У Му Цина есть сердце

С лёгкой руки генерала Северных земель, бога войны и любви, знатока амурных дел, купидона для двоих упрямцев… или коротко – Пэй Мина по временному лагерю разлетается молва о большом празднике в честь перестройки Небесной Столицы. Небожители с волнением ожидают дня, когда строительство будет официально завершено и последующего в честь этого пира, а он тратит время на схему рассадки гостей и не упоминает, что развлечения на празднике включают в себя сфабрикованную игру в «цветок под бой барабана». Его следующим шагом в идеально расписанном плане становится настоятельное приглашение Его Высочества наследного принца Сяньлэ без возможности отказаться. Этот стратегический ход направлен на то, чтобы оба Южных бога появились на пиршестве и не заподозрили его вмешательство при активных уговорах. Итак, он каждый день и каждый час залезает в духовную сеть и спрашивает у наследного принца, принимает ли он приглашение, до тех пор, пока тот наконец не говорит ему «да». Потом он отмечает победу в компании двух или более милых дам и ожидает важного дня вместе с остальными. Тратит целый вечер на убеждение Лин Вэнь в том, почему она обязана ему помочь и снова отмечает. Он думает, что она была согласна ещё с момента, как он заговорил о том, что в случае успеха генералы освободят её от дополнительной работы в виде подсчёта убытков для новой Столицы в следствии отстутствия драк. Романтичная сторона вопроса её, конечно, не интересовала, но он всё равно упомянул о более интересных возможностях времяпрепровождения для будущей пары. Ни один из Южных богов не заподазривает неладного. В нужный день они поднимаются в новые Небесные Чертоги вместе с Его Высочеством и сопровождают его в Главный Дворец как раз к началу торжества. Пэй Мин желает им хорошо провести время и подмигивает при встрече, занимая свой наблюдательный пост. – Он выглядит подозрительно, – прищуривается Му Цин, пихая Фэн Синя в бок, – Ты снова с ним общаешься? – Нет, и ты об этом прекрасно знаешь, – отвечает тот, толкая плечом в ответ. – Я думаю, он просто рад, что все пришли, – по привычке примиряюще улыбается Се Лянь, замедляясь, чтобы идти между ними. В конце концов, ему невдомёк, что только он оказался под напором такой настойчивости в приглашении на праздник. – Что ж, эта радость не взаимна. Лично я мог бы назвать тысячу причин, по которым я не хотел бы здесь находиться, – закатывает глаза Му Цин. Фэн Синь фыркает в ответ, зная, что если бы не хотел – ни за что бы и не пошёл. – Какая разница, сколько ты их назовёшь, если это неправда, – улыбается он, и Му Цин проявляет безумное самообладание, чтобы не потянуться к нему с подзатыльником через Его Высочество. Он с подозрением посматривает на него и пытается разгадать его намерения на протяжении уже целой смущающе длинной недели. И всё ещё топит себя в сомнениях. Они занимают места за широким столом напротив друг друга, тогда как Се Лянь отправляется к Юйши Хуан, – высылая приглашение которой, Пэй Мин никак не рассчитывал на согласие, – и Лан Цяньцю. Му Цин строит гримасу на соседство с Цюань Ичженем, а Фэн Синю всё равно, кто сидит рядом с ним, если это не Му Цин, чтобы он обратил внимание, и не женщины, чтобы он сбежал через десять минут. Они перебрасываются мыслями и несколькими подколками по личному каналу связи и не ожидают подвоха, когда к середине застолья Пэй Мин встаёт со своего места, провозглашая начало «всеми любимой» игры. – Дамы и господа, какой же это праздник без «цветка под бой барабанов»? Несите чарку, играют все! «Что дальше, считаем фонари в середине года?» – бросает Му Цин в духовную сеть с насмехающимся выражением лица. «Я бы победил», – заявляет лучник в ответ, заставляя сменить выраженную насмешку на оскорблённую гордость. Никто не обращает внимания на то, что Пэй Мин лично занят разливанием вина в изысканную посуду, а они тратят ещё несколько секунд друг на друга. «Сходи и пересчитай наши храмы, и ты убедишься, насколько неправ. Ты отстаёшь сразу на два». «На следующей неделе откроют три». Фэн Синь ухмыляется, и Му Цин жалеет, что стол такой широкий, потому что иначе он пнул бы придурка в голень. Под раскаты грома чарка передаётся в первые руки и символизирует собой следующий шаг в хитром плане бога любви. Если бы кто-нибудь взглянул на него сейчас – увидел бы, как нетерпеливая ухмылка расцветает на лице, обращённом к богу Юго-Запада. Кто-то мог бы заподозрить его, но никто бы не смог доказать. «Спорим, твоя сценка будет идиотской?» – фыркает Фэн Синь в какой-то момент и отвлекает, чертовски вовремя отвлекает Му Цина от происходящего. Му Цин только собирается съязвить в ответ, как ему в руки пихают эту самую проклятую чарку, а гром стихает, не дав ему и шанса. Лин Вэнь смотрит на него с безразличным выражением лица. Фэн Синь смеётся в его голове. Му Цин испепеляет его взглядом. Он намеренно игнорирует лезущие в голову воспоминания о собственном поведении, когда хоть капля алкоголя попадала в его организм и сжимает чарку. Он не собирается проявлять слабость перед всеми чиновниками Верхних Небес, отказываясь, и тем более не доставит Фэн Синю удовольствия дразнить его из-за этого ближайшее десятилетие. Кроме того, это всего лишь одна маленькая чашка, что может случиться? «Ты глуп, если думаешь, что я за это не отыграюсь», – шипит он в сеть и подносит ёмкость ко рту, осушая её в несколько больших глотков. Небожители удивлённо охают, а Пэй Мин сводит руки на спиной, чтобы не вскинуть их в победном жесте. Его ловушка захлопнулась, поймав свою добычу, как и ожидалось, рыбка попалась на крючок! «Только не напейся, генерал Сюаньчжэнь, знай меру», – поддевает Фэн Синь. «Пошёл ты, генерал Цзюйян», – парирует Му Цин, вскидывая подбородок и заставляя его подавиться собственным напитком. Дни, когда он милосердно молчал о титуле, канули в лету – в эти дни он провоцирует, и отнюдь не на драки. К этому моменту Фэн Синь почти полностью погребён под насмешками и тонкими намёками, но то ли он их не понимает, то ли осознанно прикидывается дурачком. Держится изо всех сил, – если бы вы спросили его самого. «Где твои грёбаные приличия, мы же за столом», – злобно фырчит он, пока откашливается. «Это должно было меня остановить?» – получает насмешливо в ответ. Фэн Синь сгибает ложку. Му Цин ожидает чего угодно, но того, что в действительности происходит, когда занавес открывается, он не мог бы предугадать и с двадцатой попытки. Он смутно вспоминает о том, не придумал ли он всё-таки слово, точно описывающее кучу подозрительных случайностей, на том не свидании с Фэн Синем. Что, если это было свиданием? – моргает Му Цин, возвращаясь к, – действительно идиотской, – пьесе, в которой он даже не занимает главную роль. Се Лянь с тоской смотрит на сцену, а Южные боги неловко бросают на него взгляды, чтобы потом брезгливо поморщиться, переглядываясь, когда «Собиратель цветов» и «Его Высочество» начинают миловаться у всех на виду.  