Тень, отбрасываемая солнцем, длинна

Если бы Оберин добился своего, Цареубийца был бы мертв в тот момент, когда ступил на дорнийскую землю, будь то временный мир или нет. Но Доран и слышать об этом не хочет и даже натравил на него Арео Хотаха, чтобы предотвратить "безрассудные действия". Он часами твердил о "возмездии" и о том, как избежать новой войны. Какое дело Оберину? Дорн не пал перед Таргариенами, а сейчас повелители драконов вымерли. Они могли справиться с войной. Они справились бы с войной. Ланнистеры убили его сестру и ее детей, убили их ужасно и жестоко. Элия была изнасилована человеком, который убил ее сына — голова Эйгона была разбита о стену. Говорят, что на трупе Рейниры больше дыр, чем нетронутой ранами плоти, а сгоревшее тело Висеньи невозможно было опознать. И, как вишенка на чудовищном торте, Тайвин Ланнистер отправляет их тела обратно на корабле под флагами Ланнистеров и Баратеонов. Корабль под командованием того человека, который должен был охранять их, но сумел только убить их убийц. Он беспокойно ерзает, вид львиных и оленьих знамен заставляет его горячую кровь кипеть. Но прежде чем он успевает хотя бы искоса взглянуть на свое конфискованное копье, рука Дорана опускается ему на плечо. — Не сейчас, Оберин, пожалуйста. Он поворачивается, намереваясь спросить, как брат, на которого он всегда смотрел снизу вверх, может просто позволить псам узурпатора вытирать ноги о них всех. Но горе и ярость, которые он видит в глазах Дорана, заставляют его задуматься. Элия тоже была его сестрой, ее сын — племянником, а дочери — племянницами, а не только Оберина. Он сглатывает и резко отмахивается, отвернувшись. Он не устроит скандал. Он не думает, что сможет смотреть брату в глаза, если сделает это. Доран смотрит на него прищуренными глазами, но, похоже, удовлетворен тем, что видит, и не сказав ни слова возвращается к Мелларио. Корабль скользит вдоль причала и через несколько минут швартуется. Все так гладко и эффектно, что кажется отрепетированным, как будто это сон или какая-то кошмарная шутка, или пьеса. Оберин делает глубокий вдох и разжимает руку, когда Джейме Ланнистер спускается по трапу, как будто ему принадлежит само море. Рядом с ним Доран резко втягивает воздух, и его ботинок резко царапает причал. Не нужно быть гением, чтобы понять, что вызвало такую реакцию у его обычно спокойного брата. Маленькая девочка цепляется за руку Цареубийцы, девочка с золотыми волосами и зелеными глазами, как у любого Ланнистера. Как он посмел! Как он посмел привести сюда этого ребенка, ребенка, ради которого нарушил клятву Королевской гвардии, ребенка, ради которого бросил сестру Оберина? Элию изнасиловали и забили до смерти. Голову Эйгона разбили о стену. Рейниру ударили ножом полсотни раз. Висенью сожгли заживо. И все потому, что Цареубийца был с этим ребенком. Его сестра и ее дети умерли из-за этого ребенка. Как он посмел привезти ее сюда, в Дорн? Глаза девочки расширяются, и она вжимается в складки отцовского плаща, ткань обволакивает ее, как объятие. Цареубийца смотрит на нее, приподняв бровь, и что-то шепчет. Оберин не слышал, что было сказано, но девочка сжала губы и, нахмурившись, покачала головой. Что-то в этом раздражает его, что-то странно знакомое в хмуром взгляде ребенка... На мгновение он готов был поклясться, но нет. Это была игра света, не более того. Возможно, он сразу же начал покровительствовать борделю, в котором работала ее мать, и эта фамильярность объяснялась именно этим. И все же... Он отказывается сдвинуться с места, странный призрак хмурого взгляда его сестры накладывается на лицо ребенка Цареубийцы, выглядящего слишком неправильно на чертах лица Ланнистеров. Слишком неестественно... Это было почти похоже на... Но потом все эти мысли вылетают у него из головы, поглощенные горячей яростью и удушающим горем. Гробы с телами Элии и ее детей спускают с корабля, и каждая клеточка его тела сосредоточена на них. Он не видит отчаяния, которое мелькает на лице маленькой девочки, когда гроб проносят мимо нее. Не видит он и Дорана, задумчиво глядящего на ребенка.

