Когда ты вернёшься...

Холодная реальность тисками сомкнулась на горле. Тэхёну было отвратительно собственное существование, хотелось вновь потерять память, не оставив ни следа о своей жизни последние три года. Мерзкое чувство своей никчёмности, ущербности усиливала боль от предательства. Хотелось исчезнуть. Всё казалось дурным затянувшимся сном, из которого всё никак не удавалось вырваться. Самое ценное, что есть у человека — это память, но хорошо ли помнить то, что причиняет неимоверную боль? Воспоминания оглушали. Тэ зарывался в подушку, укутавшись в одеяло, и хотел только одного: забыть. Потому что там, за гранью материального пространства он не испытывал мучительного стыда за свою ничтожность и несостоятельность. И в груди не так тоскливо ныло. Он всё более уходил в себя, становясь угрюмее, безразличнее к окружающему миру, безучастнее. Отстраняясь и закрываясь от внешнего мира, он капсулируется. Тэ мучала бессонница, он боялся закрыть глаза, кошмары всей ужасной правдой с новой силой приступами наваливались непомерной тяжестью. И только рядом с Чонгуком он спал спокойно, не дёргался, не метался по простыням. Поэтому всегда упорно дожидался, пока механик не закончит все свои дела, не примет душ, смывая с себя рабочий день, и не ляжет с ним в одну кровать. Он укладывался головой на его плечо, утыкался в шею носом, закрывал глаза и засыпал, убаюканный запахом кожи и спокойным ритмом биения его сердца, не подозревая, как у того натягивались нервы, какие фантазии пробуждает в его мозгу даже простое сонное сопение. — Тэхён, Тэхён, — произнёс медленно Чонгук, словно пробуя каждую буковку на вкус, смакует вслух, и во рту собирается слюна от блаженства. Красивое имя для красивого парня. Когда Ким впервые назвал своё имя, его овеяло невероятным теплом, словно обдало горячими искорками. Удивительная, немного нерешительная улыбка, выразительные глаза, от которых так трудно отвести взгляд, голос с низкими вибрациями, вызывающий неконтролируемый побег мурашек по всему телу — всё сплеталось в невероятную мозаику, создавая чувственную, ранимую, многогранную личность. Не хватало только одной детальки. И со звучанием его имени образ стал цельным и неповторимым. Избегать Тэ он не мог и не хотел. И оправдывал своё желание постоянно видеть его тем, что тот нуждался в нём, в его присутствии, поддержке. И не мог заставить себя не думать о нём. Это невозможно. Дыхание перехватывало только от одного его вида и внутри приятно замирало. Он с трудом отводил глаза от его вишнёвых губ, которые дико хотелось распробовать на вкус. Они сладкие, он уверен. А Тэхён худел с каждым днём, от него осталась одна тень, и он стал похож на призрак из чужого мира. Скулы так обострились, что казалось, о них можно порезаться. Слёз не осталось и он смотрел на мир сухими воспалёнными глазами. Чонгук не знал, как вернуть его к жизни. Его пугал отрешённый пустой взгляд Тэ, и он пытался упорядочить невообразимый хаос, творившийся в его мозгу. Хотя это казалось непосильной задачей. Каждый вечер они сидели в гостиной, Чонгук много говорил, рассказывая о своей жизни, вспоминал смешные моменты, вёл разговоры по душам, отвлекая Тэхёна от мрачных мыслей. Напряжение, пронизывающее всю его сущность, ослаблялось под воздействием глубокого голоса, низкого, с хрипотцой. И было уже не так больно от предательства. — Пойми, не обязательно верить тому, о чём ты думаешь, отключи свою душу от боли, — Чон взял его лицо в свои ладони, приподнял, заставляя смотреть прямо в глаза. — Тебе нечего стыдиться. Это не твоя вина, что Борам использовал