У Му Цина есть сердце

Что ж, Му Цину, очевидно, понадобится очень много времени на медитацию, когда всё это закончится. В данный момент он задаётся вопросом: какие решения в его жизни привели его к этому моменту? А ещё у него дёргается глаз. Дело в том, что он стоит на ладони чёртовски (если бы он говорил это вслух, это слово он проорал бы во всю мощь своих лёгких) огромной статуи Его Высочества наследного принца Сяньлэ, Пэй Мин тянет свою грязную, – буквально и метафорически, – ладонь вверх, чтобы со смешком похлопать его по плечу, Фэн Синь с раздражением отталкивает её от него прочь, а Цюань Ичжэнь повторяет свой идиотский вопрос, как будто Му Цину мало было услышать его один раз.  Он предпочёл бы низвержение, чем общество этих богов. – Генерал Мингуан, а почему вы сказали не заимствовать духовные силы у кого попало? – спросил Цюань Ичжэнь две чёртовых минуты назад, – А у кого можно? И будь проклят Се Лянь вместе со своим ручным кошмаром за ту демонстрацию «передачи сил» с помощью поцелуев! Лицо Му Цина неровно покрывается алыми пятнами, пока он бросает и моральные, и физические, и даже грёбаные духовные силы на то, чтобы забыть, что он видел, и не вырвать свои собственные глаза. – Хо-хо, ну, к примеру, генералы юга могли бы поделится друг с другом своей духовной энергией подобным образом. Но тебе не стоит этого делать самому, Циин, – с видом опытного наставника объясняет Пэй Мин, и все силы Му Цина вдруг резко перенаправляются в другом направлении. Как бы не ударить Пэй Мина в присутствии Небесного Владыки. – Правда? Вы так делали? Это и правда лучше проводит энергию? А вы можете мне показать? – и чёрт бы побрал это любопытное воплощение наивности, выдающее себя за реального человека. Му Цин медленно делает очень глубокий вдох и читает свои долбанные сутры в голове, пока Фэн Синь выдаёт то ли смущённые, то ли возмущённые нечленораздельные звуки и справедливо опасается за всё живое в радиусе пятиста ли, потирает его спину в очень напряжённом жесте отвлечения и пытается оправдаться за них обоих. Вот только какого хрена они вообще должны оправдываться за слова Пэй Мина и, чтоб его, что Фэн Синь так фамильярно гладит его спину в присутствии этих идиотов – это только выводит его из себя. Он ударяет по чужой руке и взрывается потоком возмущённой ругани: – Нет, неправда!! Чёртов Пэй Мин, какого хрена ты ему сейчас сказал?! Ублюдок, мать твою, нет! Нет, мы так не делали! И не будем, чёрт подери! Это даже никакая не передача сил, ясно?? Тупой предлог этого мерзкого демона, и это..! Это абсолютно непочтительно! Неприемлемо! Этот мерзавец – извращенец, вот и всё, с чего бы МНЕ делать ТАКОЕ с кем-либо?! Да я скорей удавлюсь! Чем это..! Это отвратительно!.. Отвратительно! Ему кажется, что он немного задыхается. Фэн Синь не учится на своих ошибках и тянет свою пострадавшую руку обратно к нему. Му Цин сверкает глазами, и его взгляд обещает лучнику мгновенную погибель за попытку прикоснуться к нему сейчас. Наньян воспринимает это немного близко к сердцу, но руку убирает, прячет её за спину и прокашливается. Пэй Мин лезет со своими хлопками по плечам к нему, и теперь очередь Му Цина не задумываясь отбить его попытку коснуться Фэн Синя. Он злится на себя за несдержанность, но ещё больше он злится на смешки Северного бога.  Ещё раз, ему не стоит нападать на Пэй Мина при Небесном Владыке. Тот в данный момент разговаривает с Се Лянем о том, что Безликий Бай снова исчез и перенёс кучу духов в императорскую столицу, и Му Цин мог бы попытаться остаться незамеченным… – Наньян, ступаешь на юг, – звучит голос Цзюнь У, и тот замирает, замешкавшись. Он бросает на Му Цина взгляд, как будто спрашивает, как ему поступить, и это его тоже раздражает. Он закатывает глаза в ответ, и пусть Фэн Синь интерпретирует это как хочет. Фэн Синь поворачивается обратно к Небесному Владыке и кивает, отходя рисовать магическое поле для перемещения. Му Цин делает широкий шаг назад от других богов, чтобы подчеркнуть своё намерение закончить любой разговор и удержать себя от драки, и нервно постукивает ногой по земле, ожидая указаний для него самого, но они всё никак не прозвучат. – Владыка, – нетерпеливо обращается он, – А что насчёт меня? – Сюаньчжэнь, – Цзюнь У одаривает его строгим взглядом, – Ты, должно быть, забыл об одной важной детали. Ты всё ещё под арестом. Чёрт возьми. Лучше бы он молчал. Он сжимает челюсть и чувствует на себе взгляды. Хуа Чен издаёт смешки, и Му Цин злобно сверлит его глазами, пока не обращает внимание на Се Ляня, вдруг вспоминая об этой так называемой «передаче сил». Он разворачивается обратно с ощущением тошноты, смущением и недовольством, вынуждая себя согласиться с продолжением заключения на Небесах. Хотя бы этих двоих там не будет, верно? – Нашему плану придётся немного подождать? – спрашивает Фэн Синь тихо, вырисовывая отвратительно неровные знаки, в которых едва угадываются очертания сжатия тысячи ли, когда оборачивается на Му Цина, вместо того, чтобы обращать внимание на поле. – Если он ещё в силе, – отвечает тот, корча при виде каракуль лицо. – С чего бы ему не быть? – лучник хмурится, поднимаясь, чтобы встать рядом, – Я закончу и найду Цзянь Лань, чтобы она могла подтвердить твои слова перед другим небесным чиновником вне Небес. Может, Его Высочество? Пэй Мин на крайний случай.. Та скорость, с которой Му Цин мотает головой, могла бы свернуть ему шею, будь он простым смертным. Он выставляет руку, поднимая её перед собой в требовании, – почти что мольбе, если честно, – даже не пытаться договорить предложение: – Никакого Пэй Мина! Этот ублюдок только всё испортит, из-за него я и оказался в этой ситуации! – Он подтвердит её слова! – уверяет Наньян, и вспышка какой-то эмоции, которую Му Цин не собирается идентифицировать принципиально, возвращает раздражение в тон его голоса. – С каких это пор ты ему так доверяешь? – спрашивает он, с подозрением складывая руки на груди. Фэн Синь чешет затылок, пытаясь сообразить достойный ответ: – Ну, он помог мне в одном деле, я думаю, ему можно доверять! – и тут же жалеет, что выбрал подобную формулировку, потому что глаза Му Цина выдают ему ещё больше негатива, и тот придирается. Хотя, вероятно, он смог бы придраться к абсолютно любому его ответу, что бы он не сказал. – О, в том деле, о котором ты не рассказываешь даже мне? Отлично, может, в конце концов ты просто будешь топтаться за ним, как щеночек, а я посмотрю на это со стороны, – ядовито бросает он, отворачиваясь и прикрывая глаза, как будто на этом всё. Фэн Синь так не считает. Он ещё разок прокручивает чужие слова в голове, пытаясь что-то в них понять, и пробует наугад: – Ты сейчас намекаешь на то, что я оставлю тебя в стороне? Ты же знаешь, что ты этого не дождёшься? – рискует он схлопотать по голове за столь глупое предположение. Глаза Му Цина распахиваются. Он возвращает свой взгляд на Фэн Синя и моргает. Фэн Синь попал в яблочко. Му Цин сам не знал, пока тот не озвучил эту мысль. Наньян смотрит так же растерянно, пытаясь осознать факт ревности Му Цина. Хотя, скорей, собственничества, если на то пошло. По мнению лучника, это слово больше подходит для описания. – Ты… Я не..! – начинает тот, но заканчивает так же быстро, – Тогда прекращай уже с ним якшаться! Хотя мне плевать! – и чуть ли не топает ногой. Фэн Синь думает, что это очаровательно. Он решает рискнуть подкинуть Му Цину чуточку правды. – Я уже