"Твои волосы пахли виноградом 2"

      После был душ. Пока Феликс одевался, Джин принёс ему тёплую лимонную воду, несколько небольших морковок и блюдце с ягодами. Он поставил поднос на тумбочку, сам завалился на кровать и взял достаточно толстый скетчбук. Хван открыл его на семнадцатой странице, бросил беглый взгляд на Феликса и сделал несколько уверенных штрихов.       — Что ты делаешь? — спросил Ли.       Он понимал, что Джин рисует, но прежде никогда не спрашивал, что именно тот пытается изобразить. Ли считал это интимным и чем-то личным до тех пор, пока картина не будет завершена и выставлена на всеобщее обозрение. Но сегодня ему хотелось поговорить о Хване. О его увлечении. Поэтому он, улыбнувшись и одёрнув футболку Джина, которую предпочёл надеть, опустился напротив альфы.       — Рисую сегодняшний день, — просто ответил Хван. — Иди сюда, покажу кое-что.       Он похлопал рядом с собой, подождал, пока Феликс подберётся ближе и сядет, облокотившись о подушки, и открыл альбом на первой странице. Семнадцать страниц на самом деле представляли собой семнадцать дней вместе с Феликсом. Хван рисовал самый памятный момент из прожитого дня. На первой было больничное здание на закате и лицо Ли, увлечённо смотрящего куда-то вдаль. На второй палата в том виде, в котором её запомнил Джин в свой первый визит, и сам Феликс – настороженный, но красивый. Такой, в которого он влюбился с первого взгляда. После были три дня, проведённых в больнице вместе с ним, и их первый поцелуй перед выпиской. На шестой – первый день в этой квартире. Феликс в гостиной с куском свежей пиццы в одной руке и морковкой во второй. Джин нарисовал их первую прогулку вместе. И их первый секс тоже: искажённое удовольствием лицо Феликса, его приоткрытые во вздохе губы, разведённые ноги и руки, отчаянно цепляющиеся за плечи самого Хвана. На семнадцатой странице было только несколько штрихов, в которых узнавались балконные перила и красиво прогнутая спина. Хёнджин не помнил, когда именно загорелся идеей рисовать их жизнь, но он хотел запечатлеть все памятные моменты, каждый их день вместе, каждый день борьбы Феликса, и подарить этот альбом ему на выписку, чтобы тот время от времени пролистывал страницы и вспоминал их путь вместе.       Лицо Феликса исказила палитра быстро сменяющихся эмоций. Он вернулся к первой странице, и его брови свелись к переносице. Ли вспоминал. В тот день, когда он смотрел на парковку из окна больницы, Феликс считал, что его жизнь кончена. Он был один. В этом мире и в палате тоже. Из знакомого вокруг был только кофе в бумажном стаканчике и парень, которого он видел время от времени в кофейне. Феликс злился. Злился на этого странного сумасшедшего за то, что тот и в без того трудное для него время нёс какой-то непонятный бред о картине и о том, что он, Ли, ему снился. За злостью пришло отчаяние. Оно накатывало волнами, пока не накрыло с головой, заставляя задыхаться от страха и боли, от чувства несправедливости. В день, когда он написал Джину, Феликс задумывался о суициде. О том, что не справится в одиночку, и что, вернувшись в комнату в общежитии, скорее всего, наглотается таблеток. Да, таблетки были бы лучшим решением. Они позволили бы ему уйти тихо и незаметно. Уйти и больше не бороться. Но Хван перечеркнул эти мысли. Он вновь втиснулся в его жизнь и, кажется, вытащил из депрессии. Джин был так мягок с ним, так нежен и трепетен, что Феликсу захотелось ответить ему тем же. Всё ещё хотелось.       — Знаешь... ты спас мне жизнь дважды, — тихо произнёс Ли, ощущая, как лицо заливает краской, когда взгляд скользнул по странице пошлой и возмутительной. Феликс не готов был видеть себя голым, особенно глазами Хвана, поэтому поспешил перевернуть страницу назад. Он остановился на тех, где были зарисовки трёх дней в палате. — Если бы ты не пришёл, то, наверное, меня бы уже не было. Поэтому, спасибо тебе. Спасибо, что спас.       — Не говори так, — попросил Джин и, нашарив руку Феликса, сжал его пальцы.       Он понял, что тот имеет в виду и прекрасно осознавал, что от его нежелания слушать события прошлых дней и мысли, вспыхивавшие в то время, не изменятся, но всё-таки не хотел, чтобы это как-то влияло на настоящее. А ещё Хван знал, что не сделал ничего особенного. По сути, он просто пришёл. Конечно, иногда этого было более чем достаточно. Иногда прийти и остаться рядом вопреки всему, было ценнее, чем все слова и всё материальное. И всё-таки Джин не считал, что совершил нечто сверхъестественное. Он просто сделал то, что должен был и счёл верным, а ещё по-прежнему придерживался мнения, что если бы не его медлительность и увлечённость собственными делами, то с Феликсом было бы всё хорошо.       — Прости, — сказал он. — Я должен был прийти гораздо раньше.       — Нет, — отрицательно покачал головой Ли. — Ты пришёл тогда, когда это было нужно. Тогда, когда я нуждался в тебе больше всего.       