"Твои волосы пахли виноградом 2"

      Последующие четыре дня Джин помнил смутно. Он почти ничего не ел и практически не спал. Точнее он проваливался на несколько минут в подобие сна, но после дёргался, открывал глаза и вновь срывался с места. Хван кусал себя в наказание, а ещё потому что боль отвлекала от усталости, и не ночевал дома. Он оставил там Джисона на случай, если Феликс всё-таки вернётся, а сам бродил среди городских улиц. Он был во всех местах, куда ходил вместе с Ли, и во всех тех, о которых тот упоминал в разговорах. Джин приходил в его университет, в кофейню, в парк с жирными утками, во все магазины, где Феликсу нравилось бывать. Последних было немного. Он даже объездил собачьи приюты, помня о желании Ли посетить это место, но безрезультатно. Утром четвёртого дня в город вернулись его родители, а к вечеру поступил звонок из полиции. Хван ждал его, но не сразу решился ответить. Он опасался того, что может услышать. Опасался, что ему могут сообщить о некоем подходящем под описание трупе, обнаруженном где-нибудь на лавочке или возле паркового озера. Ещё больше он боялся услышать это и осознать, что был в том месте, проходил где-то совсем близко и не заметил Феликса, не ощутил его присутствия и упустил время.       Когда звонок повторился, Хван дёрнулся и всё-таки ответил. Негнущимися пальцами он кое-как записал продиктованный адрес поперёк станицы своего скетчбука, завёл мотор и надавил на педаль газа. Машина с визгом сорвалась с места. Навигатор вывел его практически за черту города. Во всяком случае, за черту презентабельных и бурлящих жизнью районов. Хван притормозил на небольшой замусоренной парковке и бросил взгляд на мрачный отель, где можно было остановиться задёшево. Он вышел на тротуар, взбежал по ступеням и подался на ресепшен. У него не было даже фотографии Феликса – только портреты, которые он сам рисовал. Тем не менее, служащему лицо на набросках показалось знакомым. Он сообщил, что похожий парень вышел из отеля около получаса назад. Хван ринулся к выходу. Возможно, если бы он дослушал, то после потратил бы на поиски куда меньше времени, но Феликс был где-то совсем близко, и Джин не мог ждать. Или что-то внутри него не могло. Он отыскал Ли в небольшом дворе, где местные из ближайших многоэтажек выгуливали собак. Сейчас там почти никого не было – только пожилая женщина, выгуливающая шпица, подозрительно похожего на материного, и одинокая ссутулившаяся фигура на лавочке.       Феликс сидел спиной. Джин узнал его по старой линялой бандане. И в тот момент у него внутри всё похолодело и оборвалось так же, как и тогда в квартире, только на этот раз от какого-то странного искажённого чувства облегчения. Он искал его. Искал и наконец-то нашёл. Живым. Оставалось только пройти несколько метров и протянуть руку. И тогда он бы вновь смог ощутить его тепло, и аромат, и такую нужную близость. Джин пошатнулся, и перед глазами всё поплыло. Не от слёз. От усталости. Эти дни его иссушили, вывернули наизнанку и, может, даже изменили. Хван вдохнул вечерний воздух, пропитанный ароматом остывающего асфальта, медленно выдохнул и сдвинулся с места. Он шёл по неухоженному газону и остановился в нескольких шагах от лавочки.       — Феликс...       Этот голос заставил Ли вздрогнуть и поднять усталый и выцветший взгляд. Эти дни он провёл в постели. И, наверное, его частый кашель был большой проблемой для постояльцев из соседних номеров. В номере, который снимал он сам, всё было довольно скверно. Если там и убирали, то делали это поверхностно и только после того как жильцы съезжали. Впрочем, что-то получше он себе позволить всё равно не мог. Денег у него было мало. Настолько, что из еды он покупал только злаковые батончики в местном автомате и воду. Впрочем, ни то, ни другое долго в нём не задерживалось. Без Джина Феликс скорее существовал, чем жил. Он сбежал, руководствуясь благими намерениями. Теми, которые не должны были так исказить лицо его истинного, а если бы и исказили, то ненадолго. Всего на несколько дней. Может, месяцев. Феликс считал истинность глупостью. Химией в крови наравне с той, что пускали по его венам, чтобы убить рак. Он думал так до тех пор, пока не сел в такси. Пока не добрался до этой захудалой гостиницы. Пока во снах ему не начал являться Хёнджин и тот, другой, Феликс с картины – красивый, и юный, и полный жизни. Феликс, у которого не выпадали волосы, которого не тошнило, и который пах ярко и вкусно. Не так, как он. Не вялым виноградом и лекарствами. Тот Феликс подходил Джину, и Ли хотел бы уснуть и никогда уже не проснуться. Тогда, быть может, Хван смог бы быть счастливым. Тогда другой Феликс смог бы ожить.       Ли судорожно вздохнул, и его губы задрожали. Его лихорадило, и лицо, бледное и серое, сейчас было в пятнах неровного румянца. Ли думал, что окончательно свихнулся. Что перед ним никого нет. Что, выйдя из комнаты, он забыл закрыть дверь, и все ночные страхи последовали за ним.       — Это неправда, — просипел он, и его голос уже привычно сорвался на кашель. На мокрый, пропахший металлом. Его лицо исказилось от боли и сожаления. От отчаяния. — Тебя здесь нет. Нет.       Он вытер рот рукавом своей толстовки и всхлипнул. Ему казалось, что его тело сгорает от боли и от тоски тоже. От осознания, что ему не выжить без Хвана. Ни здоровым, ни больным. Не выжить, потому что истинность сильнее. Потому что Джин был здесь, прямо перед ним. Пусть ненастоящий. Пусть это был всего лишь бред, но Ли потянулся к нему, с трудом поднимаясь на ноги.       — Джин...       Он попытался сделать шаг, оступился, и его подхватили тёплые руки. Настоящие. Руки в следах от укусов, которые Джин перестал замечать. Некоторые были ещё совсем свежими, потому что сегодня уснуть хотелось особенно сильно. Хван прижал Феликса к себе. Тот был горячим. Даже через одежду ощущался болезненный жар его кожи.       