Сердце поёт мимо нот

      На стол приземлился поднос с горячим раменом, от которого исходил пар, и отдельной плошкой риса, вслед рядом с Кадзухой напротив Хэйдзо села и сама Куки.       — Итак, — она вооружилась палочками для еды, сняла маску и с привычной строгостью, будто принимала экзамен, осмотрела парней, — что тут у вас, Бездна раздери, произошло? Что за история с Итэром?       Опустив взгляд в свою тарелку, Кадзуха предоставил Хэйдзо возможность ответить, чтобы заодно понаблюдать за ними исподтишка. Думал ли он хоть раз с момента её отъезда, что он ему ненароком поспособствовал? Пожалуй, хотя тогда ничего подобного не задумывал и даже не рассчитывал на близость с Хэйдзо в будущем. Расскажет ли он ей о них? Как всё-таки много изменилось за эти месяцы…       — Мы знаем не больше госпожи Яэ, — Хэйдзо, уже оценив обстановку и вновь расслабившись, откинулся на стуле, вертя в пальцах телефон. — А вот почему ты вдруг вернулась?       — Программа, на которой я училась, закончилась, — пожала плечами Куки, — я получила диплом и вернулась.       — Ты же на менеджера училась? — стал припоминать Хэйдзо, для которого события годовалой давности ощущались прошлой жизнью.       Занятая едой, Куки кивнула и, прожевав, добавила:       — Я думала госпожа Яэ вернёт меня к вам, но она сказала, что я буду заниматься другим проектом.       — Наверное, новенькими, «Бандой Аратаки», — задумчиво предположил Хэйдзо.       От упоминания группы Итто, напомнившей о Скарамучче и Горо, Кадзуха поджал на мгновение губы, но удержался от комментариев.       — Да. Почему-то госпожа Яэ считает, что я им жизненно необходима. Даже хотела, чтобы я вернулась на месяц раньше, — Куки сокрушённо покачала головой, так как её нервировала одна мысль о возможном незаконченном обучении.       — Возможно, дело в их лидере Итто, — обронил Кадзуха и, встретившись с вопросительным взглядом Куки, пояснил: — Он немного напоминает Венти в начале.       Неопределённо хмыкнув, Куки вернулась к рамену, зато ремарка Кадзухи заинтересовала сидевшего напротив Хэйдзо, который спросил у него:       — А вы что, успели познакомиться?       — Нет, я знаю от Горо, — Кадзуха пожалел, что влез в их разговор, сразу, как увидел похолодевшие зелёные глаза.       — М-м, Горо это же помощник госпожи Сангономии? — как назло оживилась Куки. — Которые с Ватацуми приехали?       — Ага, — Хэйдзо и не пытался скрыть своего раздражения, — и которые только на нашу группу должны работать.       — Они и работают, — попытался поправить ситуацию Кадзуха.       — А про Итто он узнал, по старой памяти занявшись разведкой? — усмехнулся Хэйдзо, вновь обращая взгляд к Кадзухе, всё ещё старающемуся не заводиться.       — Там сложно…       Хэйдзо не стал даже дослушивать, закатив глаза и отвернувшись обратно к Куки, в недоумении наблюдающей их сцену. Конечно, по долгу службы она пристально следила за публичной деятельностью группы, даже будучи вдали от неё, как и была в курсе всех перемещений Венти и Сяо на Бисерном пароме в Ли Юэ, лично разрешив сопровождающему менеджеру отпустить их, поэтому Куки видела и все те спорные, на её вкус, решения госпожи Яэ относительно участников, а именно кого и с кем полагалось любить аудитории. В памяти Куки Хэйдзо был не в восторге от подобной игры с фанатками, но вроде за кулисами все ребята ни разу серьёзно не ссорились, здесь же ощущалось странное напряжение. Так сильно устали от последних провокационных съёмок?       — У вас всё в порядке? — её серьёзный вопрос заставил их обоих замереть. — Если госпожа Яэ вас загоняла, я могу намекнуть ей, что вам нужно день или два отдохнуть…       — Спасибо за заботу, — Кадзуха улыбнулся ей, отмерев первым, — но вряд ли сейчас можно говорить об отдыхе. Разве что когда мы сдадим полностью готовый материал.       — На это уйдёт месяц, — устало вздохнул Хэйдзо и зевнул в ладонь.       — Ладно, но если что, то вы всегда можете мне жаловаться. Госпожа Яэ прислушается ко мне, — уверенно проговорила Куки, оглядывая обоих и задерживая взгляд на Хэйдзо. Смутившись, она добавила уже менее бойко: — Кстати, как там дела с теми болванами? Госпожа Яэ писала мне, что их сняли с должностей.       — Болванами? — поначалу искренне не понял Хэйдзо, но через мгновение его лицо озарили одновременно осознание и стойкое нежелание продолжать разговор. — А, эм, да. Было такое.       Его взгляд быстро скользнул к Кадзухе, который всем видом показывал, что не было вокруг ничего интереснее остывшей рыбы в тарелке перед ним, хотя, безусловно, ловил каждое их слово.       — Одного, кажется, даже посадили, — Куки подцепила толстую лапшу палочками, — несладко ему придётся при Кудзё Саре. Я слышала, что она большая поборница справедливости.       — Да-а, — протянул Хэйдзо, мучительно не зная, как без грубости перевести тему.       — О чём вы? — поинтересовался Кадзуха, и Куки (чтоб её!) отвернулась от Хэйдзо, выпучившего глаза, чтобы вежливо объяснить.       — Про тех уродов из полиции, которые Хэйдзо преследовали, — Кадзуха удивлённо поморгал, заставив её всё же взглянуть на Хэйдзо. — Ты ведь говорил, что рассказывал?..       — Кажется, в его рассказе не хватало пары атмосферных слов вроде «полиция» и «преследовали», — в этот раз натянуто улыбнулся Кадзуха.       — Я рассказывал версию помягче, — пробубнил Хэйдзо, сложив руки на груди.       — Да, ты говорил, что у тебя было неудачное дело до группы, из-за чего ты решил уйти из детективного агентства, а потом тебя от скуки занесло на кастинг, — спокойно пересказал Кадзуха, окончательно откладывая вилку. — И всё.       — Оу, — Куки, тихонько присвистнув, отвернулась к своей еде, понимая, что зря упомянула старые дела Хэйдзо.       С другой стороны — всё же наладилось, так почему его глаза сверкали таким недовольством? Ах да, Хэйдзо терпеть не мог, когда кто-то знал о его проблемах, он и ей не хотел доверять, если бы госпожа Яэ не заставила. Куки мысленно отругала себя за неосмотрительность.       — Кадзу, это совершенно неинтересная история. И уже неактуальная, — пожал плечами Хэйдзо, взглядом гуляя вновь по стенам столовой.       Несколько секунд Кадзуха смотрел на него через стол и, вздохнув, решил просто согласиться, чтобы не развивать тему при Куки:       — Как скажешь.       Подозрительный взгляд Хэйдзо в ответ он стойко проигнорировал. Все его мысли крутились вокруг той стены, что росла между ними слишком стремительно, была слишком толстой, непробиваемой, а каждое новое слово только оставляло кровавый след от сбитого кулака. Кадзуха замолчал, только чтобы не сделать хуже, так как никак не мог найти тот самый ключ, который волшебным образом вернул бы те самые искры в зелёные глаза при виде него. Пока он только множил в его сердце злость.       — Прости, Хэйдзо… — Куки взглянула на него с раскаянием, на что Хэйдзо беззлобно качнул головой, уперевшись ладонями в стол и вставая с места.       — Всё нормально. Рад слышать, что в комиссии Тэнрё зашевелились. Глядишь, полиция начнёт работать и найдёт Итэра, — под его откровенное глумление Кадзуха и Куки озадаченно переглянулись. Хэйдзо, спрятав телефон в карман, подхватил свой нетронутый поднос с едой и кивнул им обоим: — Вынужден вас оставить. Хотел потренировать новую хореографию перед сном. Увидимся.       Он ушёл, не дождавшись ответа, и по пути громко закинул поднос на стойку с грязной посудой. Проводив его взглядом до выхода, Кадзуха поборол в себе желание рвануть следом и, сглотнув, обернулся на понурую Куки, явно чувствовавшую себя виноватой за случившееся.       — Не переживай. Мы последнее время все на взводе. Ты ещё не знакома со Скарамуччей…       Взгляд Куки стал ещё более испуганным, и от необходимости что-то сказать её спасла возможность увлечься своей едой. Совсем растерявшись, Кадзуха сменил тему и принялся рассказывать ей об их планах и новом альбоме, что наконец-то позволило им продолжить разговор, не натыкаясь на острые углы.       Когда они засобирались уходить, то Кадзуха, не сдержавшись, всё же спросил совсем тихо, так, что Куки показалось, она ослышалась:       — Помнишь, почти перед своим отъездом ты сказала мне, что… что у тебя были чувства к Хэйдзо? Ты уехала из-за них? — его испытующий взгляд встретился с её распахнутыми глазами. — Извини за вопрос, но я не смогу иначе спокойно спать, если мой ответ тогда…       — Нет, — поспешно ответила Куки, но её ответ заглушила вновь надетая маска, так что ей пришлось прокашляться и повторить чуть громче: — Нет. Кадзуха, ты совсем не при чём. Я ведь и сама понимала, что у нас не могло быть никаких отношений из-за его карьеры. Я… позволила себе слабость.       Её глаза сощурились от грустной улыбки, и Куки тряхнула волосами, отгоняя накатившую тоску.       — Это просто совпадение. Госпожа Яэ сама предложила мне эту программу.       — Так ты больше не… — Кадзуха чувствовал себя отвратительно, выпытывая столь личные вещи, но её ответ мог всё изменить и он должен был знать его. Для чего? Он сам ещё не знал.       Вздрогнув, Куки отвела глаза, посмотрела на давно закрывшуюся за Хэйдзо дверь столовой и тяжело вздохнула:       — Не знаю, — её откровенность только усугубляла его отвратительность, — не знаю. В Ли Юэ было проще. Ладно, мне тоже пора, а то я сюда почти сразу с самолёта. Надо выспаться.       Стоило ей отойти, чтобы убрать посуду, а после забрать свою спортивную сумку с вещами и попрощаться, как Кадзуха зажмурился, давясь желанием взвыть от избытка собственных чувств, попутно захлёбываясь чужими. Куки могла не знать, но он знал, видел по её ненароком брошенным взглядам, по лёгкому смущению, такому знакомому в присутствии того, кто нравился по сей день. Знала ли и госпожа Яэ, убирая её прочь от группы тогда, а теперь возвращая работать с другим проектом? Одни совпадения.       Кадзухе захотелось скрыться от жестокого мира в привычных объятиях.

