У Му Цина есть сердце

Лёгкий ветерок колышет листья деревьев и освежает смущённое лицо. Фэн Синь ковыряет небольшую ямку носком ботинка и очень внимательно разглядывает траву под ногами. Потом он неторопливо любуется корой деревьев и заостряет взгляд на белке, которая с интересом рассматривает его в ответ. Он вздыхает, и она испуганно скрывается в своей норе. Ветви шелестят над его головой, и лучник поднимает её, чтобы поглядеть на пятна голубого безоблачного неба между ними. Высоко над ним пролетает стая птиц, и он позволяет своим глазам проследить птичье направление. Потом он сдаётся и наконец поворачивает голову к собеседнику.  Пэй Мин смотрит на него как на идиота. Он снова тушуется и обращает взгляд к противоположному концу леса, задумываясь над тем, может ли он просто развернуться и уйти от этого разговора. – Повтори?.. – просит Пэй Мин, поднимая брови настолько, что ещё чуть-чуть, и они сорвутся с его лица и вспорхнут в небо вслед за птицами. – Не повторю, – хмуро бубнит Фэн Синь. Он уже жалеет о том, что повёлся на уговоры Мингуана «прогуляться», что, оглядываясь назад, было очевидным предлогом к тому, чтобы вытащить из него все подробности его личной жизни. Да, возможно, это звучит глупо. Да, возможно, Му Цин его поцеловал. Возможно, Фэн Синь половину времени был полным мудаком из-за этого, а оставшуюся половину провёл, будучи ну просто полнейшим влюблённым идиотом. Да, возможно, Му Цин его поцеловал, а он предложил ему дружбу в ответ, но Пэй Мин придурок, и это ещё ничего не значит, как бы это ни выглядело! Му Цин же сам сказал, что запаниковал… этот поцелуй был в состоянии аффекта, он, очевидно, не считается. И они теперь дружат! Это здорово! Это то, что говорит себе Фэн Синь каждый раз, когда ловит себя на том, что его взгляд скользит к чужим губам. – Ты предложил ему дружбу?! – восклицает Пэй Мин, пугая белку в дупле до седой шерсти. – Что плохого в дружбе?! – раздражённым криком отвечает ему Фэн Синь. – Ты что, серьёзно не понимаешь? – возмущается его советчик, вынуждая поднять брови в требовании объяснить, – Друзей не воспринимают в качестве романтического интереса! Дружище, ты сам обрубил все свои шансы прямо перед своим собственным носом! Теперь ты обречён на вечность душевных страданий в этой своей дружбе, потому что переквалифицироваться из друга в парня чертовски неподъёмная задача! Фэн Синь хмурится, слушая его тираду. – Зато из врага стать парнем – это чертовски, блять, просто! Раз плюнуть! – защищается он, – Ты сам говорил, что стоит начинать издалека! Что сначала нужно убедить Му Цина в том, что я отношусь к нему искренне и серьёзно! Что насчёт «почвы», а?? – Ну, теперь ты убедил его в том, что видишь в нём только друга, мои поздравления! – отчитывает его Пэй Мин. – Это не так! – возражает Фэн Синь, а следом стонет от досады, допуская, что, возможно, только возможно, он прав. И лучник совсем не решается заговорить о чувствах теперь, потому что, большое спасибо, но ему чертовски есть что терять, – И что мне теперь делать? – Ну, ты, конечно, сильно облажался, Наньян… Придётся постараться, чтобы исправить это недоразумение, но это не невозможно, – задумывается Пэй Мин, прикладывая пальцы к подбородку, а потом вдруг широко улыбается и подмигивает, – Для любви ведь нет ничего невозможного, верно? – Говори, если у тебя есть идеи, чёрт возьми! Я не собираюсь выпрашивать у тебя советы! – вспыхивает Фэн Синь, для пущей убедительности топая ногой в траве. Но Пэй Мин вдруг захлопывает рот, стреляя глазами в сторону. Фэн Синь оборачивается и натыкается взглядом на предмет их разговора собственной персоной. Он сразу покрывается холодным потом. Как долго он здесь стоит?! Му Цин за ним сверкает своей тонкой вздёрнутой бровью и держит руки сложенными на груди так, как будто слышал абсолютно каждое слово. Слышал ли он каждое грёбанное слово? Фэн Синь собирается умереть. – Э-э, Му Цин?.. – пытается он, но Пэй Мин шустро толкает его в плечо, намекая на то, что ему стоит заткнуться. – А мы тут как раз обсуждали расчёты для постройки новой Небесной Столицы! – перебивает он, облокачиваясь на него локтём, – Как на ваш вкус счетоводство, генерал Сюаньчжэнь? Решили сделать перерыв и прогуляться на свежем воздухе? Бумажная работа, должно быть, ужасно утомляет… Му Цин хмыкает и переводит взгляд на Фэн Синя, игнорируя его болтовню. Фэн Синь бледнеет. – Что ты забыл среди леса с Мингуаном из всех людей? – спрашивает Му Цин с подозрением. С плеч лучника срывается чертовски огромный груз. Он почти выпускает шумный вздох и благодарит свою удачу. Значит, Му Цин ничего не слышал. Слава небесам. Или, ну, кому ещё, если небес, технически, не существует? Фэн Синь ловит взгляд Пэй Мина и видит воодушевлённые искорки в его глазах. Он ведь знает, что делает, правда? В любом случае, если Фэн Синь откроет рот, он точно облажается, так что он позволяет Северному генералу то, что бы он там не делал. – Знаете, вы двое сегодня очень напряжены, – говорит тот, разминая его плечи и заставляя поморщиться, – Проведите спарринг, выпустите пар! – и толкает его к Му Цину, – А мне ещё нужно соблазнить парочку дам в соседней деревеньке. И Пэй Мин в мгновение ока исчезает среди деревьев, оставляя их наедине. Му Цин снова поднимает свою кошмарно привлекательную бровь, и Фэн Синь чешет затылок. – На самом деле, спарринг звучит прекрасно, – начинает он, пытаясь понять, как драка в контролируемых условиях сможет помочь ему сменить статус друга на парня, – Я видел неплохую поляну по дороге сюда… – По дороге сюда с Пэй Мином с целью..? – выпытывает Му Цин, наклоняя голову. – Без цели! – отрицает Фэн Синь, – Он просто взял и потащил меня в лес со словами, что ему срочно требуется компания для прогулки! – и, ну, это часть правды, за исключением того, что Фэн Синь даже не сопротивлялся, потому что ему нужно было выговориться