твои чувства для своей эгоистичной выгоды. Не взваливай на себя чужие грехи. Недаром же говорят: «Если ты на дне, не отчаивайся, от дна можно оттолкнуться и подняться наверх». И знаешь, я верю, что жизнь всё расставит по своим местам, и он заплатит за каждый болезненный шрам на твоём сердце. Он постепенно приучал Тэхёна к тому, что в его жизни теперь есть он, Чонгук, который ненавязчиво окружал его бережной заботой, надёжной защитой, устанавливал незримую связь, которой и слова были не очень нужны. Осознание произошедшего медленно пробивалось сквозь сумбурные мысли. И в один день Тэ словно очнулся, он плакал надрывно, всхлипывая, выплёскивая со слезами из самых глубин сердца страхи и эмоции, всю горечь, отчаяние, обиду и боль, которые скопились в душе с тех пор, как к нему вернулась память. Между всхлипами пытался что-то сказать, поднимал измученное рыданиями лицо, но спазмы сжимали горло, и он опять утыкался в грудь, сотрясаясь всем телом. Чонгук, безмолвно поддерживая, прижимал его к себе, давая возможность выплакаться и получить, наконец, облегчение. Отогревал от боли, печали, шепча что-то доброе. Вселенная послала ему испытание. А он что, не выдержит, не справится? Да он ей оттопыренный средний палец покажет. Нет, два средних пальца! Прочувствовав весь спектр противоречивых эмоций, внутри зародилась адская жгучая смесь гнева, обиды, разочарования, непонимания, растерянности, ненависти… и слепая жажда мести. …Вендетта обманутых надежд…

***

Слабый ветерок колыхал зелёную листву, нарушая тишину, ласкал их лица, ероша волосы, солнечные лучи касались кожи, согревая. Они брели по просёлочной дороге мимо плодовых садов, полных птичьего гомона. На обочине дороги яркими золотыми солнышками проглядывали одуванчики. Чонгук нагнулся и сорвал несколько стебельков. Скручивал в руках, потом опять срывал. Тэ сначала и не понял, что он делает, и только потом догадался. — Это венок? — Да, — и с улыбкой водрузил уже готовый на голову парня. Как-то быстро приблизился к самому лицу, сократив расстояние до минимального, завис в нескольких сантиметрах от влажных от частого облизывания губ, провёл кончиками пальцев по щеке, тихо произнеся: — Ты потрясающе красивый, — Чон, отстранившись, смотрел на него пронзительно и ясно. Он быстро достал мобильный из кармана и, сделав несколько фотографий, разглядывал их, и что-то проникновенное читалось в его глазах. — Неприлично красивый. Разомлевшего от свежего воздуха и греющих душу слов Чона, Тэ бросило в жар, щеки, вспыхнув, разрумянились. Казалось покраснеть больше невозможно, но Тэ это удалось. Он отвернулся, самым трудным было успокоить своё глупое сердечко, встрепенувшееся и забившееся часто-часто, растревоженное нежным прикосновением и мечтающем об избавлении от гложущей тоски. — Ты так мило смущаешься, — Чонгуку нравилась лицезреть перед собой чуть потерянного Тэ, его некогда впалые бледные щёки округлились, на них вернулся естественный, чуть розоватый цвет. Глаза поблёскивали мягким светом, и совсем не напоминали те, которые и вспоминать страшно: неживые, тусклые, полумёртвые. А сейчас Тэ застенчиво отводит взгляд. Он видит, с каким восхищением смотрит на него Чонгук и тонет в бездонной глубине чёрных омутов. На губах блуждает счастливая улыбка. Бабочки в животе во всю резвятся, от их игрищ озноб пробирает и все волоски на теле встают дыбом. Камень, давящий на грудь, рассыпается. И лёгкий трепет волнительного чуда зарождается глубоко в груди. Сладкое предвкушение чего-то необыкновенного, волшебного разливалось по всему телу, собираясь в комочек и учащённо