Пока искал Ли, Джин, чтобы хоть как-то удержать свой рассудок в рабочем и стабильном состоянии, прокручивал в голове слова, которые скажет ему при встрече. Их было довольно много. Много красивых и откровенных фраз, чувственных, интимных, убеждающих, но сейчас, когда Феликс оказался в его объятиях, когда он вновь смог ощутить его, прикоснуться, Хван сказал только одну фразу:       — Мы возвращаемся домой.       Он даже не спросил, хочет этого Феликс или нет. К этому дню Хвану было плевать, почему именно тот ушёл и чего желает добиться. Он не хотел слушать ни объяснений, ни оправданий. Во всяком случае, не собирался делать этого сейчас, даже если бы Феликс попытался что-то сказать. Джин скучал, практически отчаялся и конкретно сейчас злился. Злился на себя самого за то, что искал так долго, на Феликса за то, что обещал быть рядом, но оставил его ещё при жизни, и на саму жизнь – за всё, что происходило в дни до этой встречи. Хван прикрыл глаза и шумно втянул воздух. Аромат Феликса, пусть даже смазанный и блёклый, его успокаивал, но всё равно недостаточно.       — Я тебя забираю, — продолжил Джин, ощущая мелкую дрожь жмущегося к нему тела. — Насовсем.       Феликс не противился. Он не отпустил бы Хвана, даже если бы тот сказал иные слова. Слова жестокие и правильные. Если бы его голос сочился ненавистью и презрением, Ли сам бы умолял его простить. Он бы упал на колени, но руки Джина держали его слишком крепко. Они и запах коньяка, чабреца и пота. Запах крови и сигарет тоже. Это была дикая смесь, но Феликсу было плевать. Здесь и сейчас Джин был рядом. Его Джин. Его истинный. Тот, к кому Ли приполз бы сам, если бы провёл ещё хотя бы день в разлуке. Или если бы у него было чуть больше сил, чем просто добраться до дворика и сесть.       — Я... люблю тебя, — отозвался Феликс, и эти слова не должны были прозвучать. По крайней мере, не должны были прозвучать здесь, среди унылого пейзажа. Ли должен был сказать об этом раньше. Сказать до того как уйдёт или после, когда они вернутся, когда ему станет немного лучше и он сможет увидеть всё то, что сотворил с Хваном. Разглядеть следы на его руках. Следы, которые будут такими же болезненными, как и пощечины. Как надрывный кашель.       — Джин... — Ли всхлипнул, цепляясь за футболку Хвана. — Джин, — повторил он. — Я люблю... прости... Джин, я не...       Тот поморщился, а после прикрыл рот Феликса ладонью. Он хотел услышать эти слова с момента их знакомства. Хотел, чтобы Ли сказал их в один из светлых и по-особенному хороших дней или даже во время секса, чтобы после всё можно было списать на порыв и эмоции, но сейчас... сейчас они его ранили. Хотя скорее Хвана ранило осознание, что он вообще мог их не услышать, если бы опоздал, если бы не отыскал Феликса, если бы случилось что-то такое, что уже никто не смог бы исправить.       Он отнял руку от лица Ли и, склонившись, поцеловал его в щёку, как делал, когда тому было сложно дышать.       — Повтори их позже, ладно?       Джин попросил и, подхватив Феликса под бёдра, поднял на руки. Обычно тому не особенно нравилось, когда его так таскали, но сегодня желания Ли не учитывались. Пусть Феликс и действовал из благих побуждений и банального страха, но облажался так, как никогда в жизни, поэтому до своего гостиничного номера ему пришлось добираться так, как того хотел Хван. Последний боялся, что если поставит его на ноги, тот вновь куда-нибудь исчезнет и затеряется среди улиц этого города уже навсегда. Джин знал, что тогда вновь бросится на поиски и будет рыскать по городу, пока не отыщет или окончательно не рехнётся. Стать чокнутым Хван боялся больше, чем мёртвым.       Он отпустил Феликса только тогда, когда они оказались в небольшой комнатушке в конце коридора. Порядок там царил весьма относительный. Из еды только бутылка воды у кровати. Хван окинул Ли хмурым взглядом и потянулся к сумке, закинутой под стул. Он бросил её на кровать и неспешно сновал по комнате, собирая вещи. Джин ничего не говорил – только шерстил полки и ящики в поисках собственности Феликса, документов в частности. Когда закончил, он закинул сумку на плечо и протянул Ли руку. Тот сжал её, не сказав ни слова.       Вместе они покинули номер и гостиницу тоже. Феликс устал. Истощённый болезнью и моральными переживаниями, своим бегством он добился только того, что поставил под сомнение успех того, над чем старательно работали его лечащий врач и Джин. И то, что Ли уснул в машине, пока они ехали домой, говорило о том, что он на грани.       В квартиру на двадцать третьем этаже Джин вновь нёс Феликса на руках, но прежде ему пришлось потревожить его сон, чтобы достать из машины. Дверь им открыл Хан, старающийся придать себе пофигистичный вид, но в действительности выглядящий взволнованно. И если бы Хвану в прошлом кто-то сказал, что однажды этот человек будет о нём беспокоиться хотя бы на пару процентов из ста, он бы не поверил.       — Нормально, — коротко бросил он, отвечая на все вопросы сразу, и, бросив сумку в коридоре, направился в гостиную.       Он донёс Феликса до дивана и, только когда разжал хватку, понял, насколько на самом деле дрожат руки. Тело в принципе болело то ли от усталости, то ли от напряжения. Где-то очень отдалённо маячило чувство голода. Во рту пересохло.       — Я... принесу воды, — хмурясь, выдохнул Джин и побрёл в сторону кухни.       На полпути до нужной комнаты он замедлил шаг, в коридоре привалился к стене, а после перед глазами всё померкло, словно выключили свет, словно всё это время в сознании его удерживала только мысль найти Феликса и вернуть в безопасное место.       