"Твои волосы пахли виноградом 2"

      Позже Хван мог наблюдать, как подрагивают ресницы Ли, и слушать его тяжёлое, но относительно ровное дыхание. Тот уснул на середине второго фильма. Фильма, название которого он вряд ли бы вспомнил, если бы кто-то его разбудил.       Феликс спал, уложив голову на колени Джина. В его тарелке лежал кусок недоеденной птицы, губы поблёскивали, и в самом уголке остался след от томатного сока. Впервые за долгое время ему не снились сны. И картина, стоящая в самом углу и развернутая к стене по его просьбе, сейчас не тревожила.       Он не почувствовал, как Джин, придерживая его голову, выбрался и встал на ноги. И не почувствовал, как тот поднял его на руки и перенёс в спальню. А если и почувствовал, то не стал открывать глаза. Вообще Джин мог бы оставить его и в гостиной, но тому нужен был отдых. Отдых в нормальной мягкой кровати без перспективы проснуться на полу. В ту ночь они спали вместе, и за последние четыре дня она была первой полноценно спокойной. Хван открыл глаза на рассвете. Сегодня у него были съёмки. Он должен был уйти к одиннадцати, но утром у него ещё было свободное время. Во всяком случае, время, не обременённое работой, которое он мог потратить на будничные дела. Готовка была одним из них. Немного взлохмаченный, Хван стоял у плиты. В одной руке он держал чашку с крепким кофе, во второй – деревянную лопатку, которой помешивал спаржу. Таким его застал Феликс. Тот проснулся спустя полчаса после ухода Хвана. Его разбудил зачаточный кашель, влажный и с металлическим привкусом во рту.       — Доброе утро, — сипло произнёс он и улыбнулся.       Такой Хёнджин показался ему очень тёплым и уютным и, несмотря на вновь накатившую усталость, Ли захотелось подойти к нему ближе и обнять. Он не сделал это только потому, что не хотел мешать, а ещё он всё ещё считал, что ему нужно хотя бы постараться держать приемлемую дистанцию между ними.       — Доброе, — отозвался Джин, обернувшись.       Он оставил чашку и лопатку на тумбе и сам подступил к Феликсу. Обнимать его Хван не стал, подозревая, что пахнет едой, но всё равно приблизился, чтобы пропустить сквозь пальцы пряди его волос и мягко коснуться губами щеки. Ему этого очень хотелось.       — Ты как? Как спалось?       Хёнджин слышал, как тот кашляет, и подозревал, что именно это Феликса и разбудило, но тот всё равно спал достаточно долго, так что это вселяло надежду, что его организм смог немного отдохнуть.       — Завтрак уже готов. Если хочешь, заварю тебе чай.       — Кажется, я переспал, — ответил Ли и слегка замялся.       Пару дней назад он, наверное, стёр бы след чужих губ со своей щеки, но сейчас принял это как должное. Тем более Джин вёл себя ненавязчиво и не лез ему в штаны. Это подкупало так же, как и забота. Как и улыбка на его лице.       — Тёплой воды с лимоном. Если можно.       Есть ему не хотелось, а вот пить очень даже.       — Хорошо, присядь пока.       Хван сдвинул с плиты сковороду и потянулся за чайником. Лимоны помогали Феликсу справляться с тошнотой, так что они запаслись ими ещё вчера. Джин взял стакан побольше, бросил несколько долек, раздавил их ложкой и залил водой. Стакан он вручил Феликсу, а рядом поставил блюдце с чищеной морковью, кусочками яблока и груши. Он делал так и в больнице: постоянно оставлял рядом какую-нибудь маленькую тарелку с чем-то, что можно было взять и положить в рот. Зачастую это работало: какое-то время Феликс не обращал на еду внимания, но после то ли забывался, то ли голод брал верх и он начинал понемногу тягать то, что ему больше нравилось.       — Сегодня у меня съёмка. Меня не будет несколько часов, — напомнил Джин. — Мой телефон у тебя есть. Ключи от квартиры я оставлю на обувной полке. Если надумаешь выйти, постарайся не забыть мобильный. Это твои лекарства. Не забудь принять. — Он поставил на стол пластиковый контейнер. Пока закипала вода на кофе, Хван занимал себя тем, что раскладывал купленные вчера таблетки в ячейки с надписями дней. — Еда будет в контейнерах в холодильнике. Если захочешь и будут силы, можешь приготовить что-то другое. Если нет, останется только разогреть.       Конечно, Джин знал, что Феликс может сам о себе позаботиться или, во всяком случае, мог. Он верил ему, но его болезни – нет. То, что жило в лёгких Ли, было опасно, коварно и могло дать о себе знать в любой момент. Конечно, химия действовала, но Джин всё равно страховался, и если бы ему не нужно было работать, он бы предпочёл находиться где-нибудь поблизости. А ещё он хотел убедиться, что Ли его понял. Тот выглядел слишком хмурым и задумчивым, и его лицо вновь покраснело.       — Феликс? — нахмурившись, Джин протянул руку, чтобы коснуться лба, но замер, глядя в тёмные поблёскивающие глаза.       Ли не плакал, но в них всё равно было что-то такое, что заставило Хвана застыть. Феликс смотрел на альфу несколько бесконечно долгих секунд и молчал, а когда заговорил, его голос звучал как-то смущенно.       — Ты, правда, реальный? Может, я лежу в больнице и брежу?       Феликс не понимал. Никто прежде не делал для него всего того, что сделал за последние несколько недель Джин. Конечно, Ли грызла неприятная мысль о том, что всё дело в истинности. Та диктовала свои правила. Она делала самого Феликса мягче, и податливее, и слабее тоже. Но даже так, если постараться не думать об этом, всё равно назревал вопрос о том, реален ли Хван.       — Ликс, — выдохнул тот. Он, конечно, понимал, к чему Ли клонит, но всё равно повторил фразу, которую уже произносил вчера: — Ты дома. Всё по-настоящему.       И, наверное, именно это было самым паршивым: всё действительно было реальным. От бреда можно было очнуться и после оправиться, а с реальностью приходилось бороться. И в данном случае эта борьба была достаточно долгой и в равной степени тяжёлой. И если приготовленный обед, разложенные таблетки и стакан воды могли хоть как-то облегчить Феликсу жизнь, Джин готов был продолжать это делать. И дело было даже не в истинности и не в желании опекать. Хван никогда не был идеалистом и идеальным тоже, но он придерживался мнения, что отношения это в первую очередь о понимании и заботе. Сильными люди могли быть и одни. Каждый по-своему.       — Это всего лишь лекарства и всего лишь еда. Тебе так будет легче, а мне спокойнее.       — Я мог сделать это и сам, — качнул головой Феликс.       Это прозвучало грубо. Ли прикрыл глаза и сделал глубокий вдох и медленный выдох. И воздух из его лёгких вырывался с тихим хрипом, будто напоминая, что это действительно реальность.       — Но спасибо.       Открыв глаза, Феликс всё же поднялся и, обойдя стол, обнял Джина в попытке загладить вину. Тот по-прежнему пах коньяком и чабрецом, и этот запах был выразительнее прочих.       — Мне, правда, приятно и странно тоже. Твоя забота немного смущает... — Ли обнял Хвана за талию немного крепче и мягко, но ощутимо укусил за плечо. — И не сокращай моё имя, пожалуйста.       Джин усмехнулся. Он был практически уверен, что Феликс среагирует на имя и отвлечётся от своих мыслей об истинности, идеальности и всём том, о чём ему думать было противопоказано во избежание неправильных выводов. Хван поднял руку, закатал рукав своей футболки, с неким любопытством оглядел розоватый след от зубов на своей коже, обнял Феликса и после склонился.       — Я тоже умею кусаться, — напомнил он, и в этот момент было бы уместно прикоснуться к шее Ли и, может, даже слегка прихватить кожу зубами, но Джин сдержался. Шею он обещал не трогать, а более подходящее место присмотреть не успел и решил пока оставить эту затею, ограничившись только мимолётным поцелуем.       — Я верю тебе на слово, — поспешил заверить Ли.       Он облизал свои шероховатые губы, которые за эти дни при правильном уходе успели немного зажить. И если не брать в расчёт затруднённое дыхание, всё казалось не таким уж плохим. Феликс улыбнулся, а после, следуя порыву, сам потянулся к губам Хвана. Он сделал это инстинктивно, будто хотел оставить последнее слово за собой. Ли поцеловал нижнюю губу Джина, после верхнюю. Ему пришлось немного привстать на носочки.       — Тебе тоже нужно поесть. Я не пропаду один. Закину стирку, почитаю одну из тех книг, что ты вчера мне дал, и постараюсь не перенапрягаться. А ещё я буду ждать твоего возвращения.       — Последний пункт самый важный, — повёл бровью Хван.       Время от времени он цеплялся за определённые слова. Часто это помогало разруливать некоторые ситуации. Конкретно сейчас фраза об ожидании исключала возможный побег, что Джина полностью устраивало. Он убрал за ухо Феликса прядь светлых волос, коротко улыбнулся и вернулся к плите.       — Квартира в твоём распоряжении. Можешь делать, что хочешь. Книги, телевизор, ноутбук... Думаю, ты со всем разберёшься. Сейчас у меня ещё есть время. Позавтракаем вместе?       Ли коротко кивнул, а когда понял, что Джин этого не видел, согласился вслух. Он не стал говорить о том, что всё равно планировал смотаться в общежитие за частью своих вещей. Хвану не нужно было этого знать.       — Я начну с воды, — произнёс он, до того как Джин поставит перед ним тарелку с едой. Пить ему хотелось больше. К тому же так, когда его начинало тошнить, во рту не было привкуса перебродившей еды.       — Позвони мне, перед тем как будешь возвращаться. Я что-нибудь приготовлю. Умею я немного, но постараюсь сделать всё в лучшем виде, — произнёс Ли, сидя за столом и ковыряя свою спаржу.       — Я позвоню, — пообещал Джин, — но если будешь неважно себя чувствовать, не усердствуй. Даже если очень захочется. У тебя была химия меньше двух дней назад. Побереги себя, ладно?       Конечно, он был бы рад, если бы, возвращаясь домой, иногда видел на столе приготовленный ужин или хотя бы чашку горячего кофе, но ощущать сладковатый аромат винограда и видеть свет в окнах своей квартиры Хван хотел всё-таки больше.       — Я буду беречь себя, — пообещал Ли. — Ведь я теперь тебе нужен.       Он не планировал говорить нечто подобное и хотел ограничиться чем-то обыденным, вроде коротких «хорошо» и «спасибо». Но Джин был важен для него. Вернее Феликс ещё только начинал это осознавать. Пусть не так быстро, как хотелось бы Хвану, но то, что он находился тут и ел, уже было большим прогрессом. Как и то, что после ухода Джина он, Ли, так и не вышел из дома. Сначала он, конечно, порывался это сделать. Воодушевившись тем, что ему впервые за несколько дней было хорошо, Феликс решил наконец-то перестирать свои вещи, и пусть он делал это не вручную, но время, потраченное на ожидание, его утомило. Утомило и то, что его завтрак всё-таки попросился наружу. Это была неприятность, которую он проходил уже много раз, но она всё равно изматывала. И без присутствия Хвана, который стал необходим, как воздух, переживать всё это стало ещё сложнее.       Ближе к вечеру Феликс всё же нашёл в себе силы приготовить незамысловатый ранний ужин. Джин позвонил ему около получаса назад и сказал, что будет дома к четырём часам. К этому времени Ли нарезал овощной салат и приготовил всё для омлета. Он открыл на кухне окно, и когда как ему показалось, что Хван приедет с минуты на минуту, вылил содержимое миски на сковороду. Ли почти угадал: дверь в квартиру открылась через пять минут. Из коридора донеслась знакомая возня, стук брошенной обуви, звон оставленных на полке ключей, а после слишком громкий шелест, какой мог бы издавать большой мешок для мусора. За шелестом последовали мягкие шаги по паркету, и из коридора показалась голова Хвана. На улице было очень жарко – его волосы взмокли и липли ко лбу. Сначала он только заглянул на кухню, зацепившись за Феликса взглядом, после ввалился полностью.       — Не спрашивай, — предупредил Джин.       