О мраке и белогрудой птице

pov Александр

первые дни лета,

пять месяцев спустя

      Вороная морда лошади тепла, когда Александр прикладывается к ней лбом, закрывая глаза и продолжительно выдыхая. Он стоит в открытых вратах стойла, возлагая ладони под уши животного и поглаживая пальцами сильную шею. Кобыла пред ним пыхтит, её ноздри раздуваются шумно, но она остаётся недвижима. Юноша вычищает их стойла всего несколькими часами ранее и обмывает лошадей у реки, так что вокруг теперь пахнет свежим заготовленным настилом, сеном и опилками. Стоя позади него, вторая кобыла, не зная человеческого порядка, тычется в его спину и прихватывает ляскающими губами ткань рубашки, желая привлечь внимание. Её мокрый нос щекочет шею и затылок, заставляя Александра выпрямиться и привлечь второе животное к себе, заключая себя между их мордами. Они чувствуют его спокойствие и умиротворённость улыбки, понимают и ласку рук, что с рассветом приносят им связку моркови, пару яблок и горсть сахарных кубиков в качестве редкого непозволительного угощения. Юноша в тот час сидит на низкой лавке, позволяя есть с его рук и колен и разговаривая со всё ещё сонными животными. Но сейчас вороная кобыла высоко ржёт, когда Александр заводит её подругу в стойло. Поводьев нет в его руках, животное свободно от амуниции, ступая спокойно под весом его ладони. – Вас не станут разлучать, – обещает он, гладя пятнистую лошадь по шее, похлопывая слегка.       Их обоих отвезут в Капитолий, победитель просит о том отдельно и не оставляет дело, пока не добивается соглашения. Чёрную выращенную в Капитолии масть принять для содержания в столице соглашаются быстро, и юноша не желает животных разлучать. Закрывая дверцу стойла, Александр набрасывает на неё одну из своих курток, чтобы кобыла легко могла найти его запах с убегающим часом дня. Вороная лошадь свешивает голову в проход, точно надеется прихватить руку клацающими зубами, когда Александр проходит мимо. – Теперь не свидимся вновь, – позволяя мечущемуся животному толкнуть его ладонь мордой, соглашается он, рассматривая пред собой единственное нетвёрдое убеждение в сердечном расположении своего отца.       Грядущая Бойня забирает его столь же легко, как и последние Голодные игры отнимают память об образе Сенеки Крейна, что всегда сопровождал светскую жизнь Капитолия. Что бы ни определила Жатва сегодня, юноша не вернётся в эти стены и не ведает, если однажды получит право разыскать животных вновь. Вероятно, со временем он забудет силу и доверие этих созданий, позволит им померкнуть в памяти, но сейчас, медля в стенах небольшой конюшни, он прислушивается к их тяжёлым дыханиям. Одна из лошадей отворачивается к стене и машет хвостом в том, что Александр счёт бы причудливой обидой, которая после перерастёт в тоску и утрату. Но его шаг остаётся твёрд, когда он заставляет себя направиться к приоткрытым дверям пристройки, откуда льются лучи утреннего солнца. – Знаю, я тоже не хочу расставаться.

•

      Наступление лета обозначает себя бегущими прохладными ветрами, что поднимают с дорог пыль и собирают в волосах мелкую сухую стружку. Тепло в этой части Панема никогда не бывает жестоко, а небо к светлой части вечера затянуто белой дымкой облаков. Но духота на большой площади дистрикта-7 быстро становится ощутимой. Мощёные камнем кольца пред Домом правосудия наполнены неразделёнными толпами, что сходятся к поставленным сценам. Рабочий день в соответствии с торжеством завершают раньше. За их нескончаемым перебором голов поднимается деревянная башня, часы которой скоро отобьют «6». В первые ряды выводят только семьи нескольких мужчин-победителей, отделяют специально, чтобы крупным планом запечатлеть горюющие лица матерей и детишек. Центр не вмещает всё население главного города в Седьмом, отчего нетрудно рассмотреть, как на удаляющихся улицах продолжают строиться люди. Миротворцам не приходится их гнать, пусть и вооружённые солдаты власти плотным строем окружают первый дом правительства и соседние здания, крыши которых занимают телевизионщики. Расслышать легко, как в воздухе трепыхаются полотна флагов и плакаты, заготовленные к Третьей квартальной бойне. Официальное начало церемонии всё ещё не объявляют, когда Александр замечает, что люди Седьмого почти не говорят. Их взгляды обращены к Дому правосудия, но голоса один за другим теряются в неразборчивом шуме. На площади замирает напряжение. Юноша знает, с выступлением представителей Капитолия и речью мэра микрофоны не запишут ни одно напускное рукоплесканье. Никто среди жителей не одевается к особому празднику, а некоторые вовсе приходят в разодранных на производствах тряпках.       Победителей к началу Жатвы отводят на специальный помост, отделённый от ступеней, на которые восходят мэр, молодая присланная из столицы ведущая и Иван. Ему в этом сезоне решают не доверять громкие приветствующие речи. Церемония лишена пышности, которую предпочитают богатые из дистриктов. Рядом не стоят девочки с возложенными на головы венками из листьев и веток, никто не держит в руках полагающиеся им букеты, которые будет необходимо вручить следующим трибутам Седьмого. Но Александр видит отголоски знаменитых побед в вывесках и лозунгах, зазывающих людей к азарту и спортивной жажде следить за проведением Голодных игр. Скоро на площади поставят палатки с бесплатной едой и прохладными напитками. На лесопилках и фабриках трансляцию Бойни не остановят даже с наступлением ночи, а детям в школах будут рассказывать о соревновательном духе Игр и гордости, которая полагается жителям их дистрикта за славу и достоинство ныне живущих триумфаторов.       Ряд победителей выступает плечом к плечу, беря начало с Багрой. Над деревом помоста ветер перебирает качающийся подол её юбки и поднимает с плеч блестящие витки угольно-чёрных волос. Неприветливый кармин одежд спускается к ногам женщины, пока на её груди и руках топорщится лёгкий материал белой блузки. Воротник и рукава той подведены крестообразным узором цветных нитей, что указывает на работу местных мастериц. Покидая дом матери рано, Александр не знает торжества, к которым его родительница могла бы избирать праздничные одеяния. Но с юных лет Багра смотрит на значительность Капитолия с высока, и теперь, когда два десятилетия отделяют её от победы в Голодных играх, она не избирает иное. Важность принадлежит ей, знание чего разлито в гордо вознесённой голове. Руки женщины лежат за спиной, а её плечи остаются широко расправлены.       Расстояние, что отделяет её от Люды можно очертить ладонью. Изумрудная ткань её брюк собирает пыль с досок под их ногами. Того же цвета туника без рукавов подвязана кожаным ремешком. Одна из рук девушки отдана Александру. Её пальцы не перестают дрожать, а кожа холодна. Под тонким запястьем юноша может чувствовать, как беспокойно бьётся сердце победительницы. Её взгляд опущен к их ногам в нужде сбежать от взглядов толпы. Длинная коса дёргается за её спиной с тем, как девушка вертит головой, бормоча себе под нос поперёк голоса ведущей. Лицо остаётся бледным.       Изредка до Александра доносятся приглушённые слова мужчин, что занимают место рядом с ним. Их голоса спокойны, переполнены ожиданием суда, который Капитолий им отведёт. Объективы камер вместе со взглядами людей направлены на победителей. Уже скоро расписанная зелёными линиями рука капитолийки опускается в одну из стеклянных сфер, по традиции начиная от девушек. Всего две карточки с именами перекатываются на прозрачном дне. Шелест развёрнутой над микрофоном бумаги проносится по площади дистрикта-7, погружая её в тишину. – Людмила Карно, – вызывает ведущая, делая непримиримость людей густой и легко осязаемой. Чьи-то руки в толпе ложатся на сердце, кто-то вскрикивает высоко. Александр поддерживает Люду, не позволяет ей упасть, когда плечи девушки сжимаются с надрывным всхлипом. – Я доброволец, – объявляет Багра, выступая к ступенькам поставленной сцены.       Её голос звучит незаинтересованно, истинно безразлично. Слова выговорены так, словно они предназначаются только учредителями Капитолия, а сама женщина не заботится, услышат ли их в самых отдалённых уголках городского собрания. Со вздохами окружающих людей Люда вскидывает голову, но юноша обнимает её, отводя от располагающей к ведущей стороны. Позволяя себе прикрыть глаза, он повторяет вновь – она не будет участвовать в Играх. Надменность ведёт шаг Багры, когда она не спешно проходит пред дверьми Дома правосудия и, не позволяя капитолийке прикоснуться к себе, занимает противоположную сторону сцены. Слышится, привередливой представительнице правительственного порядка мало приходится по сердцу нарушение протокола и нежелание Багры дожидаться официального обращения, с которым спросят: «Нет ли среди победителей добровольцев?». Но даже мэр, качая головой, машет рукой, предлагая продолжать церемонию, и лицо ведущей мгновенно озаряется благоволящим выражением. Восхваляя сделанный победительницей выбор, капитолийка говорит пред микрофоном, но встреченная тугим молчанием, она избирает направиться к сфере с именами мужчин, широко покачиваясь в вычурно элегантном шаге. Сложенная карточка легко взмывает в её пальцах. Чужой тон наполняется задором и восторгом. – Александр Морозов.       Пальцы Люды со скрипом ткани остро вцепляются в его руки, когда он осторожно целует её в лоб и направляет к остающимся на помосте победителям. Не уделяя им внимание, он смотрит в глаза девушки – видит, как они блестят в безумном отчаянном чувстве и понимании того, что Капитолий его заберёт. Её руки скованы неестественно, когда Александр их отпускает, его взгляд проходится по мужчинам, что занимают место за её спиной. Всего на секунду ему хочется уповать на заурядное человеческое благородство и нелёгкую для того жертвенность – огонёк надежды на то, что кто-то из них мог бы выступить за него. Но они не сделают это для мальчика, подаренного милости правительства. И он не сможет обругать выбор, что принадлежит их домам и семьям. Женщины и дети нуждаются в этих победителях. И дистрикт-7 легко сможет пережить потерю гордого вскормленного Капитолием мальчишки. Однажды он говорит, что не пойдёт на следующие Голодные игры добровольно. И в Капитолии слышат эти слова. Это делает его дело сложнее.       Александр возносит голову, знает, что его лицо будут транслировать на каждый экран столицы и всего Панема. Уголки его губ приподняты высоко с пишущей выражение холодной уверенностью. Он поднимает руку приветственно в понимании, что жест будет высоко оценен в первых дистриктах и самом Капитолии. Ведущая воодушевлённо встречает его на сцене подобно дорогому давнему знакомому. Её слова легки, когда она объявляет, что столичная публика с теплом и обожанием встретит его вновь. Стоит занять полагающееся на сцене место, Александру желает взглянуть на свою мать. Он хочет спросить, знала ли она, что как бы продолжительна и совершенна ни была её Игра, власть найдёт путь изничтожить всё, что достигнуто её рукой? Сколько бы Багра ни была умела и хитра, Капитолий находит способ их наказать. Среди профессионалов утвердят – девица из Двенадцатого бросает их на Арену. Но юноша знает суровую правду. Причина находится лишь в том, как мало власть вольна каждому из них дать за прожитые Голодные игры. Всякий, кто выйдет на Третью квартальную бойню, просит слишком много, нежели контроль президента Сноу может им дать. Александр это изменит. – Счастливых вам Голодных игр! – провозглашает представительница Капитолия. Окружающий их лес и сам дистрикт-7 встречает её беззвучием, и она не может знать, что смотрит в лицо опасности. На сцене не слышны даже терзания Люды. – И путь удача всегда будет на вашей стороне.       Александр уже поворачивается к мэру, пока его внимание не покидает Люду. Миротворцы направляются к помосту победителей, чтобы сопроводить двоих из них и взять под надзор тех, кто станет менторами для выбранных трибутов. Юноша только выходит к ступеням, когда по толпе жителей прокатывается свист в точности схожий на те, которыми рабочие обмениваются во время рубки леса. Среди людей – в дальней стороне площади, взмывает рука. Стоящие впереди мужчины быстро подхватывают жест, поднося три пальца к губам и поднимая их к своим победителям. Они не обращаются к Александру, они провожают девочку, которую Капитолий никогда не вернул целиком. Ту, чью семью старшие жители всё ещё помнят, как не забывают и то, кто казнит их в собственном доме. Победительница дистрикта возвращается в Седьмой, чтобы навсегда быть в нём одной. Александру не полагается смотреть на этот знак, что кричащим жестом солидарности и поддержки предназначается каждому восставшему дистрикту Панема. И он не позволяет себе обернуться – взглянуть, как Багра смотрит на борьбу, которую им предлагают. Александр не примет её теперь, когда властители Капитолия смотрят на него особенно пристально. Этот протест принадлежит упрямице из дистрикта-12, которой полагается погибнуть в грядущей Бойне. Власть требует, чтобы она была мертва, волю чего правительство вкладывает в руку своего обожаемого победителя.       Когда площадь наполняется гулом разгоняемой пред телевизионщиками толпы, юноша подхватывает Люду с помоста, спуская её к земле на руках и направляя их обоих к гудящему автомобилю миротворцев, что отвезёт их к платформе дистрикта. Девушка жмётся к его боку, не переставая оборачиваться в справедливом страхе, что солдаты начнут стрелять или казнят кого-то на том же помосте, что был ими занят. Солнце постепенно катится к горизонту и, позволяя ему себя ослепить, Александр вслушивается в то, как Иван просит Багру идти вперёд. Тон сопровождающего остаётся строен.       В машине кабина водителя отделена чёрным стеклом, из-за которого доносятся приглушённые разговоры миротворцев. Двери щёлкают мягко напоминанием того, что трибуты не могли бы бежать. Один из мужчин-победителей станет наставником для Багры, и Александр не старается выспросить, разрешат ли ему хотя бы попрощаться с семьёй. Из-под сидений доносится едва уловимое гудение, когда Люда прибивается к одному из окон. Тревога широкими мазками лежит на её лице, а колени дрожат, но вокруг не находится ничего, чем бы их можно было накрыть. – Ты хочешь, чтобы я поехала с вами в Капитолий? – Мне необходимо, чтобы ты была в Штабе игр, когда я выйду на Арену, – не ища утешительные слова, кивает Александр. Тени поднимающегося вокруг леса бегут по лицу Люды.       Ни одно кроткое слово не смогло бы облегчить кошмар, преследующий её сердце. До сих пор юноша рассчитывает, что отправится в Капитолий в качестве наставника для их трибута и желает избрать Люду в качестве своей спутницы, но жеребьёвка отводит ему иное. Близость Голодных игр не наградит их временем, а решение Жатвы ломает цепочки замыслов и делает всякое намерение незначительным. Александр найдёт на их место иные, но сейчас судя о последствиях, он не может позволить Люде запереться в их доме, где кара Капитолия легко могла бы её настигнуть. – Ты моя невеста, – убеждает юноша, протягивая руку к запястью Люды. На её безымянном пальце искрит платина обручального кольца. Взгляд на то являет угодный сценарий – историю, которую они могли бы предоставить публике, что не пожелает Александра отпускать. – И ты будешь моим ментором. Я не нуждаюсь в другом. – Ты вообще не нуждаешься в менторе, – смеётся девушка, несильно встряхивая головой. Её пальцы дёргано убирают упавшие на лицо волосы. Она поворачивается к нему на сиденье, шепчет так, словно надеется, что даже сидящие впереди миротворцы их не услышат. – Обещай, что выиграешь. – Я выиграю.       Улыбка приходит к лицу Люды, вторит тёплому выражению, и юноша не говорит больше, не желая её омрачить. Они понимают победу по-разному, он это знает. Её выживание станет частью его победы. До сих пор они проходят большой путь и должно утвердить – не для того, чтобы двадцать три из них в следующие две недели умерло. Но правила устанавливает Капитолий, оставляя для себя единственный шаг – поместить их на Арену и заставить играть. И сейчас Александр лишь смотрит на девушку, которую могут лишить единственного оставшегося в жизни покоя. Она будет надеяться, что Игры закончатся быстро, и они скоро вместе вернутся в седьмой дистрикт – их дом. Юноша хочет для неё этого, желает для Люды жизнь, в которой она нуждается. Но победителям не намереваются предоставлять эту заслуженную выгрызенную в триумфе роскошь. С Третьей квартальной бойней Александр не станет за неё торговаться.