и вытрепать все свои секреты этому мерзавцу при первой же возможности, – Я не был занят, так что… – Если ты не был занят, ты мог бы пойти ко мне! – возмущается Му Цин, а потом понимает, что слетело с языка, – Я имею в виду, конечно, если бы ты хотел. Мне всё равно. И отворачивает от него лицо, продолжая стоять на месте. Фэн Синь пропускает мимо ушей последние поправки и задумывается над прогрессом в их отношениях. Раньше Му Цин просто развернулся бы на пятках и ушёл прочь, вынуждая его догонять, чтобы продолжить разговор. Сейчас он лишь гордо задирает подбородок, постукивая пальцами по предплечью, и позволяет Фэн Синю вставить слово. Словно он ждёт, когда Фэн Синь убедит его в том, что он этого хочет. Он напрашивается на комплименты? Фэн Синь с улыбкой от этой мысли собирается ему это дать: – Теперь, когда ты это сказал, я собираюсь этим злоупотреблять, – отвечает он, наблюдая, как Му Цин незаметно бросает на него взгляд, проверяя, стоит ли ему верить. Фэн Синю скрывать нечего, так что он только расправляет плечи и предлагает снова, – Спарринг? Он узнаёт момент, в который успешно проходит проверку Му Цина, по тому, как тот расслабляет плечи и позволяет надменности сменится безразличием. – Как хочешь, – произносит он, но выдаёт своё собственное желание в нетерпении, – Ну и где твоя поляна? Веди, если не хочешь, чтобы я надрал тебе зад прямо здесь. – Думаешь, я буду поддаваться? – возмущается Фэн Синь, кивая головой в нужном направлении, и разворачивается. – Тебе даже не придётся, – хмыкает Му Цин, следуя за ним с по-прежнему сложенными на груди руками, – Если я достану саблю, ты автоматически проиграл. Твой лук бесполезен среди густого леса. Фэн Синь знает это и с нетерпением ждёт, когда они из него выйдут, чтобы он мог разыграться в полную силу на открытом пространстве. – Как будто тебе будет, где размахнуться своей чжаньмадао, застрянешь в первом же дереве, – парирует он, боковым зрением наблюдая, как закатываются чужие глаза. – Это стрелы твои застрянут, а я просто разрублю деревья к чертям. – И дашь мне возможность стрелять? Как мило с твоей стороны… Фэн Синь прикладывает ладонь к зажившей груди, выражая, как он тронут чужой заботой, и сразу же уворачивается от удара кулаком. – Значит, хочешь рукопашный бой? – спрашивает он, чувствуя, как азарт разгорается в груди, – Такой нетерпеливый, мы почти пришли! – и срывается на бег, заставляя Му Цина догонять. Он не лжёт о близости к поляне, потому что они выскакивают на неё уже через минуту беготни вокруг деревьев и прыжков над их кривыми корнями. Му Цин щурит глаза, совершая резкий выпад вперёд, когда Фэн Синь на пол пути к тому, чтобы развернуться и напасть самому, и они валятся в траву кубарем под смех лучника. – Что ж, это была моя самая быстрая победа над тобой, поздравляю, – фыркает Му Цин, скатываясь с него, потому что он просто стукается затылком о землю и продолжает смеяться, показывая ему свою завлекающую линию челюсти. Му Цину приходится заставить себя отвести глаза, чтобы не натворить глупостей. Он садится и отряхивает рукава от травинок, когда лучник резко вскидывает голову и с усмешкой срывается с места. – Кто сказал, что мы закончили? – и роняет его обратно, чтобы зажать в блоке. Му Цин скрывает улыбку и использует инерцию от его рывка, чтобы продолжить валять их по земле, пока они пихаются и пытаются одержать друг над другом верх, словно дети малые во дворе, а не боги войны. – Ты умудрился растерять… все свои навыки в нашем небольшом отпуске, ха?.. – подшучивает он через шумные вздохи, когда Фэн Синь выбирает тактику просто плюхнуться на него сверху и тем самым обездвижить под горой своих мускулов, – На следующей миссии генерал Наньян прославится тем, что забил демона до смерти подушкой? – Говоришь так, как будто преимущество не за мной, – игриво усмехается Фэн Синь и ещё сильнее спутывает его ноги со своими. Му Цин допускает мысль, что спустя почти тысячу лет лучник наконец таки запомнил, что его острых коленок стоит остерегаться, – Сдаёшься? – Это нечестная битва, – фыркает он, вцепляясь ногтями не зажатой между ними руки в загорелую шею прямо под линией роста волос. Это заставляет Фэн Синя зашипеть, но он по-прежнему остаётся на месте. – Ты, кажется, любишь нечестные приёмчики, – обвиняет он, за что хватка Му Цина усиливается, пуская ему кровь. Фэн Синь айкает и подбородком целит в чувствительное место между плечом и ключицей, – Но я согласен на ничью, – уступает он. – То-то же, – отвечает Му Цин, пряча когти и проводя подушечками пальцев по раненой коже, прежде чем потянуть за шиворот, – Теперь слезай с меня и дай мне дышать. Следующий раунд проходит на ногах, – по большей части, – и имеет в своей основе правила проведения боя и наличие навыков у обоих участников. Наличие возбуждения у одного или нескольких участников действия не обсуждается и старается не быть раскрытым противнику до самого окончания раунда. Дело в том, что они могли драться друг с другом бесчисленное количество раз прежде, могли устраивать спарринги, что отличалось немного большей цивилизованностью, но никогда ещё это не происходило в настолько игривой манере. Фэн Синь быстро обнаруживает для себя, что если драться с Му Цином без привычного раздражения, то становится просто не на что отвлекаться от того, как грациозны его движения и как сосредоточен на нём пронизывающий насквозь взгляд. Его мысли продолжают сводиться к взмокшей коже и сбитому дыханию, как бы он ни старался думать о поединке с трезвой точки зрения, и он пропускает бо́льшее количество ударов, чем необходимо, пока пытается сконцентрироваться. Он в третий раз проклинает гениальные идеи Пэй Мина, когда понимает, что привычный путь к победе путём заламывания рук и других приёмов, требующих чрезвычайной близости к противнику, для него закрыт, и он действительно проявляет себя как любителя