Видящая драконьи сны

      Лёд и пламень, две крайности одной природы. Таргариенам всегда покорялось лишь пламя, но разве возможно в полной мере оценить его могущество без трепета перед долгой и суровой зимой?  Закутавшийся в тёплые плащи Эймонд с усилием натягивал кожаную перчатку на горящую от мороза руку. Холод тоже мог обжигать и ранить не хуже огня, но драконам был неведом страх ни перед одним, ни перед другим. Оперевшись спиной на услужливо подставленную морду Вхагар, он наблюдал, как очищающий любые грехи, кроме собственных, драконий огонь с треском пожирает возвышающиеся над лесом шпили. Жар, исходивший от кожи гулко рычащей Вхагар согревал его тело точно также, как и жар от пылающего Риверрана грел начавшую чернеть от копоти душу. Все кто мог уже давно бежали, а те, кому повезло меньше, по крайней мере, больше не нервировали его отчаянными криками.  Старая няня часто пугала детей легендами северян о ледяном народе за стеной, о лютоволках и о тех землях, где больше не обитают стервятники, ибо дичь там продолжает ходить даже после смерти. Но юный принц не боялся никогда. Величие их крови как и наследие, диктует свои условия, нет на свете ничего, что не покорилось бы огню. В конце концов, даже престол, являвшийся камнем преткновения многих поколений, был выкован в пламени великого дракона. О, железный трон повидал множество самых разных правителей и сейчас, снова решается его судьба. На смену мирному Визерису пришел старший сын — Эйгон, именованый узурпатором, пусть и против собственной воли, но на смену узурпатора пришло зло куда страшнее льда, драконьего пламени или чиновничьей хитрости. Величайшее зло, испепеляющее, но ещё не успевшее познать своей собственной сути. Зло, пока ещё заключенное в оковах ледяного разума.  Эймонд, назвавший себя защитником державы, ещё на шаг приблизился, к тому, чтобы стать палачом.  Королевство рек и холмов, всего за три дня братилось в кипящий котёл. Уцелевшим остался только Харренхол и Шепчущий лес, отрезанные проливами Трезубца. Брошенный Эймондом вызов, наконец, был принят и недалеко от земель Харренхола начала собираться армия под чёрными знамёнами. Нельзя выстроить что-то новое, не разрушив при этом до основания старый уклад. Станет ли разрушение, именно тем, что ознаменует век правления нового государя?       Готовый к битве Эймонд, под сводами просторной пещеры впервые в своей короткой жизни молился. Но молился не Воину, как все, кто шёл в битву прежде, он молился своему дремавшему дракону. Поглаживая чешуйчатую кожу, он тихо напевал древнюю Валирийскую песнь о клинках и пламени, вторя драконьему рокоту. Пусть сегодня не первый день, когда Неведомый готовится принять их в свои объятия, но он сделает всё, чтобы этот день не стал последним.       Ещё тёмное небо было чистым и не намекало на осадки. На фоне припорошенной снегом скалистой местности белоснежная, меховая накидка была почти невидима. Выбранная им отвесная скала прямо над заледеневшим Божьим оком, позволяла оглядеть открытый участок и почти поголовно сосчитать охотников за его жизнью. Четыре дюжины солдат, грузно бредущих по снегу, несколько арбалетчиков и два драконоборческих «скорпиона», установленных прямо под его скалой, коих следовало уничтожить первыми. Три наземных гарпуна с тяжёлыми цепями, были установлены в настолько невыгодном для его дракона положении, что Эймонд счёл их совершенно не опасными и не планировал тратить силы. Пять десятков его собственных знамён уже рассредоточились в лесу и ожидали приказа к началу подступления, но Эймонд не торопился. Соскользнув по заснеженной поверхности обратно в пещеру, он достал из сумки оставленный с вечера хлеб и откусил, прислушиваясь к вибрирующему воздуху. Что-то внутри уже чуяло битву, под кожей закипала кровь, шумно пульсируя по вискам.  Когда мир вокруг пылает, ледяные оковы стремительно рушатся, освобождая дремавших прежде монстров.  Долго ждать не пришлось, из-за леса стал слышен шорох драконьего крыла.  