сказал, что он помогает мне разобраться в психологии, – говорит он, понижая голос и обращая всё своё внимание к тряпке в руках, которой пытается оттереть чернила с подушечек пальцев, – Это могло бы помочь мне понять тебя лучше. Му Цин медлит перед ответом. Он щурит глаза, начиная: – Я не просил меня понимать, – и встаёт в позу, вынуждая Наньяна сделать вздох. – И я понятия не имею, что ты под этим имеешь в виду, – говорит тот, вытягивая руку, чтобы неловко почесать затылок, – Поэтому он мне пока пригодится, потому что я только начинаю… – Это означает «отступись», – и не смотря на вскинутый подбородок, в тоне его голоса не звучит ни капли упрямости или решительности, с которой смотрят обсидиановые глаза. Фэн Синь поражён способностью этого человека говорить ему в лицо абсолютную чушь, и рад, что больше на неё не ведётся. Му Цин тоже этому рад, но признаваться не планирует. – И не подумаю, – улыбается лучник и применяет сжатие тысячи ли, направляясь в императорскую столицу, пока Му Цин цокает в ответ на такое бесцеремонное окончание диалога. – Тупой идиот, – бубнит он себе под нос, закатывая глаза. За спиной слышится покашливание, и Сюаньчжэнь уже ненавидит того, кто там стоит. Он на девяносто девять процентов уверен, что уже знает ответ, и он ненавидел этого человека ещё до того, как тот там встал. – Генерал Наньян действует всё уверенней.. – тянет Пэй Мин, прикладывая ладони к груди, будто гордится за своё собственное чадо. Говорил же, что ненавидит. – Тебя становится слишком много, – шипит Му Цин, резко оборачиваясь и тыча пальцем ему в лицо, – Чего бы ты ему не наговорил, имей в виду: если он натворит дерьма, я приду по твою душу в первую очередь. – Я позабочусь о том, чтобы он всё сделал правильно, милый генерал Сюаньчжэнь, – подмигивает Мингуан, и Му Цин на секунду задумывается над тем, как было бы всё-таки славно избить его до полусмерти. – Я бы предпочёл, чтобы ты исчез с моего пути прежде, чем я оторву твой грязный язык и скормлю его крысам, – позволяет он высказаться своему презрению и удаляется наконец с этой проклятой горы. Он возвращается на Небеса на таком взводе, что его младшие чиновники, которые остались там поддерживать работу дворца, вместо приветствия разбегаются по углам и, в общем-то, правильно делают. Их генерал совсем не в настроении, и ему нужен покой. Очень-очень много покоя. Он гремит каждой дверью на пути в сад, и, если одна слетает с петель от силы удара, то его это абсолютно не беспокоит.  Беспокоит его только шелестящее листьями вишнёвое дерево прямо перед глазами, когда последняя преграда на его пути исчезает и занавески взлетают от пола с порывом сильного ветра. Он окидывает взглядом задний двор, разворачивается в поисках тайника чайной комнаты, и немного переусердствует, когда ломает половицу, чтобы добраться до того, зачем пришёл. Деревянная стрела в его руках напрашивается на то, чтобы её сломали на две части или вообще уничтожили в щепки, но Му Цин всем своим сердцем не желает этого делать. Вместо этого он мягко проводит кончиком пальца по белому оперению и возвращается в сад. Он резко садится прямо на землю в позу лотоса и подёргивающимися от нервов пальцами проводит по железному острому наконечнику, который так и не затупился со временем. Никто за восемьсот лет не запускал эту стрелу в полёт, так с чего бы острым углам стереться вдруг без усилий? Он мягко сжимает древко между пальцами и закрывает глаза. Прохладный ветер делает своё дело, остужая щёки и сдувая волосы с лица, тогда как облака закрывают небосвод от лучей солнца, чтобы те не резали взгляд.  Фэн Синь его хочет. И никакой холод не может остановить жар от распространения по всему его телу от этой маленькой мысли. Ему должно быть стыдно, что вместо того, чтобы думать о своём несправедливом заключении, о том, что Его Высочество сотни лет преследует одержимый непревзойдённый Князь Демонов или о возвращении Безликого Бая, он думает только об этом. Фэн Синь! Его! Хочет! У него кружится голова. Ему необходимо начать медитировать сейчас же. – Чёрт возьми, чёрт возьми, чёрт возьми, – лепечет он, пытаясь отогнать картинки, которые рисует ему его собственное предательское воображение. Ему нельзя. Он не может сорваться прямо сейчас спустя века, – века! – воздержания только для того, чтобы лишиться сил и остаться беспомощным и бесполезным против Белого Бедствия! Но он тоже хочет Фэн Синя… Что-то в том, как разгорячённый лучник неприлично прижимался к нему в пещере, прорвало плотину и снесло весь его хвалёный самоконтроль и здравие ума, чтобы обрушить каждое спрятанное глубоко внутри желание прямо ему на голову. Как будто не было никаких столетий, потраченных на привычку избегания мыслей подобного характера, успокоить себя сейчас кажется тяжелее, чем если бы он попался под воздействие «нежных объятий». В конце концов, это было большой удачей, что в паутине его руки были надёжно связаны, иначе он не мог ручаться за то, куда бы они полезли и что бы он натворил. А он мог бы натворить там многого. Блять, он итак прижался к возбуждению Фэн Синя и, когда понял, что сделал, в первую очередь отказался от мысли о том, чтобы восстановить дистанцию. Он чувствовал, как член Фэн Синя становится твёрже прямо под его давлением. Он чувствовал, как тот сжимал свои бёдра вокруг его ноги. Как напрягались его мышцы, когда он царапал впадинку на скрытой тканью груди. Как он рвано вдыхал воздух и отчаянно старался успокоиться, сжимал его руку в своей… Очень настойчивая и непристойная мысль заставляет его зарядить звонкую пощёчину самому себе, чтобы угомониться. Но он мог бы… Он честен с самим собой, и он не может не довести проклятую мысль до конца, – он очень хочет довести её до конца, – он мог бы скользнуть ладонью с крепкой груди вниз, с нажимом провести по выраженным кубикам пресса и тогда уже наконец отстранить своё бедро. Для того, чтобы коснуться рукой. Потому что он мог бы. Фактически, действительно мог бы. Его обеты ограничиваются простыми «никакого оргазма» и «никакого проникновения», но он никогда не клялся, что не будет трогать член Фэн Синя. Благо его руки были связаны. Его собственный член натягивает ткань штанов, а духовная энергия возбуждённо искрится в ладонях, скользя по стреле туда-обратно, и Му Цин прикладывает немереное количество усилий, чтобы обратить внимание на то, что стрелы Наньяна всегда были отличными проводниками энергии. Сейчас у него есть только два варианта справиться с моментом слабости, и один из них – это всадить себе эту стрелу прямо в ногу, туда, где фантомное соприкосновение всё ещё обжигает его кожу, чтобы прогнать ощущение и заменить его острой болью, а потом успокоиться в процессе перевязки ранения. Второй вариант более щадящий – он старается сосредоточиться на попытке влить духовную энергию в конец стрелы и поймать её обратно у наконечника. Пустить её по кругу, пока вся постепенно не пройдёт через стрелу и не успокоится в ритме. Ему нужно привести свои меридианы в порядок. Ему нужно перестать желать то, чего он не может получить. По крайней мере, не сейчас. И его ци снова взвинчивается в вихревом потоке, потому что это значит, что позже… У него не будет причин сохранять над собой какой-либо контроль, когда Безликий Бай будет побеждён. Победить самого могущественного из Великих Бедствий, чтобы иметь возможность лишиться девственности – это смешно. Му Цин бы и посмеялся, будь на его