дальнего боя, выдерживая дистанцию между выпадами. – С каких пор ты экспериментируешь с расстоянием? – конечно же замечает Му Цин, раздражаясь на то, что лучнику удаётся пресекать его попытки оказаться в горизонтальном положении дольше, чем на пару секунд. Фэн Синь почти что в отчаянии от того, что это для него означает. Теперь Му Цин из кожи вон вылезет, но приложит все усилия, чтобы помешать его единственной цели. – А почему бы и нет, – бессмысленно отвечает он, отскакивая на пару шагов в сторону и назад при его нападении, вместо того, чтобы рвануть со встречным ударом и сцепиться, как делает обычно. Лицо Му Цина делается совсем недовольным. Фэн Синь понимает, что ему хана. Сюаньчжэнь продолжает пытаться сбить его с ног, и на этот раз он не получает никакого перерыва на быстрый выпад для удара и только и успевает, что отскакивать с чужой траектории. Он в последний момент понимает, что удары уже и не нацелены на то, чтобы попасть в цель, а его методично загоняют в ловушку. Впрочем, с осознанием он опоздал, потому что уже врезается спиной в дерево и получает кулаком под дых. Что плохо для его победы, но чертовски хорошо для устранения проблемы с несвоевременным возбуждением. – Это была хреновая тактика, – комментирует Му Цин, когда он сгибается пополам. Смотря с какой стороны посмотреть, – размышляет Фэн Синь. Он делает глубокий вдох и знает, что идея, которая забралась ему в голову и вцепилась когтями, отравляя мозг и лишая его возможности думать что-нибудь приличное, плохая, даже не взвешивая все за и против. Он может не допускать соприкосновения бёдрами и всё будет нормально. Но это всё ещё плохая идея. Однако он всё равно воплощает её в жизнь, пользуясь тем, что Му Цин не нападает, но продолжает оставаться достаточно близко. Он хватается за ткань ханьфу и в мгновение ока меняет их местами, ловя свободной рукой ладони и прижимая их к коре дерева над чужой головой. Руку, прижатую к груди, он выпрямляет на максимум, удерживая расстояние и победно вскидывая подбородок. Му Цин делает резкий короткий выдох и смотрит на него во все глаза. Сердце под ладонью сбивается с ритма и, как Фэн Синю кажется, пытается сорваться с места из чужой груди. О, это была чертовски плохая идея. Это хорошо для его победы, но просто хуже, блять, всего для проблемы с возбуждением. Он едва справляется с порывом заново согнуться пополам от того, с какой скоростью и интенсивностью разгорается жар внизу его живота, когда Му Цин стремительно краснеет перед ним. Что ж, он разгадал идею Пэй Мина и ему, сука, стоило догадаться раньше. Это не поможет ему добиться повышения от друга до парня ни в коем случае. Не с Му Цином. Не с его обетами. Он просто начистит рожу Мингуану за его «помощь», вот и всё. И теперь он раздражён и возбуждён до звёзд перед глазами. И прижимает Му Цина к дереву. Он отталкивается от чужой груди, не требуя признания своей победы, потому что всё равно чувствует себя проигравшим. Плотские желания – один, Фэн Синь – ноль. – Мне нужно идти, – быстро бросает он и исчезает с поляны за две секунды, оставляя Му Цина возмущённо смотреть ему вслед и потирать грудь. Он добирается до лагеря и с рычанием отталкивает Пэй Мина со своего пути. – Как-то быстро для того, чьё имя так восхваляют в мире смертных…  – удивляется тот, скользя за ним по пятам, – Что-то пошло не так? – Это больше не твоё дело, – огрызается Фэн Синь на подходе к собственной скромной палатке, – И держись от меня подальше! И как самый нормальный и уравновешенный взрослый человек, он запахивает плотную ткань, ограждающую его временное жилище от внешнего мира, прямо перед его носом и накладывает запирающее заклинание для убедительности. Кровать издаёт жалобный звук от степени агрессии, с которой он на неё падает, чтобы закрыть лицо руками и ждать, пока голос Пэй Мина не прекратит доноситься извне. Вот дерьмо. Хотя это только его вина. Он шумно вздыхает и раскидывает руки по сторонам, за пятки цепляя ботинки с ног, чтобы их стащить. Сегодня он просто изолирует себя от общества и избавит Му Цина от своих неправильных желаний в этих четырёх, пускай тканевых, стенах. С другой стороны, Му Цин не убил его за подобный казус в паутине. Значит ли это, что он чересчур сильно драматизирует? Всё равно кажется, что так реагировать непозволительно. Хотя ему скорей дали карт-бланш на возбуждение, чем запретили... Зная Му Цина, если бы это его оскорбило, он бы и правда отрезал ему член. Но он, очевидно, на месте и всё ещё твёрд из-за него. Фэн Синь раздражённо стонет, глядя в потолок. Он не может избежать воспоминания об ощущении ускоряющегося сердцебиения под ладонью. Он бы хотел вырезать это на подкорке своего мозга, чтобы оно было с ним абсолютно всегда и в любой момент времени. Покрывало трещит в хватке его кулаков, пока он удерживает себя от необдуманных поступков, размышляя о своих принципах, зная, что никогда бы не навредил обетам Му Цина и ни за что не нарушит своё слово, даже если никому не давал его вслух. Он думает о расширенных зрачках, сливающихся своей темнотой с радужкой глаз, отчего всегда так сложно найти между ними границу и невозможно оторваться. Покрывало оставляется в покое, а пальцы тянутся к переносице. Это не нарушит обеты Му Цина. Это никоим образом его не коснётся. Это только Фэн Синь и его грязная тайна. Что такого, если он любил его хрен знает сколько времени и всего один единственный раз запустит руку в свои штаны с головой, набитой мыслями о хватке на запястьях, бешеном сердцебиении, остром языке и обнажённой коже? Что такого, если он представит, что могло бы случиться, прижми он его к дереву своим телом, соедини он их бёдра и, может быть, губы? Фэн Синь стонет от того, как чертовски, мать его, тесно ему в собственных штанах. В конце концов, он всего лишь влюблённый мужчина. Он развязывает пояс и стягивает штаны к коленям, выпутываясь