Когда ты вернёшься...

При каждой возможности, когда ему выпадала свободное время, Чон выводил Тэхёна из дома, что называется, в люди. И когда в кои-то веки выпал свободный вечер, радуя отсутствием клиентов, у него возникла идея, которую он и озвучил Тэ, как обычно, сидящему на своём месте в уголке дивана, подобрав под себя ноги, и размышляющий о том, о чём он всё никак не мог поделиться пока ни с кем, даже с Чонгуком. — Тэхён, давай сходим в бар, расслабимся, отвлечёмся. Как смотришь на это? Ты не против? — в голосе всё-таки сквозит сомнение. Тэхён, помедлив, кивнул: — Согласен, но пить я не буду, — он резко вскинул руку, со стыдом сразу вспомнив пьяные танцы и своё позорное видео, которое никто так удалять и не собирается. — Да и не надо, — Чонгук кивнул, прикрыв глаза, очевидно, тоже вспомнив тот вечер, но только другой момент. И невольно облизнул губы с тайным желанием повторить. И улыбнулся своей фантазии. Ким с подозрительным смятением посмотрел на его мечтательное лицо, но промолчал. Толпа уже не пугала его, Тэхён спокойно реагировал на скопление народа. Тем более рядом Чонгук, перезнакомивший его со всеми своими друзьями, не скрывая его и не стесняясь. Но всё же решил, что будет держаться как можно ближе к механику.

***

— Гуки, привет. Боже, я так рада тебя видеть, — не успели они зайти в полутёмное прокуренное помещение бара, как довольно миловидная стройная девушка повисла на его шее. — Ты давно здесь не появлялся, я скучала, очень. Она прилипла к Чону, смотря на него призывным и завлекающим взглядом. А Чонгук, улыбаясь, обнял её одной рукой за талию, что не ускользнуло от внимания Кима. «Гуки? Вот как… Так нежно и ласкательно…». В груди стало тесно, и воздух какой-то разреженный, с трудом проходит в лёгкие, отчего-то в кончиках пальцев неприятно кольнуло. Тэ опустил голову, стараясь не смотреть на эту самую руку, и, расстроенный, направился прямиком к стойке бара, решив, что сам себе слово дал, сам и отменяет своё обещание. Передумал он. Какого лешего согласился идти в этот вертеп? Жизнь — дерьмо. Щас он напьётся. И этот механик пусть трахается с кем хочет. И плевать! Да! С высокой колокольни. А девушка, не выпуская ладонь Чона, уверенно потащила за собой на танцпол так, как будто она имела на это полное право. Чонгук, поймав разочарованный взгляд Кима, только растерянно пожал плечами. Тэ, не долго думая, заказал себе виски, опрокинул разом. Горючая жидкость обожгла горло, и, передёрнувшись, он чуть не задохнулся с непривычки. Гадость. Опьянение наступило сразу, заполняя вены, расслабляя внутренности и затмевая разум. Не хотел, но смотрел захмелевшим взором, как танцует Чонгук, как гибко и ритмично двигается его тело в такт музыки, как легко, плавно и ловко управляет им, а девушка вертелась, кружась, вокруг него, обвивая его руками и закидывая ему на мускулистое бедро длинную ногу. И непонятно откуда-то взявшиеся острые иголочки повтыкались глубоко в самое сердце. В груди стянуло от гадкого ощущения. Ревность. Знакомое чувство. Ненавистное. Липкое и мерзкое. — Я тебе член на кругляши порублю, скотиняка такая, — недовольно пробубнил себе под нос, подперев щеку ладонью. Глубоко выдыхает, давя бурлящие в груди эмоции и желание прибить этого нахального механика на месте, прямо вот так, не сходя с места. Но губы предательски задрожали, и глаза наполнились слезами. А чего он ожидал, Чон здоровый, нормальный мужчина. В голове назойливо застучала молоточком удручающая мысль: Чонгук нормальный, а он… Довести свой внутренний монолог до логического завершения не получилось, ему помешала чья-то рука, грубо опустившаяся ему на плечо. От неожиданности Тэ вздрогнул, повернул голову, пытаясь разглядеть, кто это помешал ему предаваться печали и самоуничижению. И то, что увидел, ему не понравилось: красное лицо, жидкие сальные волосы, тонкие, с жирным блеском губы. Он повёл плечами, скидывая чужую руку, ощущавшаяся неприятной тяжестью. — Что, скучаешь? Я тоже. Как звать эту куколку? — прогундосил еле стоявший на ногах рыжий