"Твои волосы пахли виноградом 2"

      В тот день они так и не покинули квартиру. Поход в аптеку вполне терпел до завтра, доставку продуктов Джин заказал на дом. Сегодня Феликса не тошнило, так что он мог нормально есть. Никто не знал, сколько продлится это улучшение, но Хван старался воспользоваться моментом и откормить Ли за все дни голодания. Он даже заказал полюбившуюся Феликсу «Маргариту» и тот съел кусочек. Один.       Вечером, когда солнце начало клониться к закату, они оба оказались в ванной. На краю раковины лежала машинка для стрижки волос. Они договорились, что сделают это сегодня, но решиться всё равно было сложно. Это был большой шаг. Что-то вроде переломного момента. Вроде принятия и признания тоже. Признания, что их жизнь не такая уж и обычная, что Феликс действительно болен. По-настоящему. Что их борьба всё ещё продолжается даже в те дни, когда всё кажется вполне нормальным. Хван протянул руки, обнял Ли и крепко прижал к себе. Он зарылся пальцами в его волосы, уткнулся в висок и закрыл глаза. Джин ощутил, как Феликс робко обнял его в ответ, и то, как спустя минуту его хватка стала крепче, а дрожь в теле – ощутимее. Ли боялся. Ежедневные разговоры с самим собой о том, что это всего лишь волосы, никак не помогали, и сейчас, когда ему показалось, что он готов, эта уверенность быстро рассыпалась.       Феликс ощутил, как к горлу подкатывает ком, и как становится труднее дышать.       — Всё... всё будет хорошо, — шмыгнув носом, произнёс он то, что говорил уже на протяжении последнего часа. — Это всего лишь волосы. — После Феликс сжался, закрыл глаза и едва слышно шепнул: — Мне страшно...       — Всё пройдёт, — выдохнул Джин. — Всё закончится. Я буду рядом с тобой.       Он так сказал, потому что должен был что-то произнести. Что-то ободряющее. Что-то такое, что помогло бы Феликсу хоть немного успокоиться. Но в действительности Хван понимал, что на всё понадобится время: и на лечение, и на восстановление тоже. И прежде чем всё вновь встанет на свои места, Феликс каждый день будет смотреть в зеркало и сталкиваться лицом к лицу со своей болезнью.       В глазах неприятно защипало, и Джин зажмурился, а после шумно втянул аромат винограда. Ему казалось, что если Феликс лишится волос, то утратит свой запах, но он никогда не говорил этого вслух, а даже если бы и сказал, то это ничего бы не изменило.       — Держись за меня. Не отпускай, — произнёс он, но сам объятия разжал и выпрямился.       Хван дотянулся до полки и взял в руки ножницы, и хватка Феликса на его талии стала очень крепкой, отчаянной. Джин собрал его волосы в хвост на затылке и поднял взгляд в отражение в зеркале. Там был он, бледный и с болезненным выражением лица, и там был Феликс, жмущийся к нему в поисках защиты. Хван ненавидел себя за то, что собирался сделать, но знал, что всё равно должен, потому что так было лучше. Потому что лучше он, чем кто-то иной.       — Прости меня, — шепнул Хёнджин и, сжав ножницы крепче, отрезал основную длину.       И звук, с которым ножницы сжимались и резали, показался Ли раскатом грома. В ванной повисла тишина. Она пульсировала и извивалась. Она оплетала его горло и тело тоже. Феликс чувствовал, как к горлу снова подступает тошнота.       Это всего лишь волосы, — пронеслось у него в голове, и эта мысль была отвратительной на вкус. Как прокисшее молоко. Как испорченный салат. Как остывший кофе. Ли поморщился, и то, что он не осел на пол, было заслугой Джина.       — Стой, — попросил Феликс, и его голос прозвучал сипло и ломко. Он попросил Джина остановиться, потому что они решили всё делать вместе. И сейчас Ли поступал эгоистично, прячась в его объятиях. — Так неудобно...       Не сразу, но Феликс нашёл в себе силы отпустить Хвана и всё же обернуться. Его волосы неровным каскадом обрамляли лицо — выцветшие, с тёмными корнями, но ещё мягкие. Они никогда не были гордостью Феликса. Тот, как и все, ходил в парикмахерскую, потому что так надо. Потому что он хотел выглядеть опрятным. Но то, что происходило сейчас, казалось ему неправильным, выходящим за рамки и абсолютно безжалостным. И всё же он должен был это сделать. Он и Хёнджин. Поэтому Ли подвинул принесенный заранее стул, сел, а после, столкнувшись с бледным острым лицом Джина, коротко кивнул, давая своё согласие на то, чтобы Хван продолжил.       Тот положил ножницы обратно на полку, а рядом – пучок остриженных волос. Только после Хван потянулся к машинке. На самом деле ему было бы легче, если бы Феликс не смотрел, если бы он не видел его поблёскивающий взгляд, но говорить об этом Джин не стал. Он включил машинку и поднёс к виску. На холодный пол посыпались бледно-голубые пряди. Джин видел, как Феликс сжал пальцами край своих домашних штанов, но всё равно не остановился. В любом случае это бы ничего не дало. Прядь за прядью он состригал его волосы, пока от них совершенно ничего не осталось: ни вымывшегося оттенка, ни тёмных корней. Джин выключил машинку. Он вернул её на место, после склонился, чтобы обнять Феликса по спины, и прижался губами к его щеке.       Хван ждал, что тот заплачет в попытке выплеснуть так все те чувства и эмоции, что скопились внутри, но омега молчал. Он просто смотрел на своё отражение и ничего не говорил. И на самом деле Феликс думал, что после того, как Джин сострижёт его волосы, он больше никогда не сможет смотреть на себя в зеркало. Думал, что его будет воротить от отвращения к себе и к тому, что он увидит, но всё оказалось не так страшно. Точнее это было больно и стыдно, но отсутствие волос не мешало ему дышать и не превратило в кого-то иного. Это было странно, но с этим можно было жить.       