из наиболее мешающих слоёв одежды, чтобы наконец вздохнуть с облегчением от ощущения прохладного воздуха, ласкающего член. Что, если бы Му Цин позволил ему пройтись влажными поцелуями вдоль его челюсти? Если бы разрешил спуститься к шее? Теперь Фэн Синь знает, как снимается ремешок, удерживающий ворот, у него есть опыт, и он бы с лёгкостью с этим справился, чтобы провести по мраморной коже языком или оставить на ней красивые следы. Плотские желания – два, Фэн Синь – ноль, и он берёт член в руку, откидывая голову на подушки. Он, блять, весь течёт от степени своего возбуждения. Когда он прикасался к себе в последний раз? Возможно, не стоило так долго удерживать себя от этого. Ему не потребуется много времени, и он знает это уже после первого пробного движения, когда оттягивает кожу с головки, пока думает об ощущении чужих губ на своих и жалеет, что ни разу не запустил между ними язык, чтобы попробовать на вкус. Он сдерживает стоны и продолжает, продолжает двигаться и продолжает думать о том, как приятно удерживать Му Цина в руках за тонкую талию, как он мог бы спустить ладони к тазовым косточкам и сжать до приятных лёгких красных отпечатков, как выглядели бы эти бёдра обнажёнными и как хорошо было бы дёрнуть на себя, чтобы вжаться пахом и переместить руки на такую невероятную задницу. Он задаётся вопросом о том, касался ли он когда-нибудь этих потрясающих бёдер? Он думает, что не мог не сделать этого за такой огромный промежуток времени, но он не помнит и чертовски об этом сожалеет, когда не может воссоздать по памяти, ускоряя движения руки. Он представляет, как Му Цин идеально смог бы заменить его руку своей, как смотрелись бы его тонкие пальцы, дразнящие уздечку, и не может остановить себя от того, как толкается бёдрами вверх, заставляя кровать издать скрип, заглушающий его голос. Му Цин бы точно дразнился, извёл бы его до чёртиков, и только потом позволил бы кончить. Он хотел бы, чтобы он это сделал. Он хотел бы увидеть, как красиво будет выглядеть изящная рука, испачканная его спермой. Он бы хотел, чтобы Му Цину это тоже понравилось. И он бы чертовски хотел прикоснуться к нему сам. Но пока что он один в своих четырёх тканевых стенах кончает с именем Му Цина на губах, и этого должно быть достаточно. А Му Цин возвращается в лагерь, выглядя ещё разъярённее, чем Фэн Синь, который своими криками распугал половину небожителей, прежде чем скрыться в своей палатке. Пэй Мин свистит, поражённый двумя идиотами, которые не потрахались бы, даже если бы их заперли в одном помещении на грёбаную неделю. По его опыту, в интимной обстановке хватило бы и двух минут, чтобы начать, но сейчас он наблюдает тяжелейший случай нереализованного сексуального напряжения и жалеет всю эту энергию, потраченную в никуда. Му Цин бросает на него злобный взгляд и на каблуках разворачивается в его направлении, меняя свой маршрут. Пэй Мин сразу же вскидывает руки вверх. Ну вот, теперь на нём отыграются оба неудовлетворённых Южных бога. А могли бы потрахаться! – Генерал Сюаньчжэнь, не смотрите на меня так, словно я лично оскорбил вашу честь! – восклицает он, но Му Цин уже подходит ближе и хватает за воротник. – Ты что-то ему сказал?! – шипит он, требуя ответа. Пэй Мин выбирает тактику «притворись дурачком и выуди подробности»: – Сказал что? Сказал кому? Я много чего наболтал той прелестной даме в порыве недавней страсти, так уж и не припомню, – задумчиво произносит он, – А что, собственно, случилось? Му Цин сжимает ткань в пальцах и скрипит зубами, понижая голос. – Что ты наплёл Фэн Синю, я тебя спрашиваю? Пэй Мин начинает всерьёз опасаться, не решит ли он исполнить свои прошлые угрозы сию же минуту. Он оглядывается по сторонам, надеясь, что Сюаньчжэнь не станет делать вещей, которые не приемлемы в обществе по причине своей чрезмерной жестокости, при свидетелях, но с разочарованием обнаруживает, что оставшиеся на улице небожители разбежались прочь. На пустой тропинке не хватает только перекати-поля. И оно бы обязательно здесь было, позволяй того местный климат. – Мы лишь вели светскую беседу на прогулке, хотя я хотел бы знать, в чём заключается обвинение, – уверяет он. Му Цин вскидывает брови, не веря ни единому слову. – Получу ли я тот же ответ, если спрошу его? – Полагаю, ты бы не пошёл ко мне, если бы мог получить ответ от него, – ухмыляется Пэй Мин, позволяя любопытству показать голову, – Так и что он натворил? – Это не твоё дело, – отрезает Му Цин, наконец отрывая руку от его ворота и показательно отряхивая рукава. Мингуан задумчиво мычит. Потрахались бы эти двое, если бы на неделю их закрыли в помещении с одной кроватью из всех вещей? – Забавно, что генерал Наньян сказал мне то же самое, – хмыкает он. Му Цин сверкает глазами. – Что он тебе сказал? – Чтобы я держался от него подальше, – пожимает плечами Пэй Мин, – Что довольно обидно, поскольку я не сделал ничего плохого, а намерения мои чисты, – заявляет он высокопарно, но это не производит нужного впечатления, потому что Му Цин только саркастично фыркает, – Так и передай своему парню, когда встретишь, – бросает он с ухмылкой в отместку. – Чего вякнул? – вскидывается Му Цин, сжимая кулаки. Ох, а вот теперь пора ретироваться, пока не лишился языка. Пэй Мин быстро машет ему рукой и сваливает прочь, надеясь, что в Сюаньчжэне больше гордости, чем надо, чтобы не позволять себе наворачивать круги вокруг палаток, когда любой может застать его за этим недостойным бога занятием. Му Цин предсказуемо остаётся сверкать вспышками духовной энергии от злости на тропе. Что, блять, за дерьмо? Он бросает взгляд на палатку Фэн Синя. Нет. Нет, он туда не пойдёт и не будет требовать объяснений. Он чувствует, что запутался в этом по самые уши. Он думает, что лучше бы не знать, потому что… что, если Фэн Синь знает? Что, если он понял, или, хуже того, если этот ублюдок Пэй Мин ему