"Твои волосы пахли виноградом 2"

      — Прости, я не должен был, — выдохнул Хёнджин. Его взгляд был водянистым, ресницы слиплись, но он не плакал и, кажется, больше не собирался. Во всяком случае, не собирался делать этого сегодня и при Феликсе. — Это от стресса. Мне приснился очень плохой сон. Наверное, в больницах всегда такие снятся.       Ли стоило снова покачать головой и сказать о том, что такое бывает. Что это нормально, но вместо этого он подался вперёд, чтобы поцеловать Джина. И этот поцелуй был каким-то отчаянным и глубоким, а ещё соленым. Он не хотел, чтобы Хван извинялся и чувствовал себя плохо. Чтобы тот сходил с ума вместе с ним, вместо него, из-за него.       — Я понимаю, — шепнул Феликс в его губы. — Ты очень сильный, Джин. Очень. Но даже тебе нужен отдых.       — Знаю, — выдохнул тот. Ему пришлось согласиться, потому что Феликс был прав; потому что никто из них не мог бы выжить на чистом энтузиазме. — Скоро мы отдохнём. По-настоящему. Дома.       Вероятно, сейчас Хван хотел оказаться в их квартире и в знакомой кровати даже больше, чем Феликс. Оказаться там, где нет этого навязчивого аромата лекарств, белых стен и мрачных людей, слоняющихся по внутреннему двору от рассвета и до заката. Многих из них навещали, и те выглядели вполне сносно, но к некоторым никто не приходил, они были один на один со своей болезнью и были похожи на Ли в тот самый первый день, когда Джин только пришёл в это место. Это действительно был самый большой или, скорее, самый дерзкий блеф в его жизни, но Хван ни о чём не жалел. Даже сейчас. Он был рад, что тогда купил кофе и обернулся. Был рад, что вообще загремел в эту больницу, потому что если бы этого не случилось, Феликс был бы один. Потому что тогда бы он никогда не увидел, как Ли улыбается, не услышал его смех и не узнал каково это – любить настолько слепо.       Хван шумно втянул воздух и приник к приоткрытым губам. Пока Феликс не кашлял, пока его не тошнило, они могли целоваться и быть немного ближе. Оторвавшись, Джин прижался щекой к его щеке. Он ластился, чего обычно никогда не делал, после отстранился и коротко улыбнулся. Вышло вполне искренне. В такие моменты он всегда улыбался, потому что считал их особенными, и Ли отвечал ему тем же. Это выходило автоматически, просто потому что ему хотелось подарить Джину немного тепла. Немного светлых эмоций из тех, что ещё остались у него внутри, а таковых было мало. Мало света. Мало жизни. Мало надежды.       — Знаешь, ты очень красивый. Особенно сейчас.       Феликс часто говорил, что Хван красивый. Красивее всех тех, кого он когда-то знал. Но сейчас, покрасневший, с ещё влажным поблёскивающим взглядом, Джин был по-особенному очаровательным. Во всяком случае, для него. Эти слёзы и эта слабость делали Хвана живым и открывали с другой стороны, и Ли боялся только того, что эта улыбка померкнет по его вине. Она и этот взгляд синих глаз. Но пока этого не случилось, всё было не так уж и плохо.       Хван улыбнулся ярче. Он приподнялся и окончательно сел. Джин протянул руку к Феликсу и провёл пальцем по спинке носа, после взял его ладони в свои и поднёс к губам. Он никого столько не целовал, не пытался подарить столько тепла и, возможно, даже часть себя. Но с Феликсом ему хотелось. С Феликсом он понимал, что это не зря.       Хван ничего не ответил на слова о собственном внешнем виде, привыкнув, что Ли часто говорит их просто так, не ожидая продолжения, и с облегчением отметил, что его кожа уже не такая горячая.       — Температура спала, — выдохнул Джин. — Это хорошо. Ты молодец.       — Это всё благодаря тебе. Ты мог бы стать врачом, — отозвался Ли.       Он не пытался убрать свою руку и говорил уже не так сипло. Конечно, усталость никуда не делась, но слёзы Джина его встряхнули, и сердце в груди всё ещё билось. Один удар за другим, и так до бесконечности.       — Хотя художником ты мне нравишься больше. — Феликс говорил, чтобы отвлечься. — Так я могу видеть, как ты пишешь свои картины.       — Ты бы понравился моему отцу, — хмыкнул Джин, возвращаясь в своё привычное настроение. — Ну, он тоже хотел, чтобы я был врачом, — добавил он, поймав на себе непонимающий взгляд Феликса. — Родители были против моего поступления в художественный. Они мечтали, чтобы я занялся чем-то серьёзным. Хирургия или экономика вполне подходили под эти понятия, но проще было сделать из материного шпица добрую и счастливую дворнягу, чем убедить меня сделать что-то, чего мне не хотелось, поэтому я загремел в художку. Впрочем, я ни о чём не жалею.       — Расскажешь о своей семье? — попросил Феликс, вновь утягивая Хвана на кровать. — Что-нибудь ещё. Всё-таки однажды мне предстоит с ними встретиться.       У самого Ли не было родителей и у него не доходило до знакомства с семьями тех, с кем он встречался, но о Хване он хотел узнать всё, пока это ещё было возможно. Тот коротко усмехнулся. Подобные разговоры ему нравились. Точнее раньше Хёнджин считал их будничными и неинтересными, но сейчас воспринимал как хороший знак. Такими же хорошими знамениями он считал съеденный Феликсом йогурт, спавшую температуру, желание вернуться домой и заказать пиццу, и любые другие мелочи, которые говорили о том, что Ли жив и с ним.       — Моя мать... она хорошая женщина. В меру добрая и, — Джин ненадолго задумался, — демократичная. Она редко что-то позволяла мне просто так, но я всегда мог с ней договориться. Отец строгий, но справедливый. Он работает в крупной юридической фирме, предпочитает виски, играет в гольф по выходным и до сих пор время от времени напоминает мне, что то, что я делаю, не является серьёзным занятием, но это шутка. Что-то вроде традиции.       Хван перевёл взгляд на потолок в неровных пятнах теней и притянул Феликса ближе к своему боку.       — Сейчас их нет в городе. На день рождения отец подарил матери круиз по Средиземному морю. Но когда они вернутся, я вас обязательно познакомлю.       — Звучит здорово, — отозвался Ли, хотя и солгал.       