месте кто-то другой. Нет, это нихрена не смешно. Если речь о нём самом – это жалко. Он забрасывает стрелу куда-то в кусты и тянет ноги к груди, чтобы спрятать в коленях лицо в порыве стыда и злости. Ему надоело противоречить самому себе. Ещё пять минут, и он не только в себе усомнится, но и в Фэн Сине заодно, хотя в чём там можно сомневаться, это было довольно прямолинейно, и как это можно истолковать иначе – да чёрт его знает. Он чувствует, что не может придумать ни одного дельного аргумента, который мог бы поспорить со всеми теми касания, поцелуями, взглядами и словами Фэн Синя, подтверждёнными его стояком, который он ощущал своим собственным бедром! У Фэн Синя неоспоримые доказательства его искренности. У Му Цина закрадывающиеся сомнения, даже если всё это очевидней некуда. Его буквально ткнули лицом в желанную правду, а он всё равно в ней сомневается. Ну.. не буквально. Хотя если бы буквально… Ему немедленно нужно перестать думать о всяких непотребствах! Боги! Медитация! Он собирается два часа кряду читать мантры себе под нос, и чем шумнее будут его мысли, тем громче он будет перебивать их основами своего совершенствования. И если его младшие чиновники собираются позволять себе шепотки, прячась за оконными рамами, то он плевал на это с самой высокой на свете колокольни. Фэн Синь возвращается в Небесную Столицу довольно скоро. Он поднимается на Небеса почти следом за Пэй Мином, и хватается за этот шанс обеими руками: – Мингуан! Мне нужно с тобой кое о чём поговорить.. Тот сразу оборачивается и раскидывает руки в радостном жесте. – Ух ты, сам пришёл за советом? Право слово, я впечатлён! Всё проходит великолепно? – и лучник закатывает глаза на опережение, чтобы не видеть нелепую игру бровями, которая следует за словами. – Не об этом! – восклицает он, быстро делая целый круг вокруг своей оси, чтобы убедиться, что рядом никого нет. Удивление на секунду выбивает его из колеи, когда вокруг действительно не обнаруживается ни души, – Хотя это.. Неважно, мне нужно, чтобы ты помог мне найти Цзянь Лань. Чиновникам на Небесах сегодня, похоже, не до праздных прогулок с их светскими беседами, но Фэн Синь убеждён, что общий канал духовной сети даже сейчас будет кишеть сплетнями без остановки, если он попытается проверить. Он этого не делает, отчасти потому, что абсолютно не хочет знать, о чём шепчутся за его спиной, а ещё потому что Пэй Мин несёт чушь, которая заставляет его хмурить лицо: – О, если ты сейчас решишь променять Сюаньчжэня на новый любовный интерес, боюсь он тебе этого не простит… Я, конечно, мог бы подставить своё плечо поддержки для него, но, боюсь, он мне его вывихнет. – Ты ничего ему не подставишь, – угрожающим тоном начинает Фэн Синь, и тот посмеиваясь поднимает руки вверх, – И всё не так! Это Лань Чан, демоница с ребёнком, помнишь? – Так, – побуждает продолжать Пэй Мин. – Она… Это, в общем.. Это мой ребёнок… – он пинает землю носком ботинка, и Пэй Мин свистит так, что будь поблизости окна, они бы разбились от громкости звука, – Прекрати это! Это было ещё до вознесения! – Так это твоя бывшая? А твой генерал знает? И вы двое что, преследовали твою бывшую по горе Тунлу? Ну разве это не романтично! Фэн Синь не то чтобы хочет видеть, как уверенный шаг генерала северных земель превращается в то, что он от воодушевления начинает скакать вприпрыжку. – Заткнись, чёрт! Мать твою! – он матерится, вкладывая душу в каждое слово, пока сжимает пальцами переносицу, ужасно жалея о своём решении когда-либо заговорить с Пэй Мином, – Он знает! Мы это вроде как уладили, ясно? – Но ты обратился ко мне за помощью, – пытается разнюхать тот. Что наконец даёт Фэн Синю возможность перевести разговор в менее смущающее русло, в которое он изначально и метил: – Мне нужно, чтобы кто-то мог подтвердить её слова о невиновности Му Цина помимо меня. И чтобы она при этом не оказалась в Небесной темнице. Но Пэй Мин, к сожалению, возвращает его обратно в русло чуши: – Ты играешь на два фронта, Наньян? – удивлённо и почти неверяще поднимает он брови, – Это опасно, если касается Сюаньчжэня, ты в курсе? Он сказал, что скормит мой язык крысам, если ты его обидишь, так что я настойчиво прошу тебя не вынуждать его… Если он узнает, помимо моего языка, он отрежет и твоё достоинство, ты же знаешь? – Нет, нет, говорю же, всё не так! – Фэн Синь мгновенно начинает махать руками в яростном отрицании и защите своей оскорблённой чести, – Нет! Это в прошлом! Я просто.. чувствую вину, что не позаботился о ней, понимаешь? – пытается он, а потом фыркает, оскорбляя чужую честь в ответ, – Хотя, куда тебе понять. Что справедливо, потому что смертные слагают легенды о завоеваниях генерала Мингуана на две трети любовного характера, и только на одну треть военного. Тот даже не обращает внимания, отмахиваясь от него, потому что слухи о нём самом интересуют его в последнюю очередь и, очевидно, меньше, чем новые любопытные откровения о взаимоотношениях его южных коллег. – Слава тебе, Наньян, мой язык ещё пригодится мне в некоторых делах, – радуется он, даже не задумываясь, давая своё согласие на участие, – Я в деле, кто-то же должен присмотреть за тобой, чтобы сократить риски кровопролития и отрезания всяких частей тела. Но, конечно, не за бесплатно… Ну естественно. – Что тебе нужно? – вздыхает Фэн Синь, складывая руки на груди. И Пэй Мин нетерпеливо взрывается вопросами прямо посреди Небесного двора: – Подробности! Чем вы занимались в своём романтическом приключении? Ты попытался поцеловать его ещё раз? Там ещё есть, что отрезать в качестве мести за разбитое сердце? Наньян шикает на него, снова оглядывая округу. Он внимательно всматривается за каждый уголок, и Мингуан выжидает, пока он не прокашляется и не начнёт наконец тихо бубнить ответы. – Я.. эм… Ладно, ублюдок, как бы я не хотел это признавать, ты был прав. И я это сделал. Да. Дважды, – с каждым словом всё тише и тише. – Во-оу! Мои искренние поздравления! – Пэй Мин, да благословят его небеса, переводит свои восклицания в громкий шёпот, пока хлопает его по спине, – Но в чём же конкретно я оказался прав? Фэн Синь отводит глаза и противится желанию вообще полностью развернуться к богу-советчику спиной, чтобы скрыть своё смущение. Он бы ни в жизни никому не рассказал об этом постыдном моменте своей биографии, но ему действительно нужна некоторая доля понимания психологии (или чего там понимает Пэй Мин, неважно) прямо сейчас. – Ты нёс какую-то чушь про «показать желание», да? – и Мингуану приходится наклониться к нему, чтобы это расслышать, – Ну, возможно, я мог кое-что не сконтролировать… и он это знает. Он это.. очевидно, заметил. Трудно было бы не заметить, когда.. Блять. Неважно, я просто совсем не понимаю его реакции теперь, но все мои части тела по-прежнему на месте! – Время для совета? – ухмыляется тот, и Фэн Синь, по-правде говоря, уже не может себя остановить. – Дело в том, что мы поругались до этого, и он был очень зол. Но после «этого» он просто взял и перестал на меня злиться и даже не захотел слушать, когда я попытался объясниться! Как будто это было неважно, а это было чертовски, мать его, важно! – И что его так разозлило? – Пэй Мин задумчиво прикладывает пальцы к подбородку. – Он решил, что я поцеловал его, чтобы обмануть, – продолжает выбалтывать Фэн Синь. Потому что он в отчаянии. Потому что ему не хватит и ещё восьмисот лет, будучи погребённым в заумных свитках Лин Вэнь, чтобы