"Твои волосы пахли виноградом 2"

      С того дня прошло ещё около недели. Под присмотром Хвана Феликс набрал немного веса и больше не выглядел таким болезненным, и если бы не периодический кашель и привкус крови во рту, он бы забыл о том, что болен. Рядом с Джином Ли становилось заметно лучше. Его сон был относительно спокойным, рацион – сбалансированным, и неспешные вечерние прогулки укрепляли тело. Хван оказался идеальным настолько, что порой Феликс ловил себя на мысли о том, что, может, всё, что сейчас с ним происходило, на самом деле было всего лишь плодом его воображения. Может, в один из вечеров ему стало настолько плохо, что он впал в кому и сейчас, лёжа в больнице, балансируя на тонкой грани между жизнью и смертью, видел свой последний сон. Ли часто задумывался об этом, когда наблюдал за тем, как Хван рисует, или как готовит для него завтраки, обеды и ужины, или когда тот спал, прижимая его так крепко, будто боясь, что это он, Феликс, был сном, а не наоборот. И даже сейчас Ли смотрел на Хёнджина, собирающего сумку в больницу, и думал о том, что не заслуживает такого парня.       — Не нужно столько вещей. Это всего на три дня, — произнёс Феликс, отложив в сторону одну из своих книг, которые они с Джином всё же забрали из комнаты в общежитии. Маленькой и душной комнаты, в которую Джин сказал, что тот никогда больше не вернётся.       — Всего три дня, — губы Ли дрогнули, и улыбка, которую он пытался изобразить, на мгновение померкла.       Завтра им нужно было возвращаться в больницу. Вернее это нужно было Феликсу, а Джин не мог отпустить его одного. И Ли был благодарен ему за это, потому что эту ночь он снова провёл в кошмарах. Он боялся, хоть и пытался храбриться.       — Три дня – это достаточно много, — ответил Хван. Теперь он в это верил: его жизнь круто изменилась практически за день и продолжала меняться до сих пор. — Лучше, чтобы у тебя было всё необходимое. Тогда мне не придётся уходить.       Джин затолкал в сумку тёплую кофту и обернулся. Он успел заметить, как с лица Феликса сползает улыбка и как её место занимает натянутая эмоция, не имеющая ничего общего с радостью или хотя бы надеждой, и тяжело вздохнул. Хван нервничал, но старался этого не показывать. Причина была неизменной: Феликс в нём нуждался. И не просто как в альфе, с которым можно провести ночь, а как в человеке, способном находиться рядом и поддерживать его. Джин поддерживал. Он больше не заговаривал о плохом и вёл себя так, как если бы у Феликса была обычная простуда, но чем ближе был второй цикл химиотерапии, тем сложнее ему это давалось. Впрочем, Ли знать об этом было ненужно.       Хван коротко улыбнулся и подошёл ближе. Он мягко коснулся лица Феликса, поглаживая щёку большим пальцем.       — Время пройдёт быстро. Ничего не изменится, — сказал Джин. — Мы будем вместе засыпать, есть и гулять, читать книги, просто говорить. У меня ещё в запасе достаточно историй, которые я могу тебе рассказать. Твой лечащий врач подберёт тебе лекарство, и тебя не будет так тошнить. А через три дня мы вернёмся домой. Обратно в эту квартиру.       На словах всё звучало благопристойно и даже красиво, но Хван понимал, что действительность будет иной: Феликс вновь станет усталым и вялым, его кожа посереет и под глазами залягут глубокие тени, его будет мучить температура и, даже несмотря на таблетки, всё равно будет подташнивать. И потребуется время, чтобы привести Феликса в норму. Впрочем, всё это было неважно. С этим состоянием они могли справиться. Изменение распорядка дня, необходимость готовить что-то другое и чаще оставаться дома Хвана не пугала. Куда больше он опасался результатов анализов, которые Феликсу предстояло сделать. Джин боялся разговора с лечащим врачом и слов, которые тот мог сказать.       Ли тяжело вздохнул и мягко перехватил его руку. Закрыв глаза, он прижался губами к раскрытой ладони, и было в этом жесте что-то очень интимное и желанное тоже. Это было то доверие, которого Джин добился за эти дни, и мягкость самого Феликса, которую тот так старательно подавлял в себе всё это время.       — Ты прав, — согласился Феликс, и его брови болезненно нахмурились.       Он сильнее прижался губами к ладони Хвана и замер. Ему нужны были эти прикосновения и уверенность Джина. Они вселяли в него веру в то, что он нужен. Что его любят. Что Хван любит его.       — Но пообещай мне, что после ты вернёшься к своим сьёмкам. Ты и так проводишь со мной слишком много времени, — открыв глаза, Ли поднял взгляд на Джина.       — Конечно, — согласился тот и, взяв ладони Феликса в свои, опустился рядом с ним. — Мы вернёмся, я побуду с тобой день или два, пока не станет легче, и вновь выйду на работу. Не волнуйся, я сотрудничаю с достаточно понимающими людьми.       Это было правдой и в каком-то смысле спасало Джина, потому что будь всё иначе, от него бы, наверное, отказались и воспользовались услугами кого-то более надёжного, а потерять источник дохода для Хвана было роскошеством. Он нуждался в деньгах. Джин ещё не знал точно, о какой сумме идёт речь, но подозревал, что о гораздо большей, чем у него была. Точнее сейчас у него всё было в порядке, но лечение Феликса должно было продолжаться. Ли ждала операция, после ещё курс терапии и реабилитация. Это был долгий и дорогостоящий процесс, поэтому да – лишиться работы Хван не мог. С самим Феликсом он это не обсуждал и ни в чём ему не отказывал. Впрочем, тот и не просил ничего сверхъестественного. У Ли были простые желания, которые зачастую сводились к лимонам, куриному мясу и ягодам. А в последнее время и вовсе к прикосновениям. За последние платить не приходилось.       — Хорошо, — согласился Феликс. — Я тоже начну работать, — подавшись вперёд, Ли поцеловал родинку под глазом Хвана. Он сделал это, чтобы немного отвлечь Джина и не дать тому ответить отказом. — Это будет не физический труд и я никуда не буду выходить, — пообещал он, отстраняясь.       Феликс говорил о работе за компьютером. О дипломных работах и диссертациях. Или о мелких статьях. Раньше Ли подрабатывал так, когда у него было на это время.       — Ладно, — кивнул Джин.       Он пошевелился, улёгся на колени Феликса, обнял его за талию и уткнулся лбом в его живот. Это было преданное, доверительное положение.       — Но если почувствуешь, что не справляешься, — продолжил Хван, — то оставишь это, хорошо?       Тот бы предпочёл, чтобы Феликс вообще этим не занимался, потому что любая работа, даже не физическая, являлась нагрузкой, накладывала определённые обязательства. Ли пришлось бы напрягаться, много времени проводить за ноутбуком, подстраиваться под сроки. Тем не менее, Джин не мог его ограничить в этом желании. Во всяком случае, сейчас. Потому что это бы означало, что он в него не верит. Такого эффекта Хван добиться не хотел.       — Ты мне нужен, — тише повторил он фразу, которую произносил довольно часто. — Я люблю тебя.       Ли собирался ответить что-то подобное. Что Джин нужен ему. Что он обещает беречь себя и его тоже, но с губ его сорвался только судорожный вздох вместо слов. Хван и раньше говорил ему о том, как он важен, но ещё никогда его слова не превращались в такую банальную и в тоже время важную фразу.       Я люблю тебя.       Ли не помнил, говорил ли ему кто-то когда-то что-то подобное. Ему говорили, что у него хороший разборчивый почерк и он варит очень вкусный кофе. Говорили, что он усердный и талантливый тоже. Что у него получается ладить с животными и что из него выйдет отличный доктор. О нём говорили многое, но никто и никогда не любил его. Не любил просто за то, что он есть. За его веснушки и тёмно-карие глаза.       — Сумасшедший, — произнёс Феликс, ощущая, как щёки неприятно обожгло, и как в груди заколотилось сердце. Он так сказал, но его пальцы ласково прикоснулись к волосам Хвана. — Повтори эти слова, когда всё закончится...       — Упрямец, — хмыкнул Джин и, задрав футболку Феликса, приник губами к его животу.       Вообще после слов о любви и откровенных признаний было принято целовать в губы, но вставать Хвану было откровенно лень, а ещё у них всё равно было всё по-другому или, по крайней мере, не так, как у большинства пар, поэтому оставить влажный след у пупка он посчитал далеко не самой паршивой идеей. После Джин повернулся на спину, чтобы видеть лицо Феликса, залитое зачаточным румянцем.       — Когда всё закончится, я скажу другие слова, — пообещал он и протянул руку вверх, чтобы вновь прикоснуться к лицу Ли. — А пока привыкай к этим.       — Для этого необязательно было целовать меня в живот, — поморщился Ли, но эта хмурость была скорее демонстративной, как и попытки натянуть свою футболку обратно, чтобы избежать новых покушений на живот и другие части тела.       После течки они больше не спали друг с другом. Вернее спали, но секса между ними не было. Феликсу нужны были силы, но даже так его тело не могло не реагировать на такие откровенные прикосновения.       — Можно было поцеловать и в губы, — уже тише добавил он, склоняясь к лицу Джина. — К тому же... Что это за слова? Я и так встречаюсь с тобой. Живу с тобой. Сплю с тобой. Ты признаёшься мне в любви. Ничего удивительнее я уже не услышу.       — Я не сказал, что они будут удивительными, — повёл бровью Джин, приподнимаясь, чтобы сократить расстояние. Он ненавязчиво коснулся губ Феликса своими и только после продолжил: — Они просто будут. Очень нужные и правильные слова. Например, рано или поздно я спрошу тебя, хочешь ли ты иметь мою метку.       Вообще Джину очень хотелось поставить её ещё во время течки, но он сдержался. Так или иначе, это была травма. Травмы были Феликсу противопоказаны. Ему было противопоказано что угодно, что могло бы ослабить его организм, поэтому, когда становилось очень туго, Хван кусал себя. Точнее сначала он пытался стискивать зубами подушку, но Феликс так пах и был таким горячим под ним, что это не отвлекало.       — Не захочу, — качнув головой, ответил Ли, и его слова прозвучали достаточно твёрдо. Омега внутри него сказанному не обрадовался, и нежное место на стыке плеча и шеи неприятно обожгло. — Я считаю это глупостью. Я и так здесь. К чему эти метки? — Отдалённо Ли понимал зачем это нужно, но всё равно пытался противиться всему, что могло его обязать к чему-либо или сделать зависимым. — Я твой, а ты мой. Разве этого недостаточно?       — Достаточно, — согласился Хван, укладываясь обратно на колени. — Пока достаточно, — уточнил он, — но позже я спрошу тебя об этом по-настоящему. В другое время и при других обстоятельствах. Возможно, тогда ты передумаешь, но даже если нет – не страшно.       Джин коротко пожал плечами и улыбнулся. Он не настаивал. Пока. Сейчас это был не более чем шутливый разговор, попытка отвлечь, может, даже заставить слегка злиться. Во-первых, в такие моменты Феликс становился особенно милым. А во-вторых, он переставал бояться или, скорее, забывал об этом чувстве на время.       — Это больно. И неэтично, — ответил Ли, пытаясь доказать, что он твёрд в своих убеждениях. Он даже поднял руку Хвана и собирался укусить его, больно и до крови, чтобы тот понял, почему его омега не хочет метку, но так и не сделал этого. Взгляд Ли зацепился за следы от зубов на предплечье Джина. Те были ещё достаточно броскими. Феликс поморщился и мягко прижался к ним губами.       — Больно... — повторил он. — Прости, — извинился он, сожалея о том, что Хван тоже испытал боль в их первую близость.       — Перестань, — протянул Джин. — То есть целуй, конечно, но прекрати извиняться. Я почти ничего не чувствовал. Меня больше интересовал другой процесс.       Он приподнялся, мягко повалил Феликса на кровать и навис сверху, прихватив за бедро. Хван склонился, глядя в его тёмные и конкретно сейчас поблёскивающие глаза. И ему уже была знакома помесь этих эмоций: настороженность, возмущение, зачаточное желание, вызванное воспоминаниями о тех ночах, когда они были обнажёнными и влажными от пота. Джин усмехнулся и склонился. И могло показаться, что сейчас он накроет губы Феликса своими и получит если не разрешение поставить метку, то хотя бы прощальный секс, но он только прижался губами к его щеке и коротко шепнул:       — Пойдём ужинать.       После Хван скатился на бок, поднялся с кровати и протянул Феликсу руку.       — Давай. Сегодня особенный ужин.       С губ Ли сорвалось что-то похожее на тихое разочарование. Он сам не знал почему, но ему остро захотелось, чтобы организм снова дал сбой. Чтобы Хван вновь оказался глубоко в нём. Чтобы они стали единым целым. От одной только мысли об этом по телу пробежала сладкая дрожь.       — Особенный? Почему? — спросил Ли.       Нехотя он поднялся и мягко сжал руку Джина.       — Потому что мы уже неделю, как встречаемся, — хмыкнул Хван. — Круглая дата.       Конечно, он утрировал, но с другой стороны минувшая неделя для него была действительно важной. В какой-то степени его жизнь обрела смысл. А ещё он любил Феликса и хотел, чтобы каждый день для него был неповторимым. В особенности сейчас, когда тот нуждался в отвлечении и положительных эмоциях.       — А ещё он особенный, потому что готовить буду не я. И не ты тоже, — продолжил Джин. — Помнишь, ты хотел попробовать лобстера? Скоро они будут здесь. А ещё мы будем ужинать на балконе.       Днём там было очень жарко, но вечером температура падала, солнце скрывалось за крышами домов и, сидя за столиком, можно было наслаждаться видом на город с высоты двадцать третьего этажа.       — Неделю? — переспросил Феликс, ощутив, как в груди что-то снова неприятно кольнуло. И дело было не в Хване и его словах, а в том, что сам Ли не задумывался о таких вещах. Он никогда ни с кем не праздновал таких годовщин. Никто не отмечал с ним дату в неделю, сто дней или год. Не отмечал, потому что отношения Феликса обычно не длились долго.       — Ты... ты ставишь меня в неловкое положение. Я не совсем понимаю, как на это реагировать. Это ведь не год.       — И что? — резонно полюбопытствовал Джин, стаскивая с постели тонкий плед и закидывая себе на плечо. — Я же сумасшедший, странный, а ещё дурак, помнишь? — Он перечислил все прозвища, которыми наградил его Феликс за время их недолгого знакомства, но перечислил беззлобно, потому что все они ему нравились. — Моя мать праздновала каждый день рождения своего шизанутого шпица, так что считай, что это наследственное. Дата в семь дней мне нравится, а если так, то почему бы не отметить? Не нужно подбирать реакцию. Мы можем просто расслабиться и получить удовольствие. Только представь: красивый закат, хорошая музыка, несчастная варёная креветка.       У Хвана был хорошо подвешенный язык. Цепляясь за одно слово, он мог развить целую историю, отвлечь внимание и, может, даже развеселить. Иногда в общении с Феликсом это было очень кстати. Тот сторонился обычных вещей, и Джин старался вывернуть всё так, чтобы в его повествовании они становились чем-то вроде занятной странности. Обычно это работало. Сегодняшний день не был исключением.       — Креветка так креветка, — согласился Ли.       Ему казалось, что если Джин приложит немного усилий, то сможет добиться всего, чего хочет. Даже если тот вдруг захочет заиметь сейчас с ним детей, или поставить чёртовую метку, или повести его в ЗАГС, чтобы расписаться.       — Ни слова больше! — Феликс поспешил дёрнуть Хвана на себя и впиться в его губы поцелуем, чтобы прервать его поток всех тех доводов, которыми тот мог бы сейчас его задавить.       — Я согласился на креветок, — выдохнул Ли, отрываясь от губ Хвана. — И на твои закаты тоже.       — А на наши? — хмыкнул Хван и лукаво повёл бровью, но ответить не дал, вновь накрывая губы Феликса своими.       