Видящая драконьи сны

      Вóроны в небесах Вестероса — изъявители воли лордов и государей. От их взора ничто не было сокрыто со времен, когда первые люди возвели в этих местах свои хлипкие хижины и принялись воевать друг с другом за каждый свободный клочок земли. Если драконы – боги, то вóроны их тайный орден, хранивший самые порочные секреты. У каждого из них своя миссия, свой долг, своя судьба. Кому предстоит нести на чёрных или белоснежных крыльях благую весть, а кому трагичную, решает жребий. Сегодня семеро снова играют в кости. Жребий уже брошен, указующий перст сдвинулся и лишь крылатый вестник, несущий слово, знает, чьим приговором он стал.       Тот ворон был царственно красив. Ларис Стронг, осторожно отцепивший записку от когтистой лапы, невольно залюбовался. В рассветных лучах казалось, что птицу покрывают не перья, а тонкие пластины чёрного опала. Каждый сегмент пера переливался особенным сиянием. Дождавшись, пока лорд Стронг несколько раз бегло прочитавший полученную записку, швырнет её в пламя камина, как и было указано, ворон оглядел его своими маслянисто-чёрными глазами, выжидая. Лорд наспех нацарапал полусухим пером свой ответ и привязал к птичьей лапке вновь. Казалось, ворон кивнул, затем каркнул и выпорхнул в окно.