разгадать Му Цина самостоятельно. Пэй Мину, какого-то дьявола, хватает двух секунд. И то, он тратит большую часть из них на то, чтобы наградить его смешком за очевидные проблемы по части социального интеллекта. – О-о, ну естественно это больше не важно! Он понял, что ошибся, Наньян, как он может обвинять тебя в том, что ты не хотел его целовать, когда он точно знает, что ты хотел? И хотел даже больше, – он проигрывает бровями, напевая последнее слово абсолютно не двусмысленно, и Фэн Синь должен мужественно это пережить, – Хотя, готов спорить, Сюаньчжэнь ни за что не проявит инициативу, так что, боюсь, следующие шаги тоже на тебе. Фэн Синь обдумывает. Это звучит логично. – И какие следующие шаги? – спрашивает он. – Прощупай, – звучит не прикрытый ничем намёк, – Почву. Он не выставил перед тобой никаких границ, верно? Посмотри, как далеко ты сможешь зайти. А вот это уже прёт против всякой логики и здравого смысла. Фэн Синь хмурит лицо, выражая недовольство своим советчиком: – Если ты не помнишь о его обетах, так я помню это прекрасно, Пэй Мин. Я итак только чудом не напоролся на границу в виде сабли в моём животе. Тот как-то заговорщически покачивает головой, посмеиваясь, и в его глазах выглядит подозрительным дураком. – О, как бы я хотел видеть твоё лицо, когда ты попытаешься и обнаружишь, что нет никакой границы, как бы я хотел… – Сейчас ты звучишь как последний извращенец, – заверяет Наньян, с большим сомнением глядя на него. Он бы сложил руки на груди, но обнаружил, что сделал это ещё раньше. – Хо-хо, извини за мою нескромность, ты сам говоришь мне о том, как показал нашему уважаемому генералу юго-запада свой… Фэн Синь собирается кричать. Грёбаный Пэй Мин не договорит это предложение до конца посреди чёртовой улицы! – Я не это сказал!! – он повышает голос и прибавляет ходу, наконец поворачивая к знакомому дворцу, – Прекрати! Всё, хватит с меня твоих советов, иди к чёрту! И не смей никому об этом говорить! Мингуан смеётся в ответ позади и прекращает за ним следовать, чтобы выставить руки перед собой в виде рупора и крикнуть на прощание: – Мой рот на замке для любых откровений, Наньян! В любое время! – Иди к чёрту! – повторяет Фэн Синь громче. Му Цин ненавидит то, что наблюдает за беззвучной перепалкой на пустой улице из окна своего заключения в собственном дворце, прямо как какая-то любопытная девица, но абсолютно ничего не может с собой поделать. Он сжимает ткань своего рукава в кулаке и не отводит взгляд от фигуры Фэн Синя, агрессивно направляющегося в его сторону. Он собирается зайти к нему? Теперь он чувствует себя девицей, ожидающей принца в башне. Пэй Мин машет ему рукой, заметив слежку, – а это именно она, потому что при другой формулировке Му Цин умрёт со стыда, – и он задёргивает шторы, отворачиваясь и ступая навстречу ожидаемому гостю. – Нужна была помощь генерала Мингуана, чтобы найти дорогу сюда? – он старается, чтобы его голос звучал беспечно. – Ну, я надеюсь, что знаю путь к твоему дворцу лучше, чем Пэй Мин, – Фэн Синь показательно хмурится и вынуждает Му Цина скорчить гримасу отвращения при мысли о том, чтобы его посетил Пэй Мин. – Я бы не пустил его даже ступить на мой газон. Ему не место на моей территории, – надменно заявляет он, и у Фэн Синя бегут грёбаные мурашки по коже. Он мгновенно и напрочь забывает обо всех неприятных инцидентах несколькими минутами ранее. – Поэтому не хочешь подпускать его ко мне? – спрашивает он, забывая подумать перед тем, как открыть рот. Му Цин лишь на мгновение выглядит удивлённым, а потом хмыкает, вздёрнув нос: – Я бы любезно предложил тебе свою купальню, если он тебя каким-либо образом касался, – и последнее слово выходит чрезмерно презрительным, – Хотя, я предложу в любом случае. Приведи себя в порядок, ты выглядишь ужасно. – Генерал Сюаньчжэнь так добр, – усмехается Фэн Синь, – Веди. И Му Цин ведёт. А потом до него доходит, куда он его ведёт. В купальню. Принимать ванну. О боги, обнажённый Фэн Синь в его дворце совсем не входил в его планы. Он не собирается опять читать мантры, его от них уже до тошноты пробирает, честное слово. Он резко тормозит на развилке своего собственного коридора, как будто видит его впервые. – Повернёшь налево, – быстро произносит он и уносится прочь в обратную сторону, – Найдёшь меня после.   Ему нужно оказаться в самом противоположном от купален месте во дворце. Может, его пустят подышать у ворот? Он бы хотел оказаться на другом конце Небесной Столицы. На самом деле, прямо в купальне в руках обнажённого Фэн Синя, которого он уже успел представить без одежды… Воздух со свистом пытается влететь в лёгкие сквозь его зубы, и он почти что этим давится. Фэн Синь, кажется, не обращает внимания на чрезмерную скорость его побега и согласно хмыкает у него за спиной, но, поворачивая за угол, он мысленно подтверждает себе нелепость нового совета Пэй Мина. Он может видеть границы собственными глазами. И собирается их уважать. Му Цин пытается сесть за стол в столовой, когда находит первую попавшуюся под руку дверь, и действовать по ситуации. В столовой обычно едят? Фэн Синь, должно быть, не будет против перекусить после столь изматывающих событий последних дней? Он просит своих служащих подать обед на две персоны. Они странно на него смотрят. Он не должен казаться напуганным перспективой голого мужчины на своей личной территории.  Он должен перестать думать о степени обнажённости Фэн Синя! О боги, – думает он, закрывая лицо руками. Кто-нибудь, помогите ему с этим справиться. Фэн Синь что-то в нём бесповоротно сломал. Что-то где-то коротнуло, какой-то механизм контроля отлетел к чертям собачим, и теперь его мысли неудержимо несутся только в одном направлении. Виновник сей поломки, не осознающий масштаба внутренней трагедии Му Цина, появляется в столовой со своими влажными и неприлично распущенными волосами вместе с тарелками обеда, которые подают младшие чиновники, и Му Цин почти забыл, что распоряжался об этом, когда был готов опуститься до того, чтобы от нервов начать грызть свои ногти. Отлично. Он может отвлечься на механические действия пережёвывания пищи, и Фэн Синь вполне себе больше не обнажённый. – Я надеюсь, что использовал твои баночки по назначению, – произносит он, заплетая влажные волосы в прежний пучок на ходу, – Зачем тебе такая огромная куча средств для мытья, ты бог красоты, а я как-то упустил все подобные писания? Он сейчас что, назвал его красивым?.. Му Цин начинает сходить с ума. – Это средства по уходу за собой, но тебе не понять, пещерный человек с куском хозяйственного мыла, – парирует он, хватая в руки какую-то булку и умоляя себя не зацикливаться. Фэн Синь смеётся в ответ на это, и Му Цин жестом руки прогоняет своих младших служащих прочь из помещения. – Пэй Мин согласился быть третьей стороной, – говорит лучник уже за столом и заставляет его возвести глаза к потолку с некоторой долей облегчения от пропажи атмосферы и большей долей раздражения от упоминания. – Если ты собираешься болтать о нём без умолку, то узнаешь, как легко мне будет выставить тебя за дверь. – Но это хорошая новость! – возмущается тот. Это значит, что их план в силе! Даже если для этого Фэн Синю пришлось немного попозориться, а ещё признать правоту Мингуана вслух. Му Цин не разделяет его мнения, хмыкая: – Если Лань Чан пережила вулканическую лаву. Фэн Синь вздыхает в ответ. Негативное мышление помогает Му Цину справиться с