Цена новой жизни

      Гермиона, в тревожном напряжении, ощущала, как каждое движение её пальцев отдаётся дрожью в самом сердце. Бумага, на первый взгляд, казавшаяся такой обыденной, неожиданно стала тяжёлой, как медь, и холодной, как сталь.       Она осторожно развернула письмо, и её глаза, будто во сне, остановились на тех строгих, безукоризненных линиях, которые на протяжении всей её жизни были незабываемо связаны с Драко.       Его почерк был невероятно чётким, выверенным, словно вырезанным в камне, и в каждой его букве, в каждом изгибе скрывалась какая-то скрытая, недоступная для слов сила, несущая в себе неизъяснимую тяжесть, которая сдавливала грудь.       Словно сам воздух, которым она дышала, стал густым, вязким и неспокойным.       Гермиона не могла не задержать дыхание, не ощущая, как сердце забилось учащённо, как из темных глубин её души поднималась тревога, которая прорвалась в её сознание, будто цунами, готовое затопить всё на своём пути.       Она словно инстинктивно ждала, что вот сейчас настанет тот момент, когда строки этого письма обрушат на неё привычную колкость, изощрённую язвительность, которым всегда славился Драко, его самодовольную уверенность в собственной непогрешимости. Но — нет.       Слова, выведенные его изысканным почерком, казались настолько безжизненными и в то же время... настолько живыми, что невозможно было понять, что же на самом деле скрывается за ними.       Гермиона,       Прошу прощения за то, что вчера ушел так внезапно. Я сожалею, что оставил тебя одну в тот момент, когда это было, вероятно, лишним. Сегодня вечером, в 7 часов, я хотел бы поговорить с тобой без посторонних глаз. В магловском ресторане, там, где наш разговор не станет темой для газетных статей. Прошу, найди время для этой встречи.       Д.М.       Её взгляд вновь и вновь скользил по строкам, как по шершавой дорожке, усеянной осколками разрозненных мыслей.       Почерк Драко, всегда точный, безжалостно строгий, теперь показался ей почти болезненно сдержанным.       Его слова не имели той изначальной холодности, не оставляли ощущения лёгкости превосходства, к которому она привыкла. Вместо этого было нечто настолько неуловимое, что у неё закружилась голова.       Он писал, как будто сам боялся открыться, как будто что-то в нём не позволило бы ему быть откровенным.       Её лицо, недавно спокойное, исказилось от тревоги, и на щеках появилась едва заметная заря жара. Утренний токсикоз не ушёл, но лишь усилился, превращая каждую минуту в борьбу с собственным телом.       Вместо ожидаемого облегчения, её накрыло волной головокружения, от которого не было спасения.       Гермиона невольно вернулась мыслями к разговору с Гарри, его встревоженному взгляду и тяжёлой тишине, которая наступила, как только он узнал о ребёнке. Он пытался поддержать её, но его растерянность и неуклюжие слова оставили в её душе ощущение… одиночества?       Смущение переплеталось с нарастающим страхом: она была беременна…       Внутренние мысли разрывали ее.       Она знала о его репутации, о его склонности окружать себя красивыми женщинами, которые всегда выглядели так, будто сошли с обложки журнала.       В её памяти сразу всплыла Астория Гринграсс — светловолосая, утончённая, сдержанная, она всё чаще появлялась рядом с Драко. Недавняя статья в «Пророке» намекала на их «особую» связь, обрисовывая картину тайных встреч и флирта.       Гермиона не могла удержаться от укоризненной мысли: если все это правда, то что у нее есть, чтобы привлечь его внимание? Она и рядом не стояла с теми утонченными, соблазнительными девушками, к которым, казалось, он испытывал непреодолимую тягу.       От этих мыслей её лицо снова напряглось, а взгляд застыл в пространстве, словно она пыталась выжить, несмотря на тяжесть собственных переживаний. Внутри неё всё сжималось от боли, которой она не могла выразить. Ещё чуть-чуть — и слёзы уже не сдержать.       Она закрыла глаза, пыталась сосредоточиться на дыхании, но токсикоз лишь усиливал беспомощность, словно внутреннее истощение отразилось на каждом её вдохе.       Бросив ещё один взгляд на письмо, она отложила его в сторону, но его слова продолжали звучать в голове, как непонимающий заговор, сковывающий её душу.       Будущее и то, что она должна была сделать, оставались неопределёнными, и всё казалось куда более туманным, чем она могла себе представить.       Она чувствовала, как беспокойство о будущем ребёнке, разговор с Гарри и мрачные новости о недавнем убийстве в магическом мире сливаются в один тяжёлый ком в её груди.       Хотя она и старалась не думать о том, что Драко мог бы быть причастен к каким-либо темным делам, его связь с сомнительными личностями не покидала её.       Особенно её беспокоила мысль, что она может не вписаться в его мир — его мир, где красоты и изысканности, казалось, всегда были на первом месте.       Но работа продолжалась, и ей нужно было держать себя в руках. Гермиона сжала зубы, заставив себя отвлечься от собственных тревог и вернуться к отчётам. Но неожиданное вмешательство — в кабинет ворвался Вильям Гибсон, её начальник, с выражением лица, как будто весь мир был против него. Он был угрюм, и в его взгляде не было ничего, что могло бы вселить в неё надежду.       — Гермиона, нам нужно поговорить, — произнёс он с тем же выражением, что и всегда, но теперь в его голосе слышалась такая напряженность, что это заставило её напрячься.       Гермиона интуитивно поняла: сейчас что-то серьёзное, важное. Её нервы напряжённо сжались, пальцы крепко обхватили ручку стула. Гибсон не был склонен к драматизации, и если он так волнуется, значит, ситуация действительно требует внимания.       — Министерство решило, что наш отдел должен взяться за новый проект, связанный с последними событиями в магическом мире, — сказал он, не дождавшись её реакции.       Гермиона подняла брови, её любознательность взяла верх, несмотря на всё, что тревожило её в данный момент. Проект? Какой проект? В чём они могли помочь, если события были настолько запутаны и опасны?       — И что именно мы должны делать? — спросила она сдержанно, пытаясь скрыть ту вуаль напряжения, что проникала в её голос, несмотря на её старания оставаться спокойной.       Она вздохнула, чувствуя, как тяжесть ложится на её плечи.       У неё было множество дел, но если Министерство настоятельно требовало этого, ей не оставалось выбора.       Конечно, расследование убийства Пертхорна занимались авроры, но Гермиона должна была заняться другим аспектом: анализировать магические артефакты, связанные с происшествием, и узнать, кто может быть за этим убийством.       — Министерство подозревает, что в этом замешаны маглорожденные, которые мстят чистокровным за то, что те убивали их в годы правления Волдеморта. — произнёс он, привычным хмурым тоном, но с новой, заметной напряжённостью в голосе.       Гермиона почувствовала, как кровь застыла в жилах. Маглорожденные, которые принимали участие в мстительных убийствах.       Это было ещё одно подтверждение того, что мир был на грани новой войны       — Я понимаю, но почему именно я должна этим заниматься? У меня есть опыт, но… — Гермиона замялась, выбирая слова, — всё-таки здесь задействованы не только важные факты, но и возможные риски.       Он наконец поднял взгляд и устремил его на неё, словно пытаясь проверить, как она отреагирует на его слова. В его глазах был холод и настороженность, а интонация едва скрывала презрение.       — Мы выбрали тебя, потому что нужен человек с именем, — сказал он, не скрывая своего раздражения. — Ты заместитель главы отдела, и нам нужно твое влияние, чтобы проект не провалился ещё до начала. А вот Томас и ещё двое будут работать с тобой.       Гермиона почувствовала, как её терпение на пределе, но она не позволила этому чувствовать себя слишком очевидно.       — Томас… Картер, — произнесла она, сдерживая раздражение. — Он и так не скрывает своего отношения ко мне. И как мне работать с ним, если его ненависть ко мне очевидна?       Гибсон хмыкнул, поднимал брови, как бы не обращая внимания на её слова.       — А ты держи себя в руках, Гермиона. Если ты хочешь завершить это задание, тебе нужно работать с ним. Томас — мой доверенный человек, и ты должна понимать, что в этом проекте мне нужна команда, а не просто одна женщина с именем. Его знания о темных артефактах могут быть полезны, несмотря на ваши личные разногласия. Он хотя бы не питает иллюзий насчёт этой всей истории.       Он выдержал паузу и после продолжил.       — Ты же понимаешь, — продолжил он, — твой опыт в делах, касающихся работы с артефактами, тоже важен. Признание твоих заслуг, безусловно, даёт тебе место в этом проекте. Но, — он снова сделал паузу, — несмотря на твоё имя и опыт, мы, конечно, предпочли бы, чтобы работа велась... с осторожностью. Мы не хотим, чтобы такие дела, как убийство Пертхорна, стали поводом для разжигания недовольства среди маглорожденных.       Гермиона сидела напротив Гибсона, ощущая напряжение, которое буквально витало в воздухе.       Её взгляд был напряжённым, она с трудом сдерживала внутреннюю бурю.       Она уже не раз сталкивалась с его пренебрежением, но сегодня всё было особенно болезненно. Гибсон, казалось, чувствовал, как его слова постепенно точат её терпение.       — Гермиона, — произнёс он с ехидной улыбкой, не поднимая глаз от бумаг. — Минситерство решило, что тебе стоит заняться этим проектом. Ты ведь, как-никак, подходишь на роль ведущего сотрудника, если речь идет о... столь деликатных вопросах.       Гермиона почувствовала, как её челюсти сжались от раздражения. Все его слова, произнесённые с холодной ироничной интонацией, указывали на то, что он сомневался в её квалификации.       Её кровь, её происхождение всегда становились для него камнем преткновения.       — Ты же понимаешь, что Пертхорн был чистокровным, а значит, убийцы, наверное, маглорожденные. Вы ведь в курсе, насколько такие события беспокоят людей, как я. — Гибсон проговорил это с лёгким насмешливым оттенком, словно пытаясь проверить, как она отреагирует на намёк. — И этот проект, конечно, нуждается в проверенных людях, которые, как и ты, знают, как обращаться с такими... вопросами.       Гермиона едва сдержала себя. Она знала, что он никогда не скрывал своего недовольства её статусом, и сейчас снова пытался поддеть её, тонко намекая на её «порочное» происхождение.       Но она оставалась спокойной, её голос был ровным, хотя в груди её пульс бился быстрее.       Гибсон чуть наклонил голову, улыбнувшись уголками губ, как будто её вопросы только подтверждали его подозрения. Он, казалось, наслаждался этим моментом её замешательства.       Гермиона почувствовала, как её руки сжались в кулаки, но она всё ещё сдерживала себя. Он не прямо оскорблял её, но его слова о «недовольстве маглорожденных» явно были направлены на то, чтобы принизить её роль в расследовании.       — Если ты не против, — продолжил Гибсон, не замечая её напряжения, — вместе с Картером и ещё два аврора помогут тебе в работе. Дэймон Драйкер, бывший сотрудник Инспектората, человек с опытом работы в самых разных расследованиях. И Элла Грейсон, специалист по разрушению магических объектов. Она обладает знаниями, которые нам сейчас крайне необходимы. Все они опытные авроры.       Гермиона не позволила себе даже намёка на покорность. В её глазах вспыхнула решимость, а голос звучал с такой уверенностью, что Гибсон не мог не заметить: она не из тех, кто позволит собой манипулировать. Она была неотъемлемой частью этого проекта, и он это прекрасно знал.       — Мистер Гибсон, — сказала она, спокойно и чётко, — Я не одна из тех, кто будет стоять в тени.       Гибсон с недовольством скривил губы, но не ожидал, что её реакция будет такой. Он попытался заново сфокусировать внимание на том, что считал важным.       — Я понимаю твою настороженность, но всё же, — его голос был всё таким же холодным и пренебрежительным, — у нас есть опытные сотрудники, такие как Картер и Драйкер. Они значительно более квалифицированы в вопросах, касающихся расследования преступлений такого рода.       — Я не сомневаюсь в их квалификации, — перебила его Гермиона, не давая ему развернуться в очередной лекции. — Но не забывайте, что у меня тоже есть опыт, и не менее значимый. Я — заместитель главы отдела магического правопорядка, и эта задача попала ко мне не случайно. Вы ведь не думаете, что министр назначил меня на это место для того, чтобы я сидела в стороне и наблюдала, как другие решают важнейшие вопросы? Мой опыт — это не просто какая-то «картинка» для красивой отчётности.       Её слова повисли в воздухе, и Гибсон застыл, но лишь на мгновение.       Он знал, что спорить с ней бессмысленно, но его раздражение не утихло. В ответ он просто молча пожал плечами, но в его взгляде оставалась тень недовольства.       Её терпимость к подобному отношению истощалась.       Она была хорошим профессионалом, но его патриархальные взгляды не давали ей шанса.       В это время в её голове уже вертелись мысли о Драко, его письме и том, как всё это могло быть связано с её работой.       Неожиданно вся тяжесть её переживаний усугубилась, и она ощутила лёгкое головокружение, напоминая о токсикозе. Ей нужно было сосредоточиться.       — Так когда начинаем? — спросила Гермиона, её голос был твёрдым, но изнутри её терзали сомнения, которые она с трудом сдерживала.       — Завтра состоится совещание, на котором обсудим все детали, — ответил Гибсон, его тон был холоден и обыденен, как всегда. — Будь готова.       Гермиона кивнула, скрывая внутреннее беспокойство. Как бы она ни пыталась выглядеть спокойной, этот проект всё равно внезависимости от её желания вносил смятение в её мысли. И тут, как назло, в кабинет вошёл Томас. Его самодовольная улыбка тут же вызвала у неё раздражение.       — Ну что, Гермиона, не перегружайся, — произнёс он с оттенком насмешки, — если не справишься, всегда можно будет тебя заменить. Видимо, твои высокие позиции не помогут тебе справиться с тем, что придётся работать с такими серьёзными людьми, как я.       Его слова вонзились как нож в спину, но Гермиона не позволила себе сдать позиции. Она подняла подбородок, сжала зубы и ответила с ледяным спокойствием:       — Я не собираюсь падать духом, — ответила она, сжимая зубы. — И точно не позволю тебе решать, на что я способна.       Томас лишь усмехнулся, ни на секунду не сомневаясь в своём превосходстве.       Не дождавшись ответа, он повернулся и вернулся к своим бумагам, оставляя её с этим нелепым ощущением неприязни и напряжения.       Гермиона стояла, сжимая кулаки, но не позволяла себе показать свою слабость.       Она слишком много работала, чтобы доказать себе и окружающим свою ценность в этом мире, полном предвзятости и недооценки.