•

      Когда поезд отъезжает от дистрикта-7, Александр не встречает Багру за ужином. Он предполагает верно, она привыкает есть одна и сейчас выбирает, чтобы еду принесли в её купе. Но выбирая отведённый и подготовленный для отдыха вагон, для себя и Люды юноша просит поставить пищу на невысокий столик. Занимая один из диванов, они дожидаются Ивана и вместе заготавливают речи для столичной публики и несуществующие поразительные события, что находят места в их жизнях за то время, что Капитолий не видит их влюблёнными и идущими рука в руке. Они выбирают для сценариев вычурную меру – ту, что заставит людей вскакивать со своих мест и теряться в чувствах. Избранным идея должно льстить масштабу, с которым Третья квартальная бойня охватывает весь Панем. Победители с этим сезоном не нуждаются в проводниках, и Александр не жалеет о своём выборе, когда Иван подтверждает, что поддержит задуманное и легко найдёт для них то, что потребуется. Там, где с решением Жатвы юноша не сможет следить за положением вещей лично, будет присутствовать его сопровождающий, и сейчас победитель не найдёт большую надобность в человеке ином.       Когда для телевиденья подготавливают полную запись Жатвы, за окнами поезда уже сгущается мрак летней ночи. Первый и Второй дистрикты, располагаясь ближе всего к столице, проводят жеребьёвку последними. Не желая искать сон, Люда приносит для них одеяла, когда Александр включает запись. Транслятор переносит красочное изображение на красное дерево, которым закрыта стена вагона. В жеребьёвке нет справедливости для тех, кто не верит, что её порядок тоже диктует Капитолий. Она наделена только удачей. Люда спрашивает верно, разве есть честное в том, что Жатва нарекает трибутом женщину, чьи маленькие дети бегут за ней по пятам, не переставая пытаться схватиться за родительницу и не желая отпускать? Она является победительницей из Восьмого, и на репортаже рассмотреть легко, что команда из Капитолия выбирает один из немногих углов главного города в дистрикте, что рушится под бомбами и тает под огнём.       Александр верит, люди Четвёртого особенно сильно похожи на жителей Седьмого. Их сила взращена с близостью моря, и сама водная гладь волнуется, когда Жатва выбирает Зою. Она ждёт это, юноша может то видеть. Гнев, которым обведен образ Назяленской, стекается к людям. Они выкрикивают что-то, но звук записи ожидаемо оказывается урезан. Александр помнит, с объявлением Третьей квартальной бойни не ища сожаления, Зоя заключает единственное – Капитолий захочет увидеть её смерть на этой Арене. И эту же судьбу Жатва возложит на других трибутов, та же предназначается Алине Старковой. Когда в дистрикте-3 жеребьёвка выбирает Давида, Люда зовёт это несчастьем, трагедией. В том не может быть закономерность, но Костюк утверждает однажды – знание тоже способно стать совершеннейшим из оружий. И теперь трибутом выбирают того, кто дарит правительству и учёным в столице не одно изобретение. Александр предпочтёт, чтобы Давид не выходил на Арену, но право заботиться об удобствах им не принадлежит.       Кадры показывают главную улицу дистрикта-1, что даже с наступлением позднего вечера сверкает белым мрамором. Свет разливается меж домов, и в Первом почти никогда не угасает. Победители там рассиживаются в составленных полукругом креслах, разделённых на мужскую и женскую половину. Настроение их схоже только на представителей Второго, где люди смеются и поддерживают своих трибутов в возможной победе. Когда рука ведущего поднимается из чаши с именами, заставляя Люду хлебнуть воздух, Александр выговаривает вместе с ним «Линнея Ланцова», впервые позволяя себе предугадать, рассчитать решение власти. Девушка встаёт со своего места, свойственное семье и обращённое к другим победителям высокомерие на её лице способно уколоть. Но для близкого друга последнюю нужду в её действии рассмотреть легко. Подобно загнанному зверю Линнея ищет, ожидает, что на её место найдутся другие, гордые и желающие себе показать профессионалы. Но никто не вызывается выступать добровольцем за неё, когда девушка подаёт руку ведущему и обращается к жителям своего дистрикта. Напускная восторженность с трудом скрывает дрожь в её голосе. Она является одной из наиболее молодых женщин-профи в своём дистрикте, и если она показывает достойный результат во время подготовки, мэр Первого не станет искать другого, более подходящего трибута для Бойни. Объективы камер первым планом запечатлевают лица её семьи: растущую в родителях гордость и плохо затаённый в Николае пыл. Парень злится, Александр это знает. Он видит то в наглости, которая направляет очередной жест Ланцова. За размашистыми чувствами извечно легко скрыть разочарование и ненависть. – Не делай глупость, Николай, – обращается к трансляции юноша, двигаясь ближе к краю дивана. Поезд покачивается, и он складывает руки пред собой. Люда придерживает его за плечо, когда наступает очередь мужчин. – Ты не должен быть на той Арене.       Но раньше, чем Александр мог бы осознать, чьё имя вызывает ведущий, среди победителей Первого взмывает рука: поверх звучащих аплодисментов Николай объявляет себя добровольцем. Сидящий рядом мужчина – отец, хватает его за локоть с велением вернуться на своё место, стоит юноше подняться из кресла. Ликование жителей перебивает голоса мэр и самого представителя Капитолия, когда не ожидая решение, Николай выдёргивает рукав из рук своего родителя, горделиво направляясь к своей сестре. Предмет внимания телевизионщиков сменяется быстро, но они успевают показать, как их мать начинает рыдать. Поступок парня злобой разливается по лицам других профи, что желали себя проявить в исключительной Бойне. Но даже для дистрикта-1 правила изменить нельзя. Капитолий захочет увидеть брата и сестру на Арене.       Аккуратно отпуская руки Люды и сжимая челюсти, Александр намеревается направиться к телефону, но останавливая себя, он вновь опускается на диван, пряча лицо в ладонях. На площади Первого звучит гимн, и в транслируемой записи Николай всё ещё не знает, кого Жатва выбирает в других дистриктах. Юноша не звонит ему специально, зная, какой выбор сделает Ланцов. Но для него ничто не имеет значения без людей, которые могли бы его поддержать. Александр верит, Николая могла бы спасти только указывающая на него жеребьёвка – кто-то другой предвидимо вызвался бы добровольцем, не желая отдавать шанс победы в этом сезоне семье победителей.       Они встретят эти Игры вместе. И если они пройдут так как угодно президенту Сноу, от общества победителей не останется ничего, что Александр когда-то воссоздал или знал. Старик всегда говорит, что идеи их фаворита и амбиции не предназначаются дистриктам – они нужнее Капитолию. В правительстве давно ищут способ его контролировать, когда не получается убить. Юноша делает себя выгодным для них, но Алина Старкова показывает власти опасность, которую представляют победители. Она обращает пламенем огоньки надежды, которые живут в тех, кто выживает на Арене. И Капитолий не может позволить тому выйти за рамки контроля. Союз с Александром принадлежит Капитолию, но его не возводят понятиями о дружбе и расположении, соглашение остаётся пронизанным только скупой выгодой. До сих пор, начиная одним из дней своего четырнадцатилетия, юноша протягивает руку ко всему, что способно доказать его верность и возвысить собственную востребованность в глазах капитолийцев. Их вера и благосклонность правительства есть то, в чём он нуждается, чтобы покорить этот сезон Голодных игр. За победу полагается награда. За усердием следует результат. За работу выделяется плата. Но Третья квартальная бойня переменит каждый порядок вещей.       Президент Сноу хочет, чтобы Панем поверил Александру – поверил очередному образу, который способно сотворить телевиденье. Но Александр знает суровую правду. Теперь, когда дистрикты направляют свою силу против Капитолия, они способны поверить только девушке, которая дарит им надежду. К их убеждению ведёт только один путь – необходимость того, чтобы Алина Старкова сама рассказывала угодную президенту и самой власти историю. И мальчик из дистрикта-7 находит таковую. С юности он слышит рассказ о злодеях – ублюдках-профессионалах, нелюбовь к которым растят в дистриктах. Александр знает их презирающие и отвергающие взгляды, и он находит их подходящими. Люди всегда бывают жадны до страданий своих героев и враждебны к их благам. Жизнь, которую он мог предложить Алине, была способна понравится ей самой, но она никогда не будет угодна сценарию, что с жаром солнца разжигает волнения в дистриктах. Их жителям будет удобнее смотреть на победителей Двенадцатого и видеть их угнетёнными, утопленными в своих обречённых судьбах. Они не ожидают встретить на своих экранах напускную умиротворённость улыбок и роскошь жизней, спонсированных самим Капитолием в обществе, что поддерживает идеи власти.       До сих пор Александр в этом преуспевает, находя себя захваченным её борьбой, с которой Алина смотрит на мир из столицы. Очарование, дивное увлечение рождает и то, сколь многим вещам предназначается сострадание её сердца. Профессионалы нуждаются в ней, они быстро привыкают к сочувствию, которое не предназначается мерзавцам. Победители не судят наивность взглядов, которых их лишают, они рассчитывают те уберечь. Память о том, насколько они хрупки, всё ещё нарывает подобно незаживающей кровоточащей ране. И она – победительница Двенадцатого, нуждается в них, тянется к друзьям, которых у неё никогда не было. Обделённый человек быстро привыкает к заботе и поддержке.       Наличие Николая, Линнеи и Давида на Арене вынуждает всё менять. Они являются переменными, которые Александр не может отбросить, смотря на возможные исходы Игр. Он ожидает встретить в Бойне Багру и Алину, но сейчас, обращаясь к Люде, юноша не ведает, в чём мог бы её убедить. Ничтожно малое устраивает его в возможностях, которые предоставит Арена. Есть только один победитель, и даже азартные богачи Капитолия не могли бы утвердить, кто им будет. Дверь купе отъезжает с тихим звуком и, различая отрывистые шаги, Александр не ищет взглядом свою мать, веление заставляет его поморщиться. – Уйди с моих глаз и дай мне поговорить с сыном, – подтягивая воздушное покрывало к своим плечам, Люда уже встаёт, когда юноша коротко кивает, позволяет понять, что ничего плохого не случится. Ей следует отдохнуть и выспаться пред приездом в Капитолии. Багра избирает для себя место напротив, где за её спиной всё ещё переменяется картинка первого государственного канала. Смотря на неё исподлобья, Александр не спрашивает, говорит ли уже женщина со своим ментором. – А ты, мой мальчик, воды в рот набрал. – Это, пожалуй, – протягивая руку к остывающей чашке горячего шоколада, юноша наклоняется к столику, – самое ласковое из всех тех понятий, которыми ты когда-либо меня звала. Глупость с моих уст тебе тоже не понравится, и я не стану благодарить, – он встаёт, поднося к губам сладкий напиток. – Нам не о чем говорить. И Люда не заслуживает такого к ней обращения. – Кто-то тебя послушает и решит, что девочка развалится, если на неё подуть, – не повышая голос, осмеивает женщина в спину Александру. Вопрос зовёт медлить пред открывающимися дверьми вагона. – Как ты собираешься сражаться на этой Арене? Против щеночка или хотя бы против этой языкастой девицы из Четвёртого. Ты никогда не противостоял своим друзьям, – указывает Багра, оголяя правду, которую юноша знает с шести лет. Она желает, чтобы выиграл он. И она сделает всё, чтобы он выжил там. Какое бы поучение женщина ни нашла для него теперь, Александр не может сказать ей, что эти Игры будут другими. – Вернись на своё место, мальчик, я преподам тебе ещё один урок.