Когда «Сюаньчжэнь» и «Наньян» глядят друг на друга, Му Цин подливает себе вина. Возможно, это будут две маленькие чашки, ну и что с того? Когда «Сюаньчжэнь» протягивает «Наньяну» руку, повторяя жест парочки, Му Цин нервно отхлёбывает, пряча красное лицо. Рука оказывается принята, и, слава небесам, занавес закрывается. Повесть о смелости бравого генерала – гласит название. Возможно, у него кружится голова. Он из-под чарки наблюдает за тем, как Фэн Синь смущённо трёт шею под восклицания, мол: – А правда же! – Они теперь лучше ладят! – Берут пример с Его Высочества наследного принца! – Хо-хо.. Последний комментатор удостаивается угрожающего взгляда, но только поигрывает бровями в ответ. Му Цину кажется, что сегодня он выглядит даже самодовольнее, чем обычно. Мысль подозрительно быстро ускользает из его сознания. Взгляд возвращаются к Фэн Синю. Тот уже смотрит на него в ответ, недовольно хмурясь, и Му Цин во второй раз за вечер жалеет, что между ними такой широкий стол. Он бы хотел разглядеть морщинку между широкими бровями вблизи. Может быть, он хотел бы её поцеловать. Она бы разгладилась тогда или стала бы ещё отчетливей? Возможно, ему всё-таки не стоило пить. Он прогоняет эту мысль ещё парочкой глотков горького напитка. Раньше он просто переставал думать, когда пил вино, сработает ли это сейчас? Чужие брови почему-то хмурятся сильнее. Идея о поцелуе почему-то становится единственной мыслью в голове и не спешит никуда исчезать. Он мог бы сделать это, а на утро списать на алкоголь… Му Цин чуть не роняет чарку, когда понимает, в насколько выгодной ситуации он оказался. Сейчас он имеет право не отвечать за свои поступки. Он может сделать что-нибудь и узнать, как Фэн Синь на это отреагирует! Он может узнать, взаимны ли его чувства, а если нет, то просто притвориться, что даже не помнит ничего! О боги, это прекрасная возможность. Как он не подумал об этом раньше?! Му Цин на показ допивает оставшееся вино, чтобы Фэн Синь видел. Он ни секунды не думает о том, что это может быть ошибкой. Он думает о чужих губах и возможности прикоснуться к ним снова сегодня же, и его голова точно кружится, а сердце трепещет в груди от необходимости последовать его потайным желаниям. Фэн Синь трясёт головой под непрекращающуюся болтовню небожителей и находит его взглядом, собираясь сказать, чтобы Му Цин побыстрее передал уже чарку и игра началась вновь, но замирает, когда видит его нервно глотающего алкоголь. Ох блять, вот чёрт, – думает он. Лучник переводит растерянный взгляд на Его Высочество, но тот, кажется, ничего больше не замечает. Фэн Синь мученически возводит глаза к потолку, чувствуя как руки под столом подрагивают от понимания того, что будущие события сегодняшнего вечера с этого момента абсолютно непредсказуемы. Он напрягает память, пытаясь вспомнить, как мало надо Му Цину, чтобы опьянеть, и что он может в этом состоянии наделать, и залпом допивает всё, что оставалось в чарке у самого, чтобы успокоиться. Он жалеет, что сидит так далеко. Если б только знал.. Он понятия не имеет, чего ожидать от слова совсем, и гадать попросту бесполезно. Пьяный Му Цин абсолютно непредсказуемый, и он, чёрт возьми, не был к этому готов. Фэн Синь чёрной завистью завидует всем, кто сидит рядом с ним, сжимая руки в кулаки. Нет, он не позволит пьянице вешаться тут на кого-то. Ни на кого, кроме себя, если уточнять. Сидящий сбоку Цюань Ичжень пытается привлечь внимание Му Цина прикосновением к плечу, и Фэн Синь мысленно покрывает его матом. Вслух только скрипит зубами. На его радость, Сюаньчжэнь, предчувствуя неладное, хмурится и изворачивается от чужой руки, всучивая в неё чарку. Фэн Синь облегчённо выдыхает. Он вообще-то не ревнивый, но сейчас он собирается быть предвзятым ко всем и каждому, кто на Му Цина хотя бы посмотрит. Его просто злит бестактность Циина, вот и всё. Не ревнует. Просто брови хмурятся сильнее обычного, а инстинкт защищать заставляет его перейти в состояние повышенной готовности и отразить любую «угрозу». Он не хочет терять Му Цина из поля зрения и внимательно следит за тем, как тот продолжает распивать вино маленькими глотками на протяжении нескольких конов игры. Честно говоря, всё это время он на низком старте, готовый в секунду преодолеть расстояние стола и остановить любую ситуацию, которая, гипотетически, может произойти, или просто выбить уже чарку из чужих рук, но медлит, загипнотизированный подёргивающимся кадыком под тонкой белоснежной кожей. Он уже видит, как плечи Му Цина расслабляются, а надменное выражение лица потихоньку стирается, и это ничего хорошего не сулит.  Му Цин ловит его взгляд и прямо смотрит в ответ, не отрываясь. «Хватит пялиться. Я контролирую себя», – лжёт он. Или нет. Он уже не уверен, может ли отвечать за свои действия. Ему кажется, что от поводка, удерживающего его под контролем расчётливого разума, осталась лишь тонкая нить, и даже она трещит, готовая порваться в любой момент, но его это удивительно не волнует. Фэн Синь хмыкает, не отвечая. Но и глаза не отводит. «Боишься, что полезу обниматься? Так и скажи, если не хочешь», – дуется Му Цин с высокомерием в тоне голоса. Всё, думается, пропал предохранитель, не допускающий мысли до рта. Фэн Синь игнорировать больше не может: «Страшно боюсь, бравый генерал». Му Цин отворачивается, задирая нос совсем по-ребячески и заставляя лучника тяжело вздохнуть. Се Лянь наконец замечает перемену, подзывает Фэн Синя к себе, и ему приходится абсолютно нехотя подняться со своего места. Ага, он сейчас моргнёт, а Му Цина потом ищи на потолке или у кого-нибудь на коленях. Выражение негодования на лице строится как-то само. Он едва ли не сворачивает себе голову, когда принимает решение не отводить взгляда и подойти к Его Высочеству, ступая наугад. – Тебе стоит за ним присмотреть, – обеспокоенно говорит тот, когда ему это удаётся. Он понимает. В конце концов, они оба знают, что пьяный Му Цин – катастрофа. – Мне стоит увести его отсюда, – хмуро отвечает Фэн Синь, и Его Высочество кивает. – Я, пожалуй, вернусь на гору Тайцан, – натягивает он неуверенную улыбку на лицо, и Фэн Синь тоже его понимает, – Не дай ему натворить глупостей. А потом Его Высочество бросает вдруг взгляд за его плечо, и его улыбка становится чуть теплее. – Не беспокойся, Ваше Высочество, я о нём позабочусь, – заверяет лучник с кивком головы и резко оборачивается, чтобы поскорее утащить Му Цина подальше от алкоголя и свидетелей, пока тот действительно не наделал всякого. Он находит Му Цина шатко, но чертовски уверенно движущегося на него с чаркой в руках. Вспомнишь лучик – вот и солнышко, как говорится, вот только Фэн Синь ни на секунду и не переставал о нём думать. Оказавшись замеченным, Му Цин не останавливается, да и вообще, кажется, делать этого не планирует. Фэн Синь выставляет руки вперёд, ловя за плечи, чтобы остановить хотя бы в трех цунях от себя. Тот издаёт недовольный звук. И пробует снова. Что ж, это будет тяжёлый вечер, но могло быть и хуже. Фэн Синь выхватывает вино из его рук, выпивает и отдаёт пустую чарку Се Ляню. Ладно. Пожинать плоды пьянства Му Цина снова предстоит именно ему. И хорошо. И душу греет. Одно дело, что он лез к нему, имея выбор между Его Высочеством и им, а другое.. когда выбирает его почти что из сотни небожителей. – Я не допил! – возмущается он слишком близко, и Фэн Синю приходится отвести голову вбок, чтобы хотя бы носами не соприкасаться. Благо, никто не смотрит, а ситуацию спасает хмурый вид Наньяна, стоящего к залу лицом. Пусть думают, что они ругаются. – Тебе хватит, – говорит он Му Цину на ухо безапелляционно, – Попрощайся с Его Высочеством. Разворачивает его и подталкивает в сторону выхода. Гадёныш сопротивляется, встаёт столбом, будто пытается пустить корни в пол, и оборачивается. – Но я хочу остаться, – восклицает, привлекая лишнее внимание, и топает ногой. Святые угодники, Фэн Синь сейчас упадёт в обморок. Он нацепляет на лицо как можно более угрожающее и серьёзное выражение, а оно едва ли не трещит по швам. – Я не спрашивал, чего ты хочешь, – отрезает он и снова берёт за плечи, чтобы уверенно вести вперёд. Му Цин на удивление быстро сдаётся и позволяет, но лучше бы сопротивлялся, если бы делал это молча, потому что выдыхает следующее: – Я хочу, чтобы ты меня поцеловал. Сердце Фэн Синя собирается проломить его грудную клетку в тот же миг. Блять. Твою мать. Твою ж мать. Твою, блять, чёртову мать, – думает Фэн Синь и вдруг понимает с ужасающей ясностью, что ведёт он – не Му Цина отсюда, а себя на плаху. Загоняет себя в ловушку под названием «остаться наедине». И этого хочется. Трусливо убежать тоже хочется. Но оставлять Му Цина здесь ни в коем случае нельзя. Натворит делов и убьёт за то, что не углядел и бросил в таком состоянии. Но и вестись на это.. убьёт. Фэн Синь сам себя убьёт в любом случае. Чистой воды невероятная удача, что он успел отвести его подальше от людей и столов, и никто, кроме него, этого не услышал. Он оборачивается проверить, и успокаивает себя. Пэй Мин салютует ему бутылкой вина. Он показывает ему неприличный жест через весь главный зал и ускоряет ход. Может, поделать дыхательную гимнастику? И Му Цина заставить за компанию, чтобы не говорил таких вещей. Едва он выводит его за дверь, как тот сам ускакивает куда-то в сторону от дороги. Фэн Синю приходится поспешить за ним. – Эй! Ты куда?  – Там есть пруд, пошли, – говорит и хватает за руку, утягивая за собой в чужой сад. – Ты хочешь к пруду? – непонимающе спрашивает Фэн Синь. – Я уже сказал, чего хочу, – прилетает серьёзно в ответ и кружит голову. Они выходят к небольшому прудику среди высоких сосен, и Му Цин усаживается к одной, хлопая рукой по траве рядом. Фэн Синь смотрит на это некоторое время, потом на пруд, на тёмное небо и отливающие светом от праздничных огней верхушки в стороне. Вздыхает и садится, куда сказано. Му Цин сразу же ныряет ему под руку, устраивая голову на груди и заставляя откинуться спиной на ствол дерева. Фэн Синь тихо охает и поудобнее устраивает руку на чужой спине. Смутные воспоминания о прошлом лезут в голову и напоминают ему о словах Му Цина, заставляя волноваться. Тот лезет ему под ханьфу руками и издаёт недовольный звук, когда упирается локтём в твердый металлический пояс. Фэн Синь нервно усмехается и не противится тому, как Му Цин не слушающимися пальцами пытается его расстегнуть. Рука в таком состоянии и положении быстро устаёт и он хватается за пояс из последних сил, пару раз дёргая, привлекая внимание. Капризный, – думает Фэн Синь и не может отказать в немой просьбе. Он тянет свободную руку, легко справляясь с застёжкой, и пояс с мягким звяканьем падает в траву. Фэн Синь не может отказать ему ни в чём, думается. Он едва отводит руку, как Му Цин ловит её в движении и прижимает к ней свою, заставляя замереть. Пальцы покалывает от соприкосновения. Кажется, расстегнутое ханьфу теперь без надобности. Му Цин поразительно быстро отвлекается пьяный. Лежит, смотрит и будто бы сравнивает размеры их ладоней. Ни черта не «будто бы», это он и делает, – запоздало понимает Фэн Синь. Тот, сделав какие-то выводы мелко кивает сам себе и переплетает их пальцы, и лучник легко повторяет движение, поглаживая мягкую кожу. Через пару минут Му Цин всё же лезет под ханьфу, оглаживая мышцы груди, прикрытые лишь тонкой нижней рубашкой.  – «Контролируешь себя»? – передразнивает Фэн Синь. Наверное, утром придётся заключать новую клятву на крови. – Да, – отвечает Му Цин, и он почти дёргается от того, как мурашки бегут по спине. Если бы. Если бы Му Цин такое провернул трезвым, Фэн Синь бы добровольно лёг за это в гроб. Но пока Му Цин пьяный, он лишь хмыкает. – Чего? – непонимающе хмурит брови Сюаньчжэнь и поднимает голову. Фэн Синь разглядывает отражающуюся ясную ночь в его глазах и хочет начать признаваться в любви. – Лежи давай, – бубнит, сдерживая свои порывы, и опускает его обратно. Однако Му Цин больше не хочет лежать. Он хочет объятий, которые слишком быстро закончились восемь веков назад под случайным клёном. Хочет поцелуя, о котором просил в главном зале совсем недавно. Он перекидывает через него ногу и усаживается на колени, не отрывая ладоней от груди. Тянется к ключицам и оглаживает их пальцами. – Му Цин, – предупреждающе звучит в ответ на подобные действия. Фэн Синь оставляет руки на чужих ногах, не смея поднять выше и полагая, что Му Цин знает, что его сердце сумасшедше хочет отдаться его рукам, чувствует или слышит, как громко оно бьётся сейчас. Му Цин смотрит на него, и он готов поклясться, что видит, что вместо этого в чужой прекрасной голове надумывается какая-то дрянь. Он вздыхает и понимает, что такими темпами и сам перестанет соображать. Он здесь за контролирующего ситуацию, и такого допустить ни в коем случае нельзя. – Ты этого не хочешь? – вдруг спрашивает, а больше всё же утверждает Му Цин, пытаясь с него подняться. Ну вот и «дрянь». А Фэн Синь не может ни согласиться, ни отрицать подобное. Хочет. Ещё как хочет. Но пользоваться пьяным состоянием Му Цина ради исполнения своих эгоистичных желаний – вот этого он хотел бы в самую последнюю очередь. И портить налаживающиеся отношения, совсем ещё хрупкие, между ними тоже. Он скользит пальцами под чужие коленки и быстро тянет на себя, заставляя прижаться телом к телу, пресекая попытку сбежать, и тихонько сходит с ума, от того, как Му Цин вздыхает и хватается за плечи. – Му Цин, – повторяет с нажимом, как будто винит его в том, что сделал сам, – Ты пьян. Му Цина подобное не убеждает ни капли. Он вздёргивает нос, спрашивая: – И что? – И не обрадуешься подобному трезвый, – терпеливо объясняет Фэн Синь. – С чего ты взял? – продолжает гнуть своё тот. Фэн Синь вздыхает, пытаясь вразумить: – Спасибо хоть, что полез с этим ко мне, а не к какому-нибудь ублюдку, по типу Пэй Мина. Вот такие бы согласились. И как бы ты себя чувствовал после этого? – Не полез бы, – сводит губы в полоску Му Цин, – Не хочу, чтобы меня целовал Пэй Мин. Это отвратительно, – и корчит гримасу, от которой лучнику приходится сдерживать широкую глупую улыбку, желающую расцвести на его лице. – Ладно. Цюань Ицжень, – предполагает он, совсем не из ревности. А если и так, это только его личное дело. Му Цин быстро мотает головой в отрицании и тычет пальцем ему в грудь в ответ. – Не хочу. Я хочу, чтобы ты меня целовал. Я же сказал. – Только я? – поднимает брови Фэн Синь, и Му Цин, уверенный в своих словах, кивает. – Только ты. Фэн Синю тоже не остаётся никакого выбора, кроме как поверить. Пьяный Му Цин говорит то, что на уме. То, что думает. А значит он правда хочет... чёрт возьми. – Ты поцелуешь меня или нет? – требовательно спрашивает он, и Фэн Синь... Блять, Фэн Синь ни в чём не может ему отказать! Му Цин вызывает в нём диссонанс. Одна его часть настаивает на том, чтобы ни в коем случае не вестись, что Му Цин пьян и что это граничит с непозволительным поступком, что Фэн Синь не имеет права так поступать, тогда как другая отчаянно желает соединить их губы, а сердце сжимается от признаний Му Цина и не может противиться, потому что это Му Цин перед ним, – на нём, – говорит такие вещи и просит о поцелуе. Тот, кажется, замечает сложное выражение у него на лице и скользит ладонью по щеке, отвлекая, возвращая его обратно из раздумий и сталкивая их лбами. Фэн Синь видит, как влажный язык проходится между губ перед тем, как он заговаривает снова: – Ты не хочешь меня поцеловать? – и тон его голоса, дыхание, разочарование в нём не просто перевешивают чашу весов в сторону того, чтобы сдаться ему наконец, просто переворачивают её нахрен и лишают его здравого смысла. Фэн Синь обещает себе, что это будет один маленький поцелуй, на который они смогут закрыть глаза, как и на предыдущие. Просто один маленький лёгкий поцелуй, потому что Му Цин этого хочет и просит его об этом, а он не может сказать нет на подобную просьбу. Он обещает себе и соединяет их губы и, боги, он даже не осознавал, как хрупка его сила воли. Общий вздох облегчения теряется между ними, и Му Цин сразу же обвивает его шею, не позволяя отстраниться. Фэн Синь умудряется, получает жаркое «ещё» на выдохе и понимает вдруг, что и сам себя трезвым человеком называть больше не может. Какое он имеет право указывать Му Цину, что делать, а что не делать, когда у самого в голове стремительно пустеет, а чужое горячее дыхание и винный вкус на