***

      После изнурительного разговора с Гибсоном, тягучего, словно вязкий туман, Гермиона, испытывая почти физическую потребность в глотке воздуха, решила ненадолго отвлечься и направилась в столовую Министерства магии.       Однако даже здесь, в иллюзорной паузе между обязанностями, её мысли продолжали путаться, будто застряв в паутине, сплетённой противоречиями и страхами.       Образ Драко, его лицо с насмешливой полуулыбкой, и воспоминание о моменте, когда она призналась Гарри в своей беременности, не отпускали её. Этот миг навсегда запечатлелся в её памяти, как ожог.       Шок, отражённый в глазах друга, смешанный с глубоким разочарованием, проник в её душу, оставляя едва заживающие раны. Гарри тогда, не в силах справиться с обрушившейся на него правдой, просто попросил её уйти.       Эти слова, простые и лаконичные, ранили её сильнее, чем самые жестокие упрёки.       Она понимала, что его ум занят тяжким расследованием убийства, что собственные заботы Гарри — это не менее тяжёлый груз. Но внутреннее беспокойство, гложущее её изнутри, не давало покоя. Разговор, который предстоял, словно обострённая рана, всё напоминал о себе.       Войдя в столовую, Гермиона замедлила шаг, на мгновение остановившись у входа. Взгляд её скользнул по залу, пропитанному напряжённым гулом голосов и шорохом пергаментов. За дальним столиком сидел Гарри.       Его фигура, сутуло склонившаяся над кружкой кофе, источала глубокую усталость, почти болезненную.       Темные круги под глазами, вялые движения рук — он выглядел так, словно не знал отдыха уже несколько дней.       Гермиона, ощутив, как её сердце болезненно сжалось, собрала остатки решимости и направилась к нему. Каждый её шаг отдавался эхом в её сознании, словно аккомпанемент собственным сомнениям.       — Привет, — тихо произнесла она, чувствуя, как её голос едва держится от предательского дрожания. Она не сразу осмелилась встретить его взгляд.       Гарри медленно поднял голову, и на мгновение его глаза отразили удивление, но оно быстро уступило место чему-то иному — усталости, смешанной с осторожной напряжённостью.       — Привет, Гермиона, — его голос прозвучал низко и хрипло, будто через толщу невидимой стены. — Как ты?       — Неплохо, — соврала она, изо всех сил пытаясь улыбнуться, но вместо этого её лицо приобрело странную, кривую гримасу. — А ты?       Его тяжёлый вздох был ответом красноречивее слов. Между ними на мгновение воцарилась вязкая тишина, густая, словно жидкий янтарь.       — Я всё ещё думаю о том, что ты сказала вчера, — наконец произнёс он, избегая её взгляда. — Это… слишком неожиданно.       Гермиона почувствовала, как внутри всё оборвалось. Слова Гарри, его сдержанный тон, словно канат, натянутый до предела, были почти невыносимы. Она попыталась что-то сказать, но язык не повиновался, а грудь сковала гнетущая тяжесть.       — Гарри, я… — начала она, но он, подняв руку, остановил её.       — Здесь не место для таких разговоров, — коротко заметил он, оглядев зал.       Она быстро кивнула и, дрожащими пальцами взяв палочку, наложила заглушающее заклинание, чтобы никто их не подслушал.       — Так лучше? — спросила она, не сразу понимая, как дрогнул её собственный голос.       — Лучше, — коротко кивнул Гарри, но его глаза, словно затянутое облаками небо, оставались тусклыми. — Гермиона, ты вообще понимаешь, насколько всё это… сложно? Узнать, что ты ждёшь ребёнка от Малфоя… Это словно удар в самое сердце.       Слова эти, звучащие почти шёпотом, прокололи её, как острые иглы. На мгновение ей показалось, что её сердце остановилось. Но она быстро собралась, силой воли вытесняя боль и сомнения.       — Это случилось, Гарри, — сказала она сдавленно, но её голос всё же обрел твёрдость, которая казалась ей чуждой. — И я не собираюсь ничего менять. Это моё решение, и оно касается только меня… и моего ребёнка.       Он не ответил сразу. Его взгляд, пристальный и напряжённый, словно пытался проникнуть в её мысли. Затем раздражение, медленно зреющее в нём, прорвалось наружу.       — Малфой. — проговорил он резко, почти прорычал. — Ты хоть понимаешь, что говоришь? Малфой — не человек, с которым ты должна связывать свою жизнь. Ты знаешь, кто он. Что он делал. Что он представляет. Как ты можешь… — он оборвал себя, едва справляясь с волной эмоций.       — Гарри, я не защищаю его, — перебила она, её голос теперь был холодным и строгим. — Я знаю, кто он. Но я не собираюсь воспитывать ребёнка в атмосфере ненависти и осуждения. Ты думаешь, я не вижу, что он сложный человек? Но я справлюсь, даже если придётся сделать это одной.       Гарри резко откинулся на спинку стула, его лицо побелело, а пальцы нервно сжимались и разжимались.       — Ты хоть понимаешь, что для женщины в магическом мире быть матерью-одиночкой — это клеймо? — его слова резанули, как нож. — Это не просто слухи или осуждение, это реальный удар по твоей репутации.       — Репутация? — Гермиона резко вскинула голову, и в её голосе, некогда ровном, зазвучали гнев и отчаяние. — А как насчёт моего выбора, Гарри? Моего права решать, что важно для меня и моего ребёнка? Или ты тоже хочешь диктовать мне, как жить?       — Гермиона… — попытался начать он, но она уже встала, её глаза горели от гнева.       — Нет, Гарри, я не позволю тебе или кому-либо ещё судить меня за мой выбор. Я слишком долго боролась за то, чтобы быть услышанной. И уж точно не собираюсь сдаваться сейчас.       Она почувствовала, как напряжение между ними достигло апогея. И в этот момент её решимость на мгновение пошатнулась. Ссориться с Гарри — её другом, её братом, её соратником — было почти невыносимо. В их отношениях было слишком много общего, слишком много боли и надежды, чтобы разрушать это.       Гермиона медленно выдохнула, пытаясь справиться с эмоциями, которые подступали к самому горлу. Она снова села, избегая смотреть ему в глаза.       — Гарри, я не хочу, чтобы мы спорили. — Её голос звучал тише, мягче. Она посмотрела на него, и её глаза блестели от сдерживаемых эмоций. — Ты важен для меня, ты всегда был. Я знаю, что ты переживаешь за меня, но мне действительно нужно, чтобы ты поддержал меня. Это всё, о чём я прошу.       