сказал? Он тоже знает или просто издевается? Знает и издевается? Издевается ли Фэн Синь? Вся эта дружба вообще настоящая?! Почему Фэн Синь сбежал так быстро? Му Цин, очевидно, был недостаточно осторожен, чтобы скрыть свою реакцию? Почему он выдерживал расстояние, он уже знал? Он не хотел приближаться к нему лишний раз? Чёрт возьми, а когда он валял его по траве, так всё было хорошо! Где Му Цин мог облажаться от момента, как заставил Фэн Синя подняться с него, и до его идиотского побега? У него раскалывается голова. Он чертовски привык обходиться без этих тревожных мыслей после Тунлу, и теперь они накатывают снова... Но он не пойдёт к Фэн Синю первым. Он максимально шумно протопчет тропинку мимо его палатки и спрячется в своей, соседней, со скрещёнными на груди руками и навязчивыми мыслями в голове. Он надеется, что это достаточно ясный намёк на то, что Фэн Синю стоит прийти и объясниться, если он, конечно, этого захочет. Если он не придёт, тогда Му Цин сделает выводы сам. Он даёт ему шанс. Он старается. Он… чертовски очевидный, чёрт подери, – и с раздражённым стоном он закрывает глаза ладонью и хочет настучать себе по голове. «Ты злишься?» – звучит по духовной сети и заставляет его резко обернуться в поисках источника звука. Голос только в его голове. Он хмурит брови, глядя на свою импровизированную дверь. «Между нашими палатками буквально не больше чжана, а ты говоришь со мной по сети?» – возмущённо начинает он в качестве ответа на вопрос. «Дай мне минуту», – слышит он и начинает постукивать пальцами по предплечью. Через полторы Фэн Синь появляется в его палатке и сам приглашает себя войти, обращая внимание на стоящего прямо посередине и очень злого Му Цина. – Я не хотел тебя злить, – сразу с порога произносит он и потупляет взгляд. Он выглядит так, как будто действительно где-то по-крупному облажался. Му Цин щурит глаза. – Подойди, – требует он, пытаясь найти ответы на свои вопросы, не задавая их вслух. Фэн Синь тут же оказывается рядом. Хорошо, возможно выдержка расстояния не была умышленным намерением Фэн Синя держаться от него подальше и следствием того, что ему неприятно находиться рядом. Он морщится от того, что сам признаёт эту мысль нелепой. Фэн Синь находился рядом с ним несколько дней на постоялом дворе, делил с ним постель и приёмы пищи и вообще не отлипал, и всё это по собственной воле! Хотя, если он узнал и только теперь начал его сторониться… – О нет, – говорит вдруг Фэн Синь, нахмуриваясь. – Что? – с вызовом спрашивает Му Цин. Фэн Синь хватает лицо в ладони и очень требовательно смотрит в глаза, заставляя растеряться на долю секунды, прежде чем он успевает вернуть себе непоколебимое выражение. – Ты опять надумываешь себе какую-то чушь, – заключает диагноз лучник, – Что бы ты не придумал, выкинь это из головы немедленно. Му Цин чувствует себя открытой книгой. Он поднимает бровь и собирается всё отрицать. – Ты понятия не имеешь, о чём я думаю. – Конечно не имею, я не умею читать грёбаные мысли, – с ворчанием сокрушается Фэн Синь, вызывая облегчение, – В этом и проблема. Он ничего не знает. Му Цин встречает его решительный взгляд и отбрасывает свои предыдущие выводы в мусорку. Всё в порядке, Фэн Синь просто глупый, но по-прежнему не возражает против того, чтобы делить с ним личное пространство. – Мне пришлось бы убить тебя, если бы ты научился, – отмахивается Му Цин, выбираясь из его рук. Фэн Синь вдруг спешно убирает их за спину и снова прячет глаза, заставляя убедиться, что, хоть дело и не в том, что он там себе надумал, что-то здесь точно не так, а первое впечатление не было обманчиво. Он окидывает его взглядом, наклоняя голову, – И что ты натворил? Лучник быстро поднимает глаза, и Му Цин может с уверенностью сказать, что он точно что-то натворил. – Э-э, ничего, – пытается он, напрягаясь, и это практически видно, сколько усилий он прикладывает, чтобы не потянуться рукой к затылку. Лицо Му Цина выражает саркастичное «да ладно?», и он снова отводит взгляд, чтобы быстро спохватиться и вернуть его обратно, – Ничего! – Ты лжёшь, – уверенно заявляет Му Цин. – Ничего плохого! – поправляет себя Фэн Синь, – Наверное… Ничего, что могло бы кому-нибудь навредить! Не спрашивай, я не могу сказать! И он практически умоляет. Му Цин собирается взять это на заметку, но пока спускает ему это с рук, бросая ещё один прищуренный взгляд, как будто он всё знает. – Храни свои секреты, – фыркает он, и Фэн Синь пытается незаметно выдохнуть через нос, – Кстати говоря, Пэй Мин передаёт, что его намерения были чисты, – цитирует он с выражением, наблюдая, как хмурятся чужие брови, – Что бы это ни значило. – Ты и Пэй Мин? – с недоумением спрашивает Наньян, после того, как успешно гасит внутри порыв покрыть последнего отборной бранью. – Он стоял там и бесил меня, так что я перебросился с ним парой слов, – пожимает плечами Му Цин, – Светская беседа. Фэн Синь хмурится ещё больше. Он недолго раздумывает над чем-то, словно решает какую-то сложную задачу, а потом неуверенно спрашивает: – Почему ты злился? Он уверен, что Му Цин никак не мог узнать. Пэй Мин ублюдок, но не разболтает же он такое, верно? Фэн Синь полагает, что в этом ему можно доверять, иначе не сказал бы ему ни слова, и уж точно даже он не может знать, что он натворил в одиночестве своей палатки некоторое время тому назад. Никто не узнает, пока Фэн Синь об этом молчит, а он уже успел смириться с тем, что ему придётся хранить новую тайну до скончания веков и в будущем благополучно унести с собой в могилу. – Почему ты ведёшь себя, как нашкодивший щенок? – однако возвращается к этой теме Му Цин, заставляя его покрыться холодным потом. Он закатывает глаза, когда не получает ответа, и задаёт следующий вопрос, – Почему я должен отвечать тебе, когда ты этого не делаешь? Фэн Синь вздыхает и пытается подобрать самые расплывчатые слова, которыми это