Со стороны коридора донёсся грохот, а за ним голос Джисона:       — Да ты издеваешься, — звучало это скорее зло, нежели взволнованно.       — Джин... — выдохнул Ли, услышав грохот. — Джин? — громче позвал он, поднимаясь с дивана.       Кости ломило, и усталость призывала лечь и, может, даже уснуть, но омега внутри кричал об обратном. О том, что случилось что-то плохое. О том, что Джину больно. Что ему нужна помощь.       Кое-как Ли удалось добраться до коридора. Там он увидел того самого паренька в чёрной футболке, который открыл им дверь. Увидел Джисона, склонившегося на Хваном.       — Джин?! — голос Ли сорвался, когда он попытался закричать.       Феликс хотел спросить о том, что с Хёнджином, но и без того многое видел. Он видел укусы и слишком острые черты лица. Видели сухие обветренные губы, и бледную кожу, и залёгшие под глазами глубокие тени. Сейчас Хван выглядел так, словно вообще не жил. Словно каждую минуту в разлуке он медленно умирал, и Ли понимал, что это из-за него. Всё это его вина. Он замер в шаге от Джина и опустился на пол. Хан бросил на него беглый взгляд.       — Только не ной.       Джисон не любил плачущих людей. Особенно плачущих омег. Причём он сам возглавлял этот негласный список. Что собой представляет Феликс, Хан знал только из рассказов Джина. Те были несодержательными, поэтому он счёл необходимым предупредить.       — И в обморок постарайся не падать. Если ляжешь рядом, я тебе спасибо не скажу. С ним всё нормально. Просто усталость и стресс. Поест, поспит и оклемается.       Хан так сказал, но пульс всё-таки прощупал. Так, на всякий случай. До того как загреметь в модельную индустрию, он учился в медицинском, но после решил кардинально сменить род деятельности на тот, где не приходилось работать с людьми. Точнее приходилось, но не с теми, которые идут к тебе со своими бесконечными и часто мерзкими проблемами.       Он подтащил ближе дорожную сумку, подпихнул её под ноги Джина, взял с полки какой-то художественный журнал, который забрал из почтового ящика пару дней назад, и принялся обмахивать лицо Хвана. Причём делал это так, словно корпел над шашлыком, и смотрел преимущественно на Феликса.       — Не переживай. Не очухается в течение пяти минут, вызову скорую. Ты сам как? Тебя, я смотрю, потрепало.       — Нормально, — не сразу ответил Ли.       Он смотрел только на Хвана, и если бы омега не заговорил, он бы забыл о том, что тот вообще здесь, рядом с ними. Феликс устал, но эта усталость была только его виной. Она и состояние Джина. Меньше всего Ли хотел, чтобы его альфа страдал. Чтобы лежал без сознания на полу только потому, что ему, Феликсу, захотелось сбежать. Если бы он оставил записку, если бы поговорил с ним или ответил на звонок, тогда, быть может, всё было бы иначе. Но Ли испугался. Он и сейчас боялся так, что тряслись руки.       — Я принесу воды. И холодное полотенце, — просипел Феликс.       Он кое-как поднялся и, игнорируя Джисона, направился на кухню, откуда вскоре послышался шум воды. Ли передвигался слишком медленно, но он старался взять себя в руки. Ему нужно было немного потерпеть, стиснуть зубы и вернуться.       — Держи, я плохо знаю, что делать с людьми, — аккуратно опускаясь рядом, Феликс протянул Хану мокрое полотенце и стакан воды.       К тому времени Джисон занимал себя тем, что пошлёпывал Хвана по щекам. Легонько так, но с явным энтузиазмом и удовольствием. Он знал, что это, в общем-то, бесполезно, но ударить Джина по лицу другой возможности могло и не представиться.       Хан отвлёкся, взял стакан, чтобы после поставить его на пол, и вновь потянулся к бессознательному телу. Он хотел шлёпнуть ещё пару раз, когда губы Джина приоткрылись:       — Руки убрал, — прошелестел Хван и открыл глаза.       Он окинул взглядом пространство, оценил ситуацию и, кажется, понял, что с ним стало, но не слишком удивился. Это был закономерный итог после четырёх дней бесконечных поисков, и стресса, и непрекращающегося потока мрачных мыслей. Джин приподнялся, дотянулся до стакана и выпил воду за несколько больших глотков. Ему столько было не нужно, но её принёс Феликс, поэтому Хван пил. Он вытер губы и перевёл взгляд на Ли. На его осунувшееся лицо и выцветшие обеспокоенные глаза.       — Ты больше не можешь подходить к двери. Вообще не можешь выходить без меня.       Протянув руки, Джин сгрёб Феликса в охапку. Конечно, он шутил, когда говорил такое. Пленником Ли не был, но после случившегося Хван боялся отпускать его от себя.       За этой картиной со стороны наблюдал Джисон. Сначала он просто сидел рядом, после поднялся на ноги, взъерошил волосы и попятился в сторону гостиной.       — Так, ребята, я вам, кажется, больше не нужен. Так что пойду. Зовите если что, — протянул он и скрылся в большой и светлой комнате с картинами.       Джин остался сидеть на полу, прижимая Феликса к себе.       — Я боялся, что больше никогда тебя не увижу...       Хван говорил, но Феликс не спешил ответить. В груди колотилось сердце. Оно билось так громко и быстро, что становилось больно. Ли чувствовал, как грудная клетка подрагивает, и то, какими крепкими были объятия Джина тоже. Он хотел сказать, что виноват, но смолчал. Феликс прижался спиной к груди Джина сильнее и, оттянув ворот своей рубашки, тихо произнёс только одно слово:       — Укуси.       Он просил о метке. О связи, которую нельзя будет разорвать так просто. Просил, осознавая, насколько это опасно. Особенно сейчас, когда они оба едва могли сами о себе позаботиться. Но этот жест был красноречивее всех слов. Это было принятие Хвана. Принятие истинного.       