***

      Не слишком мирно спящий в своей постели Эймонд, застонал, силясь вырваться из подступающего сновидения, которое третий раз за ночь утягивало за собой не оставляя омороченому разуму ни единого шанса на сопротивление. Сбившаяся под головой подушка дезертировала на жёсткий пол спустя мгновение, после того, как он снова стал беспокойно вздрагивать и вцепляться похолодевшими пальцами в простыни. В чертогах его разума развернулась кровавая бойня, не имеющая конца. Хрупкие нити судьбы переплетались друг с другом в прочную паутину, показывая своему заступнику поочерёдно все сюжеты, как цирковые лицедеи, сменяя одну маску на другую. Оглушительные хлопки драконьих крыльев смешивались со звоном стали и треском пылающего леса. Мгновение назад его рука, крепко державшая меч, окроплённый чужой, непростительно грязной кровью вот уже хватается за пронзённую грудь из которой вытекает последняя капля собственной жизни. На этот раз он почти закричал, но звук вышел таким глухим, словно доносился из-под воды. От того, как сильно были стиснуты зубы даже свело челюсть. Сидевшая рядом Хелейна, осторожно стащила с брата тёплое одеяло, потянула шнурки его промокшей насквозь рубашки, распахивая её и освобождая хаотично вздымающуюся грудь. Кончики её пальцев заскользили по коже, покрытой блестящими каплями испарины, скользнули по животу вверх, заставляя короткие волоски вздыбиться запуская волны мурашек по разгорячённой коже Эймонда. Хелейна, склонившаяся над ним, позвала несколько раз чуть громче до тех пор, пока его рука не накрыла её ладонь. Эймонд судорожно выдохнул, несколько раз моргнул, возвращаясь в реальность и прижал раскрытую ладонь сестры к своей груди сильнее, в надежде, что она сумеет затолкать вылетающее сердце обратно под рёбра или куда угодно, только бы оно не выпрыгнуло окончательно. По-кошачьи потянувшись, Хелейна взобралась на Эймонда, усевшись сверху, расставила по бокам от него ладони и придавила того сильнее к постели, унимая его дрожь, давая время осмыслить увиденное.       — Как ты это сделала? — едва отдышавшись, он обхватил девушку поперек талии, перевернул на бок, прижимаясь настолько близко, что пришлось мягко вклиниться своим коленом между её бёдер.       — Это не я, а Харренхол. — стиснутая в его объятиях Хелейна стала поглаживать крепкие плечи. — Здесь всё из чардрев. Пол, стены, постели, окропи их кровью и они наведут столько морока, сколько ты способен выдержать. Твой путь тернист, тебе самому должно выбрать единственный верный из них. Только не ошибайся. На пороге рушащегося мира, время в одной комнате застыло только для них. Эймонд рассматривал её глаза, васильковые, с тёмными фиолетовыми вкраплениями. Пушистые ресницы подернулись, её взгляд тоже заскользил по лицу брата, цепляясь не то то за губы, не то за рваные края шрама на коже. Как много в мире слов и как же оказалось бесполезно и безлико каждое из них, безвкусное, неспособное выразить в полной мере того, что сейчас необходимо. Молчание всегда было таким сговорчивым для обоих. В каждом движении читались целые фразы. Их личный способ поговорить без лишних ушей. Эймонд прижался губами к её щеке, оставляя на ней несколько поцелуев, зарылся в распущенные волосы, накручивая шелковые прохладные локоны и пропуская их сквозь пальцы. «Я так люблю тебя». Коснулся девичьего запястья, поглаживая большим пальцем давно исчезнувшие отпечатки его собственной хватки. «Прости мою грубость». Его сонные, медвежьи объятия стали требовательнее. Эймонд уже почти утонул в своей беспощадной нежности. Оперевшись рукой о деревянную перекладину у изголовья кровати, свободной рукой он сгрёб в кулак тонкую ткань её ночного платья, обнажая девичье колено и продвинулся ладонью вверх чтобы сжать, наконец, горячие бёдра. Хелейна тёрлась о его руки, подставляла под влажные поцелуи щёки и распухшие губы, смешивая обоюдно сбившееся дыхание в нетерпеливых отрывистых поцелуях. Когда его выдох опалил часть обнажённой шеи, а её разведённым ногам почти удалось спихнуть свободные штаны с его бёдер, в комнате раздался крайне настойчивый стук. Эймонд проигнорировал его, но стук повторился, заставляя всё же остановиться и раздражённо прорычать прямо в её шею.       — Это ворон. — Хелейна облизнула пересохшие губы, мягко выпуталась из объятий и подошла к окну, одёрнув сбившееся платье. Всё еще раздражённый незваным гостем Эймонд на мгновение замер, припоминая слова сестры о Цитадели, но разглядев за витражной мозаикой окна чёрный, как смоль клюв, снова расслабился.       — Его мог впустить и Сир Саймон. — сдув с лица прядь, Эймонд положил на колени подобранную с пола подушку, стараясь переждать всё еще пылающий внутри пожар.       — Нет, этого не смог бы. Этот ворон только мой. — Хелейна приоткрыла створку, впуская взъерошенную птицу на свою ладонь и развернула принесенную им записку. Эймонд поспешно завернулся в бархатистый халат и навис над плечом сестры, успев выхватить из короткой записки лишь несколько слов до того, как её свернули и бросили в каминное пламя. «Ваша воля будет исполнена.»       — Что за дела у тебя с Ларисом? Я точно знаю его манеру письма. — окатив недобрым взглядом птицу, поглаживаемую сестрой, он совершенно не ожидал получить в ответ такой же, оценивающий взгляд маленьких чёрных глазок.       — А что за дела у тебя с Талли? — Хелейна улыбнулась, многозначительно пожав плечами и отправила птицу на свободу, закрывая окно.       — Дела, в которых из меня сделали идиота, очевидно. — его раздражение вновь набрало силу, сцепив пальцы за спиной он вытянулся, как стрела и стал расхаживать по комнате, собирая разбросанные вещи.       — Полагаю, мой запасной план окажет тебе некоторое содействие. Я поделюсь с тобой деталями как только придёт время. — Хелейну немного позабавила нервозность брата. — Ты взял меня с собой, но стал действовать без совета. Мы не можем позволить себе промашку, Эймонд.       — Ты права. Всегда права. — он совершенно точно не умел извиняться, чужую правоту, хоть и очевидную, поперёк собственной гордыни признать было ещё сложнее. — Хочешь обсудить сейчас дела? — встречая её взгляд он старался убедиться в твердости разума после пережитых накануне событий.       — Да. Что ты решил? — Хелейна села в кресло у камина, наблюдая за братом.       — Во-первых, я считаю, что на время тебе следует вернуться в Красный замок. — получив от неё жест согласия, он продолжил, — Я уже собрал армию и конфиденциально уведомил совет. То что произошло с Деймоном сыграло нам на руку. Рейнира лишилась ещё одного дракона. Караксес видели в речных землях, она одна, охотится на овец. Я знаю, что Рейнира слегла в родильной горячке и вероятно, не переживёт её. Сейчас самое выгодное положение для нападения здесь. — он ткнул пальцем в карту на стене, указывая на поместье Талли.       — Начнёшь сжигать дома их союзников, чтобы посмотреть, кто даст тебе отпор? Хорошо. — Хелейна была согласна, но всё же нервно протиралась пальцами о свою ладонь. — Хочешь, чтобы с советом встретилась я?       — Да. Я не вернусь до тех пор, пока не ослаблю их армию. Речные земли ближе всего к Харренхолу, я отправлюсь отсюда. — он неровно выдохнул, уперевшись взглядом в пол. — Если вернусь, поговорю с братом.