Так ведь?       — Выгляжу странно, — усмехнулся Феликс и, подняв руку, провёл ладонью по голове. — Это не смертельно, — добавил Ли и повернулся к Хвану, не замечая, что, несмотря на внутреннее убеждения, по его щекам всё равно катятся слёзы.       Джин склонился и собрал их губами. Он целовал щёки Феликса, но понятия не имел, как может его успокоить. В его глазах Ли всё ещё оставался красивым. Тот по-прежнему был его омегой, и Джин никогда бы не смог сказать иначе, и не захотел бы променять его на кого-то другого. Он потянул Феликса на себя, обнимая, и тяжело выдохнул воздух.       — Это закончилось, — шепнул Джин, имея в виду, что они всё-таки сделали то, что должны были, — и всё остальное тоже пройдёт. Ты обязательно поправишься, и больше никогда не будешь плакать.       Вообще в первые дни в больнице Джин был скептически настроен ко всем фразам, выражающим уверенность в благополучном исходе, потому что он действительно не знал, каким будет будущее и что ожидает в конце, но после понял, что без них невозможно обойтись. Им обоим нужна была надежда. Абсолютно любая. Нужно было что-то, за что можно держаться, поэтому Хван научился говорить такие слова. И, по сути, они были правильными. Они позволили Феликсу открыться и довериться. Они сблизили их, сделав теми, кем они были сейчас.       — Не буду, — всхлипнув, пообещал Ли.       Он собирался сказать, что и сейчас не должен был плакать, но то, что жило в его лёгких, диктовало свои правила. Эта дрянь отравляла его. Она вселяла в Феликса животный ужас, с которым в одиночку он не справлялся.       — Больше не буду, — повторил он, пряча лицо на груди Джина в тщетной попытке успокоиться.       Какое-то время они ещё простояли так, крепко обнявшись друг с другом. Хван гладил Феликса по спине, тот крепко цеплялся за его одежду и пытался выплеснуть всё, что скопилось в нём за эти дни. Ткань на груди Джина взмокла от его слёз.       Когда Феликс начал затихать, Хёнджин вновь попытался с ним заговорить. Он осторожно стащил с Ли футболку, усыпанную остриженными волосками, и, подхватив под бёдра, перенёс в спальню. В то место, где Феликсу снились хорошие сны, где они всегда спали в обнимку и были по-особенному близки. Хван опустил его на одеяло и подал стакан воды. Как всегда с лимоном. Он видел, как дрожали руки Ли, и как тот с трудом сделал несколько глотков. Эти слёзы Феликса измотали. За ними пришла усталость и головная боль.       Ли лёг и шмыгнул носом. Он вновь хотел извиниться перед Джином за то, что ему достался такой омега, но так и не решился этого сделать.       — Твоя футболка мокрая, — Феликс усмехнулся устало и как-то иронично. — Не думал, что во мне столько воды. В следующий раз могу и затопить.       Это была очень плоская шутка, но лучшая, на которую Феликс сейчас был способен, а ещё он надеялся, что следующего раза не будет. Во всяком случае, он обещал Джину.       — Ничего, — пожал плечами Хван, — квартира застрахована.       Он так сказал, но футболку всё-таки снял и бросил на комод с мыслью, что как-нибудь после переместит в сторону корзины для грязного белья, а после лёг рядом с Феликсом. Спать они вроде бы не собирались, но Джин подозревал, что на сегодня с активным времяпровождением покончено. Он подвинулся ближе, подождал, пока Феликс уляжется на его плече, и прикрыл его краем одеяла.       — Завтра я ещё буду дома, — сказал он, предполагая, что поговорить на отвлечённую тему будет лучше, чем обсуждать то, что произошло в ванной, — нужно сходить в аптеку. После можем прогуляться в парке неподалёку. Уток там нет, но что-нибудь придумаем.       — Я... — начал было Ли, но после запнулся.       Он не хотел выходить из дома в таком виде, потому что тогда каждый будет знать, что он болен. Ему не нужна была жалость и сочувствие. Ему не нужно было повышенное внимание и напоминание о том, чем он болен. Но Джин старался. Он делал для него слишком много, и Феликс не мог отказаться.       — Хорошо. Давай... давай для начала попробуем сходить в аптеку, а после решим, стоит ли идти куда-то ещё.       — Хорошо, — коротко отозвался Джин. — В аптеку так в аптеку.       Он вообще не ожидал, что Феликс согласится хоть на что-то, но пытался осторожно прощупать почву. То, что тот принял предложение хотя бы просто выйти из дома, уже было своего рода прогрессом. Настаивать на большем Хван не стал, поэтому на следующий день они действительно сходили за лекарствами и вернулись домой. Джин сделал вид, что забыл о парке. Они провели весь день вместе, перемещаясь между кухней и гостиной. Феликсу нравилось смотреть фильмы. Особенно в жанре фэнтези. Он забывался и начинал улыбаться, и еда, которую тот ел, казалась в несколько раз вкуснее.       