В руках он держал огромную громоздкую и достаточно тяжёлую игрушку: чёрного остроухого добермана, развалившегося на боку. Хван заметил её на витрине большого магазина детских товаров, вспомнил рассказ Феликса – ту часть, которая касалась собаки, – и купил раньше, чем успел подумать, насколько глупо всё это будет выглядеть. Понял он, когда уже ехал домой, но возвращать обратно в магазин или выбрасывать не стал.       — Не знаю, зачем это тебе, но теперь оно будет жить с нами.       Он так сказал, и во взгляде Феликса проскользнуло замешательство. Ли давно вышел из того возраста, когда детям дарят подарки. Да и ребёнком он давно не был. И если так задуматься, в его жизни было не так много подобных странных и по-своему волнительных моментов, поэтому он плохо понимал, как должен реагировать.       — Нет, я всё же спрошу, — уменьшив огонь и накрыв сковороду крышкой, Ли подошёл ближе. — Ты ударился головой? — Феликс не злился. Он искренне пытался понять Хвана и его поступок, а ещё где-то внутри него всё же ликовал ребёнок. Давно забытый и потерянный. — И что мне с этим делать?       — Не знаю, — Джин дёрнул плечами. — На него можно смотреть. На нём можно лежать. Его можно обнимать. Ты даже можешь дать ему имя. Что бы ты ни решил, он всё равно твой.       Хван перечислил все те варианты, которые первыми приходили на ум. Они были поверхностными и очень простыми, но за ними скрывалась более глубинная суть. Феликс любил животных, но сейчас не мог завести ничего, кроме, быть может, рыбок, а ещё время от времени ему бы приходилось оставаться в этой квартире одному. Хван посчитал, что, быть может, тому будет не так одиноко. Быть может, эта собака поможет ему справиться с ночными кошмарами. А ещё он заметил привычку Феликса обнимать подушки, так что это была неплохая альтернатива.       — А моя голова, кстати, в порядке. Можешь сам убедиться, — продолжил Джин, наклоняясь.       Когда он оказался достаточно близко к лицу Ли, тот, едва приподнявшись на носочках, поцеловал Хвана в щёку. Это был мягкий и ни к чему необязывающий поцелуй.       — Я назову его Ликс, — усмехнулся Феликс, вспоминая то, как Джин назвал его утром. — И спасибо. Нам с Ликсом будет без тебя не скучно. И в моей постели он теперь будет занимать лучшее место.       Феликс провёл в этой квартире всего сутки, но даже так он сейчас попытался сказать, что отныне будет спать один. Так, по его мнению, Хван смог бы выспаться, а ему, Ли, не было бы стыдно за свои панические атаки и кашель.       Джин, прищурившись, окинул его подозрительным взглядом, но ничего по этому поводу не сказал и покосился на плиту.       — Вкусно пахнет, — улыбнулся Хван. — В последний раз меня ждал ужин, когда я возвращался домой из старшей школы.       Это было правдой. На совершеннолетие родители подарили ему эту квартиру, так что во время своей учёбы в универе он уже вёл самостоятельную жизнь со случайными перекусами и едой из доставки. Пообещав вернуться, как только переоденется, Джин ушёл. Он отнёс собаку в спальню Феликса, ополоснулся под душем, сменил одежду и после действительно вернулся на кухню. К этому моменту Ли уже успел накрыть на стол. Себе он заварил чай с лимоном, и когда Хван вошёл, Феликс обернулся к нему.       — Что будешь пить? — спросил он.       Ли мог бы сварить Хвану кофе, но за зёрнами нужного сорта надо было идти в магазин. Сил и желания делать это сейчас у него не было, к тому же улыбаться и стоять на ногах для него уже было подвигом. После обеда Феликс чувствовал себя хуже, чем вчера, был бледным, и на лбу проступила испарина. Джин заметил, и его лицо сменило выражение на обеспокоенное. Он подошёл ближе, протянул руку и коснулся лба Феликса. Температура последнего ему не понравилась. Не то чтобы тот горел, но всё равно был достаточно горячим.       — Присядь-ка, — выдохнул Хван. — Я налью сам.       Он, конечно, просил Феликса не усердствовать, но догадывался, что тот не послушает, потому радовался уже тому, что Ли хотя бы не выходил из дома.       — Ну же, — Джин мягко подтолкнул его к столу, а сам потянулся за чашкой. — Ты принимал лекарства?       — Да, — кивнул Ли. — Я пил всё по времени так, как ты расписал. И ел тоже, — поспешил добавить он на случай, если Хван спросит и об этом. Правда, Феликс не стал уточнять, что ел он немного и большую часть съеденного успел вернуть ещё до прихода Джина. — Всё хорошо. К вечеру она всегда поднимается.       Ли улыбнулся и всё же сел. Ладонями он обнял свою чашку и, сделав один глоток, продолжил:       — Лучше расскажи, как прошёл твой день. Как сьёмки?       — Нормально, — ответил Хван, неопределённо пожав плечами.       Он сделал себе обычный растворимый кофе без молока и сел за стол напротив Феликса.       — Точнее даже хорошо, — продолжил Хёнджин. — Мне удалось кое с кем договориться, так что если ты когда-нибудь захочешь пойти со мной, тебя пропустят в студию. А ещё мне предложили участие в крупном проекте.       На самом деле это была хорошая новость и отличное предложение, сулящие приличные деньги и продвижение по карьерной лестнице. Джин ждал этого шанса достаточно долго, поддерживая себя в форме и соглашаясь на фотосъёмки для менее известных брендов, но отказался от него, как только услышал о необходимости переезда в Италию. Не навсегда, естественно, – всего на несколько недель, которых у него не было. Впрочем, Феликсу знать об этом было необязательно.       — Но на моё свободное время это не повлияет, так что, когда тебе будет лучше, мы можем сходить в зоопарк. Я поспрашивал. Оказывается, за городом есть большой комплекс.       До сегодняшнего дня Джин действительно этого не знал. Раньше подобная информация его не интересовала.       — Наверное, ты был очень красивым, —произнёс Ли, не сразу осознавая, что сделал это вслух.       Это был поток мыслей, навеянный словами Хвана и дорисованный фантазией самого Феликса. Ли был уверен в том, что на той съёмочной площадке не было никого красивее Хёнджина. И, наверное, все смотрели только на него. Его любили взглядами и камерой тоже, и Феликс впервые ощутил нечто похожее на ревность. Лёгкое покалывание в сердце. Оно не причиняло боли, но вызывало определённый дискомфорт.       — Я поеду как только получится, — пообещал он, до того как Хван что-то ответил. — В студию и в зоопарк, когда у тебя будет время. — Феликс улыбнулся и подпёр голову рукой. — Сейчас, наверное, ты будешь занят тем проектом, да?       — Да, — ответил Хёнджин, — но это ничего не изменит. У меня не появятся какие-то особенные дела и не добавится рабочих часов. Когда заканчивается одна фотосъёмка в рамках журнала или бренда, я просто перехожу к следующей. Разница только в том, какие предложения я получаю. Чем лучше я себя показываю, тем больше мой шанс засветиться и быть приглашённым в качестве модели тех модных домов, которые продают вещички с несколькими нолями в ценниках.       Джин потянулся к своему телефону, порылся в галерее и положил мобильный перед Феликсом.       — Вот, если тебе интересно, это было моё пробное видео.       В этот раз Хван сказал правду. Короткий тридцатисекундный ролик в чёрно-белых тонах был его визитной карточкой для предстоящего проекта. Он был отснят ещё до того, как Джин загремел в больницу, и ещё нигде не публиковался. Хван не знал, насколько Феликсу нужна эта информация, но вполне мог ей поделиться, если тот завёл разговор о его работе.       — Чёрт! — на выдохе произнёс Феликс, когда ролик закончился. — Это было на самом деле круто!       В его голосе прозвучало восхищение вперемешку со смущением. Джин был хорош. Настолько хорош, что будь он, Феликс, создателем какого-нибудь модного дома, он бы сделал всё, только бы Хёнджин стал его представителем. Ли ощутил, как по телу пробежала дрожь, и внизу живота всё стянулось в тугой комок от осознания, что он может в любой момент поцеловать эти выразительные губы или даже опуститься на колени и сделать то, чего ему никогда не хотелось сделать с другими.       — Надеюсь, что моё появление не станет проблемой для твоей работы. Пожалуйста, в первую очередь заботься о себе. Мир должен видеть тебя.       Сказав это, Феликс протянул Джину мобильный телефон обратно.       — Зачем мне мир, если рядом не будет тебя? — Хван привычно повёл бровью: он делал так всякий раз, когда задавал какие-либо вопросы. Особенно если те были риторическими. И, наверное, эти слова прозвучали высокопарно и, может, даже слащаво, но лицо Хёнджина было как никогда серьёзным. — Нет, правда, зачем? — продолжил он. — Приходить в пустую квартиру, есть еду, которую сам себе приготовил, бесконечно писать картины, торговать лицом, просыпаться в кровати с теми, с кем не хочешь после ни видеться, ни даже говорить, и делать вид, что меня всё устраивает? Я не могу сказать, что моя жизнь была паршивой. Напротив, она была достаточно хорошей, но сейчас обстоятельства изменились. Что бы это ни было – любовь, или истинность, или всё сразу, – мне нравятся эти чувства. Я наконец-то дышу. Поэтому в первую очередь я буду заботиться о тебе, а всё прочее приложится.       — Это замкнутый круг, Хёнджин. Чтобы заботиться обо мне, нужно быть сильным. Нас с тобой ждут тяжёлые времена. Тяжелее, чем может показаться. И чтобы выдержать это, тебе, правда, в первую очередь нужно заботиться о себе.       Ли усмехнулся, игнорируя быстро бьющееся сердце и уже знакомый тугой ком внизу живота. Ему казалось, что само присутствие Джина заставляет его тело дрожать и гореть. Это было странно, учитывая то, что в его венах ещё блуждала химия, и ему, Феликсу, должно быть паршиво. Но он всё равно думал о Хване. О его руках и губах. О его запахе и родинке под глазом. И о том, что его слова и тембр голоса заставляли невольно ёрзать на стуле. — Поэтому, — продолжил Ли, но скопившаяся во рту слюна заставила его шумно сглотнуть, — поэтому ешь, работай в своё удовольствие и просто знай, что я… то есть мы с Ликсом будем тебя ждать.       — Ладно, — усмехнулся Хван, — я постараюсь.       Спорить с Феликсом он не хотел. Точно не сейчас. К тому же тот был по-своему прав. Джин потянулся к вилке, придвинул тарелку с салатом ближе, но после замер и поднял взгляд, скользя по лицу Ли. Тёмные глаза поблёскивали, губы были слегка приоткрыты и казались суховатыми, и его дыхание было тяжелее, чем, допустим, вчера. И его запах – свежий и сладкий аромат винограда – стал куда выразительнее. Во всяком случае, Хван ощущал его, несмотря на то, что на кухне пахло подпечёнными яйцами, свежими овощами и крепким кофе. Инстинктивно он вдохнул его глубже и плотно сомкнул губы. Пальцы дрогнули, тело бросило в жар, и Джин пожалел, что вместо кофе не налил себе обычной холодной воды.       — Здесь душно, — выдохнул он и, нехотя отведя взгляд, потянулся к окну, чтобы открыть пошире.       — Душно, — согласился Ли.       Он снова обнял ладонями свою чашку и, поднеся её к губам, сделал один глоток. На языке возник кисловатый привкус лимона, смешавшийся со вкусом бергамота. Это было приятное ощущение. Феликс снова сделал глоток, а после ещё один и ещё.       Поставив чашку на стол, Ли оттянул ворот своей футболки. Было жарко. Он хотел выйти и, может быть, сменить одежду на что-то полегче, но, поднявшись, ощутил, как дрогнули ноги и как боль пронзила низ живота, словно тот самый тугой комок неожиданно натянулся и порвался. Ли поморщился и согнулся, прижимая руку к животу. Он попытался вдохнуть, но аромат коньяка и чабреца ударил по оголённым нервам. Феликс едва не задохнулся вдохом, с ужасом осознавая, что происходит. У него началась течка. Началась раньше времени, и впервые это было настолько больно.       — Джин...       — Феликс!       