Хлопнув Вхагар несколько раз ладонью, Эймонд забрался в седло, натянул поводья, заставляя драконицу покинуть укрытие. Необъятное туловище Вхагар, тяжёлой лавиной ползло вниз, сминая под когтистыми лапами часть солдат, расположившихся вуглублении под пещерой. Дракон рычал, без разбора наступая на снующих в панике людей, едва успевших сделать несколько шагов по глубокому снегу. Они были далеко снизу, но Эймонд хорошо слышал как хрустят изломанные кости, как сдавленно они кричат, а после затихают под огромной лапой. Достигнув ровной поверхности, Вхагар была потянута поводьями в сторону «скорпионов», готовых пробить череп её всадника, или на худой конец, её собственный. Растоптанное оружие затрещало досками, заскрежетало металлом о промёрзшую землю, а раздавленный, словно арбуз, череп соладата мгновенно окрасил алым подножие скалы. Битва ещё не была начата, но в воздухе уже повис тяжелый металлический запах от крови, покрывающей расколоченные доспехи.       Соловьиный час привёл не только рассвет, озаривший невысокий холм над лесом у стен Харренхола, но и наследника с Драконьего камня. Холм был выбран неслучайно, он находился в равном удалении от обоих армий и был избран точкой переговоров, явно имеющих лишь один итог — смерть. Вермакс кружил в небе, снижаясь, пока не шлёпнул лапами о землю совсем рядом с Вхагар, вздымая в воздух вихри искрящегося снега. Джекейрис Веларион, едва приземлившись, обнажил меч и вытянул остриё в сторону Эймонда. Разумеется, он не мог дотянуться, чтобы ранить, но этот жест весьма удачно справлялся с тем, чтобы выразить все степени неуважения. Меж ними не было большого расстояния, они явственно могли видеть ненависть, исказившую лица и слышать друг друга, сидя верхом на драконах.       — Присягни или умри, одноглазый. — Джейс вытянулся, повышая голос, чтобы перекричать ветер.  — На Драконьем камне уже есть королева, так кому ты служишь, защитник? Пёс сорвавшийся с цепи. Так преданно служил короне, но утратил веру, дядя?       — Человек должен служить, и я служу. Государству ли, долгу, драконам, не имеет значения. Каждый делает свой выбор. — Эймонд не кричал, он знал, что племянник услышит каждое его слово. — Твой выбор был сделан за тебя, лорд Стронг, как и за твоего брата.  Дракон Джекейриса переминался, готовый напасть, сдерживаемый лишь наездником до тех пор, пока не был помянут Люцерис. Натянутые поводья и отданный приказ обернулись пламенем и отрезали все пути к отступлению. Наездник почти соскочил с Вермакса, намереваясь обнажить клинки лицом к лицу, но Эймонд оскалился в ответ и дёрнув поводья, напротив, поднял своего дракона в воздух.       — Желаешь битвы, Стронг? Так оглянись же, я даровал тебе целую войну. Не лишай дракона последней почести пасть вместе со своим наездником. — Вхагар взлетела высоко в небо и громко зарычала, сотрясая воздух над лесом. Знак к нападению подан. Солдаты обоих армий ринулись в бой на земле, а драконы в небесах. И пусть Воин рассудит каждого.        Пышащий огнем Вермакс часто махал крыльями, намереваясь обогнать Вхагар, и дохнуть пламенем в огромную морду. Он поднимался всё выше, рассекая воздух, гнался следом за драконом Эймонда, но почти сразу оказался несущественно ранен скопом стрел. Джейс, перекинувшись через широкую драконью холку и высмотрев, наконец, откуда полетели в него стрелы, обрушил на головы лучников огонь.  Эймонду казалось, что пока всё идет по плану, открытому ему волею призраков Харренхола.   Он уже стремительно летел над озером и его гладкая поверхность отражала широко раскинувшую крылья драконицу.  Юный Веларион пылал от гнева, сжимал в онемешвих от мороза пальцах поводья, то и дело нервно дергая их. Дракон, рваными тычками был разогнан до такой скорости, на которой даже мелкие снежинки ранили кожу, впиваясь в лицо Джейса, словно пригоршни брошенного по ветру стекла. Даже тёплые шерстяные накидки, надетые поверх кожаной брони продувало настолько, что от холода ломило кости. Единственное, что поддерживало в нем жизнь – это желаение отомстить за смерть брата.  