***

      Зашторенная опочивальня пропахла лекарствами, разложением и скорбью. Впавший в беспамятство Эйгон, второй своего имени, лежал раскинувшись на постели время от времени раскрывая глаза и осматривая потолок, хлопочущего мейстера или распухшую от слёз матушку. Сейчас он снова услышал её голос от чего и проснулся. Рядом, словно старая и до неприличия скрюченная ворона, стоял Ларис Косолапый.       — Ваша милость, — Стронг сгорбился сильнее, пытаясь изобразить глубочайший поклон. — Вы хорошо нас слышите? Пригласить ли мейстера?       — Слышу. — Эйгону хватило сил ответить лишь на один вопрос, на второй он просто отрицательно мотнул головой.       — У нас есть основания предположить, что вы в большой опасности. Вас надлежит увезти как можно дальше до тех пор, пока вы не окрепнете. — взгляды Лариса и матушки синхронно вцепились в него, едва не растерзав то, что осталось от его тела.       — Нет. — Эйгон хрипло рассмеялся, почти задохнувшись, — Лорд Стронг, я даже помочиться сам не могу, вы считаете, что может произойти что-то ещё хуже? Уйдите прочь. Оба. Это приказ. Алисента всхлипнув, прижала к лицу руку и поспешила выйти из комнаты на воздух, в попытках собраться с силами. А Ларис же, снова скрюченно поклонился, попятился спиной к выходу и захлопнул за собой двери, оставляя наследника престола в темноте.       — Моя королева, вы сегодня скорбите сильнее, чем прежде. — он привычно уселся в одно из её зеленых кресел, успешно имитируя интерес к происходящему.       — Хелейна! — Алисента всплеснула руками, медленно выдыхая, — Прислали ворона из Харренхола, ваш дядя пишет, что она сегодня явится. Зачем, Ларис?       — Не стоит удручаться, в конце концов она ведь ваша дочь, разве не так? — заранее осведомлённый об этом решении Ларис, разумеется подобрал нужные ответы. — Полагаю, она вернётся одна, а значит, что-то в делах Защитника державы пошло не так?       — О, нет! Ларис, не дурите меня. Я знаю, что ваши уши торчат из-под каждого куста. Вы знаете всё. Что они задумали? — Алисента, изрядно поседевшая на последние недели, принялась нервно расхаживать, коршуном нависая над Стронгом.       — Хотел бы я, чтобы моя власть была столь безгранична, но увы, Харренхол давно перестал хранить мне верность.— Ларис пожал плечами, сложив руки на клюку.