парень. Тэхён поморщился от дыхнувшего на него смеси запахов алкоголя, сигарет и вонючего пота. — Оставьте меня в покое, — он отвернулся, не желая никого ни видеть, ни разговаривать. — Ишь ты, какая цаца, чавось такой недружелюбный-то? Сидит тут в одиночестве, это нехорошо, не порядок. Ну, давай, пойдём в укромное местечко, поразвлечёмся, я сделаю тебе хорошо, а ты мне, — он бесцеремонно схватил Тэ за руку и потянул за собой. — Отпустите. Я тут не один, я пришёл с другом. Что вы делаете! — Тэхён, пытаясь вырвать руку из чужих потных ладоней, беспомощно оглянулся, ища глазами Чона, но не нашёл. Наверно, уже вовсю развлекается, бросив его здесь одного. Слёзы обиды, отчаяния, досады спазмической удавкой обернулись вокруг горла. Ещё немного, и он позорно разрыдается прямо среди шумной пьяной толпы, где никому нет до него дела. — Что в слове «нет» тебе не понятно? — от гневного рыка завибрировало в ушах. Татуированная рука Чона грубо сжала хлипкую шею, и мало что соображающий парень, не ожидавший такого напора, взвыл от боли. Тэхён облегчённо выдохнул, и почти счастливая улыбка сквозь слёзы растянула его искусанные губы. Автомеханик его не бросил. И, кажется, не похоже, что ещё несколько минут назад он занимался кое-чем постыдным. Ким спрятался за спину Чонгука, благо она сильная и широкая, он за ней, как за непроходимой скалой. А Чон без сожаления швырнул приставалу на пол, и тот звучно приложился головой о пол. — Съебись по тихой грусти, — Чон наступил своим тяжёлым берцем на его руку, ту самую, которой посмели прикоснуться к Тэхёну. В этот момент он выглядел просто устрашающе и очень внушительно. Склонившись над скулящим телом, сверкая гневно глазами, зло произнёс довольно громко, выделяя интонацией каждое слово: — Запомни, урод, никогда не трогай чужое, — и ещё сильнее придавил пальцы. — Дошло до тебя? Тонко воющий парень только и смог, что закивать, захлёбываясь слюнями. Чонгук сделал шаг назад, но вдруг вернулся и вне себя от ярости ударил того в живот ногой. — Сука! — внутри него всё горело, какой-то гандон посмел посягнуть на Тэхёна, обидеть, унизить, оскорбить, а ведь он столько усилий приложил к тому, чтобы вытянуть того из болота самобичевания, привести в более-менее нормальное, уравновешенное состояние, восстанавливая его ментальное здоровье и повышая самооценку. А Ким с удивлением приоткрыл рот. «Не трогай чужое»? Ведь он правильно расслышал? Чонгук считает его своим? Вот только кто он для него на самом деле? — Тебя на минуту нельзя оставить одного, сразу же на задницу приключений ищешь. Улыбка сползла с лица, от возмущения задохнулся, вспыхнув праведным гневом, довольно болезненно ткнул пальцем ему в грудь: — На минуту? Да ты два часа крутился вокруг какой-то девицы, оставив меня здесь одного, — приобняв себя за плечи, обиженно двинулся к выходу. Чонгук, не ожидавший такого гневного отпора, даже остановился, потирая ладонью грудь: — Это что? Стиль а-ля ревную? — густые брови от удивления сложились домиком. — Вот ещё! Буду я ревновать! Делать мне больше нечего, я до таких низменных чувств никогда не опущусь, — он претенциозно вздёрнул подбородок и гордо продефилировал мимо застывшего автомеханика. Ну как гордо: пьяно семенил, изо всех сил пытаясь сохранить равновесие. Чонгук красноречиво хмыкнул и, нахально улыбаясь, направился вслед за ним, зорко следя за движениями такого забавного сейчас Тэ. Мало ли, вдруг навернётся, а он не позволит этой пьяненькой милашке упасть. Надо будет, и на руках донесёт до самого дома. Но как же без вишенки на торте, и шутница Судьба, не желающая никак поворачиваться к Тэхёну передом, очевидно, решила, что на сегодняшний вечер ему не достаточно для полного комплекта бурных эмоций, и на его пути нарисовалась какая-то полупьяная блондинка с мигрирующим по лицу макияжем и, слова не говоря, обняла его, закинув руки тому на плечи, и… жадно впилась в губы. Тэхён, ошарашенный такой подлянкой, опешил, округлив глаза, и только через несколько секунд, почувствовав, что ему в рот толкается чужой