наваждением. – Ты можешь не быть таким пессимистом хоть пару минут? Обязательно всегда предполагать худшее? – Кто-то же должен поддерживать баланс и мыслить объективно, когда ты настроен так оптимистично. – Ты не объективен! – А сам? Фэн Синь передразнивает его закатывание глаз и принимается за еду, после чего их вызывают во дворец Шэньу. За Му Цином посылают каких-то бесполезных, – по его личному мнению, которое он им же в лицо и высказывает, – богов войны, и он предсказуемо отказывается идти под каким бы то ни было конвоем. – Я сам могу сопроводить его в главный дворец, – останавливает Фэн Синь попытки небожителей убедить гордого генерала в повиновении, – Поверьте мне, это наилучший вариант. – С чего ты взял, что я приму тебя в качестве своего конвоя тем более? – возмущается Му Цин, переключаясь на него под взглядами богов, пытающихся не казаться напуганными. – А кто сказал о конвое? Кажется, я сказал «сопровождение», – вздыхает лучник в ответ. – И в чём разница? – Да ни в чём не будет разницы между этим и тем, как мы делаем это обычно! – восклицает Фэн Синь, и, получая в ответ ещё более нахмуренные брови и знакомый вид на то, как примерно через две секунды Му Цин начнёт с ним спорить, хватает его за предплечья, заламывая руки за спину и вставая позади, – Или ты хочешь пройтись подобным образом? – грозит прямо на ухо, понижая голос. Му Цин не должен обращать внимания на то, что его пальцы случайно выжимаются в чужой пресс в подобной ситуации, но он это делает. Небесные чиновники перед ними не должны наблюдать за его растущим румянцем, когда его, вызывающего страх, так легко обездвижили прямо у них на глазах, но они тоже это делают. Он уверен, что ещё как минимум один его собственный младший служащий наблюдает за этим, выглядывая из-за колонны, и он накажет его за дерьмовые манеры позже. Му Цин, как и подобает его статусу самого упрямого и дерзкого существа во всех трёх мирах, с максимально возможной гордостью вскидывает подбородок, ударяя Фэн Синя по носу своей же скулой. – Не устраивай сцену, – шипит он, отталкиваясь от напрягающихся мышц под его руками, – Подобным образом я и со сраного места не сдвинусь. И Фэн Синь позволяет ему выбраться из его хватки, имея наглость показать небожителям, ожидающим развязки, большой палец вверх, мол, всё улажено! Му Цин ударяет по его руке кулаком и не чувствует за это ни капли своей вины. Двое мужчин быстро переглядываются и покидают их, прощаясь кивками головы, а Фэн Синь потирает ушибленный сустав большого пальца. – Я рассчитываю на то, что под тем, как «мы обычно это делаем», ты имеешь в виду то, как ты плетёшься следом, – свысока фыркает Сюаньчжэнь, взмахивая хвостом. Это крохотная манипуляция. Он знает, что совершает ошибку, позволяя её себе, но он не может сдержаться, и вина за это лежит только на Фэн Сине. – Я всё ещё могу повести тебя так, как показал, – уверяет Наньян в ответ, легко подхватывая его волосы в воздухе, чтобы мягко потянуть на себя. – Мне кажется, или ты хочешь влететь во дворец Шэньу с пинка? – едва оборачивается Му Цин, чтобы не навредить своей причёске. Фэн Синь наблюдает за поднятой вверх бровью и усмехается в ответ: – Я тебя понял, – произносит он и дёргает за хвост основательно, с намерением не вырвать клок, а притянуть ближе. Му Цин движется за собственными волосами прямо ему в руки, пока одно из его запястий снова перехватывают за спиной, – Мы можем пойти так, если это то, чего ты от меня хочешь. И да, чёрт возьми, он хочет. Сердце Му Цина немного сбивается с ритма, когда его глупая провокация работает. Он не знает, зачем на самом деле спровоцировал лучника, и какая часть его мозга отвечает за это безумие, но он это сделал и чувствует себя необычайно довольным. – Я хочу, чтобы ты шёл позади, как маленькая побитая собачка, которой ты и являешься, – продолжает он гнуть свою линию высокомерности, и грубая хватка в волосах почти заставляет его затылок соприкоснуться с чужим плечом. Он знает, что его лицо пылает, диссонируя с ледяным тоном голоса, и отворачивается, чтобы это скрыть. Что вынуждает его шею оказаться открытой перед Фэн Синем. – И кем тогда являешься ты, мудак? – и каждое слово почти впечатывается в его кожу так же, как от этого наклона головы ремешок на шее, должно быть даже, оставляет свои следы, заставляя его сопротивляться дрожи в плечах прежде, чем его всего начнёт до нелепого крупно трясти. Му Цин хочет назвать это бесстыдством, Фэн Синя бесстыдником и вообще последним извращенцем, но сам намерено выигрывает себе пару мгновений ощущения чужого дыхания под чувствительной челюстью, прикидываясь, что погружается в размышления, и даже издавая свои задумчивые звуки, когда ответ ехидно срывается с его языка: – Хм.. Хозяином собачки? – Отлично, – хрипло, но твёрдо произносит Фэн Синь и перед тем, как Му Цин даже умудряется сообразить, что это «отлично» вообще, блять, должно означать, настойчиво толкает всем своим телом и ведёт к главной двери, рыча, – Я прямо позади, как ты этого и хотел. И ему приходится оперативно включить мозги и понять, что тот действительно собирается вывести его на улицу в таком виде. – Не смей, – угрожающе шипит он. Му Цин хватает его свободной рукой за ту, которая сжимает его волосы, и пытается вывернуть чужое запястье, но Фэн Синь дёргает снова. Это вызывает в нём отнюдь не недовольство, но будь он проклят, если не выдаст самый недовольный звук, на который вообще способен. Он не хочет начинать настоящую драку, чтобы выбраться из захвата, и пытается придумать иной способ не оказаться за пределами своего дворца в столь компрометирующем положении, и, ох… Он собирается проверить, насколько хороши насмешки на той неизведанной территории, на которую раньше не ступала его нога: – Ты похож на мальчишку, который проявляет внимание, дёргая за косички. И Фэн Синь теряет целую драгоценную секунду, что позволяет Му Цину развернуться в его руках. В остальном они не перемещаются ни на цунь, сталкиваясь с дверью и находясь ближе, чем подобает для начала потасовки. Рука Фэн Синя опирается на дерево у его головы, продолжая сжимать пряди волос между пальцев, и Му Цин тоже не убирает с его предплечья свою, когда поднимает упрямый взгляд. Фэн Синь уже смотрит в ответ, едва ли утруждая свои глаза морганием, и не торопится с тем, чтобы сделать шаг назад. Му Цин внезапно вспоминает про то, что за ними наблюдают. Лучник скользит взглядом к его губам. Он начинает паниковать. Только невероятное усилие воли заставляет его в спешке взять себя в руки, чтобы сделать удручённый вздох, повысить голос и склонить голову вбок: – Я ожидал большего от своих служащих, – произносит он, на свою удачу, недрогнувшим строгим тоном, заставляя всех в помещении подпрыгнуть. Включая Фэн Синя. Приходится сжать губы в тонкую линию, чтобы не рассмеяться, когда лучник оборачивается и возвращает взгляд обратно, отскакивая назад. – Мать твою, когда ты их заметил? – возмущается он, пока Му Цин держит лицо, любуясь сразу двумя младшими чиновниками по углам. – Просим прощения, генерал! – Мы оказались здесь случайно и побоялись вмешаться, генерал! Они склоняются в почтительном жесте, и Му Цин выдерживает тревожную паузу в целях воспитания. Он убеждён, что со стороны, для непредвзятого зрителя это выглядело, как мрачный обмен угрозами и издёвками, который сейчас приведёт к драке. Он не уверен, как это выглядело для Фэн Синя. – Лучше бы вам не