клубничная жвачка

панси засела в библиотеке, пытаясь найти хоть что-то полезное на тему проекта в пыльных талмудах, когда ее отыскала гермиона. -привет, панс. — грейнджер пытается восстановить сбившееся дыхание. –как насчет внепланового собрания клуба? знаю, мы позавчера собирались, но джин предложила позвать к нам невилла, чтобы его развеять немного. и дафна вроде тоже согласилась посидеть с нами.- -я тоже не против. — пожимает плечами повеселевшая из-за найденной причины поотлынивать от работы паркинсон. -отлично. — гермиона облегченно выдыхает. –все-таки нам всем нужно развеяться, верно? — панси понимающе гладит ее по руке, замечая ее невысказанную усталость — синие мешки под глазами, без которых гермиону вообще редко увидишь, спешно собранные в пучок грязные волосы, пальцы в чернилах и вечное отсутствие на завтраке, да и на обеде, и на ужине. ее ужасная привычка взваливать всю ответственность на себя сказывается быстро, и в случае неожиданных ситуаций гермиона доводит себя до состояния полутрупа, продолжая при всем этом заливать в себя литрами кофе, работать и, само собой, не ослаблять усердного рвения на учебе. -давай только сначала зайдем на кухню? эльфы нам наверняка чего-нибудь покушать вынесут. — мягко предлагает панси. гермиона сначала теряется. -ты голодна? — с удивлением уточняет она и спохватывается. –да, давай, если хочешь, зайдем. — потом смотрит на часы и поспешно добавляет. –да, мы успеем, я с остальными договорилась на семь вечера, у нас еще сорок минут в запасе. — -вот и чудно. — радостно поддакивает панси и ведет гермиону на кухню. они проходят по извилистым коридорам и держатся за руки, нежно переплетая пальцы. у панси алеют щеки, но попыток убрать руку она не делает, скорее боится подобной реакции со стороны гермионы. гермиона же сонным котенком доверчиво идет за панси, зевая и каждый раз умилительно прикрываясь ладошкой. панси утопает в нежности к ней и чувствует, как бесконечно милы ее сердцу подобные вечера, зажигающие в душе мягкий огонь. -проходи. — паркинсон придерживает дверь, пропуская прекрасную спутницу. спутница благодарно улыбается и тут же жмурит глаза. -как тут ярко, надо же. — протягивает она. –ой, здравствуйте, уважаемые эльфы. — эльфы, до того суетившиеся на кухне, настороженно замирают и переглядываются, перешептываясь между собой. панси, сначала не понимающая, в чем дело, заливается громким смехом. она бесконечно долго хохочет, а потом пересиливает себя и, пытаясь удержаться от хихиканья, шутливо спрашивает. -грейнджер, ты что, своим гавнэ несчастных эльфов до смерти запугала, что они даже сейчас с тобой разговаривать боятся? — -прекрати! — гермиона от неловкости обхватывает себя руками и стыдливо опускает взгляд. -да ладно тебе, гермион. — -здравствуйте, вы извините за беспокойство, моя подруга просто еще юной была совсем, не знала традиций магического мира. — с улыбкой поглядывая на смешно покрасневшую гермиону, мурлыкает панси. эльфы опять шепчутся, а потом один выходит вперед, видимо, обладающий самым большим авторитетом. его серьезные выпуклые глаза не выражают излишних эмоций, он уважительно кланяется и говорит. –госпожа не должна извиняться перед нами, это скорее мы виновны в недостойном поведении. надеюсь, вы назначите нам должное наказание. — -да вообще без проблем. — хихикает паркинсон и важно машет рукой. –гелен, прикажи подать нам вкусный ужин, моя подруга совсем отощала. — -как прикажете, госпожа паркинсон. — гелен сразу начинает бурную деятельность, но гермиона успевает заметить промелькнувшую улыбку. после приема пищи, отблагодарив эльфов, девушки отправляются на назначенную встречу. -я так наелась, что даже идти не могу. — жалуется гермиона, кое-как поднимающаяся по лестнице. -понести тебя на руках? — гермиона смеется и шутливо бьет панси по руке. –а ну прекрати свои шуточки. — так они и доходят до нужного кабинета. -хэээй, как можно было так долго тащиться? — стонет джинни. –давайте начинать, опоздавшие приплелись наконец-то. — невилл и дафна