***

      Пламенная мечта, очаровательная и юркая драконица, ныряла между пушистых ночных облаков, словно купаясь в них. Хелейна отпустила поводья, крепко обняв драконью шею, позволяя ей свободно парить, зависать в воздухе на мгновения, а затем складывать крылья и пикировать вниз. Взяться за поводья вновь пришлось только когда пришла пора снижаться. Вернувшись в Красный замок сокрытый темнотой ночи, она сразу же двинулась в условленное место, самый дальний коридор, почти неосвещенный. Там, где её ждал лорд Стронг.       — Ваша милость! — он тихо выполз из тени, будто саламандра из-под камня. — С возвращением!       — Добрый вечер, лорд Ларис. Что насчёт моего письма? Вы говорили? — Хелейна поёжилась, казалось, что холод пробрал до самых костей.       — К сожалению, как мы и предполагали, его величество отказали, увы. — Стронг развел руками, а затем поспешно вынул замшевый мешочек, — К слову, то о чём вы просили, вот, будьте осторожны.       — Благодарю. — девушка сжала в ладони полученный от лорда свёрток, — Об остальном я сообщу на совете. Доброй ночи. — развернувшись Хелейна последовала в бывшую, некогда собственной спальню в центральной части замка. В спальне уже горел камин, Хелейна, сбросила свой плащ и села прямо на пол, возле огня, прокручивая в ладони стеклянную колбу с прозрачной жидкостью.       Сегодняшняя ночь не для сна и время исполнения приговора настало. Дождавшись, пока слуги погасят свечи в холле, она проследовала по родным коридорам в комнату, в которую пожелала бы больше не входить никогда.       — Эйгон? — государь отозвался не сразу, прежде несколько мгновений разглядывая сестру. Освещаемый слабыми свечными бликами он походил на отца в день смерти. Пергаментная кожа, с бледноватым жёлтым отливом. Ожоги уже затянулись тонкой кожицей, которая ярко контрастировала такой же бледной розовиной поверх воскового туловища. Переломанные ноги ниже колен были затянуты тугими повязками и приподняты на алых подушках. Свободными оставались лишь некогда сильные руки, лежащие поверх одеяла.       — Я решил, что мне мерещится. — голос казался шелестящим, он немного приподнялся поддерживаемый подушкой. — Раз пришла за избавлением, сделай всё быстро.       Истинной целью всякой жизни является смерть. Только она не имеет союзника и приходит за каждым в назначенный час. Для иных это удар, совокупность несправедливости и трагических обстоятельств, но для прочих, смерть есть избавление. Эйгон Таргариен, второй своего имени, названный королём против воли и всякого на то разумения видел в Семеликом боге, надевшим свою седьмую маску — избавление.       — Я не хотел ни этого трона, ни тебя. Только жить своей жизнью, хотел шлюх, вина. Трон и тебя всегда желал он. А матушка всё твердила мне о «долге», «наследии», «смирении». — Эйгон снова стал тяжело дышать, хрипя и покашливая между словами. — Единственное право, что у меня оставалось — пасть в бою, но брат, со своей собачьей верностью, не дал мне даже этого. Это я бросился в его пламя. Ему не хватило духу даже добить. Щенок. — покрытый бинтами живот Эйгона вздымался от тяжелого поверхностного дыхания, и одолевающей ненависти, — Я бы выбросился в окно, да вот беда, — Эйгон откинул покрывало, обнажая сожжённые и затянувшиеся грубыми, воспаленнными шрамами ноги,— не дополз. Свалился с постели и лежал вот там — он кивнул на ковер, — пока мейстер не подобрал меня, как перевернувшегося жука. Это хуже смерти. Рассматривая несколько мгновений в руках жены блестящую склянку, он настойчивым жестом указал вылить содержимое в вино, стоявшее подле на тумбе и подать ему.       — Я знаю, боги к нам не были справедливы братец. Но к тебе их несправедливость была куда чудовищнее. — Хелейна подошла ближе, откупорила сосуд и выплеснула жидкость в вино, поднося его королю.       — Дай мне, прежде, — он не договорил, снова тяжело задышал, но вытянул пальцы свободной руки, расписываясь в воздухе, и посмотрел в сторону стола, — подписать, вот там.       — Сейчас. — Хелейна поспешно достала из его стола перо, бумагу, сургучную смесь и поднесла Эйгону, помогая тому сесть. Сделав глоток отравленного вина, он стал медленно выводить свою последнюю подпись на ещё пустом листе. Каждая буква имени непременно оставалась ровной, несмотря на дрожь в руке. Закончив, Эйгон стащил с пальца тяжелое отцовское кольцо и надел на большой палец Хелейны, слабо сжав её руку.       — Дальше сама. — почти допив вино, он ощутил, что боль отступила но, эти простые действия отняли остатки накопленных сил.       — Я останусь с тобой. Ты не почувствуешь боли, обещаю. — Хелейна села рядом, поправляя смятое одеяло, накрыла Эйгона как ребенка и несколько раз поцеловала в висок. Казалось, всю его боль сейчас чувствует она. От безысходности хотелось исчезнуть. Эйгон вдруг едва слышно засмеялся, потряс руку Хелейны, чтобы она снова приблизилась и заговорил ей на ухо.       — Когда твой верный пёс закончит предавать смерти «королей», — сунув в её ладонь каменный шар для присутствия на совете, Эйгон снова сжал руку сестры в своей, почти до хруста пальцев, и снизил голос до зловещего шёпота — напомни ему о бастардах. Да правит он до-о-олго. Эйгон прикрыл глаза. Его последний, протяжный шёпот заставил подёрнуться самые кончики волос сестры. Больше он не дышал. Девичье сердце тоже пропустило удар, Хелейна поджала губы и зажмурилась стараясь сдержать капающие на обожжённую кожу мужа слёзы, словно они могли бы причинить ему боль. Его большая ладонь всё еще крепко держала руку Хелейны. На попытки собраться ушло время, медленно остывающие пальцы кровного брата и нелюбимого сердцем мужа, продолжали сжимать её руку, но отпускать его Хелейне не хотелось. «Слёзы Лиса» — воистину королевский отравитель, самый ценный яд, убивающий быстро и безболезненно, сжигая изнутри каждого, кому был пожалован.       Щёки Хелейны жгло от капающих слёз, горло сдавило. Осознание окатило волной ужаса и она всё же поспешила выпутать руку из цепких пальцев смерти. Её собственная рука, казалось, тоже окаменела, крепко сжимаясь вокруг небольшого шарика. Мысли вились вокруг Малого совета, что будет собран на рассвете. Медленно моргнув несколько раз, она прошлась пересохшим языком по своим шершавым губам. Вытерла влажные дорожки с лица и принялась поправлять одеяло Эйгона вновь. Слёз больше не было, наступила очередь крупной дрожи и удушливых спазмов, сжимающих шею словно в петле. Поправив его спутанные волосы она заметила тонкую струйку алой крови, стекающую из носа по некогда красивому, юному лицу брата. Хелейна поторопилась стереть кровь лежащим на тумбе платком, убрала опустошенный кубок и направилась к столу, чтобы закончить подписанную Эйгоном бумагу. Тяжёлый фамильный перстень вертелся на большом пальце, болтался, норовя слететь под ноги и оттягивал руку намекая на масштаб собственной значимости. Растопив сургучную печать, Хелейна приложила кольцо гербом вниз, запечатывая документ. Забрала каменный шарик в ладонь, в последний раз оглядела мирно лежащего на постели Эйгона и покинула спальню.