Хёнджин замер. Он ощутил, как лицо обдало жаром, как сердце в груди забилось быстрее, и во рту собралась слюна. Он сглотнул слишком шумно и так же шумно вдохнул аромат Феликса. Хван ждал этих слов или, скорее, подходящего момента, когда сможет оставить на Ли свой след и сделать своим уже навсегда, но не думал, что это произойдёт так и при подобных обстоятельствах.       — Феликс, — шепнул он, склоняясь, чтобы губами прикоснуться к нежному месту на стыке плеча и шеи. К месту, которое притягивало его взгляд всякий раз, когда он оказывался на Феликсе. В Феликсе.       Альфа внутри очнулся и приготовился. Джин приоткрыл губы и коснулся кожи кончиком влажного языка. Он хотел сделать всё быстро и вместе с тем осторожно. Хотел, чтобы его метка выглядела на Феликсе аккуратно и эстетически красиво. Он ощущал, как напрягся в его руках Ли, и как горит собственное тело. Он так желал, чтобы всё наконец-то встало на свои места, но, слегка стиснув кожу зубами, всё-таки остановился и скользнул губами к уху Феликса.       — Я сделаю это завтра или через несколько дней, — пообещал Хван. — Когда мы будем только вдвоём. Когда тебе станет лучше.       Оба пункта Джин считал важными. Он хотел, чтобы в этот момент они были одни, чтобы их никто не слышал и не видел тоже, чтобы этот интимный и такой важный момент принадлежал только им. А ещё он всё ещё боялся. И желание заклеймить Феликса меркло и бледнело перед желанием сохранить ему жизнь. Тот был измотан, и слаб, и, вероятно, голоден. А ещё ему нужно было в душ, чтобы смыть с себя грязь отеля и улиц. Хван опасался, что боль добьёт его окончательно и приведёт к паршивым последствиям.       — Я сделаю это, — повторил он на случай, если его слова прозвучали недостаточно убедительно, и вновь поцеловал Феликса в шею.       Джину нравилось, что тот больше не пытался прикрыть её ладонью. От этого в груди становилось особенно тепло, словно чувства, которые он уже испытывал, разгорелись сильнее и ярче, стали чем-то иным, абсолютно новым.       — Прости меня, — шепнул в ответ Феликс, и его пальцы крепче сжали ткань футболки.       Он был готов к тому, что Джин сделает ему больно. Это было бы справедливо и правильно тоже. Так он смог бы расплатиться за то, что сделал сам, но Хван не кусал, и эти поцелуи были мягкими и трепетными. Они вынуждали Ли говорить. Вынуждали делать то, чего тот не хотел. Точнее хотел, но не сейчас.       — Я ушёл... Я бросил тебя.       Его голос дрогнул, и он сжался в объятиях альфы. Джисон просил его не плакать, но Феликс не мог справиться с собой. Он снова ощутил, как истерика подкатывает к горлу, и как слёзы скатывались по щекам. Они обжигали, вырывая наружу все переживания.       — Я боялся... я боялся, что тебе будет плохо со мной. Что ты сломаешься. А я… я не хотел.       — Я знаю, — тихо произнёс Джин.       О страхах Феликса он действительно знал или, по крайней мере, догадывался. А ещё он знал то, кем Ли является, и как могут влиять на него лекарства. Хван мог бы предположить, что рано или поздно тот что-то предпримет – что-то абсурдное и опасное тоже, – и попытаться его остановить. Он должен был быть внимательнее, настоять на беседе или хотя бы прислушаться к интуиции и остаться дома. Тогда бы Феликс не исчез, не затерялся бы среди городских улиц и не плакал сейчас, сидя на полу в коридоре. Приведя Ли в эту квартиру, Джин взял за него ответственность и был виноват в том, что с ним стало. Виноват куда больше, чем сам Феликс.       — Всё позади, — сказал он. — Мы оба дома. Всё закончилось. Я ни в чём тебя не виню. Главное, ты жив.       Джин пошевелился и сменил положение, садясь перед Феликсом. Он хотел видеть его лицо, стереть слёзы. Он сделал это, обняв ладонями щёки, и поцеловал солёные губы. Это было ненавязчивое, очень мягкое прикосновение, после которого Хван попытался улыбнуться. Он хотел сказать ещё что-то, когда из гостиной донеслось красноречивое покашливание, и обернулся на звук. В арке стоял Хан, скрестив руки на груди. Вид у него был грозный, но неопасный. Впрочем, это впечатление было обманчивым.       — Подвязывай. Потом объяснитесь. Он у тебя сейчас посреди коридора сляжет.       Джисон появился как всегда не вовремя, но всё-таки был прав. Кое-как Джин помог Феликсу подняться на ноги. Хан тихо хмыкнул и направился в сторону кухни. Хёнджин увёл Ли в спальню. В их спальню, где всё было на своих местах, включая вещи Ли, разложенные там, где им и положено было находиться. Саму коробку Джин действительно выбросил.       — Полежи, я включу воду в ванной, — произнёс он, когда довёл Феликса до кровати.       Так или иначе, тому надо было оставаться в чистоте. Надо было помыться, сменить одежду, принять лекарства и хоть что-то съесть. Он помог Ли лечь, и когда вышел из комнаты, то не думал, что найдёт своего истинного спящим. Пережитый стресс и усталость, слёзы и запах Хвана стали последней каплей. Феликс уснул сразу же, как только уютно свернулся калачиком.       Джин опустился на край кровати и какое-то время смотрел на бледное лицо Феликса, закрытые веки и обхваченную обеими руками маленькую подушку. Во сне Ли был тихим. Он нуждался в отдыхе, и Джин бы не стал его тревожить, если бы не необходимость. Впрочем, Феликс так и не проснулся. Он никак не отреагировал, когда Хван его раздевал, и только морщился, когда после тот обтирал тело тёплой водой. Это, конечно, не заменяло полноценный поход в ванную, но было лучше, чем ничего. После Джин вытащил из-под Феликса одеяло и накрыл его чистым, принесенным из гостевой спальни. А ещё через несколько минут смог скормить ему жаропонижающую таблетку. Тот проглотил её в полудрёме, запил лимонной водой и вновь провалился в сон.       Уходя, Джин оставил свет в спальне включённым. Он и сам был бы не прочь отдохнуть, но в квартире всё ещё находился Хан, который и без того помог ему больше, чем следует.       — Я помню, где дверь, — не оборачиваясь, сказал тот, когда Хёнджин добрался до кухни.       Джисон стоял у плиты, склонившись над кастрюлей.       — Закончу здесь, чтобы вы не подохли с голоду, и уйду.       Он был немного резковат, но честен, а ещё не нуждался ни в бурных приветствиях, ни в затяжных прощаниях. Хан всегда знал, когда уйти, а ещё у него были ключи, так что он мог вернуться в любое время, чтобы посидеть в полюбившемся кресле и позалипать на город. Хёнджин не до конца понимал, насколько хорошим омегой тот был, потому что метка на шее в его поведении мало что изменила, но как друг Хан был чудесным.       — Ладно, тогда оставляю всё на тебя, — ответил Хван. — И спасибо.       Джисон всё-таки обернулся, косо усмехнулся и кивнул. И уже уходя, Хёнджин услышал:       — Одной благодарностью не отделаешься.       

***

      Хван вернулся к Феликсу, мирно спящему, домашнему, настоящему. То есть сначала он принял душ, а уже после лёг в постель и практически затащил Ли на себя. Он держал его обеими руками и уснул так же крепко, как и Феликс, которому впервые за эти долгие несколько дней абсолютно ничего не снилось. Под его веками блуждала бархатная темнота. Она обволакивала сознание и дарила странный утопический покой. В ней, в этой темноте, Ли было хорошо и тепло тоже, поэтому, когда ветер всколыхнул шторы и солнечный свет проник в комнату, он недовольно поморщился и открыл глаза. Феликс приподнялся, насколько позволяло его положение и крепкая хватка на талии. Он скользнул взглядом по лицу Хвана и улыбнулся уголками губ.       — Я люблю тебя, — хрипло произнёс Ли.       Он бы поцеловал Джина в губы, но его дыхание было несвежим. Ли не чистил зубы со вчерашнего дня, а может, и того дольше. А ещё почти не ел и не пил тоже. Сил выбраться из объятий у него не было, и он лёг обратно, утыкаясь носом в шею Хвана, шумно вдыхая аромат его тёплой кожи. Джин это шевеление ощущал, но не торопился открыть глаза. Ему было интересно, что Феликс предпримет и попытается ли уйти, но когда тот улёгся и затих, Хван всё-таки заговорил:       — Теперь всё так, как нужно, — выдохнул он вместо утреннего приветствия.       Рука с талии соскользнула на ягодицу, слегка сжимая, и он притянул Феликса для короткого утреннего поцелуя. В щёку.       — И я тебя люблю, — запоздало ответил Хван. — Сегодня у тебя будет плотное расписание, — продолжил он. — Будешь много есть, много отдыхать, много времени находиться рядом. Если мои родители увидят тебя таким, скажут, что я над тобой издеваюсь.       Он улыбнулся, но Ли в ответ нахмурился, после мягко извернулся и снова спрятал своё лицо в изгибе чужой шеи. Это был жест, полный стыда и сожаления. Жест покорности. Феликс больше не хотел бороться. По крайней мере, с Хваном.       — Им стоит возненавидеть меня, — тихо произнёс в ответ Ли. — Я бы возненавидел.       Он не стал уточнять, что на самом деле уже возненавидел. Вчера, когда Джин упал, когда его, бледного и истощённого, обмахивал Джисон, Феликс понял, что если бы такое случилось наедине, он бы потерял своего истинного. Потерял бы уже навсегда. Во всяком случае, он сумел себя в этом убедить.       — За что? — хмыкнул Хван. — Ты же пытался меня уберечь, так? Во всём прочем виноват я сам.       В действительности, когда он только отыскал Феликса и вёз домой, то думал, что ещё какое-то время будет на него злиться, но эти мысли утихли ещё до того, как авто закатило на парковку. Хван не злился. Больше нет. Ли был виноват в том, что не захотел поговорить, а он в том, что не создал для него такие условия, в которых ему было бы спокойно и хорошо.       — К тому же, — Джин усмехнулся, гладя Феликса по спине, — рекорд моей матери ты не переплюнул. Когда отец только ухаживал за ней, она однажды собралась и сбежала за океан. Он искал её около двух месяцев. Наверное, это уже традиция нашей семьи.       — Не говори так, — шепнул Ли.       Джин не видел лица Феликса, но мог ощутить кожей, как тот морщился на слова о том, кто виноват. Ли не считал, что виновным был Хёнджин, и не хотел, чтобы тот так говорил, и если бы не слова о матери, он бы обязательно продолжил эту тему.       — Почему она сбежала? — всё же приподнявшись, спросил Феликс. Это была та часть жизни Хвана, о которой он не знал, но хотел бы узнать.       Тот неопределённо пожал плечами.       — Моя мать была очень активной женщиной. Ей казалось, что после замужества и рождения ребёнка её жизнь кардинально изменится, и она уже никогда не будет собой. Ну, это официальная версия, — усмехнулся Джин. — В действительности, я думаю, ей просто не хватало внимания. Отец много работал и не случись что-то непредвиденное, никогда бы не выполз из своего офиса. Так что она в какой-то степени создала для него приключение. Когда он наконец-то её нашёл, они ещё какое-то время провели на островах. Отец потратил почти все свои сбережения, но до сих пор говорит, что это был лучший отдых в его жизни.       — Вот как, — задумчиво протянул Ли, а после улыбнулся.       Он хотел бы, чтобы у них с Джином было что-то подобное. Чтобы они встретились раньше и встречались, а после, если бы нужно было вытащить Хвана, он бы тоже сбежал. На острова. Это было бы совсем не в его духе, но куда приятнее, чем то, что они имели сейчас.       — Если всё закончится хорошо и я смогу выучиться и устроиться на работу, то, обещаю, я накоплю нам на поездку на остров.       Он больше не говорил утвердительно, и его планы были туманными, но они всё ещё были. Это давало надежду на то, что у них ещё есть шанс быть счастливыми в этой жизни.       — Хорошо, — согласился Хван. — Я буду ждать, но имей в виду: если я сочту, что ты слишком усердствуешь, то придумаю какой-нибудь оригинальный способ тебя куда-нибудь увезти.       