дело вообще можно описать: – Возможно, я мог сделать что-то, за что мне, в теории, может быть стыдно, и я не хотел бы, чтобы кто-нибудь узнал об этом, потому что, наверное, просто умер бы на месте… В теории, конечно… Му Цин хмурится в непонимании и часто моргает, пытаясь разгадать этот шифр. – Поэтому я бы предпочёл не говорить об этом, если ты, конечно, не желаешь моей смерти по-настоящему, – чешет затылок лучник и усмехается оттого, как ясно он выразился, пройдя по опасной грани, буквально по лезвию чжаньмадао, – Я ответил на твой вопрос. Ответишь на мой? Му Цин закатывает глаза. Что это за игра такая? Он собирается огрызнуться, не имея возможности объяснить свои причины, не выдавая своих намерений, но в последний момент передумывает, размышляя, что если всё это – чисто в теории, то он мог бы попытаться. – Теоретически.. – начинает он нехотя, – Это из-за тебя. Возможно, на мгновение мне могло даже показаться, что последние недели.. Я мог усомниться на мгновение. Он морщит нос, недовольный тем, что сказал. – Усомниться в чём? – Фэн Синь склоняет голову вбок, пытаясь понять, что он имеет в виду. Му Цин бросает на него агрессивный взгляд. Почему он сам не может понять?! Зачем он заставляет его произнести это вслух? Он выпускает недовольство с шумом из своей груди. Если он этого не скажет, он не получит подтверждения, что ошибся. Несколько недель назад он мог бы с этим смириться, промолчал бы и начал избегать Фэн Синя или выводить его на конфликт втрое усерднее. Сейчас же он обнаруживает, что ненавидит этот вариант даже больше, чем тот, в котором ему придётся что-то сказать. Почему это должно быть таким хрупким? Фэн Синь терпеливо ждёт его ответа. Он ведь тоже прикладывает усилия, чтобы они вообще могли вести этот диалог, а не огрызнуться и пойти дальше, как обычно, так что… Всего несколько слов, и всё разрешится. Нужно выдавить из себя всего несколько слов. – Что ты… – он зажмуривает глаза, чтобы не говорить это ему в лицо, – Может быть, я мог прийти к выводу, что ты презираешь идею находиться рядом со мной. В следующую секунду Фэн Синь оказывается настолько рядом, что он, даже не открывая глаз, может сказать, что это слишком близко. Он разумно не пытается посмотреть и продолжает держать их закрытыми, когда чужие ладони накрывают его плечи. – Что заставило тебя так думать? – возмущается хозяин ладоней, и Му Цин всё равно дёргается от того, как неожиданно близко звучит голос, – Я говорил, что не откажусь от своих слов. Ты помнишь, что я сказал? Я могу повторить, Му Цин, хоть сто раз, если тебе понадобится – я не хочу никуда уходить. Му Цин медленно переваривает сказанное. Не его вина, что ему требуется лишнее время, потому что Фэн Синь буквально дышит ему в рот, и ему приходится бороться с желанием облизать губы. Лучник, однако, понимает его молчание иначе и настойчиво продолжает, сжимая пальцы: – Моё место здесь, и я не собираюсь его покидать, что бы ты не придумал или что бы не произошло. Му Цин поднимает веки вместе с бровями, ожидаемо находя Фэн Синя в двух цунях от своего лица. – Прямо здесь? – со скептицизмом уточняет он, проходясь по нему взглядом для того, чтобы намекнуть на почти полное отсутствие дистанции. Не то чтобы он интересуется, сделает ли Фэн Синь шаг назад или вперёд, или его устраивает конкретно это расстояние между ними… Наньян возвращает ему такой же взгляд, оценивая близость. – Да, – кивает он, решив, что два цуня – это оптимальное расстояние, – Я не думаю, что хочу отходить дальше. Но не комментирует возможность оказаться ближе. Му Цин отложит эту мысль на потом. – Тогда какого хрена вся эта чушь с расстоянием? – цепляется он. – Оу.. – неловко напрягается Фэн Синь. Он сжимает и разжимает пальцы на плечах Му Цина, отвлекая его от сути, – Так в этом было дело? Я просто… Ну, нежелания находиться рядом с тобой уж точно не было в причинах! – А что было? – допытывается тот. – Хах, не думай об этом слишком много, ладно? – убеждает лучник и быстро перескакивает с темы, – Знаешь, я думаю, мне стоит время от времени освежать воспоминания в твоей памяти. И разворачивает его к кровати, чтобы усадить, сесть за спиной и распустить высокий хвост одним быстрым движением. Му Цин едва успевает моргнуть: – Что ты делаешь? – Собираюсь остаться, – заявляет Фэн Синь, запуская пальцы в волосы, прочёсывая и перебирая мягкие пряди, – Если ты позволишь? Да, – думает Му Цин, – было бы хорошо. Он покрывается мурашками от приятного прикосновения и перспективы снова ложиться вместе. – Делай, что хочешь, – благоволит с ворчанием. Фэн Синь издаёт довольный звук за его спиной, а потом Му Цин требует, чтобы они поменялись местами, исключительно потому, что «смотреть на его волосы больно до слёз», хотя лучник уверен, что привёл себя в самый лучший вид перед тем, как попадаться ему на глаза после своей жалкой потери контроля днём. Он всё равно с удовольствием позволяет украсть свою ленту и почти засыпает сидя, потому что руки Му Цина в волосах – это чертовски приятно. Он сонно моргает, когда они пропадают, и наблюдает за тем, как верхнее ханьфу скользит по чужим плечам и как пропадает с шеи почему-то сильно волнующий его ремешок. Потом его толкают и требуют снять уличную одежду и не пачкать хорошие простыни, и ему приходится отвлечься на это перед тем, как оказаться вдвоём под одним одеялом и пихнуть руку под чужую подушку, чтобы позже в темноте она оказалась у Му Цина под щекой. Кажется, сегодня они впервые решили своё недопонимание разговором. Хотя многое всё равно осталось недосказанным. Утро встречает их избеганием взглядов проходящих мимо небожителей, которые остановились поглазеть на то, как с восходом солнца генерал Наньян выходит из палатки генерала Сюаньчжэня, – слухи быстро разлетятся даже несмотря на то, что Му Цин распугивает свидетелей выражением лица, говорящим им, что это не их собачье