Оно ослепляло, пульсировало глубоко в черепе, Джейс почти задыхался от гнева, вцепившись взглядом в летящего впереди Эймонда. Если бы взглядом можно было ранить, тот уже давно пал бы замертво.        Эймонд умирал десяток раз, он помнил каждую грань того видения и благодаря сестре, по его подсчёту, миновал уже три смерти из возможных. Он завис в воздухе лишь на мгновение, бросив колкий взгляд через плечо. Противника поблизости не было. Дракон поднялся слишком высоко, так, что клубящиеся облака перекрывали обзор. Нужно снижаться. Дракону был отдан приказ, но в то же мгновение, вместо хлопка её крыльев, Эймонд услышал рёв, наполненный болью. Что-то толкнуло их снизу, и Вхагар стала рывками проваливаться в воздухе, хаотично снижаясь и поднимаясь. Эймонд обернулся и увидел пробитое гарпуном основание крыла из которого брызнула кровь, кость казалась целой, но мышца была пробита и явно причиняла боль, мешая плавно парить в воздухе. Эймонд злился. Раздраженно ударив ладонью собственное колено он потянул поводья, давая драконице войти в свободный манёвр и подхватить ветер, снижаясь медленне.       — Tub daor, Vhagar. — Он прижался к драконице ближе и погладил по основанию жилистой шеи.   Поводья снова медленно натянулись, Эймонд намеревался спуститься на землю и вынуть гарпун из её крыла, но почти перед самой мордой рычащего дракона пролетел Джейс. Его дракон выпустил облако огня в Эймонда, заставляя того резко поднять руку, чтобы закрыть от жара лицо. Вхагар дёрнулась, взревела и клацнула челюстями в воздухе, почти ухватив драконий бок напротив.        — Dracarys, — Эймонд рычал также грозно как и его драконица. — dracarys!  Вхагар видела больше битв и имела несколько свирепых всадников. Её огонь был жарче, направленнее и сразу же опалил неуспевшего прикрыться наездника, вместе с его драконом. Ожоги на таком морозе не были смертельны и причиняли лишь боль. Вермакс, совсем юный и не опытный дракон – запищал, мотая из стороны в сторону круглой мордой и утратил ориентацию. Огонь попал прямо в глаза, дракон зажмурился, лишь на мгновение, а затем, также дезориентировано бросился в атаку, намертво вцепившись крепкими лапами в длинную шею Вхагар. Он раздирал лапой её кожу, пытаясь пробить вековую броню и вспороть необъятную глотку. Эймонду пришлось действовать быстро. Он открепил у ног ремни, обмотал кулак одним из поводьев и выбравшись из седла, медленно прополз к пробитому крылу. Вхагар уже с трудом удерживала равновесие, тоже мотала огромной мордой, намереваясь скинуть Вермакса. Эймонд почти дотянулся до застрявшего в крыле гарпуна, но поводья натянулись до предела, безжалостно вцепившись в стискивающий их кулак. Руку ломило от боли, но другого выбора не было, до гарпуна оставалась лишь пара движений. Эймонд стащил со свободной руки перчатку, крепко зажал её в стиснутых зубах и рванул кулак, переломав несколько собственных пальцев. Он взревел от нестерпимой боли почти одновременно с Вхагар, из чьего крыла пришлось резко рвануть гарпун. Она сильно дёрнулась, обернулась и обожгла Эймонда взглядом, едва не сбросив вниз. Вернуться в седло было куда легче, даже с окровавленным гарпуном в обмороженной руке. Покрепче обхватив тяжёлую стальную рукоять, он приподнялся в седле и выбрав момент, когда Вермакс снова мотнёт головой, метнул гарпун, с омерзительным хрустом пробивая глазницу драконьего черепа насквозь. Вермакс истошно закричал, разинул пасть насколько позволяло древко, сцепившее его череп и челюсти воедино, выплюнул кровь и клубок огня, а затем обмяк.  Джекейрис впился пальцами в седло так, будто всё ещё был способен удержать дракона от падения и тоже закричал. Сцепившиеся в последнем танце драконы стремительно летели вниз, прямо в разверзнутую пасть Божьего ока, тёмные воды которого готовились стать могилой для одного из них. 