мягких губах занимают всё место в последних соображающих уголках его разума. И он срывается. Целует так, чтобы вырвать тихий стон и сцеловать и его тоже. Обхватывает наконец руками за талию, и Му Цин отвечает ему спешно и настойчиво, жмётся ближе, выгибает спину, ластится и тоже не позволяет сдержать стона. Фэн Синь не просто поднимает белый флаг, он сам готов стать чёртовым флагом и, развеваясь на ветру, праздновать своё поражение перед Юго-Западным божеством. Понимает ли это божество, что оно с ним сотворило? Осознаёт ли оно, что вообще делает? Желает ли его, или это просто вино заставляет кровь закипеть и совершать необдуманные действия? Убьёт ли его его потрясающее божество, когда наступит утро? Му Цин кусает его за нижнюю губу, и, когда выпускает язык, чтобы заласкать её после, Фэн Синь не может ничего с собой поделать, чтобы не поймать его своим собственным языком, углубляя поцелуй и вызывая дрожь пальцев, которые пытаются хвататься за его ханьфу и гладить по шее одновременно. Он бы всем богам молился, чтобы это никогда не заканчивалось, чтобы поцелуй продлился как можно дольше, чтобы у них хватало кислорода в лёгких, чтобы не отрываться друг от друга никогда, если бы не знал, что боги-то действительно услышат. Он знает, что заступил как минимум за одну границу, ту, которую они называли дружбой, и когда этот поцелуй закончится – ему придётся столкнуться с последствиями. И он, вероятно, будет вымаливать прощение на коленях и клясться, что больше никогда не пойдёт на поводу своих желаний, если Му Цин сможет ему это простить и позволит оставаться рядом. В конце концов, он дал обещание, что не отпустит, и собирается придерживаться его в перспективе всей оставшейся жизни, так что прощение нужно будет заслужить ради сдерживания своего же слова. Но пока он запускает язык в рот Му Цина, как мечтал, и тот ему позволяет, пытаясь сообразить, что делать в новой незнакомой ему ситуации, а потом неуверенно повторяет за ним, вызывая трепет и сокрушительную волну любви, перемешанную с возбуждением, сметающую со своего пути любую адекватную мысль. Требуется не больше минуты, чтобы Му Цин приспособился и вернул своим действиям прежний напор, путая пальцы в волосах Фэн Синя и прижимая его к дереву за спиной. Лишая всякого контроля над ситуацией и последней крупицы рассудка. Лучник скользит губами по уголку его распахнутых губ, целует щёку, линию подборка и спускается к шее, срывая ремешок, удерживающий воротник, так, как хотел сильнее всего, он отодвигает мешающую ткань и одаривает кожу влажными горячими поцелуями. Му Цин что-то неразборчиво мычит и цепляется в волосы, откидывая голову назад. – И как у тебя язык повернулся сказать мне, что это была «ошибка», – со стоном выдыхает он. Фэн Синь поднимает голову и не понимает, о чём тот говорит. А потом понимает, когда Му Цин двигается на его бёдрах и стонет снова, прижимаясь к паху. – И откуда только тот император об этом узнал? – лукаво продолжает он, улыбаясь, потираясь. Фэн Синю кажется, что он сходит с ума. Или уже сошёл, он больше не может сказать наверняка, когда привычная вспышка раздражения от припоминания слушков сменяется смущением, а удовольствие разливается по телу вместе с паникой, когда он понимает, что происходит. Он с рыком валит Му Цина на спину, опираясь на руки по обе стороны от его головы, и сохраняет дистанцию, бросая угрожающий взгляд. Или напуганный, он не уверен в том, что выдаёт сейчас его лицо. Му Цин тихо посмеивается, раскидывая руки по мягкой траве. – Что, по-твоему, ты делаешь? – глупо интересуется Фэн Синь, прикладывая усилия, чтобы оставаться на месте и не целовать чужие скулы. – По-моему, я хочу эту «ошибку» себе в– Фэн Синь со страдальческим стоном затыкает ему рот поцелуем, вплетает пальцы в волосы и прижимает к земле, чтобы не смел продолжать. Это бы его добило. Точно добило. Заставило бы бедное бешено колотящееся сердце разорваться в ошмётки, и потом Му Цин бы не оплакивал его на похоронах, потому что не смог бы перестать смеяться со своей божественной шутки и того, что совершенный Владыка Наньян умер от хохмы про его член. Настроение Му Цина с поцелуем мгновенно меняется, он с довольным стоном отвечает и руками хватает за плечи, заставляя упасть на себя. Снова стонет и ногами обхватывает за пояс, вскидывая бёдра навстречу и проясняя: шуткой это не было. Они оба возбуждены. «Фэн Синь, – раздается в голове чужой голос, заставляя дёрнуться и не сообразить сразу, откуда его зовут, – У вас всё в порядке?» Вовремя, однако. Фэн Синь пытается отстраниться, чтобы ответить, но едва ли ему это позволяют. – Ах.. подожди. Дай мне… – пытается он, – Дай мне секунду. Му Цин нехотя расслабляет руки, не понимая, почему Фэн Синь опять ведёт себя как дурак: – Ну что опять? – спрашивает, недовольно закатывая глаза. Фэн Синь в ответ многозначительно вскидывает брови и прикладывает два пальца к виску, получая фырканье в ответ. – Тебе сейчас захотелось с кем-то поговорить, что ли? – хихикает Му Цин, – Жалуешься кому-то на меня? Или хвастаешься? – и бёдрами снова трётся, паршивец. Лучник рвано выдыхает, теряя все способности к мыслительным процессам. Этот восхитительный мерзавец его с ума сведёт сегодня же. – Его Высочество беспокоится, как ты себя чувствуешь, умник, – хрипло говорит Фэн Синь, – Мне сказать, что ты в полном порядке, готов отдаться мне в случайном саду? – Только посмей, – шипит Му Цин, переворачивая их и усаживаясь сверху. Ахает, прикрывая глаза, и на пробу двигается на его бёдрах. Кажется, даже вода в пруду рябит от их общего стона, когда сквозь кучу ткани между ними их члены соприкасаются в идеальном для этого положении. Фэн Синь скользит пятками по траве и жмурит глаза, пытаясь остановить себя от попытки двигаться навстречу, а Му Цин лишь мстительно насмехается над ним, – Кто кому здесь отдаётся ещё. – Дай я отвечу, пока он не стал нас искать, – просит Наньян, хватая рукой под бедро, – Или ты хочешь, чтобы он ещё и увидел это? – Отвечай, – говорит Му Цин, явно не собираясь останавливаться. Фэн Синь видит искорки веселья в его глазах. Это блядский вызов! Как пожелаешь, – думает лучник. Он это сделает. Му Цин видит, что провокация удалась и поднимает корпус, ладонями опираясь на торс, чтобы точно его довести. Двигает своей задницей на нём, а Фэн Синь прикусывает язык и пару раз репетирует в своей голове ответ.   «Всё под контролем», – получается вымученно и, честно говоря, лучше бы молчал. О каком контроле идёт речь? У него голову срывает от того, что происходит. «Ты уверен? Мне стоит вернуться?» – спрашивает ещё обеспокоенней, чем прежде, Се Лянь, и Фэн Синь сжимает бедро Му Цина сильнее. Гадёныш бесстыдно выгибается и стонет, лишая его дыхания. Он зачарованно наблюдает за тем, как Му Цин кусает свои прекрасные, вишнёвые теперь, губы и прикрывает глаза, и не может выкинуть из головы его незаконченную фразу. Он хочет, чтобы Му Цин повторил. Сказал свою мысль до конца. Его перехватывает восхищение тем, что у Му Цина, чёрт возьми, в голове есть такая мысль. «Не переживай, Ваше Высочество. Ничего, что требовало бы твоего.. внимания», – отвечает он Се Ляню, насильно отводя глаза к ночному небу. Третья звезда созвездия зайца предзнаменованием божественной удачи ярко пылает багряной каплей крови на тёмном небосводе и подтверждает ему, что сегодня его счастливый день. Звёзды сошлись и благословили его на то, чтобы Му Цин снова открылся ему и отбросил свои маски в траву вместе с поясом от его ханьфу. Он моргает, пытаясь осознать эту мысль. Жаль, что они не говорили об этом как следует, но Му Цин никогда не отказывался от своих действий, совершённых под бутылочкой вина на чердаке замка или под яркими клёнами. Никогда. И сейчас он задирает его рубашку, проводя пальцами