Хван поднялся из-за стола настолько резко, что стул с грохотом упал на пол. Сначала он решил, что от помеси запахов и жары Феликсу стало плохо, но стоило ему склониться и прикоснуться к Ли, как его осенило. Мысли, вспыхнувшие в голове, больно ударили по сознанию, густой аромат винограда забился в ноздри и зрачки расширились настолько, что глаза Джина стали практически чёрными. Он понял, что происходит, и это обнаружение его не обрадовало. Конечно, Джин сталкивался с омегами, но в этот период предпочитал не иметь с ними никаких дел и не иметь их самих. Те начинали пахнуть так притягательно, что мысли путались, и всё управление организмом вместо головы сосредотачивалось где-то в районе паха. Терять контроль над собой Хван не любил, а ещё не планировал становиться отцом раньше тридцати. К тому же у него никогда не было проблем с тем, чтобы найти кого-то, с кем можно заняться относительно безопасным сексом. Безопасным – это когда в процессе он продолжал думать головой, надевал презерватив и даже в резинке не кончал внутрь.       Хван попытался задержать дыхание, пропустив вдох, и больно прикусил щёку изнутри.       — Феликс, твой запах... — шумно выдохнул он.       Джин и раньше натыкался на тех, чьи ароматы ему нравились. Они были приятными, но ещё никогда не заставляли тело гореть, не вызывали настолько дикого желания. В голове промелькнула мысль, что ему сейчас лучше уйти. Сорваться с места, прихватить ключи и завеяться где-нибудь в парке. Сейчас для Феликса он был паршивой компанией, но если бы сделал это, то Ли остался бы один в пустой квартире и не исключено, что на этом полу. Феликс нуждался в нём или хотя бы в его запахе, и он не мог бросить его. Только не сейчас и не в таком состоянии. Хван тряхнул головой.       — Ничего, — произнёс он, ощущая во рту блёклый привкус собственной крови, и, протянув руки, прижал Феликса к себе. — Я рядом. Держись за меня.       Он ощутил, как Ли вцепился в его плечи дрожащими пальцами, и поднял на руки. Джин отнёс его в собственную спальню и мягко опустил на кровать. Он хотел отстраниться и отойти на безопасное расстояние, если такое вообще существовало, но Феликс слишком крепко цеплялся за его футболку. Горячий, он покрылся испариной и хрипло дышал.       — Прости, — сипло произнёс Ли, отчаянно пытаясь разжать пальцы и отпустить Хвана. Получалось скверно. Его запах заставлял жадно хватать ртом воздух и ёрзать, призывно раздвигая ноги.       — Я не хотел. Я. не... Джин…       Феликс пытался оправдаться. Извиниться за то, что испортил вечер, и за то, что оказался неподготовленным. А ещё слабым. Будь он здоровым, ему было бы легче. Легче думать головой. Ли ощущал, как неприятно мокнет ткань шорт и белья тоже. Как внутри всё ликует и жаждет альфу. Жаждет истинного, и нежное место на стыке плеча и шеи пульсирует и горит.       — Мне нужно в душ... Холодная вода. Джин… Вода...       Он дёрнул Хвана на себя и прижался губами к его губам, раскрывая их языком. Действуя агрессивно, жадно. Джин ответил. Он впустил язык Феликса в свой рот. Он позволил ему это сделать. Хван целовал его, ощущая привкус лимона и бергамота, и перед глазами растекалась алая пелена, и его дыхание становилось прерывистым и очень тяжёлым. Аромат винограда отравлял рассудок, заставлял желать так же, как и жар тела, как призывно разведённые ноги и попытки прижаться ближе. Хван его хотел, дико и неоспоримо. Альфа внутри него бесновался, предвкушал и требовал взять своё. Сам Джин пытался подавить это чувство или хотя бы приглушить. Эта внутренняя борьба заставляла его болезненно морщиться и до белеющих костяшек сжимать пальцами покрывало.       — Феликс... — выдохнул Джин, кое-как отрываясь от губ, и сейчас его глаза были, наверное, такими же чёрными, как у самого Ли. — Феликс, нельзя... нам нельзя...       Вообще с медицинской точки зрения это было не совсем так, но Джину нужно было сказать хоть что-нибудь, пока он ещё мог оценивать ситуацию. Он знал, что если они сейчас сделают это, им обоим будет хорошо – возможно так, как никогда до этого, – но понятия не имел, что будет после, когда течка отступит и Феликс всё осознает. Наверное, он возненавидит его или даже захочет уйти. Оба варианта были в равной степени паршивыми. Такими же, как и желание сорвать с него одежду, войти в горячее тело и наконец-то взять себе. Хван пытался себя убедить, что не может с ним так поступить. Вкрадчивый голос в голове огрызался, что не только может, но и хочет. На помощь голосу приходило воображение, услужливо подкидывая образы из утопического сна. Из того, где Феликс лежал на диване в его гостиной, широко разведя ноги, и стонал от удовольствия и боли. Низ живота стянуло и обожгло. Джин сильнее сжал зубами собственную щёку. Он пытался держаться, но ни аромат Феликса, ни ёрзанья, ни попытки вновь добраться до губ этому не способствовали. Отнести его в душ Хван не мог. Горячая вода спровоцировала бы повышение температуры, когда тот и без того горел. Холодная ненадолго остудила бы тело, но Феликс мог заболеть, особенно сейчас в настолько уязвимом состоянии. Эти мысли пульсировали, сплетались с образами, заставляли метаться.       — Это невыносимо, — шепнул Джин, вновь сминая губы Феликса своими.       Его ладонь скользнула в широкие шорты, под нижнее бельё, туда, где было горячо и очень влажно, и Хван, проведя пальцами меж ягодиц, отозвался низким вибрирующим рычанием. Ли вздрогнул и скомкано застонал. Он не был девственником в привычном понятии этого слова. Пусть Феликс не спал с альфами, но во время течки ему приходилось удовлетворять себя пальцами. Этого было катастрофически мало, но куда лучше, чем ничего. Лучше, чем лежать, гореть и мечтать о большем. Последнее всегда злило Феликса. Во время течки он на несколько дней выпадал из жизни и всё потому, что его тело было так устроено. Потому что желания брали верх над разумом. Как сейчас, когда ему, Ли, не хотелось ничего слышать. В груди болело, и каждый вдох давался ему с трудом, но Феликс всё равно не отпускал и не отталкивал Хвана. Внутри злился и метался омега. Справиться с ним сейчас Феликс не мог. А может, он просто не хотел этого делать. Ли так устал за последние несколько месяцев, что мысль умереть во время секса уже не казалась ему паршивой. Она пульсировала в голове. Она жужжала и билась о черепную коробку, и Феликс невольно хмурился.       — Хёнджин, — в поцелуй прошептал он, и этот шёпот был низким, хрипящим. — Можем... Мы можем.       Где-то на краю угасающего сознания Феликс понимал, что это мог быть их первый и последний раз. Первый, потому что прежде они ничем таким не занимались, а последний, потому что после химия изуродует его тело и, быть может, заберёт его жизнь. И если сейчас у него был шанс ощутить, что такое быть со своим истинным, то он был не против сделать это.       — Феликс... — в очередной раз прошептал Хван, и в этом имени было все его желание, вся преданность и даже какой-то отчаянный надрыв.       Подсознательно он всё ещё сопротивлялся и вместе с тем тоже кое-что понимал: это действительно могла быть их единственная близость. Их шанс ощутить друг друга, прикоснуться друг к другу, превратить их связь в нечто большее, чем просто тягу, навеянную ароматом. Хван знал, что они оба не смогут забыться до конца. Точнее он мог, но это убило бы Феликса. И эта мысль удерживала его от опрометчивых и диких поступков получше боли и вкуса собственной крови во рту. Эта мысль была единственной действительно важной, которая могла поддерживать какую-то часть его рассудка светлой.       — Хорошо, — выдохнул Джин, сдаваясь. — Я не уйду. Слышишь? Я обещаю.       Ему нужно было, чтобы Феликс разжал пальцы, чтобы успокоился настолько, насколько это было возможно. А ещё нужно было успокоиться самому, потому что иначе всё могло закончиться паршиво для них обоих. Будь всё по-другому, они бы уже занимались сексом. Возможно, даже в одежде. Джин бы приспустил его шорты, вжал в кровать, вошёл без подготовки и ловил бы кайф от громких стонов, от пальцев, скребущих по покрывалу, и от ощущения того, как тело постепенно расслабляется под ним. Это было в его духе, но не подходило ситуации.       — Не уйду, — повторил Джин, глядя в глаза Феликса мутным пьяным взглядом, и спешно стащил с себя футболку.       Хван оставил её у кровати и туда же бросил шорты Феликса. Он снял их вместе с нижним бельём, обнажая тело. Бледное, оно было таким же точёным и изящным, как в его сне. Оно было привлекательным, приковывало взгляд, заставляло делать шумные глубокие вдохи, тянуло к себе. Джин приблизился. Кончиками пальцев он провёл по обнажённым ногам Феликса от лодыжки до внутренней стороны бедра и вновь прикоснулся к влажным ягодицам, огладил пульсирующий вход и, слегка надавив, проник внутрь. У него перехватило дыхание. Аромат, который и без того был густым, растёкся по комнате, пропитал простыни, осел в лёгких. Из оцепенения вырвал стон Феликса, такой же скомканный и тихий, какой уже звучал в этой спальне. Тяжело дыша, Джин убрал пальцы, устроился меж его ног и навис над ним. И, наверное, если бы Феликс сейчас передумал, он бы уже не отпустил его. Хван склонился к его лицу. Его дыхание было сухим и прерывистым, взгляд – абсолютно мутным и жаждущим, а хватка пальцев на бедре – властной и очень уверенной. Джин хотел в него войти. Эта мысль пульсировала, заставляла нервно облизывать губы, но после всё-таки отступила, и Хван убрал ладонь с его бедра. Он поцеловал Феликса в губы, раздвигая их языком, и проник в него двумя пальцами, мягко двигая ими там, внутри. Он чувствовал привычное напряжение Феликса и видел, как его лицо покрывается пятнами неровного румянца. Всё же, несмотря на правильность ситуации и дурманящее желание, для Ли это был первый раз. Первый с альфой. С Джином. Он не знал, как стоит себя вести. Не знал, что любил Хван, и что нравится его собственному телу. Ли не изучал себя так, как следует, поэтому сейчас действовал на голых инстинктах. На желании, которое заставляло его задыхаться от одних только пальцев. А может, дело было в том, что это были пальцы Джина – длинные, музыкальные, идеальные.       Ли развёл ноги и двинул бёдрами. Это была лёгкая, но нетерпеливая волна. Это было желание ощутить Хёнджина внутри себя, даже если будет больно. Даже если он войдёт в него сразу на всю длину. Феликс был готов потерпеть. Он сам разорвал поцелуй, чтобы жадно вдохнуть ртом воздух, которого ему так не хватало, а после, перехватив руку Джина, сжал её, вынуждая вытащить пальцы. Ли оттолкнул Хвана. Вернее он попытался это сделать, ощущая, как боль в груди начинает пульсировать.       — Перевернуться, — произнёс он, пытаясь выбраться из-под Хёнджина. — Мне нужно лечь на живот.       Ли хотел целовать Джина. Хотел ощущать его язык и видеть его лицо, но невозможность вдохнуть вынуждала изменить положение. Феликс перевернулся на живот и подмял под себя подушку, а после, заведя руку за спину, оттянул ягодицу в сторону, раскрывая себя для Хвана.       — Войди. Возьми то, что принадлежит тебе.       Это были волнительные слова, соблазнительные и такие же откровенные, как поза Феликса. Несколько долгих секунд Джин только смотрел на плавный изгиб спины и влажный пульсирующий вход, после приблизился. Он склонился, поцеловал Феликса в плечо, в ложбинку между лопатками и выпрямился. Хван медлил. Он скользил членом меж ягодиц, плавно двигая бёдрами, вдыхал аромат винограда и, кажется, пьянел ещё больше. Во рту собралась слюна. Он шумно вдохнул и опустил ладони на ягодицы Феликса.       — Я буду осторожен, — пообещал Джин и мягко толкнулся бёдрами.       Он ощущал, как сопротивляется тело Феликса, как тот напрягается и вместе с тем приподнимает бёдра в попытке ускорить проникновение. Хван видел, как тот сильнее цепляется за подушку, как налитая головка раскрывает его и исчезает внутри. Феликс был узким, влажным и очень горячим. Насколько, что Джин от удовольствия подкатил глаза, зарычал и с трудом подавил в себе желание двинуть бёдрами резче, войти до самого основания.       