Видящая драконьи сны

      Беспокойная ночь, также как и её предшественницы, не принесла Хелейне ничего, кроме очередного пророчества. «Драконьи сны» — именно так здесь зовутся пророчества, которые словно пауки, балансируют на грани снов и реальности тех малочисленных безумцев, кто был способен услышать их шёпот.  Хелейна, изгнанная из собственной постели кошмарным калейдоскопом из осколков нового видения, стояла на балконе. Вцепившаяся до побелевших костяшек в холодную каменную ограду, королева-консорт старалась унять сбившееся дыхание, мелкую дрожь и звон в ушах – её привычных спутников в подобные этой ночи.        — Сестра, —  непривычно мягкий голос только что вошедшего Эймонда вернул её в реальность, заставляя бросить на него короткий взгляд через плечо. Говорить сейчас ей хотелось даже меньше, чем дышать.         — В нас с тобой течёт одна кровь. Я знаю, ты никому не желаешь зла. — тон брата с каждым словом утрачивал свою мягкость и обращался против неё холодным металлом. Эймонд сделал ещё один шаг к Хелейне, почти касаясь раскрытой ладонью её руки, в попытках завладеть вниманием сестры. — Но сейчас от нас зависит будущее королевства. Мать – не драконий всадник. Она не понимала, и никогда не поймёт, что нас с тобой призывает долг. Идём со мной в Харренхол. Пусть враг видит, что мы ответим яростью на ярость.   Хелейна, наконец, обернулась лицом к брату, чтобы поймать его взгляд.          — А если я откажусь? Сожжёшь меня, как Эйгона? —  она вздернула подбородок, всматриваясь в его лицо. Эймонд молчал, но в моменты подобные этому, его молчание было красноречивее криков любого глашатая на площади. Она, разумеется, осознавала чем рискует её игра с терпением брата, но терять ей было уже нечего. В конце концов, даже если он сбросит её вниз, прямо сейчас, ничего не изменится из того, что уже с ними произошло. Её безропотность, давно покрывшаяся трещинами, словно тонкая льдинка, рассыпалась под натиском брата окончательно. Эймонд же, сделав ещё шаг к сестре уперся ладонями по обе стороны, грубо вжимая её спиной в ограду балкона.       — Ты же знаешь, что это не так. — он почти прошипел ей в лицо, чуть склонившись и сжав челюсти, силясь удержать самообладание. — То, о чем ты говоришь — измена. — взгляд его единственного глаза, будто седьмое пекло, казалось, прожигал дыру в коже. Её позвонки отозвались болью, от впивающихся сквозь ночное платье камней резной ограды. Хейлейна оттолкнулась, уперевшись хрупкой ладонью в не менее каменное плечо перед собой.         — Я видела. Видела, как он сгорает в пламени твоего дракона, Эймонд. Как плавится его кожа. — Хелейна тоже перешла на угрожающий шёпот, от которого взгляд Эймонда потемнел, а кожаный плащ до треска натянулся на груди, когда он шумно набрал побольше воздуха.        — Хелейна, всё было не так, каким кажется тебе сейчас. — для Эймонда никогда не было нужды в оправданиях. Это ведь война, а в войне все средства уже заранее оправданы и предусмотрительно одарены индульгенцией. Но перед ней, почему-то хотелось быть оправданным сверх всякой меры.  Ладонь сестры на его плече, вдруг, сжалась в кулак и ощутимо толкнула его, заставив лишь едва слышно усмехнуться, но все же ни чуть не сдвинула с места. Вместо этого Эймонд сверкнул взглядом исподлобья в ответ на её толчок и мягко сжал длинными пальцами тонкое запястье.  Хелейна скользнула взглядом по кинжалу отца из редкой валирийской стали, заткнутому за пояс Эймонда, как перешедший символ власти, а затем дернула на себя зажатую его пальцами, словно в тисках, руку, заставляя брата склониться ещё ниже, чтобы как можно тише прошептать ему почти на ухо.        — Все было бы так, как следует, закончи ты начатое в тот день.