Джин всё ещё улыбался: такое утро ему нравилось. Оно было не самым идеальным в его жизни, но по-своему важным, потому что Феликс был здесь, в этой квартире, и, кажется, больше никуда не собирался бежать. Какое-то напряжение, которое Хван ощущал несколько дней назад, отступило или даже исчезло полностью.       Хёнджин приподнялся, дотянулся до телефона и глянул на время.       — Но конкретно сейчас, — продолжил он, — нам надо на кухню. Пора завтракать и пить лекарства.       — Я н... — Ли собирался сказать, что не голоден. Что он бы предпочёл остаться в этой постели до самого конца, но после решил, что не стоит. Ему нужны были силы, чтобы жить и заботиться о Хване тоже. — Хорошо, — всё же кивнул он, наконец-то сползая с Джина. — А после... после давай сострижём мои волосы?       Это не то, о чём стоило говорить с утра и после таких обещаний. Но это было то, что беспокоило Феликса. Его волосы выпадали. Они становились ломкими и спутанными, и никакая бандана не могла скрыть этого от него самого. Ли больше не хотел цепляться за прошлое и за мысли о том, что всё это всего лишь сон, так что он всё решил, но Джин с ответом не торопился. Он хотел предложить или, скорее, попросить сделать это позже. И дело было не в том, что без своих волос Феликс в его глазах стал бы непривлекательным. Просто Хван любил эти волосы. Ему нравилось к ним прикасаться, перебирать, сушить после душа. И нравилось то, как реагировал сам Феликс в эти моменты. А ещё Джину казалось, что они действительно пахнут как-то по-особенному. Он знал, что рано или поздно всё придёт к тому, что от них придётся избавиться, но всё равно оказался не готов. Он протянул руку, пропустил сквозь пальцы светлые пряди с давно вымывшимся оттенком голубого и с трудом сохранил спокойное выражение лица.       — Хорошо, — в конечном итоге произнёс он, — только... позволишь мне это сделать?       — Я пытался сделать это сам, но не смог, — помедлив, ответил Ли и повернул голову.       Вчера им было не до этого, но сейчас Хван мог увидеть, что волосы Феликса местами острижены неровными прядями. Стоя в ванной комнате дешёвой гостиницы, Ли пытался отрезать волосы сам, чтобы не видеть, как они клочьями лезли от лекарств, стресса и болезни в целом. Его хватило ровно на несколько минут, прежде чем истерика не подобралась настолько близко, что он, выронив ножницы, разрыдался, осев на пол. Феликс не хотел этого, но он так устал, что его нервы сдали. Сейчас он вновь хотел попытаться избавиться от волос. Хотел, чтобы Хван был рядом, и всё же…       — Я не против, если ты мне поможешь, но... ты уверен, что стоит? Это же больно...       — Больно, — Джин не стал лгать. — Я не хочу этого, но одно моё желание ничего не изменит. Сейчас так нужно. Вместе мы сможем с этим справиться.       Пока ещё Хван смутно представлял, как будет это делать, и как сможет унять дрожь в руках, если эмоции выйдут из-под контроля, но он в это верил. Верил в то, что они действительно смогут поддержать друг друга, помочь пережить это и перейти к новому этапу. Это был тяжёлый путь, но Хёнджин продолжал надеяться, что в конце всё будет хорошо. Так, как и должно было быть изначально, если бы всё сложилось иначе. Он притянул Феликса к себе, обнял и поцеловал в висок, но после всё-таки отстранился и попытался улыбнуться.       — Мне тоже будет больно, — в ответ на эту улыбку произнёс Ли. Он сделал это, чтобы Хван понимал, что теперь они на равных. Феликс, непривыкший рассказывать о своих чувствах и переживаниях, готов был попробовать открыться. Понемногу. — Но это всего лишь волосы. Они отрастут. И тогда ты сможешь прикасаться к ним столько, сколько захочешь.       — Всего лишь волосы, — повторил Джин, а после зацепился за улыбку Феликса и решил, что не стоит продолжать этот диалог.       Они оба знали, что это должно случиться, оба были не готовы и оба должны были с этим справиться. У них просто не было другого выбора. Точнее он был, но паршивый. Если бы Феликс продолжил цепляться за своим волосы, то, вероятнее всего, не смог бы идти дальше, и тогда всё могло стать ещё хуже, чем было сейчас. То, что он решился, подпитывало надежду, воодушевляло, и Джин не хотел уничтожать это чувство.       — Ты можешь умыться, — сказал он, свешивая ноги с кровати. — А я пока приготовлю завтрак.       Он собирался встать, но Ли не дал ему этого сделать. Он приподнялся и обнял Хвана со спины.       — Дай мне пару минут, — попросил Феликс, прикрывая глаза и целуя Хвана в плечо и шею.       Это были ленивые и ни к чему не обязывающие поцелуи. Шероховатые губы скользили , пока не остановились на стыке плеча и шеи. Приоткрыв рот, Феликс мягко прикусил кожу. Этого не хватило бы, чтобы прокусить до крови, но чтобы оставить неровный след от зубов – вполне. Только после Ли наконец-то отстранился и отпустил Джина.       — Я приду. Умоюсь и приду помочь.       Он не был уверен, что на самом деле сможет быть полезным, но так ему было проще. Так казалось, что они самые обычные.       — Ладно, чай оставлю на тебя, — сказал Джин.       Он всё-таки поднялся на ноги, влез в домашние штаны, связал волосы в небольшой хвост на затылке и, прихватив футболку, ушёл. Впрочем, готовить он ничего не стал. Хван понятия не имел, когда именно Джисон покинул квартиру, но, находясь в этой квартире, тот обо всём позаботился. По крайней мере, позаботился о том, чтобы они не умерли с голоду в ближайшие пару дней. На плите стояло что-то вроде овощного рагу, в холодильнике – печёное мясо, отварные яйца, какой-то вполне приличного вида суп. Вероятно, Хан ушёл только к утру, и Хёнджин понял, что одной благодарностью действительно не отделается.       