Он понимал, что ему, больному и без образования, вряд ли удастся произвести хорошее впечатление на родителей Хвана. У Феликса не было богатых родителей, чтобы это как-то компенсировать или уравновесить. А если и были, то он их не знал. Они отказались от него, и Феликс не знал, почему его не усыновили. Возможно, удача отвернулась от него. А может, в нём было что-то отталкивающее. Что-то, из-за чего он остался и вырос в приюте, и в нём же понял, что может и хочет рассчитывать только на себя, потому что так проще. Потому что тогда никто не причинит тебе боли, и ты тоже не причинишь.       — У тебя нет братьев или сестёр?       — Нет, — качнул головой Хван и привычно усмехнулся, — ещё одного меня родители бы не вынесли.       Конечно, сейчас он шутил, но в прошлом, когда споры с отцом о выборе вуза достигали апогея, Джин был практически уверен, что вместо него родители предпочли бы какого-нибудь тихого и покладистого сына, из которого можно было бы слепить приличного экономиста или толкового врача.       — Я рассказал им о тебе, — невпопад произнёс Джин. — Родителям в смысле. Ничего лишнего. Только то, что я наконец-то встретил того, с кем хотел бы провести эту жизнь.       Вообще обычно Хван так не поступал. С отцом и матерью он был откровенен настолько, насколько это было необходимо, не рассказывал то, что могло навредить их спокойствию, и не посвящал в подробности своей личной жизни, даже когда у него появлялись какие-то отношения, но о Феликсе захотел сказать. Джин посчитал это очень важным, потому что больше не собирался никого искать, потому что встречу с истинным воспринимал как нечто уникальное. Что-то, что происходит только раз в жизни и больше никогда не повторяется.       — Прости, что стану для них разочарованием, — произнёс Феликс, когда понял, что молчит слишком долго. Его губы дрогнули и изогнулись в подобии извиняющейся улыбки.       — Не надо так, ладно? — попросил Джин. Он обнял Феликса крепче и, склонив голову в его сторону, улыбнулся. — Ты станешь для них радостью. Такой, которой у них никогда не было. Вообще в последние годы они были практически уверены, что рано или поздно я настолько погружусь в работу над своими картинами, что забуду о течении жизни и в итоге останусь один. Мне кажется, родители даже смирились с этим, так что случившееся было для них шокирующей, но приятной новостью. Я с тобой счастлив, и они примут тебя. К тому же я уже говорил: они хорошие люди и не станут оценивать тебя по достижениям в жизни. В конечном итоге это приём в семью, а не на работу. Чтобы им понравиться, достаточно быть просто порядочным человеком и по возможности не пинать материного шпица.       — Шпицы мне нравятся, они милые, — отозвался Ли. Слова Джина его мало утешили. Ему казалось, что на работу без образования устроиться легче, чем познакомиться с родителями своего истинного. — Будь я твоим родителем, я бы искал тебе достойную пару, с хорошей семьёй и образованием, подходящую тебе.       — Подходящую чем? — резонно полюбопытствовал Хван. То есть он понял о семье и образовании, но сама мысль такого подбора отторгалась им где-то на уровне подсознания. — Я же не мобильный телефон покупаю и не питомца себе беру. Мне всегда казалось, что в жизни всё намного сложнее или, наоборот, проще. Главное, встретить кого-то, с кем захочется проводить время, кто сможет терпеть твои увлечения, кто способен поговорить с тобой, или помолчать, или просто подержать за руку, когда это нужно. Кого-то такого, чьи вещи, валяющиеся по квартире, не будут тебя раздражать, кому ты сможешь довериться и захочешь защитить. Какое мне дело до диплома в ящике, если я не хочу засыпать и просыпать с человеком? Что мне даст его семья, если я не могу ему открыться?       Хван склонился, чтобы прижаться губами к волосам Феликса.       — Родители желают мне счастья и, благо, в этом они сходятся во мнениях.       — Статусом, — просто ответил Ли, чувствуя, как скомкано звучат его доводы. — Я имел в виду, что иногда родителям всё это важно. Я не хотел бы, чтобы ты разрывал с ними связь, если я вдруг не понравлюсь им. Но я могу ошибаться. С твоих слов у тебя очень хорошие родители, и я рад, что это так. Может, однажды я наберусь смелости с ними познакомиться. Лет так через десять, — уже тише добавил Феликс, не веря, что эти десять лет у него есть.       — На десять лет они не согласятся, — пожал плечами Джин. — Решат, что я тебя прячу, а после подумают, что свихнулся, нанюхавшись краски и растворителя. Оба варианта паршивые. Так что, когда ты поправишься, мы поедем к ним. Купим виски отцу, матери цветы и корм её драгоценному шпицу. Вообще я никого с ними не знакомил. Не знаю, что нужно для этой процедуры. Но как-нибудь выкрутимся, да?       Хван подцепил подбородок Феликса пальцами, заставив посмотреть в глаза. Он догадывался, какие мысли крутят у того в голове, и не хотел, чтобы они пустили корни в подсознании.       — Я тоже... Тоже никогда ни с кем не знакомился. А тут твои родители. Мне нужно время. — Впервые за всё время, которое они провели в больнице, Феликс сопротивлялся. — Подожди хотя бы пока я не восстановлюсь в универе. Так мне будет спокойней, и я смогу сказать, что небезнадёжен.       — Если мы не поедем к ним, они приедут к нам, — просто ответил Хван. — Представь... — начал он и склонился, чтобы прижаться губами к уху Феликса.       Шёпотом он ему рассказывал ситуацию, где они бы, обнажённые, ели лобстеров, пили вино и занимались ленивым сексом прямо на балконе, а в этот момент их решили бы навестить его родители. Конечно, вероятность такого совпадения была мала, но всё-таки не равнялась нулю. И Хван даже задумался о том, а каково это – вляпаться в такую историю. И это была, пожалуй, самая позитивная мысль за последнее время. Мысль, которая не относилась к этой больнице и переносила его и Феликса в совершенно иную реальность.       — Мы просто не будем заниматься сексом, — нахмурился Ли.       Он готов был принять обет безбрачия и переживать все неприятные дни, подкинутые собственной природой, в одиночестве, только бы не знакомиться с родителями Джина, даже если ему было действительно интересно. Интересно взглянуть на них хотя бы одним глазом.       — И я больше не буду раздеваться. Никогда.       