***

      В танцевальном зале гремела их музыка, которую сами исполнители слышали больше раз, чем любая из фанаток. Смирившись, что хореография упорно не хотела ни рождаться, ни заучиваться, Хэйдзо позволил себе просто потанцевать давно опостылевшие связки перед зеркалом, ни о чём особо не думая впервые за долгое время. И хотя мысли обо всём на свете его не покидали, он упорно отгонял их, пытаясь сосредоточиться на музыке, пусть даже известной ему до последней ноты.       Вслед за старыми треками включились новые, загруженные им накануне для репетиций, и ещё чужая музыка заставила Хэйдзо сбиться, отчего он злостно пнул от души воздух, только теперь замечая в зеркале, что был не один. Подойдя к телефону, Хэйдзо сделал звук тише, чтобы спросить без всякой радости:       — Что ты тут делаешь? — он обернулся на Кадзуху, подпирающего лопатками дверь зала и прячущего руки за спиной.       — Любуюсь, — с улыбкой ответил тот, отходя от двери, предусмотрительно закрытой на замок. — Уже поздно, если бы не я пришёл за тобой, чтобы загнать спать, то охрана агентства точно заглянула бы. Наверное, я всё-таки буду лучшим вариантом.       От двусмысленности последних слов Хэйдзо усмехнулся, не собираясь вслух соглашаться с очевидным просто из вредности, и Кадзуха подумал мимолётно, как плохо влияла на него близость со Скаром. Наоборот не получилось…       — Всё отрепетировал? — участливо поинтересовался Кадзуха, оказавшись совсем близко.       — Нет. Ничего не получилось, — фыркнул Хэйдзо, застигнутый врасплох у зашторенного окна. — Ты что-то хотел?       — Всё то же — поговорить, — опёршись бёдрами на подоконник, Кадзуха сложил руки на груди. — Ты снова избегаешь нас. Меня.       Пальцы протянутой руки коснулись бока Хэйдзо, отвернувшегося к зеркалу во всю стену, где копия Кадзухи повторяла его действия. Касалась, даря тепло, спокойствие, завладевая уставшим Хэйдзо, у которого не осталось сил на сопротивление. Ладонь Кадзухи скользнула по его голой руке от локтя к кисти, пальцы переплелись с его, потянули на себя, и Хэйдзо сделал шаг к нему, оказываясь в объятиях, чувствуя, как Кадзуха зарывался носом в его спутанные волосы, жарко выдыхал в шею.       — Ну и? — тихо спросил Хэйдзо, не следя за своими руками, обнимающими Кадзу в ответ. — Что тут обсуждать?       — Хочу это исправить, — вслед за словами Кадзуха оставил на его шее лёгкий поцелуй. — И чтобы ты знал, что я не обижаюсь. Что ты был со мной не до конца откровенен.       Отстранившись, он заглянул в потемневшие зелёные глаза, взгляд которых скрывал все мысли и не давал ни одной зацепки, как к нему подступиться. Кадзуха прильнул было для поцелуя, но его губы опалили слова Хэйдзо:       — Я знаю, чего ты добиваешься, — руки стиснули его талию, будто собирались удержать от побега, пока сам Хэйдзо мрачно смотрел на растерявшегося Кадзуху. — Что я поделюсь, откроюсь тебе, как, видимо, открылся и Скарамучча. Ты хочешь мой ключ. Но знаешь что, Кадзу?       Хэйдзо вдруг прижал его к подоконнику, подсадил, заставляя сесть на него поверх своей сброшенной до того толстовки и сам располагаясь между разведённых ног, тщетно пытающихся свестись. Его горячая ладонь легла поверх внутренней стороны бедра Кадзухи, сжала, ощущая чужой трепет, но Хэйдзо продолжал смотреть прямо в багровые глаза, где крылось непонимание.       — Я не рассказал тогда, не расскажу и сейчас, — удивлённо открывшийся рот Кадзухи накрыли губы Хэйдзо, вовлекая в глубокий поцелуй, испивая выдох до дна, только чтобы прошептать после: — Ты изводишь меня. Хочешь получить всё. Я ничего тебе не дам.       — М… — ответ Кадзухи снова утонул в требовательном поцелуе, и Хэйдзо не собирался давать ему ни шанса сказать хоть что-то, своими сладкими речами отвлечь от обличения его намерений.       