по торсу и сжимая бока. Мысль теряется, даже не успевая сформироваться. – Чтоб тебя, Му Цин. Он точно пойдёт нас искать, – с придыханием пыхтит Фэн Синь, признавая свою неудачу в попытках разговоров и размышлений. Му Цин смеётся и всё-таки останавливается. – У тебя две секунды или я сниму с тебя штаны, – говорит наглец. «Всё в порядке, он уснул», – твёрдо произносит Фэн Синь для Его Высочества и снова валит Му Цина на спину, возвращая себе контроль. Всё-таки, штаны лучше держать на месте. И шаловливые руки тоже, а то уже тянутся вниз. «Хорошо. Ты тоже отдохни», – успокаивается Его Высочество. Ну слава небесам. Фэн Синь рычит, получая свободу действий, агрессивно впивается в губы поцелуем, мгновенно получая укус, и хватается уже двумя руками за бёдра, поднимая ноги Му Цина. Тот царапает спину и прижимается ближе. В голове щёлкает. – Блять... Му Цин, – Фэн Синь с сожалением понимает, что чуть не потерял себя в жарких поцелуях и завлекающих провокациях, но это правда не может продолжаться, – Ты сводишь меня с ума… Мы должны остановиться, Му Цин. – Не хочу, – отвечает тот и тянет его к себе снова. – Я серьёзно, послушай, – мотает головой лучник, чтобы не прилетело поцелуем по губам, – Твои обеты, пьяная ты беда, мы не можем.. Я не могу так поступить… А ты пьян и не можешь принимать такие решения сейчас, я всё равно их не послушаю, пока не буду уверен, что ты полностью осознаёшь, что ты делаешь. – Это всё? – спрашивает Му Цин, оставляя свои попытки дотянуться до его губ. – Что всё? – не понимает Фэн Синь. – Это все причины? То, что я пьян и у меня обеты? – цепляется вдруг он. Неожиданно. Фэн Синь не думал, что сейчас придётся ещё и выяснять, в каком случае он займётся с ним любовью. Да почти в любом, это вот единственное исключение, когда он себе не позволит, – думает он, потирая затылок. – А что ещё ты хочешь услышать? – уточняет неловко. – То есть, если бы я был трезв и не должен был придерживаться воздержания, ты бы меня не остановил? – Му Цин задаёт прямой вопрос, на который надо дать односложный ответ. Да чёрт его побери, этого пьяного Му Цина. Фэн Синь не может устоять перед ним. Не может соврать, глядя в глаза. Не может отнекивается. А тот и пользуется, гад, все его секретики разузнать хочет. – Не остановил бы, – выдыхает он, прикрывая глаза. Му Цин водит кончиками пальцев вдоль его позвоночника, вызывая дрожь. – А если бы я просто был трезв? Это уже кажется разведкой территории, честное слово. Фэн Синь нежно целует его в лоб, признаваясь: – Нет, если это то, чего ты хочешь. Му Цин щурится, за плечи отстраняя его от себя и внимательно вглядываясь в лицо. – Ты же мне обещаешь, Наньян? – задаёт абсолютно серьёзный, блять, вопрос. Фэн Синь не удивится, если он заставит его дать обещание на мизинчиках. Не удивится, даже если потребует поклясться жизнью. – Если отступишься сейчас, котёнок, – с ухмылкой говорит он, наконец чертя границу и не скрывая самодовольства от упоминания старого, почти забытого прозвища. – Не хочу, – шепчет ему Му Цин, откидывая голову назад и открывая вид на влажную, покрасневшую от его, Фэн Синя, губ, шею, и он не может удержаться и припадает к ней снова, скользя языком за ухо. Му Цин выстанывает его имя, и он трётся о его бёдра сам, давая себе ещё немного времени. Давая им ещё немного времени на существование. Это в последний раз, это последний поцелуй – думает он, притягивая Сюаньчжэня к себе за подбородок. Такого больше не повторится, а завтра Му Цин наверняка убьёт его по-настоящему.  Поцелуй получается долгий, нежный и трепетный. У Му Цина дрожат руки, когда он кладёт их на его горячие щёки и тянет обратно, не давая даже вдохнуть, едва Фэн Синь отстраняется. Он просит его остановится прямо ему в губы. Он предпочёл бы смерть шагу назад, на самом деле, потому что отпустить Му Цина сейчас подобно самой невыносимой пытке, потому что физически больно даже от мысли о том, чтобы перестать касаться и целовать. Он хочет умереть прямо здесь и сейчас, вырвать своё сердце и избавить себя от необходимости терять это прекрасное ощущение и пытаться жить дальше, зная, каково получать от Му Цина такую ласку, в руках Му Цина, с его губами на своих, о, подобная смерть была бы благословением. Как он вообще сможет после этого жить? Му Цин в ответ так же отчаянно произносит «пожалуйста», как будто чувствует то же самое, и Фэн Синь никогда не думал, что может прослезиться от поцелуя, но он чертовски к этому близок. Он жмурится и сжимает свои объятия, следуя за своим эгоизмом, своими собственными желаниями, и, наверное, он никогда в жизни не отпускал себя прежде, наученный отрицать себя в пользу других, но за этим больше нет вины, когда он не может представить, есть ли вообще жизнь после. Он хочет целовать Му Цина, хочет любить его, и под натиском этого желания Фэн Синь рушится, как человек, которым он был, и личность, живущая лишь ради других, в этот момент тёплой ночи у журчащего пруда живёт для себя. И для неё нет решения сложнее, чем отпустить. На место страсти встаёт отчаяние. Языки сплетаются вместе, а руки прижимают к себе так, будто кто-то из них точно рассыпется пеплом, если отпустить. Му Цин гладит его щёки большими пальцами, а потом целомудренно прижимается к его губам несколько раз подряд, и Фэн Синь в ответ гладит его волосы и забирается рукой под спину, чтобы испачкать рукава о землю под выгнутой ему навстречу поясницей, и ласково ответить тем же, вжимая в щекочущую траву лопатками. В конце концов, они заканчивают так же, как начинали – соприкасаются лбами и делят жаркий воздух на двоих, пока Фэн Синь пытается заново отыскать свою потерянную в траве самоотверженность. – Я отведу тебя во дворец, – шепчет он, и Му Цин слабо кивает в ответ. Он встаёт и надеется, что ноги его не подведут и удержат их обоих, когда Му Цин заваливается, при попытке подняться следом. Руки сами находят поясницу, чтобы поймать, а его обхватывают крепче и утыкаются носом в плечо. Кажется, снова обвели вокруг пальца. Фэн Синь не против. Он выпутывает из чёрного спутанного хвоста травинки и касается губами виска. Спустя пару минут Му Цин снова пытается его поцеловать, но Фэн Синь мягко его отстраняет. Ещё раз и он не сможет остановиться. Будет целовать до самого рассвета, пока тот не протрезвеет и не даст ему по его дурной башке. В «дурной башке» эта перспектива звучит заманчиво. В «дурной башке» нет ни единой мысли о забытом на земле поясе. Он ведёт его всю дорогу к новому, такому же, как прошлый, дворцу под руку, хотя Му Цин вполне может самостоятельно идти, а потом они неуверенно застывают на пороге. Сюаньчжэнь цепкими пальцами обеих рук ухватывает его за предплечье, дёргая в сторону ворот. – Ты бросишь меня? – спрашивает. – С чего мне тебя бросать? – Фэн Синь недоуменно смотрит на свою занозу в заднице. Что ж, он так и подозревал, что Му Цин всю дорогу выдумывал себе всякие небылицы, от которых ему несомненно захочется приложится обо что-нибудь головой. – Ты не захотел меня целовать, – абсолютно честно и убежденно отвечает тот, сжимая пальцы на рукаве сильнее. – Му Цин... – произносит лучник, абсолютно сбиваясь с толку. Он сомневается в реальности происходящего, а Му Цин даже не выглядит пьяным, смотря чистым и осознанным взглядом, и говорит такое, прямо озвучивает свои переживания, и вот они разговаривают по-человечески о.. чувствах? В какой реальности это возможно? В настоящей ли? Он хочет, чтобы это было по-настоящему. Чтобы это было, чтобы они были, – Я хочу тебя целовать. – Тогда целуй, – говорит Му Цин и тянет его на себя упрямей, – Тогда целуй меня, когда тебе хочется меня целовать. Вдоль дороги слышатся чужие голоса и смех. Вероятно, небожители уже потихоньку расходятся по дворцам, заставляя задуматься – а сколько времени прошло? Му Цин дёргается от постороннего звука и хмурит свои тонкие брови, теряясь. Фэн Синь быстро глядит по сторонам и понимает – не хорошо будет если их заметят. Он перехватывает руку Му Цина и сам тянет его за собой во дворец, отворяя дверь. Разворачивается прямо на пороге и быстро захлопывает дверь обратно, прижимая хозяина дворца к ней. Му Цин опускает взгляд на его губы. «Целуй, когда тебе хочется меня целовать»? Да ему постоянно этого хочется.  