Плечи Джина задрожали, но в этот раз от тихого практически беззвучного смеха.       — Тогда я сам тебя раздену, и мы будем заниматься... любовью.       В данном случае он счёл это слово неплохой заменой, потому что секс, по мнению Хвана, был всего лишь средством удовлетворения физических потребностей, без которого в принципе можно было обойтись во все дни, кроме тех, когда организм выходит из-под контроля, а вот занятия любовью – это было больше о чувствах. Это то, что они с Феликсом делали на балконе, и в гостевой спальне, и в спальне Джина, и даже в гостиной на широком диване.       — Не будем! — нахмурившись, повторил Ли, но то как он прижимался в ответ, то, что он доверял Хвану и позволял к себе прикасаться, уже говорило о том, что они будут заниматься любовью. Целовать друг друга. Изучать друг друга. Сливаться друг с другом в жарком танце или ленивой истоме. Они будут вместе хотя бы в мечтах самого Феликса. В его воспоминаниях. — Знаешь, ты, правда, сумасшедший, — шумно выдохнул Ли и расслабился, — но мне нравится, когда ты улыбаешься. На душе становится тепло.       — Тогда запомни это чувство и постарайся ни о чём не волноваться. Вместе мы со всем справимся, — сказал Джин и мягко прижался губами к щеке Феликса, к россыпи ярких веснушек.       Тот наконец-то был нормальной температуры, не закашливался и не стремился скрываться за дверью ванной комнаты. Пусть на какое-то время, но ему стало лучше, и Хван понадеялся, что это состояние продержится ещё какое-то время. Возможно, достаточно долгое, чтобы Феликс смог нормально позавтракать.       — Ты не голоден? Может быть, ещё йогурт?       — Если только совсем немного.       В этот раз он выпил всё, и в каком-то смысле это был хороший знак. Пусть глотать ещё было больно, но йогурт приятно обволакивал горло и оседал на кончике языка привкусом ананаса.       — Завтра, когда вернёмся домой, пообещай мне, что первым делом выспишься.       — Не могу, — ответил Хван. Пока Феликс пил, он сидел на подоконнике у открытого окна, подставлял лицо потокам свежего ночного воздуха, который разбавил духоту палаты, наблюдал за мошкарой, кружащей в свете уличного фонаря, и действительно улыбался. — Когда мы вернёмся, то переоденемся, примем душ или даже ванну. После закажем продукты, чтобы не пришлось выходить в магазин, и приготовим всё, что может понадобиться ночью. А вот после можно будет и поспать.       Хван опустил, что ему ещё нужно будет приготовить ужин, чтобы, когда Феликс захочет или хотя бы сможет есть, еду можно было просто взять и разогреть. А ещё было бы неплохо разложить лекарства в его постепенно пустеющий контейнер и закинуть стирку. Последнее вполне могло подождать. Но даже если и нет, Джина это не напрягало. К этим будничным делам он привык. А ещё Хвану нравилось, что Феликс наконец-то называл его квартиру домом. И ему показалось, что Ли действительно скучает по тому месту.       — Мы будем принимать ванну в чистой одежде? — уцепившись за слова, поинтересовался Ли.       Он сделал это, чтобы не молчать. Чтобы звучание голоса Хвана не утихало. Ему важно было слышать, что в этой палате он не один. Это было эгоистичное желание, но Ли в этом действительно нуждался и, несмотря на боль горле и усталость, продолжал говорить, рассуждая о том, что еда может подождать. И всё прочее тоже. Всё, кроме мягкой и тёплой постели, в которой они оба смогут выспаться. Конечно, Феликс знал, что вряд ли сможет спать, но всё равно надеялся на то, что в той квартире ему правда будет лучше, и он будет способен обслуживать себя сам, не напрягая Джина.       — Если захочешь, — хмыкнул Хван.       Он свесил ноги с подоконника и подпёр голову ладонью, глядя на Феликса пытливым и как всегда немного лукавым взглядом.       — Можно купить морскую соль, лепестки роз, свечи и прочие примочки. Выйдет вполне себе романтично, а если постараться и запомнить, то позже я смогу превратить это в картину.       Вообще Джин хотел однажды написать портрет Феликса с натуры, но знал, что тот не согласится. Во всяком случае, не согласится позировать для него сейчас, сославшись на самочувствие или, скорее, внешний вид. Ли не понимал, что красив. Да, он выглядел устало, но его черты были по-прежнему, запоминающимися, броскими.       — Ну, так что, ванна или всё-таки душ?       — Я не против ванны, но без этого всего. И без одежды тоже. — Ли не был уверен, что ему хватит сил на горячую ванну, но он мог бы попробовать. Главное, чтобы пока он лежал в воде, там ничего не плавало и не впивалось в кожу. — А нарисовать сможешь и потом, когда я буду в состоянии всё оценить и, может, даже заняться с тобой… любовью?       Джин удивлённо повёл бровью. Он мало понимал, как именно связано его творчество с сексом, но решил не задавать ненужных вопросов, а ещё задумался каково это – заниматься сексом и писать картину одновременно. Эта мысль вовсе не показалась ему извращённой. Скорее она была похожа на чувственное переживание, и для себя Хван решил, что обязательно попробует, когда их жизнь наладится, когда они выберутся отсюда без необходимости возвращаться каждые двенадцать дней.       Хёнджин слез с подоконника и вернулся к кровати.       — Помнишь тот скетчбук? — спросил он. — Когда всё закончится, я подарю его тебе. И, возможно, позже, пролистав страницы, ты поймёшь, насколько на самом деле был сильным. А ещё, может быть, обнаружишь, что даже в эти дни были моменты, которые можно считать хорошими.       Ли приподнялся, чтобы прижаться ладонью к щеке Хвана. Чтобы едва улыбнуться ему и, подавшись вперёд, прижаться губами к губам, мягким и чувственным, не таким сухим, как его собственные. Феликс поцеловал его и отстранился.       — Помню. Всегда буду помнить.       Сейчас его сознание не обжигали даже мысли об откровенных страницах. Всё, чего Ли хотел, это чтобы Джин простил его. Не сейчас, а немного позже, когда он исчезнет из его жизни, чтобы продолжить бороться в одиночку. Чтобы больше не видеть его слёз. Ли хотел, чтобы тот запомнил его таким, ещё живым и умеющим улыбаться.       — И буду ждать. Всё, что ты делаешь для меня, я могу считать хорошим.       — Феликс... — начал Джин, но запнулся и замолчал.       Его не покидало ощущение, что что-то не так. Это было что-то вроде нехорошего предчувствия, которое нарастало по мере того, как Ли говорил. Тот не сказал ничего плохого. Напротив, все слова касались пусть ближайшего, но всё-таки будущего, и Хван никак не мог понять, что именно его смущает. Может быть, интонация, с которой Ли говорил. Может, смысл сказанных слов. А может, то, что этот разговор вообще существовал, потому что обычно Феликс избегал подобных бесед, смущался и ещё никогда не целовал его так часто по собственной инициативе.       — Нет, ничего, — Джин качнул головой, списав всё на действие химии, перепады настроения и атмосферу.       Он ещё раз прижался губами к губам Феликса в коротком поцелуе и мягко опустил его на подушку, нависая сверху. Это было не очень удобное, но волнующее положение. Хвану понравилось, как блеснули глаза Ли, и он скатился в сторону.       — Хочешь, я поглажу тебя? Попробуешь уснуть.       — А кто погладит тебя? — задал встречный вопрос Ли.       Сон блуждал где-то рядом, и Феликс был бы не против поддаться ему, если бы не ощущение неправильности и некого диссонанса. Ли не мог принять то, что спать будет только он один. То, что Джину снова придётся охранять его сон и ютиться на неудобном диванчике или стуле.       — Я спал больше тебя.       — Ничего, пока я буду занят тобой, тоже усну, — пожал плечами Хван.       Он не был в этом уверен, но считал, что сейчас подходящий момент, чтобы попробовать. Всплеск эмоций, пережитых при пробуждении, угас. Его заменила усталость, которую вполне можно было назвать приятной. Феликса не тошнило, и его не мучила температура. И даже за окном было тихо. И если бы они уснули сейчас, то, возможно, смогли бы проспать до самого утра.       — Хорошо, — помедлив, согласился Ли.       Отодвинувшись ближе к краю, Феликс аккуратно перевернулся на здоровый бок и умостил голову на груди альфы. Ему нравилось слышать, как бьётся его сердце, живое и ещё неразбитое до конца.       — Только не уходи, ладно? Нам хватит места для двоих.       — Хорошо, — выдохнул Джин.       Он подтащил Феликса ближе и улыбнулся, когда тот уже привычно закинул на него ногу. В таком положении места им действительно хватило. Хван поцеловал Ли в макушку и провёл пальцами вдоль позвоночника. Он гладил его до тех пор, пока дыхание Феликса не выровнялось, после ещё какое-то время лежал, смотрел в потолок и прислушивался к шуму ветра, путающегося в ветвях деревьев, и как-то незаметно для себя уснул.       Когда он проснулся, время было около девяти утра. Джин понял это, когда, открыв глаза, потянулся к оставленному на тумбочке мобильному телефону. Кинув на экран взгляд, Хван нахмурился. Ли рядом не было, но звук льющейся воды в ванной комнате дал понять, что тот не ушёл далеко.       — Прости, я разбудил тебя? — спросил Феликс, показавшись в палате.       Его лицо и волосы были ещё влажными. Он только что умывался и чистил зубы. Пальцем. В последнее время так ему было проще, и Феликсу казалось, что он скоро отвыкнет от всего, что делало его похожим на человека.       — Нет, — Джин покачал головой и рухнул обратно на подушку.       Обычно он вставал немного раньше, и сейчас состояние было такое, словно по нему проехался асфальтоукладчик. Дважды. Но в остальном он вроде бы выспался. Во всяком случае, ему больше не снились тревожные сны и он не просыпался в попытке отыскать Феликса, но то, что Ли всё-таки смог ускользнуть незамеченным, Хвану не понравилось. Впрочем, вслух он об этом говорить не стал.       — Надо было вставать раньше, — протянул Джин и, заставив себя подняться, свесил ноги с кровати. Он сделал глоток лимонной воды Феликса и, подняв на него взгляд, улыбнулся. — Хорошо выглядишь.       Это было правдой: в сравнении со вчерашним днём, Ли выглядел посвежее. — Хорошо, говоришь? — Феликс усмехнулся в ответ. И эта усмешка была острой и немного злой. Он видел себя в зеркале. Уставшего, с залёгшими под глазами тенями и худого. Ли казалось, что когда он выйдет из больницы, то от него толком ничего не останется. — У тебя извращённое понятие красоты, ты это знаешь?       Вернувшись к кровати, Феликс сел на стоящий рядом стул.       — Не придирайся к словам, — хмыкнул Хван. — Хорошо это значит лучше, чем вчера, а красотой я и сам сейчас не блещу. — Он пожал плечами и пропустил сквозь пальцы свои волосы в попытке распутать. — Мы всё-таки в больнице. Такой вид здесь норма.       Джин стянул с себя футболку, бросил её в сторону дорожной сумки, мысленно пообещав постирать по возвращении домой, и перевёл взгляд на Феликса.       — Ты как? Если есть силы, можем немного пройтись.       Полтора дня они провели в этой палате. И если Хван ещё спускался в кафетерий, то Феликс вообще не выходил никуда, кроме кабинета химиотерапии. Джин знал, что ему тяжело, как и то, что многое Ли должен был делать через силу. Через силу гулять, есть, спать и даже дышать. Это тоже изматывало, но всё ещё удерживало в этой жизни. И обычно Феликс искал золотую середину между плохим и хорошим самочувствием. Когда он понимал, что слишком устал, то предпочитал отлёживаться в постели, но когда здоровье позволяло они всё-таки выходили. Сейчас Ли чувствовал себя не то чтобы хорошо, но отказывать не стал. В конечном итоге он не знал, сколько ещё времени сможет провести с Хваном вместе.       — Давай погуляем во дворе? — предложил он.       Ли не любил это место. Оно угнетало его, но это было лучше, чем ничего.       — Может, лучше в парк? Там твои утки, — предложил Хван. — Или вокруг больницы. Если устанешь, мы присядем, чтобы отдохнуть.       Ему не нравилось, как серело и замыкалось лицо Феликса об одном только упоминании о здешнем дворе. То, что это место ему не нравится, Джин уяснил ещё во время первых дней, проведённых с ним в больнице, и не хотел вести Ли туда. Несмотря на сочную зелень, там царила унылая атмосфера. Там прогуливались больные и уставшие люди. Мало кто из них выглядел счастливо. Точнее вообще никто. Хёнджин не хотел, чтобы Феликс смотрел на них и тем более сравнивал себя с ними. Ли был другим. По крайней мере, в его глазах.       — Не думаю, что я дойду. К тому же это всего лишь двор. И всего лишь люди. Не хочу спешить обратно к началу процедуры. — Всё будет хорошо. Это просто прогулка, а вечером мы уже будем дома. Ты и я.       — Ладно, — сдался Хван.       То есть он, конечно, мог настоять и, вероятно, у него даже получилось бы уговорить Феликса выйти за пределы этого места, но это был бы достаточно долгий спор, а времени у них было не так уж и много с учётом того, что Ли нужно было поесть за два часа до процедуры.       — Подожди, я только зубы почищу.       В ванной Хван пробыл недолго. Он умылся, завязал небольшой хвост на затылке и вернулся в палату. Джин переоделся, закинул в рюкзак тёплую кофту Феликса, бутылку воды, контейнер с таблетками, пакетик с ягодами и йогурт.       — Готов? — он протянул Ли руку.       — Да, — кивнув, Феликс сжал ладонь Джина и, поднявшись со стула, одёрнул край своей футболки.       Погода стояла тёплая, но Ли всё равно мёрз. Его истощённому организму не хватало энергии, и он попросил у Хвана кофту, как только они спустились вниз. Выйдя на аллею, Феликс не смотрел по сторонам – только себе под ноги, словно это могло уберечь его от реальности и от желания плюнуть на всё и рвануть к упитанным уткам и парковой тишине. Ли практически решился на это, но после едва не споткнулся, запутавшись в собственных ногах.       — Прости, — нахмурился Феликс, разжимая пальцы, чтобы не цепляться за руку Джина так сильно.       — Ничего, — тот качнул головой, но вид самого Ли ему не понравился.       Это место Феликса удручало. Людей вокруг было немного, но они всё равно слонялись по узким аллеям и сидели на лавочках, погружённые каждый в свои мысли и утреннюю тишину. Они не смотрели на Феликса, а Феликс не хотел смотреть на них. Он молчал, и сжимался, и, кажется, собирался убиться. Джин переплёл его пальцы со своими и развернулся на пятках.       — Пойдём в парк, — сказал он и это был уже не вопрос. — Если устанешь, я доставлю тебя назад. Не парься, на руки брать не буду.       Феликс позволял ему это, но только дома и при крайней необходимости. Хёнджин помнил и не собирался ставить его в неловкое положение.       —Но, — Феликс хотел возразить, но вовремя сжал губы и всё-таки согласился. — Хорошо. Давай попробуем.       Джин коротко кивнул. Вместе они покинули больничный двор и вышли на тротуар перед парковкой. Машин было совсем мало. Большинство, вероятнее всего, принадлежали персоналу. Хван окинул их беглым взглядом, но увиденная картина проскользнула где-то по краю сознания и не задержалась в голове.       Неспешно они всё-таки добрались до парка. До тихого, тенистого и почти что спящего парка, где из звуков был только шелест деревьев, плеск воды и кряканье уток, которых Феликс кормил совсем недавно. В пакетике осталось ещё немного корма, но пока Ли не просил, Джин не торопился открыть рюкзак.       — Что с тобой? — спросил он, когда молчание из просто привычного начало превращаться в угнетающее.       То есть он понимал, что Феликс болен, знал о его страхах и о том, что совсем скоро тот вновь окажется в кабинете химиотерапии, а после будет мучиться, приходя в себя, но было ещё что-то. Что-то едва уловимое и абсолютно непонятное. Джину казалось, что Ли о чём-то думает, и эти мысли, вероятно, были тяжёлыми, потому что его брови время от времени хмурились.       — Что? — Феликс не сразу понял, что Джин говорит с ним.       Он слышал шум вокруг, но не воспринимал его. Ему казалось, что каждый шаг от больницы давался с трудом. Трудно было идти, дышать и думать. И дело было не в болезни, а в том, что Ли боялся остаться в стенах больницы, умереть там и превратиться в призрака. Он не видел этих неприкаянных безликих душ, но порой, когда его лихорадило, ему казалось, что он слышит их голоса. Страждущие, они звали его к себе. Они знали его имя. И знали, что нечто внутри него смертельно. Это знал и сам Феликс. И Хван тоже. Но от этого знания не становилось легче. Ли не хотел умирать, но ещё больше не хотел делать этого на руках у Джина в окружении белых стен. Это были те мысли, которыми он не мог поделиться. С Джином в первую очередь.       — А что со мной не так?       — Твоё лицо, — просто ответил Хван и, сев на ближайшую лавочку, утянул Феликса за собой. — Оно слишком сосредоточенное. Ты всё утро о чём-то думаешь. Что тебя тревожит?       Феликса могло волновать много вещей, и в данной ситуации это было абсолютно нормально, но о любой из них они могли поговорить. По крайней мере, Джин так думал. Сейчас, когда Ли стало вроде бы легче, он мог даже рассказать ему о разговоре с лечащим врачом, потому что сейчас, когда мысли и первые эмоции улеглись, все звучало далеко не так паршиво, как казалось вчера.       — Думаю о том, что я смог бы съесть, — помедлив, ответил, Ли.       Он лгал, надеясь, что Хван поверит. Он действительно чувствовал себя неважно и не знал, что будет после третьего раза. Может, его почки или сердце откажут. Может, химия отравит его настолько, что он облысеет прямо в процедурном кабинете. Феликс видел, сколько волос остаётся на его расческе, и знал, что скоро они полезут клочьями. Он знал и то, что на одних йогуртах долго не протянет, и что Джин не может не спать сутки напролёт и оставаться в здравом уме. У него было много причин хмуриться, но он выбрал самую незначительную.       — Я действительно не хочу после жить в ванной.       Феликс так сказал и Джин попытался сделать вид, что верит. Так же как и в палате он не хотел расстраивать Ли ненужными спорами, а ещё не хотел давить, потому что знал, что тот не любит признаваться в своих страхах. Феликс начинал говорить только тогда, когда оказывался на грани. Тогда его прорывало, и он рассказывал то, что успел накопить за время молчания. И Хван уповал только на то, что в этот момент будет рядом.       — Есть у меня одна идея, — пожал плечами Джин. — Она, конечно, бредовая, но может сработать. Когда мой отец перенёс операцию и отлёживался дома, мать всю еду для него превращала в подобие смузи. Вроде как быстрее усваивается и гораздо меньше нагрузка на организм. То есть тошнить, конечно, будет, но, возможно, бегать в ванную не придётся.       — Думаю, стоит попробовать, — переведя взгляд на Хвана, Ли мизинцем прикоснулся к его руке, как делал это в начале их недолгих отношений, когда ещё пытался держать дистанцию.— Может, так я смогу есть. Но смузи из пиццы, наверное, будет выглядеть странно.       — Наверное, — согласился Джин. — Мы закажем пиццу попозже, когда тебе станет легче. Балкон в нашем распоряжении.       Ему там нравилось проводить время. Феликсу вроде бы тоже. А ещё теперь у них были особенные воспоминания. Те, которые одни на двоих. И Хван даже задумывался о том, что однажды сделает Ли предложение именно на этом балконе. Это были глупые мысли, но они ему всё равно нравились. Хёнджин взял руку Феликса в свою и привычно поднёс к губам. Он его часто целовал. Так, словно пытался наверстать упущенное. Ли не отталкивал. Он привык к этим прикосновениям и поцелуям слишком быстро, словно всю жизнь ему не хватало именно этих губ, взгляда и рук тоже. Словно Джин сделал его жизнь пусть не идеальной, но полноценной.       — Хорошо, — кивнув, согласился Феликс, а после, склонившись вбок, прижался плечом к плечу Хвана. — Я закажу себе самую большую пиццу, и мои губы будут острыми на вкус. И сладкими тоже.       — Договорились, — отозвался тот.       Он обнял Феликса и на какое-то время затих. Ветер колыхал листву, от озера тянуло приятной сыростью, кое-где сквозь кроны просачивались солнечные лучи и если бы не необходимость в скором времени возвращаться, Джин предпочёл бы задержаться здесь подольше. Он бы мог прихватить с собой плед, и тогда Феликс смог бы уснуть прямо здесь, на траве, прикрытый курткой и его собственным телом. Или они могли просто лежать и говорить ни о чём, как часто делали это, не замечая течения дней. Мысленно Хван пообещал себе, что они обязательно придут сюда хотя бы ещё раз, и его пальцы заскользили по колену Феликса, торчащему в прорези джинсов. Ли не пытался его оттолкнуть. На самом деле ему нравились прикосновения Джина. Он как-то слишком быстро подпустил Хвана к себе. Настолько быстро, что не успел опомниться, как подсел на поцелуи, прикосновения и простые объятия. На секс, пока ещё мягкий и относительно ленивый. С другими у него никогда такого не было, но и другие не были его истинным. Возможно, глубоко внутри Ли знал, что где-то в этом мире бродит его альфа. Возможно, каждый раз встречая Хвана в кофейне, он медленно влюблялся в него, сам того не понимая. Поэтому Джин не был ему чужим. Поэтому они были близки сейчас, в этот самый момент.       — Если ты так продолжишь, — улыбнулся Ли, и эта улыбка была искренней и мягкой, — я захочу чего-то больше, чем поцелуи, и тогда у меня не останется сил на процедуру.       Джин усмехнулся. Он догадывался, что Феликс хочет его отвлечь, и не сопротивлялся этому. В конечном итоге такие слова были редкостью, и Хвану нравилось их слышать. Так он понимал, что желанен и нужен, несмотря ни на что. Хёнджин скользнул ладонью вниз и ущипнул Феликса за ягодицу – слабо и по большей части шутливо.       — Придётся подождать, — выдохнул он. — Но когда мы вернёмся домой... — Хван ненадолго задумался, растянул губы в лукавой ухмылке и продолжил: — я рассчитаюсь с тобой за терпение.       Ли тихо фыркнул. В любое другое время он бы обязательно ударил Хвана. Это был бы поучительный хлопок по плечу или злобное бурчание себе под нос, но сейчас Феликс только потянул руку Хвана вниз и умостил голову на его плече.       — Хорошо. Когда мне станет лучше, ты можешь сделать то, что захочешь. Я разрешу тебе всё.       — Иногда ты бываешь на удивление покладистым, — заметил Хван, — но мне нравится.       Это было правдой: по мнению Джина, Феликс отличался ото всех его знакомых, и ему действительно нравилось то, каким Ли был, несмотря на некоторые сложности, возникающие из-за такого характера. Впрочем, найти к Феликсу подход было несложно. Достаточно было давать ему столько свободы, сколько тот хотел, и не обращаться так, словно Ли появился на этот свет только для того, чтобы кому-то принадлежать. Хван его опекал, да, но и уважал тоже. Он считался с его желаниями, если те не были абсурдными и направленными на самоуничтожение, как стремление вернуться в крохотную комнатушку в общежитии или нести тяжёлые пакеты с продуктами. Всё, что не вредило Феликсу, Джин одобрял и тихо надеялся, что Ли никогда не изменится.       — Я запомню, — запоздало добавил он, — и постараюсь сделать так, чтобы ты умолял меня никогда не останавливаться.       Хван подозревал, что Феликс ответит и, когда тот вскинул голову, чтобы выдать что-то шутливое, но едкое, заткнул его поцелуем. Когда вокруг не было людей, Ли всегда приспускал маску. Так ему было легче дышать. Так сам Хван мог целовать его, и когда Феликс замирал, он находил это очаровательным. Как и то, что после тот хмурился и закрывал глаза, а спустя несколько секунд его лицо разглаживалось, и он всегда приоткрывал губы.       Феликс не стремился доминировать. Он не пытался показывать Джину самостоятельность, когда дело доходило до поцелуев. В такие моменты он становился очень мягким и, наверное, как и сказал Хван, покорным. У Ли было мало опыта, но он понимал, что нравится его альфе. А если не знал, то спрашивал, борясь со смущением. Так он узнал, что Джину нравятся поцелуи в шею и в живот тоже. Так он научился прикасаться к своему альфе правильно и правильно двигаться тоже. А ещё он знал, что если прикоснуться немного откровеннее, можно подразнить, поэтому, опустив руку, Ли положил её на бёдра Джина и едва сжал, усмехаясь в поцелуй, словно в этом парке были только они вдвоём. Словно сюда никто не мог заглянуть на ланч и единение с природой. Но пока этого не произошло, они могли провести время только друг с другом, забыться и ненадолго сделать вид, что они здесь на обычной прогулке, после которой вернутся домой или отправятся в какое-нибудь другое занимательное место.       