***

      На следующее утро Джин ушёл в студию. Обычно Ли просыпался, чтобы проводить его, но они засиделись допоздна, и Феликс спал так спокойно и крепко, что Хван не стал его будить. Он покинул квартиру около девяти, а спустя полчаса дверь открылась, впуская Джисона. Он бросил свою обувь на полку, там же оставил с виду тяжёлый рюкзак и направился на кухню. Хан хотел кофе, а у Джина имелась приличная кофеварка. Он успел приготовить кофе и уже потянулся к сливкам, когда в дверном проёме увидел фигуру Феликса. Тот стоял и непонимающе смотрел на Джисона, и в его глазах, испуганных и больших, читался явный вопрос, какого хрена тут делал Хан.       Джисон не успел ничего сказать или хотя бы поздороваться, как Ли, развернувшись на пятках, стремительно направился обратно в спальню. Это было невежливо с его стороны, но Феликсу нужно было привести себя хоть в какой-то порядок. Он не стал снимать футболку Джина, в которой спал, но надел штаны и бандану, чтобы спрятать отсутствие волос, хотя в этом уже не было никакого смысла. Хан уже всё видел. Не мог не видеть. С этими мыслями Ли вернулся на кухню. От аромата кофе его подташнивало, но это был не самый плохой из возможных запахов. К тому же ему нужно было извиниться перед Джисоном и поблагодарить его тоже.       — Привет? — неуверенно произнёс Феликс.       — Доброе утро, — усмехнулся Хан, скользнув беглым взглядом по лицу Ли, и настежь открыл окно, впуская в комнату тёплый утренний воздух. — Я тут воспользовался кухней. Надеюсь, ты не против. Вода ещё, кстати, горячая. Позавтракать хочешь?       Джисон смотрел на Ли абсолютно обычным взглядом поблёскивающих чёрных глаз. Ни отвращения, ни жалости он не проявлял. Конечно, Хван предупредил его о том, что с Феликсом стало, но если бы даже Джисон не говорил с ним утром, это бы ничего не изменило. Хан ко многим вещам относился философски. В его понимании в жизни случались дерьмовые дни. Даже дерьмовые годы были не редкостью. Но от этого ещё никто не умирал. Собственно, как и от остриженных волос и залёгших кругов под глазами. Феликса подстригли, да, но выглядел он всё равно лучше, чем в тот день, когда Хван вернул его в эту квартиру.       — И да, я Джисон. Хан Джисон. В прошлый раз у нас не было времени познакомиться.       Он сделал глоток кофе, отставил чашку и шагнул к Ли, протягивая руку в приветственном жесте.       Феликс собирался сказать о том, что он знает, кто перед ним, но счёл это грубым. К тому же так сказал бы он прежний: одинокий и полагающийся только на себя парень. Не сказать, что сейчас что-то кардинально изменилось, но Джисону он был должен хотя бы за то, что тот помог Джину, а ещё за завтрак, обед и ужин. Между прочим, вкусный.       — Феликс. Ли Феликс, — произнёс он, прежде чем пожать протянутую руку. — Спасибо за то, что помог мне и Джину. И прости за доставленные неприятности. Мне, правда, очень жаль.       — Не парься. Всё нормально, — качнул головой Хан и улыбнулся. Вышло вполне дружелюбно. — Так что насчёт завтрака? Есть будешь?       Сам Джисон был голоден. Он не любил вставать рано и тащиться по каким-либо делам, но если там его ждали кофе и еда, то мог потерпеть неудобства. А ещё он притащил с собой свежий багет. Ещё тёплый, кстати, и знал, что в холодильнике у Хвана всегда есть банка арахисового масла.       — Буду, — помедлив, согласился Ли. Есть ему не хотелось, но он понимал, что это необходимо. До следующей химии ему нужно было набраться сил или хотя бы не дать себе сдохнуть. — Я помогу, — добавил он, направляясь к плите. — Что тебе нравится? Из простого.       — У меня есть багет, арахисовое масло и кофе, — Хан многозначительно покосился на чашку, — так что я вполне счастлив.       Вообще обычно он завтракал салатами и прочей не слишком вкусной, но очень полезной едой, но иногда Джисон позволял себе расслабиться. Основательно так позволял, и начинал утро с хлеба, джемов и всего того, что он любил, пока не ушёл в модельное дело.       Хан подвинулся, освобождая место у плиты, и потянулся за доской. И когда он повернулся, метка на стыке плеча и шеи, чуть кривоватая и явно давняя, стала заметной. Она заставила Ли замереть, и его щёки неприятно обожгло. Он помнил, как говорил Джину о том, что тот может его укусить. А ещё помнил, как противился этому с момента их первой встречи. Конечно, омега внутри него жаждал этого, но человек… Человек и болезнь говорили о том, что это неправильно. Что это свяжет их навсегда, и если с ним, с Феликсом что-то случится, то Джин уже никогда не сможет вернуться к нормальной жизни.       — Это больно? — невпопад выпалил Феликс, коснувшись собственной шеи. Ли хотел спросить об этом, но не так и не сейчас, и всё же мысли оказались быстрее него, и он не сразу осознал, что произнёс всё это вслух.       — Что? — Хан перевёл на него непонимающий взгляд, но после зацепился за руку, прикрывающую шею, и улыбнулся. Эта эмоция вышла какой-то ностальгической, и он, нащупав собственную метку, огладил края. — Больно, — кивнул Джисон, возвращаясь к своему хлебу и маслу. — Больнее, чем ты можешь себе представить.       Он поморщился, вспоминая, как именно это было. Хан обзавёлся своей меткой почти два года назад и тогда не планировал её появление. Точнее планировал, но не так внезапно и не во время быстрого секса перед работой. Он даже попытался увернуться, когда ощутил чужие зубы на своей коже, отчего укус вышел таким кособоким, но к этому дню он уже привык к наличию этой отметины.       — Но после, — поразмыслив, добавил Хан, — после будет хорошо. По-особенному.       — По-особенному, — повторил Ли и отвёл взгляд.       Он плохо понимал, что это значит. Что такое боль, он знал. Знал, как это, когда тебя выворачивает наизнанку, когда ломит кости и лёгкие словно распирает изнутри. Он знал, каково это, когда вместе со снами приходят кошмары. Это была та боль, которую он мог назвать знакомой. И не было ни одного раза, чтобы за этим ощущением пришло то, что Джисон назвал «хорошо». Когда больно, хорошо не бывает. Ли придерживался такого мнения, но всё равно собирался позволить Джину это сделать. Потому что обещал. Потому что это было его способом извиниться.       — Ты счастлив? — опустив руку, продолжил Феликс. Он говорил о вещах, которые его волновали, и, пожалуй, лез не в своё дело. — Прости, мне не у кого спросить о таком.       