Закрыв скетчбук, Феликс прижал его к груди, а после свернулся калачиком под боком Хвана. Прежде он сам действительно думал, что если бы они встретились раньше, то ничего из этого бы не случилось. Что он, Ли, был бы куда внимательнее к своему здоровью и образу жизни. Что если бы и заболел, то распознал бы болезнь раньше и сейчас жил бы счастливо с Хваном. Но это была откровенная ложь. Если бы обстоятельства не сломали бы его, он бы ни за что не стал бы идти в дом к незнакомцу и слушать его тоже. Его бы раздражала настойчивость Джина и его слова. В той, казалось бы, далёкой прошлой жизни Феликс был нелюдимым, нетактильным и зацикленным на том, чтобы стать ветеринаром. Ему было не до отношений и не до себя тоже. И он едва ли бы распознал в Хване истинного, а если бы и распознал, то посчитал бы это проблемой. Тот Ли был не таким. И избавиться от него даже сейчас было очень сложно.       — Всё к лучшему. Мы вместе. Ты и я.       — К лучшему, — выдохнул Хван.       Он был согласен с этим только отчасти, но всё-таки не стал спорить: это не имело смысла. Сейчас они действительно были вместе и никак не могли исправить то, то случилось в прошлом, но всё ещё могли повлиять на настоящее и будущее. Так что Джин был рад хотя бы тому, что зазевал на пешеходном переходе, оказался в больнице и задержался на парковке, чтобы выпить кофе. Из-за тех событий теперь Феликс был не один. Теперь он мог о нём позаботиться. Хван опустил руку и зарылся пальцами в пряди мягких волос, пахнущих цитрусовым шампунем. Он гладил Феликса по голове, по плечам и спине, по всему, до чего мог дотянуться. Это были ненавязчивые скользящие прикосновения без какого-либо подтекста. Обычно Ли они расслабляли. Так что иногда Джин гладил его перед сном.       — Если хочешь, мы можем лечь, — предложил Хван. В конечном итоге закончить эскиз он мог и завтра.       — Ты же поймал вдохновение за хвост, — выдохнул Ли и вернул скетчбук владельцу. — Если я не помешаю, я могу полежать вот так, пока ты будешь рисовать.       За этот день Феликс устал. Для него всего было много. Много впечатлений, эмоций и разговоров. И секса тоже много. Поэтому Ли не был против того, чтобы уснуть под боком Хвана.       — Это может подождать. У меня ещё будет время, — покачал головой Джин.       Он с удовольствием провёл бы час или два за созданием своей картины, перенося самое яркое и чувственное воспоминание на бумагу, но заснуть вместе с Феликсом хотелось больше. Они могли бы выключить свет, лечь поудобнее, обняться и, возможно, увидеть один сон на двоих. Но если отсеять всё романтичное, Джин просто не хотел тревожить его после того, как завершит набросок. Не хотел, чтобы Феликсу пришлось просыпаться, а после вновь пытаться уснуть.       — Ну же.       Хван шуточно потрепал его по плечу, положил альбом обратно на тумбочку и выключил настольную лампу. Он съехал пониже, укладываясь на подушку, притянул Феликса к себе и накрыл их обоих тонким одеялом, которое лежало в ногах. Когда он это сделал, Ли расслабился. Он положил голову на грудь Хвана и закинул на него ногу, а после прикрыл глаза и шумно втянул носом его запах.       — Спокойной ночи, — произнёс Феликс, зная, что спокойной она вряд ли будет. Завтра его снова ждала палата с белыми стенами и кабинет химиотерапии. Завтра ему вновь будет плохо, и о близости, какой бы она ни была, придётся забыть. — Завтра нас ждёт тяжелый день, — уже тише добавил он, впервые говоря не только о себе, но и о Хване.       — Ничего, мы справимся. А когда вернёмся, вновь закажем лобстера, — пообещал Джин и, обняв Феликса одной рукой, закрыл глаза.       Он этого не сказал, но ему всё равно было приятно, когда Ли говорил слова «мы» и «нас», было приятно, когда тот переставал отгораживаться. А ещё Феликс был прав: тяжёлый день ждал их обоих. Пусть у Джина не брали анализов, не протыкали иглой руки и не пускали по венам химию, ему всё равно было нелегко. Нелегко быть наблюдателем, нелегко смотреть на то, как мучается Феликс, как сжимается от боли или как приваливается к стене в ванной, потому что сил дойти назад уже не остаётся. Он мог находиться рядом с ним, но не имел возможности помочь, и это по-своему изматывало и убивало тоже, но Хван решил, что не будет об этом думать и тем более не станет говорить об этом Феликсу. Для Ли он должен быть опорой, должен держаться. И на самом деле это был вполне хороший стимул.       

***

      Утро началось с тишины. Несмотря на всё сказанное перед сном, Феликс заметно нервничал, и в моменты, когда он забывался и переставал себя контролировать, Ли проливал воду или ронял вещи. И его улыбка была напряжённой и натянутой. Он практически ничего не говорил и отвечал односложно. Он не хотел волновать Джина, но всё равно ничего не мог с собой поделать. В какой-то момент Феликс готов был сесть на пол в коридоре и умолять никуда его не везти. Он готов был сказать, что ему уже лучше и никакая химиотерапия ему больше не нужна. За время, проведённое в квартире Хвана, он успел забыть, как пахнет в больнице, какая на вкус еда и как давят белые стены, с которыми слилось его лицо, стоило только пройти регистрацию и оказаться в палате. В той же, что и в прошлый раз.       Бросив свою сумку на кровать, Ли подошёл к окну. Ему казалось, что время в этом месте остановилось ещё в тот день, когда Хван впервые пришёл к нему. Тогда он тоже стоял у окна и смотрел вниз.       — До прихода доктора ещё есть время, — не оборачиваясь, произнёс Ли. — Не хочешь сходить купить себе кофе?       Феликс не хотел оставаться один, но ему было важно поговорить с врачом до того как его отправят на анализы и будут готовить к новому циклу химии. Поговорить наедине. Хван ответил не сразу. Он бросил на стул свой халат, который ему нужен был в основном только для того, чтобы находиться в помещении для химиотерапии, положил на пол рюкзак со спешно заброшенными туда принадлежностями для рисования и подошёл к Феликсу. Джин обнял его со спины, сцепил руки в плотный замок и коротко поцеловал в шею.       — Не прогоняй меня, — попросил он.       Хван понимал, что Феликсу здесь плохо, и догадывался, что, несмотря на это, тот пытается его защитить. О скором визите лечащего врача Хёнджин знал, как и том, что не успеет купить кофе и вернуться, прежде чем тот уйдёт, потому не собирался покидать палату. Какими бы ни были новости, Джин хотел находиться в этот момент рядом с Феликсом. Впрочем, этого разговора он не опасался. Сейчас им бы не сказали ничего нового, ничего из того, чего они не знали. Куда больше Хвана страшила беседа по истечении трёх дней. Он боялся услышать, что химия не даёт результатов, лечение перестало быть эффективным, и они больше ничего не могут сделать, но у них ещё было время, и Феликс продолжал бороться, и Джин верил, что такое будущее никогда не наступит.       — Выпью кофе, когда будешь сдавать анализы.       Губы Ли сжались в тонкую полосу. Он не предполагал, что возвращение сюда так больно ударит по сознанию. Что, не пробыв в больнице и часа, он уже поддастся панике и страху, и в груди с каждым новым вдохом всё сильнее будет биться сердце. Его сердце. Ещё живое. Близость Хвана отравляла его в той же степени, в которой и исцеляла, и Феликсу было очень сложно балансировать между желанием подняться на крышу и спрыгнуть и желанием развернуться и обнять Джина в ответ. После секундного замешательства победило второе.       — Прости, — тихо произнёс Ли. — Мы только приехали, а я уже хочу сбежать. Думал, я сильнее этого, но это место и неизвестность... Они убивают меня. — Голос Феликса дрогнул, и он уткнулся в грудь Хвана лицом, чтобы тот не видел его взгляда и болезненного выражения.       — Может быть, стоит поговорить с твоим лечащим врачом? — спросил Джин, глядя на закрытый двор и зелёные кроны покачивающихся деревьев. — Возможно, тебе лучше будет находиться дома, и приезжать сюда только на процедуру. Я слышал, что так делают, если самочувствие позволяет.       Не сказать, что Хвану этот вариант нравился, потому что физически выдержать дорогу, пусть и достаточно близкую, для Феликса было бы сложно, но, вероятно, не сложнее, чем находиться в этих стенах. Здесь Ли было плохо. Ему ещё не давали никаких препаратов, но его лицо уже стало серым, кожа сделалась холодной, взгляд поблёк и тело била мелкая дрожь. И даже кашлять он стал гораздо чаще, чем это было вчера. Так что, возможно, ему действительно было лучше оставаться в их квартире на двадцать третьем этаже. Джин мог создать для этого все условия. Он уже заботился о Феликсе в дни, когда тому делали химию, и в дни, когда Ли отходил от процедуры, и мог сделать это снова. И если бы ему дали список каких-то новых предписаний, он бы смог выполнить и их. Он мог сделать практически что угодно, чтобы не видеть Феликса таким.       — Нет, — качнул головой Феликс, — не хочу, чтобы и то место ассоциировалось с болью. Там нам было хорошо.       Ли отстранился и улыбнулся. Он пытался изобразить что-то вроде уверенности и, быть может, принятия, но вышло плохо. Всё в этом месте выходило плохо, и Ли едва сдержался, чтобы не влепить себе пощёчину. Он бы сделал это, если бы Хвана не было рядом.       — Я справлюсь. Я сильный. Но если ты поцелуешь меня, обещаю стать ещё сильнее.       Он хотел отвлечь Джина от тяжёлых мыслей и себя, пожалуй, тоже.       — Хорошо, — выдохнул тот, — только помни: ты обещал.       Конечно, он шутил. Если бы завтра Феликс проснулся и решил, что не хочет здесь оставаться, Хван забрал бы его домой сразу после процедуры и, возможно, так им обоим было бы легче, но если сейчас Ли планировал остаться, он был готов его поддержать. Джин опустил ладони на его талию, крепче прижимая к себе, и накрыл его губы своими, увлекая в мягкий поцелуй, который длился до тех пор, пока из коридора не донеслось эхо спешных шагов. Разговор с врачом был недолгим и, как и предполагал Хван, малосодержательным. После Феликса забрали на ряд стандартных анализов, а Джин спустился вниз. Он вновь наведался в крохотную кофейню, после в супермаркет. В палате был небольшой холодильник. Этого вполне хватало для хранения кое-каких продуктов и, главное, лимонов. В больницу Хван вернулся через час, привычно сменил одежду в комнате для посетителей и поплёлся в палату, где планировал провести ближайшие три дня. Ли был уже там. Он сидел на краю кровати и разглядывал пластыри на изгибе локтя. Он тяжело вздохнул и поспешил накинуть на себя тонкую спортивную кофту, когда дверь открылась. Феликс не хотел, чтобы Джин снова видел его синяки, некрасивые и свежие.       — Тебе помочь? — спросил Ли кивнув, в сторону пакета в руках Хвана.       — Нет, всё нормально, — ответил тот.       Пакет был нетяжёлым: Хёнджин поднаторел с того дня, когда в последний раз был в этом месте. Он выяснил, где находится ближайший магазин, что можно приносить в больницу, какие продукты лучше есть перед химией и где в случае чего можно постирать одежду.       — Тут немного, — сказал он, перекладывая упаковки в холодильник, — когда закончится, я принесу ещё, — добавил Джин и мысленно понадеялся, чтобы Феликс смог съесть хотя бы это.       