Грязь

~

Счастливы те, кому горячка дарует забвение, спасительное и сладкое, как глоток макового молока. Сон - лучшее лекарство для измученного тела, больной души, раненого сердца. Сон благостен и милосерден. Он позволяет не думать… Крысеныш не спал. Изнуряющие приступы нутряного кашля вскрывали грудь, отдаваясь тупой болью под нижними ребрами, до рвоты выворачивали наизнанку. Не спасало ничто - ни травяные отвары, назначенные лекарем, ни молоко с бесценным белым медом и каким-то омерзительным жиром. Горло нещадно зудело будто бы сразу везде, а от перханья становилось лишь хуже.       - О, Пекло, Элия! Еще немного и ты выплюнешь кишки! Сейчас лучше станет. Я принесла кое-что… Толстушка Диана волновалась больше других и неизменно совала нос в спаленку каждый час. Ульф уже сотню раз грозил выставить ее за дверь, но неугомонная девица по-прежнему сбегала с рабочего места, чтобы узнать не нужно ли чего лихорадящей соседке. Боги! Да та сама не могла до отхожего места доползти! Качалась вся, что тростина на ветру, и грозила завалиться от слабости.       - Вот! Это злая перечная мазь. Ее на шею… И шерстью замотать. Вот хоть платком моим! Колючий, пропахший кухней платок перекочевал с плечей Дианы на постель вместе с небольшой склянкой, пока их хозяйка выжидательно таращилась на Элию, что уже и дышать не могла. Из покрасневших глаз текли слезы, а из уголка рта - слюна.       - Ну, же! - пискнула Диана, чтобы подтолкнуть соседку к действию. - Хочешь, я сделаю… Не дождавшись ответа, девушка присела на постель и ловко принялась натирать шею Элии мерзко пахнущей жирной жижей, немного смущаясь пристального больного взгляда и душераздирающих резких всхлипов, которыми та пыталась подавить кашель.       - За…чем… тебе это? - в несколько заходов прохрипел Крысеныш, когда заботливые пухлые ручки обмотали вокруг шеи колючий платок.       - Ты - моя подруга. Как иначе? - пожала плечами Диана, и, быстренько омыв руки, убежала обратно в зал. Крысеныш притих, прижавшись щекой к высоко поднятым подушкам. Горло нестерпимо жгло изнутри и снаружи, но, если не дышать, то было чуть лучше. Аккуратно натянув край платка на нос, девушка старалась дышать как можно медленнее. Жуткий зуд потихоньку отступал, и вместе с тем накатывала жуткая усталость. Больные мысли вяло ворочались в голове, перетекая от потери Уилла к шерстяному платку. Нос принюхался, и сквозь запах жареного лука пробились тонкие ноты цветочного масла и еще чего-то теплого. Так могла бы пахнуть мама… Поддавшись детскому искушению, Крысеныш глубже зарылся в колючую шаль. Секунда-другая, и из-под густых светлых ресниц выкатились две горячие прозрачные слезинки. … Мама… Нежное слово, теплое, как платок Дианы, которое Крысеныш никогда никому не говорил и никогда не скажет. Слово, которым никогда не назовут ее саму, ведь единственный, кто мог уговорить Элию на абсолютное безумие- принести в этот ужасный мир жизнь, был мертв.       - Уилл… - шепнула девушка одними губами, чтобы последний раз почувствовать на губах родное имя. Имя человека, заменившего ей мать, отца, семью, единственного, кто любил ее бескорыстно, со всеми недостатками и шрамами. Уилла-Мокрицу Семеро одарили легким нравом и способностью жить завтрашним днем. Он никогда не оглядывался назад, предпочитая мечтать о хорошем, планировать будущее. Оптимистичный и легкий на подъем парнишка редко грустил и Элии не давал, непрестанно вытаскивая подругу из глубин болезненных воспоминаний, детских травм и обид. Подле него Крысенышу иногда хотелось быть девушкой, и несколько раз она позволяла себе соорудить прическу навроде тех, что предпочитают леди, оставляя часть волос распущенными. С настороженностью Элия искала в восхищенном взгляде друга призрак похоти и, не приметив ничего пошлого, успокаивалась. Уильям Риверс, должно быть, был слишком хорош для этого мира, а Боги всегда прибирают лучших. Ублюдков, что на этом свете, что на том, девать некуда! Сколько Элия себя помнила, Мокрица непрестанно направлял ее, воспитывал, зудел над ухом приставучей мухой, взывая к совести. Он запрещал воровать. Боги! Даже у пьяных, чьи карманы обнести никогда не считалось зазорным. Не позволял шпынять младших в приюте святой Бенжикотты. Не разрешал много пить, а если Элия все же перебирала, всегда был рядом. И ужасно нервничал, когда девчонка шлялась по городу в темноте. Крысеныш уступал, ощущая в этих мелких жестах заботу, хоть и находил все это ужасными глупостями. И чтобы не разочаровать друга, девушка старалась казаться лучше. Что бы сказал Уилл, доведись ему узнать о незавидной кончине Кривой Лу? Что бы сказал, узнай, что его любимая носит в кармашке яд совсем не для крыс?…