пульсируя внутри там, где, как говорят, живёт душа. Когда-то он по своей наивности верил в благородных рыцарей и в бесконечную любовь. И чем это закончилось? Почти смертью в окружении отвратительных серых крыс на свалке. Поэтому он был не готов вот так сразу, сходу поверить этим чёрным глазам, смотрящим на него с теплотой и с нежностью. А поверить хотелось, хотя бы на краткий миг. И любви. Но доверие не возникает в одночасье. Вернувшись с прогулки, уже в своей комнате он с неуверенностью разглядывал себя в зеркале. Он красивый? Борам так старательно внушал ему суждения о его никчёмности, подрывая его веру в себя, что у Тэ уже возникали сомнения в своей привлекательности. Могут ли полюбить его только за то, что он — это он? Тэ ощутил давно забытое щекочущее удовольствие от приятных слов Чонгука. Стало и волнительно, и пугающе одновременно. Это смешанное ощущение встревожило его, ведь упорно напомнило то, как у него когда-то всё начиналось с Борамом. Воспоминания о Паке вызвали неприятный холодок, от его имени на языке горчит. Он попытался направить свои мысли по другому руслу: перед глазами встал Чон, сильный, красивый, и его татуированные пальцы, так нежно касающиеся его лица.

***

Тэхён сонно осоловело хлопал глазами, причмокивая припухшими губами. За окном посеревшая ночь только-только уступала место туманному сумрачному утру. Что разбудило его в такое время? Ведь просыпаться в такую рань ему совсем не свойственно. Чон спит, он слышит его тихое похрапывание, тёплое дыхание мужчины щекочет затылок. И он кажется таким родным и близким. Мысленно представил, какая была бы его жизнь, если бы встретил Чонгука раньше, ещё три года назад. Наверняка они были бы счастливыми, эти три года. Тэ тепло, даже жарко. Его прижимали спиной к груди, и он явно чувствовал, как ему в ягодицы упирается твёрдый ствол. Сердце ухнуло, собственное возбуждение пробежало дрожью по телу. И он еле удержался оттого, чтобы с жалобным скулёжом не потереться о чужой эрегированный орган. Чонгук пошевелился во сне, не просыпаясь, крепче стиснул Тэ. Тот гулко сглотнул слюну и опустил веки. Перед глазами пробежали яркие картинки: как поворачивается к нему лицом, погружает ладонь в чёрную взлохмаченную копну волос. Проводит пальцем по густым бровям, по чётко очерченным скулам, по губам. И целует эти малиновые губы… Но не шевелится, не решается, только прикусывает свои. В груди разлились нежность и тоска. Перевёл дух и с большой неохотой выскользнул из тёплых объятий, решительно отметая возможность пребывать ещё немного в мечтательном анабиозе. Чон, недовольно что-то промычав, перевернулся на живот, притянув чужую подушку, уткнулся в неё лицом. Лишившись тепла чужого тела, Тэ, поёжившись, передёрнул плечами от утренней прохлады. Стараясь не шуметь, в шкафу нашёл толстовку, пахнущую чистотой и свежестью, недолго думая, натянул её, с удовольствием кутаясь в мягкую ткань, согреваясь. Проснувшись от ощущения пустоты, чего-то не хватало, точнее кого-то, Чонгук не обнаружил в кровати Кима, что было странно. Подумал, что тот мог почувствовать его утреннюю естественную реакцию, и ему стало как-то не по себе, словно совершил непростительный проступок по отношению к Тэ. Тихо простонав, потёр лицо ладонями, оставалось надеяться, что тот не воспримет утренний стояк как посягательство на его честь. Проходя мимо ванной комнаты, до его ушей донёсся плеск воды и едва различимое бурчание. Остановившись и прислушавшись, смог разобрать только несколько слов: «Очнись… не будь идиотом… какая нахрен романтика…». Постоял несколько