Он целовал его до тех пор, пока в дверь не позвонили. Когда звук стал настойчивее, Джин всё-таки отстранился, отдал Феликсу плед и пошёл открывать. Доставка из ресторана прибыла точно в назначенное время. Хван забрал заказ. Какое-то время он провозился на кухне, раскладывая еду по белым тарелкам, чтобы всё выглядело прилично, а после направился в сторону балкона. Феликс уже был там. Сидел за плетёным столом и смотрел на солнце, которое медленно клонилось к горизонту.       — Наш ужин, — уведомил Хван, расставляя тарелки. — Ничего острого, ничего консервированного, ничего копчёного.       Он заказал лобстеров, кальмаров, морских гребешков, креветок и крабов, не считая картофеля и обычного греческого салата. Феликс не любил рыбу, но ему всё равно были необходимы морепродукты, и Джин понадеялся, что хотя бы что-то из этого придётся ему по душе. К тому же стоило всё это не так уж и дорого, и повод действительно был.       — Смотри, он весь твой, — произнёс Хван, ставя перед Феликсом блюдо с увесистым лобстером.       Джин как-то рассказывал, что ел таких, когда был в Италии. Ли захотел попробовать. Тот редко озвучивал какие-либо желания, особенно если они были гастрономического характера, а Хван знал довольно неплохой ресторанчик морской кухни, так что счёл это хорошим знаком.       — Он огромен, — искренне удивился Ли.       Конечно, он преувеличивал, но его реакция была живой. К тому же ему нравилось, что Джин всегда говорил наш, нам и мы. Это было по-своему волнительно, и, быть может, где-то глубоко внутри Ли сходил от этого с ума, пьянел и влюблялся в Хёнджина. Не сразу и не с головой. Но постепенно это чувство разгоралось у него в груди.       — А как его нужно есть? Его ведь не разрезать вилкой.       — Вилкой нет, а ножом очень даже, — заметил Хван.       Он сел в своё кресло и придвинул ближе к себе тарелку с собственным лобстером.       — Смотри, сначала отрываешь ножки и клешни. Клешни можно разломить вон теми щипцами. — Он указал на столовый прибор рядом с тарелкой Феликса. — А после отрываешь хвост. Делаешь вертикальный разрез и достаёшь мясо. Всё очень просто. Попробуй. Давай вместе со мной.       Конечно, Джин мог бы сделать всё сам, достать нежное мясо, положить на тарелку и Феликсу осталось бы только съесть, но так было неинтересно. В первую очередь для самого Ли. Это бы лишило его удовольствия. Так Хван думал и не торопился вмешаться в процесс со своей в данном случае ненужной помощью.       Помедлив Феликс согласно кивнул. Он сделал всё, о чём говорил ему Джин, и на деле это оказалось занимательным. Ли нравилось, как ломался панцирь и как пахнет мясо тоже.       — Мне кажется, здесь не хватает алкоголя, — заметил он, прежде чем протянуть первый кусочек Хвану. — Ты можешь выпить, я не буду против.       Феликс был прав: сейчас им бы не помешала бутылка хорошего белого вина. Они бы могли пить, заедать лобстером, слушать музыку и смотреть на закат. И если бы Хван додумался устроить этот вечер раньше, подав под соусом, что хочет отметить пять дней с момента их связи, всё было бы немного иначе, но назавтра был назначен второй цикл терапии и Джин не был уверен, что пить сейчас – хорошая идея. Во всяком случае, пить много. Он приподнялся, чтобы стащить с вилки Феликса кусок мяса, но взамен отдал то, что достал из клешни своего лобстера. После он всё-таки ушёл и вернулся с вином. С двумя бокалами сухого белого вина, которое он привёз из Италии и оставил для особого случая. Там было всего на пару глотков. Пожалуй, столько же наливали во время дегустации.       — Оно лёгкое, — сказал Хван, — просто для вкуса. Так вечер будет полноценным.       Конечно, Джин не хотел ничего испортить. Перед тем как забрать Феликса, он говорил с его лечащим врачом. Ли был противопоказан любой контакт с сигаретами и табачным дымом, но при хорошей переносимости химии выпить он всё-таки мог. Совсем немного и ничего крепкого. Это давало немного свободы, позволяло брать от мгновений больше.       — Не думаю, что это хорошая идея, — нахмурившись, ответил Феликс. Вид протянутого ему бокала выглядел крайне подозрительно. Конечно, ему хотелось бы попробовать, но он боялся того как на это отреагирует его организм. — Я ведь никогда не пил ничего крепче кофе.       — Кофе вредит гораздо больше, чем вино, — заметил Джин, но после изогнул губы в мягкой улыбке. — Но если не хочешь, то лучше ненужно. Я могу принести тебе воду с лимоном. По вкусу тоже подойдёт.       У Феликса был его тёплый некрепкий чай, но воду с лимонными дольками тот предпочитал больше. В холодильнике ещё остался запас тех фруктов, которые они купили в тот день, когда Ли только оказался в этой квартире.       — Ненужно, — качнув головой, ответил Ли.       На самом деле он хотел воды, но вот напрягать Джина – нет. Поэтому Феликс предпочёл отказаться, и чтобы Хван не продолжил настаивать, он предложил альтернативу. Странную, но, как ему показалось, действенную.       — Я могу попробовать. Ощутить вкус вина вместе с твоим поцелуем.       Ли сам не верил в то, что нёс подобный бред, и что, говоря это, он снова начинал краснеть, словно это не он несколько дней назад кувыркался с Хваном в одной постели.       