попадаться мне на глаза в ближайшие дни, – указывает он, – Ясно? – Да, генерал! – хором отвечают и смываются прочь двое невероятно храбрых и особенно глупых мальчишек. И глупость, очевидно, преобладает. Фэн Синь наблюдает за ними, потирая затылок: – Почему ты сразу не сказал? – Ну, ты отвлёк меня, тупица, – фыркает Му Цин, поправляя волосы и толкая дверь, чтобы выйти наружу. – Ты начал меня провоцировать, – обвиняет Наньян в ответ, выходя из дворца за ним и скрещивая руки на груди, когда тот равнодушно пожимает плечами. – Не моя вина, что ты всегда на это ведёшься. Когда в конце концов в процессе мелкой ругани Фэн Синю удаётся поравняться с ним на дороге, никто не говорит ему по этому поводу ни слова, пока они подходят ко дворцу Шэньу. Там они узнают, что призраков с горы Тунлу изловили, и переглядываются, поминая свой идеально схваченный план. Фэн Синь недоволен тем, что зря трепался с Пэй Мином. Ни совета, ни помощи по делу от него… Он становится только хмурее, когда Цзянь Лань приводят во дворец, и на долю секунды ловит её взгляд, прежде чем она отводит его так быстро, что это выглядит знакомым Муциновым жестом заката глаз. Он задумывается над тем, видел ли он, чтобы она делала так при жизни или она подхватила это, будучи призраком? Может, даже сам Му Цин послужил виновником такой привычки, раз они встречались прежде? Он задерживается на рассмотрении свёртка пелёнок в её руках и погружается в более мрачные мысли. То, что Му Цин выдерживает паузу, не начиная рассыпаться обвинениями в ту же секунду, как видит её, вероятно, стоит ему больших усилий, и Фэн Синь не уверен, ради него ли был совершён этот жест доброй воли. По залу проносятся шепотки слухов по поводу отношения Фэн Синя к этой заключённой, и он неосознанно сжимает кулаки. Му Цин прерывает шум собственными словами: – Я не знаю, почему твой ребёнок решил оклеветать меня, но вам обоим прекрасно известно, что я не виновен в вашей гибели, – начинает он, выступая вперёд, – Он наверняка слушается чужих указаний. – И чьих же указаний он может слушаться? – спрашивает Цзюнь У, – У тебя есть мнение по этому поводу? Му Цин отводит взгляд и, подумав, мотает головой. – Нет, Владыка. Я здесь с целью очистить своё имя, а не запятнать чужое, – отвечает он. – Я понимаю, – с интересом кивает Цзюнь У в ответ, – Госпожа Лань Чан, вы можете подтвердить или опровергнуть невиновность генерала Сюаньчжэня? Та упрямо хранит молчание. Му Цин раздражённо мотает головой. Вот так и спасай всяких беженцев его родины по доброте душевной, чтобы через восемь столетий они отплатили тебе молчанием. – Цзянь Лань, – подаёт голос Фэн Синь, удивляя его, – Скажи правду, прошу. И Му Цин не особо уверен, что он по этому поводу чувствует. – А ты сам рассказал ему правду? – спрашивает вдруг демоница, заставляя всех в зале обернуться на неё. Му Цин, однако, с Фэн Синя глаза не сводит. И Цзянь Лань тоже, находя в выражении его лица свой ответ. Она улыбается с горькой насмешкой, когда говорит, – Не сказал. Фэн Синь сглатывает и поднимает голову с уверенностью во взгляде: – Я скажу. Она кивает, принимая его слово. – Сюаньчжэнь не виновен, – так легко и мягко произносит следом, словно это лепесток цветка срывается вниз под лёгким дуновением ветра, а не опровергается ложное обвинение о двойном убийстве. Му Цин будто чувствует себя благословлённым, но разве демон может благословить? Он глубоко погружён в свои мысли, когда её уводят. Он знает лишь, что Фэн Синь о чём-то молчит, и что позже нужно будет придумать новый план для побега очередного пленника Небес, потому что он не останется в долгу за доброту. И, возможно, узнает от неё больше, чем от лучника. Какого чёрта все вокруг знают какой-то секрет, который этот идиот хранит от него? Разве он настолько не заслуживает доверия? А Пэй Мин и Лань Чан, значит, дохрена доверенные лица? Или дело в том, что Му Цин уже знает этот секрет и сам? Если так, то это даже и не секрет, а очевидная вещь, которую Фэн Синь просто не говорит ему вслух. Если только это правда, а не его ошибочные надежды, если только это то же, что пытается скрывать от него Му Цин… – Приведите советника Сяньлэ, – произносит Цзюнь У, вырывая его из любой мысли, которая была у него в голове. – Что?? – восклицает он, не задумываясь дважды. – Привести кого?! – кричит Фэн Синь вместе с ним. Боги юга, конечно, действуют синхронно, когда сталкиваются взглядами друг с другом, чтобы понять, не ослышались ли они, а потом так же разворачиваются в сторону входа и распахивают рты, когда видят Мэй Няньцина. Позже они так же одновременно в ужасе делают шаг назад, когда видят в отражении меча Фэн Синя в чужой руке лицо с искажённым в улыбке и печали ртом. Лучник неосознанно выставляет руку перед Му Цином в инстинктивном жесте защиты и сталкивается с его ладонью. Му Цин хмурит брови лишь на секунду, слабо отбивая его руку прочь. – Отвали, у тебя даже меча нет, – шепчет он, доставая чжаньмадао из ножен и выставляя перед собой, пару раз отмахнувшись от руки Фэн Синя тыльной стороной ладони. В борьбе против Белого Бедствия, даже все вместе, боги войны претерпевают неудачу. Их разгоняют, как жалких человеческих детишек по домам – по дворцам в окружении большого количества саботированных небесных чиновников с боевыми навыками, и Фэн Синь чертыхается, когда понимает, что духовная сеть не пропускает его сообщения Му Цину, который в этот раз всё-таки вынужден терпеть настоящий конвой.  Тот выглядит великолепно даже в этой ситуации, стирая рукой алую кровь со светлого лица и окидывая кучку богов войны рядом с ним взглядом, каким смотрел бы на назойливых тараканов. Потом Фэн Синь почти прекращает любоваться, когда один ублюдок в ответ на какое-то ехидство, слетевшее с губ Му Цина, пытается заломать ему руки, как делал это он. Лучник почти собирается подорваться с места, даже если только для того, чтобы оказаться остановленным собственной кучей пленителей, но Му Цин, вообще-то, может постоять за себя сам, когда, – подчёркнуто, – хочет. Он пинает ублюдка в колено, и тот падает ниц, пока Му Цин шипит и ударяет его в нос, заставляя распластаться на плитке. Точно. Фэн Синь всегда забывает про ноги. Он облегчённо выдыхает, зная, что, во-первых, ему подобным образом не прилетело и, во-вторых, Сюаньчжэню никто не сможет навредить. Тот закидывает хвост за плечо и ловит взгляд Фэн Синя, выпрямляя спину, – убеждая его в своей силе. И показывая неприличный жест опущенной рукой. У Фэн Синя вырывается смешок. Он обожает этого мерзавца. Что случится, если он снова нарушит указ Владыки, – или, теперь, карантин Безликого Бая, – и устроит небольшой побег? Всего-то до чужого дворца. Он мог бы снова попытаться поцеловать Му Цина. Возможно, у него был бы один маленький безрассудный шанс. – А ну отвалите! – кричит Му Цин, пока их выводят на главную улицу почти параллельно в сторону их дворцов, – Вы ещё по газону меня поведите, нельзя идти по нормальной дороге?! Ну конечно, он ничем не будет доволен. – Разве не видите, дорога занята! – не уступают его конвоиры. – Что ж, они могут потесниться! – выделывается он, головная боль для тех, кто согласился связаться с Великим Бедствием и оказаться здесь в этот момент. Вероятно, они сейчас ужасно жалеют об этом решении, – Верно, генерал Наньян? Имей совесть, уступи чёртову дорогу! – Так не терпишь оставаться позади? – усмехается в ответ Фэн Синь, оборачиваясь, – Действительно