pov Алина

      Толпящиеся на площади люди расступаются в стороны, образуя немой коридор, пока четвёрка миротворцев сопровождает победителей к отгороженной верёвками площадке, приставленной к сцене, по традиции возведённой пред домом правосудия. Не отпуская руку Мала, Алина идёт впереди. Единственный раз оборачиваясь, она проверяет, замыкает ли их Хеймитч. Мужчина только встряхивает опущенной головой, словно солнце в жаркий летний день светит для него излишне ярко. Вспоминая о прошлом годе, девушка не способна ментора узнать. Она могла бы ожидать видеть его бессознательно пьяным с серо-зелёным цветом кожи и налитыми кровью стеклянными глазами. Но Хеймитч выходит на помост вместе с ними, и Алина знает, что как только они взойдут на капитолийский поезд, они получат помощь и каждый совет, что мог бы помочь выжить на Арене. Слово ментора, как приходится вспомнить, одним из первых называет её выживание возможным. Хоть и, если она спросит, он никогда не возьмётся убеждать, давать слепые надежды. Всё решит время подготовки и ожидающая их Бойня.       Поворачиваясь к жителям Двенадцатого, Алина быстро находит в первом ряду Нину. Красный воротничок её платья слегка топорщится, и утром она не перестаёт хвастать солнцем, которое девочка сама вшивает на одежде. Она надеется, что то же заступница нарисует на её лице жёлтой краской. Опасаясь внимания, которое навлекут на себя дети, Алина детскому желанию не уступает, вместо того перенося рисунок на рубашку Миши, не боясь ту испортить. Он сам стоит у бока сестры, горделиво вытягиваясь и растирая кулачками красные глаза. Их приводят на площадь старшие воспитанники приюта – друзья Мала. После на время Игр им позволят вернуться в Деревню победителей, пока не решится то, возникнет ли для них необходимость возвращаться в приют. Алина всё ещё чувствует на себе силу, с которой Нина её обнимает пред тем, как наступает время идти на Жатву. Она не плачет, но плачет сама победительница, когда Мал подходит к ним, держа Мишу на руках. Девушке кажется, их нескончаемо желают обокрасть. Может быть, она вовсе видит свой дистрикт в последний раз. Её дом незамедлительно освободят, если на Арене выстрел пушки обозначит её смерть. Место на приютской койке уже отдано другому обездоленному ребёнку, а стены перекрашивают. Они с Малом ничего не оставляют в дистрикте-12, и Алина уверена только в одном – Панем будет их помнить. Вероятно, воспоминания о том, что им удаётся сделать, всегда будут жить в мечтах, рассказах и сердцах людей. Но победительница не сомневается, Капитолий может попытаться уничтожить и эти крупицы надежд в жизнях дистриктов.       Алина не слушает программу. Мэр в соответствии с ежегодным порядком рассказывает об истории Панема и о названном Голодными играми наказании, которое выносят дистриктам за мятеж против Капитолия. Женя, как подобает представительнице Капитолия, приветствует публику. На сцене в день жеребьёвки победительница видит Сафину впервые и сейчас не может рассматривать перетянутое чёрным ремнём объёмное платье, что напоминает два составленных ножками друг к другу бриллианта, налитых рубиновым цветом. Из рыжих волос Жени сзади сплетена пышная корзина, перетянутая золотой сетью и украшенная чёрными неизменно драгоценными камнями. Алине нравится её голос – сильный и поющий, способный завлечь к себе внимание любого своими чистыми нотами. Капитолийка не говорит о торжестве, не подбадривает настроение дистрикта, но говорит возвышенно, как дано представительнице безграничной силы, которой наречено представителей дистриктов покарать. Собравшиеся жители стоят в молчании, точно провожают тех, кто уже мёртв. Правильно, потому что они тоже в отчаянии. Алина видит в их нескончаемых освещённых солнцем лицах мало от силы и ещё меньше от веры. Но с проходящими Играми что-то меняется в том, как они смотрят на приезжающих из Капитолия гостей и расставленных вокруг вооружённых миротворцев. Их взгляды переполнены надеждой, предметы которой скрыты в победителях пред ними. Что-то изменится с этой Бойней, это убеждение Алина находит на лицах Двенадцатого. После долгой тяжёлой зимы они видят пред собой шанс выстоять. Но девушка не знает, кроется ли он в победе или растущей идее революции. Она ждёт запись Жатвы, надеется рассмотреть, стоят ли всё ещё восьмой и одиннадцатый дистрикты.       Когда Алина поднимает голову к расставленным на крышах соседних домов камерам, она верит, они ждут её слёзы. Они желают ухватить для себя истеричное отчаяние, которое норовит расплескаться вокруг каждый раз, когда она смотрит на детей. Им не позволят попрощаться после Жатвы, юные воспитанники не являются членами семьи. Они верят в то, что Алина победит. И она не может сломать их веру рыданием. Капитолий не получит её боль ради своего развлечения. Алина не сдаётся переживанию, когда поворачиваясь у микрофона, Женя вытягивает из сферы единственную карточку, вызывая её имя. Речь не являет дух ежегодного состязания или задор, но облачает важностью, которую победительница узнаёт в Капитолии. Восходя на сцену, она теперь почти не замечает телевизионщиков, что с очередными столичным мероприятием и преддверьем сезона Голодных игр, следуют за ними повсюду. Этому Алина учится быстрее прочего. Решить, следует ли удостаивать их вниманием, может только она сама, а иногда отказ или неприступность намного ценнее, нежели слепые угождения репортёрам.       Девушка всё ещё скверно переносит множество глаз, обращённых к ней одной. Но Линнея учит её хитрости: необходимо всего лишь смотреть поверх голов, уцепиться взглядом за нечто вдалеке, не позволить себя смутить. Но Алина не перестаёт сжимать взмокшие холодные ладони, когда рука Жени опускается в чашу мужчин. Голос замирает пред объявлением. – Хеймитч Абернати. – Я доброволец, – заставляя Алину дёрнуться, объявляет Мал. Она перестаёт слышать голос ведущей, разбирает только, как Миша зовёт заступника из толпы. Оглушительный стук сердца норовит переломать рёбра в груди, когда в ошеломлении девушка смотрит на Оретцева, открывая и закрывая рот. Она до крови раскусывает щёку, когда губы начинают дрожать. – Ну вот, пожалуйста, – цыкает Хеймитч, преграждая победителю путь на сцену и явно заставляя миротворцев крепче схватиться за спои дубинки. – Не глупи, парень.       Но отпихивая руку ментора, Мал поднимается на сцену. Даже Женя медлит, когда приходит время вновь обратиться к микрофону, чтобы объявить трибутов Третьей квартальной бойни и семьдесят пятых Голодных игр. Ей известен план – общее намерение помочь Алине выжить на Арене, решение Хеймитча, что могло бы подарить жизнь им обоим. И до сих пор девушка думает, что Мал тоже его знает. Она шагает в сторону, занимая свою половину сцены, знает, что парень пожелает подойти, взять её за руку и показать, что они едины, как были и тогда – год назад. Но Алина спотыкается об эту дурость. Она даже не может быть уверена, во что верит Оретцев. В то, что они вновь смогут покинуть Арену вдвоём? Грудь содрогается с выдохом, когда девушка находит взглядом детей, шепчет одними губами «всё будет хорошо», зная, что ей не предоставят шанс узнать, верят ли они ей. Алине чудится, она может слышать смех Николая, что этой ночью тоже будет смотреть Жатву. Подлец-профи утвердит нагло, что любой дурак мог бы это предугадать. Но девочка-сирота знает Оретцева дольше прочих, и до сих пор она верит, что предугадывать следует ей. – Поздравляют с Голодными играми! – жеманно объявляет Женя, заставляя Мала остановиться на другой половине сцены, рядом с мэром, чьё лицо более не выглядит скучающим. Печаль рождается в его глазах, когда мужчина обнаруживает, что победительница на него смотрит. – И путь удача всегда будет на вашей стороне.       Взгляд не сразу удаётся сфокусировать на людях, когда кто-то среди первых приставленных к Дому правосудия жителей окликает Мала, стоит их небольшой процессии направиться к ступенькам. На лицах старших мальчишек из приюта, что с наступлением года вступают на работу в шахтах, всё ещё лежит грязь и пыль, но они прижимают три пальца к губам, протягиваю руку к парню и девочке, которых они знали в стенах детского дома. За ними поднимаются другие, выражают восхищение и признательность, провожают тех, кого любят. Сжимаясь всем телом и вспоминая грохот, с которым старику на площади Одиннадцатого простреливают голову. Ища взглядом детей, Алина не перестаёт оборачиваться и спотыкаться, когда сопровождающая двойка миротворцев, подталкивает их к выходу со сцены. Голос хрипит, девушка зовёт Нину, замечая лицо девочки, которая быстро оказывается украдена сгоняемой солдатами толпой. Только когда победительница равняется с Хеймитчем, она позволяет себе расслышать убеждение, с которым мужчина к ней обращается. Никто не станет расстреливать полную площадь детей в день Жатвы. Даже Капитолий не позволит себе подобное расточительство.

