Тень, отбрасываемая солнцем, длинна

Ей очень нравится Аллирия. Сначала леди пыталась стать ее матерью, занять место мертвой женщины. Это было очень больно, и она обижалась на эту женщину за это. Какое право имела Аллирия Дейн пытаться занять место Элии Мартелл? Элия отдала свою жизнь и умерла за нее, и Роанна цепляется за пустую дыру в своем сердце — это все, что осталось у нее от матери. Любой, кто попытается заполнить эту дыру, встретит ожесточенное сопротивление, и Аллирия не исключение. Но после нескольких неловких моментов и долгого разговора с Джейме Аллирия, похоже, обрела понимание, которого ей раньше не хватало. Она больше не пытается быть матерью Роанны, а просто пытается узнать ее лучше. К этому моменту Роанна уже почти уверена, что эта женщина станет ее мачехой, но она больше не обижается на нее. Аллирия добра к ней и больше не пытается занять место в ее жизни, которое она никогда никому не позволит занять снова. Она также потрясающая рассказчица, и она рассказывает истории о войне Нимерии и Гневе Дракона, сотне-другой легенд и историй Дорна. Роанна слышала многие из них раньше, от другой женщины с темными волосами и глазами, но у Аллирии есть способ рассказать их так, что они кажутся новыми. Возможно, она не та мачеха, которую выбрала бы Висенья, но ведь никто не сможет сравниться с Элией Мартелл. Никто не может сравниться с ее матерью, братом и сестрой, которых она любила и потеряла, но Аллирия больше не пытается, и это располагает Роанну быть с ней добрее. Она думает, что если Джейме и должен жениться, то по крайней мере на дорнийке. Кто-то, кто знал и любил ее настоящую мать, кто-то, кто не думает, что один лишь брак с Рейгаром сделал Элию Мартелл достойной ужасной смерти. Другой вариант, конечно, — одна из благородных женщин со стороны предателей. Все дочери лорда Талли выданы замуж, но вряд ли он единственный лорд, у которого есть дочери. Она не смогла бы смириться с тем, что ей придется жить под властью женщины, семья которой внесла свой вклад в убийство ее собственной. Подумав об этом, она понимает, что Аллирия — более чем хороший выбор. Она добрая и умная, со спокойной, дикой силой, которая естественным образом вызывает уважение. Она гордится своей родиной, своей семьей и кровью, которая течет в ее жилах, точно так же, как гордилась Элия. И самое главное, она тоже испытывает жгучую ненависть к Восстанию, что отняло у нее семью. Они обе потеряли брата и сестру из-за падения драконов, мир их обеих был уничтожен узурпатором и его людьми за считанные мгновения. Роанна скрывает это, как может, потому что у дочери Джейме Ланнистера нет причин ненавидеть новых правителей, но она держит свое горе и ненависть рядом с собой, как одну из самых ощутимых вещей, оставшихся от ее семьи. Она видит, что Аллирия тоже возмущена тем, что судьба, похоже, вознаградила Роберта Баратеона за все злодеяния, которые привели его к трону. А еще больше ей нравится сестра Артура и Ашары, которые души не чаяли в ней, как будто она была ребенком их родной сестры.