неуважение с моей стороны! Он толкает кого-то из собственного конвоя, но те не спорят, кучкуясь по правую сторону асфальтированной дороги. Очевидно, как небесные чиновники, они знают, что, если есть возможность избежать конфликта между Сюаньчжэнем и Наньяном, стоит ей воспользоваться до того, как они начнут драться. – О, благодарю, благороднейший, – издевается Му Цин, поравнявшись. – Молчать! – указывают конвоиры. Фэн Синь размышляет, как бы втихую провернуть разговор, который он пытался пустить по рухнувшей духовной сети. Му Цин делал это со знанием дела в пещере тысячи божеств… Что ж, есть только один шанс, и если ему придётся строить из себя идиота, то так тому и быть. – Помнишь, ты спрашивал меня, понимаю ли я, что ты говоришь, или планирую «тупить до конца дня»? – показывает он кавычки в воздухе, предпринимая попытку. Му Цин вскидывает голову и щурится в ответ. – Моё удивление, когда ты понял, трудно забыть, – пробует он с подозрением. – А ты представь моё, когда я обнаружил, что напускной гордости у тебя выше крыши даже в такой ситуации, – Фэн Синь закатывает глаза, выражая поддельное недовольство и, на деле, просто стреляя взглядом вверх к чужим крышам дворцов. Му Цин, кажется, прокручивает его слова в голове, а потом ухмыляется в ответ. – Хочешь подраться? – с выраженным весельем спрашивает он, заставляя богов всполошиться и попытаться собраться в живую стену между ними, – К тебе или ко мне? – Я мог бы предположить, что от собственного дворца тебя уже тошнит, – ликует Фэн Синь, понимая, что у них всё под контролем. – И ты бы оказался прав, – хмыкает Му Цин, корча лицо. Небожители хмурятся и растерянно переглядываются друг с другом, пытаясь поспеть за резкой сменой настроения непредсказуемых южных богов. Когда дорога разводит их в разные стороны на развилке – это ожидаемо не становится долгим расставанием. Фэн Синь, устраивая сцену агрессии, захлопывает двери собственного дворца, через окно выбирается на крышу и не тратит даже пяти минут в одиночестве. – Это было бы удобней, стой твой дворец на прежнем месте, – хмыкает Му Цин за спиной, пока он свешивает ноги над высотой и наблюдает за марширующими вдоль дорог Небесной Столицы предателями. – Какого чёрта нам делать? – спрашивает Фэн Синь. Му Цин садится рядом, поглядывая на клубы темнеющих облаков опустившихся почти что до самой земли. – Для начала восстановить силы. Потом? Кто знает, – он пожимает плечами и немного мрачнеет от мыслей, – Действовать по ситуации. – Почему у меня чувство, что все непревзойдённые ненормально одержимы Его Высочеством? – С Черноводом пронесло, – комментирует его выводы Му Цин, и Фэн Синь фыркает «ну слава небесам». Сюаньчжэнь хватает его за руку и поднимается, подтягивая за собой, – Пошли. И ведёт его по дворцу, как по своему собственному, пока не останавливается в большом зале с мягкими коврами на полу с удовлетворённым кивком. Он усаживается на пол и заставляет Фэн Синя сделать то же самое. Тот с сомнением смотрит на то, как Му Цин закрывает глаза и выпрямляет спину напротив него, но повторяет позу за ним. – Ты же в курсе, что я не занимаюсь подобным дерьмом? – уточняет он. Му Цин фыркает в ответ: – Я в курсе, что ты не умеешь, – и лучник хотел бы поспорить, да только это правда. В любом случае, отдохнуть и набраться сил – это хорошая мысль. Оказавшись наконец в своём дворце, да ещё и с Му Цином под боком, он начинает в полной мере осознавать усталость и то, как она наваливается на него, ощущаясь тяжестью век и веса собственной головы в вертикальном положении. Он может немного расслабиться. Фэн Синь пропускает между пальцев ворс ковра и думает о том, что он действительно очень мягкий. Был ли он всегда таким мягким? Лучник никогда не пробовал его потрогать, подумать только, он даже не знал, что в его дворце есть такое сокровище. Сейчас он может даже встать наравне с его постелью по уровню комфорта. Если учитывать то, что до постели пришлось бы ещё как-то добираться, то даже лучше неё. К тому же, Му Цина в его постели нет, он здесь, на глупо-мягком ковре, так что постель проигрывает по всем фронтам, – он мысленно заключает и валится спиной на оранжевый длинный ворс, позволяя своим глазам закрыться. Когда он их открывает, в комнате уже заметно стемнело. Это какие-то проклятые тучи, черный туман, как символ драматизма Безликого Бая или способ понервировать небожителей. Фэн Синь плевал на это, он лениво замечает, что Му Цин пихает его ногу в сторону. Вероятно, он случайно раскидал свои конечности по всему полу во сне. Му Цин оставляет свою руку на его лодыжке. Это приятно. Лучник прикрывает глаза обратно, пока его пробуждение не оказалось замечено. Приятно, что они всё лучше справляются с задачей проводить время вместе без попыток стереть костяшки кулаков друг о друга. В тишине и спокойствии вот так отдыхать рядом и чувствовать себя комфортно – приятно. Фэн Синь в восторге от этого, но пытается заставить себя не забывать, что в конце концов это закончится, и придётся столкнуться с трудностями снова. С Му Цином иначе никак, вот сейчас он наберётся сил и начнёт свою шараду с удвоенным рвением, и ничто не сможет это остановить. Но Фэн Синь понимает лучше всех, на что он себя подписал. Фэн Синь упрямей любого осла, и целеустремленней, чем любой утопающий, пытающийся изо всех сил всплыть на поверхность и вдохнуть необходимого воздуха. Фэн Синь не отступится, даже если на него наложат какое-нибудь замысловатое проклятие, которое обязательно убьёт его за попытку. Он позволяет глупой улыбке расплыться на его лице. Пока у него есть минутка или две, или десять, когда ему не нужно прилагать усилий, чтобы добиться от Му Цина его самого, без всяких масок и остальной чуши. Он уже кое-чего добился, и это только воодушевляет его на дальнейшие старания. Фэн Синь осторожно допускает мысль о возможной взаимности своих чувств. А ещё он чувствует между ними непонятное напряжение после всех этих вещей, которые они себе позволяли в течение последних нескольких дней. Он не может сказать, что ему нравится находиться в подвешенном состоянии, но ему нравится надеяться, что Му Цин не просто над ним издевается, когда дразнит его словами или действиями, как в лесу. В конце концов, об этом вроде как стоит поговорить. Хотя, возможно и не стоит. Любой серьёзный разговор между ними в большинстве случаев заканчивается ещё большим недопонимаем, криками, ссорами и драками. Фэн Синь уверен, что Му Цин собирается теперь оттягивать этот момент так долго, сколько сможет, пока снова не начнёт подозревать его в каких-нибудь дурных намерениях. Он не особо рад принимать факт, что брать на себя ответственность за данное друг другу обещание в честности и инициировать разговор придётся именно ему, иначе это точно закончится плохо. И начнётся плохо. Вообще всё будет плохо, чёрт возьми. Он мог бы подготовить речь, заранее подобрать слова, чтобы хотя бы на два процента уменьшить вероятность того, что Му Цин что-нибудь неверно истолкует, но он так же знает, что если тому будет не к чему придраться в его словах, он просто прицепится к самой сути разговора и будет оспаривать его в тысячу раз усерднее. Так что он прочищает горло и неловко начинает без какой-либо подготовки: – Это… эм, план, конечно, не сработал, и вообще всё перевернулось нахрен теперь, но с тебя сняты все обвинения, верно? Это считается за то, что всё закончилось? – аккуратно спрашивает