язык, замычал, плотно сжав губы, и попытался оттолкнуть нежеланную почитательницу. Но девушка мёртвой хваткой вцепилась, и отделаться от неё у него не получалось. Чонгук, посмеиваясь, разжал её пальцы и, перехватив поперёк живота, легко поднял сопротивляющуюся девицу, которая, не желая отпускать красивого парня, до последнего цеплялась за его одежду, просто перенёс её и усадил на ближайший столик. — Фу! — Тэхён, выбежав из бара, смачно сплёвывал на землю. — Какого чёрта? Мало того, что девушка, так ещё и пьяная, — он неистово тёр тыльной стороной ладони брезгливо сжатые губы. — И как часто вам приходится отбиваться от навязчивого женского внимания? — они медленно шли по ночному посёлку. Звуки музыки затихали с каждым шагом, оставаясь позади. В домах горел желтоватый свет, нехотя разгоняя сгущавшуюся темноту. — Ох, мой рыцарь, без страха и упрёка, вы даже представить себе не можете, как часто и не только от женского, — немного протрезвевший на свежем воздухе Тэ жеманно театрально прижал ладони к щекам. — Ну, тогда ваш рыцарь в блестящих доспехах готов защищать вас от всех драконов, как мужского, так и женского рода, — Чонгук выпятил грудь вперёд, играя рельефными мышцами, и согнулся в притворном поклоне. Тэ, не выдержав, засмеялся. Он почувствовал себя принцессой, и ему понравилось это ощущение. Порыв беспочвенной и в то же время мучительной ревности улёгся, но она не исчезла, не растворилась, а, уйдя в подполье, затаилась на донышке грудной клетки, оставив лазейки для последующих вылазок и возмущений.

***

К гаражу подъехала очередная машина, и из неё выпорхнула, словно стрекоза, девушка. Тэхён, полулёжа на диване, читал книгу, принадлежащей сестре Чона (ага, тот самый любовный роман), и сквозь полуприкрытые ресницы неприязненно бегло оглядел её. Ну да, кто бы сомневался: коротенькая блядовитая юбочка, нагло обнажавшая длинные загорелые ноги, блузка, расстёгнутая чуть ли не до пупка, сквозь бездонный вырез которой бесстыже выглядывали две полуокружности упругих грудей, призывно торчащие соски, упирающиеся в тонкую полупрозрачную ткань. Тэ хмыкнул, недовольно поджав губы: это ж надо, сколько голого тела и без бюстгальтера. Почему поселковые девушки, практически все, пренебрегают этим предметом женского гардероба? Так и эта красотка, надеется соблазнить умопомрачительного автомеханика своими обольстительными прелестями. Фи! Какая пошлость! Чонгук, осмотрев машину и выслушав жалобы девушки, которая кокетливо накручивала на палец локон светлых волос, слегка покачиваясь с носков на пятки. Вежливо улыбнулся, словно не замечая, какое производят впечатление его сильные накачанные мышцы груди и плеч, при чём его взгляд не опускался ниже уровня глаз напротив, пообещал провести полный техосмотр авто и дать знать, когда она сможет забрать его. Всё в пределах нормы приличия, она клиентка, и Чонгук просто обязан быть с ней приветливым. Но что задевает Кима, почему так остро реагирует, он и сам не знает. В сердце неприятно закололо. К горлу подкатил маленький колючий комочек негодования. Неожиданно возникло желание выцарапать ей глаза, представил себе эту сцену членовредительства и поразился своей кровожадности. Но да, это было бы аутентично. Ну а в реале он уже примерно знает, что будет дальше. И к гадалке не ходи. Вот сейчас она неловко споткнётся, нелепо взмахнёт руками, и по классике жанра — как бы невзначай упадёт, и именно непременно Чону в его сильные руки, а он, такой мощный и мужественный, поймает её прямо в воздухе. Ну вот! Как он и думал, как по сценарию корейской дорамы. Висит уже у него на шее, обвив её тонкими ручонками с красными коготками и запрокинув голову, томно закусывает накрашенные губки и невинно хлопает нарощенными шторками-ресничками. Короткая блузка, конечно же, задралась, а он, козёл такой, мило придерживает её, касаясь ладонями голой кожи на талии. «Биологический класс — джентльмен хренов!» — припечатывает про себя возмущённо. — «Подвид — кобель обыкновенный». В нём просыпается боевой хомячок и принимает угрожающую