Серый кардинал

      Элис любила рисовать. Взрослых это до чёртиков пугало, что было, наверное, лучшей частью процесса. Ринтаро всегда умилялся с ее небрежных каракулей. Он забавный. Ей нравились их странные взаимодействия. Во что они играли? В отца и дочь? Госпожу и слугу? Сложно. Особенно, если учитывать ее роль в его жизни.       Была ли она отдельной личностью? Она не знала. Была ли она лишь воплощением его желаний и представлений о идеальном ребенке? Может быть. А не плевать ли?       Кто бы что ни говорил, но они были одним целым. Всегда вдвоем.       Поэтому закономерно, что появление нового человека в их жизни привело к возмущению. Или ревности. Но Элис не любила это слово.       Здорово то, что закатывать истерики, будучи ребенком, не так уж и странно, даже если физический возраст намного превышает десять лет.       Издеваться над мальчиком, а ему было все ещё двенадцать, кем бы он себя не считал, было весело лишь поначалу. А потом вместо «мальчишки» он вдруг стал «Изуку», когда она поняла, что его кудрявые волосы очень здорово перебирать, потому что они до невозможности мягкие. Цеплять блестящие заколки на его непослушные пряди или собирать маленькие пучки в резинку было успокаивающе. Он смешно бормотал себе под нос, иногда вздрагивал от резких звуков, но был на удивление усидчив для своего возраста. Ей нравилось, что он не дёргался, пока она занималась его волосами. Не нравилось ей, что он был о себе плохого мнения. Элис может и не гениальный аналитик, в которого Ринтаро превращает Изуку, но понять, что его били достаточно много, в силах сообразить. Но они не говорили об этом.       Ещё позже она стала называть его «Зуку», потому что могла. Потому что даже ему нужно было найти себе «сверстника», якорь, который помог бы удержаться в жестокости тьмы хотя бы на первое время. Подобное прозвище будто делает ситуацию нормальней. Элис догадывалась, что он знает о ее истинной природе, но об этом они тоже не говорили.       Сегодня они пили чай в кабинете, потому что Ринтаро оперировал какого-то линчевателя, а Зуку в медицине ничего не смыслит, поэтому будет только мешать. Бедный и так от такой умственной нагрузки скоро падать начнет.       Из его сумки выглядывал увесистый томик по психологии злодеев и маньяков. Интересное чтиво, учитывая количество закладок и преписок. Элис помнит как они с Ринтаро ругались на авторов за недобросовестную работу. Но, видимо, польза всё-таки есть, раз книгу ещё не сожгли.       Зуку сидел напротив на полу, держа в руке маленькую чашечку, и смотрел в пустоту. Она видела, как в его мыслях зрел вопрос, пока он не смог его сформулировать.       — Элис-чан, На что это похоже?       — Что именно?       Он сжал пальцы, уходя в неуверенное бормотание, но через пару секунд замер и глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.       — Ты же причуда Мори-сана, верно?       О, он об этом.       — А какого быть живым? Я не знаю ничего другого, — она пожала плечами и вернулась изображению того, что в пустой чашке есть чай.       Зуку понимающе качнул головой и продолжил напряжённо молчать.       — Говори уже, — он вздрогнул, но кивнул. Все ещё неуверенный, дёрганный, такой неприспособленный к миру злодеев, — Ринтаро не скоро придет.       — Я не уверен, — молчание, глаза уперлись в стену, губы совсем сжал, чтоб не разрыдаться перед ней, но не очень успешно, — Я не уверен, что сделал правильный выбор…       Элис знает. Она знает, что он слишком добр для жестокости злодеев, слишком мал, чтобы сразу принять верное решение, слишком нестабилен и потерян для выживания здесь. И также слишком умён, чтобы не понять все это. Воспользовался ли им Ринтаро? Скорее да, чем нет.       