***

      Предрассветные часы тянулись бесконечно. Хелейна продолжала натягивать спадающее кольцо до тех пор, пока палец не стал алым от постоянного трения. Ей до боли хотелось сорвать с себя кожу и влезть в чью-то другую. Бледную шею увенчало такое же алеющее пятно, жадно расползающееся на грудь. Нервная чесотка самое малое, что сейчас могло её беспокоить. Навязчивое желание содрать кожу ограничилось лишь тем, что она, разрывая слабые шнурки корсета отшвырнула платье, раскрыла шкаф и не глядя принялась надевать другое. Не пропахшее ядом и смертью, новое платье с тугим корсетом. Платье оказалось зелёным. Именно такой цвет озаряет маяк Высокой башни в дни, когда Старомест собирает армию. Умывшись и причесав волосы Хелейна почти опоздала к началу совета. Солнце поднялось высоко, а значит стоит поторопиться. Собрав последние крупицы твёрдости она бесцеремонно вошла в зал, распахнув огромные двери. Присутствующие умолкли, все взгляды были обращены к ней, участники малого совета разом ахнули, увидев на руке консорт-королевы кольцо Эйгона, в момент, когда она опустила в чашу свой шар, дающий право голоса.       — Его величество, Эйгон, второй своего имени, Владыка Семи Королевств, король андалов, ройнаров и Первых людей — скончался. — протянув Великому мейстеру запечатанный свёрток, таким же бесцветным голосом Хелейна продолжила. — Королём не был оставлен наследник, а посему, наследует — Эймонд, кровный брат, первый своего имени, провозглашенный защитник державы. До его прямого приказа прошу вас не рассылать воронов и не сообщать ни о чём Цитадели. Стремительно бледнеющая Хелейна растратила всю стойкость, не дождавшись ответа ни мейстера, ни вскочившей, словно пружина, матушки, поспешно вышла прочь. Уперевшись в холодную ограду балконного выступа, она дрожала и часто дышала, сдавленная тугим корсетом. От частого дыхания сильно кружило голову, впившись пальцами в тугие шнурки она потянула их, тщетно надеясь немного ослабить. Спустя ещё несколько порций холодного воздуха, она наконец, отдышалась. Ледяные капли, ползущие по горящей шее, заставили открыть глаза и попытаться разглядеть их источник Над головой, прямо на скованном шпиле сидел белоснежный ворон. Он чистил клювом перья, расправлял крылья и тряс ими в воздухе, сбрасывая мелкие кристаллы снега прямо на стоящую под ним Хелейну. Она сделала несколько шагов ближе к краю, вытянула руку и коснулась лениво плывущих в воздухе снежинок. Наступила зима.