~

Знаешь, каково это задыхаться в месте, которое считал домом? Едва ли! Оказалось, невозможно считать родными стены, где живет ложь и предательство. Седьмое Пекло! Да найди Крысеныш сил, на брюхе бы уполз в подворотню подальше от приторного внимания мадам Сильви и ее ближнего круга. Да, милая «мамочка» оплатила лекаря, снабжала снадобьями и регулярно совала нос, дабы проверить состояние «своей жемчужной девочки», как с недавнего времени повадилась именовать воспитанницу. От этого прозвища веяло пошлостью и… надеждами. Теперь, когда глаза Крысеныша открылись достаточно широко, он видел, какое будущее ему прочит мадам. Жемчужина ее коллекции! Валирийская кровь! Только в доме сладости! Только для вас! Безумно дорого и столь же сладко… Седьмое Пекло! Как же был прав Уилл, говоря, что единственная цель мадам - продать ее подороже! Элия злобно ухмылялась, размышляя сколько может стоить ее тело. Времена такие пошли, что в Блошином конце девицы себя уже за кусок рыбьего хвоста продавали. В городе шаром покати. Все, кто мог, давно уж разбежались пошустрей, чем крысы с тонущего корабля. Остались те, кому и податься некуда. Сидят в норках да надеются, что король милостиво о них позаботится, сбережет. Король… жестокий мальчишка на троне. Да он не в состоянии позаботиться о собственной семье! Во время коротких передышек меж приступов изматывающего кашля Элия развлекала себя, подыскивая достойное возмездие своим обидчикам. О! Мелкая крысиная душонка была диво как изобретательна, во всех деталях представляя, как дрожит металл, распиливая шейные позвонки Порочного принца, задолжавшего серой спинке больше остальных, как синеет милое личико короля Эйгона, хватая воздух под удавкой, ловко наброшенной на шею. И только для мадам Крысеныш не мог подыскать ничего достойного. Да, старая сука виновна! Но… Благодаря ей Элия выжила сама и вытянула Уилла. Перекатывая меж пальцев успокаивающую гладкость пробирки с белым порошком, девушка не могла найти в себе сил отправить «мамочку» на тот свет. Приступы становились реже, и всем стало ясно, что Элия медленно идет на поправку. Болезнь высосала из хрупкого тела все силы, и теперь Крысеныш больше походил на собственную бледную тень. Скулы заострились так, что ими смело можно было резать бумагу. Глаза глубоко запали, а тонкие бескровные губы непрерывно сохли и лопались. Даже серебряная роскошь таргариеновских волос потускнела, истончилась. Но что тело… Оно молодо и запросто отыщет силы, чтобы расцвести вновь подобно молодому розовому побегу. Если цела душа. За грудиной Крысеныша царила пустота. Боль ушла, оставив после себя неприятное сосущее чувство. Что придет сюда? Что заполнит пустое место? Смирение? Обреченность? Ненависть? Элия не знала, но уже чувствовала неприятное шевеление, под коркой льда, покрывшей израненное сердце. От нечего делать Крысеныш старался побольше двигаться. Получалось плохо. Голова еще ужасно кружилась, так что даже десять шагов давались с определенным усилием. Но и лежать, тупо уставившись в потолок, не было ни малейшего желания. Да она всю жизнь бегала, и на секунду не останавливаясь! А теперь вынужденное бездействие бесило до невозможности. Будь все по-прежнему, Элия бы шустрила в таверне или в напряженной полутьме дома сладости, неприметной крыской шныряя туда-сюда. Час шел поздний, и девушка, в целом, даже представляла кто и в какой кондиции находится в обеих частях заведения. Там было… Привычно. Но что поделаешь!       - Девять… Десять… Одиннадцать… - считала девушка, обходя комнатку по кругу, когда дверь приоткрылась, впустив бледную, точно призрак, Диану. - Смерть увидала что ли? - буркнула Элия и продолжила, придерживаясь кончиками пальцев за стену. - Двенадцать… Тринадцать…       - Ульф говорит вино тащить, а я не могу… - истерично запричитала девчонка, закрыв лицо руками. - Не могу… Я смотреть на него не могу…       - Мдаааа… Ульф - ублюдок еще тот… - заметил Крысеныш, переводя дух.       - Причем тут Ульф?! Он там! Король Эйгон! - слезы брызнули во все стороны, рискуя устроить локальный потоп. - Со своими дружками развлечься явился… Кровь похолодела в венах Крысеныша. Острые коготки впились в ладони до красных капель. Зубки вцепились в бледную сухую губу, сдирая прозрачную кожицу. Ледяной аметист недобро сверкнул. Диана даже икнуть не успела, как мимо прошелестел серый вихрь.       - Ты что?.. Ты куда?.. - залепетала служанка, ошеломленно наблюдая, как соседка роется в тумбе, выискивая что-то, и скоро-скоро подвязывает передник и косынку. - Ты же на ногах не стоишь…       - Можешь помолиться! Твой король сегодня умрет. - сквозь стиснутые зубы выдохнула Элия и скрылась за дверью.