он, морщась от интонации собственного голоса. Приходится приподняться на локтях, чтобы взглянуть на Му Цина, когда тишина затягивается, и он может наблюдать, как напряжение на чужом лице разрывает попытку медитации, что, вероятно, плохой знак. Может, плохой момент. Фэн Синь мог бы сдать назад, если бы не знал, что любой момент будет плохим. Нет никакого подходящего времени для попытки поговорить с Му Цином о чувствах, так что он с одинаковым успехом может попытаться сейчас или через день, или через месяц. Он не хочет ждать месяц. – Му Цин? – зовёт он более уверенно. – Ты меня сбиваешь, – раздражённо отрезает тот, не открывая глаз и не двигаясь. Фэн Синь хмурится. Он так-то знал, что так и будет, но это не значит, что он может раздражаться в ответ меньше. – Так мы передумали говорить? – и, что ж, он немного мухлюет, потому что знает, что это заставит Сюаньчжэня спорить. Он мог бы заставить его говорить из принципа, если бы бросил вызов. Было ли это хорошей мыслью? Он не уверен. Признаваться в любви злющему и раздражённому Му Цину кажется небезопасным. – Думаешь, я отступаюсь от своего слова? – тот вскидывается ожидаемо, распахивая свои недовольные глаза и сжимая лодыжку Фэн Синя в хватке. – Я не знаю, ты мне скажи! – настаивает тот. Му Цин делает резкий вздох и поднимается с пола. – Мне не стоило приходить, – говорит он, и Фэн Синь не то чтобы удивлён, но, блять… – Что я сделал не так?! – вскакивает он следом. – Не научился молчать хотя бы в течение небольших промежутков времени! – Му Цин пытается сбежать, выкрикивая обвинение, но Фэн Синь хватает его за руку, чтобы вдавить свои пятки в пол и удержать это нервозное торнадо на месте. – Да постой! Ладно, хочешь – я вообще больше не буду поднимать эту тему! – он не уверен, от злости или паники говорит это, но как только предложение срывается с языка, он уже знает, что не сдержит своего слова. Му Цин дёргает свою руку от него, когда Фэн Синь обходит его с целью преградить путь. – Прекрасно, как хочешь! – кричит Сюаньчжэнь ему в лицо. – Это ты хочешь! – спорит лучник. Му Цин толкает его, чтобы освободил дорогу, начиная: – Я этого не– И не успевает договорить, когда инстинкты Фэн Синя кричат о чужом присутствии громче него, и Наньян подаётся вперёд, хватая его за шею сзади ладонью и закрывая ему рот.. второй ладонью, к сожалению, вместо губ. Опять. Это уже становится их долбанной привычкой. Однако это лучший способ заткнуть друг друга, нежели удары в лицо, которыми они активно злоупотребляли раньше. Му Цин раздражённо и громко вздыхает через нос, поднимая брови настойчивей, чем может осознать, когда Наньян шикает на него. Снаружи слышатся неминуемо приближающиеся торопливые шаги. Вот чёрт. Должно быть, будет ужасно, если его застукают здесь. Фэн Синь делает шаг вперёд и кивает головой, пытаясь сосредоточенно хмурить брови, когда задевает подбородком собственные пальцы и пытается донести до Му Цина мысль, что ему пора начать делать шаги назад, прочь от оконных проёмов. Му Цин чувствует как большой палец за ухом гладит его кожу и старается упрямо не наклонить голову навстречу движению. На этот раз они прячутся не от охраны королевской семьи, пробираясь в винный погреб тайком, на этот раз всё в разы серьёзней, но Му Цин раздражён и всё так же не может взять себя в руки, и Фэн Синю придётся полагаться только на себя. Он стукается лбом о его и настойчиво ведёт спиной вперёд, пока не прижимает к безопасной стене. На секунду кажется, что они никогда не покидали тот погреб, так и остались в том мгновении, в том моменте близости. Как будто они не потратили вечность на ссоры, за исключением того, что именно это они и сделали. Как будто родное государство никогда не падало, превращаясь в руины, будто сами они никогда не поднимались и не падали с Небес, чтобы подняться снова по отдельности, двое мальчишек на службе Его Высочества на их первой совместной миссии по самому серьёзному делу в начале их жизни – стащить вино и выбраться из погреба незамеченными. Так близко Фэн Синь даже не может замечать, что на слуге наследного принца больше не то выглаженное поношенное ханьфу, а наряд божества, и вокруг них не полки с бочками да бутылками вина, а тусклый свет заливается в окна Небесного дворца, посвящённого ему самому. Он может знать, что время не остановилось тогда, а сделало круг, – очень большой, многовековой круг, – оторвав их друг от друга в погребе и столкнув их обратно здесь, только потому, что главное изменение было не снаружи. Кажется, вечера в Сяньлэ он проводил, ломая голову над одним вопросом, на который только недавно смог дать себе честный ответ. И всё ещё не смог признать его вслух. Он Му Цина что? Он Му Цина любит. Он любит его, и теперь он знает это, как самую очевидную и естественную вещь на свете. Он теряет себя в чужом остром взгляде, наблюдает, как движутся расширенные зрачки и ужасно хочет пригладить тёмные волосы, отчасти закрывающие взор. С глубоким вздохом Фэн Синь медленно отводит руку от чужих мягких губ. Му Цин моргает и думает над тем, чтобы агрессивно поцеловать его в тот же момент, как лучник освободит ему путь. – Цоцо! Вернись к маме, нечего разгуливать по этим местам! – звучит голос Лань Чан, и который, чтоб их всех, это раз, когда их прерывают прямо на этом моменте?! Му Цин раздражённо толкает Фэн Синя в грудь, чтобы восстановить свою гордость и личное пространство. Тот потерянно оборачивается в сторону шума, пытаясь взять себя в руки. – Цоцо, – шёпотом буквально за стеной зовёт демоница. Му Цину не остаётся ничего, кроме как вытолкнуть податливого Наньяна за дверь, разбираться с неожиданными гостями, и самому прислониться к ней же спиной, прижимая ладонь к глазам. Твою-то мать. Он сбегает ещё до конца разговора, наслушавшись о благородстве Фэн Синя больше, чем нужно для его собственного блага. Наконец он может признать чувство, которое заставляет его сжимать кулаки и удерживать себя от некоторого разрушения чужого дворца. Он может признаться перед самим собой, что эгоистично надеется на то, что демоница имеет в своей голове больше рациональности, чем он сам, и не поддастся Фэн Синю в отличие от него. Он надеется, что она не заберёт его у него. Но сам сбегает, не желая знать, случится это или нет. Не желая слушать, что Фэн Синь хочет ему сказать. Он не готов узнать, если он ошибся. Му Цин проскальзывает через собственное окно и жалеет, что вообще отсюда когда-либо выскальзывал. Однако… однако он не смог бы этого не сделать, даже если бы Фэн Синь ему на это не намекал. Неважно, заключение ли Владыки, карантин ли Белого Бедствия, или же его собственная гордость, его бы ничего не остановило. В конце концов, некоторых нельзя разлучить указом Владыки или пленом четвёртого Бедствия. Эти некоторые разлучаются только сами, по собственному желанию наворачивают друг от друга круги, всё сталкиваясь и разбегаясь прочь, чтобы в следующий раз оказаться ещё ближе и отскочить ещё дальше. Му Цин вздыхает, потирая пальцами складку между бровей, когда вдруг тишину разрывает звук из самого тёмного угла его покоев: – Сюаньчжэнь, – и он застывает в ужасе, узнавая во владельце голоса Небесного Владыку – Князя Демонов в одном лице. О, ему стоило подумать дважды. Или трижды. Или столько раз, сколько потребовалось бы для того, чтобы перед тем, как выскакивать из окна, объективно оценить этот поступок как неосторожный и глупый. Возможно, тысячу раз?