уселись где-то в углу, и почему-то вечерняя атмосфера ощущается грустной и пропитанной странным зябким страхом. гарри и рон тоже объединились, сидя немного отдаленно, как и джинни с полумной, и драко с асторией, из-за чего группа кажется разобщенной и немного уставшей. однако, все лучше панического вечернего одиночества, когда спать еще рано, а спрятаться от тяжелых мыслей не получается. -есть желающие попробовать себя в роли чтеца? — берет на себя ответственность начать собрание панси, освобождая гермиону от необходимости говорить. неожиданно вызывается рон. он смущенно чешет затылок и занимает место в начале аудитории. -гхм. — прокашливается и провозглашает. –мосты вторника. — «до чего же глупы бывают мужчины — некоторые из них, да нет, пожалуй, большинство. уж самое меньшее, они могли бы выпить бренди и не хлопать дверью, уходя из дома.» рону было сложно понять франческу — даже, наверное, большинство женщин. он никогда не считал себя особенно тактичным, эмпатичным, тонким и понимающим чувства других. он не считал себя и бесчувственным чурбаном, но он был прямолинейным и честным, не понимая двусмысленных намеков и выполняя куда чаще прямые просьбы, не догадываясь иногда, кому требуется его помощь. конечно, это не является особенной редкостью среди людей, но, как однажды справедливо заметила гермиона, — у рона был эмоциональный диапазон, сравнимый с таковым у зубочистки. всю жизнь рон слышал от окружающих упреки на этот счет, но почему иногда нельзя понять, что у всех совершенно разное восприятие мира? рон никогда не мог мыслить полутонами — он не уходил от прямых конфликтов, намекам предпочитал открытые просьбы, а вежливости — прямолинейность. знакомым ему женщинам, по крайней мере, большинству из них, это не нравилось. они по-своему существу смотрели гораздо многограннее на мир, все усложняли и никогда не шли простыми путями. человечество, наверное, никогда не придет к выводу, что же перевешивает в лучшую сторону. зато эти его черты нравились блейзу, поэтому рон о них не жалел. «во всем, что он делал, в том, как он работал, чувствовалась сила, даже своего рода власть. он не ждал каких-либо предложений, а сам брал то, что хотел, очень мягко и одновременно настойчиво изменяя и приспосабливая реально существующую действительность к тому видению, которое сложилось в его изображении.» пожалуй, рон придерживался точного убеждения о том, что работать — это то, что действительно должен уметь делать любой человек. профессионалы своего дела его восхищали настолько, что он делал их своими кумирами (за исключением профессора снейпа, стоит признать). особенно в этом плане рон уважал гермиону, несмотря на постоянные подшучивания про ее работоспособность. гермиона с ее умением взять себя в руки и планировать миллион дел, очевидно, прекрасна, поэтому рон к своим восемнадцати годам понял, насколько ему повезло с друзьями, бесконечно мотивирующими не отставать от них. «чувства, жившие в нем до сих пор, его поиски и раздумья сошлись воедино в это мгновение, вся прожитая жизнь, отданная чувствам и поискам, обрела наконец смысл, и роберт кинкейд влюбился во франческу джонсон, жену фермера, когда-то очень давно покинувшую неаполь ради округа мэдисон, штат айова.» «его восхищение было совершенно искренним, в этом не могло быть никаких сомнений. и франческа упивалась им, погружалась в него, оно окутывало ее, проникало во все поры ее кожи, как нежнейшее масло, которое проливало на нее некое высшее существо, чья божественная сила уже много лет как покинула ее, а теперь вернулась обратно. в это мгновение она влюбилась в роберта кинкейда, фотографа и писателя из беллингхема, штат вашингтон, у которого был старый грузовик по имени гарри.» описывать чувства и правда надо уметь — с благоговением думает рон, перелистывая страницу. наверное, из-за этого все умники так и любят книги — они же описывают большинство наших эмоций, благодаря чему они не блуждают туманным потоком ощущений у нас в голове, а воплощаются в более четкие и невероятно