•

      К поезду они добираются быстро, а на платформе состав начинает отправление, как только за представителями дистрикта-12 закрываются двери. В своём неповоротливом платье Женя едва не застревает в проходе между купе. Но Алина не останавливается, чтобы рассмотреть курьёзную картину, когда в раздумье почти налетает на угол стола в вагоне-ресторане. Рука вцепляется в мягкую кружевную ткань растянутой скатерти. Расставленные чаши, вазочки и корзинки с фруктами гремят, на мгновение побуждая желать кусок ткани дёрнуть, опрокинуть на пол капитолийский сервиз, найти то малое, что заберёт из головы представление о случающемся на площади. Звонить в Деревню победителей слишком рано, Алина не ожидает, что Нина и Миша смогут вернуться в дом так быстро, и не старается выпросить у Жени телефон. Покачиваясь с движением поезда, она надеется направиться к своему вагону, осесть на кровати, подумать. Мал зовёт её и, вероятно, рассчитывает, что она остановится, чтобы его выслушать. Может быть, он даже надеется, что самовольно принятое решение не отразится обидой и болью на её лице. – Чем ты вообще думал?! – рявкая, Алина едва не заставляет парня пошатнуться, стоит тому схватить её за руку. Он отступает на шаг, дожидаясь, когда девушка развернётся к нему, не доходя до дверей купе. На другой стороне Хеймитч видно морщится от кричащего тона. – Зачем ты это сделал?! Как ты мог так поступить, ничего не сказав?! – Я не смог бы жить, если бы не попытался сделать всё, чтобы спасти тебя! – наперекор заявляет Мал, рвясь придержать победительницу за руки. Его ладони проскальзывают по предплечьям, словно он не ведает, как следует к ней прикоснуться. Жар под кожей становится невыносим, и Алина знает, что её лицо красно. Грудь вздымается резко с тем, как часто она дышит. – А как я буду жить, когда ты умрёшь на этой Арене? – спрашивает девушка неуступчиво. Заставляющие содрогаться чувства комом застревают в горле, не позволяют вдохнуть полной грудью. – Ты хотя бы понимаешь, что если мы оба погибнем там, то всё будет потеряно! – сипит победительница в дрожащем голосе. Она не знает, почему ищет необходимость скрыться, обращаясь к родному человеку. Смотреть на Мала невыносимо от представления о том, как легко он может погибнуть пред её глазами, пусть и все задиры и негодяи ему никогда не были страшны. – Всё, что мы делали прошедшие несколько месяцев, было ради того, чтобы я могла вернуться домой, – отделяет Алина. Мал становится одним из первых, кто поддерживает её, и до сих пор девушка не гадает о том, почему он так быстро уступает Александру. Ещё тогда Оретцев намеревается сделать всё по-своему. Его вера в намерение преуспеть на Арене Старковой не принадлежит. – Чтобы мы оба могли жить, но ты, как кажется, никогда в это не верил и решил всё сам для себя! – Я хочу, чтобы ты вернулась домой, именно поэтому я не могу доверить твоё выживание ему! – спорит парень, пальцем указывая на вторую половину вагона. Подхватывая графин, ментор наливает себе что-то в стакан и прищуривается, стоит голосам направиться к нему. – Хеймитч нужнее там – в Капитолии, чтобы подписать контракты со спонсорами и обеспечить тебя тем, что потребуется на Арене. Я на это не способен, – дробно выдыхает Мал, вьющиеся пряди волос падают на его лоб. Его тон отчего-то кажется холодным, и Алину передёргивает в плечах. Нет ничего лёгкого в дне Жатвы, но идя к Дому правосудия, девушка верит, что они являются одной командой. – Но я могу защищать тебе от других трибутов столько, сколько буду стоять на ногах. – Прекратите срывать свои прекрасные голоса прямо пред выступлениями, – цокот каблуков сопровождает приближающиеся шаги Жени. Она останавливается подле пустующего стола. В свете поезда красный цвет её одежд оказывается болезненно ярок. Одно изящное веление с её уст распускает в груди чуждый стыд. – Немедленно. – Я пытался его отговорить, солнышко, – наигранно виновато кланяясь, Хеймитч поднимает обе руки, заставляя Алину выглянуть из-за фигуры Мала. Смысл его слов царапает изнутри, и она выходит навстречу ментору почти судорожно от мысли о том, что он может стать единственным, кто вернётся в Двенадцатый. – Но я не всесилен. – Ты знал о том, что он собирается сделать? – Он пришёл ко мне, – разводит мужчина рукой. Он жмурит глаза так, будто поднятый вокруг ор заставляет его голову болеть, – со своими геройскими убеждениями в одну ночь, и очень настаивал на том, что прогнать со своего порога я его смогу только с разбитым носом и парой синяков, – складывая руки на груди, Алина останавливается перед ментором, когда тот выглядывает за её спину. – Я говорил, что ей это не понравится, парень... – Если никто из нас двоих не вернётся, ты должен позаботиться о детях, – не ища промедления и заставляя Хеймитча встрепенуться, объявляет девушка.       Он смеётся неожиданно, заставляет обратиться к пониманию изречённой глупости. Даже Мал позади что-то бормочет, должно быть, не находя никакую серьёзность в словах. Ментор пред Алиной тянется к отставленному на стол стакану, но она наклоняется к нему раньше, выбивая хрусталь из-под чужой руки, заставляя тот прокатиться по столу. Женя шепчет что-то схожее на «бескультурье», отходя от стола, чтобы чужой напиток не расплескался прямо на неё. Мгновения Хеймитч смотрит на девушку в недоразумении. Она не заботится, о чём ещё они договариваются с Малом за её спиной. Она будет готова к Играм, об этом Алина решает в уходящую зиму. Но сейчас она надеется только, что два ребёнка не останутся одни с ужасом, которым их окружат грядущие недели Игр. Девушка обещает им другую жизнь. И вина за то, что она эту клятву не может сдержать, растекается по венам вместе с тоской и разочарованием. – Я вряд ли похож на ответственного родителя. – Мне плевать, – фыркает победительница упрямо. Ей кажется, если всё напряжение и злоба её покинут, она рассыпется мгновенно, уступит воле президента Сноу и упадёт в жизнь полную страха и отчаяния. – Ты должен пообещать мне! Хеймитч, у них ничего не останется, кроме денег. У них заберут дом.., – всхлипывает она. – Я не могу доверить их кому-то другому. Обещай.       Хеймитч невыразительно кивает. Предложение ему не нравится, Алина способна это видеть. Двое детей – не то, что может быть частью его образа жизни. Но девушка в любой из дней предпочтёт для них его стены, нежели койки приюта. Руки ментора ложатся ей на плечи. Жест кажется невесомым, и в тот же час достаточным для того, чтобы выбить воздух из лёгких, отпустить гнев. В ногах является слабость. Алина позаботится о том, что дети не будут оставлены, а после вернётся к поездке на поезде, после которой её вышвырнут на Арену подобно куску мяса на развлечение капитолийцам. – Но давай пока рассчитывать на хорошее, – глаза щиплет, когда девушка их закрывает, стоит ладони Хеймитча лечь на её голову, несильно похлопывая. Всего час проходит с полудня, но она чувствует, что может легко свалиться от изнеможения. – Вроде как моей работой является поспособствовать тому, чтобы хотя бы один из вас был жив к концу следующей пары недель. – Ты знаешь, я никогда не поддерживала твою жертву. – А я уже подумал, что ты винишь парня за то, что он спас мою жалкую жизнь, солнышко, – отрывисто цыкает мужчина, явно надеясь рассмотреть улыбку на её лице. Он неожиданно поворачивается к Жене, направляя Алину к дальней стороне вагона. – А твоей работой, кажется, является готовить их к прибытию в Капитолий? – заставляя женщину вскинуть голову, Хеймитч подзывает её рукой. – Вот проследи, чтобы детишки не перессорились прямо пред приездом в Тренировочный центр. – А твоей, кажется, – плавно направляясь вокруг стола, Сафина дожидается открытия дверей. Она ждёт Алину, чтобы проводит её в отведённое купе, – было не скрывать ничего, что могло бы для нас изменить исход Игр. Но ты уже в этом не преуспел, – усмехается капитолийка. Даже звук на её губах является деликатным и от того истинно забавным. – Мы могли бы вернуться домой вдвоём, – минуя фигуру Мала, девушка впивается ногтями в собственные ладони. Она всё ещё чувствует под кончиками пальцев хруст настиранной рубашки, воротник которой она поправляет на парне в уходящее утро. Он не пытается её остановить, но вытягивается горделиво, словно Оретцев ещё будет наделён временем, чтобы Алину убедить. Но Голодные игры не наградят их подобным милосердием, и малым не удостоят никогда. – У нас был шанс. Но ты всё променял на возможность того, что я не смогу себя там защитить. – И ты знаешь, что Сноу никогда этот шанс не позволит, – обращается Мал к её спине, заставляя дёргано обернуться и схватиться за протянутую руку Жени. Женщина указывает не впервые, им следует быть осмотрительнее с именами. – Алина, если у нас был шанс, почему ещё после той – первой Арены, у нас его хотели забрать? Вернись ты с этой Бойни, кто заверит нас, что меня не казнят в собственном доме, потому что мы победим вновь? – И из-за этого ты решил не пытаться? – победительница оттолкнуть не смеет, но от своего места не отступает, когда сопровождающая надеется провести её к спальне. – И что будет на этой Арене, Мал? – огрызается она. Лоб юноши пред ней пересекают тонкие морщины, настолько сильно он хмурится, взирая на неё. Представление и ему не придётся по сердцу, но Оретцев выбирает его сам. Хеймитч что-то говорит над его плечом. Должно быть, предлагает уйти – Ты будешь защищать меня до тех пор, пока мы не останемся вдвоём, чтобы я могла тебя убить, как на то и рассчитывали? Или ты надеешься броситься под нож какого-нибудь профессионала? Раз ты всё решил, мог бы предупредить и раньше, что собираешься умереть на моих руках и оставить меня одну.