Гарри, опустив взгляд, провёл рукой по волосам, будто пытаясь найти выход из этого лабиринта чувств. Его пальцы тихо барабанили по столу, пока он искал правильные слова.       — Ты понимаешь, как мне трудно это принять? — наконец произнёс он, сдержанно, но с заметной болью в голосе. — Я не хочу, чтобы ты пострадала.       — Я знаю, — прошептала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, но в нём слышалась усталость. — И я благодарна тебе за это. Но сейчас мне правда нужно, чтобы ты был рядом. Мне страшно, Гарри.       Он поднял на неё взгляд. В его глазах всё ещё была боль, но за ней сквозило что-то новое — забота, тёплая и искренняя.       — Хорошо, — наконец сказал он, его голос был полон усталости. — Я постараюсь. Для тебя.       Её лицо озарила слабая улыбка, смешанная с горечью.       — Кстати, — проговорила она, меняя тон, чтобы хоть немного разрядить обстановку. — У меня новости. Я получила проект, связанный с убийством Лукреция Пентхорна.       Гарри сразу насторожился.       — Что ты знаешь об этом? — спросил он, чуть наклоняясь к ней через стол.       Гермиона увидела, как в его глазах вспыхнул интерес, но почувствовала и скрытую тревогу. Слова застряли у неё в горле. Она понимала, что сказала больше, чем планировала, но осознание этого только подогрело интригу, которая теперь витала между ними.

***

      Когда сумерки невольно стали на порог, и день, утомлённый неугомонной суетой, поглотил вечерний мрак, Гермиона, наконец, обрела долгожданное освобождение.       Она вышла на холодные лондонские улицы, уткнувшись в плотное, тёплое пальто, ощущая, как холодный ветер, как мстительный привидение, тянется за её волосами и, кажется, кусает её щеки, оставляя ледяные следы на коже.       Небо, в своей неумолимой тёмной застенчивости, тускло покрывалось нависшими тучами, а тусклый свет уличных фонарей, как мрак, растекающийся по ночным улицам, наполнял их мягким, но настойчивым светом, скользящим по покрытым инеем тротуарам.       Шагнув в свои стены, Гермиона погрузилась в знакомую атмосферу. Её дом, словно храм спокойствия, был пропитан мягким ароматом ванили, свежей бумаги и того неуловимого чувства уюта, которое только этот уголок мог подарить.       Скинув обувь у двери, она не могла не ощутить, как её окутывает приятное тепло — мгновенный и обнадёживающий, как объятие матери. Внутренность квартиры, выдержанная в пастельных тонах, напоминала о неспешных часах отдыха, о мгновениях, когда мир кажется вечно стабильным, спокойным.       Книжный шкаф, полнометражные тома, диван с мягкими подушками, а у камина — старинное кресло, которое всегда ожидало её, чтобы принять в свои объятия и подарить моменты уединённого чтения.       И все же, несмотря на тишину и тепло, взгляд её неизменно останавливался на одном особенном снимке, навсегда запечатлевшем мгновение беззаветного смеха с Гарри.       Этот портрет не был просто изображением двух людей, он был напоминанием о дружбе, которая, казалось, была важнейшей основой всего её существования.       Но сегодня, как бы она ни старалась угнаться за состоянием покоя, её мысли были заняты другим — встречей с Драко. Мысль эта вызывала в ней одновременно тревогу и раздражение. Её разум не мог успокоиться, чувствуя неотвратимость предстоящей встречи, но скрытое ощущение уязвимости оставляло её в тени собственных раздумий.       В поисках подходящего наряда для этого вечера, она, перебирая платья, остановилась на одном — тёмно-изумрудном. Оно сочетало в себе элегантность и сдержанную строгость, подчёркивая её фигуру, но без излишней демонстрации, словно выражая её внутреннюю гармонию.       Принадлежности наряда — чёрные туфли на высоком каблуке и длинное пальто — завершали образ, а серебряный браслет и аккуратно убранные волосы придавали ей изысканную лёгкость.       Одно лишь беспокойство — её волосы, не желавшие поддаваться никаким стараниям, и локоны, выбивавшиеся, требовали особого внимания, словно непокорные её воле.       Стоя перед зеркалом, Гермиона вновь увидела своё отражение, она попыталась взглянуть на себя спокойно, но, изнутри в ней что-то дрогнуло.       Четвёртая неделя беременности ещё не отразилась на её теле, но ощущения, внутренние и неведомые внешнему взгляду, говорили о другом.       Тело, не принадлежавшее больше только ей, напоминало о себе тяжёлым грузом усталости и приступами тошноты, которые порой сводили её с ума.       Вспыхнувшими огоньками, как яркое пламя в ночи, её охватили картины того самого вечера: его руки, скользящие по её коже, горячее дыхание на шее, его взгляд, наполненный какой-то неожиданной уязвимостью, который не отпускал её, несмотря на все её усилия забыть это.       Её губы непроизвольно дрогнули, как если бы сама её душа тосковала по той редкой искренности, которую она видела в его глазах.       Это было глупо — вспоминать, анализировать, сожалеть.       Но как бы она ни убеждала себя, что всё это было ошибкой, каждый раз в сердце появлялась горькая нотка боли.       Почему он тогда ответил на её поцелуй? Почему позволил этому случиться? Она помнила, как его внимание всегда было приковано к другим — элегантным, безупречным женщинам вроде Астории Гринграсс.       Та выглядела как живое воплощение идеала чистокровных. И что Драко мог увидеть в ней, Гермионе? Этот вопрос терзал её.       Она покачала головой, пытаясь прогнать неприятные мысли.       Драко Малфой не заслуживал её внимания, её переживаний.       Но теперь, когда она носила его ребёнка, забыть было невозможно.       Гермиона провела рукой по животу. Он был всё ещё плоским, но ей казалось, что она уже чувствует что-то новое, что-то особенное.       Её глаза наполнились решимостью.       Она справится с этим.       С Драко или без него.       Выходя из квартиры, она задержалась на пороге, бросив последний взгляд на уютное пространство позади.       Сегодняшний вечер, думала она, не изменит ничего. Но где-то глубоко внутри её тревога никак не утихала.

