ДЭЗ

Десять лет назад

Машину тряхнуло и новый спазм сдавил виски и глазные яблоки. Дмитрий сморщился, проглатывая дым и медленно выдыхая его через нос. — Не курил бы, не мучился, — со стороны пробурчали и, судя по шелесту рукава, отмахнулись от табачного облака. — Которая это по счету? Третья? Павел, очевидно решивший вспомнить юность, с родительским порицанием отчеканил вопрос. Дмитрий едва не закатил глаза. Благо, они были закрыты: — Седьмая, — новый клуб дыма. — Блять, — на исключительно чистом русском. — Еще нет восьми утра, а ты полпачки приговорил! Немного помедлив, Павел изрёк традиционное: — Пиздец. — Решил поупражняться в родном языке? — ухмыльнувшись и лениво приоткрыв левый глаз, Дмитрий наткнулся на вяжущую мину брата.  Поправочка — старшего брата. — А ты решил угробить себя прежде, чем мы закрепим наш союз с Зимой и Элфи? Нет уж, дружок, мы оба эту кашу заварили — вместе и будем ее расхлебывать. Подчеркивая свое негодование, Павел поправил на переносице оправу очков. Эта привычка вкупе со сведёнными бровями ярко выдавали схожесть старшего из детей семьи Деккер с их матерью. Особенно в периоды, когда она злилась. Точно так же, на первый взгляд хрупкая, невинная как барашек женщина превращалась в убийцу бесконтактного боя. Даже отец, порой, боялся выполнять лишние движения дабы избежать цепкого взгляда хмурой Софии. Как же ему ее не хватало. Им. — Мне не нравится эта парочка, — сжалившись, Дмитрий-таки приоткрыл окно и выкинул в омывающую колеса лужу окурок. Подхваченный бурным течением, тот унесся прямиком в зев водостока. — Донован слишком скрытна и цинична, а Лютер — от его напускной улыбки у меня печенка сразу сжимается. Закрепив с ними союз нам нет резонна полагать, что кто-нибудь из них не вонзит нам нож в спину. А если подобные гарантии иллюзорны, то и сотрудничество станет чистой воды формальностью. Озвучив только часть своей личной правды, Дмитрий вытянул, насколько было возможно в этой коробченке, ноги. Заметив, с каким трудом ему далось хоть немного разогнуть колени, Павел сцедил усмешку: — А когда-то ты пищал от вида этой тачки. Помню, как норовил залететь в неё первым, что бы отец перед работой покатал. — В пять лет я не отличал ЗИЛ от Феррари. И то, и другое было просто машиной, — мужчина фыркнул, занимая пальцы чопорным бегунком переключения радиоволн. — И что же с тех пор изменилось? — Павел как назло вильнул в сторону колеи и жесткая подвеска отдала вибрацией прямиком в копчик. Дмитрий шикнул: — Прошло больше двадцати лет, мир пережил апокалипсис, а во мне теперь почти два метра роста, — салон обдала розовыми соплями какая-то слащавая попса. Незнакомые мотивы заставила обоих мужчин скривиться. — И вообще, из всех констант моей жизни остался только ты с привычкой материться по-русски и насиловать это ржавое ведро. Поймав волну с подобием джаза, Дмитрий отстал от приборной панели. Прикинув, что до пункта назначения им оставалось еще минут пятнадцать, он решил вернуться к своему прежнему занятию — дреме. — Мои привычки — это своего рода дань нашему отцу. Он любил маму, а значит и ее страну. И, к слову, он бы все отдал, чтобы возглавить миссию по сплочению выживших, — Павел мрачно улыбнулся. — Правда, вряд ли он прибегнул бы к нашим методам… — Брось, отец никогда не брезговал отмывать руки от крови. И его методы решения вопросов порой были жестче наших. «Хотя, куда еще жестче?» Дмитрий скривил губы от воспоминаний их военного прошлого под началом сурового уже не отца, а Генерала. Иронично, но то, что в начале профессионального пути вызывало активное сопротивление, к моменту принятия этого же звания стало для Дмитрия чем-то вроде нормы. Насилие, запах жженной плоти, отчаяние в глазах солдат и уставной распорядок мыслей и жизни. — Верно. Но одно дело купаться в крови зла, а другое — быть злом, — отняв от руля большой палец с массивной ониксовой печаткой, Павел покосился на тот же аксессуар на указательном