•

– Никаких слёз перед приездом в Капитолий. Они никого ещё не красили, – непримиримо велит Женя.       Ткань в её руках мягка, когда она складывает ту в несколько раз и прикладывает к уголкам глаз своей победительницы. Вокруг расходится нежный аромат выбранного капитолийкой средства. Забираясь на кровать с ногами, сквозь последнюю половину часа Алина не перестаёт икать после того, как сдаётся рыданию, как только дверь в спальное купе за ней закрывается. Она успокаивается только после того, как расхаживая вокруг, Женя в необходимости найти решение, даёт своей победительнице позвонить в дистрикт-12. Скоро их должны позвать к обеду, но девушка не представляет, где найдёт силу впихнуть в себя кусок. Она только знает непреложно, никто не одобрит её голодание. Обрывая намерение вновь потереть лицо, Алина усмехается над своими коленями. Она не меняет одежды на те, что заготовлены Капитолием, и на долгие минуты позволяет себе думать, что теперь не знает, что ей следует делать. Победительница извиняется скоро, подводит Женю к недоразумению. Но теперь, когда Сафина является единственным человеком, которого Алина хочет видеть, девушка просит прощения за то, что не перестаёт смеяться над её платьем. Она не утруждает себя заботой о капитолийской моде, в обыкновение о хорошем вкусе заботится Линнея. Её сочетание цветов и выбор нарядов никогда не перестаёт радовать. Грани предпочтённого Женей платья продолжают ударяться о ножки кровати, чем смешат ещё сильнее, когда сопровождающая заключает, что её работа с Алиной на время завершена. – Ты не посмотришь со мной Жатву? – заставляя женщину остановиться в проходе и вытягивая голову, спрашивает победительница. Съёмку подготовят только к ночи, и Алина ожидает, что проведёт этот час в постели. Но она не откажется от компании. С того дня в середине зимы, когда победительница прибывает в Капитолий в обществе других победителей, она вовсе не остаётся одна. Дома – в дистрикте-12, девушка тоже не предпочитает иное. – Нам обеим следует посмотреть её по отдельности, – клацающий звук сопровождает то, как Женя перебирает пальцами по мерцающей металлической панели. Улыбка ярких алых губ тепла. Девушка кивает. Для них обеих найдутся лица, которые они будут искать на экранах. – После мы посмотрим её вместе, Хеймитч захочет обсудить с вами соперников. Алина, – не покидая купе, обращается Сафина, когда её победительница отворачивается в молчании. – Когда приедешь в Капитолий... Даже если тебе кажется, что ты сделала недостаточно, не загоняй себя в круг нескончаемых тренировок. Тебя определяет то, что ты выбрала делать в прошедшие месяцы, а не то, как много времени ты проведёшь в симуляторе бега. Если представиться шанс, – глаза женщины горят тем же внутренним пламенем, которым описан её образ. По телу пробегает приятная дрожь о того, что она молвит с видной, присущей капитолийцам гордостью. – Проведи время с друзьями.