Фэн Синь притягивает его к себе за шею и целует, как сказано, игнорируя то, что его внутренний стержень не просто пошёл трещинами и переломился сегодняшней ночью, а раздробился в самую мелкую крошку. Му Цин снова хватается за него как в последний раз, и крошка превращается в пыль, которую способен сдуть один лишь рваный вздох из этих уст. Сколько у них уже было таких последних поцелуев? Он хочет ещё миллион. – Не уходи, – требует Му Цин, пока губы Фэн Синя скачут по его лицу, пускает остатки того, что он считал фундаментом своей личности по ветру. – Скажи мне кое-что, – просит Фэн Синь с серьёзностью в голосе и забирает тёмные прядки ему за уши, – Подумай, как бы ты подумал трезвый, а не как хочешь прямо сейчас. Му Цин кивает, и он чмокает его в губы, заставляя покрепче ухватиться, чтобы устоять на глупых подводящих ногах. – Будь ты трезвым, ты бы предпочёл, чтобы я скрылся с глаз долой к твоему пробуждению, или тебе было бы спокойнее, останься я рядом, чтобы вместе разгребать это всё завтра?   И Сюаньчжэнь действительно задумывается. Стоит, хмурясь, глядя в никуда, пока выгибается под ласкающими руками, и Фэн Синь терпеливо ждёт ответа, занимая себя лёгкими поцелуями в шею. – Давай так, – наконец решив, заключает Му Цин, нервно кусая губы, – Если ты что-то чувствуешь ко мне – значит оставайся. Если же захочешь уйти – ты уйдешь. Так и решим. Если уйдешь, нам не нужно будет ни в чём разбираться. Фэн Синь кивает, принимая условия и точно зная, где он проведёт остаток ночи. Даже если с утра ему под рёбра вонзят чжаньмадао. – Только мне сейчас не говори! – поспешно дёргается Му Цин, – Я пока не хочу этого знать, ничего не говори! Фэн Синь посмеивается и думает, что Му Цин какой-то мазохист. Он ведь за ночь изведётся, надумает себе и… все нервы так потратит, дурной. Но раз сказали не говорить, то он и не скажет. Только не даст ему ни секунды на то, чтобы думать.  – Не смею ослушаться генерала Сюаньчжэня на его территории, – игриво шепчет он, касаясь губами мочки уха. – В таком случае генерал Наньян не посмеет оспорить и следующее, – ухмыляется Му Цин, пальцем показывая на лестницу, – В спальню. Быстро. Быстро не получается. На самом деле, Му Цин впервые так долго добирается до собственных покоев. Они тормозят на каждом углу и у каждой стены, чтобы прижать друг друга к прохладной поверхности. Он кусает Фэн Синя в изгиб шеи и явно наслаждается тем, как в темноте коридоров выглядят его следы на чужой коже и как звучит гортанный стон лучника, мягко разливаясь по пустому помещению. В конце концов, последний поворот они преодолевают вытирая Му Цином стену и не прекращая поцелуй.  Он сбрасывает с Наньяна ханьфу прямо на своём пороге и, опираясь на плечи, подскакивает так, чтобы скрестить ноги у него за спиной. Фэн Синь сразу же ловит его, сжимая ягодицы в своих ладонях, и наугад движется к кровати, чтобы, запнувшись, вдвоём на неё свалиться. Му Цин не расслабляет своей хватки, цепляясь и руками и ногами, даже если в этом больше нет необходимости, намереваясь только оказаться ближе, и реагирует на каждую ласку. Фэн Синь расплетает его волосы и сразу запускает в них пальцы, легко массируя наверняка напряженную от тугого хвоста кожу и вырывая довольный вздох. Му Цин не может оторвать свои руки от его груди и скользит только в одном направлении – ниже, то и норовя задрать нижнюю рубашку и пустить под неё пальцы. Он ведёт по коже ногтями вниз до самых штанов, и Фэн Синь почти задыхается от того, какой тугой спиралью скручивается желание внизу живота. Он скулит от перевозбуждения и губами прижимается в выступающей на тонкой шее венке, скользит языком по бешеному пульсу и дёргает за волосы, чтобы заполучить больше пространства для поцелуев. Сюаньчжэнь тянет его ближе, шепчет «ещё» в приказном порядке и изводит до состояния полного месива. Фэн Синь не успевает вовремя среагировать, когда пальцы пробегаются по выпуклости его штанов и сжимаются, вырывая из него громкий стон. – Му Цин, – шепчет он, перехватывая запястье и отводя в сторону, находясь на самом пределе своих жалких остатков самоконтроля. Тот легко выворачивается из слабой хватки и переплетает их пальцы. – Это не навредит моему совершенствованию, – таким же шёпотом отвечает он, – Позволь мне коснуться тебя. Фэн Синь пытается сделать глубокий вздох и сосредоточиться. – Откуда мне знать, что ты меня не обманываешь, а? – задумывается он, потому что Му Цин прекрасно овладел умением водить его вокруг пальца ещё до того, как научился подчинять себе свою собственную духовную силу. – Я бы не стал врать об этом, – оскорбляется тот, кусая его за подбородок, – И ты бы знал, что я не лгу, если бы был более начитан. – Ты обвиняешь меня в невежестве? – хрипло посмеивается Фэн Синь. – А ты мне не доверяешь? – парирует Му Цин, отстраняясь, чтобы с обидой взглянуть на него. Фэн Синь целует его вместо ответа и позволяет его ладони выскользнуть из собственной. Ему кажется, что Му Цин разобрал его на части, как будто это ему даже ничего не стоило, и теперь так же просто он собирает его заново, вот только все кусочки теперь перепутаны и он больше не тот человек, которым он перешёл порог Главного Дворца этим вечером. Возможно, Му Цин умышленно упустил какую-то важную деталь, а может быть, заложил в него что-то своё, но Фэн Синь не собирается жаловаться, если всё это делают с ним именно руки Му Цина. Что угодно, лишь бы эти руки оставались на нём. Оказывается, не только обеты можно потерять в этой постели. Фэн Синь здесь тоже теряет что-то своё. И ему не терпится позволить Му Цину это забрать. Его тут же опрокидывают на спину и тянут за пояс штанов, а он послушно поднимает бёдра, чтобы спустить их вниз. Поцелуй обрывается, и он наблюдает за тем, как Му Цин замирает, прежде чем решиться и мягко поймать его яйца в горячий плен нежных пальцев, оставляя его задыхаться на простынях. Вот так просто. Вот так легко Му Цин сломал каждую свою стену, которую выставлял защитой для гордости и чувств, и снёс вместе с этим благоразумие и стойкость Фэн Синя заодно. Он на пробу сжимает, поглаживает и вынуждает лучника запрокинуть голову от восторга. Губы Му Цина лишь один раз касаются загорелой шеи, а пальцы скользят дальше в лёгкой ласке, пока Фэн Синь шепчет его имя, обхватывают влажную головку и медленно опускаются к основанию. Тёмные глаза неотрывно наблюдают за тем, как его член дёргается от полученного внимания. – Я, кстати, понятия не имею, что делаю, – шепчет Му Цин, проводя подушечкой пальца по выделяющийся венке и заставляя его дрожать, – Боюсь, ты должен мне показать. Фэн Синь поднимает голову, заставляя его оторвать взгляд и переместить его в сторону лица, и тут же чувствует новую волну возбуждения от того, что скрывается в чужих глазах. Откровенное желание в них срывает ему крышу, он думает, что, чёрт возьми, Му Цину и не нужно ничего делать, хватит только взгляда. Он снова стонет, не собираясь утруждать себя попыткой подбора слов, и за челюсть притягивает к себе для поцелуя, толкаясь в восхитительную руку. И тогда Му Цин сжимает и пробует движение навстречу. – Ох, чёрт, Му Цин, вот так, – прерывисто выдыхает он ему в губы, – Вот так чертовски хорошо. И Му Цин использует новые знания, перенимает темп движения его бёдер, а потом ускоряет, приподнимаясь над