дело, – и известием о том, что Его Высочество решил появиться в лагере. Если он и услышал какие-то сплетни, то тактично молчит об этом, пока они не расходятся по своим делам. И дело Му Цина сегодня не совсем законное. Он убеждается, что остаётся незамеченным, и проскальзывает мимо охраны во временную тюрьму под горой. Это не было так уж сложно, потому что под словом «охрана» подразумеваются Бань Юэ и Пэй Су, которые больше заняты неловким разговором, чем своими непосредственными обязанностями. В темноте темницы Лань Чан вскидывает на его присутствие бровь. Он выдерживает зрительный контакт и драматичную паузу. Потом по щелчку его пальцев решётчатая дверь открывается, и он равнодушно хмыкает, разворачиваясь на выход. – Полагаю, мы оба не хотим, чтобы я была здесь? – спрашивает она ему в спину. – Нам обоим было бы не выгодно, – поправляет Му Цин, останавливаясь, – Но чего я не могу понять, почему это не выгодно тебе? И, чёрт, он не планировал с ней разговаривать. Он обещал себе, что просто отдаст должок и уйдёт с надеждой больше никогда её не встречать! Он только не может понять, почему она тоже хочет уйти. – Ты спрашиваешь, почему я желаю сбежать из темницы? – с сарказмом спрашивает Лань Чан, и Му Цин разворачивается обратно, чтобы продемонстрировать ей закатанные глаза. – Ты знаешь, что не задержалась бы под обвинениями надолго. Ты желаешь сбежать от Фэн Синя. Почему? – Когда ты так сильно хочешь чего-то, иногда бывает сложно понять, что другие могут этого не хотеть, – расплывчато отвечает она, заставляя его предупреждающе щурить глаза. Видела ли она, как он сорвался и поцеловал Фэн Синя среди негасимого огня? – На что ты намекаешь? – вкрадчиво спрашивает он. – Знаешь, он никогда не произносил твоего имени, – говорит вдруг она, и он задерживает дыхание, пытаясь сохранить лицо. Он не может продолжать лгать самому себе, он прекрасно знает, что за чувство преследует его с первого посещения постоялого двора и вспыхивает в груди в самые неожиданные моменты, заставляя его злиться и сомневаться. Жгучая ревность хлещет его по лицу вместе с её словами. Она продолжает:  – Хотя я всегда знала, о чём он молчит, даже когда он сам не хотел этого осознавать. Не хватало только имени, и он его дал, когда пришёл требовать, откуда я тебя знаю. И тогда я вспомнила – по правую сторону от Его Высочества всегда был его верный телохранитель, а по левую своенравный слуга. Му Цин. – Я не понимаю ни слова, из того, что ты говоришь, – загнанно шипит он, сжимая кулаки. Что это за дерьмовый вид издевательства? Что она вообще имеет в виду?! Лань Чан лишь цокает, поднимая подол длинной юбки, чтобы не волочить его по грязной земле, и движется к выходу. – А ведь обещал, что расскажет. Ты разве не сказал ему, что всё знаешь? – Ну, он не сказал ни слова, – раздражается Му Цин. Что это за нелепый грёбаный секрет, который никто не может просто, блять, рассказать? – Тогда что он сделал? – наводит она на мысль с хитрым прищуром глаз. Он… он его поцеловал. Фэн Синь поцеловал его, когда он потребовал подтверждения неизвестной «истины», которую лучник не стал отрицать. А потом он инсценировал его побег и лгал об этом в Главном Дворце Небесной Столицы. И снова шёл против слова «Владыки», и отдал приказ спутать его следы, и сорвался на гору Тунлу, ослушавшись указаний. И там поцеловал его снова. Может ли быть, что… – Когда я впервые поцеловала его, он сбежал, сверкая пятками, – усмехается она, находя в его молчании всё, что хотела знать, – Вряд ли он ожидал, что его маленькая фантазия, что ты никуда не уходил, развеется таким образом… Я даже не думала, что он вернётся. Но как ты мог понять… Лань Чан с многозначительной усмешкой гладит живот, пока он пытается собраться с мыслями. Он всё время не позволял себе допускать подобной глупой надежды, но прямо сейчас… Прямо сейчас он не может от неё избавиться, когда это ощущается, как то, что грёбаные паззлы складываются в самую очевидную во всех трёх мирах картинку. Это не похоже на ложную надежду. И всё же: – Ты не можешь заявлять… – пытается он, понимая, как опасно допускать эту мысль. Она раздражённо вздыхает. – Вы двое такие идиоты, я с каждой секундой всё больше перестаю удивляться, что вам потребовалось столько времени, чтобы не сделать ни шагу. Лань Чан бросает на него последний взгляд, и он позволяет ей уйти. Он стоит там, на месте своего преступления, и не может заставить себя пошевелиться. Она говорит правду? Фэн Синь… Фэн Синь испытывает к нему.. чувства?.. Он едва может произнести эту мысль хотя бы в своей голове. Она точно это имеет в виду? Права ли она, если это так? В его голове полная каша. Что, если она ошибается и сбегает от Фэн Синя, который на самом деле испытывает чувства к ней? Но что, если он всё это время испытывает чувства к нему? Что ещё он может скрывать от него, но разболтать своей бывшей и Пэй Мину из всех людей?! О боги, грёбаный Пэй Мин «помогает» ему с «психологией». Но вчера Фэн Синь отказался от этого. Му Цин полагает, что может свихнуться. На каждую мысль «за» он может противопоставить другую, на каждую очевидность он может найти сомнение. Он никогда не может быть уверен на сто процентов, да? Итак, он собирается отменить все остальные дела на сегодня и заняться полным переосмыслением поведения Фэн Синя от начала и до конца, даже если изведёт себя до смерти. Хотя, он мог бы спросить Пэй Мина. Так же, как поступил с Фэн Синем, обмануть, что Лань Чан ему «всё рассказала», и послушать, в чём он признается. Но в этом нет смысла, потому что ему он тем более не поверит. Спрашивать Фэн Синя – само собой разумеющийся последний вариант, который он ни в коем случае не собирается рассматривать. Они обещали друг другу этот разговор, но Фэн Синь больше не пытается его начать. Фэн Синь сказал, что вообще больше не поднимет эту тему, а потом предложил ему быть