Джисон усмехнулся. Он отложил нож, упёрся ладонями в столешницу и, кажется, начал понимать, на кой чёрт Хван заманил его в эту квартиру. Когда Джин просил приглядеть за его омегой, в этой просьбе Хан не учуял ничего подозрительного. Всё звучало благопристойно и вполне логично, но, вероятно, скрытый смысл там тоже был. Джисон мысленно выругался и удвоил долг Хвана, а после взял доску с бутербродами и чашку со своим драгоценным кофе и перекочевал за стол.       — Счастлив, наверное, — ответил он. — Вообще я думал, что мне это не надо. Я и так неплохо справлялся со своей жизнью. Работа, отношения и секс у меня были и до этой встречи. Я сомневался, что это что-то кардинально изменит до тех пор, пока не наткнулся на своего. — Хан неопределённо пожал плечами и продолжил, рассеянно поглаживая тёплые бока чашки: — Тогда я ощутил... ну, не знаю... представь, что ты очень долго плыл по океану в деревянной лодке, в одиночку справлялся со стихией, а после тебя наконец-то прибило к берегу. Что-то подобное произошло со мной. Теперь у меня есть свой берег. Есть защита, хотя не сказать, что я слишком сильно в ней нуждаюсь, и есть опора. Я знаю, что дома меня ждут, и всегда будут ждать. А ещё знаю, что его член бывает только во мне. — На лице Хана вновь появилась несколько вызывающая усмешка. — Поверь, это тоже очень важно.       В действительности в его отношениях всё было не настолько легко и чудно, но об этом Джисон упоминать не стал, подозревая, что Хван не оценит. Он оторвался от чашки и сосредоточился на Феликсе. Лицо у последнего было пунцовым. Упоминания о члене заставили его щёки вспыхнуть. Свою личную жизнь Ли обсуждать не привык. Джисон же делал это легко, и Феликса немного смущала эта открытость и осознание, что для него тоже важно, чтобы член Хёнджина бывал только в нём.       — Теперь я понимаю, о чём говорил Джин, когда сказал, что ты за словом в карман не полезешь. — Поставив тарелку с бульоном разогреваться, Феликс всё же обернулся и улыбнулся. — Но спасибо. Твои слова наводят меня на мысль, что я не сошёл с ума, когда согласился переехать к парню, о котором практически ничего не знал.       — Я своего тоже не знал, — ответил Джисон, тихо хмыкнув на замечание Ли, — Встретился с ним днём возле отельного бассейна. Мы немного поговорили, а ночью уже... — Хан осёкся, скользнув взглядом по румянцу на щеках Феликса, и попытался перевести разговор в более культурное русло: — ну, ты понял. А через пять дней мы уже летели сюда. Моя работа прибыльнее, поэтому решили жить тут. В процессе узнавали друг друга.       Он откусил довольно большой кусок бутерброда, запил кофе и повёл бровью:       — Что ещё Хван обо мне говорил?       Слова Хана заставили Ли как-то облегченно выдохнуть. Тот дал ему веру в то, что он не сошёл с ума, влюбившись в Хвана. Что это нормально, быть с истинным несмотря ни на что. Даже если страшно. Даже если вы не знакомы. Даже если это всё может закончиться смертью одного.       — Что вы много ругались в самом начале, но ты оказался хорошим парнем. Хорошим настолько, что вы стали... друзьями. Я думаю, что лучшими, если он зовёт тебя посидеть со мной, пока его нет дома. Надеюсь, он сделает для тебя то же самое, если тебе нужна будет помощь. Не в смысле посидит с омегой, но протянет руку помощи, и ты... не бросай его, если...       Феликс запнулся. Он не смог сказать вслух, что может умереть. Не смог, потому что слова имели силу. Слова могли сбыться. А он не хотел умирать. Наконец-то ему было ради чего жить. И ради кого тоже. Микроволновка издала противный звук, оповестивший, что еда или, по крайней мере, тарелка разогрета, и Феликс вздрогнул.       — Не ныть, помнишь? — на всякий случай предупредил Хан, ткнув в сторону Ли неострым ножом. — Никаких «если» не будет, понял? Этот чокнутый теперь твоя проблема. Снова разбежитесь, я не возьму трубку, забуду адрес или вообще улечу на пару месяцев из города. Я уже давненько не отдыхал.       Спорить с Джисоном было так же сложно, как пытаться сдать экзамен по квантовой физике после хорошей вечеринки с виски и парой марочек кислоты. Он начинал говорить очень быстро и бросаться зачастую очень странными доводами. Но конкретно сейчас Хан блефовал. Конечно, если бы что-то случилось, он бы не оставил Джина одного. Таскался бы в эту квартиру, пытался с ним разговаривать, заставлял бы есть. Проблема была только в знании, что это не поможет. Никакая еда и никакие разговоры не смогли бы вернуть Хвану его омегу. Рано или поздно тот бы зачах, и Джисон не хотел думать о том, что случилось бы после.       — Ешь лучше. У нас сегодня насыщенный день.       — Угу, — отозвался Ли.       Наверное, стоило бы обидеться, но Феликс посчитал это забавным. Джисон был забавным. В голову некстати забралась мысль о том, смогли бы они подружиться, если бы однажды встретились в той, прошлой жизни? В жизни, где он был здоров и поглощён учёбой. Скорее всего, нет. Тогда бы Феликс предпочёл бы проигнорировать его, но сейчас улыбнулся.       — Что, предлагаешь нам вдвоём сбежать на пару месяцев?       Хан тихо рассмеялся.       — А тебе его совсем не жалко, да? — полюбопытствовал он, хотя и предполагал, что это было бы интересное приключение.       Не сейчас, конечно, но когда-нибудь в будущем, когда Феликс будет здоров, и когда он сам не будет так загружен работой. Это был бы неплохой и запоминающийся способ развлечься. На лице Джисона возникло мечтательное выражение, и он подпёр щёку рукой.       — Сейчас у меня менее грандиозные планы. Тебе надо гулять, а мне надо рассчитаться за съеденное этим утром, так что тоже надо гулять. А ты у нас вроде как с животными дружишь. В океанариум завезли новые виды тропических рыб.       