Джин коротко усмехнулся и, протянув руку, коснулся щеки Феликса кончиками пальцев. Так он без слов говорил о том, что заметил его румянец, и, пожалуй, был восхищён им так же, как любым другим проявлением искренних эмоций. Феликс рядом с ним был настоящим. Тот злился, смущался, радовался и изредка даже смеялся. Его эмоции были живыми, и Джину это нравилось.       — Положи это в рот, — Хван протянул ему кусочек мяса, наколотый на вилку, подождал, пока Феликс примет его и после сделал глоток из своего бокала.       Вино было кисловатым, но в сочетании с нежным мясом оседало приятным послевкусием на языке. Джин поднялся на ноги, обошёл стол и, склонившись, прижался губами к приоткрытым губам Феликса. Зарывшись пальцами в волосы, он передал ему всего полглотка.       Это было странное сочетание. Для Ли в первую очередь. Он ощутил, как во рту становится тепло, и как это тепло скользит вниз по его горлу и теряется где-то в животе. Не сказать, что Феликс проникся вином после первого неполноценного глотка, но для себя он уяснил, что ему нравится целоваться с Хваном. Нравится, что поцелуи разные. Что у них разный вкус и напор. Что эти губы, выразительные и мягкие, принадлежат только ему.       — Ещё, — попросил Ли, когда Джин попытался отстраниться. — Поцелуй.       Феликс просил, но Хван не торопился исполнить эту просьбу. Он не убирал руку, удобно лежащую на затылке Ли, но и не пытался вновь раскрыть его губы языком, потому что знал: после таких просьб они оказывались в постели абсолютно голые, возбуждённые и пытающиеся насытиться друг другом. И это было вовсе не плохо, если не считать, что сейчас на тарелках остывал их ужин, Феликсу нужно было есть, а идти куда-то в другое место вообще не хотелось.       — Мы не можем сделать это здесь, — выдохнул Хван, хотя альфа внутри него придерживался совершенно противоположного мнения, а после всё же поцеловал Феликса напористо и влажно. Так, как нравилось им обоим. И в этот момент Ли послал к чёрту всю свою прошлую жизнь. Жизнь, в которой не было секса, алкоголя и Хвана.       — Мы можем, — прикусив нижнюю губу Джина, на выдохе произнёс Феликс.       Он собирался сказать, что они не только могли, но и сделают это, но после всё же решил, что не стоит. Вернее за него решили остатки здравого смысла, затыкая рот омеге внутри него.       — Но лучше позже. Да... позже.       — Именно, — шепнул Хван, после ещё раз провёл языком по губам Феликса и всё-таки отстранился, хотя ему хотелось продолжить.       Ему хотелось взять Феликса прямо здесь. Стоя. Приспустить его штаны, войти в него сзади, заставить цепляться за перила, прогибаться в спине и приподниматься на носочки. Он хотел бы взять его немного грубее, чем прежде, и вот это уже была паршивая идея. Сейчас им лучше было делать это в кровати, или на крайний случай на диване, или на любой другой мягкой горизонтальной поверхности, где Феликсу не нужно было бы слишком напрягаться. В последние дни он кашлял немного меньше, и Хван решил, что химия всё-таки работает, но испытывать судьбу не хотел.       — У нас ещё есть эта ночь, — сказал он, возвращаясь в своё кресло. — А сейчас у тебя есть лобстер.       Ли опустил взгляд и мысленно поблагодарил богов и Хвана за то, что на нём сейчас лежал плед, и Джин не видел того как его тело реагировало на простые поцелуи. С другой стороны, Феликса с головой выдавал запах и слишком шумный глоток чая.       — Я больше не буду просить тебя поцеловать. Теперь кусок в горло не лезет.       Ли преувеличивал. Кусок лез, но хотелось совсем другого, и Феликс, нахмурившись, бросил в рот уже успевшее остыть мясо, пережевал его и проглотил.       — Вкусно, да? — полюбопытствовал Джин и отпил ещё вина.       Его синие глаза горели, с лица не сползала та самая лукавая и немного хищная улыбка, аромат винограда дразнил и как-то очень гармонично сочетался с лобстером, которого Хван жевал. И вечер из обычного романтичного постепенно становился интересным. Сам Джин этому не сопротивлялся: стараться делать всё, что и обычные люди, пытаться жить полной жизнью, когда это возможно, ему казалось гораздо лучшим решением, чем нарисовать на всём крест и ждать некого дня Х, когда всё устаканится и встанет на место, поэтому, когда у Феликса были силы, они гуляли, ходили в парк, и к озеру, и по ближайшим магазинам. Они смотрели фильмы, когда тот хотел остаться дома, вместе готовили в дни, когда Ли перестало тошнить. Они вели себя так, как и все пары, изредка прерываясь на ограничивающие факторы вроде приёма лекарств, ношения маски и приступов кашля. Джин знал или, во всяком случае, догадывался, что последующие циклы терапии вытянут из Феликса силы, но пока тот чувствовал себя удовлетворительно, пока улыбался и жил, был готов временно об этом забыть.       — А что если я сам попрошу? Откажешь мне?       — Если попросишь, я подумаю. Но не факт, что соглашусь. Ты становишься жадным, и я с тобой становлюсь таким же.       — Я всегда таким был, — ответил Джин, — потому что если нет, ты бы сейчас здесь не сидел.       