Джин хотел это тело, и Ли отвечал ему тем же. Или, по крайней мере, пытался. Он подрагивал, и его и без того тяжёлое дыхание стало сиплым. С его искусанных и покрасневших губ срывались скомканные низкие стоны. Прежде Ли не чувствовал ничего подобного. И дело было не в давлении и не в проникновении в целом, а в ощущении правильности всего происходящего. Джин был его альфой. Его истинным. И Феликс чувствовал, как боль отступает. Как Хван, словно доза обезболивающего, проникает в него, заполняет и подавляет. Возможно, это был всего лишь самообман, и Ли просто сгорал от температуры и течки. Возможно, сейчас он проваливался в объятия лихорадки, но ему было откровенно плевать. Он хотел, чтобы Хван вошёл в него до самого конца. Чтобы тот вжался в его тело и никогда не отпускал.       — Джин, — снова простонал Ли, двинув бёдрами, чтобы немного соскользнуть с члена, а после насадиться настолько, насколько позволяло положение и притихнувший, но не отступивший до конца стыд.       — Всё хорошо, — выдохнул тот, поглаживая подрагивающего Феликса по спине сквозь ткань взмокшей футболки. — Не торопись.       Входить настолько медленно и постепенно было по-своему мучительно. Особенно сейчас, когда аромат Феликса был настолько тяжёлым и сладким и его бёдра блестели от влаги. Джин мог бы сделать всё быстро, толкнуться бёдрами и войти до самого основания, но был уверен, что вспышка боли, насколько бы желанной она ни была, выбьет из лёгких Феликса воздух. Вообще это было сексуально. Все всхлипы, и стоны, и попытки хватать ртом глотки воздуха Джин находил возбуждающими, но знал, что сейчас нельзя. Или что-то внутри него знало. Какая-то здравая часть, которая была в курсе, что Феликс болен и ставила эту информацию выше всех инстинктов или, по крайней мере, выше инстинкта размножения.       Постепенно Хван вошёл в его тело, вжимаясь пахом в ягодицы, и, склонившись, прижался к Феликсу. Конечно, он практически не давил на него собственным весом, но всё равно находился настолько близко, насколько мог. Он ощущал, как Феликс обволакивает его, принимает, как огонь внутри превращается в покладистое пламя и как альфа ликует и жаждет продолжения.       — Горячо... внутри тебя так горячо...       Джин уткнулся в затылок Феликса, шумно сглотнул и плавно двинул бёдрами один раз, после ещё и ещё. Эти движения сопровождались пошловатым хлюпающим звуком, который сплетался со стонами, скомканными, но искренними. Ли было хорошо. Впервые с его тринадцати лет, когда его первый раз накрыло. Тогда он был ещё незрелым, чтобы до конца осознать, что с ним происходит, и что его желания на самом деле правильные. Его течка прошла относительно легко, но отсутствие альфы и половой жизни в дальнейшем делали этот процесс настолько болезненным, что порой Ли хотелось скорее вздернуться, чем заняться с кем-то сексом. С Джином всё было иначе. С Джином ему было хорошо. Омега внутри него шептал, что вот оно счастье: быть со своим истинным единым. Быть им. С ним. Под ним. Ли хотел прикоснуться к Хвану, поцеловать его и обнять тоже, но тогда всё закончилось бы слишком быстро. Даже сейчас, когда его альфа был так мягок и нежен, Феликс чувствовал, как дышать становится труднее, как во рту появляется зачаточный вкус крови.       — Джин, — снова позвал Ли и, заведя руку за спину, попробовал надавить на Хвана в попытке насадиться глубже. — Сделай... так ещё раз, — Феликс не просил. Он практически умолял.       Он слегка прогибался, ёрзал, подставлялся. Он или его тело желало, чтобы всё продолжалось, чтобы движения были резче и жёстче, чтобы они выбивали из лёгких воздух, заставляли дрожать и срываться на крик. Хван хотел того же. Он хотел сжать бёдра Феликса и войти на всю длину. Хотел, чтобы в спальне звучали шлепки кожи о кожу и громкие стоны. Хотел брать Феликса так, чтобы тот извивался под ним, умолял остановиться и одновременно продолжить. Это могла бы быть яркая запоминающаяся близость, если бы Джин позволил себе забыться и если бы дыхание Ли не было таким прерывистым и сиплым. Хван прислушивался к нему и к звучанию голоса тоже. Он дотянулся до подушки, которую подложил под бёдра Феликса, приподнимая их немного выше, подался назад, выходя практически полностью, сжал его ягодицы ладонями, разводя в стороны, и вновь толкнулся в обволакивающий пульсирующий жар. И его глаза снова закатились от удовольствия. Это тело принимало его. Оно идеально ему подходило. Феликс ему подходил. Хван взял мягкий проникающий темп. Он входил медленно, вжимался пахом в ягодицы и подавался назад. Феликсу этого было недостаточно, ему тоже, но так они хотя бы могли быть вместе и позволить себе эту близость. Когда Ли вновь попытался ухватиться за него и притянуть ближе, Джин склонился над ним. Он держал собственный вес на локтях и рвано двигал бёдрами, практически не выходя из тела. И аромат Феликса казался ему гуще и ярче, чем, скажем, несколько минут назад. Хван вновь уткнулся носом в его взмокшие волосы, шумно втянул воздух и соскользнул губами к шее, к нежному месту, которое Феликс так старательно прикрывал ладонью всякий раз, когда он пытался приблизиться. Конечно, Джин помнил своё обещание, но ему или альфе внутри него так хотелось прикоснуться. Сначала он просто прижался губами, после широко провёл языком по коже и прихватил её зубами. В тот момент Феликс крупно дёрнулся и кончил. Это было неожиданно. Страх внутри него смешался с желанием получить больше, чем он уже имел. Больше, чем он мог себе позволить. И дрожь, волной накатившая на тело, была рваной и крупной. Ли сжимался, и пульсировал, и цепляясь за край простыни. Он тихо всхлипывал, и эти всхлипы смешались с кашлем. Для его тела даже наслаждение было нагрузкой. Джин был нагрузкой.       