Если Кадзуха пришёл соблазнять его — Хэйдзо мог не хуже. И его руки продолжали жечь сквозь ткань, оглаживать от коленей к бёдрам, пальцами проскальзывая по чувствительным местам, заставляя Кадзуху мелко вздрагивать, теряться в ощущениях, которые дарили сильные ладони. У него помутнело в голове на слове ключ, от того, как досконально Хэйдзо понимал его, видимо, всегда, лишь позволяя манипулировать собой до точки невозврата. Но дошли ли они до неё?       Вырвавшись из плена его губ, Кадзуха всё же задал один мучивший его вопрос:       — Почему?       «Почему не дашь? Почему отказываешься? Почему сопротивляешься?»       Хэйдзо усмехнулся, разглядывая его порозовевшее от поцелуев лицо, переводя взгляд на собранные в хвост светлые волосы с неизменной багровой прядью, вновь думая о том, каким прекрасным был Кадзуха, как хотелось сдаться его обольщению, хриплому тону, рукам, стянувшим с его волос шнурок, чтобы зарыться пальцами, растрепать. Завладеть. Но даже если бы Кадзуха вошёл пальцами прямиком в его сердце, Хэйдзо ответил бы то же:       — Потому что, — перехватив его запястье, он положил ладонь Кадзу без перчатки себе на щёку, поднял глаза, — я не хочу тебя терять. Я поддался… но я могу остановиться, чтобы наши отношения не разрушились навсегда.       Как было с Горо, однажды безответно и глубоко любившим отчуждённого Кадзуху, как было с Томо, наверняка любившим его не меньше, но проигравшим своей зависимости. Как было бы с Хэйдзо, запутавшимся в паутине, сплетённой Мико, влюбившимся, зная все риски, в того, чьи истинные чувства словно были скрыты от него самого. Они уже долго играли свои роли в группе, не отличая больше реальность от образа, но Хэйдзо прояснил свой разум, наскрёб остатки воли, даже если это означало причинить себе боль.       Сжимая пальцы Кадзухи, лежавшие на его щеке, ломая свою гордость, он заставил себя произнести слова, равноценные тому, чтобы выброситься из окна позади них:       — Будь со Скаром.       — Ха?.. — глаза Кадзухи расширились от услышанного, губы удивлённо раскрылись, выдыхая только удивление.       — Я смогу пережить свои чувства, даже смогу работать дальше, — Хэйдзо усмехнулся, прежде чем добавить: — Он не сможет.       — Но… Почему нельзя оставить, как есть? — Кадзуха обвил его шею второй рукой, прижался теснее, большим пальцем поглаживая щёку Хэйдзо, раз уже касался его лица. — Я здесь, пришёл к тебе. Мне не всё равно, когда тебе грустно, мне не всё равно на грусть вас обоих.       — Знаю, Кадзу. Но я говорил тебе, что делить тебя не буду. И говорил, что ты выберешь его, — взгляд Хэйдзо соскользнул от глаз Кадзухи к его губам, по которым прошёлся язык.       — Ты толкаешь меня к этому. Решаешь за меня…       Он замолчал, когда другая рука Хэйдзо на его спине вцепилась пальцами в тело до боли, отчего Кадзуха поморщился, и вместо ласкового шёпота он услышал раздражённое шипение:       — Да, решаю. Потому что кому-то из нас придётся. Я достаточно ждал и теперь избавляю нас обоих от будущих проблем.       — Ах, Хэйдзо, — улыбнувшись, Кадзуха мимолётно поцеловал его в скулу, тише проговорил возле уха: — От всего не спасёшь.       Ладонь в перчатке оказалась вдруг под футболкой Хэйдзо, мягкая ткань на кончиках пальцев пощекотала поджавшиеся мышцы пресса, и Кадзуха воспользовался мгновением его растерянности, чтобы вновь поцеловать. Чтобы Хэйдзо закрыл свои изумрудные глаза, в которых отражалось осуждение, а вместо него подарил Кадзухе то внимание, от которого тот млел. Сидеть на подоконнике было весьма удобно, особенно сжимать бёдрами бока Хэйдзо, не давать ему отстраниться, заползать дальше под его одежду, носом вжиматься в сгиб шеи, вдыхая его терпкий запах после тренировки.       В каждом поцелуе Кадзухи, в каждом касании, в каждом взгляде сквозь светлые ресницы одно — «останься моим». И в каждом ответе Хэйдзо — всё то же безапелляционное и жестокое «нет».       