Тень, отбрасываемая солнцем, длинна

Ее отец и дядя что-то задумали. Она не знает, что именно, только в том, что они действительно что-то задумали. Она уверена, что это как-то связано с Ланнистерами. После личной встречи с Джейме Ланнистером и его дочерью дядя Доран и отец несколько часов сидели взаперти. Они никого не впустили, даже Мелларио, которую Доран никогда не прогонял. Это странно и тревожно, но все стало таким с тех пор, как убили тетю Элию. Обара не очень хорошо знала свою тетю, потому что та была замужем за наследным принцем еще до того, как Обару привезли в Дорн из Староместа, а после свадьбы тетя приезжала в Дорн всего два раза. Однако если Обара плохо знала свою тетю, то своих кузенов она знала еще меньше. Висенья была единственной достаточно взрослой, чтобы говорить в тот единственный раз, когда они приехали — величественная, тихая маленькая девочка, которая бегала и играла с младшими кузенами так же легко, как сидела и слушала взрослых. Рейнира научилась ходить в Дорне и даже бегать к тому времени, как они должны были уезжать, но она едва могла произнести больше, чем несколько имен и предметов. Маленький Эйгон тогда еще даже не родился. Обара никогда не видела его и теперь никогда не увидит. Обара, ее сестры и кузены не очень хорошо знали своих кузенов по отцовской линии, но ее отец и дядя были совершенно опустошены их смертью, и они были семьей. Она не оплакивала их, но все равно скорбела и чувствовала странную пустоту, когда увидела гроб, в котором лежали тела тети и кузенов, которых едва знала. Ее сестры плакали, Арианна и Квентин тоже, но они были детьми. Она старшая и поэтому должна подавать пример, особенно когда взрослые слишком поглощены своим горем, чтобы делать это. Странно, однако, думать, что тетя Элия никогда не пришлет им еще одно письмо, что оно не придет с удивительно аккуратными каракулями Висеньи внизу и чернильными отпечатками рук Рейниры и Эйгона. Она не то чтобы скучает по ним, по тому, что их больше никогда не будет рядом. Ей трудно придумать, как описать странную пустоту внутри, поэтому она не пытается. Но как бы Обара себя ни чувствовала, она знает, что ее отцу намного хуже. Когда он разбудил ее сегодня рано утром, то это было не для тренировки с копьем, как это было каждый день, а как на следующий день после того, как пришло известие о смерти тети Элии. Вместо этого он поехал с ней в пустыню и говорил с ней так странно и серьезно, что она почти испугалась, что горе и солнце свели его с ума. С каких это пор его волнует, будет ли дочь Цареубийцы в безопасности и счастлива или нет? Или что ее мать умерла? Или что она будет воспитываться вместе с ними, когда придет время? Все это было очень странно, и почти лихорадочное возбуждение на лице отца заставляло ее дрожать даже в самый разгар дня. Ничего хорошего из этого никогда не выходило, хотя иногда случались интересные вещи. И все же в нем было какое-то странное спокойствие и умиротворение, которые смутили ее еще больше Ее отец был странным из-за горя после смерти сестры, но сегодня он был намного страннее, чем когда-либо. Она не может не задаться вопросом о том, что было сказано во время того разговора между Джейме Ланнистером и братьями Мартелл, потому что это произвело самые странные изменения на ее отца и дядю. Она так глубоко задумалась, что не заметила, как забрела в сад. Обара не должна избегать садов. Они прекрасны, и, как и все дети Мартеллов, она более чем желанная гостья в них и может приходить туда, когда ей заблагорассудится. Но это владения Мелларио, и они такие мягкие, красивые и женственные, что девочке становится не по себе. Она не любит такие вещи — это слишком напоминает ей о доме ее детства и ее матери. Мелларио, вероятно, пришла бы в ужас, узнав, что Обара избегает садов из-за созданной ею атмосферы, и поэтому Обара ничего ей не говорит. Но она никогда не входит в них без крайней необходимости. Никогда. Поэтому, когда она понимает, где находится на полпути за угол, она останавливается в шоке. Меньшее тело отскакивает от нее и падает