друзьями! Что допускает ещё один вариант: Фэн Синь мог испытывать к нему чувства, а потом передумал. Это может уже и не быть актуальным. Что, если он решил остаться друзьями? Он не будет спрашивать Фэн Синя. Он скорей умрёт, чем совершит ошибку, потому что разговор обещал быть взаимно честным. Му Цин не может узнать, что Фэн Синь не испытывает к нему ничего, а потом признаться, что любит его восемь грёбаных веков! Он вообще никогда не сможет открыть рот и сказать это вслух. Ни за что. Даже если она не видела его поцелуй, не издевалась и не пыталась спровоцировать его на необдуманные поступки, которые приведут к катастрофе, была честна, имела в виду то, что он понял, и это всё ещё актуально, – что довольно много «если», чтобы быть правдой, – он не может решиться на этот шаг. Выскакивая из темноты темниц, когда конечности наконец начинают слушаться его снова, Му Цин едва не попадается «охранникам» на глаза. Ему удаётся этого избежать, но от глаз Фэн Синя в лагере спрятаться не удаётся. Он не выдерживает зрительного контакта, быстро отводит взгляд, но на свою неудачу успевает заметить, как чужие губы расплываются в улыбке, и немедленно, необдуманно, неосознанно поднимает его обратно, чувствуя себя загнанным в ловушку животным. Теперь Фэн Синь улыбается ему при случайной встрече. Сердце Му Цина спешит покинуть грудную клетку. Может ли быть, что… Фэн Синь склоняет голову набок и его взгляд сменяется на вопросительный. Между ними несколько чжанов и небожители, спешащие по своим делам, а Му Цин краснеет алыми пятнами по лицу и шее прямо на тропе и пытается допустить мысль. Что, если это правда? Фэн Синь делает шаг в его сторону, и он срывается с места в противоположную, чтобы спрятаться в собственной палатке, дёргает хвостом при резком повороте и надеется что лучник поймёт намёк: не ходи за мной. Но Фэн Синь не понимает. Или просто его игнорирует, делая следующий шаг, пока Пэй Мин появляется из буквального ниоткуда и хватает его за плечи, удерживая на месте: – Тебе следует дать мне ещё один шанс, – убеждённо заверяет он. Брови Фэн Синя мгновенно хмурятся. Он секунду сопротивляется, но понимает, что Мингуан не отступится, и с недовольным вздохом откладывает мысль о странном поведении Му Цина на потом. – Тебе следует отвалить от меня со своими извращениями, – мрачно отвечает он, отводя наконец глаза от своей цели. – Я готов спорить! – воодушевлённо игнорирует Пэй Мин, пока он складывает руки на груди и сдвигается с места, собираясь уйти подальше от этого назойливого извращенца. – Ты ошибаешься. – Тогда поспорь со мной! На что угодно! Раз ты так уверен, что я проиграю, чего тебе стоит, хоть на половину севера спорь! – не отстаёт надоедливый генерал. Фэн Синь может составить длинный список того, «чего ему это стоит», и цена непомерно высока. Начнём с того, что это стоит ему его чести, принципов и, что важнее всего, доверия Му Цина. – Я не собираюсь в этом участвовать! – взрывается он, ускоряя шаг. – И никогда не узнаешь правды? – пытается Пэй Мин, но в ответ ему почти прилетает кулак с разворота, – Ладно, ладно, но что ты собираешься делать? У тебя ведь нет никаких идей, я прав?  Фэн Синь смотрит на него и сжимает пальцы до белых костяшек. – Отсутствие идей всё ещё лучше, чем твои идеи! – Насколько я помню, мои предположения всегда оказывались верны! Вспомни, что ты сказал, когда вернулся в Небесную Столицу после первого захода на гору Тунлу! Стал бы такой человек, как Сюаньчжэнь, реагировать столь спокойно на чужое влечение, если бы оно было нежелательно? – Нельзя просто закрыть глаза на его клятвы! Он сохраняет их столетиями, Пэй Мин, столетиями!! – кипит Фэн Синь, – Это его решение, и я его, блять, уважаю, ясно тебе? – Решение, которое он принял столетия назад! – переворачивает его слова Мингуан, – Почему бы тебе не проверить, насколько оно ещё актуально? Фэн Синь раздражённо стонет. – Какого хрена я вообще тебе объясняю, – бормочет он и снова разворачивается прочь. – Это я тебе объясняю, а ты теряешься в ложных суждениях, – уверено бросает ему Пэй Мин вслед. Фэн Синь чертовски счастлив, что он не пытается снова его догонять. – Завали, – рычит он и наконец сваливает подальше. Этим же вечером во временной палаточной резиденции Северного генерала происходит мозговой штурм. Пэй Мин знает, что запирать кого-то в одном помещении с кроватью против их воли – это перебор. Но теперь, когда он взялся за сводничество, довести работу до конца, то есть, до постели – это дело принципа! Так что он разрабатывает план. Пускай Наньян отказался действовать по его инструкциям, – которые сработали бы безотказно! – и усложнил ему задачу, это богу любви не помешает. Итак, что он имеет: Южные боги влюблены друг в друга и не видят дальше собственного носа, – записано на бумажке, – это раз. Они решили обозвать это дружбой – это два. Сюаньчжэнь ни за что не сделает первый шаг из-за своей неуверенности – три. Наньян не сделает шаг, потому что скорей подавится своим благородством и упрямостью – заключительное четыре. А Пэй Мин, в отличие от них обоих, не слепой и видит, что если эти двое не последуют своим желаниям в ближайшем будущем, то скоро просто взорвутся и заберут с собой жизни половины небесных чиновников. Или снова подерутся и всё испортят, и тогда ущерб чужим жизням будет меньше, но этим отношениям – просто крах, и Пэй Мину придётся начинать всё с начала. Как итог: их нужно подтолкнуть. Похищение богов войны, конечно, не вариант, но есть и более щадящие методы… Генерал любовных дел сверкает ослепительной ухмылкой в своих палаточных покоях, когда блестящая идея приходит ему на ум. Он откидывается на спинку стула, прикусывает кончик пера и прикидывает в уме – это должно сработать просто идеально! Он немедленно тянется обратно к пергаменту на столе из красного дерева и большими буквами на весь лист пишет: «Алкоголь!».