~

      - Ты с ума сошла! Он - король! Нас всех повесят, как твоего жениха! - пищала Диана, едва поспевая за обезумевшим Крысенышем. Слабость как рукой сняло. Взгляд прояснился, подмечая каждую мелочь. Даже едва приметные трещинки на стенах виделись отчетливо, как никогда. Сердце ухало о ребра подбитым филином. Белоголовый ублюдок ответит первым! Смерть за смерть! Око за око!       - Ты отвратительна! - подцепив Диану загрудки, процедила Элия, дико блестя запавшими глазами. - Он уничтожил твою жизнь, слив в тебя сперму по сиюминутной прихоти! Тебя пнули из замка, как собачонку! Ты непрестанно размазываешь сопли, жалея себя! Не можешь отомстить? Не можешь? А я могу! Твой король будет глотать кровь у моих ног! И срать что дальше! Отшвырнув растерянную дуреху с силой, неожиданной для измотанного болезнью тела, Элия поспешила на кухню, где мигом наполнила кувшин самым ценным вином из личной коллекции мадам Сильви. Подхватив на поднос вино и несколько кубков, Крысеныш, не задумываясь и мгновения, щедро сыпанул в крайний белого яда. Где-то за спиной ныла Диана, но ее уже никто не слышал. Затаившись тенью за барной стойкой Ульфа, девушка лихорадочно осматривала зал в поисках жертвы. В таверне было тише обычного. Все гости затихли, исподволь наблюдая за юным королем и его свитой, шумно нажирающейся в самом центре зала.       - Это все для тебя! Сегодня твой вечер! - панибратски похлопывая по плечу робкого мальчишку, заявлял Эйгон во всеуслышание. Вино заходило в него скорее, чем вода в иссушенную зноем землю. Острые крысиные глазки подмечали каждую эмоцию, каждую морщинку на валирийском лике короля. Он улыбался, шутил, ржал мерином над своими же словами, чтобы тут же окаменеть на несколько ударов сердца. … Плохо… Мальчишке-королю было плохо. Уж что, что, а боль Крысеныш теперь мог учуять и за десять лиг. Эйгон прятал ее под привычным забралом жидкой брони и пошлых шуточек. Конечно, смущать девственника разговорами о соитии, расписывая оное во всех подробностях, само по себе дело приятное, но не в тот момент, когда кровь твоего сына еще толком не просохла на ледяном полу детской. И Эйгон раз за разом выпадал из разговора, теряя нить, а заодно и маску весельчака и развратного наставника. Смотреть на него было неприятно. Элия даже на мгновение засомневалась в своем решении, но одно воспоминание о красивом белом лице Уилла, смиренно висящего на стене е*анного замка, мигом вернуло в реальность. Жалость - удел слабаков. Прощение - юродивых. Крысы не прощают. Крысы грызут глотки и пьют кровь.       - Пошли! Настало время узнать, что такое настоящее наслаждение! - заявил Эйгон, поднимаясь, и Крысеныш рванул ему наперерез.       - Еще вина, ваша милость? - пристальный жесткий взгляд впился в маску веселья, неестественно застывшую на лице короля.       - Да… Да, конечно… - нечленораздельно буркнул тот, выхватывая кубок из цепких крысиных пальчиков. Пошатывался Эйгон. Пошатывалась Элия. Весь мир качался, вибрировал, отдавая ужасным гулом в ушах. Цепляясь за стену, в миг обессилевшая девушка поползла следом в привычную духоту борделя, не с силах отвести глаз от кубка, полного ядовитой жижи.       - Только глянь на это! Трахаться - лучшее в жизни! Скоро сам узнаешь! - говорил король, азартно жестикулируя. … Алое волной выплеснулось на рукав…       - Я… знаю, кто тебе нужен… - вдруг завертелся на месте Эйгон. - Она здесь самая опытная. Сильвия или Сильви… … Алое брызнуло на пол… Элия прижалась к стене, чувствуя, как силы покидают измученное тело. Она даже не думала, что это будет настолько мучительно. Смерть Кривой Лу далась ей просто. Крысеныш смотрел на подергивающееся в конвульсиях тело и не ощущал ничего. Теперь было … тошно. Может, от того, что злобный ублюдок был ей кровным родичем. Или из-за болезни. Мягкотелая дура! Эйгон отодвигал занавеси, дабы продемонстрировать юнцу порок во всей неприглядной простоте, смущая разомлевших грешников. Шлюшки испуганно хихикали по въевшейся под кожу привычке. Мужчины недовольно бурчали, отвлекаясь от дела. Мальчишка-сквайр краснел, бледнел и трясся, несмотря на поглощенное пойло, а, заметив за очередным полотнищем девушку, берущую в рот, и вовсе едва не грохнулся в обморок.       - Где же она… - бурчал под нос король, неотвратимо продвигаясь вперед. … Брызги кровавым веером ложились на темную зелень брюк… на тяжелую ткань занавесей… Перед глазами Крысеныша плыли красные пятна. Он едва различал происходящее, исходя ледяной испариной.       - О! Эймонд свирепый! - удивленно воскликнул Эйгон и скрылся за занавесью излюбленной ложи мадам. Пальцы до боли впились в виски, меж которых стремительно росла пустота. Мир отдалялся, обрамляясь чернотой. Звуки становились глуше. Ноги подгибались.       - Где он? Где? Он живой? - Диана дернула Крысеныша на себя, и в башке Элии немного прояснилось.       - Он у мадам. - шевельнулись сухие белые губы. - Пока живой. Из ложи мадам Сильви доносилось ржание короля, пока его дружки теснились у входа. Удивление на пьяных рожах сменилось смущением, растерянность - испугом. Все они опасались Эймонда Таргариена, и при этом не могли сбежать, подчиняясь королю. Ужасно неловкая ситуация!       - Молю, забери яд! Нас всех казнят! Всех! - ныла и ныла Диана, подталкивая Крысеныша ближе ко входу. Элия взглянула в пухлое зареванное лицо, вяло соображая, что мягкотелая сучка сдаст ее на первом же допросе. Будет вот так же сидеть, размазывать по щекам сопли и слюни и причитать, что «Она тут совсем-совсем ни причем! Это все белобрысая девка! У нее яд под подушкой был! Да, конечно! Служит королеве Рейнире! Деймону Таргариену! Кому угодно! Только отпустите! Нет греха на мне…» Мутный аметистовый взгляд опустился на припухшие губы соседки, и серая спинка вынесла приговор - не увидит милая пухляшка Диана нового дня. Повесится, как только король дух испустит. А в кармашке ее… В том самом, куда она теперь нервно руки пихает… Остатки яда отыщутся.       - Не переживай. - строго сказала Элия. - Все хорошо будет. Я вину на себя возьму. Вот сейчас прям… Крысеныш бодро направился в сторону ложи, чтобы едва не сшибиться лоб в лоб с обозленным принцем. Обнаженный Эймонд Таргариен шел на нее, до скрежета стиснув зубы, напряженный каждой мышцей. Ощутимо злой и опасный. Опешив, Элия отступила на шаг. Хоть девушка и была не в себе, а не заметить пугающий контраст между тем мягким бескостным мальчишкой, что пускал слезу на коленях мадам Сильви, и этим стальным чудовищем было невозможно. Чужая ярость опалила чуткий крысиный носик, и Элия поняла - пьяное ржание там, за занавесью, не было случайным. Король Эйгон, второй сего имени, издевался над братом. Кормил дерьмом с мелкой ложечки на виду у своих прихвостней. Только теперь этот брат мало походил на сопливого мальчишку, утирающего в коридоре злые бессильные слезы. Теперь это был монстр. Нет, крысиное чутье не могло ошибиться! Юный принц не просто научился прятать раны. Он отрастил броню, когти и зубы. Не мелкие, крысиные, тонкие что иголочки. Это были зубы дракона, способные походя перекусить хребет. Это открытие поразило Элию. Крысиные глазки следили за принцем, который, похоже, намеревался покинуть бордель в чем мать родила, двигаясь в сторону выхода размеренной неспешной походкой убийцы. Настоящего. Не того, что дрожит, как осиновый лист на грани отключки, едва-едва всунув жидкую смерть в чужие руки, а того, кто примет решение и затаится в ожидании идеального момента. Того, что воткнет ледяную сталь в чужое сердце, даже не ускорив собственное…       - Вы голый… - хрипло сказала Элия в спину принцу, заставив того замедлить шаг. Не был он голый. Все тело Эймонда Таргариена от макушки до самых пят покрывала стальная броня. В ней он мог босиком пройти через всю Гавань в базарный день, и никому бы в голову не пришло ухмыльнуться странной выходке. Она видела его много раз. С двумя глазами. С одним. Со свежевскрытой для протеза раной. В слезах. Циничным. Гордым. Слабым. С мечом в руках. Спящим, свернувшись нескладной креветкой. Много каким! И всегда Эймонд Таргариен вызывал отторжение. И зависть, конечно! Крысы они всегда завидуют. А тому, кто с золотой ложкой во рту родился, как не позавидовать? Сами Боги велят! Но ни разу Крысеныш не видел его по-настоящему сильным. Гнев будил в мальчишке-принце огромную злую силу, четко осязаемую, почти как плотный графитовый плащ. «Он сможет… Сможет…» пульсировала на грани рассудка восхищенная неоформившаяся мысль. Сможет то, что не под силу ей… Сможет… Принц медленно повернулся к девушке зрячей стороной. В живом глазу пылало драконье пламя, настолько горячее, что любой другой сгорел от одних только искр. Элия покорно потупилась.       - Я позабочусь о вашем платье, милорд. - сказала она. - Это Диана. Она проводит вас в покои, где можно обождать. Всего мгновение! Эймонд молчал. Точеные ноздри дико шевелились, готовые выпустить искры, чтобы сжечь наглую девку и весь дом сладости. Разум победил, и принц нехотя кивнул.