на пол с "ой", пугая ее так сильно, что она тянется за ножом, который, по вечным настояниям отца, она носила с собой. — Леди Обара? О, простите, я не хотела вас толкнуть. Детский голос напоминает ей о чем-то, что болезненно щемит в груди. Она назвала бы это своим сердцем, если бы была подвержена поэтическим полетам фантазии. Как бы то ни было, она просто бесстрастно отмечает эффект и игнорирует его, протягивая руку, чтобы помочь маленькой девочке подняться. Для посторонней девочки, а не для одной из ее сестер — это было чудо из чудес. Это очень милая девочка с длинными маслянисто-желтыми кудрями и яркими зелеными глазами, которые пробуждают в ней что-то еще. Что-то в выражении его лица... Она не улыбается, отпуская дочь Цареубийцы. — До тех пор, пока ты не будешь иметь в виду то, что сказала. Девочка улыбается, в ее глазах появляется что-то задумчивое. — Конечно нет, Об... леди Обара. Обара неловко кивнула, а затем повернулась, чтобы уйти, обнаружив, что ей трудно дышать в сладком, наполненном пыльцой воздухе. Но слова отца обрушиваются на нее, и она мысленно проклинает его, оборачиваясь. Милая, умная девочка все еще стоит рядом, спокойно наблюдая за ней. — Вы целы? Девочка, Роанна, так ее звали, улыбается и кивает. — Да, спасибо за беспокойство. А вы? Обара резко кивает. — Да. В ответ Роанна улыбается еще ярче и опускается в реверансе, гораздо более изящном, чем могла бы когда-либо сделать Обара. — Я должна извиниться за то, что толкнула вас, леди Обара. Мне следовало смотреть, куда я иду. "Леди Обара" Формально это ее титул, но никто ее так не называет. Она — Обара, старшая из Песчаных змеек, старшая и самая свирепая дочь принца Оберина. — Зовите меня Обара. Никто не называет меня леди. Роанна снова улыбается и протягивает руку. — Тогда ты должна звать меня... — она колеблется, и ее улыбка чуть меркнет, а затем вновь становится прежней. — Роанна. Любопытно. Очень любопытно. Обара пожимает протянутую девочкой руку, удивляясь той прекрасной ауре вокруг девочки, которую та уже довела до совершенства. Роанна словно родилась и выросла в благородной семье, хотя всем известно, что она законнорожденная только потому, что узурпатор хотел проявить благосклонность к ее семье. Разве ее мать не была шлюхой, как и ее? Она помнит, как годами пыталась приспособиться к элегантности и утонченности Дорна, и как ее отец, дядя и весь их двор пытались помочь ей адаптироваться, не говоря уже обо всех других детях в Водных Садах. Даже сейчас она иногда чувствует себя здесь чужой. Но у этой девушки, которая была намного младше нее, когда Оберин нашел ее, похоже, нет таких проблем. Она дочь наследника Верховного лорда Западных земель, но она идет по полуденной жаре без малейшего намека на дискомфорт, и спокойно ела на пиру. Она даже глазом не моргнула, увидев более раскрепощенные позы и одежду дорнийцев. С другой стороны, еще несколько месяцев назад она была дочерью шлюхи — мало что может ее смутить. Но Обара все еще завидует той легкости, с которой эта шестилетняя девочка освоилась в своем новом жизненном положении. Но она все еще чувствует родство с ребенком, который был поставлен в такое же положение, как и она. Возможно, младшая девочка приспособилась лучше, но в основе своей они обе — дочери шлюх, возведенные в более высокое положение. Может быть, именно поэтому ее отец испытывает такую странную заботу о внучке человека, знаменосцы которого так жестоко убили его сестру и ее детей. Обара уходит, не желая вступать в разговор с этой маленькой девочкой. Может быть, позже. Она не была ни злой, ни грубой, так что у ее отца не будет причин разочаровываться. Она просто не любит новых людей. И есть что-то в Роанне Ланнистер, что заставляет ее думать о другой маленькой девочке примерно того же возраста. О маленькой девочке, лежащей в склепе, чье обгоревшее тельце вложили в руки ее матери. Обара не плачет. Она едва знала их. Но на мгновение она почти понимает. Это странно. Но с тех пор как ворон принес весть о смерти тети Элии и ее детей, все стало каким-то странным.