***

      Утром, третьего дня, метель, терзающая земли Королевской гавани, с каждым часом стала набирать силу. Мало кто из ныне живущих мог припомнить такой снегопад.  Собравшиеся на совете вновь, изо всех сил старались обсудить шаткое положение, в котором оказались, но каждого из них, на самом деле волновало лишь то, кого в данных условиях было возможно усадить на проклятый трон.       — Сир Кристон, как продвигается войско? Я слышал о том, что наши знамёна приблизились к драконьему камню. — вероятно, лорд Стронг знал куда больше, чем спрашивал. — Так и есть, лорд Стронг. Зима пришла внезапно, многие наши люди погибли не только от ран, но и от холода. — Коль медленно катал мраморный шар издавая нервирующий каждого скрежет. — Сейчас первым делом мы должны прорвать блокаду Морского Змея, иначе горожане тоже станут гибнуть, но уже от голода и болезней.  — Битва идёт вторую неделю, а от Эймонда ворона ещё не было. Время наисходе. — облаченная в черный траур Алисента, вклинилась в диалог с мыслью, так или иначе терзавшей всех. — Мы должны похоронить Эйгона и объявить о смене власти! Вошедший мейстер Орвиль, спешно просеменил к месту десницы, всё ещё занимаемому Кристоном Колем и выдал тому небольшой свиток, полученный минутами ранее от ворона, прерывая все разговоры. Хелейна, сидящая против матушки, невольно с ней переглянулась, а затем все вцепились своим вниманием в десницу, скачущего по неровным строчкам на пергаменте. Он смял записку в кулаке, вернул взгляд присутствующим и медленно проговорил, будто подбирая слова.       — Ворон из Харренхола. Они сообщают, что днем ранее из-подо льдов Божьего ока достали обожжённые останки крупного дракона. Опознать ещё не удалось. 

***

      Каждая вещь в спальне Эймонда была пронизана его сущностью. Хелейна бродила по тёмной и опустевшей комнате брата, освещаемой одной лишь небольшой свечой, так как это всегда делал он.  Его спальня самая дальняя, в конце просторного коридора, подальше от остальных обитателей замка, но с широкими витражными окнами выходящими прямо на скалистый утёс и Черноводный залив. Эймонд не переносит шума, криков, яркого света и излишнего проявления чужих эмоций, именно по этой причине выбрал самое отдалённое место в доме. Когда что-то начинало выводить драконьего принца из себя он надолго запирался в спальне. Сидел в кресле, глядел в камин или бродил между книжных полок, выбирая книгу. Пожалуй, здесь было из чего выбрать. Полки возведённые от пола, доходили до самого потолка, едиными срубами массивных дубов. Эймонд перестал вести учёт, когда количество рукописей перевалило за три сотни. Он изучил почти каждую. Большая их часть посвящена истории. Часть военному делу, часть поэзии, и совсем небольшая часть книг была написана мейстерами Цитадели и содержала в себе родословную всех знатных домов Вестероса.       Распахнув небольшой шкаф брата Хелейна принялась перебирать оставленные в нём вещи. Взгляд зацепился за шёлковую чёрную рубашку, привезённую торговцами из Асшая. Она была цельной, без пуговиц, вместо них имелась лишь небольшая шнуровка на вороте и широкие рукава, которые Эймонд всегда подкатывал, обнажая руки до локтя. Хелейна стянула её с деревянной вешалки, на несколько мгновений уткнулась в мягкую выстиранную ткань, а затем скинула с себя платье и надела его рубашку. Она вполне ожидаемо оказалась велика, на несколько размеров шире в плечах, от чего рукава тоже пришлось засучить, но за то, весьма кстати прикрыла бёдра. Выбрав наугад разноцветную книгу, Хелейна забралась с ногами в постель и раскрыла её в середине, там же, где прощупывалась закладка, но попытки прочесть даже несколько страниц успехом не увенчались. Мысли спотыкались на каждой