Изуку слишком хороший аналитик, неуверенный в себе, да. Но даже в этом возрасте он способен на многое. Мог ли он стать героем? Нет, Комиссия бы не позволила. Полицейским? Аналитиком? О чём идёт речь, если с его беспричудностью его бы не взяли ни в одну старшую школу. Это в любом случае путь в трущобы, путь во мрак. Он возможно и мог бы прожить хоть в малой степени, но нормальное детство. Если бы не воля случая. Случайности складывают нашу жизнь забавной башенкой, а потом ломают и строят заново, и так, пока им это не наскучит. Жестоко? Да, но такова жизнь в обществе, где основой стали причуды.       — Я ведь мог бы… Я… Я не хочу причинять людям боль, я не хочу их ломать, я… Не хочу убивать, — он беспомощно затих.       — Да, я знаю. Твой страх нормален. Ты научишься, не переживай.       Изуку шмыгнул носом, пока слезы текли по его щекам. Элис села рядом и мягко начала перебирать его кудряшки.       — Смог бы ты стать героем? Да.       Он замер испуганным оленем и напрягся.       — Ты мог бы столько тренировался, что получилось бы очень быстро бегать, поднимать огромный вес, возможно пользоваться оружием. Ты научился бы паркуру, скрытному передвижению. Возможно, вышло бы обзавестись каким-нибудь удобным предметом поддержки. Ты бы развил свой анализ, так хорошо, что глядя на противника мог сразу определить его причуду, стиль боя и многое другое. У тебя есть достаточно мощная харизма, тебе нужно было бы только развить уверенность. Ты действительно стал бы героем. С твоей эмпатией и упорством? Зуку, у тебя все шансы.       Но он не обрадовался. Элис слышала, как его напряжённые плечи дрожали в такт прерывистому дыханию. Она буквально слышала, как слезы заливали все его лицо. Потому что она, как верно многие подмечают, всегда являлась монстром. Все эти слова были произнесены не только, чтобы дать Изуку уверенность, нет.       — Но знаешь, почему ты никогда на самом деле не смог бы стать героем?       — Почему? — ехо тихий дрожащий голос не сразу раздался. Он и сам прекрасно понимал, почему она решила это сказать. И самое страшное… Изуку, зная, что будет произнесено ей дальше, видел что Элис права.       Её цель сломать, чтобы потом собрать заново.       — Потому что идеальное общество не любит нам подобных.       — Это каких? — он все знал, но в их маленькой игре именно она должна сказать эти слова. Причуда с лицом ребенка, девочка с разумом взрослой женщины, кто-то, вечно играющий кого-то другого, потому что это удобно. В каком-то смысле, олицетворение противоречия. Изуку хоть и попал в эту игру впервые, но смог легко определить ее правила. Он чуткий, он умный. Он хорош.       — Тех, кто не вписывается в идеальную картинку, кто не похож на остальных, кто не готов соглашаться с навязанной ролью, кто выходит за рамки допустимого. Кто слишком опасен для них. Понимаешь? Самая большая опасность в индивидуальности. Если поделить всех на плохих и хороших мир станет лучше, да?       — Нет.       — Так в какой момент ты стал плохим, Изуку? Когда оказалось, что на ноге присутствует лишний сустав? Или когда ты рассказал об этом? Может когда ты встретил Ринтаро?       — Я не знаю.       — Знаешь.       — Я… Я не был плохим на самом деле. Но не был и хорошим. Да? А существует ли деление вообще?       Элис победно улыбнулась. Изуку очарователен.       — Нет, Зуку. Ни хороших, ни плохих нет. Есть только люди, которые в разной степени являются мусором. А знаешь что нужно делать с мусором?       Она чувствовала, как в нем загорелась искра азарта. Она могла представить, как ломаются огромные барьеры неуверенности и боли под натиском разрушительного желания менять. Менять все, исправлять, гнуть, переделывать, уничтожать.       Обломки страха и сомнений ещё долго будут лежать нетронутыми, но все ещё большими кусками в его душе. Таким же бесполезным мусором.       Элис знала, почему Ринтаро выбрал Изуку. Она согласна. Идеальный мир должен вспомнить, почему так опасно не оставлять людям выбора. У него получится…       — Избавиться от него.