Видящая драконьи сны

      В драконьем пламени, беспощадном и всепрощающем были погребены останки погибших при нападении на Харренхол. Старый кастелян, едва держащийся на ногах, мучимый болью от собственных ран, смотрел, как догорают кости немолодой, но пылкой и суетливой кухарки. То была добрая женщина и её гибель опечалила мужчину пуще мыслей о собственной. Ещё несколько мгновений он смотрел на разлетающийся от порывов ветра прах. Мрачные размышления оборвало чье-то движение, Эймонд, как и всегда, почти неслышно встал рядом.       — Вы не думали на время покинуть эти земли, мой принц? Навестить Совет в Королевской Гавани? Ваша армия почти готова, лорд Стронг прислал ворона. —  кастелян похлопал сухой ладонью предплечье Эймонда и обратил многозначительный взгляд к идущей перед ними Хелейне.        — Я поговорю с ней. — Эймонд тоже сверлил взглядом девушку, с таким усердием, что она на мгновение обернулась, но едва не споткнувшись вернула взгляд к тропе по которой шагала. Богороща по-своему оплакивала убиенных, опадающая желтоватая листва шелестела под ногами, перешёптываясь со скрипящими древами. Вечереть стало куда стремительнее, долгое лето, уступало власть осени. Хелейна была потеряна. Её вниманием завладело пылающее алым солнце. Казалось, что кровь погибших в стенах чёрного замка никогда не будет смыта с её рук и этот цвет уже начал окрашивать даже небо. Эймонд коснулся ладони сестры, в ответ кончики её пальцев переплелись с его, но Хелейна так и не обернулась.        — Цитадель скоро вышлет белых воронов. Нам стоит поторопиться собрать лимоны в саду. —   До Эймонда смысл сказанного дошёл не сразу. Все мысли в голове перепутались, словно игральные кости в мешке.       — Белых воронов? — Хелейна больше не отвечала, лишь настойчиво тянула его за собой в небольшую рощицу у лестницы замка. Эймонд поднял взгляд к ползущим над ними облакам в надежде убедиться, что слова сестры это не обрывки пророчества, а лишь нервное помешательство, которое очень скоро отступит.  Мейстеры Цитадели высылают белых воронов, чтобы оповестить Вестерос о начале долгой зимы. В условиях распаляющейся войны, зима станет яростным противником, играющим против всех, на третьей стороне, исключительно по собственным правилам и получить от неё присягу на верность сможет лишь смерть.       — Старая няня всегда говорила, что лучший лимон для бисквита тот, что с рыжим боком. —  Хелейна отпустила руку брата, принявшись отрывать спелые лимоны  от ветвей и класть их в собственный передник, связанный тугим узлом.  Лихорадочный румянец и пустой, безучастный взгляд убеждал Эймонда, что говорить с ней сейчас о делах, о собранной им армии и Королевской Гавани — напрасно. Потребность подыграть суетливой девичей деятельности оглушила внезапно накатившим раздражением. Он сжал губы в тонкую полоску, несколько мгновений неподвижно наблюдая за сестрой, а затем вспыхнул.       — Лимоны. Какие ещё в пекло лимоны, Хелейна? — рычащая хрипота в собственном голосе отозвалась острой болью в каждой части черепа, виски сдавило от бессилия перед её состоянием. Эймонд оскалился, втянул воздух и надавил пальцами на лоб. Силясь побороть вспышки боли и отчаянного раздражения, медленно осел на каменные ступени.       — Пусть сегодня будет пирог.— её ловкие пальцы стянули края подола, не давая лимонам посыпаться по дорожке.  Девушка, наконец, вернула внимание брату, осматривая потемневший взгляд и подрагивающие мускулы над челюстью. Его снова терзает мигрень.        — Идём на кухню, я заварю тебе травы? —  перешагнув через его ноги, Хелейна села рядом, и приложила холодную ладонь к его лбу, пробуя нет ли горячки.       — От чего ты вспомнила о няне? — тон Эймонда смягчился, он овладел собой в достаточной степени для того, чтобы не сорваться на той, кто сейчас заслуживал этого меньше прочих.       — Старушка Нэрра, она пекла восхитительные лимонные пироги. — девушка снова стиснула передник и медленно поднявшись направилась к кухне. — Сколько тебе было когда боги её забрали?        — То был семнадцатый день, десятого месяца. Мне было шесть. — Эймонд вновь поплёлся за сестрой по длинному коридору, всё также сдавливая кончиками пальцев нещадно пульсирующие виски.       