строчке, рассыпались, а после возвращались к брату. Поборовшись еще немного с несговорчивыми страницами, она все же сдалась, отложила книгу и повернулась к незашторенному окну. Сквозь мутные пластинки витражного узора хорошо проглядывался снег, явно не планировавший останавливаться. Хелейна сражалась с желанием вылететь к озеру и увидеть останки павшего дракона прямо сейчас, но в такую метель это стало бы самоубийством. Казалось, что утро больше не наступит. Она больше не видит снов, не знает жив ли брат и не понимает, что делать дальше, если на берегу озера сейчас лежит именно его дракон. Эта мысль так сильно поглотила разум, что на мгновение показалось, будто она и впрямь слышит летящего дракона. Всё вокруг стало нервировать настолько, что захотелось зажать уши, но из-за стен на самом деле, раздался рёв. Не надевая мягких туфель, Хелейна соскочила с постели, накинула на плечи тёплый халат и босиком ринулась в холл, едва не убив распхнутой дверью сонного гвардейца.  Эймонд, тяжёлыми, размашистыми шагами поднимался по лестнице ведущей в тёмный коридор западного входа. Им почти никто не пользовался, здесь не было света, но его невозможно было спутать с кем-то ещё. Хелейна ускорилась и побежала навстречу, врезаясь в его грудь.   — Седьмое пекло! Эймонд! Ни единого ворона. Я думала ты погиб. — ей так нестерпимо хочется его ударить, но она сталкивается со взглядом брата и гнев отступает.  Эймонд измучен, ранен, голоден, но улыбается. Подцепляет согнутым пальцем блестящую цепочку на шее сестры и тянет на себя, сталкивая их губами. Натянутое украшение врезается в кожу, заставляя тонкую вену на шее пульсировать лихорадочнее. Ласковые пальцы зарываются в холодный мех плаща на его плечах и тот с шелестом сваливается под ноги, когда Эймонд хватает её за бедра и приподнимает, заставляя обнять себя ногами. — Я посылал дважды, но вероятно, погибли именно они. — он почти шепчет ей в губы. Хелейна скользит ладонями по его шее, отстраняется. Нужно сообщить слишком многое. Но Эймонд не позволяет, запускает пальцы в серебристые волосы, заставляя замолчать и вновь столкнуться в поцелуе. Его одежда пропитана морозным воздухом, пахнет сталью, кровью и потом. Он вжимается в неё, трётся бедрами точно спрашивая разрешения. Голодные, до неприличия влажные поцелуи сползают по её губам к подбородку и ниже на шею, растекаясь жаром по коже. Эймонд рывками сдёргивает с бледных ключиц сестры одежду, почти кусает нежную кожу, оставляя повсюду алые пятна и вжимает спиной в холодную стену. Когда наваждение схлынет, он будет сожалеть, бросаясь извиняющимися взглядами, но Хелейне совершенно точно не жаль.  Он так возбуждён, что уже почти не контролирует себя. Упирается лбом в её плечо, глядя вниз и нервно дёргает свободной рукой множество таких лишних сейчас ремешков на своей одежде. Последние пряжки оказываются нетерпеливо оборваны, тесные штаны спущены, он задирает на талии её рубашку и вбивается мягким толчком в приподнятые бедра.  Хелейна давится воздухом, почти всхлипывает, закусывая губу, чтобы не звучать слишком громко. Эймонд не терпит криков. В любой ситуации, никаких исключений. Это одна из немногих вещей способных в миг обрушить его самообладание.  Он входит во всю длину и замирает. Несколько мгновений гладит свободной ладонью кожу, а после отодвигает бедра и прижимается вновь. Движения такие медленные и глубокие, что её тело сжимает, скручивает от напряжения. Хелейна размыкает губы, чтобы вдохнуть, но следующий толчок выбивает весь воздух и заставляет звонко вскрикнуть, вызывая вспышку боли в висках Эймонда.       — Daor, daor. — Побелевшие от напряжения пальцы, мгновенно стискивают её лицо, крепко обхватывая подбородок. — Jeva jorepna ryptas se pōnte udlitas. —   Эймонд почти рычит, двигается грубее, оскаливается и шумно тянет воздух сквозь сцепленные зубы, выдыхая в её влажную шею.  