~

Мысли звенели, рассыпались мелким бисером, не желали держаться в голове. Все вокруг казалось бредовым сном - король, принц, яд… Элию трясло, точно в лихорадке, и она даже прижала пальцы ко лбу, убедившись, что тот идеально холодный. Кое-как сосредоточившись на простой задаче - собрать шмотье Эймонда - девушка отбросила тонкую занавесь. О! Крысеныш умел быть неприметным. Сгорбить спинку, опустить глазки, втянуть голову в плечи, шмыгнуть вдоль стеночки, стараясь не шуршать, не дышать… Она делала это тысячи раз, а теперь не смогла. Забыв, как моргать, Элия таращилась на невероятно пошлое зрелище, стремительно набирающее обороты на уютном ложе мадам Сильви.       - Расскажешь нам, что с тобой делал мой брат? - все еще хихикал Эйгон, нагло стягивая с плечей женщины халат, которым та едва успела прикрыться. Для него она была вещью. Телом, что выполнит любые прихоти. - Как ему нравится? Сверху? Снизу? Сзади? Или… в зад? Другие раздевались. Расслабившись, после побега принца Эймонда, дружки короля порядком повеселели, мигом придя в игривое настроение.       - Ваша милость, позвольте, я приглашу девушек… У меня много молоденьких! - вполголоса говорила мадам, ненавязчиво пытаясь отстраниться от рук Эйгона, смело ощупывающих ее тело. - Вы выберете любых… Каждая будет рада…       - Пекло! Какие сиськи! Мадам Сильви никогда не разочаровывает! - восторженно прохихикал король, сжимая красивую взрослую грудь, столько раз утешавшую его брата. - А какие складки! Эймонд свирепый ищет в женщинах то, чего нет в нем самом! Похоже, он ущипнул мадам. Та болезненно скривилась, отпрянула, прямо в объятия рослого гвардейца с глуповатой улыбкой.       - Я позову девушек… - Сильви сделала попытку сползти с постели, по чужие сильные руки удержали ее.       - Да, мадам… Да… - закивал Эйгон, разворачивая к себе милое округлое лицо. - Только сначала ВЫ примите нас. Всех нас. Вместе и по очереди. Я хочу посмотреть, какие ваши умения прельстили этого идиота. Я знаю, что вы весьма искусны в вопросах любви… Растяни ей зад. - приказал он тому, кто увлеченно лапал мадам, прижавшись со спины. - Сегодня ему многое предстоит. Обреченный бирюзовый взгляд мадам врезался в Элию, наполовину прикрытую занавесью, и Крысеныш не смог сдержаться. Уголок рта цинично дернулся, изображая чудовищное подобие улыбки. Да, мадам Сильви! Боги все видят! И воздают каждому по грехам его. Иногда слишком быстро. Согнувшись и потупившись, серая спинка спешно юркнула вдоль стены, мелкая и неприметная для увлеченных пышным роскошным телом парней. Собрав вещи принца Эймонда, Элия поспешила убраться, на прощание отыскав взглядом кубок, беспомощно валявшийся у постели. … Дорогой желтый шелк покрывала впитал весь яд до последней капли… Что ж… Сегодня судьба сводила другие счета. Крысеныш ухмыльнулся. Может завтра придет ее очередь…