Вообще Феликс находился здесь скорее из-за его настойчивости, чем из-за жадности, но в некоторых случаях Хван считал эти понятия практически соразмерными. В конечном итоге он бы не становился настойчивым, если бы не желал что-то получить. Внимание, например, признание или своего омегу. И всё-таки с тем, что получал, Джин обращался бережно. Он подождал, пока Феликс съест всё мясо, которое достал из лобстера, сам оприходовал пару морских гребешков и допил вино и только после вновь поднял взгляд на Ли.       — Поцелуй меня, — попросил Джин и сделал это впервые за все дни, что Феликс провёл в этой квартире.       Эта просьба заставила Ли усмехнуться. Сейчас в его руках была мнимая власть, и он мог бы с лёгкостью отказаться. Или не с лёгкостью, но всё же показать, что ему хорошо и так. На расстоянии. Если бы он это сделал, то, наверное, после возненавидел себя. Феликс не считал себя гордым, и за последние дни осознал, что ему нравятся поцелуи. Особенно поцелуи с Хваном, и когда тот просил, ему тоже нравилось.       Ли не стал ничего говорить. Он вытер салфеткой руки и поднялся с кресла. Он пересел на бёдра Джина и, обняв его лицо ладонями, склонился, чтобы поцеловать, мягко и медленно.       — Скажи... я стал лучше целоваться за эти дни? — шёпотом спросил Феликс, перед тем как вновь прижаться губами к губами Хвана, настойчиво раздвигая их языком.       Тот не ответил, потому что не хотел отрываться. Феликс пах сладко, его вес на бёдрах ощущался слишком нужным и правильным, и его слюна на вкус была слегла кисловатой, как сухое вино и лимоны, нежной, как сочное мясо, которое тот ел, и свежей, как огурец, который Ли вкидывал в рот, потому что так ему было вкуснее. Джину нравилось. Он обхватил язык Ли губами, посасывая, и запустил руки в его мягкие домашние штаны. Хван по-хозяйски опустил ладони на его ягодицы, прижимая к себе, двинул бёдрами и шумно сглотнул.       — Скажи, — усмехнулся он и, оторвавшись от губ, приник скользящими поцелуями к шее, — если я войду в тебя прямо сейчас, то буду слишком чокнутым или слишком жадным?       — Ты будешь мёртвым, — отозвался Ли, и его слова прозвучали скомкано и как-то неправильно. Феликс хотел сказать Джину, что с ним так нельзя, но его голос и дрожь слишком красноречиво говорили о том, что иногда всё-таки можно и, возможно, даже нужно.       На мгновение он прикрыл глаза, подставляясь под поцелуи. И ему нравилось, как они ощущались на коже. Ли знал, что впереди его ждёт химия и её последствия, и что после он станет совсем некрасивым и непривлекательным, поэтому сейчас он мог позволить Джину немного вольности. Быть таким, каким тому хотелось.       — Сегодня... сегодня ты можешь взять меня так, как ты хочешь, — голос Ли дрогнул.       Он не знал, что тот другой Феликс уже говорил нечто подобное Хвану. Во сне. В душном и жарком сне, который сам Джин хорошо помнил, но не хотел повторять. То есть ему нравилось, когда в реальности происходило нечто похожее, но всё равно не желал пройти по этому пути до конца. Завершение того сна Хвану не нравилось. Точнее до конца он не досмотрел, но то, что успел увидеть, вызывало в нём чувство тревоги. Джин попытался отмахнуться от этих мыслей и слегка прикусил кожу на шее Феликса. Когда он так делал, тот становился совсем податливым и влажным, и его аромат влёк ещё больше.       — Я хочу, чтобы нам обоим было хорошо, — шепнул Джин.       Он подцепил пальцами футболку Феликса, обнажая его тело, и кое-как дотянулся до пледа, брошенного у кресла. Им он накрыл плечи Ли, скрывая и его, и себя от возможных взглядов тех, кто точно так же решил провести вечер на своём балконе, полюбоваться закатом или просто покурить. Джин приспустил его штаны и свои собственные тоже и крупно вздрогнул, когда они соприкоснулись обнажённой кожей. За всю свою жизнь Хван ни с кем не ощущал ничего подобного. Его ни к кому так не тянуло, он никого так не хотел и ни о ком так не беспокоился. Никогда обычные поцелуи не вызывали в нём настолько дикого желания продолжить или хотя бы просто быть рядом, чтобы и дальше вдыхать полюбившийся запах. А ещё они ни разу не занимались сексом вслепую. По сути, сейчас Джин делал всё на ощупь и это тоже по-своему возбуждало. Хван видел только лицо Феликса, неровные пятна румянца на его щеках, тёмные глаза, расширенные зрачки и то, как чувственно раскрываются губы всякий раз, когда он дотрагивается до пульсирующего входа, дразня, расслабляя. Ноздри Джина нервно дёргались, и на лбу проступила испарина. Он был напряжён, и сосредоточен, и когда налитая головка вошла в тело Феликса, с его губ сорвался низкий откровенный стон и ладони крепче сжали ягодицы.       — Джин… — сорвалось с губ Ли его имя.       Феликс всегда звал его, когда тот входил в него. Так ему, Ли, казалось, что он не потеряет связь с реальностью и с Хваном тоже. Тот был его точкой опоры. Его миром. Целым и неоспоримым. И когда они становились едины, для Феликса всё теряло свою ценность. Существовал только Джин и чувства, которые он к нему испытывал. Громкое восхищение и тихая любовь. Горькая злость и сладкая боль. Ли влюблялся в Хвана, сам того не подозревая. В его синие глаза и идеальную родинку. В изгиб его мягких губ и бархатистый голос.       — Джин, — повторил Ли, обнимая лицо Хвана руками, склоняясь к его губам, чтобы провести по ним языком.       Феликс сам двинул бёдрами. Сам сделал волну в попытке ощутить, как горячая плоть проникает в него глубже, как она пульсирует внутри него.       — Горячо...       — Не спеши, — шумно выдохнул Хван ему в губы и крепче сжал бёдра. — Иначе я кончу раньше времени.       У Джина никогда не было с этим проблем, но Феликс заставлял его желать, гореть и терять самообладание. Он сжимал его так сильно, что это было практически больно, но эта боль тоже была желанной, необходимой. Джин облизал губы, шумно сглотнул и упёрся лбом в его плечо. Какое-то время он не шевелился, только сбито дышал и пытался взять себя в руки. Пытался подавить желание сделать несколько рваных толчков и кончить, будучи глубоко внутри. Только когда жар отступил, он скользнул к талии Феликса и заставил его опуститься ниже, позволил прочувствовать себя, слиться с ним. Джин был в нём, и Ли не хотел терять это чувство. Ощущение заполненности ему нравилось. Как и то, как менялось выражение лица Джина, его голос и запах тоже.       Склонившись, Ли уложил голову на его плечо, и этот жест был исполнен слепой преданности, какой-то изощренной любви.       — Хочу... остаться так. На этом балконе вместе с тобой на целую вечность.       — Я тоже, — честно признался Джин.       Не то чтобы сейчас он думал именно о балконе, но о том, чтобы оставаться с Феликсом – да. Ему всегда нужно было находиться где-то поблизости или хотя бы знать, что в любой момент он может прийти и быть по-настоящему принятым, нужным. Хван не собирался сдаваться и отпускать Феликса тоже. И пока тот был в его руках, близкий и пахнущий виноградом, он был счастлив. Пусть завтра Феликса вновь ждали дни в стенах больницы и новый этап борьбы с тем, что убивало его, у них ещё был этот день. Джин обнял его, ласково поглаживая по спине, и плавно двинул бёдрами. В те дни, когда они были особенно близки, заниматься нежным сексом вошло в привычку. Это было даже хорошо: они никуда не торопились, не упускали мгновения, они могли наслаждаться и насыщаться друг другом постепенно, и медленно накатывающие волны оргазма всегда были особенно яркими. Феликсу нравилось ощущение этой близости и запах коньяка с чабрецом тоже. Так, пусть и ненадолго, он забывал о том, что болен, и что, быть может, у него уже не будет будущего. Только настоящее. Здесь и сейчас он мог получить от жизни если не всё, то точно многое.       Ли дрогнул и прижался губами к нежному месту под самой челюстью. Делать это в кресле и на балконе было неудобно, но всё равно хорошо. Ему было хорошо и Джину, пожалуй, тоже.       — Когда-нибудь, — прошептал Феликс, добравшись до уха Хвана. — Я позволю... позволю тебе кончить в меня.       Ли представлял, что в момент пика они с Джином будут едины. Их языки и тела будут сплетены и там, глубоко внутри него, семя Хвана будет таким же горячим и влажным, как и его поцелуи. Эти слова заставили Джина вздрогнуть и сильнее прижать Феликса к себе. Они жаром сводили низ живота, будоражили фантазию и вместе с тем вселяли надежду в некое будущее, которое сейчас казалось весьма туманным.       — Я буду ждать, — горячо выдохнул он, — столько, сколько потребуется...       Не сдержавшись, Джин двинул бёдрами немного резче, срывая с губ Феликса откровенные стоны. Те были низкими, мелодичными. Хвану нравилось слушать, как они звучат, и видеть, как Ли откидывает назад голову и подкатывает глаза, как подгибаются пальцы на ногах и ладони цепляются за плечи. Он сжал его ягодицы, заставил приподняться и вновь вошёл на всю длину. Феликсу нравилось так – немного напористо, чувственно. Он начинал выгибаться, метаться, пытаться неосознанно соскользнуть. Его приходилось удерживать, и тогда он достигал яркого пика, от которого на мгновение темнело в глазах. Такого же, как сейчас, когда с его губ сорвался громкий восторженный стон, и семя запачкало футболку Джина. Тот сделал ещё несколько толчков в горячее пульсирующее тело и кончил, едва успев выйти.       Ли вновь прижался к шее Хвана губами. Он языком собрал солёные капли, и его пальцы коснулись ещё не успевшей упасть плоти. Ли сжал его член у самого основания. Так можно было ненадолго задержать удовольствие в теле, пусть и остаточное.       — Можно я попробую прикоснуться к тебе губами? — спросил он.       Хван ответил не сразу. Он приоткрыл губы, но слова застряли где-то в горле. Он хотел этого. Возможно, даже мечтал, но никогда не просил Феликса об этом даже в дни течки, когда тот был близок к тому, чтобы выполнить любое его желание. Джин его берёг и опекал. Он понимал, что, возможно, перегибает палку и старался не быть слишком навязчивым, но всё равно опасался, поэтому они не гуляли под открытым солнцем, не ели того, что Феликсу было противопоказано, и не занимались напористым откровенным сексом. То, что собирался сделать Ли, как раз подходило под это понятие, но в последние дни он чувствовал себя лучше и выглядел гораздо живее. Помедлив, Джин кивнул. В конечном итоге он обещал, что этот вечер будет особенным. И когда Феликс соскользнул с его бёдер вниз, когда спрятал своё тело под тонким пледом, Хван увидел, как на веснушчатой коже вновь оседает знакомый румянец, пятнистый и по-своему красивый.       