Тень, отбрасываемая солнцем, длинна

Проходят дни, и Джейме обнаруживает, что проводит все больше и больше времени в компании Аллирии Дейн. И, что еще более удивительно, ему это нравится. Она потрясающе умна, даже умнее Ашары или Элии, и он обнаруживает, что ему нравится слушать ее, о чем бы она ни говорила. Он не возражает даже против того, чтобы проиграть ей в кайвассе, потому что игра с ней настолько увлекательна, что он забывает о недовольстве тем, что его снова победили. Если он не будет осторожен, то будет проводить с ней больше времени, чем с Роанной. Но он отказывается это делать. Аллирия — прекрасная, умная и чудесная компания, но Джейме дал клятву умирающей Элии, клятву жить и умереть за последнего живого ребенка Элии, и он поклялся семерыми Новыми богами и бесчисленными Старыми Богами. Это священная клятва, данная кровью и скрепленная смертью, а такую клятву нелегко нарушить. И он не собирается ее нарушать. И все же, даже если бы не было клятвы, связывающей его с ней, королева все равно была бы первой заботой в его жизни. Она так юна и так ужасающе одинока в этом мире. Ее дяди не могут проводить с ней слишком много времени, не вызывая подозрений, а Джейме — единственный человек, которому она может доверять. Он надеется, что когда-нибудь Аллирия войдет в маленький круг тех, кто знает правду, но пока она не знает правды. И он знает, что это может полностью оттолкнуть ее, то, что он ставит своего бастарда выше нее, но он отказывается поступать иначе. Как он может этого не делать? Он взял ее на руки даже раньше, чем ее родной отец. Он услышал ее первое слово, даже его имя было одним из первых ее слов. Он поднимал ее, когда она падала в детстве, развлекал, когда ей было скучно, и утешал, когда отец бросил ее ради едва выросшего подростка. Может быть, она и хотела быть его дочерью только ради того, чтобы выжить, но она занимала место в его сердце с тех пор, как впервые оказалась в его объятиях. Если кто-нибудь, вообще кто-угодно осмелится хотя бы шепнуть, что он должен относиться к ней как к мусору за то, что она является не родилась в законном браке... Что ж, он уже убил короля и несколько раз совершал измену ради нее. Вопрос уже не в том, что он готов сделать для этого драгоценного ребенка, а в том, чего он не хочет делать. Список, на его взгляд, довольно короткий. Затем он задается вопросом, не следует ли ему волноваться из-за этого, но бросает взгляд на златовласую макушка, склонившуюся над книгой рядом с черной. Оба человека одинаково хмурятся, читая, периодически делая паузы, чтобы поспорить о точности или отсутствии таковой в тексте. Улыбка смягчает его лицо. Она выглядит если не счастливой, то, по крайней мере, менее отягощенной горем, чем раньше. Она живая. У нее есть дяди. Она не скована цепями в Черных камерах. Узурпатор понятия не имеет, что она жива. Так или иначе, Джейме не может найти в себе сил пожалеть о своих поступках, если не считать того, что он не смог спасти Элию и ее младших детей. Он ужасно скучает по ним, больше, чем по матери или Серсее. Элия, с ее умными, сияющими глазами и тонкими руками, что с ужасающей легкостью создавали историю, яды и красивые гобелены. Маленькая Рейнира, с ее непослушными ройнарскими кудрями, развевающимися повсюду, и смехом, тянущимся за ней, как крылья. Маленький Эйгон, с его ясными глазами и невинной радостью, которая наполняла его крошечное тельце всякий раз, когда он видел знакомое лицо. Он скучает по ним так сильно, что это больно. Если бы он был чуть быстрее, то смог бы спасти их. Если бы он не колебался и не боялся, если бы он не застыл от шока при виде собственного меча, перерезавшего горло его короля. Если, если, если... Джейме вздыхает и откидывается на спинку стула, чувствуя, как хрустнула шея. Нет смысла оплакивать то, что уже произошло. Элия, Рейнира и Эйгон мертвы, похоронены вместе со своими дорнийскими предками в склепах под Солнечным Копьем. Висенья жива, и она — его ответственность, его долг и его мир. Он смотрит на Роанну и не может удержаться от улыбки, глядя на девочку, в которой привык видеть собственного ребенка. Рядом с ее золотистой макушкой, склонившейся над страницей, стоит другая, более темная, с совершенно другими чертами лица, но с тем же задумчивым хмурым выражением. Они похожи, так же, как Висенья и ее мать, несмотря на их разную внешность, и Джейме напоминает себе держать Роанну подальше от ее дядей на публике. Риск просто слишком велик, даже если никто другой об этом не догадывается. Даже если никто никогда не догадается по тем немногим выражениям, которые она унаследовала от своей матери и дядей, нет ничего слишком большого, чтобы пойти на ее защиту. Не после того, что сделали головорезы его отца. Он пытается не вспоминать ее с серебристыми волосами и фиалковыми глазами, пытаясь избежать боли и вины, которые возникают, когда он вспоминает темноволосую девочку, которая всегда бегала за ней, и сереброволосого малыша, который улыбался всякий раз, когда видел Джейме. Легкие шаги достигают его ушей, и он резко оборачивается, рука автоматически тянется к мечу. Когда он видит светлые кудри и фиолетовые глаза, он расслабляется и отпускает рукоять. Аллирия Дейн проносится в маленький уголок библиотеки, ее печальные глаза становятся немного ярче, когда она улыбается ему. Он чувствует прилив тепла при виде этого, наслаждаясь тем, что именно он разгоняет тени