Он почти в деталях запомнил тот день. К старой няне у него было куда больше детской привязанности, нежели к родной матушке или государю. А няня, казалось, любила его сильнее иных своих подопечных. Он рос под её чутким взором. Именно она, лучше всяких мейстеров лечила разбитые колени и подбитый нос после мальчишеских стычек во дворе замка и клялась никому не рассказывать, что в этот раз он позволил себе проиграть «битву». На рассвете юный принц любил ошиваться у стола рядом с няней, в надежде поскорее заполучить самые первые и блестящие из тех сладких пряников, что она пекла по выходным для всех детей в замке. В то утро, когда няни не стало, никто не пришел в спальню, чтобы раскрыть шторы, потому он раскрыл их сам, оглядел нижнюю часть двора и увидел, как чьё-то тело, обернутое в белые ткани двое слуг выносят прочь.   Когда матушка сообщила опечаленным детям об уходе Нэрры, Эймонд, стрелой вылетел из замка и бежал до той поры, пока в боку не начало колоть, а в носу не защипало от слез. Оказавшись посреди розового сада, он уселся на широкое поваленное бревно, уткнулся в колени и зарыдал. Один из немногих людей любивших его в ответ и обещавших всегда быть рядом – покинул. От всепоглощающей несправедливости отчаянно хотелось сделать что-нибудь очень плохое.  Юный принц злился на себя за это, за свою несдержанность и неподобающую слезливость, но поделать ничего не мог. Чувства взяли верх и он лишь рыдал до тех пор, пока кто-то не коснулся его. Он сразу понял, что это малышка Хелейна, будь то матушка или Эйгон, они бы нетерпеливо окликнули его несколько раз, в схожем, почти приказном тоне.  Хелейна же общалась с ним почти без слов, но даже её видеть в тот момент он не хотел. Потому отвернулся, недружелюбно бросил в нее горсть выдранной листвы вместе с колкими цветами и пробормотал «уйди».  Но сестра не ушла. Просто встала рядом, обняла за плечи и тоже шмыгнула маленьким распухшим носом.           — Да. Мы просидели там пока матушка не отыскала нас. — Хелейна высыпала лимоны в чашу полную воды, а после, стала торопливо перебирать высушенные травы, в надежде отыскать нужную. — Кажется, то был единственный день, когда кто-то видел как ты плакал. Эймонд нахмурился, рыдать, как тогда, цепляясь за юбку сестры он точно не планировал. Потому поспешил прервать воспоминания. — Значит, к ужину сегодня лимонные бисквиты? Ты в самом деле намереваешься печь их сама?        — Знаешь, как говорят, — наконец найденные, сухие стебли опустились на дно миски и девушка принялась толочь их, — если судьба пожаловала тебе лимон..       — Схвати его покрепче и выжми кому нибудь в глаз? — воспользовавшись секундной паузой он предоставил единственный, как ему казалось, подходящий ответ.        — Неплохая стратегия. Вот, выпей. — дымящаяся жидкость в протянутом ею стакане источала странный аромат.  Эймонд приблизился к столу, потянул предложенное зелье ближе, но выпить не торопился, несколько раз подул, попробовал пару глотков и поморщился. — На вкус как седьмое пекло. Уверена, что оно меня не добьет?        — Совершенно уверена. Если ищешь покой, найдешь его сегодня на дне стакана. Это лишь артемизия и немного болотной одури. — Хелейна покрутила между пальцев иссохшее соцветие. — Реши я тебя одурманить, я бы его подожгла.     По мере опустошения стакана, стоять у длинного стола на своих ногах становилось сложнее. Он уперся широкой ладонью в столешницу, допивая терпкую травянистую жидкость одним глотком, а затем с грохотом поставил стакан на место, уперевшись в поверхность стола уже двумя руками, медленно лишаясь устойчивости. Раскалывающая череп боль начала отступать, но тело, словно окаменело и он пошатнулся.  Подошедшая ближе Хелейна поймала согнувшегося брата, чтобы довести до постели, позволяя тому обхватить её за талию и уткнуться в серебристые волосы.       — Возможно, чуть больше болотной одури, чем следовало, но сегодня ты должен поспать. — Хелейна прошла с ним по коридору, опустила голос до шёпота, укладывая брата в заранее разобранную постель. — Ворон уже вылетел, я слышу его крылья. Твой долг будет уплачен сталью, око за око, государь.  Эймонд медленно проваливался в тяжелый сон, почти не слыша слов её пророчества, но сегодня слова ни к чему, он всё увидит сам.