~

Город гудел. Встревоженные люди толпились на улицах, переглядываясь беспокойными взглядами. Многих пригнали, насильно оторвав от работы. Доедающим последние крохи горожанам плевать было на победу короля Эйгона у Грачиного, или какого там, приюта. Они знать не знали где это и больше были бы рады подводам с хлебом, чем… — Узрите! Дракон-предатель Мелеис! Повержена вашим королем при Грачином Приюте! - монотонно вопил глашатай, точно тянул заупокойную. - За Эйгона! За короля! Смрад гниющей плоти густым облаком окутал улочки Королевской гавани, заставив глаза слезиться, а тощие животы сокращаться в попытках избавиться от скудного обеда. Живот Элии молчал. Этот запах больше не вызывал отвращения. Сладковатый и резкий он пропитал ее насквозь. Слишком уж часто девушка простаивала под трупом Уилла, наблюдая, как настырный ворон выклевывает глаза, лакомится бледной плотью щек. Тело сохло на открытом ветрам и солнцу месте, истончалось, худело. Лицо искажалось, все меньше походя на лицо улыбчивого милого парня, навсегда запечатлевшегося в памяти вместе со вкусом их первого настоящего поцелуя. Легкого, как крылья бабочки. Чистого, как родниковая вода. Запрокинув голову, Крысеныш запоминал то, во что Эйгон Таргариен превратил единственного дорогого ей человека. Днем. А вечером ждал короля под сводами дома сладости, неторопливо перекатывая в кармашке вновь заполнившуюся колбочку. Вспышка гнева, столь неосмотрительно обуявшая ее при виде юного короля, погасла, и Элия погрузилась в вязкое оцепенение, какое часто бывает у душевно сломленных. Девушка мало спала, но могла часами пялиться в одну точку, практически ни о чем не думая. Мысли рождались тяжело. На чувства сил и вовсе не было. Должно быть, так ощущает себя гусеница, превратившаяся в куколку, потеряв все связи со старым миром, но еще не обретя новых. Диана сторонилась ее, будто чумную. Мало говорила, прятала бесцветные слезливые глаза. А теперь еще стала привечать странную девицу, замотанную в приметный алый плащ. Только крысу не проведешь. Острый любопытный нос мигом разузнал что надо. Глуповатой толстушке нечего было противопоставить звериному чутью, нетренированному суровыми буднями Блошиного конца. В матрасе Диана прятала листовки, которые расклеивала едва ночь опускалась на город, ловко отлынивая от работы на тридцать-сорок минут. Каждая бумажка была пропитана насквозь ядом ненависти. Для безграмотных жителей Гавани, коих кругом было пруд пруди, текст дублировался емким карикатурным рисунком. На одних Эйгон изображался прожорливым увальнем, пирующим за бесконечным столом, пока тощие бесцветные руки тянулись к крошкам, сыплющимся из его рта. На других милостивая королева Рейнира раздавала детям пищу. Скоро сложив два и два, Элия смекнула, откуда город прознал о лодках с едой, посланный с Дрвконьего камня. Город кишел шпионами Деймона и Рейниры, и тупоголовая Диана была одной из них. Что ж… Чем не способ отомстить? Вполне в духе трусливой пухляшки - делать исподтишка мелкие подлости, не имея силы духа для решительных действий.       - Боги… Какая вонь… - позеленела Диана, зажимая рот и нос надушенным платочком. Лучше задушиться приторной вонью дешевеньких духов, чем вдыхать смрад гниющей плоти. «Какие мы нежные.» вяло подумал Крысеныш, но вслух ничего не сказал. Последние дни рот открывать совсем не хотелось. С кем говорить? О чем? Город, бордель, люди и даже собственная постель ощущались чужими и неприятными, пока сама она застыла, будто семечко одуванчика в ожидании достаточно сильного порыва ветра, способного унести достаточно далеко. Мимо проплывала огромная драконья башка, груженная на телегу. Колеса вихлялись, дно потрескивало, прогибаясь под непомерным весом. … Отпилили… Голова дракона в обмен на голову принца Джейхейриса. Смерть влечет за собой смерть, оседая в сердцах пеплом и болью. Война закончится, когда боль перестанет вмещаться. Когда последние, оставшиеся в живых, возденут к небесам руки и взмолятся о мире, шепча сухими губами «Не могу! Не могу больше…» Элия узнала ее сразу. Мелеис. Прекрасный алый дракон, пролетевший над ее головой в день коронации. На его спине была женщина - принцесса Рейнис Таргариен. Стройная и острая, как заточенное копье. Крысеныш видел ее лишь мгновение, но запомнил во всех деталях острый профиль, серебряные локоны, роскошный чешуйчатый доспех. Должно быть, она была отчаянно смелой. Не всякий решится вступить в бой с самой Вхагар. А ведь был еще и другой дракон… Рассматривая голову Мелеис, девушка представляла себя на месте драконьей принцессы. Хватило бы ей духу бесстрашно шагнуть навстречу Неведомому? Упасть с неба… Или и вовсе сгореть. Невнятный гомон толпы вывел Элию из раздумий.       - Быть не может… - охали одни.       - Они убили дракона! - шептали другие.       - Запомните мои слова: это черное предзнаменование. - пророчили третьи. С этим трудно было не согласиться. Символ правящего дома - священное божество - на поверку оказалось обычным мясом. Горой из плоти и костей. Дракона можно убить, а Таргариены… Всего лишь люди. Крысеныш лишь едко ухмылялся уголком рта. Наконец-то до них дошло! Наивные тупицы! Сама-то она раскрыла эти невеликие тайны, еще в детстве, наблюдая за избалованными королевскими детишками. Не было в них и капли божественной сути, а значит… Нет и в ней. Вот от этого было немного обидно. Все же Элии хотелось, чтобы с кровью отца ей досталось хоть что-то ценное, кроме валирийской мордашки да серебра за плечами. Что-то такое, чего нет ни у кого в мире. Люди испугались. Мгновение триумфа короля и его армии обернулось провалом, смутив умы простого народа. Если раньше война была не более, чем словом, навевающим неприятные мысли и отдающее легкой нервозностью, то теперь все изменилось. К пустым животам добавился страх перед местью Черной королевы. Когда драконы летят на войну, горит все. Никому не хотелось превратиться в сопутствующий ущерб чужого гнева. Толпы потекли из города неудержимым потоком. Бежали все. Даже те, кому бежать было некуда. Гавань пустела, и принц-регент закрыл ворота, закрутив еще плотнее крышку на кипящей кастрюле. Элии было плевать. Ничто не удержит крысу там, где она не желает быть. Даже воля Эймонда Таргариена.