***

      Хван стоял у кухонной тумбы, пока в микроволновке разогревалось то, что по содержимому больше походило на обед, чем на завтрак, думал обо всём, что произошло, и о том, что ещё только может случиться, и его рука сама собой тянулась к стыку плеча и шеи. Пальцами он оглаживал следы, которые остались от зубов Феликса – неболезненные и уже едва выразительные. Конечно, он не чувствовал того, что ощущал Ли при прикосновении к этому месту, но ему всё равно понравилось, как именно Феликс это сделал. Было в этом что-то особенное, преданное, приятное. Раньше он целовал его только в губы или в щёку, но этот жест... Джину понравилось, и в его голове зародилась абсурдная, абсолютно сумасшедшая мысль. Он увлёкся ею, но, услышав шаги, решил, что обдумает позже.       Хван обернулся, чтобы окинуть Ли взглядом. Всё такого же худого и уставшего. Слабого, но сегодня, кажется, немного ожившего, а ещё одетого в его футболку, доходящую до середины бедра.       — Доброе утро, — сказал Ли то, в чём необходимости не было.       Он старался не смотреть Хвану в глаза, потому что боялся увидеть там осуждение и злость. Пусть Джин и говорил, что всё хорошо, Феликс понимал: то, что он сделал, не прощают. Он бы не простил.       Подойдя ближе, Феликс обнял альфу, прижимаясь щекой к его груди и прикрывая глаза, прислушиваясь к тому, как бьётся его сердце.       — Я по тебе скучал, — произнёс Джин так, словно они только что встретились после долгой разлуки. Тем не менее, это было правдой. Он действительно соскучился. Соскучился по присутствию Феликса рядом, по завтракам на этой кухне, по тихим разговорам в гостиной, неспешным прогулкам и внимательному тёмному взгляду, которым Ли наблюдал за тем, как он рисует. Пусть Феликс отсутствовал совсем недолго, но его жизнь успела перевернуться. Джин эгоистично привык к тому, что тот всегда где-то поблизости, и нуждался в нём.       Слова Хвана заставили Ли крепче сжать свои объятия. Он тоже скучал. Стены в гостиничном номере давили, заставляли задыхаться. Как и воспоминания, как и все несказанные слова.       — Я тоже, — наконец-то произнёс Феликс и шумно втянул носом воздух, смешанный с запахом коньяка и чабреца. — Я тоже, — повторил он, а после, отстранившись, всё же поднял на Джина свой взгляд. — Поцелуй, — попросил Ли. Сейчас его дыхание было свежим, и он нуждался в этом поцелуе.       Джин усмехнулся и, склонившись, подхватил его на руки. Он усадил Феликса на край кухонной тумбы, и футболка, прикрывающая бёдра, соблазнительно задралась вверх. Хван провёл ладонями по обнажённой коже и смял губы Феликса как всегда мягким поцелуем. Те были ещё суховатыми, незажившими. Джин старался обходиться осторожно, но он всё равно получал удовольствие от близкого тепла, от влажно языка, от вкуса мятной зубной пасты. И от того, что Феликс был рядом. Что тот сам просил о поцелуях, и напряжение в его теле больше не было таким заметным и ощутимым.       Закрыв глаза, Феликс ногами обвил талию Джина и обнял его за шею. Он сам углубил поцелуй, сминая губы Хвана, мягко прикусывая нижнюю. И будь у них обоих больше сил, они могли бы заняться сексом. Медленным и чувственным, таким, который заставляет плавиться от ласковых поцелуев и тянуться на носочках, чтобы толчки не были такими глубокими. Феликс хотел бы быть тем, кто смог бы дать Джину всего себя, но сейчас не был способен этого сделать.       — Давай поедим, — выдохнул Ли, отстранившись.       Пальцем он смял нижнюю губу Хвана и наконец-то посмотрел в его глаза. Тот приоткрыл губы, коснулся подушечки кончиком языка, но после всё-таки отступил. Микроволновка издавала противный протяжный писк уже дважды, и им действительно было необходимо есть. Особенно Феликсу. Джин спустил его вниз и пронаблюдал, как тот шлёпает босыми ступнями в сторону стола, а после вернулся к их завтраку: тарелка бульона с половиной варёного яйца, кусочки печёной курицы с тушёными овощами, зелёный чай – для него, клюквенный морс – для Феликса.       — Всё по рецепту Джисона, — предупредил Хёнджин, хотя особой необходимости в этом не было: Хан готовил недурно. Изредка Джин заезжал к нему на предмет поболтать или обсудить рабочие вопросы и ему доводилось пробовать кое-что из того, что тот готовил.       — Он хороший друг, — улыбнувшись, произнёс Ли.       Он был голоден, но, взяв в руки ложку, всё ещё сомневался, сможет ли удержать в себе хоть что-то из этого. Пока его не тошнило, и температура должна была подняться только к вечеру, и всё же страх заставлял медлить.       — Я после обязательно его поблагодарю.       Взяв в руки половину яйца, Феликс выколупал оттуда желток и бросил его в бульон. Белок он отдал Хвану, как делал это практически всегда. Джин сделал почти то же самое: отдал Ли желток. После он покосился на холодильник с несколькими стикерами, на которых были записаны все предстоящие покупки. Лекарства Феликса тоже были в этом списке. У Ли ещё осталось немного, но позже, если будет настроение и время, Джин всё равно планировал сходить в аптеку.       — Вы с ним ещё встретитесь. И к тебе он будет куда благосклоннее, чем к большей части тех, с кем работает, — хмыкнул Хван и подвинул ближе к Феликсу тарелку с курицей.       — На его месте я бы злился.       Ли снова говорил о том, как поступил бы он. У него не было семьи и друзей тоже. Он слишком привык к тому, что нужно полагаться только на себя. Что только он сам в ответе за свою жизнь. Поэтому всё, о чём говорил Джин, было для него странным. Он показывал и рассказывал Феликсу о том, как может быть, и это всё ещё не укладывалось в его голове.       — И это было бы справедливо. Из-за меня ему пришлось тратить своё время на готовку и ожидание.       — Ничего, — пожал плечами Хван, — рано или поздно он тоже вляпается в какую-нибудь историю и ему понадобится помощь. И тогда он позвонит нам. Это закономерность жизни. Есть моменты, где самому справиться невозможно. Не думаю, что он винит тебя в чём-либо. Хан любит вид из этой квартиры. Хочет подыскать что-то в этом районе. Не думаю, что он слишком страдал, будучи тут.       — Наверное, — неуверенно согласился Ли.       Ему хотелось поговорить с Джисоном. У Феликса было несколько вопросов к нему, и все они касались истинности, метки и того, как тот вообще нашёл своего человека. Возможно, это были очень смелые и личные вопросы, но Ли хотел бы их задать, потому что в его окружении не было никого такого же, как он. Никого, с кем он мог бы поговорить о чём-то подобном.       — Вкусно, — выдохнул он, принимаясь за бульон.       Тот был тёплым и без лишних специй. И не то чтобы Джин когда-то плохо готовил, просто сейчас Феликс окончательно осознал, что был голоден всё это время. По-настоящему. Так, словно организм решил припомнить ему все четыре дня исключительно на воде, таблетках и злаковых батончиках. Ли ел, и Джин наблюдал за ним с благоговейной улыбкой. Раньше, ещё месяц назад, он и подумать не мог, что его будут радовать такие простые вещи, как человек с проснувшимся аппетитом. Впрочем, Феликс был особенным человеком, поэтому Хвану было важно всё, что с ним происходит, и он был доволен уже тем, что тот способен сидеть за этим столом, разговаривать с ним и спокойно завтракать.       — Я передам комплимент повару, — хмыкнул Хван, — но позже. Как вернусь в студию.       — Хорошо, — помедлив, согласился Феликс, и больше старался не поднимать эту тему.       

***

      — Скажи, — произнёс Ли, когда лежал на диване в гостиной, умостив голову на коленях Джина, — как ты себя чувствуешь?       Ли лежал лицом вверх, глядя на Хвана и поглаживая его руку.       — Всё в порядке. Бывали дни, когда работы было очень много. Выматывался так, что валился с ног. Но я быстро отхожу, а это, — Хван кивнул на свою руку, — это заживёт, не волнуйся. Следов не останется.       Джин говорил, перебирая волосы Феликса. Он делал это осторожно и старался не думать, что, возможно, это в последний раз на какое-то время. Вероятно, на очень долгое, пока Феликс не выздоровеет и не восстановится, пока его волосы вновь не отрастут, тёмные и такие же мягкие, как и сейчас.       — Это не пустяк, — воспротивился Ли.       Он нахмурился и притянул руку Джина ближе к своему лицу. Феликс сделал это, чтобы прижаться губами к следам.       — Твои руки бесценны.       Джин хотел сказать, что Ли преувеличивает, но вовремя сомкнул губы. Он сам относился к Феликсу бережно. Тот действительно представлял для него огромную ценность. Когда Хван искал его, то забыл обо всём, включая сон, еду и собственное здоровье. И если Ли по отношению к нему испытывал такие же чувства... что ж, это было даже здорово. Хёнджин обхватил его запястье и, потянув руку вверх, прижался губами к раскрытой ладони. Он сделал это преданно, благодарно. И альфа внутри него вновь прижал уши к голове. Наедине со своим омегой он становился спокойным, покладистым. И в этом тоже было что-то особенное. Настолько, что Хван смутно представлял, как жил без этого чувства раньше.       — Я люблю тебя, — шепнул он, обдавая пальцы тёплым дыханием.       И обычно в такие моменты Ли предпочитал молчать или переводить разговор в другое русло, но сегодня он приподнялся, чтобы поцеловать Джина. Чтобы его тёплое дыхание осело на его шершавых губах.       — Я тоже, — произнёс Феликс. — Тоже люблю тебя. — Это была правда. Та, которую Ли осознал ещё в тот день в больнице, когда Хван впервые с момента их знакомства плакал. — Прости, что мне не хватало смелости и уверенности сказать об этом раньше.       — Главное, что хватило сейчас, — отозвался Хёнджин.       Он не злился. Больше нет. Это чувство утихло слишком быстро, но так было даже лучше. Так не нужно было тратить драгоценное время на ссоры и затяжное молчание. Так они могли просто быть рядом друг с другом, говорить и копить общие воспоминания.