***

Однажды Аллирия берет ее и Джейме с собой на рынок. Рынки в тени Солнечного Копья известны, они полны всевозможных удивительных и необычных вещей, часть которых выращена и изготовлена в самом Дорне, а другая — в более отдаленных местах, таких как Йи Ти и Асшай. Роанна помнит прелестную маленькую брошь, которую Висенья получила здесь в качестве подарка. Она была сделана из бронзы и украшена сверкающими огненными опалами и мерцающим гагатом. Неосознанно, когда она следует за Аллирией, ее пальцы касаются пустого места над сердцем, где раньше была приколота брошь. Ее отец купил ее для нее. Он приколол его к ее сердцу, а затем поднял ее высоко над головой, смеясь самым радостным, беззаботным смехом, который она так редко слышала от него. Затем он прижал ее к себе и прошептал, что она — его Висенья, его первое и самое любимое дитя, и что брошь была напоминанием ей об этом. — Никогда не забывай, — прошептал он. — Я люблю тебя, моя дорогая дочь, так сильно, что мое сердце может разорваться от этого. Она часто надевала его в течение многих лет, почти каждый день, и темные глаза ее отца всегда ставали немного ярче при виде блеска броши над ее сердцем. Когда он сбежал с этой сукой-волчицей, она бросила ее в камин в своей спальне, проклиная тот факт, что было лето и слишком тепло для огня. Висенья хотела расплавить ее и выбросить, избавиться от лжи о том, что он любил ее, покончить с его ложью и ужасной болью от его предательства. Но потом он умер. И она плакала часами, хотя думала, что ненавидит его. И она приколола брошь обратно над сердцем, хотя сразу после этого снова сняла ее, охваченная гневом. Он ушел. Он бросил их. Но, о, она все еще любила своего отца, даже несмотря на боль, горе и предательство. Даже несмотря на то, что он дважды бросил их. Висенья спрятала брошь под ненадежно закрепленной плитой в углу своей комнаты, и, вероятно, она все еще там, если только слуги узурпатора не нашли ее. Кто знает, что они сделали с тем, что она не спрятала. Девочка с болью понимает, что все, вероятно, было уничтожено. Прелестные платья, которые ее мать старательно шила и украшала вышивкой. Драгоценности, которые подарили ей дяди и отец. Маленький подарок, который она готовила на именины Рейниры. Стопки пергамента, накопившиеся за долгие часы занятий. Игрушки, подаренные ей Королевской гвардией. Прекрасные, красивые вещицы, которые подарила ей бабушка. Даже маленький дневник, который она вела, хотя она понимает, что его, вероятно, прочитали до конца. Она не прятала его, разве что положила под подушку. Сейчас в Красном замке узурпатор, вероятно, знает точные подробности о ее спорных отношениях с дядей, ее страхах за мать и бабушку, ее сложных чувствах к отцу и сотне других вещей. При этой мысли у нее по коже бегут мурашки. Этот дневник был личным. Дядя Оберин подарил его ей после того, как она научилась писать, и Висенья писала в нем все. Не о своих магических способностей, слава богам, потому что это было слишком опасно доверять бумаге, а все ее внутренние мысли — ее любовь, ненависть, надежды, мечты и страхи. Все аккуратно записано. Она судорожно стучит по пустому месту над сердцем, а затем бросается вперед, чтобы схватить Джейме за руку. Она не хочет думать о том, как узурпатор смеется над мыслями "драконьего отродья". Она не хочет думать о том, как он взмахнул рукой, и огонь поглотил все подарки, сделанные из любви к Висенье в течение пяти лет. Она не хочет думать о том, что то же самое происходит с вещами ее матери, ее отца, бабушки, сестры, брата, даже ее дяди и дедушки. Все вещи, принадлежащие ее семье, к настоящему времени будут уничтожены. Каждое письмо, каждая безделушка, каждый маленький сентиментальный сувенир. Джейме сжимает ее руку, и Аллирия смотрит на нее с любопытством. — Все в порядке, Роанна? Ее пальцы теребят брошь, но она заставляет себя улыбнуться взрослой женщине. — Да, конечно. Аллирия не выглядит убежденной, но Джейме качает головой, когда думает, что Роанна не видит, и женщина вздыхает. — Если ты так говоришь... К слову, мы пришли. Дорога внезапно расширяется и превращается в большую площадь, заполненную ярко раскрашенными прилавками, мужчинами, женщинами, детьми, животными и их товарами. Воздух наполнен звуками торговцев, рекламирующих свои товары, переговорами покупателей, криками детей, запахами специй, домашнего скота, всевозможной еды и многого другого. Роанна делает глубокий вдох, втягивая его в легкие. Солнце, песок и специи. Ее мать всегда так пахла. Что-то в ней успокаивается, когда она снова чувствует этот запах, впервые после ее смерти, за исключением тех случаев, когда ее дяди рядом. Аллирия смеется. — Тебе нравится здесь? Она оглядывает оживленную площадь, вспоминая визит много лет назад, когда еще была дочерью Элии Мартелл из Дорна и вокруг были только улыбки. Она видит меньше улыбок, когда