ним и с ухмылкой глядя сверху. Фэн Синь хватается за его предплечье, пытаясь не потеряться в удовольствии, но терпит сокрушительную неудачу, теряясь в его глазах. – Ты бы знал, сколько раз я хотел запустить руку тебе в штаны, – бормочет Му Цин, и только это чуть не толкает его за грань. – Правда? Чёрт, ты серьёзно? – стонет он, наблюдая, как чужой тяжёлый взгляд снова возвращается вниз. Му Цин кивает и ведёт большим пальцем по головке, размазывая капельки смазки, и Фэн Синю кажется, что в полутьме комнаты он видит чёртовы звёзды, – Блять, вот блять, Му Цин… С этого момента он не сказал бы, что соображал хоть какой-то частичкой своего разума, что вообще существовал как личность, а не сплошное, разлитое по кровати Му Цина возбуждение и горячее, жгучее удовольствие. Под настойчивостью внимательного взгляда и движений изящной ладони он окончательно раскрашивает себя в цвет белого флага, как символ полной капитуляции и безоговорочной сдачи в плен на милость Му Цина и его рукам. Он превращается обратно в личность только благодаря новым медленным поцелуям, которыми Му Цин продолжает атаковать его приоткрытый в жалкой попытке хватать воздух рот. Губы не слушаются его как следует, когда он пытается отвечать, но того это нисколько не смущает, если судить по удовлетворённому мычанию, исходящему вибрацией, которая разливается на его устах и достаёт прямо до груди, волнуя сердце. Фэн Синь ужасно хочет признаться в любви, хотя обещал молчать до утра. Он думает, что нужно сообразить, как выразиться без слов, но голова всё ещё пуста и бесполезна на соображения. Сейчас она существует на его плечах только для поцелуев, а на большее, он должен признать, что не способен. Он даже понятия не имеет, как оказывается вне своей испачканной рубашки, честно говоря. За окном начинается медленный персиковый рассвет, а они встречают его всё такими же ленивыми поцелуями на сбитых простынях. Лежат на боку, а губы уже ноют, припухшие и алеющие от долгих ласк. Фэн Синь перебирает тёмные волосы в пальцах так, словно это самое дорогое, что у него есть, и никакого «словно» не существует. Он не может налюбоваться в полумраке комнаты разнеженным, мягким и румяным Му Цином. Дорогим и бесценным. – Красиво, – шепчет, не отдавая себе отчёта. Жаль, что сегодня не полярная ночь, – думается совсем медленно, – тогда целовать Му Цина до рассвета можно было бы чуточку дольше. Тот лениво трётся о его щёку кончиком носа. Последняя подушка с кровати мягко стукается об пол. Тонкие занавески на окнах поднимаются и следуют за ветром. Казалось, они провели здесь целую вечность, и не было ничего иного прежде, и не будет ничего после. И пусть не будет – появляется мысль в одной из едва соображающих голов. Пусть не будет. Пусть будет только это, Му Цину больше ничего и не надо. Пусть только губы покалывает и сушит, чтобы облизывать их постоянно и ловить спровоцированный этим поцелуй, морщась и надеясь навсегда запечатлеть в памяти чужой тихий смех. Пусть солнце никогда не встаёт. Ни высоко в небе, недостижимом даже божествам, ни в его кровати, совсем близкое и тёплое. Об него сейчас совсем невозможно обжечься. Его солнце сдалось ему в руки и принялось греть, мягко слепя глаза приятными лучами в нежной полутьме.  – Генерал подобный солнцу, – благоговейно произносится само собой, пока пальцы переплетаются с чужими. Фэн Синь смешно фырчит в губы и легко кусает за нижнюю, чтобы потом оставить на ней всю свою любовь в поцелуе. Фэн Синь на протяжении веков вдалбливает себе в голову – у Му Цина нет сердца. Му Цин вдалбливает себе то же самое, но пока рассеивается темнота комнаты, он впервые в жизни позволяет себе и другому человеку узнать всё о том, как быстро бьётся в груди. Сюаньчжэнь доверяет. Больше не думает о плохом, не взвешивает «за» и «против» и слушает сердце, а не глупый разум. Кладёт чужую руку на свою грудь и спрашивает тихо: «чувствуешь?». Почувствуй, какой я перед тобой, генерал Наньян, Фэн Синь. Послушай, как стучится сердце об ладонь. Забирай и позаботься о его сохранности.  Мама была бы рада. Узнай она, что её сын наконец отпустил себя хотя бы на минутку, избавился от страхов и позволил возводимым стенам упасть перед другим человеком, она бы улыбнулась.  У Му Цина есть сердце, и оно продолжает биться, доверенное Фэн Синю. Упрямый Фэн Синь наконец сдаётся, отступается и видит, и чувствует. И не спорит с самим собой. Мнительный Му Цин забывает защищаться и дышит. Свободно и легко, смеётся от какого-то странного чувства в груди. Фэн Синь засыпает с рукой в его волосах и полностью утомлённый, а он из последних сил тянется коснуться его губ, на середине пути проваливаясь в сон. И не думает, что какое-то «завтра» существует. Вот только оно всё же наступает. Распахивая тяжёлые веки Му Цин подрывается на кровати, чувствуя вес чужой руки животом. Смотрит в сторону и моргает, моргает.  Фэн Синь лежит рядом весь взъерошенный и частично обнажённый, обращает на него взгляд и дразняще усмехается: – Я уж думал, ты собираешься проспать своё похмелье. Не приснилось. Му Цин касается своих припухших губ кончиками пальцев. Не приснилось. Он быстро соображает, сколько всего он вчера наворотил и немедленно краснеет щеками. О боги. Что он наделал? Дыхание стыдливо сбивается с привычного ритма, пока он понятия не имеет, что теперь делать. Чёртово вино. Чёртово вино! На него моргают в ответ вдруг совсем серьёзно, и он думает, – ну вот, сейчас его засмеют. Едко поиздеваются и оставят одного, но… Стоять. Секунду. Му Цин перестаёт дышать вообще. Он же здесь. Он лежит в его кровати и не торопится убирать с талии руку. Он остался. Фэн Синь остался. Почему он остался?.. – Да блять, – стонет Наньян, жмурясь и ударяясь затылком об матрас, заставляя дёрнуться, – Не смей, Му Цин. Не говори мне, что ты ни черта не помнишь. Му Цин прекращает и моргать тоже, бегая глазами по чужому лицу в поисках ответов. – Я был готов к чему угодно! Только не это! Я бы принял, даже если бы ты немедленно попытался придушить меня подуш.. Му Цин резко мотает головой и отдирает руку от своих губ, чтобы зажать чужие. Секунду. Нужно подумать. Он не знает, говорит ли это вслух. Начинает наконец дышать и моргать. Фэн Синь же наоборот – перестаёт, распахивая свои глаза. Старые воспоминания мелькают в голове так ярко, как будто случились только вчера. Му Цин так ничего и не думает, когда поддаётся не забытому порыву и наклоняется коснуться тыльной стороны своей руки поцелуем. Возможно, он всё ещё немного пьян. По крайней мере, он может придерживаться этого вранья, однако… Неожиданностью для пустой головы становится ответный поцелуй к внутренней стороне чувствительной ладони, ломающий все устои мироздания и чего-то ещё. Ломающий вообще всё, и на освободившемся месте строя что-то новое и прекрасное. Он медленно убирает руку. Они смотрят друг на друга секунду, две, а потом Му Цин тащит гвозди для новой постройки, опускаясь вниз и мягко касаясь губ. Фэн Синь заправляет чёрные пряди, падающие на лицо, и дарит такой же лёгкий поцелуй в ответ. – Я не был настолько пьян, – тихо возмущается Му Цин. – Откуда мне знать, я тоже ничего не соображаю, когда ты пьян, – слышится в ответ, когда Фэн Синь мягко перекатывает их по постели. – Сейчас соображаешь? – с подозрением спрашивает Му Цин, удобно и уже привычно берясь за изгиб чужой шеи. – Ещё как, – и снова поцелуй. Му Цин выдыхает и расслабляется. Ничего другого и правда не будет. Завтра не наступило. По крайней мере, они игнорируют взошедшее солнце. Он тянет лучника на себя и обвивает всеми конечностями, опуская к своей шее. Фэн Синь подвернувшихся возможностей не упускает – Му Цин уяснил недавно, проделывая такое целую ночь. Он стонет и выгибается в его руках, потягиваясь ото сна, а Фэн Синь обхватывает его чувственно, вдруг зарываясь лицом ему в кожу. Вдыхает и больше не может молчать: – Блять, – срывается с языка щёкотно в шею, – Я люблю тебя.  