секунд, прижавшись лбом к двери, тяжко повздыхал и, решив, что всё-таки подслушивать нехорошо, двинулся дальше. Пришлось умываться на кухне, торопить Тэ совсем не хотелось. Пока Тэхён плескался под краном в ванной, успокаивая и уговаривая себя не строить очередной воздушный замок, механик уже вовсю хозяйничал на кухне. Привычными движениями приготовил сытный завтрак, разложил по тарелкам, включил кофемашину для себя, заварил мятный чай для Тэ. Ему приятно готовить для него. А тот тихо вошёл, сев на своё место, поблагодарил. — Тебе идёт моя одежда, — Чонгук, борясь со смущением, неловко улыбнулся. — Ты можешь брать любую вещь, которая тебе понравится. Тэхён только кивнул, почему-то сегодня всё идёт не так, как всегда. Завтрак прошёл в непривычной полной тишине, нарушаемой разве что звяканьем металлических палочек, Чон сконфужено прятал глаза, но тем не менее суетливо пододвигал к Тэ тарелки с блинчиками, вазочки с вареньем, печеньками. Тэ пил чай с вареньем, иногда искоса поглядывая на Чона, не совсем понимая, почему тот так молчалив. За своими мыслями не заметил, как механически помешивал чай чайной ложечкой, а затем, задумчиво прижав её к губам, несколько раз неосознанно провёл ею по ним: они чешутся, хочется прикусить их зубами до боли, а лучше, если чужие зубы, или губы. Чонгук замер, наблюдая, как краснеют и припухают губы от давления столового прибора. Неудовлетворённое возбуждение снова дало о себе знать. Он поднял глаза выше, стараясь понять, слышит ли Тэ его судорожное шумное глотание и учащённый ритм сердцебиения. Взгляд опять скользнул ниже. Чон мужественно боролся со своим диким желанием жадно впиться в эти манящие соблазнительные губы и еле оторвал взгляд от них, вернув затуманенный взор к чашке с кофе. Капля малинового варенья осталась в уголке губ, Чон, заметив её и не совсем соображая, что делает, протянул руку, большим пальцем стёр эту каплю и слизнул. — Сладко. Тэхён смущённо заёрзал на месте, в его янтарных глазах вспыхнули яркие искорки. Чонгук, словно очнувшись, торопливо вскочил и стал собирать тарелки и чашки, складывая в мойку и про себя ругаясь, что не сдержался. Хотелось уронить голову на стол, и посильнее, побольнее. Но ему действительно сладко, и дело тут совсем не в варенье. Целый день между ними висела какая-то неловкость. Но несмотря ни на что, Ким всё равно следовал за ним по пятам. Оставаться одному без него даже на несколько минут было неуютно. А может, он просто уже привык, что Чонгук постоянно находится в поле его зрения. Ближе к вечеру послышался звук ревущего мотора байка. Чонгук, подняв голову от открытого капота старенького пикапа, прислушался и довольный кивнул. Чистый звук, без тарахтения, без перебоев. Песня. Юнги, не стучась, что не удивительно, ввалился в гараж, держа в руках крафтер с пивом. — Холодное? — Чонгук с надеждой оторвался от работы. — Да, — Мин кинул ему одну банку. — Тэ? — Нет, — тот замахал отрицательно руками. — Я не пью. — Чё так? — Мне алкоголь противопоказан, только от одного запаха развозит. — Хм, в следующий раз возьму для тебя «Спрайт». Юнги плюхнулся на диван, развалившись, со стоном вытянул ноги. — Устал? — Чон понимающе прсмотрел на друга, открывая банку и делая глоток охлаждённой жидкости, и от удовольствия прикрыл глаза. — Работа, будь она трижды неладна, все нервы мотает и жилы тянет. То пьяная драка, то семейные разборки, то кто-то в чужой огород залез, — Мин обречённо махнул рукой. — Ладно. Так что? Планы в силе? В субботу собираемся у тебя? — Да, никаких изменений, всё как всегда. — Тэ, а ты как? Посетишь сие