Порывшись, Хан достал из кармана новенькую, но примятую брошюрку и протянул её Феликсу. Тот взял её молча. Не сказать, что Ли был против океанариума. Скорее он боялся, что подобная прогулка будет для него слишком тяжёлой в эмоциональном и физическом плане. Что он будет мешать Джисону наслаждаться рыбами, и что люди вокруг будут глазеть. Последнее пугало особенно сильно, и Феликс плотнее сжал губы.       — Прости, — отозвался Ли с неким сожалением скользя взглядом по брошюрке, — но я вынужден отказаться. Боюсь, тебе будет некомфортно со мной.       — Глупости, — отозвался Джисон, — но если тебя это беспокоит, я могу сделать так, что никто даже не догадается о том, что ты болеешь, а ещё у меня есть это.       Хан вновь запустил руку в карман и достал оттуда уже знакомые Феликсу ключи от коньячного «майбаха», намекая на то, что ходить пешком по душным улицам не придётся.       Отправляя Джисона сюда, Хёнджин снабдил его всем необходимым: машиной, банковской картой, брошюркой, которую ему всучили по дороге на работу. Вообще Хан и сам мог бы придумать, чем заняться, но подозревал, что Джин знает своего омегу лучше. На самого Джисона приходилась только одна, но большая задача: заставить Феликса выйти из дома.       — Давай я попробую. Если тебе не понравится, мы никуда не пойдём. Но если у меня получится, мы съездим к рыбам, идёт?       Ли медлил. В его голове вновь всплыла мысль о том, что они точно не подружились бы, потому что он, Феликс, не любил людей. Особенно тех, кто умело торговался, и кому он сам был что-то должен. Таким людям сложно было отказать, и Ли всё же неуверенно кивнул.       — Хорошо, — сдался он.       — Улыбающимся ты мне нравился больше, — заметил Джисон, наблюдая за тем, как лицо Ли сначала помрачнело, а после сделалось напряжённым.       Хан старался всё делать так, как хотел Джин, но понимал, что это не сработает. Его собственное лицо посерьёзнело. Он дотянулся до брошюрки, подвинул ближе к себе и принялся медленно складывать гармошкой.       — Позволь я дам тебе совет по дружбе: забей хрен. На людей в смысле. Они не знают тебя, а ты не знаешь их. Не пытайся подстроиться и не позволяй обществу диктовать, как тебе жить. Не растрачивай на это свою жизнь, не позволяй кому-то проживать её вместо тебя. У тебя есть ты сам, твой альфа и те, кто вас окружают, а все прочие не имеют значения.       Самому Хану понадобилось время, чтобы это понять. Он облокотился о спинку стула, свёл брови к переносице, словно спорил с самим собой, а после поднял взгляд на Феликса.       — Думаю, Джин рассказывал тебе, как мы подружились? Он, наверное, решил, что это из-за того, что со мной происходило. Из-за того, что он подбросил меня домой. Но на самом деле это не так. — Хан пожал плечами. — Мне некомфортно в обществе. Меня всегда пугали большие компании. Настолько, что я начинал терять контроль над собой. Из-за этого у меня всегда были большие трудности в любой сфере, где надо поддерживать хоть какое-то общение. Я вёл себя агрессивно, чтобы никто не подходил слишком близко. А после я попал в студию и там этот метод работал мало. Мне нужно было как-то взаимодействовать с людьми. Либо это, либо возвращаться обратно в мед и пытаться стать кем-то вроде хирурга, хотя и это мне вряд ли светило. В общем, в тот день была большая съёмка в рамках коллекции. Было много людей. Больше, чем обычно. Стилисты, визажисты, фотографы. Я перестал запоминать лица. В середине дня я вызверился на менеджера и прекратил съёмку, а к вечеру меня окончательно накрыло. Я сидел в гримёрке и рыдал сначала от мысли, что я ни на что не способен, после от обиды на собственное расстройство, потом от уверенности, что меня уволят, и в конце от осознания, что я нахрен никому не сдался и мне не к кому пойти, чтобы выговориться. Знакомые у меня, конечно, были, но не такие, с которыми я бы хотел чем-то поделиться. А после нарисовался Джин и предложил подкинуть до дома. Без претензий. Без лишних вопросов. Возможно, если бы не это, я бы тут сейчас не сидел. Наглотался бы своих успокоительных или действительно вернулся домой и всю оставшуюся жизнь чах затворником. С тех пор я понял две вещи. Первое: многое в этой жизни решает случай. Второе: у тебя хороший альфа. — Это Хан сказал, конечно же, в шутку, и уголки его губ добродушно поднялись. — Джин за тебя бьётся. Искренне. Это большая удача – отыскать друг друга. Один шанс на сотни, а то и на тысячи. У тебя ещё нет метки, но вы уже одно целое. Не сдавайся. Он не оставит тебя, а ты не оставляй его. Пусть сейчас всё так, но ваша жизнь всё равно продолжается. Эмоции очень важны. Важны впечатления и хорошие воспоминания. Моя роль во всём этом скромная. Я просто научу тебя, как чувствовать себя немного увереннее и побуду с тобой, а в четыре верну тебя Хвану.       Голос Джисона затих, и Ли не сразу это понял. На кухне повисла неловкая тишина. Она появилась из-за молчания самого Феликса и его попытки обдумать, понять и принять каждое сказанное Ханом слово. В какой-то степени рассказ вызывал жалость и, быть может, гордость. Он, Ли, так бы не смог. Не смог бы рассказать о себе практически незнакомому человеку что-то личное. Он даже Джину ничего толком о себе не рассказывал. Феликс привык к одиночеству. К тому, что он один от начала и до конца. Не из-за характера, а из-за общества, в котором вырос. Он предпочитал книги обществу, а общество предпочитало сильных и ярких личностей. Феликс таким не являлся и верил, что всю жизнь будет один. Он и его работа. Так было до встречи с Хваном.       — У судьбы очень странное чувство юмора, — тихо произнёс Ли. — Мы рождаемся одними, когда взрослеем, становимся другими, а умираем... умираем совершенно непохожими на первые два варианта. До встречи с Джином я жил и дышал своей мечтой. Сейчас, заболев, я понимаю, что это было глупо. Я не жил и даже не существовал. Я просто плыл по течению и всё ещё плыву. — Феликс усмехнулся и подпёр голову рукой. — Но я хочу измениться. Ради него и ради себя самого. И если ты мне поможешь в этом, я буду тебе благодарен, потому что ты хороший парень, и я… я бы хотел стать для тебя тем человеком, к которому ты приедешь, если тебе вдруг станет плохо.       Усмешка Феликса сменилась улыбкой, мягкой и очень светлой. Он знал, что его слова звучали самонадеянно, но всё равно хотел сказать об этом вслух. Сделать первый шаг навстречу, а не отталкивать руку, предлагающую ему помощь.       — Тогда договорились, — улыбнулся Хан. Он достал из кармана телефон, быстро набрал номер и повернул экраном к Феликсу. — Но имей в виду, я могу приехать даже тогда, когда мне будет хорошо.       Это звучало, как угроза, но угроза шуточная, совсем неопасная. В обществе Ли Джисону было спокойно, если не считать опасений, что тот внезапно расплачется, но пока этого не случилось, Хану не о чем было переживать. Он кивнул на тарелку с бульоном и потянулся к своей чашке кофе.       — Завтракаем и за дело.       — Постараюсь это принять, — кивнул Ли.       Когда с бульоном было покончено, и Джисон дожевал свой последний бутерброд, Феликс прибрался на кухне и наконец-то записал его номер телефона в свой мобильник.       — Что мне нужно сделать? — спросил он, пряча телефон в карман шорт.       — Довериться мне, — коротко ответил Хан и привычно пожал плечами. — Пойдём, покажешь мне свой гардероб.       Это была странная просьба, но, пожалуй, в духе Джисона, а ещё Феликс вроде как настроился измениться, и если для этого надо было продемонстрировать пару шмоток, то пока всё было не так страшно. Впрочем, вещей у него всё равно было немного. Большинство из них были простой и невзрачной одеждой, но то, что Ли купил, перед тем как окончательно загреметь в больницу, стоило внимания. Джисон его вкус оценил, отложил в сторону светлые джинсы, белую майку и удлинённую рубашку, а после скрылся в гостиной. Хан приволок свой большой и, кажется, довольно тяжёлый рюкзак, после вернулся за пакетом из плотной бумаги, на дне которого лежала какая-то коробка, и кивнул в сторону стула.       — Ты пока садись, — сказал он, принимаясь вываливать на кровать содержимое своей ноши.       В основном это были органайзеры для хранения различных мелочей по типу косметики и парикмахерских принадлежностей. Когда дошёл черёд до коробок в бумажном пакете, Хан замялся, но после всё-таки достал и их. Внутри были парики – ярко-голубой и естественного тёмного оттенка, очень похожего на тот, который был у Феликса до того, как он решил сменить стиль. Оба были качественными и выглядели, как натуральные волосы.       — Выбери, какой нравится. Это очень хорошие штуки. Не отличишь от настоящих. Я попытаюсь сделать твою причёску, и ты сможешь пользоваться ими до тех пор, пока не отрастут твои волосы.       Ли открыл было рот, но тут же сомкнул губы. Не сказать, что он был слишком удивлен, но Феликс скорее ожидал чего-то подобного от Хвана, а не от парня, которого знал от силы два дня. От парня, который хоть и являлся омегой, но был для него чужим.       — Это неловко, — выдохнул Ли.       Он нахмурился и сжал кулаки. Феликс уже собирался отказаться от этой затеи, но вовремя вспомнил, что сам сказал о своей готовности измениться.       — Дай мне пару минут, — попросил он, прежде чем скрыться за дверью, ведущей в ванную комнату.       Вскоре оттуда послышался шум воды. Ли открыл кран, а после ощутил, как больно защипало в глазах от какой-то странной обиды. Он помнил, что плакать нельзя, но ему всё равно было сложно принять то, что с ним происходило. Он ещё не смирился с тем, что лишился волос. И с тем, что теперь придётся носить парик, тоже. Ему понадобилось немного времени и пощёчина, чтобы прийти в себя, умыться и, сделав вдох, вернуться к Джисону.       — Голубой, — произнёс Феликс, решив, что если на него всё равно будут смотреть, то пусть это будет из-за цвета волос, как это было вначале, когда он только покрасился.       — Тогда садись, — повторил Хан.       Он подождал, пока Феликс займёт предложенное место, снял сеточку с парика и провёл по волосам расчёской в попытке придать им опрятный вид. Конечно, Джисон знал, что Феликс плакал. Во-первых, он слышал пусть приглушённые, но всё-таки судорожные вдохи, а во-вторых, он видел его покрасневшие глаза. Но Хан знал и то, что иногда надо сделать вид, что ты чего-то не видишь. Сделать вид, что ничего не случилось, чтобы не спровоцировать новый срыв. Раньше он сам часто плакал от бессилия, от обиды, от неспособности ничего с собой сделать. Он знал, каково это.       — Сначала я уберу лишнюю длину, а после придам форму. Подержи вот это.       Хан вручил Феликсу расчёску и ножницы, а сам потянулся к бандане, неспешно развязывая плотный узел. Он догадывался, каких усилий Феликсу стоило вернуться и сидеть сейчас здесь, но был благодарен, что тот шёл ему навстречу. Джисон попытался сделать всё быстро. Он снял бандану, попросил Феликса наклониться вперёд и довольно легко надел парик. В конечном итоге Хан не впервые это делал. Голубые волосы рассыпались по плечам Ли. Они действительно были длинноваты, но это было поправимо.       — Знаешь, волосы отрастают чертовски быстро. Если понравится, в будущем могу быть твоим личным парикмахером, — сказал Джисон, орудуя ножницами. — Соберу себе портфолио и если меня всё-таки попрут из модельного, мне будет, чем заняться.       — Тебе нравится стричь? — спросил Ли, посчитав, что ему нужно о чём-то говорить, чтобы отвлечься. Чтобы поддержать Джисона и не ставить его в неловкое положение. А ещё ему самому было интересно узнать о Хане ещё хоть что-то. Даже если это будут простые и стандартные вопросы, Феликс всё равно хотел их задать. — Если да, тогда почему ты выбрал профессию врача, а не парикмахера?       — А сам как думаешь? — хмыкнул Хан, бросив мимолётный взгляд на их отражение в зеркале, но решил не заставлять того гадать. — Родители, — просто ответил он. — Семья потомственных врачей и сын парикмахер. Что-то не клеится, да? Пришлось идти по стопам, а это превратить в хобби. Днём я учился, а этим занимался на вечерних курсах. В студию попал по случаю. Посмотреть мастер-класс. Там меня заметили и пригласили на пробы.       Невольно Ли усмехнулся, когда Хан заговорил о родителях. Иногда Феликс представлял, что было бы, будь у него родители, и кем бы они были. Конечно, он мог бы попытаться их отыскать, но страх разочароваться и разочаровать был сильнее. И всё же ему нравилось иногда думать о том, кем они были, как их звали и где бы они жили всей семьёй.       — А что сейчас? Когда ты встретил своего альфу, их отношение к тебе изменилось? Или они по-прежнему хотят видеть в тебе врача?       — Они меня вообще не хотят видеть, — усмехнулся Джисон. — Я же учёбу бросил и лицом торгую, так что для них я умер или что-то вроде того. Я не дослушал. Воскресну, как вернусь на истинный путь, но пока этого не случилось. Так что почти пять лет я их не видел. Они вряд ли знают, что у меня кто-то есть.       — Прости, — Феликс не сразу нашёлся, что ответить.       Ему показалось, что он затронул что-то очень личное и неприятное тоже. По крайней мере, ему было бы неприятно, если бы от него отказались. Со своим ребёнком или даже детьми он бы никогда так не поступил. Феликс практически озвучил эту мысль, а после спохватился и неосознанно сжал футболку Джина в районе живота, не совсем понимая, с каких пор вообще думает о детях. Это были странные и волнующие мысли, и Ли как-то облегчённо выдохнул, когда понял, что думает о будущем, а не о том, что его у него нет.       — Не за что извиняться, — качнул головой Джисон. — Меня это уже не цепляет. Это их выбор. Они имели на это право. Родители меня вырастили. За это я им благодарен. Теперь я уже достаточно взрослый, чтобы сам о себе позаботиться.       Конечно, Хан лукавил, но только совсем немного. Поначалу ему было очень паршиво. Он обижался, злился, винил себя и даже порывался вернуться. После плыл по течению в неизвестном направлении и только потом попытался получить хоть какое-то удовольствие от жизни, на которую решился. К этому дню у него всё было достаточно хорошо, но временами ему всё равно не хватало слов поддержки, вкусной домашней еды, которая приготовлена не им, возможности вернуться в родной дом и вновь заснуть в своей постели. Он поджал губы, но после его лицо разгладилось и посветлело, а ещё он заметил жест Феликса в отражении зеркала, но ничего не стал говорить по этому поводу.       — Тебе очень идёт этот цвет, — констатировал Джисон, заправляя за ухо Феликса прядь остриженных волос.       Хан хорошо знал, как именно должна выглядеть его причёска. Джин показывал ему кое-какие из своих набросков, а ещё Джисон неоднократно видел картину, созданию которой тот посвятил много месяцев, и то, что он делал, нравилось Ли. Тот не сразу это понял. Вернее за разговором он упустил тот момент, когда Джисон превратил его из лохматого нечто во вполне цивилизованного человека. Конечно, причёска не могла скрыть потрескавшихся губ, синяков под глазами и слишком острых скул, но она дарила надежду на то, что он может быть немного красивее, пусть и с помощью парика.       — У тебя талант, — Феликс снова улыбнулся, и в его тусклом взгляде зажглись пока ещё слабые, но огоньки. Таким он нравился себе больше, чем в бандане. — Правда. Я бы так не смог.       — Значит, смог бы что-то другое, — отозвался Джисон, убирая в чехол свои драгоценные ножницы. — Хван рассказывал, что ты хочешь быть ветеринаром. Как по мне, то это гораздо сложнее.       Хан говорил, выставляя на комод ряд флаконов с косметическими средствами, кисти и всё то, что было ему необходимо для создания определённого образа. Он выудил две шпильки, чтобы подхватить волосы Феликса, спадающие на лицо, и окинул Ли оценивающим взглядом.       — Погнали дальше, — воодушевлённо протянул Хан. — Постарайся не слишком ёрзать.       — Не сложнее, чем создавать что-то из ничего, — отозвался Ли, но после с некой опаской посмотрел в сторону выставленного Ханом арсенала. Сам он умел пользоваться косметикой на базовом уровне. В основном только чтобы скрыть свои веснушки. Поэтому большая часть принесенных Джисоном средств была ему неизвестна и непонятна тоже. — Скажи, если я буду делать что-то не так.       — Просто расслабься, — попросил Хан.       