•

      Обед и ужин для Алины приносят в купе. В вагон-ресторан она не приходит, а Женя не посылает за ней проводника из Капитолия. Возможно, схожее решение принимает и Мал. Дорога тиха к наступлению вечера, и девушка обещает себе, что с наступлением утра покинет своё купе в назначенное время, чтобы они с Малом могли начать подготовку к Голодным играм. У них нет времени на разлад и споры – так Алина себе говорит, надеется отгородиться от сгущающейся мысли, что всего через несколько недель парня не будет в её жизни, даже если победительница найдёт способ выбраться с Арены. Сквозь день с болью в груди девушка сворачивается посреди кровати, до треска сдавливая кулаки с зажатой в них небольшой декоративной подушкой. Её ноги сводит судорогой от того, как сильно она сжимается, надеясь распасться, перестать чувствовать дерущее глотку желание взреветь. Алина не плачет, её щёки остаются сухи, но тошнота становится настолько сильной, что она боится пошевелиться в страхе выплюнуть всё, что съедает с поданных подносов. Ей кажется, внутри неё что-то хрустит и ломается безнадёжно в мыслях и представлениях о том, как Мал погибает пред её глазами снова и снова. Она не может это позволить, не способна допустить, но есть ли теперь хоть что-то, что взаправду могло бы спасти их жизни? Всё вернётся к тому, как должно было быть на Арене семьдесят четвёртых Игр, в которых кто-то из них должен был умереть.       Как и в каждый предыдущий год, с наступлением ночи репортаж Жатвы начинают с Двенадцатого, пока очередь не дойдёт до самых престижных дистриктов, на победу которых ставки делают наиболее часто. Так, телевиденье сохраняет интерес капитолийской публики до конца передачи. Ходя с другими победителями в Капитолии, Алина учится замечать этот ядовитый расчёт, рассматривает нескончаемую жадность, что не находит границы в судьбах детей, что погибают на Аренах Голодных игр. Голос Цезаря Фликермена направляет передачу, и девушка отключает звук, когда трансляция переключается, а изображение представляет площадь дистрикта-12. Она знает, что скажет ведущий. Для него, нет сомнений, заготавливают особенно трогательную речь про несчастных возлюбленных, что рука об руку выступают навстречу смерти. А может быть, они выберут именно ту историю, которую рассказывает Мал. Мальчик, что бросится под оружия профессионалов, чтобы защитить девочку и дать ей шанс вернуться домой. Но никому не понравится этот сюжет. В Капитолии знают, что Алина не боится. Она говорит им об этом. Она задирает голову выше, смотря в лицо профи. Она ходит среди тех, любовь к кому столичная публика взращивает годами. И она не боится стоять рядом с теми, чья жестокость на Арене до сих пор живёт в увлечениях и ожиданиях людей. Капитолийцы не будут ждать девочку с надеждой выжить, они ожидают встретить девушку, что придёт сражаться за то, что у неё пытаются отобрать. Но любовь к жертвенности и сентиментальным шоу знает востребованность всегда, и Алина будет ждать, что с их прибытием в Тренировочный центр об этой любви вновь захотят говорить.       Вцепляясь пальцами в нежную ткань одеяла, девушка двигается ближе к трансляции. Голограмма мелькает, когда пред ней высвечивается символ Одиннадцатого дистрикта. Дома вокруг их площади выглядят обветшалыми и постепенно разрушающимися – такими же, какими победительница их запоминает в Туре победителей. С Третьей квартальной бойней для Жатвы сгоняют рекордное количество людей, так что среди плотной толпы не получается отличить одного человека от другого. Многие из них обмахиваются тряпками или сложенными шляпами, чтобы спастись от жары. Через репортаж Капитолия совсем не получается различить, в каком положении находится дистрикт. Телевизионщики не запечатлевают сопротивление или всевластие миротворцев, пусть и тяжело вооружённые солдаты теперь цепочкой выстраиваются пред Домом правосудия и соседними зданиями, чтобы не позволить людям пройти. Трибутами Одиннадцатого выбирают Рубаку и Сидер. С обоими победителями Алину знакомит ментор, во время весны несколько раз путешествия вместе с ней и Малом в Капитолий. Рослый темнокожий мужчина ступает за порог пятидесятилетия и уже много лет делит с Хеймитчем одну бутылку. Одна из его рук оказывается утеряна в Голодных играх. Девушка помнит, как он грубовато оглушительно шутит своим громким голосом, но чаще прочего смеётся над самим собой. Сидер же почти на десять лет его старше. Из-за её оливковой кожи и чёрных прямых волос, Алина легко могла бы её представить обитательницей Шлака. Руки женщины крепки и в то же время ласковы. Не говоря излишнего ещё в ту – первую встречу, она рассказывает Старковой, что семьи парня и девочки, которые погибли на Арене семьдесят четвёртых Игр находятся в безопасности. Оба победителя из дистрикта-11 приветливы с девушкой, и сейчас она не может сдержать сожаления, пока смотрит, как их вызывают на сцену.       Она до боли и ломающего чувства сжимает челюсти и не перестаёт скрести пальцами ткань покрывала, когда Жатва переносится в восьмой дистрикт. Трансляция почти не захватывает ничего, кроме высокого огороженного металлическими прутьями помоста, и показывает людей только в небольших группах. Жеребьёвку проводят спешно, вызывая к сопровождающим Капитолия названного Лаем старика и Сесилию – женщину, за которой бегут трое ревущих ребятишек, что не перестают звать свою мать и пытаться схватиться за её одежду, пока их не оттаскивают в сторону. Их срывающиеся голоса заставляют Алину зажмуриться.       Настроение ведущих мгновенно меняется, когда очередь достигает следующий дистрикт. Льющиеся с голограммы голоса становятся звонкими и торжествующими, точно с азартом подзывают своих зрителей присмотреться к действу. Представление с видимой мерой становится богаче. Каждого победителя представляют отдельно, а у их семей берут небольшие интервью, хоть и не получается упустить напряжение, что ползёт по собирающимся на площади людям. Алина впервые улыбается пред Жатвой, когда видит, как Люда и Александр держат друг друга за руки, пока они вместе направляются к Дому правосудия, а люди расступаются перед ними. За уходящие месяцы девушка часто слышит о юной победительнице из Седьмого. О ней спрашивают нередко, и Александр вновь и вновь возвращается к её имени в интервью. До сих пор встретить Люду не удаётся, и Алина с трудом собирает верные слова, когда узнаёт, что они помолвлены. До сих пор ожидаемый от них с Малом роман ощущается ей чуждым и неправильным, и девушка не понимает, как победители способны выбрать этот образ жизни добровольно. Ей объясняют скоро, победителей не связывают сердечные узы, хоть и сейчас Старкова не побоится утвердить – Александр заботится о Люде. И представить его отданным семейной доле человеком становится совсем нетрудно. Вероятно, переживание о ней и любовь к своему дистрикту являются одними из немногих вещей, что заставляют его желать как можно чаще покидать Капитолий и возвращаться домой. Александр является ментором Люды во время семьдесят первых Игр, там они сближаются. Но Старкова не знает понимание того, какую выгоду они находят в образах несуществующих отношений? Игры, которые переживает победительница Седьмого, совсем не делают её похожей на ту, кого Алина ожидала бы встретить в компании Александра. Пожалуй, представить рядом с ним кого-то похожего на Зою или Линнею оказывается намного легче. Но возможно, она не знает Люду.       Всё ещё не проходит три полных недели с того дня, в который Алина в последний раз видит Александра. В Капитолии он провожает их с Малом к автомобилю, которому должно отвезти их обратно к поезду. Сейчас его изображение совсем не меняется. За проходящие дни юноша подстригает волосы, так что теперь подрастающие прядки не касаются его ушей и шеи. Багра идёт позади него. Нервно потирая ладони, девушка подпускает к себе знание, что кого бы ни выбрала Жатва, она не пожелает встречать на Арене ни одну из них. Стерпеть разлитую в грудь горечь не получается, когда старшая женщина выступает добровольцем вместо Люды. Багра не стара и не одинока, и Алина не рассматривает в ней чуткость, но выбор победительницы заставляет поступиться любым заученным представлением. На лице Александра не получается рассмотреть сожаление или ожидание скорой утраты. Об этих человеческих чувствах заготовленная Капитолием съёмка никогда не расскажет. Может быть, он давно примиряется с судьбой своей матери, о которой говорит в доме победителей дистрикта-12. Но его лицо в точности не меняется, когда присланная столицей представительница достаёт из сферы его имя, заставляя голоса ведущих заиграть с новым возбуждением. Алина не различает звук, что срывается с её губ, когда она надеется понять, правильно ли слышит объявление. Она верит, Александр не ошибается. Капитолий взаправду рассчитывает устранить его индивидуальность с грядущей квартальной бойней. Но правительство не станет создавать кого-то похожего на него. Если их фавориту не удастся выжить вновь, они убьют его и оставят только того, кому удастся выжить на этой Арене. Не ведая, откуда берётся дурное сочувствие, Алина склоняет голову к коленям. Она спрашивает себя, понимает ли теперь фаворит дистрикта-7, что даже он является легко заменимым для ненасытных нравов Капитолия? Но девушка ошибётся неизбежно, если испробует спросить об этом Александра Морозова. Прошедшие месяцы лучше прочего рассказывают о том, что он всегда это понимал. Юноша лишь из года в год находит способ убедить их в ином, заставить людей столицы понимать, что подобных ему никогда не будет.       Жатва в дистрикте-7 завершается с интервью выбранных трибутов, но когда камеры в последний раз охватывают собравшихся людей, Алина успевает заметить, как их руки возносятся к стоящим на сцене победителям. Принятый в Двенадцатом жест, что начинает беспорядки в Одиннадцатом, теперь перенимают и в Седьмом. Девушка не знает, о чём говорят на площади чужого дистрикта. Возможно, они прощаются со своими трибутами, или дают другим знак, несмотря на то, что запись обрывается, как только к победителям обращается несколько рук. Трансляция скоро переносится в Шестой, где жеребьёвка выбирает тощих мужчину и женщину, что в своём естестве походят на ходячие скелеты, обтянутые морщинистой сиренево-зелёной кожей. Их глаза являют неестественный желтоватый цвет и делают вид трибутов предельно больным. Вслед за ними Жатва достигает и четвёртого дистрикта, где первой на сцену вызывают Зою, вид которой предстаёт Алине глубоко скучающим, словно не находится того, что могло бы победительницу удивить или разочаровать. Следя за репортажем, девушка не сразу понимает, что заставляет Назяленскую всмотреться в толпу, часть которой видна только в небольшом углу изображения. Ещё до того, как в дистрикте-4 выбирают мужчину-трибута, жители провожают её на помост, прикладывая к губам три пальца. Алина предполагает, это не может быть совпадением. Одиннадцатый, Восьмой, Седьмой, Четвёртый... Какое вдохновение они находят в старой традиции из дистрикта-12? Выражают ли они любовь к тем, кого провожают, или находят для себя иной смысл в жесте? Он исчезает среди людей, когда жеребьёвка указывает на высокого наделённого тёмной сияющей кожей мужчину с именем Джеспер. Надетая поверх его торса майка обнажает крупные мышцы рук и груди, с которыми ему не будет трудно избавляться от соперников. Со звонким увлекающим голосом и широкой белозубой улыбкой он выглядит особенно устрашающим.       В дистрикте-3 Жатва выбирает Давида и немолодую женщину, названную Марджери. Обращая взгляд к двери своего купе, Алина понимает, почему Женя не выбирает смотреть передачу вместе с ней. Вероятно, теперь женщине понадобится время, чтобы оплакать выбор, который делает жеребьёвка, и жестокое намерение забрать всех любимых людей. Капитолийка проходит через ужас семидесятых Игр, с которыми может потерять Александра. Она оберегает Давида от излишнего внимания власти, чтобы теперь вместе с ними потерять и девочку с мальчиком из дистрикта-12, работу с которыми решает принять. Алина не способна угадать, болит ли сердце Сафины за них. Но ей всегда кажется, любовь Жени принадлежит её победителям, и что останется от этих чувств, когда их всех заберёт Арена?       