собрание? — Мин повернулся к парню, который внимательно прислушивался к разговору, навострив уши. — А что за собрание? И где? — Да здесь же, соберётся небольшая компания, будут все свои, веселье обещаю. Ким согласно кивнул головой. Чонгук обеспокоено окинул взглядом Тэ, желая убедиться, что тот действительно не против дружеских посиделок и его совсем не пугает предстоящее скопление незнакомых ему людей в мастерской. *** В помещении было людно и шумно. Вокруг хозяина гаража уже вертелись несколько поселковых красоток. Только при одном виде Чонгука, прорисованная мышцами грудь которого ещё немного и порвёт в лохмотья обтягивающую её футболку, девушки пускали слюнки. Под напором его красоты, харизмы и энергетики юбки сами укорачивались, пуговки на груди торопливо расстёгивались, губки кокетливо приоткрывались, а глазки, после арт-обстрела, томно закатывались. Юнги и самому хотелось закатить глаза, он небрежно кривил губы, уже давно привыкший к тому, как все особи женского пола реагируют на Чонгука, но очевидно, они плохо усвоили уроки обольщения, вполне сошедшие бы для обыкновенного простого мужчины, который уже завёлся бы, глядя на их оголённые животы, тропы с откровенными декольте, из которых чуть не вываливалось содержимое. Но Чонгука этим не прошибёшь, на него все их уловки и женские штучки не действуют. Зря стараются. И зачем мама вырастила его таким красивым на горе Тэхёну и всем этим вертихвосткам. Ким искоса угрюмо поглядывал на все эти откровенные попытки привлечь внимание автомеханика, мыслено воспевая оды его красоте, мужественности и соблазнительной линии накачанных мускулистых бёдер, так чётко проступающую сквозь плотно облегающие джинсы. Чонгуку нельзя надевать такие штаны. Тэхён практически и не видел его в такой одежде, только в рабочей спецовке, а дома — в свободных спортивках. Глазам больно, они сломались, глядя на те самые шикарные залипательные бёдра, обещавшие лишить его спокойного целомудренного сна. Хотя Тэ старается смотреть исключительно выше, но не получается, им не прикажешь, заводские настройки вышли из строя. Глаза прокладывают курс, бегая то вверх, то вниз, и там же замирают в ступоре, забывая моргать. Он окосеет так, пытаясь одновременно смотреть на них и на красивое лицо Чонгука. Чувствует, как краснеет и давление скачет. И совсем не замечал, что Чон просто сдержанно улыбался, внимательно слушая, галантно отводил от себя тонкие девичьи ладони, пытающиеся пригладить его крепкие грудные мышцы, не позволяя ни одной из них присесть на его коленки. И ничего более. Но нет, было ещё что-то: Чонгук не сводил с Кима блескучих заинтересованных глаз, в которых плескалось затаённое вожделение. А он отвернулся, опустил голову, уязвлёно поджав губы, подрагивающие то ли от огорчения, то ли от желания заплакать. Ядовитое пятно обиды и несправедливости растекается под рёбрами, в этом месте кожа горела и чесалась. Настроение стремительно приближалось к безнадёжному нулю. В мозгу сложились буквы в такой отборный мат, что у самого уши заалели. Тэ даже не подозревал, что знает такие слова. Да Господи, какое ему дело, с кем там жмётся этот автомеханик. Ну да, ему похуй. Но болючие уколы ревности оказались неожиданно чувствительными, и глаза упорно искали, заставляя вертеть головой, высматривая грёбаное совершенство. Оглушающие биты из колонок сотрясали стены. От мощных вибраций подрагивала каждая частичка тела. Парочки, разгорячённые принятым алкоголем и громкой музыкой ритмично двигались, прижимаясь теснее друг к другу. Сизый густой сигаретный дым витиеватыми струйками поднимался