***

      Гермиона вошла в ресторан, ощущая, как тёплый свет охватывает её, словно нежная оболочка, кокон, защищая от зимнего холода. Это был один из самых шикарных маггловских ресторанов в Лондоне.       Потолок взмывал высоко ввысь, словно поддерживаемый не стенами, а самой магией, и усыпан был россыпью хрустальных люстр, мерцающих, как далекие звёзды на зимнем небосклоне. Стены, окутанные панелями из глубокого, почти чёрного дерева с золотыми резными узорами, излучали торжественное величие и покой. Золотистые отблески света, отражённые гладкой поверхностью инкрустаций, напоминали отблески янтаря в полутьме.       На столах, покрытых безупречно белыми скатертями, возвышались утончённые букеты из кремовых и белых роз. Их аромат был настолько деликатен, что едва уловимый шлейф цветов казался частью сложной симфонии запахов: пряные нотки дорогих специй, терпкость выдержанного вина, слабый намёк на свежие цитрусы.       В воздухе витал тонкий, почти неразличимый аккорд музыки — звуки рояля, сливаемые с шелестом голосов, создавали едва ощутимую вибрацию уюта.       Пол, устланный зеркально отполированным мрамором, отражал свет, дробя его на мягкие блики, как зимний лёд на рассвете. Официанты, облачённые в идеально сшитые костюмы, скользили по залу с грацией, напоминающей движение теней. Их движения были почти хореографическими, неуловимыми, как сам дух этого места.       Но всё это — это совершенство, это тщательно созданное ощущение мира безупречного покоя — стало для Гермионы лишь едва заметным фоном, когда её взгляд упал на дальний угол зала.       Её внимание, столь легко отвлекаемое, быстро привлекло нечто иное — не что, а кто-то.       Кто-то, чья неприступная фигура вбирала в себя всё вокруг, заставляя забывать даже о самом воздухе, который она вдыхала.       Драко Малфой.       Он сидел в самом укромном уголке зала, где свет едва касался поверхности стола, и полумрак, словно живое существо, окутывал его фигуру.       Его поза была безмолвной и расслабленной, но в этой расслабленности было что-то скрытое, напряжённое, почти опасное. Казалось, каждый его жест, каждый взгляд были продиктованы не столько желанием, сколько неким внутренним расчётом.       Его пальцы, длинные и изящные, с беззвучной грацией обвивали бокал с вишнёво-красным вином, которое медленно вращалось, как будто в ответ на невидимые силы. Вино, как его жизнь — медленное, отстранённое, таящее в себе неразгаданные тайны.       Чёрный костюм, облегающий его атлетичную фигуру, словно высвечивал идеальные линии тела. Галстук, завязанный с такой тщательностью, что его точность почти раздражала, подчёркивал осанку, горделиво вытянутую, как у хищника, готового к прыжку.       Его светлые волосы, зачесанные назад, образовывали гладкую линию, но одна упрямая прядь, невольно падающая на лоб, нарушала этот порядок, придавая всему его облику таинственную, почти непроизвольную небрежность.       Его серые глаза, как стальные, отражающие холод пустых горизонтов, встретились с её взглядом, и в этот момент Гермиона почувствовала, как внутри неё всё замирает.       Казалось, что он видит её насквозь, его пристальный взгляд словно вскрывал её душу до самых тонких слоёв, заставляя её почувствовать себя уязвимой и разоблачённой.       Он был одновременно отталкивающим и притягательным — словно ледяной магнит, который невидимой силой тянет к себе, несмотря на всю отчаянную попытку убежать.       Он был воплощением совершенства — внешнего, безукоризненно аристократичного, слишком идеального, чтобы быть реальным. Казалось, его физическая привлекательность — это не что иное, как результат тщательной работы и безупречного контроля, а не природной грации.       Но Гермиона знала, что за этой безупречностью скрывается нечто другое — нечто гораздо более тёмное, более пугающее. Человек, который с каждым годом после войны становился всё более замкнутым, всё более угрюмым и опасным.       Он был не просто идеален, он был — интуитивно опасен.       И этот запах — запах мяты, который неосознанно тянул её к нему, нарушал её концентрацию.       Этот запах был настолько знаком и настойчив, что Гермиона невольно сжала челюсти, с каждым мгновением ощущая, как этот пронзительный аромат заполняет её лёгкие, как будто каждое его вдыхание было ядом, который она презирала, но не могла избежать.       Она почувствовала, как внутри что-то дрогнуло.       Больше от раздражения, чем от восхищения, убеждала себя Гермиона.       Слишком идеальный.       Слишком раздражающий.       Когда она подошла к его столику, он медленно поднял голову, и его взгляд, столь холодный, столь отчуждённый, не выразил ни малейшего волнения. Он указал на стул напротив себя, не проявив ни малейшей излишней активности. Он не торопился, не суетился. Он был таким, каким всегда был — недоступным, непокорённым, и одновременно уязвимым в своей безжалостной маске.       — Грейнджер, — проговорил он низким, бархатистым голосом, который, казалось, резонировал с мягкой музыкой ресторана. Его губы слегка дрогнули в подобии улыбки, но она скорее напоминала тень, чем настоящее выражение эмоций. — Ты заставляешь ждать.       Сердце Гермионы предательски забилось быстрее, и она почувствовала, как её грудь сдавливает невидимая рука, которая сжимала её, заставляя скрывать свои чувства за маской беспристрастности. Она опустилась на стул с величайшей осторожностью, будто боясь, что её ноги предадут её в самый неподобающий момент, и ответила, пытаясь придать своему голосу лёгкую иронию, но её интонация предала её:       — Я бы сказала, что ты вполне справился.       Её собственные слова отозвались в её голове с горечью, словно неискренность, которую она сама создала, изрезала её изнутри.       Но она сдержала себя.       Ей следовало быть с ним твёрдой, хоть и внутри что-то противилось этому.       Драко чуть приподнял уголки губ, но не дал своему лицу принять форму настоящей улыбки.       — Признаю, ты умеешь оправдываться, — проговорил он, его взгляд все ещё скользил по её фигуре с тем же ледяным интересом. Он внимательно оглядел её, оценивая, словно изучал не только её внешний вид, но и всё, что скрыто под поверхностью. — Платье у тебя впечатляющее. Должно быть, выбрала специально для меня?       От этих слов на её щеках вспыхнул жар, словно её тело вдруг поддалось натиску того, чего она так старательно пыталась избежать. Она заставила себя сидеть ровно, сжимая зубы, чтобы не выдать раздражение. Каждое слово его было как укол в самую больную точку.       — Я оделась для себя, Малфой, — ответила она, скрестив руки на груди. — А если ты вдруг решил, что весь мир вращается вокруг тебя, то мне жаль разрушать твои иллюзии.       Её слова повисли в воздухе, и, несмотря на её попытки скрыть эмоции, Драко, казалось, наслаждался каждым её порывом. Он сделал медленный глоток вина, его движения были плавными, будто он заранее знал, что каждое его действие будет наблюдаться, анализироваться.       — Приятно знать, что мои иллюзии всё ещё доставляют тебе неудобства, — спокойно заметил он.       Тень лёгкой улыбки промелькнула на его губах.       В это мгновение он выглядел настолько уверенно, настолько привлекательно, что Гермионе пришлось отвернуться, чтобы собраться с мыслями.       Сложно было сосредоточиться, когда он так беззастенчиво притягивал её внимание — своим обаянием, взглядом, которым словно говорил, что именно он контролирует ситуацию.       Драко вернул взгляд к бокалу, сделав небольшой глоток вина, и наблюдал за ней с лёгкой иронией, как будто знал, что Гермиона сейчас переживает противоречивые чувства.       А Гермиона, сидя напротив, вдруг почувствовала, что всё это неправильно, что Драко Малфой — мужчина, к которому она не должна испытывать ничего, кроме холодного равнодушия.       К их столику подошёл официант, и Гермиона мгновенно схватилась за меню, пытаясь унять нервозность.       Но, как назло, голова закружилась от ароматов, доносящихся из кухни, и её мысли перемешались в странную какофонию желаний: оливки, сливочный сыр, клубника…       Её тошнило весь день, но сейчас, когда она почувствовала этот зловещий, раздражающий запах мяты, который она презирала всем сердцем.       Но вдохнув его, она почувствовала, как внутри неё что-то неожиданно просыпается, как её живот, который до сих пор молчал, вдруг взревел от голода и странные вкусовые сочетания тут же полезли в голову.       — Я буду суп из морепродуктов, цыплёнка под белым соусом и… а ещё — Гермиона на мгновение задумалась, и Драко приподнял бровь с лёгким выражением шока, едва сдерживая усмешку. — И, пожалуйста, сырный соус и мороженое…клубничное.       Официант слегка удивился, но записал заказ, а Драко, приподняв одну бровь, бросил на неё задумчивый взгляд, сложив руки на груди и с видимой иронией глядя на неё.       — Клубничное мороженое и сырный соус, говоришь? — с притворной серьёзностью уточнил он. — Сочетание, достойное истинной гурманки. Уж не хочешь ли ты попробовать пюре с мармеладом? Вдруг это ещё лучше зайдёт?       Гермиона закатила глаза, но в её груди что-то ёкнуло, когда она встретила его взгляд — взгляд, в котором было нечто новое.       Нечто, что смущало её.       Это было слишком… тёплое, слишком человечное.       Но она тут же выбила из себя эту мысль.       Это не могло быть так.       — Если вдруг понадобится… — ответила она с вызовом, вскинув подбородок. — Это не твоё дело, Малфой, тебя это удивляет? — отрезала Гермиона, чувствуя, как злость слегка вытесняет её смущение.       — Только очаровывает, — ответил он с ленивой усмешкой, чуть подавшись вперёд. В его глазах появился тот блеск, который невозможно было не заметить, — но удивляет тоже, это да.       Драко вдруг стал серьёзным.       Он выпрямился, пододвинул стул поближе и внимательно посмотрел на неё, словно оценивая.       В его серых глазах сверкнула решимость, которой Гермиона никак не ожидала.       Драко не теряя времени, положил на стол небольшой бархатный футляр и открыл его.       Внутри сверкнуло кольцо с большим бриллиантом, искрящееся при свете свечей, и Гермиона замерла, глядя на него с недоумением и растерянностью.       Она подняла взгляд на Малфоя.       Он сидел прямо, скрестив руки на груди, его идеальный черный костюм подчёркивал широкие плечи и безупречную осанку.       Свет от настольной лампы мягко очерчивал его профиль, подчёркивая прямой нос, чётко очерченные скулы и сжатые губы.       В его серых глазах читалась холодная решимость — взгляд человека, который привык управлять своей жизнью и чужими.       Гермиона застыла, глядя на кольцо, которое Драко положил на стол. Свет свечей играл на гранях бриллианта, заставляя его переливаться сотнями оттенков.       Но этот ослепительный блеск не привносил ясности в её мысли.       Скорее наоборот — от него становилось только сложнее сосредоточиться.       — Ты серьёзно? — выдохнула она, вглядываясь в его лицо, в его спокойные, уверенные глаза, словно не веря, что это вообще происходит.       — Абсолютно, — коротко ответил он, чуть склоняя голову, как будто говорил с непонятливым ребёнком. Он откинулся на спинку стула, сложив руки на груди, наблюдая за её реакцией с тем холодным, невозмутимым взглядом, в котором едва уловимо светилось нетерпение.       — Это какой-то трюк? — спросила она, голос её дрогнул, но она тут же взяла себя в руки, добавив уже твёрже: — Что за спектакль, Малфой?       Его бровь слегка изогнулась, и он усмехнулся уголком губ, но не ответил на её сарказм.       Вместо этого он наклонился вперёд, опёршись локтями на стол, и указал взглядом на кольцо.       — Нет, Грейнджер, — проговорил он спокойно, хотя в голосе мелькнула нотка твёрдости. — Это предложение. Ты ждёшь моего ребёнка, и я не собираюсь оставлять его бастардом.       От этих слов её словно ударило током.       — Ты шутишь? — прошептала она, и в её голосе послышались нотки возмущения. — В каком веке ты застрял?       Драко лишь слегка наклонил голову, и его тон стал ещё холоднее.       — В веке, где такие вещи всё ещё имеют значение. Ты же не думаешь, что магический мир вдруг перестанет осуждать тебя за твой “свободный выбор”?       Гермиона вспыхнула.       — Это касается только меня, Малфой. Никто не имеет права диктовать мне, как жить.       — Никто, кроме меня, — сухо отрезал он.       — В нашем мире ребёнок, рождённый вне брака, — это позор. Тебя будут морально уничтожать, осуждать за каждый твой шаг. Неужели тебе нравится эта перспектива?       Её глаза сузились, но Драко продолжил, не давая ей времени на возражения.       — Ты знаешь, что такое быть мишенью, Грейнджер? — Его голос стал тише, но напряжённее. — Тебя ненавидят за то, что ты маглорожденная. Когда узнают о ребёнке, тебя разорвут на части. Ты сама всё это прекрасно понимаешь. И ты готова подвергнуть моего ребёнка этой травле только ради того, чтобы доказать, что ты независимая?       