пальце брата. — Бороться с теми, кто их носит, чтобы потом самим перенять этот символ власти. Как так вышло? Вдалеке показался особняк. Такой же мрачный, как и окружающий скалистый безжизненный антураж постапокалиптического Нового Орлеана. — Смена парадигм, — Дмитрий отчего-то сошел на шепот. Перстень, который он надевал лишь в исключительных случаях будто тесней впился в палец. — Лихо, — Павел усмехнулся, но тут же изменился в лице. В салоне повисла тишина. Радио прервало вещание из-за геомагнитной специфичности местности, а уши неприятно заложило. Мужчины мрачно смотрели в лобовое стекло. — Я знаю, о чем ты думаешь, — старший Деккер принялся нервно отбивать пальцами дробь по рулю. — Но в текущих условиях, этот союз нам нужен в большей степени для создания видимости сплоченности. Силы. Влияние семьи, помноженное на три, сулит расширение собственных границ и укрепление позиций в теневом бизнесе. — В этом вся соль, — Дмитрий сухо перебил, поймав взгляд брата в зеркале заднего вида. — Мне плевать на захват подпольного рынка сбыта, но что до расширения… Ценой чего ты планируешь это делать? Наше влияние, что с самой точки отсчета топило людей в их собственной крови, что сейчас грозится устроить гражданское восстание на костях невинных. Я против этого. Осточертело. Мы давали клятву защищать человечество, а не ввергать его в очередные беспорядки и бесполезные бойни. Наш оружейный конгломерат, как сама специфика деятельности уже дает нам массу возможностей по контролю определенной прослойки общества. В рамках нашей территории, разумеется. От этого у меня еще один вопрос — насколько ты планируешь разрастись с географической точки зрения? Вынув из внутреннего кармана пальто пачку «Marlboro», Дмитрий встряхнул ее и заглянул внутрь: — К еще одной константе я могу отнести твою ненасытность. Ты не знаешь мер допустимого. А еще азартен, — что-то обдумав, мужчина откинул сигареты на торпедо. — Не вынуждай меня бороться с твоими пороками с помощью собственных. Хотя бы ради Ани. Автомобиль ощутимо остановился. По крыше активней застучала дождевая дробь. Статуи двух мраморных львов с разинутыми в рыке пастями встретили их вполне закономерными позами охотников — «в преддверии прыжка». — Настолько мне не доверяешь? — с нотой досады, голос Павла мог ошибочно вызвать жалость и собственную неуверенность. Те, что когда-то в прошлом испытывал крошка Дима, когда старший на целых шесть лет брат, уверял его в собственной честности насчет их кровного родства. Диме не хотелось верить, будто он являлся приемным и даже характерное на стопе родимое пятнышко, как у мамы, не считалось аргументов, против скукоженной моськи старшего братца.  — Настолько тебя знаю, — Дмитрий зло усмехнулся. — Пусть я и заправский солдафон, твои же искусные манипуляции и скрытые мотивы считывать умею получше любого профайлера. Сквозь дождевую завесу к ним из дома начала пробиваться фигура дворецкого, держащего в одной руке раскрытый зонт, а в другой два других.  — У нас еще есть в запасе тридцать минут. Ты иди, а я пока немного прогуляюсь, — открыв дверь, Дмитрий жадно втянул пропитанный озоном воздух. Холодные капли изморозью принялись остужать лицо. — Дим? — Павел вынырнул следом из салона. Учтиво кивнув дворецкому и переняв из его рук зонт, он обогнул машину, чтобы поравняться с братом. Тот со вскинутым вверх подбородком, щурясь созерцал затянутое небо. Такое привычное, без намека на трещину, но по-прежнему не дарящее свободу. — Все хорошо. Мне надо немного остудить голову, — кивнув на массивные дубовые двери, мужчина заправил в карманы ладони. — Против змей и гиен лучше идти с холодным рассудком.  Под заливистый смех брата он развернулся в сторону небольшого парка, хранящего единственный на всю округу зеленый цвет. Его любимый.  — Господин Деккер, — к нему метнулись с раскрываемым на ходу зонтом. — Не стоит, — Павел преградил дорогу услужливому дворецкому. — Он не любит зонты. 