красивые мысли. когда рон влюбился в блейза, он совершенно не мог понять, что означают эти странные и непривычные чувства, это не было похоже на любовь в его изначальном представлении — никаких бабочек, никакой тревоги и волнения, а только ошеломляющее чувство спокойствия и уверенности в том, кто рядом, и всепоглощающая нежность. блейз признался ему первым, трогательно погладив широкое запястье большим пальцем и вручив массивное кольцо, тогда рон и понял, что это оно. этот роберт уоллер действительно знал толк в любви. -мне понравилось. — подает голос невилл, когда рон заканчивает читать, и спрашивает. –может быть, еще одну главу? — -я бы тоже послушала. — соглашается полумна. –в такие вечера сила мозгошмыгов разрастается до невероятной. — -тогда можно я почитаю? — поднимает руку астория, будто сидящая на уроке и, не встретив возражений, начинает. –войди, здесь есть место танцу. — «их разделяли десять футов, но они были прикованы друг к другу — прикованы крепко и надежно, и цепи, соединяющие их, переплелись так, что ни одна сила не смогла бы их распутать.» астория невольно морщится. любые метафоры с цепями, отсутствием контроля отзывались тоской и боязнью потерять свободу. еще с детства астория росла самостоятельной, и эту самостоятельность, которую родители презрительно нарекли наглым своеволием, пытались пресечь на корню. не вышло. хотя достаточно иронично, что именно бунтарка астория нашла себе более достойную партию, в отличие от обычно послушной старшей сестры. -надеюсь, я не слишком рано решила, что драко — моя партия. — мрачно осекает себя гринграсс. –он даже и намеков не делал. вдруг вообще другой ориентации. — опять же, спорно — кто на самом деле лучшая пара? с точки зрения родителей, богатство и факультет малфоя явно перевешивают, с другой стороны, лонгботтом — чистокровный, умный и вообще вполне себе достойный мужчина, умеющий брать ответственность. «она стояла у двери и держала трубку в левой руке, а он сидел к ней спиной, совсем рядом, франческа протянула правую руку и положила ладонь на его плечо спокойным естественным жестом, присущим некоторым женщинам по отношению к тем мужчинам, о которых они заботятся. за двадцать четыре часа франческа пришла к ощущению ответственности за роберта кинкейда.» астории вспомнилось, как матушка постоянно так делала, даже не являясь тактильным человеком. раньше ей казалось это неизменной попыткой все контролировать, проявлять свою власть даже в таких мелочах, но могло ли быть по-другому? возможно, мы зачастую понимаем родителей совершенно не так? «но старая шарманка уже заиграла медленное уличное танго. где-то далеко позади или, наоборот, впереди, он и сам не знал точно где, уже послышались его звуки. танго приближалось, медленно и неуклонно, и смело прочь все разумные доводы, все причины и следствия, оставив лишь водоворот, в котором раздельное должно было стать единым. неумолимо и беспощадно делало свое дело старое танго, пока впереди для него уже не осталось ничего, кроме франчески джонсон.» «воспоминания по-прежнему жили в ней и вызывали чувства настолько сильные, что даже теперь, спустя столько лет, она не смела давать им волю чаще, чем раз в году. она боялась, что мозг ее просто не выдержит и распадется под ударами пульсирующих в нем эмоций.» астория действительно понимала франческу — лучше, чем что-либо еще, она умела отстраняться от внешнего мира, чтобы не испытывать весь спектр эмоций, который могла бы. драко в этом был похож на нее, и ей не приходилось объяснять ему, как бывшим, свое поведение и причины якобы холодности. даже наоборот, с ним она теплела сама, не чувствуя себя обязанной это делать и заставлять себя быть шумной и постоянно выражать свои чувства. «я здесь, чтобы любить тебя. теперь я это знаю.» возможно ли, что в тот миг, когда мы осознаем, что любовь — к человеку или миру, или природе, или жизни — это цель нашего существования, мы действительно приходим к той точке, куда так долго шли и откуда нам предстоит еще более длинный путь?