***

— Что ты думаешь о дочери Джейме Ланнистера? Вопрос застает его врасплох, и рука судорожно сжимает бокал. Он разбивается вдребезги, и Оберин чертыхается, когда стекло и вино пачкают тонкую ткань его одежды. — Неужели тебе нужно было испортить прекрасный разговор разговорами о Ланнистерах? Он злобно смотрит на своего брата, который просто смотрит на него в ответ. — Ну так что? Оберин отводит взгляд, но ощущение пристального взгляда Дорана заставляет его говорить так же легко, как это было, когда Доран был молодым человеком, спрашивающим своего грязного младшего брата, не он ли перекрыл фонтаны Водных Садов апельсинами. Закатив глаза, он вспоминает мрачный пир, с которого они сбежали всего час назад, чтобы помянуть их сестру. Похороны Элии и ее детей состоятся завтра, но, согласно обычаю, они должны приветствовать своих гостей банкетом. Он больше внимания уделял вину в своем кубке и дочери лорда Уллера, чем ребенку Ланнистеров. Он не хотел этого делать после того, как увидел, как она слизывает с пальцев сок кровавого апельсина. На мгновение он мог спутать ее с Элией, и Оберин проклял свой пьяный и помутившийся от горя разум. — Она была... маленькой, и похожей на Ланнистер. Может ли лев вообще выглядеть по-другому? Он с отвращением вытирает испачканную вином руку о испорченную ткань халата и с надеждой тянется к графину с вином в тщетной надежде, что оно способно даровать ему хоть немного забвения. У Дорана, однако, были другие планы, и он отодвигает его, прежде чем Оберин успевает прикоснуться к графину, демонстративно кладя на поднос, до которого может дотянуться он, но не Оберин. Затем брат снова садится и спокойно переплетает пальцы, устремляя взгляд на младшего брата. — Ты же знаешь, что я не это имел в виду. Оберин фыркает и встает, бросаясь к графину. К несчастью, Доран снова выхватывает его с молниеносной скоростью, на этот раз передавая многострадальному Арео Хотаху. К несчастью, Оберин не настолько пьян, чтобы попытаться отобрать вино у более крупного мужчины, и с сожалением садится. — Ну тогда что ты имел в виду? Продолжай, я уверен, ты умираешь от желания рассказать мне. Очевидно, к какому бы выводу ни пришел Доран, он выбит из колеи, потому что брат едва реагирует на его скрытую насмешку. Он наклонился вперед, задумчиво наморщив лоб. — Девочке не больше шести именин, она родилась и выросла дочерью работницы борделя совсем недавно. Это первый раз, когда она покинула столицу, и вряд ли можно винить ее за то, что она неуверена в себе и ошеломлена происходящим. Что-то шевельнулось в глубине пропитанного вином сознания Оберина. Что-то, о чем он не может говорить уверенно, но что-то, что он не может оставить невысказанным. Но она не была подавлена и ни разу не смутилась. Она... — Вот именно, — Доран набрасывается на свою незаконченную мысль с несвойственной ему поспешностью. — Она — дочь работницы борделя в Королевской Гавани, недавно возведенная в ранг законной дочери наследника Тайвина Ланнистера. Давление, внезапно оказанное на такого юного, неподготовленного ребенка, должно быть невообразимым. Любой на ее месте, взрослый или ребенок, был бы смущен контрастом Дорна со столицей и, по крайней мере, немного растерян из-за незнакомой еды и обычаев. Оберин чувствует, как начинает колотиться его сердце, но он решительно подавляет зарождающуюся надежду. Если Доран ошибается, если ребенок всего лишь превосходный имитатор или что-то в этом роде, это уничтожит его, если он будет надеяться. Он откидывается назад и хватает виноградную гроздь, стараясь выглядеть беспечным, но, скорее всего, ему это не удается. — В борделях Королевской Гавани всегда спокойнее, чем при дворе. Без сомнения, она уже достаточно видела, чтобы не быть смущённой нашими обычаями. Но Доран мгновенно покачал головой. — И все же ее манеры не были манерами ребенка из такого места, как Шелковая улица Королевской Гавани. В лучшем случае можно было бы ожидать своего рода притворства бастарда, который перейнял некоторые привычки тамошних жителей. И все же она обладает манерами ребенка, рожденного в гораздо более благородной семье, и показала, что знает нашу культуру лучше, чем ее отец. У него кружится голова, и предательские семена опасной надежды начинают пускать корни в его сердце. Все это неправильно, совершенно неправильно. Это он придумывает возмутительные идеи, а не Доран. Доран мудр, размерен и спокоен. Оберин — тот, кто делает поспешные выводы и глупо рискует. Его сестра мертва. Ее дети мертвы Все ее дети мертвы. Он встает, слегка пошатываясь. — Я слишком пьян для этого разговора, Доран. Он не может смотреть в лицо ужасной, неумолимой надежде, которую слова Дорана вселили в его сердце.