к потолку, казалось, что вся его одежда, волосы и он сам пропитались этим тяжёлым запахом, вызывая неприятные ассоциации. От незаметно подкравшейся грусть-тоски с печалькой заодно у Тэ начала болеть голова. И он не нашёл ничего лучшего, чем взять прохладную банку пива и выпить почти до дна, закипая от злости. Захватив «Кока-колу», двинулся к машине, стоящей в глубине гаража, плавно обходил танцующих, стараясь не задеть их, неуклюже взобрался на капот, уселся, широко разведя колени. Воткнув в горлышко бутылки длинную коктейльную трубочку, обхватил её губами и с громким сёрпаньем делал мелкие глотки. Взгляд Чонгука скользит следом и неотрывно наблюдает с замиранием сердца, как двигается кадык при каждом глотке. Тонкие длинные изящные пальцы, обхватившие бутылку… его так восхищает красота этих рук… розовый кончик языка мелькает между охуеными соблазнительными губами, с вызовом посасывающие коктейльную трубочку… И кровь активно приливает книзу живота, доставляя ощутимый дискомфорт. А Юнги, заметив слишком направленный взор Чона, переводил испытывающий взгляд от того к Киму и обратно, хмурясь и мысленно делая какие-то выводы. И придя к определённому результату, удовлетворённо хмыкнул, хитро сощурившись.

***

Тэхёну много не надо. Его повело уже с первой банки пива. Вторая бутылка соджу и третья пива были явно лишние. Чонгук еле дотащил его до гостиной. Хотел до спальни, но Ким упёрся и всеми силами рвался к дивану. Пришлось уступить, решив, что когда заснёт, тогда без помех перенесёт его на кровать. Алкоголь отключил все инстинкты. Бухое тело, сидящее напротив, покачивалось с закрытыми глазами, громко икая и сопя. — Я тебе сейчас станцую. — Тэхён, успокойся, пошли лучше я тебя спать уложу. — Нее… — пьяно потянув, Ким, пошатываясь, медленно поднялся, его качало на волнах опьянения. — Ты сядь, а я устрою тебе приват, — он толкнул Чонгука на диван, при этом чуть сам не упав. Чон успел подхватить охмелевшее тельце, прижимая к себе. Но тот каким-то образом вывернулся и уже просто указал пальцем на диван. Пришлось покорно сесть и ручки сложить на коленочках, как послушный мальчик, при этом стараясь не обращать внимания на напряжение между ног. — Вот так, а теперь расслабься и наслаждайся, — пока искал в телефоне какую-то песню, глупо хихикал. — Вот, то что надо. Тэхён нелепо махал руками под музыку, изображая, очевидно, волну. Стянул с себя футболку и, покрутив её двумя пальцами над головой, бросил в Чонгука. Та прилетела ему в лицо, он, улыбаясь, чуть прижал её к носу, принюхиваясь. А Ким продолжал, оглаживая себя, при этом закусывал нижнюю губу, как он считал, сексуально, кокетливо поглядывал на него из-под полуопущенных ресниц. Поднимал руки над головой, пытаясь изгибаться телом, и подпрыгивал аки гордая газель. Чонгук, еле сдерживая смех, кусал губы, но скрыть улыбку не получалось. Он достал телефон и без зазрения совести записывал приватный танец, исполняемый под воздействием паров Вакха, уже предвкушал, как протрезвев, утром Ким будет, стыдясь, закрывать горящие пунцовые щёки руками, требуя немедленно удалить запись, пряча взгляд загнанного кролика, потом упрекнёт его в том, что он воспользовался беззащитным и немощным его состоянием, и вообще, это Чонгук виноват в том, что он напился. И Чону должно быть стыдно. А ему стыдно не будет, совсем. Тэ, попытавшись покружиться вокруг своей оси, запутался в своих же ногах, его повело в сторону. В сторону Чонгука, и, сделав по инерции несколько шагов, повис на нём, сцепив руки на его шее, смотрел снизу вверх пьяно блестевшими глазами. — Гуукааа… какой