Затолкав пустой пакет обратно в рюкзак, Хван подошёл к кровати. Он скользнул взглядом по рукам Феликса, которые тот так старательно прятал, но ничего не сказал, зная, что всё равно всё увидит, когда будет сидеть рядом с ним во время химиотерапии.       — Как ты? Всё прошло хорошо?       — Да, — кивнул Ли. — Сказали, что результаты анализов будут немного позже, но их порадовало, что я набрал вес. Это твоя заслуга. — Улыбнувшись, он взял Джина за руку и мягко потянул на себя. — Всё хорошо. Правда.       — Тогда ладно, — выдохнул Джин. Феликсу он верил. В крайнем случае, какие-либо подробности он всегда мог узнать у лечащего врача.       Хван опустился на кровать и бросил короткий взгляд на наручные часы. При удовлетворительных результатах анализов процедура должна была начаться только через три часа. За два часа до Феликс должен был поесть и за всё это время выпить достаточно воды. Джин всё помнил и сомневался, что когда-нибудь в своей жизни об этом теперь забудет.       — Может, что-нибудь хочешь? Или просто отдохнёшь?       — Я и так долго отдыхал. Потом ещё три часа сидеть в кресле. Лучше скажи, — начал он, — ты останешься здесь на все три дня или всё-таки вернёшься домой?       Феликс спрашивал, потому что ему было важно, чтобы Хван высыпался. Он помнил, как тот несколько дней спал на небольшом диванчике. Повторения Ли не хотел.       — Останусь, — кивнул Джин.       Они это уже обсуждали. Дважды. И оба раза пришли к согласию, поэтому у него с собой была сменная одежда, зубная щётка и принадлежности для рисования, но он всё равно знал, что Феликс продолжит спрашивать. Тот за него беспокоился. Это было хорошо и по-своему ценно. Джин тоже беспокоился, поэтому вполне мог обойтись какое-то время без удобной кровати, панорамных окон и своих красок. Ли нужна была его помощь. Он не хотел сидеть в собственной квартире и думать о том, хватило ли Феликсу сил, чтобы дойти от ванной до кровати, смог ли он что-то съесть или же остался голодным, потому что больничная еда была дерьмовой, спал ли он или же опять мучился кошмарами.       — Я всё равно не смогу спокойно находиться дома, — продолжил Хван. — Особенно ночью. Так что на три дня мы здесь, а после я заберу тебя домой, если не передумаешь и не решишь вернуться раньше. — Он покосился в сторону окна и мерно колышущихся штор. — На улице тепло. Мы можем пройтись, прогуляться во дворе, чтобы не сидеть здесь.       Феликс хотел отказаться. Сказать, что его страшит и вид здания, и зелёный двор тоже, потому что там бродили люди в больничной одежде, но после передумал.       — Хорошо, мы можем прогуляться, — кивнул он, вспомнив, что обещал быть сильным. — Всё равно эти три дня будет нечем заняться.       — Мы что-нибудь придумаем, — пообещал Джин и поднялся на ноги.       Он порылся в сумке, выудил оттуда льняную бандану Феликса и упаковку со стерильной медицинской маской. Последние Ли не нравились, но ему всё равно приходилось их носить, когда он оказывался на улице. Выложив всё лишнее, Хван бросил в рюкзак бутылку воды и закинул его на плечо.       Они спустились на первый этаж, миновали ресепшен и вышли на улицу. Было действительно тепло. День только разгорался, и волосы трепал приятный ветер. Джин взял Феликса за руку, но во внутренний двор не повёл, устремляясь в противоположном направлении. Недалеко от больницы был парк. Небольшой островок старых деревьев, лавочки с изогнутыми спинками, велодорожка и озерцо. Там всегда было малолюдно и достаточно тихо. Время от времени Джин приходил туда и писал небольшие картины. А ещё там были утки. Упитанные, жирные и практически ручные утки, а Феликс любил животных. О птицах Хван как-то не спрашивал, но решил, что за неимением собак это тоже сойдёт. Впрочем, он не ошибся. Ли заметно оживился, когда увидел птиц. Пусть он ещё мало знал о них, но те всё равно казались ему интересными и сложными существами. Иногда Феликс даже жалел, что у людей нет крыльев. Если бы они могли летать, тогда их жизнь во многом была бы легче и дорога от дома к месту работы была бы куда приятнее. Конечно, такими рассуждениями он никогда ни с кем не делился, но Хвану решил рассказать, когда особо смелая утка подобралась близко.       — Видел, какая она большая? — выдохнул Ли. — Когда выздоровею, попытаюсь взять в руки.       — Она тебя дождётся, — усмехнулся Хван и, покопавшись, достал из рюкзака пакетик сухих кукурузных зёрен. — Я прочёл, что им вроде как нельзя хлеб, — объяснил он, пожав плечами, и подумал о том, что всё-таки не зря целый час шатался по округе.       Джин не был уверен, что Феликс согласится выйти, но на случай, если всё-таки примет предложение, подготовился. Возможно, он действительно делал слишком многое, но готов был продолжать до тех пор, пока это действовало. Феликсу нужны были положительные эмоции. Он должен был улыбаться. И если местные утки способны были заставить его это делать, Хван мог приводить его сюда ежедневно. К тому же за время общения с Ли он кое-что уяснил: Феликс был не таким, каким хотел казаться. Не таким отстранённым, не таким замкнутым и не таким холодным тоже. А если и таким, то рядом с ним он всё равно менялся, и за это Хван был ему благодарен.       Лицо Феликса приобрело удивлённое выражение. Тёмные глаза расширились, и Ли вдохнул поглубже, собираясь что-то сказать, но после шумно выдохнул, передумав.       — Ты слишком идеальный, ты об этом знаешь? — усмехнувшись, он поднялся на ноги и, подойдя к Хвану, обнял его за талию. — Это восхищает, но... Береги себя тоже, пожалуйста. Мне вполне хватило бы прогулки с тобой или отдыха на лавочке. Я не так требователен, как кажется, а ещё я волнуюсь за тебя.       — Считаешь, что пакетик кукурузы был слишком тяжёлым? — хмыкнул Хван, привычно обнимая Феликса за плечи. — Это всего лишь корм для птиц. Его продают в любом супермаркете. Так что это не идеальность, а всего лишь логика и рационализм. Зачем сидеть в палате и наблюдать за улицей через стекло, если можно пройтись? И зачем идти к уткам, если не сможешь их покормить? — рассуждал он, глядя на птиц, скользящих по озёрной глади, а после опустил взгляд на Феликса.       Тот удивлялся обычным вещам: большой игрушке, почищенной моркови на блюдце, стакану лимонной воды на прикроватной тумбочке с его стороны, подогретым в сушилке вещам, пакетику с птичьим кормом. Его эмоции были всегда искренними. Они радовали Хвана и в то же время заставляли осознавать, насколько на самом деле Ли был одинок и лишён чьей-либо поддержки и заботы, что самые простые вещи казались ему чем-то абсолютно волшебным.       — Я буду беречь себя, — тише добавил Хван.       Ли уже хотел возразить ему. Сказать, что не все люди думают на несколько шагов вперёд, а ещё то, что Хван его разбаловал, но обещание беречь себя, заставило его улыбнуться, и его глаза стали похожими на два полумесяца. В них поселилась искорка веселья, словно его не ждала процедура, отравляющая тело. Словно у них было всё хорошо, и это была просто прогулка. Свидание.       — Спасибо, — произнёс Ли и, приподнявшись на носочки, поцеловал Хвана в щёку. Вышло плохо, потому что ткань маски мешала, но даже так это было что-то вроде проявления любви со стороны Феликса.       — Всегда пожалуйста, — отозвался Хван и, улыбнувшись, кивнул в сторону воды: — Иди, твоя большая утка тебя ждёт.       Вообще он сам предпочёл бы её в жареном виде, но после напомнил себе, что Феликс любит животных. Впрочем, вегетарианцем тот не был, так что предложение однажды отужинать утиным бёдрышком могло и сработать, но озвучивать эту мысль Джин не стал. Он вернулся к лавочке, достал свой скетчбук и карандаш и какое-то время занимал себя тем, что делал очередной набросок: Феликс в линялой бандане и маске кормит жирных парковых уток. Хван сомневался, что этот момент будет самым важным за день, но всё-таки хотел его сохранить, включить в свою историю в картинках, потому что в эти минуты Феликс был ласков с ним, потому что тот улыбался и сказал такие слова, которые согрели изнутри.       Они вернулись назад в палату спустя час и, идя до больницы, Ли рассуждал вслух о том, что завтра обязательно возьмёт больше зерна и вернётся к озеру. Он ещё не знал, что в этот раз ему будет хуже, чем в прошлый. Что через пару часов после химии его снова будет тошнить и в голове вновь появятся мысли о том, что жизнь несправедливая штука и ему, возможно, вообще не стоило появляться на свет. Они были ядовитыми и очень болезненными. Ли поморщился. Он свернулся калачиком на диване, укладывая голову на Джина. Его лицо было серым и очень бледным, глаза влажно поблёскивали.       — Я полежу так немного, — произнёс он, утыкаясь носом в живот Хвана, словно это как-то могло облегчить его состояние.       — Может, лучше на кровать? — тихо спросил Хёнджин.       Он опустил руку и убрал волосы, упавшие на лицо Феликса. Он видел, как тот морщится, и в эти мгновения хватка пальцев на краю его футболки становилась крепче, но когда спазм отступал, Феликс ненадолго расслаблялся. Хван хотел бы ему помочь, но не знал как. Он не мог забрать его болезнь себе, не мог унять тошноту, не мог поделиться собственными силами. В такие моменты он чувствовал себя совершенно беспомощным и бесполезным тоже, потому что какой толк быть альфой и истинным, если в итоге не способен ничего сделать? Не способен защитить. Конечно, это были не самые разумные мысли, но они всё равно пульсировали в голове. Хёнджин поморщился, когда Феликс вновь весь сжался, и прикоснулся к нему, поглаживая по спине.       — Феликс... — он позвал его по имени и собирался в очередной раз сказать, как ему жаль, но вовремя заткнулся: он мог трижды сожалеть, но Ли это всё равно бы не помогло. — Я поговорю с твоим врачом, ладно? Тебе нужно сменить лекарство на что-то посильнее.       Голос Джина затих, но Феликс не спешил ответить. Он взмок от пота, и от него пахло кислым. Он не успел почистить зубы, и будь ему немного лучше, его бы это смутило. Но сейчас всё, что Ли хотел, это замереть в позе эмбриона и перестать дышать.       — Всё хорошо, — произнёс он. Феликс вновь хотел сказать, что сильный и выдержит, но сил говорить и что-то объяснять у него не было. — Мне просто надо полежать.       — Хорошо. Я никуда не уйду, — пообещал Хван, хотя для себя решил, что как только Ли задремлет или вновь скроется в ванной комнате, обратится к врачу или даже вызовет его в эту палату, что было бы куда эффективнее. — Я здесь. С тобой.       