она дочь Джейме Ланнистера, Цареубийцы, отомстившего за Элию и ее детей. Однако она обнаруживает, что начинает привыкать к этому, и, по крайней мере, сам рынок не изменился. Если она закроет глаза, то сможет представить, что рука, держащая ее, принадлежит ее отцу, со всей ненавистью и любовью, которые вызывает эта мысль. Она может притвориться, что шелест шелка по другую руку — это оранжевые юбки ее матери, а Рейнира просто бежит впереди и смеется. На ее лице появляется улыбка. Просто в этом рынке есть что-то такое, что рассеивает пелену ее горя, и она поднимает глаза, чтобы увидеть башни Солнечного Копья, стоящих так, словно они касаются неба. Она кивает, и Аллирия улыбается в ответ. Что ж, есть вещи и похуже для нее и ее наиболее возможной будущей мачехи, в которых можно найти взаимопонимание. Ее пальцы дергаются, чтобы коснуться пустого места над сердцем, и она видит, как глаза Аллирии сужаются, когда они улавливают это движение, и любопытство, которое расцветает в них. Но Аллирия ничего не говорит, и Роанна вырывает свою руку из руки Джейме. На этот раз она позволяет себе потакать своей более детской стороне, бегая впереди них и смеясь, притворяясь, что Рейнира идет прямо за ней. Она почти слышит смех и просьбу своей матери не уводить сестру слишком далеко. Это случилось только один раз, и этого было достаточно, чтобы она никогда не делала этого снова. Плачущей Рейнире всегда удавалось заставить свою старшую сестру сделать что-угодно, и младшая бесстыдно этим пользовалась, как только поняла. Роанна останавливается на этом воспоминании, настолько сильном, что она почти видит его. Как часто Рейнира начинала плакать, когда Висенья отказывалась играть с ней? И как часто Висенья сдавалась и соглашалась на все, что угодно, при малейшем намеке на слезы? Она улыбается. Слишком часто. Аллирия и Джейме догоняют остановившуюся девочку, вопросительно глядя на нее. Она только улыбается и позволяет Аллирии вести их по рынку. Она показывает им все свои любимые места, и Роанна впервые пробует некоторые из самых экзотических дорнийских блюд. Рейгар слишком заботился о своем первом драконе, чтобы позволить ей это, но Джейме гораздо более снисходителен. Чили на мясном вертеле оказался острее, чем она ожидала, и она знает, что глаза Виктории наполнились бы слезами, стоило только укусить. Но Роанна, Висенья, съедает всю палочку целиком и облизывает губы. На них чувствуется приятное жжение, почти как дикий огонь, когда он проник в ее горло и легкие. Это было вкуснее и острее любого чили. Аллирия удивленно смеется над ее отсутствующей реакции на остроту, а затем они обе смеются, когда Джейме откусывает один кусочек и начинает кашлять. Его лицо краснеет, и Роанна чуть ли не задыхается от смеха. Это так мило и так обыденно. Они могли бы быть почти обычной семьей, проводящей обычный день, исследуя рынки Солнечного Копья. Но, как и всегда, в этом дне есть кислая нотка. Аллирия смотрит на рулоны прекрасных шелков, в то время как Роанна и Джейме с нетерпением ждут ее, когда обрывки песни достигают ушей маленькой девочки. Это запоминающаяся песня, исполняемая приятным легким голосом, и поначалу она не понимает, что происходит. Но потом... — Принц, принц, серебряный принц. Он женился на дочери Дорна. Такая прекрасная леди, с солнцем в крови, принцесса по крови и браку... Это был поющий мужчина в ярко раскрашенном пальто, расстеленном перед ним, его голос напевал болезненно веселую мелодию. Она чувствует, как кровь отливает от ее лица при осознании этого. Эта песня о ее семье. Она делает резкий, полный ужаса вдох, и она переводит взгляд на Джейме. — Папа... — Я знаю. Он на мгновение закрывает глаза, выглядя так же плохо, как и она. Песня сочувствует принцессе Мартелл, но все же есть что-то в том, чтобы услышать самые ужасные события ее жизни, сжатые в песню, от которой у нее скручивает живот. Роанна чувствует знакомую дрожь ярости, которую испытывала однажды, будучи Викторией, когда тетя Мардж оскорбляла Лили и Джеймса Поттеров. В этот момент Аллирия оборачивается, держа в руках сверток из алого шелка, а затем с беспокойством смотрит на них обоих. — Ты выглядишь совсем плохо. Все в порядке? Каким-то образом Роанна кивает и натягивает улыбку, даже несмотря на то, что продолжает слышать песню на заднем плане, и что-то начинает переворачиваться внутри нее. — Конечно. — По-моему, слишком много сладкого, — легкомысленно добавляет Джейме. Аллирия хмурится, но, кажется, принимает их легкомысленные ответы, не задавая вопросов. — Неважно. В любом случае нам лучше уйти, похоже, вот-вот пойдет дождь. Действительно, тяжелые черные тучи быстро собираются над Солнечным Копьем, закрывая полуденное солнце и распространяя холод в воздухе. По площади начинает бушевать ветер, и певец прерывается ругательством, когда начинают падать тяжелые капли дождя.