~

С самого малолетства рынок был любимым местом Элии, разумеется, после узкого пляжа под стенами Гавани. Маленьким крыскам, вроде нее, здесь легко затеряться, слиться с толпой, неприметной серой спинкой скользить вдоль прилавков, принюхиваясь, присматриваясь, прислушиваясь. В начале своей бродяжьей жизни Крысеныш нередко без зазрения совести таскал у зазевавшихся продавцов всякую мелочь, навроде душистых чесночных булочек и крохотных головок козьего сыра. «Держи, подлеца!» бывало орали ему в спину, но кто за крысой угонится?! Одни пятки чумазые и видны! Позже девчонке нравилось слушать размеренные разговоры по обе стороны прилавков. Возьмешь крошку на пробу и стоишь уши греешь. Публика здесь совсем не та, что в доме сладости, а значит и речи и проблемы у них другие. Много болтали о вере и религиозных праздниках, что, как и положено, шли один за одним, и к каждому свой подход нужен был, свой ритуал. Кузнец одно любит, Воин - другое. Так это Боги, а за ними еще святых уйма. Всех и не упомнишь. О жизни болтали. О том, где простому люду попроще деньжатами разжиться, и выходило, что везде не сахар! В Гавани король худо-бедно, а обо всех заботится, чтобы бунт или мятеж какой не учинили. Налоги не гнет, цены в узде держит. В том же Росби лорд три шкуры с торговцев снимает поборами немерянными. И далее в том же духе. Сегодня на рынке было непривычно пусто. То есть, не пусто, конечно. Сонмища покупателей сновали туда сюда в поисках еды, но почти все продуктовые лавки были закрыты, а с рук, если что и можно было урвать, то рыбу или гнилье. На рассвете подводы с провизией вступали в город, чтобы мигом опустошиться ловкими дельцами-перекупщиками, что старались закупиться под завязочку, а затем сбывать драгоценную еду по крохам за сумасшедшие деньги. Все чаще слышались проклятия. Не долго думая, голодный народ винил в своих бедах юного короля Эйгона, его семейство, а главное огромных прожорливых ящеров, что дважды, а то и трижды в седмицу вкушали свежее мясо, пока люди душились тухлятиной. Одна Вхагар жрала за одну трапезу больше, чем все нищеброды Блошиного конца вместе взятые. А были еще другие… Дом сладости пока не нуждался в продовольствии. Накопленного Ульфом хватало. Тем более, что аппетиты урезали и обслуга, и девушки, а таверна сократила меню до минимума, несказанно взвинтив цены. Хочешь жрать - гони монету, милый! Так что тарелка жирной похлебки на солонине стоила нынче дороже, чем ночь с юной красавицей за соседней дверью. В отличие от девушек мадам Сильви, непрестанно ноющих из-за скудных порций, Крысеныша не смущало отсутствие лишнего куска мяса в тарелке, каша на воде и прочие превратности судьбы. Есть чем живот набить и хвала Богам! Оглушенная внезапным горем Элия вяло соображала. Голову всю будто ватой забило. Что еда, если дышать не в радость?.. Апатия, густая и липкая, как мед, лишила воли. Пустые глаза медленно поворачивались в глазницах, медленно моргали, ноги медленно ходили.. Единственное, что отдавалось жаром в сердце, - упущенная возможность поквитаться с кузеном-пьяницей. Но даже привычная злоба тоже была будто бы завернута в тряпочку и припрятана глубоко-глубоко.       - Есть что-то другое? Я и мои… ммм… дочери… привыкли к качественным вещам… - мадам ловко перебирала аккуратно сложенные чулки цепкими ловкими пальчиками. Медовая улыбка искрилась на губах, договаривая то, что не сказали губы. Элия исподволь косилась на ее припухший профиль. Мелкая крысиная душонка пищала от удовольствия. Юный король Эйгон вместе с компанией приближенных лизоблюдов вполне доходчиво продемонстрировали мадам Сильви каково это, когда тебя лишают выбора и используют самыми неприятными способами. Кто-то из них влепил женщине пощечину. Может, за неповиновение, а скорее от избытка чувств. И теперь на распухшей губе отчетливо выделялась ссадина, совсем недавно исходившая алыми сладкими каплями. Ночь выдалась такой бурной, что старая шлюха предпочла целые сутки отлеживаться в своем углу, а теперь была зла на весь свет. О, нет! Разумеется, никто не услышал и стона недовольства с разбитых губ, но серая спинка остро чувствовала недобрый настрой, темным шлейфом повисший на плечах дамы. Что ж… Боги скоры на расплату! Долги возвращаются слишком быстро! На взгляд Крысеныша, случившееся было даже более сладким и справедливым возмездием, чем белый яд в тарелке и кровавая пена на губах.       - Это все, что есть, миледи. Сами понимаете, город закрыт приказом принца-регента. Скоро не будет и такого. Берите про запас, пока есть возможность. - доверительно нашептывал продавец, всовывая тем не менее в корзинку мадам Сильви пару отличных вещиц, припрятанных специально для разборчивой покупательницы.       - С вами приятно иметь дело, мэтр Энцзо… - расплылась та в довольной улыбке. - Элия! Возьми остальное… Ты… Что с тобой? Натянувшись струной девушка стремительно бледнела, уставившись на повозку, мерно пересекавшую Базарную площадь по короткой хорде. Понурая лошаденка с проваленным хребтом еле передвигала копытами, на каждом шаге все ниже и ниже склоняя голову. Еще мгновение, и мягкий мокрый нос, как пить дать, ткнется в пыльную мостовую. На козлах сидел неопрятный мужичонка, весь покрытый неведомой коростой. А позади него в телеге, извергая омерзительное зловоние, тряслись полуразложившиеся тела. Через край свешивались знакомые видавшие виды сапоги и чьи-то засмоктанные патлы.       - Стой! Стой, кому говорю! - закричал Крысеныш и побежал наперерез скорбной процессии. Ловко расталкивая на бегу злых голодных горожан, Элия в мгновение ока догнала повозку и подцепила доходящую лошадку под уздцы. - Тпррруууу! Куда ты их везешь?       - За город. На свалку. - меланхолично ответил мужичок, будто его на каждом углу тормозили истеричные тощие барышни. - Принц-регент приказал избавиться от них. Смердят больно…       - Там у тебя мой брат. Отдай его, а? У меня есть золото. Я… Я заплачу! - зачастила Элия, краем глаза подмечая мадам Сильви, что неспешно приближалась, в брезгливости зажав рукой нос. - Он не сделал ничего дурного! Правда! Он заслуживает нормальных похорон! Прошу…       - Не велено. - не меняя монотонной интонации, пробубнил возница, подтягивая поводья. - Раз Король осудил, значит все преступники! А преступникам одна дорога…Уйди с дороги.       - Не задерживай мертвецов, девушка. Брату твоему уже все равно где лежать. - тяжелая рука опустилась на плечо, и Крысеныш испуганно дернулся, поддавшись неизбывному бродяжническому рефлексу - бежать от тех, кто блюдет порядок. Гвардеец удержал ее и отпихнул с дороги. - Прооооезжай! Вонь невозможная… Бессильно вцепившись в полы плаща, Элия не могла отвести взгляд от подпрыгивающего на каждой неровности носка старенького истоптанного сапога. Первобытная лютая ненависть рвалась наружу из самых черных уголков души, сводя челюсть до зубовного скрежета. Ответят! Все ответят! Заплатят кровью! По капельке ронять будут, пока вся не вытечет! Все!       - Я всегда полагала тебя умной девушкой, Элия… - раздался совсем рядом голос мадам. Лишенный привычной медовой сладости он походил на карканье рассерженной вороны. - Ты разочаровала меня. Столько страданий из-за никчемного ублюдка! Постыдилась бы! Тебя Боги спасли, отвадив от него! Злость, сжигавшая раненую душонку Крысеныша, наконец, обрела вектор, и приблизившись к мадам так близко, что та ощутила кожей напряженное дыхание воспитанницы, Элия зашипела:       - Лучше я буду всю жизнь оплакивать его, чем кинусь подставлять задницу первому встречному. Как мадам? Понравилось вам внимание нашего короля? Злобная гримаса исказила тонкие губы Крысеныша при виде опешившей от подобной наглости женщины.       - Ты забываешься, милая. - вернувшись к обычному ласковому тону, пропела Сильви. - Но я научу тебя покорности. Отныне твое благополучие будет зависеть от того, насколько хорошо ты выполнишь свою работу. Ульф отказался от тебя. Теперь ты принадлежишь дому сладости и должна работать наравне со всеми. Придется поджать хвостик! И научиться почтению…