Хван перехватил запястье Феликса и притянул его ладонь к своему паху. Ему понравилось, как Ли дёрнулся, и он шумно выдохнул, когда пальцы прикоснулись там, внизу. Даже через грубую джинсовую ткань Хёнджин ощущал тепло кожи. Он знал, что не получит ничего, кроме этих поцелуев и мимолётных прикосновений. Знал, что после ему понадобится время, чтобы успокоиться и не смотреть на Феликса голодным взглядом, но сейчас ему было хорошо.       Не сразу, но Ли отстранился, и его щёки вновь были алыми. Они видел, как губы Джина приоткрываются. Как кончик розового языка скользит по ним и исчезает в полости тёплого рта.       — Я могу сделать это рукой, — на грани слышимости произнёс Феликс, а после скользнул взглядом по парковой аллее. Здесь по-прежнему было тихо, и отсутствовали камеры. Никто бы не увидел то, как он шевелит рукой под кофтой. — Если ты, конечно, хочешь.       — Хочу, — выдохнул Джин, — очень, но лучше не стоит.       Он действительно хотел, чтобы Феликс прикоснулся к нему рукой, губами или даже всем телом и его не слишком заботили случайные прохожие, которые могли забрести в это место, но Хван пёкся о состоянии самого Ли. Желание тела тоже было своего рода нагрузкой. Особенно яркое и неудовлетворённое. В ответ на сказанное Феликс шумно и как-то разочарованно выдохнул. Он не до конца осознавал, что собирался сделать, и что после ему обязательно было бы стыдно так же, как было стыдно за секс на балконе. Тот, конечно, был приятным, но ни с кем другим он бы на такое не решился. Особенно трезвым.       — Хорошо. Тогда как-нибудь позже, — кивнул Ли и вновь поцеловал Хвана в губы, мягко и мимолётно.       

***

      Около получаса они ещё пробыли в парке. Феликс скормил уткам остатки сухой кукурузы. Хван наблюдал за ним с лавочки. Смотрел, как Ли улыбается, как колышутся на тёплом ветру его бледные волосы, и надеялся, что через пару дней после химии тот вновь сможет стоять на ногах, разговаривать на отвлечённые темы и выглядеть так же беззаботно, как и сейчас, пусть даже длилось это совсем недолго.       Когда пакетик опустел, они вернулись в больницу. Феликс подождал в холле, пока Хван в кафетерии покупал для них обед. Вместе они поднялись на третий этаж и вместе смогли перекусить. Ли ел мало, но больше, чем вчера.       — Расскажи мне ещё что-нибудь, — попросил Феликс, когда уже привычно сидел в кресле химиотерапии и держал руку Джина в своей.       — Что бы ты хотел услышать? — поинтересовался Хван.       Он уже рассказывал Феликсу о своей семье, работе, увлечениях, и путешествиях, и о своём детстве тоже. Обо всём понемногу, кроме собственных переживаний, но это была та тема, на которую Хван не стал бы говорить. Точнее он бы придумал что-то такое, чтобы её избежать и отвлечь Феликса так же, как отвлекал от процедуры тем, что поглаживал его плечи и волосы.       — О своей работе. Где бы ты ещё хотел побывать? —на секунду задумавшись, ответил Ли. — Какие съёмки тебе запомнились больше всего?       — Первые, — усмехнулся Хван. — Я вообще никогда не планировал работать в этой сфере и в тот день просто вышел в супермаркет. Стоял у холодильника с рыбой, когда ко мне подошли и дали визитку. Из любопытства я согласился на пробную съёмку. В тот день народу в студии было немного, но я всё равно нервничал и в перерыве разбил вазу в зоне отдыха. Случайно, конечно. После я уже привык к камерам и к тому, что на меня смотрит множество людей, так что больше ничего подобного не случалось, и таких переживаний я не испытывал. Сейчас это просто работа, которая приносит мне удовольствие. А что касается поездок, — Хван задумался и неопределённо пожал плечами, — куда бы ни отправили, это в любом случае опыт. Я был бы рад любому направлению, но с тобой я бы хотел поехать в Италию и, возможно, в Испанию и провести там несколько недель только вдвоём.       Когда Хван говорил о том, что нервничал, Ли не смог сдержать улыбки. Ему показалось, что это по-своему мило. Джин был человеком из плоти и крови. Человеком, который тоже чего-то боится, испытывается стыд и другие чувства. Те, которые простые и понятные. Ему нравилось слушать, как тот рассказывает о себе, потому что ему, Ли, нечего было рассказать. Он никогда не выезжал даже из этого города. Его жизнь была монотонной и скучной.       — Звучит здорово. Только ты и я. И Испания или Италия. — Феликс сильнее сжал ладонь Хвана и прикрыл глаза, делая глубокий вдох. К горлу снова подступила тошнота, и ему пришлось ненадолго замолчать. — Когда я встану на ноги, то обязательно буду работать, и мы скопим на поездку, — пообещал он, не открывая глаз.       Ли знал, что любое путешествие это дорого, поэтому строил планы для несуществующего будущего.       — Эту поездку я хочу тебе подарить, — сказал Джин. — На любую другую будем зарабатывать вместе, — примирительно добавил он, — но эта должна быть особенной.       Конечно, он догадывался, что Феликс ответит. Тот бы сказал, что любое путешествие будет для него особенным, потому что станет первым, потому что они поедут вместе, или придумал ещё пару-тройку таких же убедительных и, по сути, правдивых причин, которые всё равно бы не изменили позицию Хвана. Тот хотел сделать ему предложение, и чтобы всё было хорошо и красиво. С одной стороны, Джин понимал, что торопит события. С другой – Феликсу ещё предстояло лечение, после реабилитация и ещё какое-то время понадобилось бы, чтобы вновь отрастить волосы. Хван хотел, чтобы в эту минуту Ли был красивым не только в его глазах. Хотел, чтобы тот сам считал себя таковым, чтобы Феликсу было легко и комфортно, чтобы он не сравнивал их вид и положение. Он собирался подождать, когда всё наладится и, может быть, немного подготовиться к их совместной жизни, а только после отвезти его в какое-нибудь захватывающее дух место и произнести те самые слова. Хёнджин улыбнулся своим мыслям и перевёл взгляд на Ли.       — Обещай, что позволишь мне это.       Ли открыл глаза, а когда сделал это, то понял, что зря. Зря, потому что спорить с Хваном было проще, когда не видно его лица. Проще, когда тот не ждёт ответа сразу, и когда его пальцы не подрагивают от волнения и ожидания тоже.       — Хорошо. Но только один раз, — сдался Феликс. Впрочем, он знал, что этой поездки не будет. Ни её, ни всех последующих тоже. Не будет, потому что он уйдёт от Хвана до того как розовые мечты об их общем будущем разобьются о суровую реальность, где его, скорее всего, уже не будет в живых. — Мы полетим, куда захочешь, — продолжил он и, притянув руку Джина к своему лицу, прижался к ней щекой.       И этот жест был каким-то смиренным и нежным. Он не подходил ситуации, но Феликс хотел запомнить прикосновение и тепло этих рук, чтобы после помнить Джина. Возможно, он вспомнит его в последнюю минуту перед смертью. Может, это будет его самое последнее воспоминание перед тем, как исчезнуть из этого мира. Феликс совсем не хотел умирать, но знал, что если уйдёт, у него не хватит денег, чтобы продолжить лечение. Без препаратов и операции болезнь усугубится, быстро разовьётся и возьмёт своё. И самым паршивым в этой ситуации было то, что даже при продолжении лечения он, Ли, всё равно мог погибнуть. Именно это осознание подталкивало его к пагубным мыслям, толкало прочь от человека, которого он вроде как обещал не бросать. Что ж, он солгал. Люди так делают. Но, пожалуй, это была безобидная ложь. Во всяком случае, просто солгать было лучше, чем уйти из этой жизни на руках у Хвана в больничной палате или, что хуже, в его квартире на двадцать третьем этаже. Феликс хотел, чтобы тот запомнил его живым и хотя бы отдалённо похожим на написанный портрет. Он зажмурился и сильнее прижался к ладони, а Джин поморщился, но ничего не спросил, хотя несколько вопросов у него имелось. Или даже один, но очень важный. Он всё никак не мог понять, что с Феликсом происходит. Сегодня тот был особенно покладистым: не спорил, не противился и на всё соглашался. Тот был согласен даже на определённую близость в парке. И, с одной стороны, это возбуждало и подкупало, а с другой – настораживало, потому что тот Ли, которого Джин узнал, не пошёл бы на это, а если бы и пошёл, то не так сразу.       Хван склонился, шумно вдохнул блёклый аромат винограда и прижался губами к щеке Феликса, оставляя невидимый след своего поцелуя.       — Мы со всем справимся, — тихо произнёс он, — а после обязательно полетим.       — Да. Справимся, — кивнул Ли, а после подвинулся немного ближе.       Он попросил Джина обнять его, и когда тот сделал это, Феликс снова закрыл глаза. Спать ему не хотелось, но так было проще. Так глаза не щипало, и ком, подкатившийся к горлу, было проще проглотить. Феликс больше ни о чём не спрашивал и ничего не говорил. Он лежал, вслушиваясь в биение чужого сердца, и дышал шумно и жадно. Он хотел надышаться запахом коньяка и чабреца. Хотел, чтобы бы тот перебил запах больницы. Чтобы пусть ненадолго, но всё же создалось впечатление, что у них всё хорошо. Что они на самом деле справятся со всеми трудностями. Ли бы очень хотел, чтобы это было правдой.       — Я хочу поговорить с врачом. Один, если ты не против, — тихо произнёс Феликс, когда до конца процедуры оставалось совсем немного.       — Вообще-то против, — честно признался Хван, — но, боюсь, у меня нет выбора, да?       Он сомневался, что врач скажет Феликсу нечто ужасное или хотя бы нечто такое, что вчера услышал сам Джин, потому что сегодня всё было иначе. Сегодня Ли было лучше. Во всяком случае, с медицинской точки зрения. Тем не менее, Хёнджин всё равно хотел присутствовать, чтобы не оставлять Ли один на один с его болезнью, а ещё чтобы после не тратить время на ещё одну беседу с лечащим врачом, однако он подозревал, что Феликс не позволит. Джин толком не знал, откуда возникла эта мысль. Возможно, её вызвал сам факт того, что Ли ещё никогда не просил его о подобном.       — Прости, — извинился Феликс и это слово прозвучало, как крик о помощи. Как скрытая угроза или нечто большее. Нечто тёмное и подводящее к краю. Феликс не хотел, чтобы Хван слышал, о чём они будут говорить. Не хотел, чтобы тот догадался о том, что он, Ли, собирается сделать. Его побег должен был остаться незамеченным. — Есть вещи, которые я хотел бы обсудить один на один.       — Ладно, — сухо ответил Хван.       Впрочем, а что он ещё мог сказать? Многое, если задуматься. Он мог бы отказаться, настоять на своём, но всё это заставило бы Феликса нервничать, тратить силы на ссору или вообще захлопнуться. Так что если Ли этого хотел, он мог подождать за дверью или даже прогуляться до лифта и обратно. Так, для надёжности. После Джин бы всё равно всё узнал. Он мог бы просто спросить об этом разговоре у лечащего врача напрямую, или дать взятку, или надавить на жалость, а ещё он был тем, кто платил за лечение Феликса и имел право знать о его состоянии, или вообще мог солгать и сказать, что в последнее время из-за лекарств тот сделался эмоционально нестабильным, поэтому ему необходимо знать обо всём, что с ним происходит. Способов было достаточно. Большая часть из них выглядела низко, но Джин бы всё равно пошёл на это в случае, если бы не сложился нормальный диалог, потому что всё, что касалось Феликса, ему было важно знать. Особенно сейчас.       — Ладно, — повторил он и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза. — Когда придёт врач, я выйду ненадолго. Позже вернусь и заберу тебя.       — Угу, — коротко кивнув, согласился Ли.       Он не хотел больше это обсуждать, потому что знал, что если продолжит говорить, то Хван подберёт слишком правильные и нужные слова, чтобы остаться. Феликс не хотел этого так же сильно, как и оставаться в этой больнице. Она была одной из лучших. Ли знал об этом, потому что ему пришлось отдать все свои деньги, которые он копил на учёбу, чтобы оплатить часть лечения. После появился Джин. Тот вмешался и взял все расходы на себя. И Феликс понимал, что, уйдя от Хвана, ему снова придётся рассчитывать только на себя самого. Ему нужно было подыскать более бюджетную клинику. Об этом и о многом другом ему нужно было поговорить с врачом, но не сегодня. Сейчас Ли хотел узнать у него о своём состоянии. Он хотел этого ровно до того, как его снова не начало тошнить, и он сам не отказался от этой идеи, решив сделать это позже, когда ему станет немного лучше.