Ли медлил. В груди от волнения сердце билось слишком быстро. Еще пару минут назад член Джина был в нём, твёрдый и пульсирующий, а сейчас маячил перед его лицом. Феликс судорожно втянул запах винограда, коньяка и чабреца. Это была странная, но волнующая смесь. Ли ощутил, как внизу живота снова завязался знакомый узел.       — Только не смейся, — попросил он, не поднимая на Джина своего взгляда. — Я никогда этого не делал.       Ли шумно выдохнул и, подавшись немного вперёд, провёл языком по всей длине. Он сделал это на пробу, после прижался губами к налитой головке. Когда Феликс сделал это ещё раз, Джин крепче сжал пальцами подлокотник, чтобы избежать соблазна прикоснуться к светло-голубым волосам. Если бы он сделал это, то заставил бы того открыть рот пошире, опуститься ниже, взять глубже. Или, во всяком случае, попытался бы получить больше. Хван нервно облизал губы, подсушенные тёплым ветром, и тряхнул головой. Феликс был неумелым в этой ласке, но он был его омегой, красивым и распалённым, и его аромат заволакивал сознание, и губы были очень горячими и мягкими, и прикосновения языка сейчас ощущались очень остро. Джину нравилось. По-настоящему. Мышцы его живота напряглись, в ушах шумела кровь. Мутным взглядом он наблюдал за Феликсом, за тем, как он прикрывает губы, как головка исчезает в его тёплом рту.       — Вот так, да... так хорошо, — выдохнул Джин и всё-таки протянул руку к Ли.       Он запутался пальцами в его волосах и сжал их в кулак. Он старался не тянуть и не давить тоже, но эта картина была изысканной и в равной степени извращённой. Увлечённый, Феликс не пытался сопротивляться. Напротив, прикосновения Джина и его хриплый от возбуждения голос заставили Ли едва приподняться. Когда он сделал это, плед соскользнул с его плеч, но тот, кажется, этого не заметил. Он ласкал член Хвана так, как хотел бы, чтобы тот однажды ласкали его. Пусть неумело, но старательно и очень жарко.       Феликс оторвался от своего занятия, чтобы языком зацепить уздечку, а после поцелуями опуститься ниже.       —Я научусь, — шепнул Феликс, возвращаясь к головке, вбирая её в рот немного глубже и тут же с громким причмокиванием выпуская обратно.       Хван усмехнулся остро и как всегда немного лукаво. Он отпустил волосы Феликса и прикоснулся к его лицу, большим пальцем стирая с губ вязковатую слюну, про себя отмечая, что даже после всего того, что между ними было, тот выглядел по-прежнему невинно. Джин склонился к его уху, и губы зашевелились, выпуская тихий шёпот. Низким приглушённым голосом он говорил о том, как хорошо ему было в их первый раз и по все последующие тоже, как хорошо ему было там, внутри Феликса, как узко и горячо ощущалось его тело, какой сладкой была его дрожь и возбуждающим – аромат. Хван толком не знал, зачем это делает, но ему понравилось, как Феликс напрягся, и он практически ощутил дрожь, прошедшую по его телу. Ладонь потянулась вниз, прикоснулась к животу и скользнула к паху. Пальцами Джин обхватил его аккуратный член во влажных потёках подсыхающего семени и сделал несколько движений по стволу.       — Ты соблазнишь даже дьявола, — шепнул он. Это была практически единственная полноценная фраза, которую Джин знал на итальянском, но её смысл в общих чертах был понятен.       Хван поднялся на ноги и потянул Феликса за собой. Он повернул его к себе спиной, заставил упереться руками в перила, оттянул ягодицу и вошёл медленно, но до самого основания, забыв и о пледе, и возможных наблюдателях на балконах, потому что всё это было неважно: даже если кто-то заявит в полицию, это всё равно будет лучший вечер в его жизни. Их вечер, проведённый вдвоём и полный ярких эмоций.       Наверное, будь Ли здоровым и не встреть Хвана, то он всё ещё работал бы в той кофейне и носил безликую рабочую форму. Он бы никогда не решился покраситься в яркий цвет и никогда бы не захотел сделать пирсинг или татуировку, записав свои желания на небольшом листе бумаги с пометкой «на будущее». Если это будущее, конечно, будет. Феликс был более чем уверен, что он так бы и жил в той маленькой комнатке в общежитии и грыз бы гранит науки, а после, если бы повезло, устроился бы ветеринаром и съехал в место получше. А ещё он бы ни за что не стал бы заниматься сексом на балконе с видом на вечерний город. На яркие огни других окон. И его лицо не пылало бы от смеси удовольствия и стыда. И он бы точно не цеплялся за эти перила, как за спасательный круг, не тянулся бы вверх на носочках, и не кусал губы в кровь, чтобы сдержать свои стоны. Но время от времени, когда проникновения были особенно глубокими, они всё-таки срывались и заставляли Джина крепче сжимать его бёдра, желать большего, входить резче. Впрочем, Хван быстро вспоминал о том, что сейчас у них не всё гладко, и сдерживался, но им всё равно было хорошо. По-настоящему. И не имели значения ни люди вокруг, которых они не видели, но которые, возможно, видели их, ни все прошлые мысли, ни завтрашний день. Они существовали в этом мгновении, обласканные лучами закатного солнца, и это тоже было прекрасно. Настолько, что Феликс не сразу захотел возвращаться. Когда всё закончилось, они ещё какое-то время сидели в креслах на балконе. Джин в своих мягких штанах и Феликс, завёрнутый в плед. Хван подкидывал ему в тарелку крабовое мясо и тот лениво отщипывал небольшие кусочки. Выглядел Ли устало, но, кажется, был довольным.