~

Серая спинка - черные мысли. Бежит тихо по улочке, по самому краешку. Коготочками цок-цок. А у самой во рту зубки острые. Жадные до крови до свежей. Душонка злобой вперемежку с ненавистью кипит. Попадись чье горло - вцепится не раздумывая. Нет для крысы закрытых дверей. Сколько щели не забивай, все одно проход отыщет. Втиснется в самую узкую дырочку! Голова прошла - пройдет и *опа, как говорится. Крысеныш нашел проход в Крысный замок с третьего захода. Хорошо гвардейцы постарались! Все потайные ходы отыскали. Все заделали. Все, да не все! С моря один оставили. Но про него мало кто знал. Их самих с Уиллом терьер провел однажды. Шнырь в лаз в полу, туда-сюда и море. Красиво очень! И ни души! Даром, что замок сверху. Солнце едва закатилось за горизонт, отдав свое место совсем еще юному месяцу, а Элия уже наспех примеряла в прачечной служанкину одежку. Руки тряслись от нервов, и завязать передник вышло далеко не с первого раза. Думаешь, крысе не страшно? Страшно! Ужас как страшно! Она же в одиночку в Красный замок носа ни разу не совала. А теперь еще и ночь. Темнота. Шорохи разные эхом по ходам Мейгоровым ходят. Тени. Элия едва с ночным караулом разминулась. Нагнали полный замок гвардейцев. В каждом коридоре без дела торчат. Толку что от них? Когда младенцу голову пилили ни души не было, а теперь суетятся. Понятно, конечно. Душа человеческая действия просит. Хоть и поздно, а сделать то малое, в чем нужда была. Совесть успокаивают! А крыске малой проблемы! Высунув остренький носик, Элия убедилась, что никто ее не приметил, и побрела в жилую часть замка, поудобнее перехватив лейку с маслом, которую умудрилась по пути подцепить в кладовой. Тут главное не спешить. Иди медленно, лениво проверяй светильники, позевывай и доберешься куда нужно. Главное с настоящей прислугой не столкнуться. Признают чужую и мигом на стене вздернут… Как Уилла. Непривычная траурная тишина окутала мрачным саваном Красный замок. Не гомонили гвардейцы, не хихикали служанки, не бегала толпами веселые придворные прихвостни… Только эхо шагов да шорох ветра скрашивали могильное безмолвие. Вдалеке прошмыгнула леди Алисента. Крысеныш узнал ее по рукам, нервно прижатым к животу. Что ж… Скоро у бывшей королевы добавится причин окропить кровавый камень хрустальными слезинками. Ухмылка, больше похожая на оскал, исказила настороженное личико. Пальцы сами юркнули в карман, нащупали знакомую склянку, ласково погладили. Злобное крысиное сердце скинуло оковы летаргического сна в тот самый миг, когда останки Уилла упали со стены замка на грешную землю по приказу Эймонда Таргариена. Алчущее возмездия оно желало пустить первую кровь. Спокойно и размеренно билось в груди убийцы, пока Элия строила план. Совсем не как в тот раз в борделе, когда руки работали быстрее головы, а ноги подгибались от ужаса. О! Теперь крыса не станет спешить. Она обнюхает все углы, присмотрит пути отхода, и только потом вцепится в глотку Эйгона Таргариена, чтобы отпустить только, когда затихнут последние предсмертные конвульсии. За жизнь платят жизнью, и если Боги стесняются карать грешников, то Крысеныш - нет. У королевской семьи слишком много долгов перед ней. Пришло время взыскать первый.       - Засветло эту работу надо делать! - рыкнул статный мужчина с белым за спиной, перепугав задумавшуюся девушку. - Живей давай! Еле ноги переставляешь.       - Я мигом, сир! - пискнула Элия и нырнула в коридор, ведущий прямиком туда, куда надо - к покоям короля. Волею судеб там действительно из десятка светильников горело только три. Пришлось залить пищу для пламени, от нервов пролив добрую половину. Говорят, алхимики трудятся денно и нощно, желая создать пламя, подобное драконьему, чтобы хранить его в бочках. Зелье злее, чем пламя Вхагар. Способное сносить дома и плавить камни. Люди всегда хотят невозможного и иногда этого добиваются. Крысеныш никогда не мечтал о чем-то запредельном, далеком, как звезды. Мелкая душонка была приземлена и практична до тошноты. Сегодня, как и всегда, все ее помыслы были сосредоточены на мести. Конечно, добить раненого подло. А то, что король болен, в Гавани знал каждый. Кто по собственной воле передаст власть в чужие руки?! Они ж за нее даже на краю могилы держатся, намертво вцепившись! Подло… так же, как пилить головы в постелях или брать силой невинных одурманенных девушек. Подлость в ее крови. Смысл бороться с наследием Порочного принца? Приткнув лейку с остатками масла в тени колонны, Элия тихой крыской скользнула в покои короля. Смешно, но здесь не было стражи. Видимо, леди Алисента и принц-регент полагали смерть не самым плохим исходом для юного короля, если бросили его без охраны. Воздух, напитанный густыми ароматами болезни и лекарств вперемешку с приторными благовониями, пережал горло, заставив Элию задохнуться и даже немного опешить. Тошнотворный насыщенный запах больше подходил залежалому трупу. Ясные ноты гниения доводили до дрожи. Девчонке на мгновение поверилось, что никакой там не Эйгон Таргариен еле дышит в сизом дыму, а ее Уилла занял самое подходящее его светлой душе место. Корона подошла бы ему гораздо больше, чем любому из прокаженной семейки! Ублюдки воюют за трон и свой за на нем, а сами не стоят даже мизинца ее мертвого мальчика.       - Наконец-то! - недовольно скривился мейстер, поднимаясь ей навстречу со склянкой в руках. - Дашь это его милости, когда очнется. Половину теперь, половину на рассвете. Королю необходимо много спать, чтобы скорее поправиться.       - Я все сделаю, как вы велите. - едва разлепив губы, сказала девушка. Все внимание поглотило обожженное тело юного короля. Обугленная плоть гнила на теле, и мейстеры умело снимали поврежденные пласты, оставляя зиять раны. Лопнувшие волдыри, соженные волосы… От былой красоты, некогда впечатлившей юную Элию, не осталось и следа. Король тяжело дышал, тихо хрипя на вдохе, и было ясно, что тело работает на пределе возможного, пытаясь выжить.       - Ровно половину! Даже если его милость будет просить о большем! - наставлял лекарь с сомнением разглядывая незнакомое остренькое личико. - Ты новенькая? Не припомню тебя.       - Меня перевели в горничные на той седмице… Я служила на кухне. - Элия, даже не моргнув, выдержала чужой испытующий взгляд. - Я справлюсь. Все будет хорошо.       - И не вздумай трогать его милость. Даже если он облегчится. - уже в дверях шептал и шептал он, неудержимо зевая. - Позовешь меня или мейстера Орлана. Короля нельзя поднимать просто так… Крысеныш кивал и кивал. Да так подобострастно, что закружилась голова. Все же затяжная болезнь давала о себе знать…