Ли нужно было остановиться. Выбраться из-под Хвана и восстановить дыхание, но он не мог и не хотел этого делать. Он жаждал продолжения. Жаждал, чтобы это никогда не заканчивалось, даже если запах коньяка и чабреца сведёт его в могилу. Хван этой позиции не разделял, но ему всё равно было трудно остановиться. Он хотел стиснуть зубы, прокусить кожу и оставить на Феликсе свой след, хотел двинуть бёдрами сильнее и, может, даже кончить внутрь. Он хотел, чтобы Ли как можно дольше пах им, и был близок к завершению, но всё равно подался назад. Точнее сначала он заставил себя разжать зубы и больно укусил собственное предплечье, а после издал тихий утробный рык и всё-таки оставил тело Феликса в покое, скатываясь на бок. Джин дал ему прокашляться и прикрыл рот Феликса ладонью.       — Медленнее, — шепнул он. — Дыши глубже и медленнее.       Хван ощущал влагу на своей ладони. Слёзы и слюну. Феликс болезненно морщился, и его грудная клетка тяжело вздымалась. Он пытался сначала дышать через рот, но ладонь Джина заставила его немного прийти в себя. И голос Хвана, шепчущий и обволакивающий, всё ещё дразнил сознание и в то же время напоминал ему, что он ещё жив. Не сразу, но у Ли вышло немного успокоиться и задышать ровнее. Он мягко прикоснулся к ладони альфы, а после сипло произнёс:       — Войди в меня так, — попросил Ли, убирая из-под себя подушки.       Эта поза была не самой удобной, но так Феликс хотя бы мог вновь ощутить Джина в себе. Хван помедлил. Он хотел сказать, что, быть может, на сегодня или хотя бы на ближайшие пару часов Феликсу хватит, но тот уже полностью повернулся на бок и задрал вверх свою взмокшую футболку. И его дыхание было по-прежнему тяжёлым, а тело – горячим. Феликсу нужна была эта близость. Нужно было несколько больше, чем двадцать минут ленивого секса, чтобы унять собственные желания. Джин придвинулся ближе к нему, опустил руку вниз и пальцами огладил влажные и слегка припухшие края входа. Он не знал, зачем это сделал, но ощущение и то, как вздрогнул Феликс, ему понравилось. Хван оттянул в сторону его ягодицу, приставил головку и вновь вошёл. На этот раз легко и без сопротивления, и с его губ сорвался низкий удовлетворённый стон, и аромат коньяка и чабреца сделался настолько выразительным, что Джин ощутил свой собственный запах. Он приподнялся на локте, чтобы посмотреть на Феликса. Глаза зажмурены, щёки в ярких пятнах румянца, губы приоткрыты так, что виднеется кончик розового языка. Джин склонился, поцеловал его в плечо, провёл губами по острой линии челюсти, накрыл мочку. Он делал это ненавязчиво, на пробу. Он пытался понять, что Феликсу нравится. В конечном итоге Джин хотел заниматься с ним любовью. Особенно сейчас. В их самый первый раз вместе.       — Открой глаза, — попросил он, — посмотри на меня... Феликс...       Джин так сказал, и его ладонь опустилась на живот Феликса. Он вошёл в него до самого конца, и слегка надавил. С губ Ли сорвался прерывистый стон и он всё-таки открыл глаза. Влажные и туманные, они поблёскивали и казались бесконечно чёрными. Феликс накрыл руку Хвана своей и произнёс такие слова, которые бы никогда не сказал, будь всё иначе:       — Ты... так глубоко во мне. Во мне, Хёнджин.       Ли надавил на ладонь Джина чуть сильнее и вздрогнул, а после сам оттянул ворот своей футболки, не отдавая себе отчёта в том, что делает.       — Поцелуй, — попросил он, и Джин отреагировал практически сразу.       Он склонился и поцеловал нежное место на стыке плеча и шеи так, как мог бы поцеловать самый вкусный, самый желанный рот. Он прижимался к коже губами, скользил по ней языком, очерчивал, прихватывал, покусывал. Хван никогда этого не делал с другими. Он умел доставлять удовольствие, но шею предпочитал не трогать так же, как и не заниматься сексом без презерватива. Его интересовала только близость без долгосрочных обязательств, и даже в те дни, когда он имел некое подобие отношений, он не позволял себе ничего, что могло бы привязать его к тому, с кем он не собирался проживать всю свою жизнь. С Феликсом ему хотелось, потому Хван сейчас был в нём, мягко двигал бёдрами и делал то, что тот просит. Ли отвечал ему тем же. Он плавился в его руках, дрожал и хрипло стонал. Феликс прижимался к Джину и пытался двигать бёдрами навстречу. Он говорил о том, как ему хорошо. Шептал, что это правильно и глотал собственные стоны, когда терпеть становилось совсем невыносимо. И когда по телу прошли первые волны грядущего оргазма, Ли до крови прикусил собственную губу и тихо прошептал:       — Я... я скоро… Джин…       Тот немного ускорился. Хван хотел, чтобы Феликс кончил, пока он был ещё в нём. Хотел ещё раз ощутить, как Ли сжимает его в себе, а после расслабляется, позволяя скользить совсем легко. Когда дрожь Феликса усилилась и он крепче ухватился за покрывало, пытаясь удержать себя в реальности, Джин вновь приник к его шее и, приоткрыв губы, укусил. Он не прокусывал кожу, но всё равно сделал это достаточно ощутимо, и Феликс забился в его руках в настоящем ярком оргазме. Джин ещё раз двинул бёдрами, войдя до самого основания, после резко вышел из его тела и гортанно застонал. Он кончил, и его горячее семя растеклось по ягодицам Феликса. Тяжело дыша, Хван прислонился лбом к его плечу и шумно сглотнул. Во рту пересохло и очень хотелось пить, но встать и добраться до графина он не торопился.       — Феликс, — позвал Хван, убирая за ухо прядь его взмокших волос. —Феликс, — повторил он, слыша, как Ли заходится в очередном приступе кашля и дрожь в его теле превращается в спазматическую.       Джин хотел снова зажать его рот ладонью и сказать о том, чтобы тот дышал медленно, но Феликс сделал шумный судорожный вдох и обернулся. Он выглядел изнеможённым и очень усталым, но его взгляд говорил о том, что ему было хорошо.       — Джин, — просипел Ли, медленно поворачиваясь к Хвану лицом.       Всё его тело было влажным от пота, и мокрая футболка неприятно липла к коже, но Феликс не пытался её снять. На это у него не было сил. И пусть тело хотело ещё, он не пытался больше об этом просить, пряча лицо в чужих объятиях.