Легче от этого Феликсу не становилось, но он должен был говорить хоть что-нибудь. Одной рукой Джин сжал ладонь Ли, ощущая, как дрожат пальцы, другой всё ещё гладил его по спине и плечам. Он заскользил ладонью вверх, пропустил сквозь пальцы мягкие пряди и ненадолго замер, глядя на волоски, оставшиеся в пальцах. Их было всего несколько, но не заметить было сложно: у Феликса были достаточно длинные волосы, и пигмент из них не вымылся до конца, а ещё Джин знал, что рано или поздно это случится. В последнее время на расчёске их становилось всё больше, но так как после душа он сам сушил Феликсу волосы и зачастую сам его расчёсывал, Ли не замечал изменений. Сейчас говорить об этом Хван тоже не стал. Решил, что ещё не время. Сегодня это было ещё неважно. Он осторожно стряхнул волоски и вновь прикоснулся к Феликсу.       — Я люблю тебя, — тихо произнёс он. — Скоро мы вернёмся домой, в нашу квартиру. Твой Ликс тебя ждёт, и мои знакомые из студии хотят с тобой познакомиться. Мы обязательно сходим туда, а ещё в зоопарк. Помнишь, ты хотел? Говорят, там можно посмотреть на кормление тигров.       — Тигров? — Ли усмехнулся, и голос его прозвучал сипло и очень тихо. — Наверное... это здорово.       Сейчас Феликсу было не до тигров и уток, не до фотоссесий Хвана и тем более не до разговоров. Но Джин говорил, и Ли не мог молчать. И всё же он ещё не мог сказать ему, что тоже любит. Потому что это было бы жестоко: признаться в любви и уйти, перешагнуть черту и навсегда исчезнуть среди других таких же потерянных душ, как и он сам. Впрочем, в загробную жизнь Ли не верил. Он был уверен, что у него и Хвана есть только одна жизнь. Эта жизнь. И его собственная сейчас угасала.       — Расскажи, что там ещё есть? — Ли просил, потому что эти прикосновения и голос были важны для него. Джин был важен. Здесь и сейчас. И Феликсу было всё равно, что тот ему скажет. Только бы никогда не замолкал.       — Много всего. Большой вольер с лемурами, хищные птицы, попугаи, экзотические животные. — Хван смотрел рекламную статью только мельком, и сейчас говорил то, что запомнилось больше прочего. — Знаешь, я там никогда не был, в зоопарке. В океанариум ходил и не раз, а туда как-то не заносило. Так что для меня это тоже будет в первый раз. Но это неплохо. Мне действительно интересно.       Ещё с первого цикла химиотерапии Джин запомнил, что Феликс хочет его слышать. Состояние это не облегчало, но, вероятно, успокаивало и немного отвлекало, поэтому Хван говорил, и впервые делать это было настолько сложно. То есть ничего принципиально не изменилось – он знал, что Феликс болен и до выздоровления ещё далеко, – но то, что Ли было хуже, чем в прошлый раз, больно било по сознанию. Хёнджин морщился, когда тот сжимался, когда на лбу проступала испарина, когда Феликс отчаянно сжимал его руки и пытался что-то говорить своим осипшим голосом. В какой-то момент в глазах неприятно защипало. Он почувствовал, как к горлу подбирается ком. Это было ядовитое ощущение безысходности, но он всё равно не мог заплакать. Точно не здесь. Не при Феликсе. Джину пришлось откинуть голову назад, несколько раз моргнуть и сделать глубокий вдох. Только после он смог продолжить:       — Мы обязательно сходим туда. И уже ты мне будешь рассказывать то, что знаешь.       — Хорошо, — помедлив, согласился Ли.       Он хотел добавить, что никогда не был в океанариуме. Ходить туда в одиночку ему не хотелось. К тому же не было времени. Он работал и учился, чтобы быть тем, кто лечит пусть не тигров, но не менее важных и значимых животных. Феликс хотел спасать жизни друзей – самых искренних и преданных. Из-за этого он во многом ограничивал себя. Он хотел быть признанным теми, кто от него отвернулся. Быть признанным людьми, и обществом, и, быть может, своими родителями, если те ещё живы.       Шумно втянув воздух, Ли не договорил. С трудом он поднялся с колен Хвана и, когда тот попытался подняться следом, качнул головой. Ему нужно было что-то делать самому, чтобы знать, что он ещё что-то может. Что в нём ещё есть сила и мужество. Прикрыв за собою дверь, Ли включил в умывальнике воду. Он делал так, чтобы заглушить звуки. Так ему казалось, что он сможет оградить Хвана если не от всей подноготной своей болезни, то хотя бы от её отвратительной части. О том, что это не помогало, Джин ему не говорил, как и о том, что он всё равно поднимался, шёл следом и стоял за закрытой дверью или, если Феликс неплотно её закрывал, наблюдал за ним через узкую щель. Зрелище было не из приятных, но Хван всё равно смотрел, потому что ему нужно было знать, насколько на самом деле Феликсу плохо. Знать, чтобы понимать, что делать дальше, как с ним обходиться и выдержит ли тот. Пока ни на один из этих вопросов ответа не было. Джин только бессильно сжимал кулаки, больно впиваясь ногтями в ладони, и возвращался на своё место, прежде чем Феликс его заметит. Сейчас всё было немного иначе: Хван всё-таки вызвал врача. Чтобы и дальше быть сильным, Ли нужно было есть, а пока он не мог даже пить. Это грозило истощением, и обезвоживанием, и потерей веса в дальнейшем. Перспектива вырисовывалась паршивая.       Когда Феликс показался из ванной, его осмотрели и пообещали назначить другой препарат. Хван проводил врача до двери, коротко поблагодарил и вернулся обратно к Ли, который практически сливался с подушкой. Он сел на край кровати и влажным полотенцем стёр испарину с его лба.       — Потерпи, — выдохнул он, — ещё немного. Скоро станет легче.       