~

Света было мало. Воздуха еще меньше. Одурев от удушающей вони, Элия кинулась отворять окно, едва стихли шаги досужего лекаря. Цепь ниже пупа висит, а простых вещей не знает! Да в Блошином конце каждая крыса в курсе, что болезному воздух чистый полезнее всех целебных примочек и отваров будет! Вдохнув поглубже духмяный морской бриз, девушка покосилась на короля. Как он вообще еще дышит?! Ну, дышит как-то и бог с ним! А она терпеть это не будет. Подхватила крыска гасильник и притушила аккуратно все благовония. Мерзость какая! В доме сладости и то лучше. Прохладный воздух втекал в покои, нежно лаская больное тело. Эйгон пошевелился.       - Мамочка… - прошептал он так тихо, что Элия едва разобрала. - Мама… Ком встал в горле, и пришлось приложить некоторые усилия, чтобы сглотнуть его. А ведь и правда… Где мамочка? Где леди Алисента с ее прекрасными глазами перепуганной лани и обгрызанными пальчиками? Почему не молит Богов о здоровье страдающего первенца у его ложа? Крысеныш даже обернулся, желая убедиться, что здесь и правда никого нет. … Неправильно… В королевской семье все было неправильно. Этот обреченный шепот и пустое кресло возле постели. Галлоны вина, поглощенные юным королем. Слезы его брата под дверью материнских покоев и позже, в борделе, на коленях мадам. Они все были больны и неправильны, а Крысеныш годами завидовал им. Сквозняк задул последнюю свечу у изголовья постели, погрузив все во мрак. Элия шагнула ближе. Ледяной взгляд не отрывался от груди Эйгона, что едва приметно дергалась в такт дыханию. … Вдох… Выдох… Вдох… Выдох… Смерть для него - это милость. Великий дар, несущий успокоение бренному искалеченному телу. … Вдох… Выдох… Вдох… Выдох… Слишком щедрый дар! Крысы не бывают щедрыми. … Вдох… Выдох… Вдох? Вдоха не было. Грудь замерла, неестественно запав внутрь. Неужели сбежал?! Ускользнул в царство Неведомого?       - Нет уж, ваша милость! - рыкнула Элия, шагнув ближе. - Ты будешь жить! Будешь мучиться! Проклинать каждую минуту своей жалкой жизни! Ладони легли на грудь, чтобы толкнуть. Раз. Еще раз. Еще и еще. Крысеныш видел, как спасают утопленников и знал, что иной раз это помогает и в других случаях.       - Будешь выть от боли! Понял? Понял меня, ублюдок? - шипела она, задыхаясь. Хриплый стон разрезал ночную тишину, перепугав Крысеныша до полусмерти. Отпрянув от постели, она тяжело дышала, пока Эйгон пыхтел, стонал и перхал.       - Вот так… Вот так… - одними губами повторяла она. - Это тебе за Уилла… Это за него…       - Эй…монд? Ты… Я знаю… что это ты… - прохрипел король. - Я… ничего не помню… и не вспомню… Я много выпил… тогда… Эймонд?… Эймонд? Он повторял имя брата и плакал. Судорожно хватал воздух пересохшими губами. Скреб простынь. Это было отвратительно…. И справедливо. Крысеныш отступил шаг, потом другой, теряясь во тьме. Похоже, Эйгон Таргариен разом откушал сполна дерьмеца. И будет еще долго-долго жрать его большой суповой ложечкой. За брата. За Уилла. За свое гнилое нутро и никчемную жизнь.