в ее глазах, как и каждый раз, когда тьма в глазах Роанны уменьшается. — Джейме, я все думала, найду ли тебя здесь. Ее взгляд вызывает у него мурашки настороженности, но он все равно улыбается и кланяется. — Прошу прощения, миледи, но Роанна пока не хочет уходить. Аллирия только выгибает бровь и быстро подходит, чтобы заглянуть через плечо Роанны. — Что ты читаешь, Роанна? Он задерживает дыхание, но маленькая девочка только солнечно улыбается девушке. Аллирия действительно очень хорошо относилась к его предполагаемому бастарду, но Роанна хуже относится к женщине, которая, по ее мнению, пытается занять место ее матери, пускай и неосознанно. Это вполне объяснимо. Элия, возможно, была тем, кого Висенья любила больше всего на свете, и эта рана все еще свежа и причиняет ей боль. Однако сегодня она, похоже, решила хотя бы попытаться понравиться Аллирии, и в каждом ее слове нет молчаливой обиды на женщину, которая вполне может стать ее мачехой. — Отчет о спасении Бейлором Благословенным Эймона Рыцаря Драконов, — затем она поворачивается к нему, и ее улыбка становится ярче. — Иди, папа, я буду в порядке. Принц Оберин обещал показать мне несколько старых книг из своей коллекции, и я знаю, что они тебя не интересуют. Джейме закатывает глаза на такое поведение королевы по отношению к нему, но протягивает руку Аллирии, игнорируя фырканье принца Оберина. Она принимает ее с той же гордой невозмутимостью, что и все остальное, и посылает слабую улыбку девочке, уже поглощенной книгой. — Благодарю вас за любезность, леди Роанна. Роанна рассеянно кивает и бормочет что-то, что (Джейме готов поспорить на свое наследство) было одной из любимых фраз, которые использовала Элия. Она всегда говорит их, когда расслаблена. По тому, как резко вскинулась голова ее дяди, он тоже это понял. Джейме чувствует, что оставляет свою беспечную подопечную в более надежных руках, чем собственные. Принц Оберин ведет себя так, словно его племянница сделана из стекла, и боится потерять ее, как потерял свою сестру и других ее детей. Если есть кто-то, на кого Джейме может рассчитывать, чтобы защитить Висенью так же яростно, как он, то это братья Элии. Возможно, они единственные люди в мире, которым он доверяет настолько, чтобы оставить ее наедине, помня, как когда-то увидел ее в зеленом пламени и безумные глаза ее деда. Он оставил ее одну, и она чуть не погибла в тот день. Он больше не повторит этой ошибки. Попрощавшись со своей дочерью, он позволяет Аллирии вести его вперед, бесцельно блуждая по залам и коридорам Солнечного Копья. Она продолжает бросать на него задумчивые взгляды, хмуря брови, но он просто ждет, когда она заговорит. В конце концов она решается, когда они находятся на приличном расстоянии от библиотеки и совершенно одни. — Кем была ее мать? Вопрос легко срывается с губы Аллирии, не более чем случайное проявление любопытства, несмотря на ее нерешительность. Он чувствует, как напрягается каждый мускул его тела, а лицо застывает в маске шока. Лихорадочно соображая, он сознательно пытается расслабить напряжённые мышцы и превратить свою улыбку во что-то менее похожее на ужасную гримасу. — А ты как думаешь? Все в Семи Королевствах говорят об этом. Аллирия качает головой. — Они знают, кем была мать Роанны. Но я хочу знать, какой она была. — Почему тебя это волнует? — хрипло спрашивает он, а затем морщится, ожидая, что его почти-невеста будет задета подобной грубостью. Вместо этого она только смотрит на него, как обычно смотрела Ашара, когда он говорил что-то, что она находила глупым. Воспоминание о мертвой женщине посылает еще один укол боли в его сердце. — О, Джейме... Она была матерью ребенка, вокруг которого вращается весь твой мир. Королевства могут поверить, что ты помнишь только в ту ночь, которая потребовалась, чтобы появилась ваша дочь, но я видела ваше с Роанной взаимодействие. Ты был частью ее жизни в течение многих лет. Это не вопрос, но он все равно отвечает. — Да, я... — он колеблется. Сколько правды он может ей сказать? Доран и Оберин доверяют ей, но он еще не доверяет, несмотря на то, что ему нравится ее компания. Он возвращается к урокам Элии, говоря частичную правду, достаточно, чтобы не лгать, но недостаточно, чтобы раскрыть то, что он хочет скрыть. — Я был там, когда она родилась, и даже держал ее на руках. Она... мое имя было одним из ее первых слов. — О... — удивленно произносит Аллирия. — Я не знала, что ты так давно знаешь о Роанне. Вориан думал, что ты видел ее, когда сопровождал принца Рейгара по городу. Джейме криво улыбается, чувствуя горе, как живое существо внутри его груди. — Ее мать, вне всякого сомнения, знала, кто был ее отцом. Эта улыбка, кажется, еще больше возбудила любопытство Аллирии. — Ты ее любишь? Вопрос выводит его из равновесия, как груз, брошенный на конец шеста канатоходца. Он с трудом сглатывает. — Не так, как мужчина любит женщину. Она была... она была мне как старшая сестра. Кажется, что-то смягчается в глазах Аллирии, и ее свободная рука тянется, чтобы сжать его руку. — О, Джейме. Она мертва, не так ли? — О чем ты? Его сердце останавливается. — Я распознаю горе, как только вижу его, а твоя дочь окутана им. Что с ней случилось? Он закрывает глаза, стараясь не думать об искалеченных телах. — Что случилось со многими женщинами, когда армия моего отца захватила Королевскую Гавань? Голос Аллирии очень мягкий. — Мне очень жаль.