ты красивый… ты так мне нравишься… — язык заплетался. — Ты мне так нравишься, Гууука, так нравишься. И он потянулся к его губам. А тот не смог отказать. Чон неторопливо целовал эти мягкие губы, ощущая вкус пива и кока-колы, руки сами крепко прижимали вожделенное тело, уютно устроившись на его тонкой талии. Искушение с каждой секундой становилось сильнее. В такт пульса проносились мгновения. Волны желания уже накрывали и усиленно бились в пах. И только услышав первый грудной стон, он очнулся. С сожалением. Всё-таки здравомыслие пересилило неутолимую жажду обладания, взыгравшее настолько, что в глазах мутнело и дыхание тяжелело. Чон, нехотя оторвавшись, глубоко выдохнул. Возбуждение, стремительно разливающееся, сжигало изнутри, но удержал себя, прислушиваясь к голосу разума и не поддаваясь мимолётному импульсу. Иначе он не мог поступить. Не остановись он сейчас и воспользуйся невменяемым состоянием в зюзю наклюкавшегося Тэ, на утро ему вот за это было бы неимоверно стыдно. И никогда себе этого не простил. Тэхён захныкал, лишившись жара чужого рта. — Нет, Гука, нет… — он всё ещё пытался дотянуться до его губ, горькое разочарование волной пробежало по лицу, и он со стоном замотал головой. Но Чон, решительно подхватив того на руки, понёс в спальню, а Тэ вжался носом в его мощное плечо, втягивая запах, который нещадно будоражил все его вкусовые рецепторы. Уложил на кровать свою ношу, хотя удалось это не сразу. Ким всеми силами вцепился в его футболку и никак не хотел отпускать, мыча и притягивая Чонгука на себя. Ему пришлось уступить и лечь рядом с ним, не раздеваясь. Окольцевал руками, лишая подвижности и не позволяя сумасбродным ладоням гулять по его телу. Разомлевший от истомы и алкоголя Тэ, подёргавшись ещё немного и убедившись в бесполезности своих попыток, затих. Чон, в ожидании, когда Тэ наконец отключится, отчаянно удерживал себя оттого, чтобы зарыться тому шею, там, где бьётся синяя венка, вдохнуть его запах, дурманящий, возбуждающий, от него ведёт, кружит голову. И сердце в груди трепыхается. Сознание рисовало, как утоляет неистовое неуместное желание. Зудящая проблема не давала упасть в объятия Морфея. Он, бросив все свои внутренние силы на обуздание будоражащих эмоций, с трудом возвращал контроль над ними, еле останавливая разыгравшееся воображение и прогоняя нещадно терзавшие его разум непристойные мысли. *** В раскрытое окно доносились тихие звуки уже давно проснувшегося посёлка. Тэхён резко поднялся, о чём тут же пожалел. Болезненный пульс ударил по вискам, отстреливаясь по полной. Перед глазами всё поплыло, комната завертелась каруселью. И голова с радостным воплем объявила: «А это ты зря!». Да, утро для него было далеко не добрым. И он, прикрыв глаза, с протяжным жалобным стоном вернулся в исходное положение, стараясь не расплескать головной мозг, боясь сделать лишние движения. — На, — Чонгук понимающе хмыкнул. Сквозь сомкнутые ресницы проступают размытые контуры. Тэ приподнял одно веко, затуманенный взор прояснился, и он увидел перекатывающуюся манящую жидкость в прозрачном стеклянном сосуде. Во рту пыльная буря, голова невыносимо гудела. Осторожно протянул руку и, взяв его, сделал несколько спасительных глотков. Моргать было больно, даже думать было больно. Приложил со стоном холодную бутылку ко лбу, всем своим видом демонстрируя обречённость. А Чонгук с умилением рассматривал чуть опухшее лицо, мило растрёпанные волосы, и с нетерпением ожидал тот момент, когда покажет занимательное видео с полуобнажённым Тэхёном, исполняющего для него что-то подобие танца.