Он брал, потому что Кадзуха предлагал себя, как спелый плод висел бы на дереве, но Хэйдзо единственный из их треугольника умел, даже вкусив, отказаться от того, что у двух других вызывало токсичное привыкание. С большим усилием, душа самого себя, запуская руку в грудь, чтобы сжать и угомонить сердце, но мог.       — Хэйдзо, — выдохнул Кадзуха, обнимая его обеими руками за шею, покорно глядя в затуманенные глаза напротив, — может, ты ещё передумаешь?..       — Не проси.       — Но я люблю тебя.       Прозвучавшие слова повисли в воздухе, растянулись, увеличились, заполняя всё пространство танцевального зала. Хэйдзо моргнул, слабо нахмурившись, осознавая вес признания, пока Кадзуха, сдавшись на его милость, молчал: у него больше не осталось оружия против стены между ними — он поставил на кон свою искренность.       — Если ты правда любишь меня, Кадзу, — медленно проговорил Хэйдзо, отстраняясь и заканчивая с горечью: — Почему мне так плохо?       Кадзуха сглотнул под его потерявшим блеск взглядом, протянул к нему руку, но Хэйдзо уже отошёл, небрежно оправляя одежду и растрёпанные волосы. Хрупкая иллюзия того, что всё поправимо, что разговор — лишь игривая прелюдия, стремительно осыпалась тысячей осколков. Спрыгнув с подоконника, Кадзуха шагнул было навстречу, замер за его спиной и, не решившись коснуться, только произнёс, вкладывая всё отчаяние:       — Прости меня.       — Я не злюсь на тебя, — Хэйдзо, пытающийся собрать вещи, чтобы уйти из клетки зала, остановился и обернулся со слабой улыбкой. — Я злился. Сильно. Но я не могу злиться долго и по-настоящему, потому что… Ты знаешь почему.       Обойдя застывшего Кадзуху, он схватил с подоконника свою толстовку, нагретую теплом чужого тела, надел, резко втискивая руки в рукава, и поправил спутавшийся капюшон. Их взгляды снова пересеклись, но слова больше не шли. Проверив, что телефон в кармане, Хэйдзо кивнул на выход.       — Пойдём домой. Ты же за этим за мной пришёл?       Не зная, что ещё мог сказать, Кадзуха тоже кивнул, на непослушных ногах пошёл за ним, судорожно думая, почему всё так сложилось и как теперь будет. Вздрогнул, когда услышал звук открывшегося замка двери и вслед — неожиданно весёлый голос Хэйдзо, обращённый к нему:       — Знаешь, несмотря ни на что, у меня останется одна радость.       — Какая? — механически спросил Кадзуха.       — Знать, что Скар не победил. Разве это победа, если соперник уходит с поля?       — Хэйдзо, вы не соперники…       — Ещё какие, — он мягко притянул Кадзуху к себе за плечо, понизил голос до плохо различимого шёпота, так как они стояли у самой двери: — Интересно, каково ему будет, если поймёт, что его счастье лишь моё разрешение? Ха-ха, он взбесился бы до одури.       — Так ты это просто назло Скаре? — не скрывая растерянности, спросил Кадзуха.       Подумав секунду, Хэйдзо равнодушно пожал плечами, мол, почему бы и не задеть его заодно.       — Только не говори ему сразу. Пусть помучается ещё, — ответил наконец, уводя взгляд и не желая больше торчать в зале.       И Кадзуха мог бы спросить его, откуда столько жестокости, но не имел права после того, как сам плёл капкан, вот только захлопнулся он на собственной ноге. Он проиграл, впервые, получил отпор, когда опрометчиво решил, что всё решено, и чувство собственничества зверело внутри него, требуя вернуть как было, даже если в словах Хэйдзо был смысл. В его решении был смысл, но чувства были выше любой рациональности. Они свирепо расцарапывали грудь изнутри: вернись, посмотри, коснись, отреагируй, покажи, что я важен тебе. «Ты ведь всегда смотрел на меня».       Кадзуха обнаглел, и только великодушие Хэйдзо, принимавшего его таким несовершенным, не уничтожило их дружбы, лежавшей в основе близости. Его снова прощали, но сколько ещё прощений было в запасе?