Феликс улыбнулся устало и блёкло. Его брови изогнулись, влажные ресницы слиплись. Он закрыл глаза и попытался расслабиться, но кашель заставил подняться и склониться вбок. Феликс кашлял, закрывая рот рукой, а после поданным Джином платком. Когда приступ отступил, Хван подал ему стакан воды с лимоном. Даже через силу, но тому всё равно нужно было пить, чтобы не стало хуже, чем есть сейчас. А ещё позже пришла медсестра с другим препаратом, который, по мнению лечащего врача, был эффективнее того, что Феликс принимал раньше. Удержать таблетки в себе было сложно, но через полчаса Ли стало легче. Не настолько легче, чтобы он смог встать и выйти на вечернюю прогулку или на ужин в кафетерий больницы, но, во всяком случае, достаточно, чтобы он перестал скрываться в ванной комнате.       Хван приоткрыл окно, впуская остывающий воздух зарождающегося вечера, и вернулся к кровати. Он не пытался лечь, чтобы Феликсу не было слишком жарко, но всё равно был рядом. Протянув руку, Джин прикоснулся к его лбу тыльной стороной ладони.       — Температура скоро спадёт, — сказал он. — Ты сможешь поспать.       — Поэтому я и говорил тебе, чтобы ты подумал над тем, чтобы ночевать дома, — беззлобно усмехнулся Феликс. — Не хочу, чтобы ты всё это видел.       Это было самое длинное предложение, которое он сказал за последнее время. На него Ли потратил почти все силы. На него и на то, чтобы, протянув руку, слабо сжать запястье Хвана, не давая тому отстраниться. Ему хотелось ощущать его кожу собственной. Рука Джина казалась ему приятно прохладной.       — А я не хочу, чтобы ты был один, — парировал тот.       Феликсу нужен был уход. За ним должен был кто-то присматривать. Не исключено, что круглосуточно, хотя бы первые несколько дней, а Ли не любил прикосновения и не доверял людям. Он бы не подпустил к себе кого-то чужого и незнакомого, если бы в этом не было крайней необходимости, не позволил бы никому подавать ему воду, потому что тогда бы проявил слабость, и тем более провожать его до ванной комнаты, поэтому Хван был здесь и не собирался покидать это место один.       — Не спорь, — попросил он, видя, как Феликс силится что-то сказать. — Просто помолчи. Закрой глаза и попытайся расслабиться.       Джин придвинулся ближе, опустил на шею влажное полотенце и обеими руками прикоснулся к щекам, после ко лбу. Он был действительно гораздо холоднее Феликса и мог хотя бы его жар забрать себе.       — Ляжешь со мной? — Феликс спрашивал, но его голос звучал почти умоляюще.       — Упрямец, — протянул Хван.       Время от времени он называл Феликса так, но не знал, почему вспомнил об этом сейчас. Может, дело было в том, что тот всё никак не мог замолчать. А может, Джину просто нравилось это прозвище. Он лёг на бок на самом краю и раскрыл объятия. Хван подождал, пока Феликс придвинется ближе, уткнётся носом в его грудь, и опустил руки на его плечи. Он чувствовал, как Ли слабо подрагивал, и это было похоже на лихорадку. Его тело было очень горячим, и Хван плохо понимал, почему Феликс предпочитал полагаться на объятия куда больше, чем на лекарство. Возможно, истинность была для Ли панацеей, а может, простое человеческое тепло. Чтобы это ни было, оно вскоре уняло дрожь и сделало дыхание Феликса более спокойным, а после позволило уснуть. Пусть недолгим, но всё-таки глубоким сном.       Ли проснулся спустя пару часов от ночного кошмара. Мокрый от холодного пота, с бешено бьющимся сердцем и сбитым дыханием, он никак не мог понять, где находится и что с ним происходит. Его запах, выразительный и виноградный, исказился. Стал немного кисловатым и смешался с ароматом солёного пота.       — Джин? — тихо позвал Ли. — Джин, — голос дрогнул. В глаза неприятно защипало, а после откуда-то со стороны дивана донёсся сонный голос Хёнджина:       — Я здесь.       Хван ушёл на диван около двадцати минут назад. Не то чтобы ему очень хотелось, просто он не хотел засыпать на самом краю. Точнее не хотел скатиться, грохнуться на пол и разбудить Феликса, поэтому, когда его сон показался Джину достаточно крепким, он поднялся с кровати и переместился на своё обычное место.       — Здесь, — повторил Хван.       Он включил настольную лампу, и по палате растекся приглушённый желтоватый свет. После поднялся на ноги и подошёл к Феликсу, тянущему к нему руки. Выглядел Джин обеспокоенно, но не стал спрашивать, что случилось. Таким Феликса он видел не впервые.       — Это всего лишь плохой сон, — выдохнул он и сел, чтобы обнять Ли.       Тот вцепился дрожащими пальцами в его футболку и жадно вдохнул аромат коньяка и трав. Феликс был мокрым. Его футболка неприятно липла к телу, но он, кажется, этого не замечал и жался к Джину так, словно боялся, что всё ещё спит.       — Это ведь не сон? — просипел Феликс. — Здесь и сейчас?       Он не помнил, что именно ему снилось. Но это что-то было очень страшным и очень реалистичным. Оно не давало его мозгу отдохнуть и заставляло повторять ту фразу, которую Ли произносил в дни, когда ночные кошмары были живыми и особенно яркими.       — Сейчас нет, — ответил Джин. — Сейчас всё по-настоящему.       И в действительности он не знал, хорошо это или плохо. Может, было бы гораздо лучше, если бы Феликс всё ещё спал, а после очнулся где-нибудь в крохотной съёмной комнатушке один, но здоровый. Если бы это как-то помогло и избавило бы Ли от боли и кошмаров, Хван выбрал бы никогда его не знать или никогда не приближаться к нему. Он мог бы наблюдать издалека. Или думал, что может, потому что пока Феликс был в его объятиях, рассуждать об этом было просто, но что произойдёт, если тот действительно исчезнет, Джин не знал и, что важнее, не хотел узнать. На мгновение он прижал Феликса к себе крепче, но после ослабил хватку и одной рукой кое-как дотянулся до тумбочки, чтобы взять стакан воды.       — Вот, выпей немного, а после я помогу тебе переодеться. Ты совсем мокрый.       Ли не противился. Его руки всё ещё дрожали, когда он делал неуверенные мелкие глотки. Феликс молчал и тогда, когда Джин помогал ему снять одежду, и когда тот регулировал в душевой воду, делая её приятно тёплой.       — Я справлюсь, — произнёс Ли, облокачиваясь о прохладную плиточную стену, а после вздрогнул, когда вода коснулась кожи. Ему было сложно стоять, но он всё ещё пытался доказать себе, что может что-то делать сам.       — Перестань, — тихо произнёс Джин.       Он не стал уточнять, что именно, но был уверен, что Феликс его поймёт, а если нет, то не страшно. Хван стянул с себя футболку и мягкие домашние штаны и шагнул следом. Он снял душевой шланг, кое-как сел на дно душевой кабины – благо места почти хватало – и потянул Феликса на себя, усаживая на собственные бёдра. Так ему не нужно было стоять, и он мог попытаться расслабиться. И сейчас Джину его не хотелось. И дело было даже не в том, как Ли выглядел, а в волнении и желании хоть как-то облегчить его состояние.       — Наклони голову немного назад, — попросил он и поднял лейку повыше.       Тёплая вода потекла по волосам и спине Феликса, смывая пот с его тела. Её шум и объятия Хвана немного расслабляли. И если бы Феликс закрыл глаза, он смог бы представить, что сейчас они просто мылись в душе. Что это была душевая кабинка в доме Хвана. И что за всем этим последуют ленивые поцелуи и секс, мягкий и очень чувственный. Феликс вполне мог бы это представить, если бы тело не отторгало химию.       — Перед тем как вернуться домой... давай заедем в парикмахерскую, — тихо попросил Ли. Он так сказал, потому что не хотел видеть, как его волосы будут выпадать клочьями. И не хотел, чтобы это видел Джин.       — Я могу сделать это сам. Дома или здесь, — произнёс тот.       Вообще он рассчитывал, что они поговорят об этом позже, но не стал переводить тему, а ещё не хотел везти Феликса в парикмахерскую. Он не знал, что случится в момент, когда состригут эти бледно-голубые волосы. Может быть, что-то внутри Ли сломается, и он заплачет прямо там, в кресле. А может, он будет сидеть с абсолютно каменным лицом и представлять, что всё это только плохой сон. Что бы это ни было, Хван не хотел, чтобы Феликса кто-то видел в этот момент и не хотел, чтобы к нему кто-то прикасался. Никто не должен был видеть его боль, потому что всё равно не смог бы прочувствовать её и понять. Это была только их борьба, но Джин не хотел его заставлять, потому добавил:       — Но если ты хочешь, мы заедем в салон.       — Я не... не знаю, — честно признался Ли.       Он понятия не имел, что будет, если Хван поможет ему. Не ощутит ли тот отвращение к нему? Крашенные или натуральные, но волосы во многом делали самого Феликса красивее. Он сам считал себя обычным. Во всяком случае, до тех пор, пока не решил сменить цвет волос на ярко-голубой и немного обновить свой гардероб. А ещё Ли знал, что Джина зацепил именно этот цвет. В конечном итоге на портрете волосы были не чёрными.       — Я не хочу, чтобы ты разлюбил меня, — добавил Феликс, ощущая, как в глазах неприятно защипало.       Хван отложил лейку, и шум воды стал тише. Он обнял лицо Феликса ладонями и заставил его посмотреть в глаза.       — Это всего лишь волосы, — произнёс Джин. Конечно, фраза была не совсем удачной, потому что свои волосы Феликс любил, но в сравнении с тем, через что ему предстояло пройти, потерять их было мелочью. — Когда всё закончится, они отрастут вновь. Такие же длинные, как сейчас, и тёмные. Под цвет твоих глаз. — Хван всё говорил, и большими пальцами поглаживал щёки Феликса в россыпи слишком ярких веснушек. — Давай... давай просто представим, что ты попал к паршивому парикмахеру. Знаешь, однажды для съёмки меня подстригли очень коротко, но спустя время всё отросло. Так что это не страшно. Это пройдёт. Ты будешь для меня таким же чудесным, как и сейчас, как и все дни до этого.       — Наверное, это было ужасно, — уголками губ улыбнулся Ли.       Джину очень шли его волосы, чёрные и отросшие до плеч. Ли нравилось, когда тот собирал их в небольшой хвостик на затылке. Феликс сам потянулся к шлангу, чтобы направить струи воды на себя и Хвана. Так было теплее.       — Но ты прав. Снова. Это... всего лишь волосы.       — Иди ко мне, — позвал Джин.       Он забрал у Феликса лейку и потянул его на себя. Хван подождал, пока тот ляжет на его грудь и устроит голову на плече, а после вновь позволил тёплой воде коснуться кожи. Хёнджин гладил его по спине и вместе с тем смывал с тела пот и плохие сны. Он надеялся успокоить Феликса, унять плохие мысли и, может, даже убаюкать этими прикосновениями, шумом воды, собственным дыханием. Любой из этих вариантов был бы по-своему выигрышным. И у него это практически получилось. Сонного Ли ему пришлось нести на руках обратно в кровать и уже там вытирать и одевать. Феликс не сопротивлялся, и когда его голова коснулась подушки, он действительно уснул до самого утра.