная, что юноша давно уже заучил все его движения и увертки, а на самом деле с трудом оценивает расстояние даже до кубка с вином. Эймонд цедит «Плевать я хотел на турниры…» потому, что единственное оружие, которое покорилось ему, дремлет за стенами города в ожидании битв. Оружие, которое само решает, когда следует умереть его обидчику… Хотел принц смерти Люцериса Велариона или нет - не имеет значения. Напитанная его гневом Вхагар сожрала и мальчишку, и его дракончика за один укус, нанеся первый удар в сердце Черной королевы. Мать зла. Та самая мать, что требовала жизнь или хотя бы глаз Люцериса Велариона, теперь называет Эймонда чудовищем и твердит, что он - не ее сын. Дед говорит, что нельзя быть настолько слепым. Но полно! Не слепы ли они сами?! Война неминуема. Не важно, кто нанес первый удар. Для Эймонда лично первый удар состоялся уже давно. Ножом в лицо. С тех пор война углями тлела под кожей, тревогой отдавалась в речах Отто Хайтауэра, блестела золотом Ланнистеров, цинично потешающихся над принцессой Рейнирой, смрадно дышала разлагающимся телом короля Визериса. А может война началась еще раньше - в тот день, когда родился Эйгон. Его младенческий крик стал зовом к битве драконов, что перемелет всех… Слабых. Мать не сводит с Эймонда глаз, что колют шипами презрения. Из-за Эйгона - слишком мягкого, чтобы сразиться за свое право и их жизни. Да, они сильны. У них есть золото, мощная армия и драконы, но нет лидера, способного принимать жесткие решения. То, что случилось с Эйгоном, было лишь необходимостью. Можно прямо сказать, приятной. Братец всю жизнь был той еще занозой, но приговор он получил на неспособность бороться, а насмешки в борделе только придали Эймонду уверенности в своей правоте и гнева для разрушающего приказа. За окном нарастала шумиха. Невнятный хор голосов приближался, обретая понятный смысл, и наконец перекрыл болтовню лорда Уальда четким криком:       - Дракон! Сердце принца дало сбой, чтобы мигом ускориться в преддверии схватки. Неужели у шлюхи-сестрицы и ее прихвостней хватило смелости атаковать Гавань? Не похоже! Рейнира осторожна и труслива. Такое безумие по плечу только дядюшке. Вот в ком кипит чистая драконья кровь. Распахивая двери на балкон, Эймонд Таргариен был уверен, что обнаружит там Кровавого змея, но… … в небе парил изящный ящер с чешуей цвета черненого серебра… Среброкрылая. Драконица доброй королевы Алисанны дремавшая в теплом логове в недрах Драконьего камня. Принц никогда не видел ее, но узнал с первого взгляда. Еще бы! Драконов не так много, и каждый Таргариен знает о них все - возраст, наездников, внешние особенности, характер. Среброкрылая слыла покладистым ящером, не отличающимся особой свирепостью. Будучи мальчишкой, Эймонд не раз упрашивал отца и мать отпустить его в драконью цитадель, чтобы попытать счастья со свободными драконами. В мечтах он часто видел себя в седле Вермитора или прекрасной серебряной леди… … которое теперь было занято. С большого расстояния принц-регент не мог разобрать кто именно потерял остатки рассудка, рискнув заявиться в логово почтенной Вхагар, но смело поставил бы на Рейну. В девчонке было достаточно дерзости и драконьей крови, чтобы оседлать чудовище. Наглая сука! Серебряным вихрем Эймонд скатился вниз, пылая жаждой крови.       - Открыть ворота! - рявкнул он со спины лошади, впервые в жизни жалея, что Вхагар не вмещается в городские стены. О, Семеро! Будь всадник опытен и жесток, половина Королевской гавани уже пылала бы, обернувшись преддверием Пекла, пока защитник государства, точно ополоумевший, подгонял резвую лошадку. Пришла и ушла запоздалая мысль о том, что, возможно, стоит обосноваться вместе с Малым советом где-нибудь поближе к Вхагар. Раз уж она осталась единственным защитником города от драконов Рейниры. Эймонд еще не видел ее, но уже чувствовал. Приятное ощущение уверенной силы укутало теплым одеялом, как всегда при приближении к древней драконице.       - Аааагррррр… - отдался дрожью в костях мощный приветственный рев. Вхагар тоже обеспокоилась при виде чужого дракона. За время, проведенное подле Красного замка, она успела привыкнуть к Пламенной мечте и Солнечному огню и уже давно не шевелила и когтем при виде знакомых ящеров, лишь вяло поглядывая сквозь неплотно смеженные веки.       - Soves! - вышло из груди грассирующим рыком, едва Эймонд взобрался в седло. Команда была лишней. Вхагар и без того знала, что от нее требуется. Оставив после себя борозды всежевспаханной земли, драконица с усилием подняла себя в воздух. Огромное тело мерно раскачивало всадника в люльке седла в такт взмахов безразмерных полотнищ. Седьмое Пекло! Среброкрылая смело могла бы прокатиться на одном из ее крыльев. Еще бы и место осталось! Эймонд настиг ее легко, удивившись бессмысленному трепыханию всадницы. Девчонку со спутанным серебром за плечами трепыхало в седле точно тряпичную куклу. Отпустив поводья, она отчаянно цеплялась за рукояти седла и непрестанно оглядывалась назад, на него. Остренькое личико было бледно, а в глазах застыло отчаяние вперемежку со страхом. О наличии ремней незнакомка, очевидно, не догадывалась, и Эймонд вполне мог представить, как трясутся от перенапряжения ее мышцы, выламывая руки из суставов. С непривычки страх упасть со спины дракона и его доводил до мелкой дрожи, а Вхагар нарочно проверяла его на прочность невероятными для массивной туши кульбитами. Без крепкой руки Среброкрылая свободно резвилась в воздухе, то отвесно пикируя на черепичные крыши Гавани, то забирая вверх под тем же углом. Эймонд медлил. Дракон и всадница не представляли ни малейшей опасности. И все же это был дракон Рейниры, а значит - враг. Смерть девицы будет на руках его суки-сестры. Он всего лишь защищает город. Вынужден это делать как принц-регент, как единственный драконий всадник зеленой партии. Смертоносное «Dracarys!» повисло на языке, готовое породить огненный шторм, когда девушка закричала:       - Помоги мне! Я хочу вниз!

~

… Он убьет ее… Крысеныш знал это. Очевидную истину. Такую же непреложную как факт, что солнце встает на востоке, а заходит на западе. Боги! Принц изуродовал собственного брата и отправил на тот свет племянника. Он - чудовище, монстр и… самый сильный мужчина, из всех кого она знала. Может только кроме… Одного. Которого она не знала. Элия кричала, умоляла дракона вернуться на Драконий камень. Да хоть бы и в само Пекло! Только подальше от замшелой горы, повисшей у них на хвосте. Подальше от холодного злого взгляда ее всадника. Среброкрылой было плевать. Там, в смрадной глубине Драконьего камня, Крысеныш полез в седло от отчаяния. Лучше быть на спине дракона, чем перед ощетинившейся десятками зубов-сабель пастью. Где-то совсем рядом бушевал Вермитор, не согласный так просто покориться новому всаднику. Дракон желал узреть всю силу бородатого кузнеца, испить всю его решимость, смелость, прочувствовать отчаянность. Достоин или нет решит полет. И Бронзовый гнев ворочался в оковах каменных зал, пробираясь наружу. На голову Элии сыпалась мелкая каменная крошка, пол дрожал под ногами. Все маленькое крысиное существо охватил ужас. Что страшнее, чем оказаться навечно погребенной в недрах огнедышащей горы, где твое несчастное тельце день за днем будут попирать драконьи лапы? Только остаться живой в смрадной темнице.       - Полетели! Ну же! Давай! Вытащи меня отсюда! - вопил Крысеныш, обезумев от ужаса. Тонкие окровавленные ручки дергали поводья, пока дракон не понял, чего от него хотят. Пара мгновений, и Элия ослепла от яростного напора холодного дневного света, идущего будто бы отовсюду. Снизу… Сверху… Куда ни глянь, острые иглы серого дня кололи глаза. До боли. До слез. Девушка слишком поздно поняла, что недостаточно единожды влезть в седло, чтобы считаться наездником крылатого ящера. Говорят, что у всадника и дракона есть некая мистическая связь, позволяющая им понимать друг друга без слов и даже испытывать чужую боль. Элия не чувствовала ничего, кроме того, что надолго ее не хватит. Намертво сжатые бедра дрожали, а рук она вообще не ощущала. Перед ликом Вхагар выбор был невелик: упасть или сгореть. Что предпочитаете, леди Крысеныш? Элия предпочитала жизнь, а потому зацепилась за единственную возможность - воззвать о помощи к тому человеческому, что, быть может, еще осталось у принца. Она была уверена, что хоть капля да сыщется для серой спинки. Ведь оба его глаза - и живой, и мертвый - оплакивали мальчишку-бастарда. Или себя. Не важно! Главное, что тогда на коленях мадам Сильви плакал человек. Неправильный. Изломанный. Но живой…       - Помоги мне! - изо всех сил закричала девушка высоким истеричным голоском, неожиданным для нее самой. - Я хочу вниз! «Жить! Я хочу жить!» стучало пульсом в висках. Крысеныш чуть было не выдал это вслух, но неведомая рука пережала горло, заставив проглотить неловкие слова. Она не слабая! В ней кровь дракона! Она сможет… Стальной лик принца-регента, всегда напоминавший Элии некую разновидность ящерицы, дрогнул. Живой глаз моргнул. Было видно, что Эймонд Таргариен в смятении.       - Скажи «Dohaerys, Silverwing.», а затем «Ilagon». - наконец ответил он, жестом останавливая Вхагар от выполнения приказов.

~

Среброкрылая послушалась. Элия так и не поняла ее ли судорожных выкриков или слов драконьего принца. Услышав знакомый язык, норовистая леди шустро нырнула к полоске пляжа, мелькавшей под брюхом, и плюхнулась животом в воду, довольно урча. Полет пришелся ей по вкусу, как и небольшой отдых в прибое. Над головой прошуршала громада Вхагар, заставив Крысеныша содрогнуться. Она часто видела их с принцем в небе, но даже представить не могла что такое древний монстр вблизи. Сама земля сотряслась, когда чешуйчатая туша упала с небес на землю. Руки и ноги не слушались, но девчонка знала, что должна опередить его. Иначе конец. Поспешив, Элия запуталась в многочисленных креплениях седла и рухнула вниз в ледяную воду. От удара в ладони впились острые камушки, зайдя глубоко под кожу. Пекло! Как же больно! Взглянув на мелкие ранки, исходящие алым, девушка выползла из тени дракона и, опустившись на одно колено, склонила голову.       - Я клянусь защищать Короля изо всех сил и пролить за него кровь… - громко начала она клятву рыцаря королевской гвардии, однажды подслушанную в таверне. Один из гвардейцев юного короля Эйгона по пьяни все никак не мог запомнить простые слова, путал и ржал сам с себя, запивая смех элем. Исподлобья Крысеныш следил, как ловко принц скатывается с хребта Вхагар. Легкий и изящный. Будто и не человек вовсе.       - Я не стану женой, не возьму земель, не буду матерью детям. - продолжала она, сотрясаясь от холода. И от ужаса. «Он убьет меня… Он убьет меня…» заполошно билось о своды черепа, пока Эймонд Таргариен обнажал меч, скорой поступью приближаясь к ней.       - Я клянусь хранить его секреты, исполнять его приказы и всегда быть рядом, защищая его имя и честь. - уже тише закончила Элия, не решаясь смотреть ему в лицо. Прибой омывал холодом сапоги Эймонда, лизал колени девушки. Позади ворочалась Среброкрылая, и Элии хотелось верить, что та хоть немного, но переживает за свою случайную спутницу. Упрямого валирийского подбородка коснулась сталь. Острие Черного пламени, нагло позаимствованного у Эйгона, аккуратно приподняло испуганное личико Крысеныша навстречу судьбе.       - Встань. Ты - не рыцарь. - приказал Эймонд Таргариен, брезгливо скривив фигурные губы.       - Так же как и вы не король, но я клянусь служить вам и умереть за вас. - набравшись безумной смелости, выпалила Элия, ощущая, как отчаянно стучит венка, прижатая острой злой сталью.       - Ты скажешь что угодно, чтобы выжить… - хмыкнул принц, опуская меч. - Ты - не Таргариен. Как у тебя хватило наглости приблизиться к дракону, заявить право на то, что принадлежит моей семье? Острие Черного пламени буравило песок словно тонкую желтоватую кожу. Ветер трепал выбившиеся из косы платиновые пряди, перепачканные драконьим дерьмом и кровью Ульфа. Крысеныш не моргал, вперившись в лицо принца-регента. Что сказать ему? Ложь? Правду? Что сохранит жизнь серой спинке? Что есть крыса против дракона? Сущий пустяк!       - Да, ваша милость. - наконец пискнула Элия, тяжко сглотнув несуществующую слюну. - Я - не Таргариен. Всего лишь одна из ублюдков вашего дяди… Он отказался от меня, выбросив, как мусор, стоило мне появиться на свет. Я росла в Блошином конце, питаясь отбросами и терпя унижения. Единственное, что он мне дал - свою кровь и валирийское имя… Должно быть, чтобы я не забывала его. Бесстрастное лицо Эймонда казалось высеченным из цельного куска мрамора. Полно! Да человек ли он? Или Крысеныш исповедуется перед каменным ликом валирийского божества? Бесчувственного и беспощадного, как все Боги. Уж, кто-кто, а Элия точно знала, что им нет дела до простых смертных. Как нет дела принцу-регенту, погрязшему в ненависти и амбициях, до жителей Семи королевств.       - А дракон… Та малость, какую я решилась взять, пользуясь кровью отца. - горечь многолетней обиды смешивалась с неприкрытой злостью, искажая точеные девичьи черты. Эймонд даже фыркнул, угадывая во внешности незнакомки извращенное отражение Деймона Таргариена. Нос, тонкие упрямые губы, подбородок… Глаза хоть и были фиалковыми, но явно достались от матери, широкие и красивые. - Ваша сестра, принцесса Рейнира, собрала на Драконьем камне всех бастардов Таргариенов, чтобы отыскать всадников ее драконам. Мне повезло больше других… Меня не сожрали. Остальные… Вермитор убил всех! Она кинула нас умирать! Закрыла выход и смотрела… Лик божества исказился бешенством, и Крысеныш в страхе едва приметно попятился, глубже зарываясь в песок коленями. Непредсказуемый ублюдок! Все! Все они на одно лицо! Гордые, властолюбивые мрази! Этот, Рейнира, Эйгон, Деймон - все из одного теста.       - Сколько у нее всадников?! - в ярости Эймонд со всей силы всадил меч до половины в песок, будто протыкая сердце ненавистной сестрицы, и, схватив Элию за плечо, рывком поставил на ноги. - Не смей мне врать! Чуткий крысиный носик воровал жар гневного принцева дыхания, пока девушка ощущала себя на волосок от смерти.       - Вермитора при мне оседлал мужик, назвавший себя кузнецом. И… И еще темнокожий парень на сером драконе… - морщась от боли, сказала она. - Я буду служить вам… Правда, ваша милость… До самой смерти! Я ненавижу их… Всей душой. Эймонд оттолкнул ее так резко, что за спиной Элии взъярилась Среброкрылая. Злобно застрекотав, драконица доброй королевы Алисанны поползла вперед, не отрывая брюха от песка. Крысеныш неверяще оглянулся на нее. Неужели правда?! Неужели прекрасный ящер теперь связан с ней? С обычной помойной крысой?! Неужели ее готовы защищать? Или даже… Любить?.. Смятение, пронизанное благодарностью, толкнуло Элию ближе к дракону. Эймонд Таргариен не причинит ей вреда. Не посмеет! Потому что у нее тоже есть броня! И сила! И пламя! Гордо выпрямив спину, Крысеныш замер, наблюдая за принцем.       - Уйми ее. - бросил Эймонд, задумчиво потирая подбородок. - Скажи…       - Likiry, Silverwing! Dohaerys! - закончила Элия, стараясь подражать интонациям Рейниры, поразившим ее силой и мощью неожиданными для женщины.       - Быстро учишься. - хмыкнул принц. - Как твое имя? Ты сказала у тебя валирийское имя. … Имя… Как причудливо плетет свои сети судьба! Надменный принц Таргариен хочет знать ее имя. Тот самый, что не замечал девчонку в упор, хотя видел несколько раз за седмицу. Элия иногда сомневалась, помнит ли он имя мадам или оно ему безразлично, как и умелые увещевания Сильви, призванные елеем смягчить и расположить к ней шипастую драконью натуру. Теперь мелкая серая спинка интересна ему. Конечно, принц никогда не признает ее равной себе. Только полезной.       - Он назвал меня Laejon… - еле слышно выдохнул Крысеныш. Ее настоящее имя не знал никто. Только мадам Сильви, волею случая раскрывшая тайну происхождения воспитанницы. Элия не открылась даже Уиллу, до тошноты стыдясь родства с Порочным принцем. Сказать свое имя вслух было больнее, чем сорвать кожу собственными руками, но в исповеди надо быть честным. Не так ли?       - Что?.. - конечно принц не расслышал.       - Laejon. Так он назвал меня. - громче и тверже повторила Элия с некоторым отчаянным вызовом.       - Хмммм… - задумчиво протянул Эймонд, приближаясь вновь. На этот раз точеный подбородок девушки подцепили тонкие прохладные пальцы, приподняв лицо навстречу колючему пытливому взгляду. Перекатывая кончик языка под нижней губой, принц всматривался в ее лицо, неуловимо похожее на его собственное изысканной валирийской резкостью. Ветер играючи бросил серебряную прядку, накрыв щеки и носик Элии прозрачной паутинкой. Думая о своем, юноша отвел ее, слегка задев кожу подушечками пальцев, скользнув вниз, стирая капли запекшейся ульфовой крови.       - Мой дядя та еще мразь. Это не имя. - брезгливо скривился принц. - Это слово значит «грязь». Звучит красиво, но… Не имя. Элия окаменела, беспомощно моргнув. Осознание приходило постепенно, медленно проявляясь в мозгу всей своей мерзостью. … Грязь… Вот чем была она для него. Деймон Таргариен не просто отказался от собственного дитя, не просто обрек невинного младенца на страдания. Нет! Этого показалось мало его извращенной порочной натуре. Он оставил ей вещественное напоминание о том, чем дочь была для него. Вещественное оскорбление, которое Крысеныш годами хранил у сердца, оберегая сильнее, чем зеницу собственного ока. От нового подлого плевка в душу на глазах выступили больные горячие слезы, смутив принца-регента и заставив отвести взгляд. Да, Эймонду Таргариену было плевать на девчонку, но знакомый до боли привкус унижения горечью осел на языке, напомнив о собственных ранах.       - Нет, ваша милость. - стерев прозрачные капли злым резким движением, твердо сказала Элия. - Это мое имя, и с ним я умру. Ее живые эмоции, так схожие с теми, что ни раз доводилось испытывать самому принцу, качнули весы, на которых лежала судьба девушки. Последние сомнения в правдивости рассказа исчезли вместе с дрожью, волной исказившей ее тонкие губы.       - Я принимаю твою клятву, Лейджен. - наконец вымолвил Эймонд, убирая руки за спину. - Что хочешь ты за службу мне, как своему королю? Крепчающий ветер уносил слова, соединяющие два озлобленных детских сердца невидимыми нитями. Срывал с губ, глушил, делал более мягкими. Вытянувшись стрункой, Элия почти сравнялась с принцем-регентом в росте. Неведомое напряжение выбило фиалковые искры, когда их взгляды встретились. Мало кто приближался так близко к Эймонду Таргариену, а девчонка чуть не заползла ему под кожу, застыв в паре дюймов от тонких надменных губ. Он даже не заметил.       - Поклянись, что дашь мне это, несмотря ни на что! - отбросив почтение, шепнула она, жаром ненависти опалив чужую бледную кожу, и, получив утвердительный ответ, закончила. - Я хочу Деймона Таргариена.