Му Цин давится воздухом. Его руки дёргаются на смуглой спине, когда нервы натягиваются тетивой от неожиданного признания. – Что? – переспрашивает он напряжённо и немного напуганно, пытаясь убедиться, что не ослышался. – Я люблю тебя, – повторяет Фэн Синь, поднимая голову, чтобы быстро зацеловать его лицо везде, куда только может дотянутся, – Люблю тебя. Му Цин не думает, что был по-настоящему к этому готов. Фэн Синь его любит? Фэн Синь говорит ему, что он его любит. У него в ушах белый шум. Лучник жмурится и готовится к удару, зная, чего от Му Цина можно ожидать, но кулак почему-то в щёку не спешит. И плечи не толкают, и пяткой в поясницу не прилетает. – Я, блять, люблю тебя, – успевает он признаться ещё раз, не открывая глаз и скользит к уголку губ, вдруг чувствуя, что чужой рот распахнут. Приходится всё-таки посмотреть, что же происходит. А происходит вот что: Му Цин абсолютно краснющий лежит и пялится на него в состоянии где-то между неверием и искренним смущением. Фэн Синь очарован тем, как блестит обсидиан в его глазах. Он не верит, да? – думается лучнику. Что ж, ему повезло, что он не собирается по этому поводу затыкаться теперь, когда наконец сказал. Есть большая вероятность, что он повторит это те самые триста раз, необходимые для вбивания факта в чужую голову, ещё до того, как они выберутся из постели. Если Му Цин не сбросит его на пол прежде, конечно. – Я не прошу тебя верить мне на слово, – заверяет Фэн Синь и трётся щекой о щёку, – Позволь мне доказать. Позволь мне ухаживать за тобой, как подобает. Му Цин наконец отмирает и толкает его в плечо, но возражений не высказывает. По-крайней мере, активных возражений нет, он не говорит ему «нет»! И это большая победа. – А ты умеешь? – фыркает он, – Насколько я знаю, Лань Чан твоими ухаживаниями совсем не хвасталась, когда намекала мне на твои чувства… Фэн Синь возмущённо подскакивает на кровати над ним, заставляя отвлечься на его потрясающе обнажённую грудь. – Так она правда тебе рассказала?! – спрашивает он, – Ты знал?? Му Цин заставляет себя оторвать взгляд и поднять его на приличную территорию. Он так же отпускает руки с чужих плеч, чтобы сложить на своей груди, и тут же жалеет об этом. – Я не был уверен. Откуда мне знать, можно ли ей вообще верить? – недовольно отвечает он. – Я поцеловал тебя, когда ты сказал, что она тебе всё рассказала! – восклицает Фэн Синь, хмуря брови в замешательстве. Му Цин чувствует себя глупцом за то, что позволял своим сомнениям себя обмануть. Теперь, когда Фэн Синь говорит об этом, это действительно кажется нелепым. Фэн Синь его любит!  Му Цин хочет немедленно потянуться вверх и поцеловать морщинку между широкими бровями. Он не помнит, сделал ли он это вчера. – Тогда я ещё не знал! Всё, заткнись, балда, хватит со мной говорить! – отвечает в привычной манере от неловкости и отворачивает голову, пытаясь понять стоит ли ему побарывать свои порывы или действовать в соответствии с ними. Фэн Синь о таких вещах не задумывается, тянется вниз и оставляет горячий поцелуй под ухом, заставляя подавить шумный вздох. И он не ждёт ответа, каким-то образом это напрочь вылетает из его головы, когда он наконец произносит своё признание вслух, а Му Цин продолжает позволять его губам очерчивать собственные следы на бархатной коже. Он не то чтобы сильно задумывается, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете от того, что ему уже повезло получить. Заткнуться? Ладно, – думает Фэн Синь, потому что опций сейчас только две: говорить и целовать. Если не первое, значит второе. Третьего, пока они не выберутся из постели, не существует. По крайней мере, они делают вид. Но иллюзию настойчиво рассеивают уже через мгновение: «Доброе утро, Фэн Синь! Ты уже проснулся? Мне нужна ваша с Му Цином помощь с одним демоном, составите компанию?» – Ну вот. Кто, кроме Его Высочества, после шумного празднества решит с утра пораньше демонов побеждать? Думается, никто. Думается, что сейчас уже далеко не утро. Фэн Синь раздражённо выдыхает в нежную кожу шеи и заставляет Му Цина непонимающе взглянуть на него. Нет, котёнок, не в тебе проблема – хочется сказать. Но с трезвым Му Цином не сработает, а Фэн Синь всё же не хочет лететь на пол. Приходится отстраниться и поднять руку, чтобы приложить пальцы к виску. Это вызывает возмущение, так что лучник сразу тянется назад, чтобы исправить ситуацию и зацеловать недовольную рожу. «Фэн Синь?» – Его Высочество просто издевается, – вздыхает он и всё-таки отстраняется, пока Му Цин ловит его кадык губами, – Я отключу духовную сеть и никогда больше не включу, ну что такое… – Он хочет забрать всё твое внимание? – спрашивает Му Цин насмешливо, – Не в этот раз, – и дразняще царапает рёбра. Фэн Синь охает и собирается с духом. Поганец и правда не позволит отдать разговору много внимания, а Фэн Синь и правда не может сопротивляться. Как вообще этим губам и рукам можно сопротивляться? «Доброе утро, Ваше Высочество, конечно, мы по...» Поможем?.. возможно, но у Му Цина другие планы, когда он выбирает этот момент для того, чтобы скользнуть рукой вниз и сжать его член в кольце своих восхитительных пальцев, имеющих грёбаную сверхспособность вырубать его мозг к чертям собачим. Фэн Синь резко обрывается на полуслове, отрывая пальцы от головы и разрывая связь с сетью. Ох блять. Вот наглец. «Что?.. Фэн Синь, всё в порядке?» – Му Цин! – Фэн Синь пытается звучать возмущённо, а не стонать. Правда пытается. – Да, генерал? – спрашивает нахальная морда, – Что-то не так? – Ты.. – Фэн Синь прикрывает глаза, глубоко дышит и считает до десяти. На семёрке рука Му Цина начинает двигаться и срывает всю дыхательную гимнастику, заставляя воздухом наглотаться. Му Цин ловит его губы и сразу лезет в приоткрытый рот языком. «Фэн Синь, ты здесь? Ты во дворце?» Да что ж такое. Фэн Синь не понимает, за что ему всё это. Почему Его Высочество выбирает в жертву его, а не Му Цина? Пусть его зовёт, почему сразу Фэн Синь..? Он быстро отвечает требовательным губам, стараясь нацеловаться и выиграть хотя бы пару секунд. Му Цин выгибается и бёдрами создаёт дополнительное трение, возбуждённый, довольный и какой-то озорной. Фэн Синь снова хочет в любви признаваться.  «Фэн Синь», – зовёт Его Высочество, и он резко отстраняется, полагаясь на эффект неожиданности, но Му Цин не ведётся. – Не так быстро, – выдыхает и снова тянется вперёд. «Я сейчас поднимусь на Небеса, надеюсь, у тебя всё хорошо», – говорит Се Лянь, заставляя поторопиться. Фэн Синь оставляет несколько быстрых поцелуев и прикладывает пальцы к виску, вдыхая и бормоча скороговоркой, – «Всё в порядке, Ваше Высочество, я у Му Цина. Дай нам полчаса», – и возвращается к чужим губам, хватая за подбородок. «Ох? У Му Цина? – растерянно разносится по сети, – Хорошо... Ждите через час». Фэн Синь мысленно говорит спасибо, а может и действительно отвечает это Се Ляню, он немного занят, чтобы обратить внимание, но больше никто ничего у него не спрашивает. А через час Его Высочество появляется и находит их в несколько потрёпанном состоянии, стараясь не обращать внимания на то, что рубашка на Фэн Сине явно ему мала и растягивает пуговицы на груди, что крайне выделяется потому что его ханьфу не хватает пояса, а Му Цину его чокера на шее, отчего он каждые две секунды поправляет ворот, с переменным успехом скрывающий бордовые пятна на коже. Теперь, чувствуя себя неловко в коридоре дворца Сюаньчжэня, он понимает, что имел в виду генерал Мингуан, когда поймал его на улице и с блеском в глазах попросил передать Фэн Синю его искренние поздравления и что-то о том, что он был в чём-то прав.