На главных улицах и центральной площади дистрикта-2 подготовлено особенно пышное торжество. Повсюду стоят палатки с закусками и сувенирами. На дома вывешены плакаты с поощряющими и ободряющими высказываниями, а группа победителей значительно превосходит любую другую, что до того доводится увидеть. Выбранный жеребьёвкой Брут выглядит так, словно легко может раздавить голову Старковой у себя в локте, и как рассказывает пред камерами сам, особенно сильно ждёт возвращения на Арену. Женщину – Энобарию, узнать не тяжело. Она является той, кто во время своих Игр разрывает шею сопернику собственными зубами. Алина заставляет себя рассмотреть их лучше – они будут её противниками и не станут мешкать пред намерением забрать её жизнь.       Последним репортаж запечатлевает дистрикт-1, чей образ жизни и труд посвящены предметам роскоши. Его победители рассажены полукругом, и среди них оказывается нетрудно различить множество знакомых лиц. Представители Первого особенно частые гости Капитолия, и во время своих визитов Алина знакомится с каждым, кто не считает недостойным протягивать ей руку. Особенно часто она видит родителей Николая и Линнеи, что всё ещё предстают девушке наиболее странными людьми из тех, кого она когда-либо встречает. Мужчина лет пятидесяти возлагает руки на оба подлокотника кресла. Его волосы наделены прозрачным желтоватым цветом, что легко отличает их от ярких золотистых прядей Николая. Его нос слегка приплюснут, подбородок короток, а в росте победитель уступает и своей жене, и обоим детям. Алина не назовёт мужчину безобразным или неприглядным, но может легко утвердить, от кого Николай и Линнея берут свою красоту и видное изящество. Их мать в свои юные годы, должно быть, является одной из первых драгоценностей дистрикта. Ясные голубые глаза женщины выразительны, а гладкое блестящее полотно волос достигает её поясницы, их пшеничный цвет переливается в свете фонарей. Каждая деталь в её лице правильна и аккуратна, а черты не теряют с возрастом свою плавность. В победительнице эта красота не предстаёт неестественной, так что Алина не могла бы утвердить, создают ли внешность в столице. Родители Николая и Линнеи запоминаются ей странными людьми. Они настолько сильно хотят быть похожими на капитолийцев, что вероятно, не представляют, насколько абсурдными нелепыми в своём поведении кажутся окружающим. Их гордость тем, что кто-то из их детей мог бы представлять дистрикт в Третьей квартальной бойне, является для Алины жуткой и неприемлемой. Даже для профессионалов эти Игры не будут лёгкими, и она не могла бы представить себе мать, что добровольно пожелает отправлять своих детей на мясорубку, которой станет эта Бойня.       Сперва, когда Жатва выбирает их дочь, они выглядят торжествующими. Собственная мать провожает Линнею к ведущему и с высоко поднятой головой передаёт мужчине её руку. Но возвышенные нескромные выражения покидают лица старших победителей, когда Николай вольно и почти нахально поднимается из своего кресла, едва не перебивая представителей Капитолия и направляясь к своей сестре, чтобы вместе с ней отправиться на Голодные игры. И как он говорит об этом? Один Ланцов умрёт, чтобы другой мог привезти победу и славу в родной дистрикт. Но Алина не желает это слышать. И меньше прочего хочет пытаться понять. Теперь она может позволить себе этому не верить. Прикусывая губу, она подхватывает с края постели оставленный Женей телефон. Бегущая на светящемся экране карусель останавливается на строке: «Николай Ланцов. Дистрикт-1». Звук транслируется в ухо, и первые минуты поверх голосов ведущих Алина слышит только бесцветное шипение. Но скоро эхо меняется, и она отличает легко, на другой стороне связи молчат. – Как забавно всё складывается, не правда ли, солнышко? – Только ты можешь находить забавное в наших положениях, Николай, – вздыхает Алина, заваливаясь набок. Она ложится на спину, взгляд проходится по ровному цвету потолка. Одно нажатие кнопки могло бы нарисовать на нём живописные облака или звёздное небо, но ни одно изображение или дар Капитолия теперь не помогут вдохнуть полной грудью так, как девушка сделала бы это в своём доме в Двенадцатом. – Что ж, я не привык плакать над скверными судьбами, – хвалебные нотки в чужом голосе заставляют девушку улыбнуться, и заслушиваясь словами Николая, она прикрывает глаза. Юноша, приходится ожидать, с приездом в Капитолий не будет сражён унынием и тоской. – Иначе на них слишком тяжело смотреть. И меньше удаётся сделать. – Зачем ты выбрал это? – шепчет Алина, надеясь, что ответ будет для неё утешительным, сможет смягчить это разъедающее чувство отчаяния, что норовит её изнутри изъесть. – Зачем ты вызвался добровольцем? – Понимаешь, как только из чаши вытащили имя Линнеи, я подумал, что этот мир мало нуждается в моём существовании, если даже после всего, что мы сделали, в нём не будет её. Полагаю, телевизионные рейтинги от моей смерти будут гораздо выше, чем то, если моё скорбящее лицо будут показывать по всей стране, – цокает Николай истинно непринуждённо. Раздражает сильнее, нежели приласкивает дерзкими самонадеянными словами. – Пожалуй, жаль только мамочку. Она, кажется, впервые поняла, что её дети не вернутся домой, – выдыхая прерывисто, Алина подпускает к себе знание, что вероятно, прямо сейчас родители Николая и Линнеи находятся с ними на одном поезде, направляются в город, которому они давно отдают своих детей, а теперь он решает забрать их навсегда. – И знаешь, как только мы с Линнеей посмотрели Жатву, мы поняли, что не ошиблись. Жизнь будет слишком скучна, если мне придётся провести её без вас. И чем Арена не хорошее место, чтобы сыграть красивую эффектную смерть? Впрочем, наверное, мой выбор так же эгоистичен, как и поступок твоего женишка. – Ты бы смог поверить, что мне удастся вернуться? – тише спрашивает Алина, будто боится, что Николай унизит этот поступок, высмеет щедро. Но он никогда не бывает гадок или несправедлив, лишь имеет нескончаемую страсть к тому, чтобы делать всё вокруг предметом своего суждения. – Неужели уже недооцениваешь себя как соперника? – Кто бы мог предугадать, как немилосердна ты можешь быть в словах, солнышко. Не думаю, что когда-нибудь захотел бы полагаться на того, кто в меня не верит, – замечает Ланцов непримиримо. Девушка желает оспорить, но не то же ли она утверждает, когда они заходят в поезд? Нечто в уверенности и нахальстве Николая заставляет её желать поставить под сомнение каждое знаменательное слово. – Это редкостно скверный подход в выборе союзников. – И как ты сможешь смотреть в глаза Александру, когда мы прибудем в Капитолий? – С обожанием, – смеётся Николай так ясно и заливисто, что Алина резко распахивает глаза и едва не подпрыгивает на собственной постели, одними губами ругаясь над откровением победителя. – Что бы ни ждало нас на Арене, эти пять дней я не покину людей, которых люблю. Игры слишком незначительны, чтобы я растрачивал это время на страх перед ними. – Другие бы с тобой не согласились, – девушка вертит головой слегка. Она знает, никто не может видеть, и утверждает для самой себя.       Для таких, как они, Голодные игры стоят всё, не так ли утверждает Урсула Крейн? Алина не позволяет себе ожидать лёгкую Бойню. Даже если она заполучит лук, она не будет удивлена знанию, что каждому распорядителю Игр будет поручено особенно тщательно работать над необходимостью показать её смерть всему Панему. Алина прищуривается слегка. Президент Сноу говорит, что убивать её было бы глупо. И через несколько дней весь Панем сгонят к широким экранам, чтобы смотреть на её смерть. Лжёт ли старик тогда или заурядно решает, что на отведённую Ареной гибель девушки-заговорщицы взглянут иначе? Возможно, неудавшееся сопротивление дистрикта-8 доказывает ему, что какое бы пламя не подняла её казнь, Капитолий будет способен его погасить. – Но не ты. – Так ли должен говорить человек, который посвятил Играм свою жизнь? – с доброй мерой порицает Алина, не переставая посмеиваться над замечанием профессионала.       И может ли она убедить его в ином? Двадцать три победителя в следующие недели умрут, как и погибает каждый ребёнок до них. Кого-то Жатва никогда не выберет, а некоторые настолько свыкнутся со внушаемым Капитолием страхом, что перестанут его замечать. Другие найдут в утешение в угнетённых жизнях. Может быть, именно поэтому девушка до сих пор рассчитывает заслышать хотя бы слово о зревшем восстании. Возможно, она всё ещё надеется, что идея революции сможет их спасти. Возможно, она верит, что та спасёт множество других. – Не припомню, чтобы когда-нибудь искренне заявлял, что сердечно горжусь этим. Понравился набор соперников? – не тая щедро разлитую в голосе забаву, внезапно обращается Ланцов. Он будто играется, облачает Бойню каждым неважным понятием. – Лучше не придумаешь. Николай, тебе совсем не страшно? – Страшно было бы жить одному с памятью о том, как любимые мне люди погибли бы. Умирать не страшно, – признание в речи юноши выходит лёгким, неизбежно заставляет Алину улыбнуться. Наверное, со смертью всё перестаёт иметь значение. Но у каждого из них есть жизнь, и её желают забрать за преступления, которые они не совершали. – Тебе есть, к кому вернуться, солнышко.       Но есть ли у победителя? Девушка полагает, Николай будет ожидать, что Линнея, Зоя, Александр, горе его родителей – они все умрут вместе с ним. Но ему не известно, что Алина тоже не желает победу, ценой которой будут их жизни. – Так значит, – она хмыкает, отдавая секунду представлению, – жертвенно бросишься под мою стрелу, раз не рассчитываешь вернуться домой? – Жертвенность очень переоценена. Она не оставляет никакого веселья, – заставляя девушку нахмуриться и сесть на кровати, речь Ланцова пропадает. И сперва она сдаётся страху, что их разговор прерывают. Но совсем скоро выдыхая, победительница прислушивается к нему вновь. – Расстроилась, что Александр будет там? – Кажется, даже для него Жатва не делает исключения, – бормочет Алина себе под ноги.       Александра Морозова не получается выставить глупцом, он представляет собой человека, что орудует словами подобно отравленным кинжалам. Победитель не лжёт, и наверное, поэтому девушка не находит в себе все злобные и ненавидящие чувства. Он не рассчитывает, что Жатва выберет его, но власть над ней не принадлежит никому, кроме Капитолия. Алина хочет сказать, правительству не следует избавляться от человека подобного Александру. Кто будет говорить с людьми вместо него? Кто будет лить через телевиденье отраву, что год за годом забирает у дистриктов их детей? Кто будет говорить о необходимости власти, что поддерживает существование всего Панема? Может быть, в правительстве лишь решают сделать фаворита публики падшим героем – тем, кого капитолийцы захотят разыскать в победителях, которые придут после Алины и Мала. – Линнея стоит надо мной, – неожиданно объявляет Николай, чем мгновенно выдаёт причину своего молчания. В победителях иногда трудно рассмотреть подлинный возраст. Стандарты Капитолия делают их молодость замершей и искусственной, а в поведение зачастую почти не удаётся различить и малую зрелость. Но в Линнее не тяжело обнаружить облик старшей сестры. Девушка располагает широким искренним пристрастием к заботе и строжить тоже умеет. – Очень желает знать, с кем я смею говорить в такое позднее время. – Александр тебе не звонил? – Ему необходимо время, – выдыхает Николай. – Он сделан не из камня, Алина. Он тоже встретит на этой Арене людей, которых любит.       До сих пор соперниками Александра являются подобные ему самому дети, брошенные на Арену Голодных игр. Но сейчас каждый, кто выбран жеребьёвкой, будет ему знаком. Победитель вырастает среди этих людей и знает их многие годы. Но любимец Панема, что даёт интервью на государственном телевиденье, решит переступить через них, чтобы с силой и смертью своих соперников закрепить за собой статус победителя. Алина не знает его и помнит только жуткий образ, который когда-то запечатлевает трансляция Игр. Она встретит на Арене юного мужчину, что засыпает с включённым светом и никогда не перестаёт набивать рот сладким, а красоту предпочитает утончённую и сдержанную, никогда не отдавая предпочтение вычурности. Возможно, Алина позволяет себя обмануть, желает верить и торжествовать от того, что мир за пропагандой Капитолия оказывается не таким чудовищным, каким кажется в детстве. Она зарекается не медлить, вознести лук, когда это потребуется. Но во всякий час девушка ожидает, что на месте Александра увидит четырнадцатилетнего мальчишку, совсем похожего на каждого маленького ребёнка, что никогда не должен знать Бойни. – Теперь ты можешь отдать телефон Линнее, Николай, – накрывая рот ладонью и переворачиваясь набок, победительница смеётся тихо, ожидая услышать неуступчивость, с которой Ланцов встречает слова о том, что Алина легко избирает для себя компанию его сестры. Теперь для девочки из дистрикта-12 всегда есть, с кем говорить.