стойку. Дождавшись, когда очередная соискательница на сердце Чона скроется в тумане, помахав на прощание тонкими пальчиками, Ким, сглотнув подкативший к горлу ком и набрав полную грудь воздуха, хотел было высказать всё, что думает о наглом механике, в полной мере терзаясь муками сомнений, неуверенности и самое неприятное — ревности. Разве не ему он улыбается так тепло, что внутри всё плавится? Произносит слова, которые заставляют думать, что он для него особенный. Смотрит так, что хочется стать для Чонгука лучшей версией себя. Заботится, готовит и даже с рук кормит. И не отпускает от себя ни на шаг. Зачем тогда это всё? Опять ложные надежды? На последней мысли он помрачнел и так разозлился, что от вспыхнувшей жгучей обиды и до дрожи знакомой ревности его начало колотить. Уязвлённое самолюбие, сомневаясь в себе, уступило место беспомощности и безнадёжности. Слова застряли в горле, так и не вырвавшись на волю. Прикушенные губы задрожали, и вот уже на густых ресницах слёзы искрятся, как летняя роса под восходящим солнцем ранним утром. Он развернулся и почти бегом покинул помещение. И вместе с ним поникший хомячок. Забежал в дом, давя всхлипы, но не успел сделать и несколько шагов по направлению к своей спальне, где собирался зализывать душевные раны и вылить все свои переживания и безнадёжное отчаяние подушке непрерывным потоком горьких слёз, как его схватили за запястье и толкнули к ближайшей стене. Он упорно вырывался, но его цепко и как-то по-хозяйски за талию держали крепкие татуированные руки. — Ты куда сбежал? — А что мне там делать? Тебе и без меня весело, вон всю голую душу для тебя наизнанку вывалили, и телефончиком обзавёлся, — произнёс голосом обиженного ребёнка и руками показал две округлости души на своей груди. Надулся, как дикобраз, ещё немного и иголки полетят. Чон смотрит на него, такого милого, раскрасневшего, красивого, ревнующего и нежность прошивает. — Ты думаешь, меня интересует её грудь? — Чон усмехнулся, притянув его за талию, а Тэ избегал смотреть на него, изворачивался, скрывая свои наполненные слезами глаза и поджимая с негодующим видом трясущиеся губы. — Глупенький, сам придумал, сам и обиделся. Тэ сердито насупился, всё ещё дуясь, попытался отцепить сильные руки от своей талии. Несколько минут яростного громкого пыхтения. Хмурится на весь мир. Пусть знает, что он на него обиделся, но Чон прижимал его ещё крепче. И от ощущения силы в его крепких руках теряется. Горячие пальцы прошлись по линии скул, прикоснулись к подбородку, мягко поднимая: — Посмотри на меня, Тэ. А он, недовольно сопя, отводил взгляд и смотрел куда угодно, только не на Чонгука. Его прижали к стене всем телом так сильно, что Ким почувствовал, как ему в пах упирается довольно внушительный напряжённый бугорок. Между их лицами совсем мизерное расстояние, такое, что горячий выдыхаемый воздух обжигает губы. Чонгук ликвидирует и эти ничтожные сантиметры, притягивая Тэ к себе вплотную. А сильные руки прошлись по бедру, скользнули за спину и сползли на округлые ягодицы, смяли их с грудным стоном и, обдувая горячим дыханием, тихо, сквозь сжатые зубы прошептали, выдохнув: — Тэ… — тон голоса снизился до хрипловато-сексуального, и от него побежали мурашки, царапая спину, и дыхание участилось. Провёл языком по его мягким губам, слизывает солёный вкус, вызывая сдавленный стон и томление в теле. В животе сладко заныло, в паху потяжелело. Тело отзывается, поддаётся на ласку, требуя продолжения, внутри всё натягивается, комочек плоти бешено бьётся о рёбра, стремясь выпрыгнуть из груди. Может ли он несколько дней побыть счастливым? Но что такое счастье? Это всё обман, мираж, иллюзия, лицемерие и ложь. Но как ему не хватало именно этого ощущения всеобъемлющего счастья. Сможет ли он перешагнуть через недоверие и сомнения? Так сложно противодействовать. Погружённый в свои мысли, Тэ не заметил, как перестал сопротивляться, как начал отвечать на нетерпеливые поцелуи, прикрыв глаза. Оно само как-то получилось, он не специально, даже не думал. И в мыслях