Хелейна не может собрать звуки в слова, ей слишком горячо, слишком хорошо. Она так оглушительно дышит, что не слышит даже собственных мыслей, лишь выгибается навстречу и сжимает его плечи. Эймонд не успел разоружиться и теперь холодная рукоять меча с каждым движением всё сильнее вдавливается в девичью ногу, обвивающуюся вокруг его поясницы. Она ёрзает, подаётся бёдрами навстречу и тихо стонет в его плечо. Эймонд кончает спустя мгновение после неё, но не останавливается, глубоко и влажно толкается еще несколько раз и только потом замирает, так и не отстранившись от её бёдер. Его руки так сильно дрожат, что Хелейна почти съезжает вниз с тихим писком, но брат снова ловит её, игнорируя тупую боль в переломанных пальцах. Привалившись к стене, потирается о зацелованную до синяков шею своей щекой.       — Прости. Я прикажу мейстеру. —  его голос почти бесцветный, такой тихий, отскакивает от стен и рассыпается на тысячи фрагментов.       — Нет, в этом нет нужды, Эймонд. — Хелейна едва слышно шепчет ему на ухо, мягко обнимает и гладит по волосам. — Я больше не хочу решать. Я уже давно задолжала.  Они больше говорили. Простояли так несколько минут, до тех пор, пока Эймонд не отдышался и отстранился, натягивая одежду дрожащими от напряжения руками. Хелейна, коснувшись босыми ногами пола хватается ладонью за распахнутую дверь, находя опору и высовывается в коридор. Стоящие в соседней комнате гвардейцы явно заинтересованные неприсущей Эймонду эмоциональностью, всё же отошли подальше, далеко за пределы обзора личной сцены, но поста не покинули. Хелейна ненамеренно громко захлопнула дверь, и в то же мгновение из-за спины донёсся глухой стук, заставляя её испуганно обернуться. Эймонд свалился коленями на пол и вцепился бледными пальцами в висок. Он словно каменеет, в ушах звенит, почти не дышится. Двигаются лишь пальцы, медленно избавляясь от пристёгнутого к телу оружия. Меч с тихим шелестом кожаных ножен об пол отлетает к двери, несколько ножей затянутых в тугие чехлы следуют за ним, а короткий кинжал, всегда обнажённый, со скрежетом отползает по каменной поверхности пола и сталкивается с босой ногой наблюдающей за братом Хелейны.        — Эймонд? — она тихо зовёт его по имени, рефлекторно отодвигаясь от холодного лезвия в сторону.       Запертому внутри зверю мечтается снова коснуться её, услышать крики, сдавить до хруста мягкую шейку и долго смотреть, как алая кровь течет по её раскрытым, таким сладким губам. Он ещё чувствует вкус её кожи на губах Эймонда, слышит шумно пульсирующую в ней тёплую кровь.  Эймонд смотрит на сестру из-под ресниц, по прежнему стоя на коленях в нескольких шагах, но даже так видно, что зрачок занял почти все пространство и единственный глаз кажется теперь не голубым, а чёрным. Подняв указательный палец он произносит тихое «шшш», дышит, так шумно и глубоко, что напряженные мышцы перекатываются над рёбрами, а кожа влажно блестит в разрезе распахнутой на груди рубашки.  Хелейну опутывает страх. Волоски на затылке и руках вздымаются, она смотрит на брата почти не моргая, но всё же приближается и тянется раскрытой ладонью к его лицу. Эймонду всё ещё хочется её ласки, но вместо этого он ощетинивается в ответ на прикосновения сестры, отползает в сторону и жмурится, сдавливая переносицу в надежде усмирить мысли в своей голове. Хелейна снова приближается, садится рядом на холодный пол и вкладывает что-то металлическое в ладонь брата.        — Я должна сказать. — её встревоженный взгляд упирается в посиневшую до запястья вторую руку, скользит по неестественно повернутым пальцам. — Эйгон мёртв.