После он мало говорил и большую часть времени хмурился и сосредоточенно кусал губы, но его глаза по-прежнему блестели, и ему явно нравилось то, что он делает, и то, что из этого получалось. Джисон колдовал над лицом Феликса около часа. Вообще можно было уложиться и в меньшее количество времени, просто с Ли он имел дело впервые и пытался подобрать оптимальные средства. Хан скрыл мешки под глазами, выровнял тон лица, но косметика была достаточно лёгкой, чтобы веснушки Феликса – его изюминка, которая так нравилась Джину – остались яркими и заметными. Он затемнил его брови, подчеркнул глаза, добавив немного теней, увлажнил губы. Выразительные и нежно-розовые, те казались очень сочными, а сам Феликс – сияющим и дышащим жизнью. Таким, каким в действительности он был всегда или мог бы быть, если бы давал себе немного свободы – привлекательным и очень красивым. Хан отошёл на пару шагов, пытливо склонил голову набок и тихо присвистнул. Это было что-то вроде комплимента. После он отступил в сторону, чтобы не загораживать зеркало, и, встав за спиной Феликса, опустил руки на его плечи.       — Посмотри на себя. Хван искал золото, а нарыл бриллианты.       Ли не понимал значение этих слов до тех пор, пока не поднял взгляд на своё отражение в зеркале. Оттуда на него смотрел Феликс. Феликс с картины, красивый и юный, с выразительным взглядом и россыпью ненавистных веснушек. Сначала внутри всё похолодело, и в груди сердце забилось быстрее. Ли ущипнул себя за руку и как-то облегчённо выдохнул, ощутив боль. Значит, это был не сон. В отражении зеркала был он. Эта мысль притупила страх, заменив его непониманием и каким-то зачаточным смущением. Таким Феликс себе нравился. Таким он мог бы назвать себя симпатичным.       — Научишь меня... быть таким? — обернувшись, попросил Ли.       Джисон смущённо рассмеялся и покачал головой.       — Ты и так... такой, — сказал Хан. — У тебя красивое лицо. Когда ты выздоровеешь и будешь нормально спать, синяки под глазами сойдут, и тон кожи выровняется. А ещё перестань кусать губы, когда нервничаешь, и не забывай увлажнять их, чтобы не трескались. В будущем тебе понадобится только немного ежедневных средств для ухода. Но я научу тебя, как скрывать небольшие дефекты. Это полезные знания. Вдруг ты когда-то решишь после вечеринки отправиться на работу или надо будет спрятать следы бурной ночи. — Джисон лукаво подмигнул Феликсу и после добавил: — Но знай, такой блеск в глазах не даст ни одна косметика.       Слова о бурной ночи заставили лицо Феликса вспыхнуть. Внизу живота сладко потянуло, и Ли показалось, что его мозг работает в каком-то неправильном направлении. И всё же подсознательно он понадеялся, что его хорошее самочувствие задержится до вечера, потому что тогда они с Хваном вновь смогли бы стать по-особенному близкими.       — Твоему альфе повезло. Ты очень талантливый парень.       — Конечно, — хмыкнул Хан. Он всегда соглашался, когда его хвалили. После, конечно, отшучивался, но всё равно принимал похвалу, если она была действительно заслуженной. — Ему повезло, что он вообще меня встретил. И твоему повезло, иначе бы он тут зачах со своими картинами.       Ещё месяц назад до того, как Хван сообщил о том, что встретил своего истинного, Джисон за него искренне переживал. То есть тот не делал ничего странного, не выражал никаких мрачных мыслей, но Хан видел, что одиночество Джина заботит. Хвану не нравились случайные связи и недолговременные отношения, он не любил впускать в свой мир людей, которые после обязательно уйдут. Конечно, у Хёнджина были знакомые и сам Хан, но они не могли заменить ему самого нужного и близкого человека.       — Одевайся, рыбы сами себя не сфотографируют.       — Мы виделись с ним раньше, — невпопад произнёс Феликс. — Он приходил в кофейню, в которой я работал, но никогда не замечал меня, — в его голосе проскользнуло что-то вроде обиды, несмотря на осознание, что он и сам был во многом виноват.       Феликс не стремился пойти навстречу. Ему было не до Джина и отношений в целом. И всё же где-то глубоко внутри ему казалось, что тот заметил его только из-за яркого цвета волос. Поэтому Ли выбрал его и сейчас. Выбрал, чтобы Джин видел его.       — Я быстро, — добавил Феликс и, взяв вещи, скрылся за дверью ванной.       Ли вернулся спустя десять минут, смущённый и молчаливый. Ему нравилось то, что он видел в зеркале. Впервые в его жизни.       — Вот теперь ты готов, — удовлетворённо кивнул Джисон и протянул Феликсу рюкзак. Тот, который принадлежал самому Ли. В котором были таблетки, вода, кое-какие мелочи и даже небольшой пакетик птичьего корма. Который собрал Джин сегодня утром, прежде чем уйти на работу.       — Пойдём, ну, — выдохнул Хан.       Ему не терпелось оказаться за рулём его обожаемой машины. Точнее она всё ещё принадлежала отцу Хвана, но Джисон прикипел к ней всей душой. Эту же душу он готов был продать за возможность брать тачку хотя бы раз в неделю.       Они вышли на улицу ещё до обеда, и Хан радостно запрыгнул на водительское сиденье. Смотрелся он там, конечно, не так эстетично, как Хёнджин, но на дороге чувствовал себя очень уверенно.       — Это недалеко. Минут через двадцать доедем, — сообщил он, поглядывая на навигатор.       Дорога выдалась лёгкой. Феликса не тошнило. Они говорили и слушали ненавязчивую музыку из магнитолы, а после больше двух часов бродили среди аквариумов и тоннелей, заполненных водой. Тоннелей, где плавали самые настоящие акулы, тихие и опасные, а ещё скаты и множество рыб. Феликсу понравились тропические. Те были юркими и очень пёстрыми. Он возвращался к ним несколько раз, замирал и подолгу смотрел. Он внимательно читал все информационные таблички, запоминал их, что-то бормотал себе под нос. Джисон уговорил его сделать пару фотографий на память и для отчётности. Феликс согласился при условии снятой маски. А к четырём Хан, как и обещал, вернул его Хёнджину. В буквальном смысле. Он привёз Ли к студии, где тот работал, припарковался почти у входа и вылез из машины.       — Пойдём, покажу кое-что интересное.