***

— Чтоб тебя, — проведя ладонью по мокрой шее, Дмитрий еще раз поправил борта ворота, хоть как-то спасаясь от мерзких ощущений и сырости.  Шея всегда была его уязвимым местом. «Особенно для крошки Ани» Неспешно разрезая безукоризненно ровную брусчатку, он усмирял очередную бурю сомнений. В адрес брата, их вынужденного бизнеса и всего того, на что ему предстояло подписаться.  С момента, как их землю заполонили адские отродья, а Архангелы снизошли к ним с небес, помогая спасти то немногое, что осталось от человечества прошло уже пять лет. Или еще пять лет. К своим тридцати годам кроме бесчисленных шрамов, звания Генерала и психотравм, Дмитрий обзавелся не хилым таким списком принципов, поперек которых он не хотел идти.  Не убивать невинных. Не наживаться на чужом горе. Не отнимать и не покушаться на чужое… — Блять, Паша … — Дмитрий едко сцедил сквозь зубы то, что порывался озвучить брату всю эту неделю. — Пошел ты на х… Вовремя одернув себя, мужчина мотнул головой, решив, что ему померещилось. Впереди под раскидистыми ветвями ивы стояла худосочная фигура. Девочка. В ночной сорочке, прилипшей белым хлопком к по-юношески угловатому телу, с короткими как у мальчишки смоляными волосами и синюшного цвета кожей. Не человек, а призрак утопленника. Не обращая внимания на незваного гостя, девчонка увязала ногами в отрытой грязевой яме, продолжая усердно копать, врезая тонкими руками лопату в неподатливую землю. Еще утренние сумерки, он успел скурить полпачки сигарет, а кто-то, по всей видимости, уже намеревался кого-то хоронить. — Мелкая, я тебя понимаю, — усмехнувшись собственным мыслям, Дмитрий, чуть помедлив, все же решил составить незнакомке компанию.  Приблизившись и, успев увернуться от полетевшего в его сторону комка земли, мужчина только сейчас обратил внимание на достаточно крупный сверток из одеяла, с края которого безжизненно свисал длинный черный хвост. Все ясно.  — Давай помогу, — задержавшись взглядом дольше нужного на туше собаки, Дмитрий сдвинулся правей, чтобы попасть в поле зрения ребенка.  Он и сам однажды хоронил своего верного друга Понго— немецкую овчарку, которую отец дарил ему на его десять лет. Лучший подарок. Лучший друг. — Эй, — осторожно протянув руку, Деккер коснулся девичьей руки. От контакта с ледяной кожей он почувствовал себя немного неуютно от того, что так бесчинно вторгся в достаточно интимный момент. Но, с другой стороны, на улице лило уже как из ведра, а в отличие от него эта кроха, по виду лет двенадцати, полуголая и дрожащая сражалась не только со стихией, но и собственным горем.  — Ты продрогла, — расстегнув пальто Дмитрий снял его и, следом увязнув начищенными ботинками в месиве, накинул его на дрожащие плечи. Тяжелый драп поглотил тельце и даже чуть придавило своей тяжестью. Радовало, что внутри оно хранило тепло.  — Умница. Давай я закончу, а ты пока попрощайся с ним.   Не встретив сопротивления, Дмитрий без резких движений перехватил лопату, и на время отставив ее в сторону, нагнулся, чтобы поймать взгляд девочки. К его удивлению на него уставились без единого намека на слезы большие, как блюдца зеленые глаза. Большие и безжизненные, словно у фарфоровой куклы. Смотря сквозь него, девочка шевельнула бледной нитью губ: — Я сама, — тихий хриплый звук. Она покосилась на труп животного. — Сама. «Лучше бы ты плакала» — Знаю. Я лишь немного помогу. Вряд ли твой друг хотел бы, чтобы ты в последнюю встречу с ним сильно заболела. Ведь так? Приподняв ребенка на руки, Дмитрий поставил ее на край немного раскрутившегося одеяла.  Девочка молчала. — Я быстро.  Закатав рукава, Деккер принялся за дело. Привычные движения, привычный антураж — он под небесным плачем отрывает подобие могил. Четкие отлаженные действия и времени в обрез. Когда ямы побольше, под цельные тела, а иногда, как сейчас, в пол человеческого роста, ведь те твари не знали гуманности пули.  Справившись за пару минут и, убедившись, что туша спокойно уляжется, как по ширине, так и по глубине, Дмитрий вылез наружу. Как и девочка, он был весь промокший и в грязи. Но, в отличие от малышки, этот внешний вид был гораздо родней ему. Сшитые под заказ рубашки с брюками, дорогой парфюм, начищенные дерби — данные издержки его нынешней жизни лишь пытались убедить в том, что война позади, а он по сути не более, чем гражданский.  Прекрасная ложь. — Позволишь? — Дмитрий присел на корточки, разместив ладонь на одеяле. Под пальцами ощутилось одеревеневшее тело. — Сэр Дэймон Люциус Рэймонд старший, — девочка опустилась рядом, подтягивая полы пальто к коленям. Нахохлившаяся и с этими торчащими прядями волос, она стала похожа на мокрого галчонка. Или вороненка. Очаровательная и даже трогательная.  — Ого. Приятно познакомиться, — Дмитрий невольно улыбнулся, но тут же вернул себе прежнее выражение лица. — Твой друг знатного рода?  — Нет, — девочка мотнула головой. — Такая же чернь, как и я. Слишком сухо для ребенка. Слишком... Дмитрий опешил, не смея оторвать взгляд от его новой знакомой.  — Но даже так, он был благородным и понимающим. Самым лучшим, — любовно огладив собаку, она склонилась над местом, где была спрятана его голова и поцеловала.  — Спи, малыш.  Что-то прошептав еще, девочка попятилась и, вытянувшись во весь «метр с кепкой» рост, кивнула на тушку: — Головой к дереву. Он любил под ним спать, — ироничный усталый смешок. — Теперь я его точно не потревожу. Не зная, что ответить, Дмитрий молча кивнул. Аккуратно приподняв сэра Дэймона, он поймал себя на мысли о том, как это достаточно увесистое громоздкое тело смог дотащить ребенок? Или его кто-то донес сюда. Но если так, почему не остался помочь с похоронами? Наблюдая за тем, как земля припорашивала когда-то чистое цветное одеяло, девочка отрешенно бросила: — Он умер от старости. — Лучшая из смертей, — забыв, что разговаривает с ребенком, Дмитрий прибавил. — Только достойные ее заслуживают.  Подравняв образовавшийся холмик, он откинул лопату, уповая на то, что прислуга из дома ее заберет: — Ну, что … С чувством выполненного долга, Дмитрий обратился к девочке и тут же в немом удивлении открыл и закрыл рот.  — Он был достойней всех, кто появлялся в этом особняке! — пронизывающий своей ненавистью взгляд исподлобья. — И смерти точно не заслужил! Стянув с запястья белую ленту, незнакомка подошла к изголовью могилы и, обвив ею рядом лежащий камень, вздрогнула всем телом, рефлекторно укутавшись в пальто. Гордая. Разбитая. И, кажется, ненавидящее саму судьбу за жестокость. — Прости. Я сморозил глупость, — уже мысленно одарив себя затрещиной, Дмитрий поравнялся с ребенком. — Кто-кто, а они точно не заслуживают смерти.  Осторожным движением убрав с носа девочки прилипшую прядь, он указал взглядом на особняк: — Пора в тепло. Девочка, посмотрев в сторону готического изваяния, едва заметно сморщила нос. Робко кивнула. — Ты без обуви, поэтому, прости мне еще и эту вольность. Присев, Дмитрий обхватил малышку под ноги, и подняв, удобно разместил ее на своем предплечье. — Ледяная какая, — накрыв горячей ладонью торчащую пятку, мужчина по-доброму усмехнулся, когда девочка пискнула, слегка взбрыкнув. — Ноги надо держать в тепле, а голову в холоде, — поправив подол пальто, чтобы то полностью окутало миниатюрные стопы, Дмитрий двинул в сторону дома. — Еще живот в голоде, — ухо обдало теплым дыханием. Прижавшись к нему тесней, девочка для удобства занесла за мужскую шею руку. — Поговорка. Держи ноги в тепле, живот в голоде, а голову в холоде — сто лет проживешь. Александр Суворов. Продекламировав, она стушевалась, словно обвинив себя за уточнение. Дмитрий же совершенно искренне расплылся в улыбке: — Верно. Ты молодец, — ощутив, как от похвалы девочка расслабилась, он чуть подкинул ее, чтобы было удобней, и чтобы заставит ту немного взбодриться. Удивительно, но его трюк сработал, и на бледных щеках проявились крохотные ямки. — Этому меня брат научил, — с трепетной гордостью. — А еще принимать контрастный душ и проветривать комнату перед сном. Поэтому я редко болею. Дмитрий кивнул. От пальчиков, что неосознанно начали перебирать волосы на его затылке тут же побежали мурашки. — Хороший у тебя брат. Правильным вещам научил. — Да. А еще он подарил мне сэра Дэймона. И вместе с ним мы придумали ему имя, — приятый детский смешок, разбивающий всю хмарь и серь вокруг. На душе Дмитрия стало как-то легко и уютно.  — А потом Кай ушел на войну… Удар под дых.   — Надеюсь, он встретит сэра Деймона и вместе им станет веселей.  Капитуляция.  Детская непосредственность и наивность растворились в суровой реальности. Эта девочка — дитя войны. Ребенок, у которого отняли детство и мечты. И, зная это, разве можно было позволить претворить в жизнь план Павла — такого же, как и Донован циника до мозга костей? — Я Дмитрий, — сильней прижав к себе ребенка, Дмитрий поймал изучающий его взгляд. — А тебя как зовут? К его сожалению парадная лестница была уже в трех шагах. От чего-то не хотелось расставаться с этой девочкой. Но ее внешний вид, нелетная погода и оставшиеся пять минут до собрания диктовали свои условия.  — Знаю, — очевидно разделяя его желание, малышка плотней привалилась к нему. — Я Вас уже однажды видела. Здесь же, — указав пальцем на верхний этаж особняка, она шмыгнула носом. — Я Лэйн Зима. Новая наследница семьи.