не было. Чонгук, поймав адреналиновую волну, целует напористо, язык проникает между губ, кружа вокруг чужого, ведёт, доказывая своё первенство. Чуть подрагивающей рукой пробрался под футболку, поглаживая разгорячённую кожу и чувствуя, как напряглось хрупкое тело. Слегка провёл кончиками пальцев, очерчивая, по рёбрам, по заострившимся горошинам сосков, провоцируя несдержанный выдох и дрожь по всему телу. — Вот какая грудь мне нравится… — прошептал в ухо, и от придыхания голос сбился. В воздухе заискрило от напряжения… …стало жарко… …атмосфера накалилась… …горячее дыхание скользило по коже, пробуждая жгучее вожделение и пробивая до мурашек… …реальность поплыла перед глазами, стирая границы… …пальцы нырнули в густую копну волос, притягивая ещё ближе… …ненасытные поцелуи… …тихие прерывистые стоны… …импульсы возбуждения волнами прокатывались по телу… …руки хаотично блуждали, сминая, лаская и поглаживая… …широкая ладонь с нажимом проходится по ширинке… …сжимает привставший член через одежду… …водит рукой, ускоряя темп… …бёдра инстинктивно толкаются в ладонь… …ноющая от желания плоть стремительно твердеет до тянущей сладкой боли… …бельё уже давит, и изнывающий член требует свободы… — Эй, Гука! Вечер в хату! Тебя нет в мастерской… — слова замерли на губах. Картина Репина «Не ждали». Юнги, как всегда, без стука зашёл в дом, предупреждать хозяина о своём посещении как-то не приходило в голову. По ошеломлённому лицу пробежало лёгкое недоумение: — Яга вас дери! Нихуя себе! Взбудораженные Чон и Тэ, взмокшие от возбуждения, торопливо отскочили друг от друга, тяжело дыша. Припухшие губы, вздымающаяся грудь, поплывшие с поволокой глаза, растрёпанные волосы, непорядок в штанах говорили о многом. — Юнги, блять, какого хера! Тебе жить надоело? — Чон почти со злостью посмотрел на друга. — Я уже по-тихому и потрахаться не могу? Обязательно ты должен появиться и всё испортить? Это нормально, нет? Да инквизиция рядом с тобой отдыхает! Тэхёну, с раскрасневшимся лицом, захотелось моментально сократиться в пространстве. Он упорно смотрел в пол, найдя что-то занимательное для себя в узоре деревянных половиц. Увлекательно так. Интересненько. — Может, всё-таки исчезнешь с глаз моих или тебе направление показать? Так на хуй — это туда! — он несдержанно махнул ладонью в сторону входной двери. А чёрные глазища горят, злые такие, презлые. — Ну… вы тут… это… держитесь! — по невозмутимости Юнги был нанесён сокрушительный удар, он чуть не забыл свой родной корейский и не заговорил по-китайски. Смутившись, поднял кулак вверх, тряхнул им и резво ретировался, бормоча себе под нос: — Вон оно как. У каждого в избушке свои погремушки, — надо же, какой он впечатлительный, оказывается, и не подозревал даже, он то думал, что Вселенная его уже ничем удивить не сможет, а оно вон как. — Воистину, чудны дела твои, Господи. — Послал Бог друга, если, конечно, это богово дело, — Чон виновато посмотрел на пунцового Тэ. Момент упущен. Тот, отступая на несколько шагов, смущённо опустил глаза, спрятавшиеся за непослушными, чуть завивающимися прядями волос, потом, развернувшись, бросился из комнаты. Отступление, похожее на бегство. Послышался резкий в тишине хлопок закрывающейся двери ванной. Тепло его рук, жар тела согревали в наступающей ночной прохладе. Потеря ощутима. И теперь ему зябко, неуютно. Умывшись холодной водой, Ким посмотрел на себя в отражении зеркала. Вселенская стыдобушка. Что он творит. Страшно довериться снова, боязно открыться, пепел его души всё ещё обжигал. А сердечко обиженно стучит, требуя любви и нежности. Чонгук выдохнул с напряжением, оперевшись руками о край стола и понуро свесив голову. Жар вожделения всё ещё струится по венам. — Призвали силы зла, прилетела фея на метле и нафеячила, сука! — Кого-то сейчас разорвёт от бешенства. Он болезненно простонал, потирая всё ещё не желающий успокаиваться член. Придётся идти в душ и там жаловаться своему стояку на несправедливость жизни и злую шепелявую фею, что так легко, в один миг разрушила волшебный момент.