•

      Со второй половиной зимы каждый день наполнен работой, а с её обилием быстро наступает весна. В делах Третья квартальная бойня приближается стремительно, быстро окутывая предвестием того, что обозначающее конец первого летнего месяца девятнадцатилетие для Алины никогда не наступит. Но она не сможет сказать, что проходящие месяцы тяжелы. Ожидающие её во сне кошмары, переживания и мучающие девушку представления не стихают никогда, но она не позволяет им изъесть себя изнутри. Она не помнит ничего трудного в своём первом визите в Капитолий, который совершает с обществом других победителей. Победительница находит в нём только непривычное. Для столицы они навсегда остаются гостями – теми, кого роскошно одевают к приезду, приглашают для совместных ужинов и провожают к каждому порогу, чтобы не смели дёргать за незнакомые ручки запертых дверей. Тренировочный центр предоставляет удобства, о которых Алина даже не подозревает во время своей подготовки к первым Голодным играм. Вероятно, для трибутов никогда не возникает необходимость посещать сеансы массажей, музыкальные комнаты, сауны и залы для развлечений с их игровыми площадками и автоматами. Работающие в нём капитолийцы похожи на тех, кто помогает в поезде: ходят, прислуживают и исчезают с глаз раньше, нежели Алины слышит с их уст хотя бы слово.       За пределы центра для перемещения по городу нельзя выйти без специального сопровождения. То всегда будет следовать за гостями из дистриктов позади, чтобы следить за их передвижением и контролировать соблюдение дозволенного. Жизнь Капитолия, как оказывается, мало отличается от той, которую Алине показывают с Туром победителей. Женя не перестаёт напоминать, первое впечатление является самым важным теперь, когда интерес к ней не подкреплён открытым сезоном Голодных игр. Предпочтительно улыбаться, вежливо приветствовать и следить за манерами. Но уже первый вечер рассказывает о том, сколь мало из этих правил имеют значение. Над неправильно подобранным словом посмеются, а некоторые сочтут то диковинным понятием, привезённым из дистриктов. Через несколько часов вечера многие гости оказываются настолько пьяны, что все неосторожные жесты или дурной тон перестают быть для них заметны. Представители Капитолия чаще прочего находят в словах Алины иной – угодный и понятный для них смысл, так что скоро девушка перестаёт пытаться объяснить для них подлинную суть задуманного. Сперва их разговоры предстают ей нелепыми, и она не находит для себя место среди вопросов о своих картинах и о том, какие причины заставляют Мала отвергнуть приглашение на званый вечер. Но Александр подсказывает, являясь из-под огней чужого дома. Говорить должна она.       Интересы капитолийцев быстро начинают казаться Алине заурядными, когда она обнаруживает, что приглашённые победители Игр для них не являются даже почётными гостями. Представители дистриктов сильнее сходят на дорогие украшения или предметы роскоши. Представителей столичного порядка в них способно удивить даже то, что никто из них не может себя позволить вставать с постели позже полудня. Большинство норовит расспросить девушку о Мале, и от разъедающей внутренности ненависти ей хочется рассказать о том, что приковывает его к постели на долгие недели. И скоро Алина перестаёт ждать неудобные вопросы, она сама подходит к капитолийцам. Пожалуй, избранная ей стратегия заставляет побагроветь Женю и особенно сильно приходится по вкусу Хеймитчу. Когда кто-то из гостей рассыпается сожалениями о том, что в Двенадцатом нет пригодного оборудования, чтобы тренироваться к следующей Бойне, Алина рассказывает им о множестве хитростей, которые они придумывают, чтобы заменить столичные технологии. Внимание от этого никто не воротит, все слушают так, словно обнаруживают нечто экзотическое и бесконечно необычное для их жизни. Кто-то даже говорит об изобретательности, которой не наделены профессионалы. Алина не забывает и упомянуть, как сильно она ждёт возможность вернуться в Тренировочный центр, чтобы взяться за лук, и непременно надеется найти его в Роге изобилия. Она верит, эти речи не навредят. Но может быть, среди зевак найдётся тот, кто будет настолько сильно хотеть вновь её встретить с излюбленным оружием в руках, что возжелает обеспечить его в сердце Арены ценой любых денег.       Танцам и нескончаемым приёмам пищи тоже уделяют время. Линнея не упускает замечание о том, что хозяевам любого торжества нравится, когда его гости едят, пьют, веселятся и наслаждаются праздником. Расслышать несложно, победители тоже говорят об Алине со своими спонсорами и покровителями. Самым трудным оказывается стоять на ногах, когда ночь в Капитолии неспешно перетекает в раннее утро. Чудится, девушка начинает понимать, что победители зовут работой. Посещать гуляющие капитолийские дома оказывается так же утомительно, как и поддерживать домашний быт, что сопровождает её жизнь в Двенадцатом. Мышцы дрожат в тягучей боли после обилия танцев и времени, проведённого Алиной на ногах. Осторожность изматывает щедро: её учат не принимать из рук других небольшие тарелочки с закусками или десертами и бокалы, напитки в которых могли бы с лёгкостью забрать у неё твёрдость шага и светлый ум. Другие победители её не оставляют, пока не убеждаются, что Женя провожает Алину на двенадцатый этаж Тренировочного центра. Она держится достойно, так они считают, и в следующее утро упоминают, что слышат не меньше десятка заявлений о том, что Алину хотят видеть в своих домах, на культурных мероприятиях и званых балах.       Тогда она ещё не ведает, может ли вновь ответить согласием на чужое приглашение. И когда они начинают приходить, теряется в обилии слов и внимания, рождающегося с её появлением в Капитолии. Предмет роскоши – тем является каждый победитель для представителя столицы, а роскошью принято хвастать. Но раньше, чем Алина отвечает хотя бы на одно из них, она возвращается в дистрикт-12. Несмотря на предоставленное удобство связи, с отсутствием Мала и детей дни кажутся слишком длинным и наполненными неутихающим беспокойством. Когда поезд прибывает на платформу Двенадцатого, в воздухе над дистриктом стоит густой чёрный дым. Алина предполагает, что в шахтах случается Авария, иное сквозь закрытые окна машин рассмотреть не позволяют. Но Мал рассказывает правду – миротворцы сжигают Котёл до основания, уничтожают место, в которое они приходят каждую неделю с того дня, когда впервые выбираются за границу дистрикта. Не позволяя своей победительнице растерять дух, Хеймитч успевает убедить её в том, что всем торговцам хватает ума покинуть рынок и разбежаться по домам прежде, чем старое здание охватывает пламя. Некоторые из них уже даже успевают возобновить продажу востребованного запрещённого товара. Власть Капитолия никогда не упускает возможность напомнить о своей безграничной силе, даже когда люди дистрикта живут мирно. Но если раньше миротворцы махнули бы рукой на мелкие нарушения, то теперь на улицах узнать их немилость можно даже за малейший проступок.       Алина не может отдать им последнее. Она не способна позволить Капитолию видеть, что его власти удаётся их сломить теперь, когда каждый её указ надеется унизить жизнь победителей из Двенадцатого. Хеймитч идее не возражает, предполагает сам, что уничтожение Котла не станет последней весточкой, которой правительство их наградит в грядущие месяцы перед Жатвой. Каждую ночь, провожая детей к постелям, Алина напоминает себе – ей есть, ради кого жить и попытаться вернуться домой. В неспокойных снах приходит голос девочки Руты – маленькой представительницы одиннадцатого дистрикта, что погибает с последними играми на руках Старковой. Она должна победить. Но цена, которую выставляют Голодные игры, страшнее всякого из неуходящих кошмаров.       Алина посещает Капитолий вновь. Пользуясь телефоном в доме победителей, она договаривается о встрече и спрашивает намеренно, будут ли они там, чтобы её встретить? Сперва не редкие предложения и интерес столицы заставляют её вернуться. Девушка желает только вновь встретиться с теми, кто не обделяет её пониманием и порицать тоже не смеет. Алина решает для себя, что приедет ради них, а выступления для капитолийцев называет заурядным неудобством – работой, которую ей предстоит сделать, чтобы приблизить себя к выживанию. Их жизни бесконечно похожи друг на друга, пусть и остальные не ищут пути избежать столичные порядки и воистину чуждый образ жизни. Алина повторяет для себя вновь, что будет приезжать ради них, а в престижных яствах и удобствах Тренировочного центра находит малую цену. Она хочет вновь разговаривать с Линнеей по ночам, когда им обеим снятся кошмары, отчего сама Ланцова скоро начинает приходить на двенадцатый этаж, потому что Зоя или Николай никогда не мучаются беспокойными ночами. Она надеется вновь упражняться в тренировочных залах вместе с Николаем и Александром, взращивать силу и крепость в своём теле, что от голода и непригодного дома всегда было обделено здоровьем и ладным складом. Она хочет вновь встретить Давида и целый час давать ему советы о том, что могло бы понравиться Жене и чем мужчина мог бы её удивить. И она рассчитывает вновь проследовать за Зоей на каком-нибудь красочном вечере, чтобы узнать одни из многих грязных смердящих секретов, которые хранят встречающие их капитолийцы. Обронённые ими слова продолжительные годы занимают головы ходящих вокруг победителей, хоть и многие Алина находит слишком сокровенными или преступными для тех, что могли бы быть сказаны невзначай. Суждено ли Алине погибнуть в следующей Бойне или выиграть, теперь она могла бы взять всё от возможностей, что Капитолий волен ей предоставить. Представление о них гадко и отвратительно, пропитано тёплой кровью погибающих на Аренах трибутов и тех, кого несправедливо казнят в дистриктах. Девушка не способна знать, нуждаются ли они в отмщении. Но тем, кто всё ещё живёт, и тем, кого власть Капитолия желает загубить, победительница вольна показать, что решению о Бойне не удаётся сломить их с Малом. Она хочет, чтобы хотя бы несчастные жители Двенадцатого видели, что их дети всё ещё способны бороться за жизни, каким бы скромными они ни были. Обещанная в Голодных играх страшная участь это не изменит.       Когда Мал утверждает, что в следующий раз не сможет позволить себе отпустить её одну, Алина ожидает, что он не пожелает покидать дистрикт и следующие несколько месяцев они проведут в Двенадцатом за подготовкой к Голодным играм. Но он соглашается ехать, утверждает непреклонно – шанс того, что девушка сможет выжить в Бойне, намного значительнее того, что ему придётся несколько дней терпеть корявый говор Капитолийцев и их неискоренимую привычку растягивать окончания слов. Это не должно быть трудным, так Алина предполагает. Теперь они не обязаны притворяться или играть удобную публике любовь, пусть и никто не осмелится отрицать перед камерами созданный последними Играми. В тот же час девушка боится увидеть Мала несчастным и понять, что им исключительно не подходит этот образ жизни. Но она ошибается. Может быть, недооценивает то, как легко Мал умеет сходиться с людьми. С Давидом оказывается проще всего. Изобретатель из Третьего увлекается примитивными технологиями, которые Мал воссоздаёт с одних книжных рисунков, чтобы смастерить для них с Алиной оружие. Сам Оретцев не перестаёт расспрашивать об идее того, что Капитолий подпускает представителей дистриктов к своим технология, позволяя совершенствовать высокие разработки. До сих пор кажется, никому в Панеме не полагается такое доверие, но как объясняет Костюк, исключения делают для тех, чьи достижения и способности оказываются в редкой степени исключительны и выгодны для правительственного суда.       Общество Линнеи тоже не оказывается трудно. Девушка быстро достаёт из Мала извинение за сказанные в лифте слова и мгновенно оборачивает себя милым радушным расположением, которым удостаивает и Алину. Тогда она находит в себе дурное чувство, странное понимание того, что не смогла бы стерпеть гадкое слово, обращённое к Линнее. Пусть она является одной из профессионалов, но она заботлива для окружающих её людей. И в знании, что девочку рождают для Арены, могут ли они взаправду судить, как Ланцова себя проявляет на ней? Никто из победителей не назначает эти правила. Николай, помнится, забирает все переживания Алины, когда первым подходит к Малу. Он руку не протягивает, но и нос не воротит от компании младшего победителя из бедного дистрикта, что до сих пор не приходится ожидать от профи из Первого. Мал убеждается в том же. Им вдвоём оказывается не тяжело говорить друг с другом, пусть и Ланцов не упускает ни один шанс напомнить парню о гадости, которую тот сбалтывает в лифте Тренировочного центра в их последнюю встречу.       Зоя почти не уделяет присутствию Мала внимание. Алина не слышит хотя бы раз, в который девушка бы обратилась к нему, а сам парень при виде неё крепко сжимает челюсти и отводит взгляд. Но Назяленская никогда не упускает возможность упомянуть его в разговоре с Алиной или высмеять презрение, с которым Оретцев смотрит на всё окружающее. Это понять нетрудно, как и смотреть на то, что хотя бы Александр общество Мала почти не замечает. Видится, для него присутствие Оретцева предстаёт настолько незначительным и безынтересным, что девушка не могла бы вспомнить, говорили ли они друг с другом хотя бы раз. Но отметить доводится скоро, Александр всегда наблюдает за ним. Он никогда не позволяет себе упустить, о чём говорят люди вокруг него и как проводят время. Но они не ищут друг с другом грызню, не размахивают друг перед другом силой, и Алина ценит это больше прочего. Никто не станет искать пути заставить их примириться с обществом друг друга. И победительница рассматривает быстро, иногда уважение или терпение бывает намного значительнее поддельного радушия. Дружба окружающих их людей принадлежит Александру много лет, Мал это тоже понимает.       Вместе с настроениями капитолийцев для победителей Двенадцатого меняется и то, как на них смотрят жители родного дистрикта. В их взглядах нет ненависти, но и расположения тоже не находится, точно выбор делает сирот для них чужими. От этих чувств не тошно, но в каждый из дней Алина бы предпочла видеть на лицах людей доверие к решению их победителей. Она рассчитывает только на него. Но никто в дистрикте-12 не посмеет верить, что они делают это ради Капитолия. Очередное сомнение в убеждении детского сердца одним вечером заставляет Хеймитча расхохотаться.       Особенно щедро на то машут рукой ребята и старшие девушки – выпускники сиротского дома, с которыми Мал всё чаще встречается на улицах Двенадцатого или в приюте, куда они вместе приходят для работы. Их визиты в город-столицу будоражат с такой силой, что хотя бы одна из девчонок не перестаёт кружить перед Оретцевым так долго, пока не расспрашивает всё об угощениях в столице и не спрашивает в седьмой раз, не удаётся ли им привезти что-нибудь с собой. В дистрикте за подготовкой к Бойне вместе с Хеймитчем, домашним бытом и заботой о приюте у победителей совсем не остаётся праздное время. Алина рассматривает не сразу, но после упустить не может то, что с их первым визитом в Капитолий Мал избирает всё больше проводить времени с друзьями, так что иногда она не видит его целые вечера, когда у шахтёров заканчиваются смены. Быть может, это нисколько не странно, в приюте и школе мальчик никогда не был обделён приятелями. Но девушка нервно выглядывает в окно, когда Миша однажды упоминает, что его заступник приходит домой слишком поздно и не успевает проводить мальчика ко сну. Она думает, что могла бы гулять с ними, покупать дешёвую выпивку у старухи из Котла и растрачивать деньги победителей, но о чём Старкова могла бы с ними говорить? Никто из них не находит её компанию достаточно интересной до Голодных игр, а парни чрезвычайно сильно любят над ней подшучивать, отчего Алина не могла бы позвать их к своему порогу, где живут маленькие дети. В особенно холодные дни или поздние вечера для них находится дом Мала. Нередко девушка находит себя неспокойной, продолжающей смотреть в окно, чтобы увидеть другую сторону улицы, где в окнах горит свет, а голоса настолько громки, что легко слышны во всей Деревне победителей.       В такие ночи от страха встречать поздний вечер одной Алина всегда приглашает в дом Хеймитча, даже если это значит, что мужчина разделит с ней всего пару кружек чая. Он, правда, быстро находит разъяснение тому, почему парня почти не доводится зреть в стенах их дома. Победительница находит для себя друзей среди победителей, но Мал не нуждается в них. Хеймитч не стесняется указать и на то, как часто теперь она бегает к телефону. Иногда девушка может часами разговаривать с Цинной, обсуждать его необыкновенные идеи и наброски, которые Алина подготавливает за проходящие недели. Но вслед за тем он перестаёт быть единственной причиной, что зовёт её бежать к станции в доме. Линнея никогда не упускает возможность поговорить с ней хотя бы раз в несколько дней и без меры обожает то, как Миша и Нина не оставляют заступницу, награждая победительницу из дистрикта-1 своим вниманием. Обратной стороной того, Николай никогда не пренебрегает шансом украсть у своей сестры время, что она желает говорить с Алиной. Вместе с ними звонит и Александр, так что она быстро привыкает ждать, что услышит его всегда в раннее утро среды, каждую вторую из которых он говорит с ней из Капитолия. Разговоры с ним, пожалуй, нравятся ей сильнее прочих. Они мало походя на те, что победители делят в столице. Чаще прочего Алина закрывается с голосом юноши в мастерской. Иногда почти четверть часа она может объяснять для него, какую картину переносит на холст, и он слушает её, спрашивает о красках и вдохновении. Александр всегда уделяет минуту вопросу о детях, а девушка никогда не упустит возможность попросить передать лошадям угощение от неё. Слушая его голос и зачастую оставаясь в мастерской, она нередко берётся за кисть, ещё до того как завершает разговор.       С того дня, когда девушка впервые восходит на полнящийся победителями поезд, она не бывает одна. И даже, когда в Капитолии их расписания не совпадают в значительной мере, они всегда выделяют хотя бы день, который проводят только с Алиной. Если к ночи каждый из них возвращается в Тренировочный центр, победители ужинают вместе, собираясь на седьмом этаже. Она не ошибается в том, как представляет их работу в Капитолии, пусть и всегда считает, что слова о нескончаемых дорогих подарках, деньгах, украшениях и обожаемых сплетнях излишне преувеличены. Победители почти всегда окружены людьми и меняют одну компанию за другой, пусть и никогда не задерживаются, исчезая с глаз Алины и появляясь вновь.       Причин для развлечений в столице всегда явлено множество. Чиновники праздную свои успехи, богатые желают привлечь внимание к своему делу... Девушка привыкает ходить на каблуках, ровно держит спину и не путается в причудливо пошитых нарядах, но она всё ещё смеётся за едой с набитым ртом и редко следит за тоном. Капитолий учит её другому. Он показывает ей, что победители и представители дистриктов для столицы являются лишь чем-то большим, нежели экзотичные декоративные зверюшки. От них, как известно, не ожидают вежливость, широкие лесные улыбки или удачно сложенные разговоры. На каждую отличность, которую капитолийцы видят в своих драгоценных гостях и фаворитах, находится свой поклонник и любитель, а непринуждённость среди представителей столицы зачастую упрощает победителям работу. Иногда они сами вкладывают в поступки фаворитов публики смысл, который им угоден, отчего любые представления теряют свою необходимость. До сих пор Алине приходится это по душе, и многие посещения Капитолия ей удаётся провести в удовольствии и радостном настроении. Но вмести с ними сердце никогда не покидает скребущая тяжесть того, что они танцуют, праздную и отдыхают на крови детей, которые умерли за них.       Капитолийцы не думают об их терзаниях, боли и молодых смертях, а разговоры о Голодных играх среди них стихают редко. Они каждый раз представляют павших трибутов частями шоу и представления, специально подготовленных для них ежегодно. Большинство, вероятно, даже не догадывается о неспокойных настроениях среди власти, что подталкивают правительство к идее о Третьей квартальной бойне. Одна их алчность является Алине понятной. Капитолийцы настолько привязываются к своим победителям, что не перестают плакать о том, что не увидят половину из них со следующим годом. Кто-то даже не перестаёт загадывать, что именно его фаворита не выберет Жатва. И к ней – упрямой девочке с луком в руках, они тоже привязываются, когда обнаруживают в ней новую неиспробованную и необычную вещицу, точно она является частью моды, которая польстила бы их жизням ещё несколько лет. Но в их печали нет злобы или разочарования, нет и протеста против идеи следующий Бойни. Та больше сходит на детскую досаду — с той же у пары ребятишек забирают любимую игрушку.