Гермиона напряглась, внутренне бунтуя против его уверенности и тона, с которым он, казалось, уже всё решил за неё.       Она отвернулась, глядя в сторону, чтобы собраться с мыслями.       В её голове тут же закрутились вопросы, воспоминания, обрывки воспоминаний об их единственном страстном вечере.       Как он мог думать, что одного кольца и слов о «позоре» будет достаточно, чтобы заставить её сказать «да»?       — Я не уверена, что это хорошая идея, Драко, — сказала она тихо, но твёрдо, снова взглянув на него. — Ты сам прекрасно знаешь, что мы с тобой… не подходим друг другу. К тому же… — она заколебалась, подбирая слова, — я могу справиться с этим и сама.       — Сама справишься значит? — Драко перехватил её взгляд, холодно и уверенно глядя ей в глаза. — Ты заблуждаешься. Наш мир не прощает таких ошибок, Грейнджер.       Гермиона резко отвела взгляд.       Его слова были как удар в самое уязвимое место.       Она всегда гордилась своей силой, своей способностью справляться с трудностями, но мысль о том, что её ребёнок может пострадать, заставила её колебаться.       Она попыталась снова взять ситуацию под контроль, её голос дрожал от гнева:       — Мы можем сделать так, чтобы этот ребенок имел всё, что ему нужно. Для этого не обязательно вступать в брак, вот в магловском мире всё иначе и..       Драко резко перебил её, не дав договорить.       — Перестань, Грейнджер. Ты не справишься сама. И не потому что ты слабая, а потому что это не только твой ребёнок. Это мой ребёнок тоже, — его голос звучал жестко, без намека на уступки. — Я не позволю, чтобы он рос бастардом. Этот ребёнок — наследник рода Малфоев, и он заслуживает, чтобы его уважали.       Гермиона попыталась что-то возразить, но Драко не дал ей шанса.       — Ты даже не представляешь, что это значит, — продолжил он, не сводя с неё ледяного взгляда. — В нашем мире это не просто ребёнок. Это вопрос чести, положения, безопасности.       Гермиона ощутила укол тревоги, но не хотела этого показывать. Её губы сжались, а взгляд потемнел, однако Драко не остановился:       — Я могу дать ему имя, могу защитить его и тебя от всего, что может случиться, от всех сплетен, от всех людей, которые будут желать ему зла. — его голос прозвучал с ноткой насмешки, но в глазах был холодный расчет.       Гермиона прикусила губу, чувствуя, как её ярость закипает.       — Ты не можешь просто взять и решить всё за меня.       — Могу и решу , — ответил он спокойно, наклоняясь ближе. — Потому что кто-то должен. А ты, Грейнджер, слишком упряма, чтобы признать, что это лучший вариант.       Её губы дрогнули, она сжала кулаки.       — Ты не понимаешь, о чём говоришь. Этот “брак” не решит ничего.       — Ты так думаешь? — его голос стал мягче, почти насмешливым. — Тогда давай я тебе объясню. Этот брак даст нашему ребёнку имя, статус и защиту. А тебе — возможность ходить с высоко поднятой головой, вместо того чтобы прятаться от каждого взгляда.       — Мне не нужна твоя защита, — прошипела она.       Гермиона замерла, словно стараясь переварить его слова, но Драко не позволил ей отступить в тень сомнений.       — Я не собираюсь позволить своему наследнику расти как какому-то жалкому «сироте», лишенному уважения. Этот ребёнок будет Малфоем, и у него будет то, чего он заслуживает. Тебе это понятно?       Гермиона замерла, погружаясь в смятение.       Он говорил правду — мир был жесток, и она не могла игнорировать последствия своих решений.       Но в глубине души она боролась с гневом, и ей хотелось крикнуть, что она не нуждается в его защите и что справится сама.       Вместо этого она только стиснула зубы и взглянула на него.       — Ты не имеешь права так со мной разговаривать, Драко. Я не твоя собственность. — её голос прозвучал низко, но с яростью.       Драко снова наклонился вперёд, и его голос стал тихим, почти шёпотом:       — У нас есть возможность сделать это правильно. Для ребёнка. Для нас. Ты хочешь изменить этот мир? Тогда подумай, как это сделать, имея за спиной моё имя, мою власть.       Гермиона резко повернулась к нему, её глаза горели. В этот момент к ним подошёл официант, ставя перед ними заказы.       — Прекрасный выбор, Грейнджер. Ничто не говорит о твоём изысканном вкусе так, как заказанные тобою блюда. — Ты действительно уверена, что беременность не заставила тебя свихнуться?       Гермиона закатила глаза, её настроение только ухудшалось от его шуток.       — Если бы ты знал, как ты раздражаешь, Малфой, — буркнула она, сжимая вилку.       Она отвела взгляд на кольцо, которое лежало на столе в футляре. Бриллиант сверкал, и Гермиона не могла не восхититься его красотой.       Это было самое прекрасное кольцо, что она когда-либо видела, но от его света её охватили противоречивые чувства.       — Нравится? — с игривой улыбкой спросил Драко, глядя на её реакцию. — Или тебе кажется, что оно маловато? Может, поменять на что-то более... вызывающее?       Гермиона вспыхнула от его поддразниваний.       — Ты портишь мне аппетит— воскликнула она, и её щеки залились краской. Драко, заметив это, чуть приподнял уголки губ, его насмешливый взгляд казался обаятельным и дерзким одновременно.       — Знаешь, Грейнджер, мне кажется, что чем больше ты злишься, тем красивее ты становишься. Так что я не против немного пораздражать тебя, — произнес он, наслаждаясь моментом.       Драко продолжал, не давая ей шанса на ответ:       — Давай, просто возьми кольцо. Ты знаешь, что оно идеально подходит тебе.       Её сердце замерло. Он был прав. Она знала, что не сможет растить ребенка в мире, где их статус так важен. Внутренние сомнения переполняли её, но, глядя на его уверенное выражение лица, она вдруг поняла, что у неё есть свои условия.       Гермиона вновь взглянула на кольцо, и в её голове закралась мысль: "Это всего лишь формальность. Я могу сделать это на своих условиях". Она глубоко вздохнула, решив, что примет его предложение, но только если сможет задать свои правила.       — Ладно, я согласна, — произнесла она, но добавила с вызовом, — но с одним условием: я буду устанавливать правила. Это будет просто формальность, Малфой.       Гермиона глубоко вздохнула, стараясь собрать мысли в кучу. Она понимала, что у неё нет ясного представления о том, какие именно условия ей нужны. Она хотела быть уверенной, но сама не знала, чего ждёт от этого брака. «Как можно строить отношения на таком основании? Как он может быть со мной, когда у него есть такая как Астория?» Эти мысли не давали покоя.       — Знаешь что, я подумаю об условиях позже и составлю список, — произнесла она, стараясь звучать уверенно, хотя внутренние сомнения не оставляли её.       Драко откинулся на спинку стула и рассмеялся, его смех был легким и насмешливым.       — Список условий, Грейнджер? Ты уже начинаешь меня смешить, — произнес он с игривой ухмылкой. — Ты что, собираешься составить правила, как в игре в квиддич?       — Да, именно так, — ответила она, не глядя на него.       — О, я как раз это и представляю, — произнес Драко, его голос стал чуть более серьезным, но всё ещё с налётом иронии. — Ты напишешь целую книгу о том, как меня контролировать. Это будет бестселлер.       — Меньше всего меня интересует твое мнение о моем списке, — ответила она с вызовом, чувствуя, как её щёки вновь начинают краснеть.       Драко наклонился ближе, его глаза сверкали в свете настольной лампы.       — Ты даже не догадываешься, насколько я заинтересован в этом «списке», Грейнджер. Я уверен, что там будет много интересных пунктов. Например, «не позволяй Драко слишком близко подходить».       — Не надо придавать этому такую значимость, — огрызнулась она, отводя взгляд. — Это всего лишь формальность. Мы оба понимаем, что этот брак не изменит наши жизни.       Драко приподнял бровь, его выражение лица напоминало кота, поймавшего мышь.       — Формальность? Ну, ты как всегда правильная, Грейнджер. — Его голос стал игривым. — Я не знал, что ты такая чопорная.       Гермиона сжала губы, ощущая, как её раздражение растёт.       — Мне не нужны твои саркастические комментарии, Малфой. Я просто хочу, чтобы мы понимали, что это всего лишь деловое соглашение.       — О, я уверен, что ты абсолютно права, — произнёс он с наигранным удивлением.       Гермиона остановила его, почувствовав, как её лицо заливает краска. Драко лишь усмехнулся, его улыбка была ядовитой и провокационной.       — Просто возьми кольцо, даже если не собираешься надевать его сейчас, — предложил Драко, его тон был настойчивым, но игривым.       Гермиона выждала мгновение, чувствуя, как её мысли кружатся.       Драко, заметив её колебания, решил воспользоваться моментом.       — Понимаешь, Грейнджер, наш брак — это не только формальность, — начал он, его голос стал серьезным. — Это твой шанс. С моей властью и авторитетом ты сможешь стать Министром магии. Не сразу, конечно, но ты ведь умная, ты это знаешь.       Гермиона замерла, её сердце забилось быстрее. Эта идея действительно всегда её привлекала.       — Что ты имеешь в виду? — спросила она, стараясь не выдать своего интереса.       — Ты сможешь использовать наш брак как трамплин для реализации своих амбиций. Ты ведь не только умная, но и целеустремлённая, — ответил Драко, он словно дразнил её. — Ты же хочешь изменить этот мир? Его голос звучал с легкой издевкой.       Её лицо слегка покраснело от его слов, и она не могла сдержать улыбку. Мысль о том, что с его поддержкой она действительно могла бы продвинуться по карьерной лестнице, была соблазнительной.       Гермиона задумалась, обдумывая все плюсы и минусы. Идея о том, чтобы помочь другим женщинам, оказавшимся в такой же ситуации, придавалась ей силы.       — Я согласна, — произнесла она, и, хотя это было трудно для неё, она знала, что это был шаг к достижению её мечты.       Гермиона коротко кивнула, чувствуя, как внутри неё борются противоречивые эмоции. Она аккуратно взяла футляр и спрятала его в сумочку.       Драко поднял бровь, а затем улыбнулся своей типичной Малфоевской ухмылкой.       — Итак, ты напишешь свой список, а я буду ждать, чтобы услышать его. Я надеюсь, что он будет хотя бы немного интересным.       — Не сомневайся, — сказала она, чувствую, как между ними возникло невидимое напряжение.

***

      Вернувшись домой, Гермиона закрыла за собой дверь и, опершись на неё спиной, замерла.       Её сердце всё ещё билось учащённо, а в голове вихрем кружились мысли.       Воздух в квартире казался тяжёлым, пропитанным зимним холодом, смешанным с ароматом книжной пыли и зелий, которые она недавно готовила.       Дом, всегда даривший ей утешение и покой, сегодня казался тесным.       Она шагнула в свою уютную кухню, наполненную воспоминаниями о её мечтах и борьбе.       Каждый предмет здесь — от потрёпанного стола до чашек с трещинами — хранил отпечаток её целеустремлённости и принципов. Но сегодня, среди привычного уюта, она ощущала непривычный холод. Он был не внешним, а исходил изнутри, от тревоги, раздирающей её сознание.       Гермиона опустилась на деревянный стул, подтянув к себе старую записную книжку.       Окно напротив, обрамлённое шторками, открывало вид на улицу, где снежинки падали в свете фонарей, танцуя в вихре ледяного ветра.       Её взгляд задержался на них, но мысли не отпускали: кольцо, предложение, список условий.       Она поймала себя на том, что снова думает о том вечере.       Страсть, желание, странная близость… всё это всплывало сейчас с неожиданной яркостью, заставляя её щёки гореть.       Но за этим стоял холодный голос разума: Драко Малфой — человек, которому нельзя доверять. Он эгоистичен, расчетлив. И уж точно он не из тех, кто жертвует чем-то ради других.       Её рука потянулась к обручальному кольцу, спрятанному в кармане пальто.       Бриллиант, сверкающий на фоне зимнего света, будто насмехался над ней.       Она вспомнила насмешку в его голосе, когда он говорил о её списке условий.       Он думает, что я не решусь поставить его на место.       Гермиона открыла записную книжку и, нахмурившись, начала писать.       Её почерк сначала был чётким, аккуратным, но вскоре стал нервным, резким.       Каждое слово отражало её страхи, сомнения и гнев:       Она замерла, уставившись на последний пункт.       Никаких личных требований… но сможет ли она этого придерживаться? Она знала, что видела в Драко нечто большее, чем хотелось бы признать.       В его словах была уверенность, сила, даже искра заботы.       И всё же… она не могла забыть Асторию. Он предпочитает таких женщин, как она. Покорных, воспитанных, чистокровных.       Мысли продолжали терзать её.       Она пыталась убедить себя, что это просто сделка.       Просто способ защитить себя и ребёнка.       Снаружи ночь становилась всё глубже, а Гермиона, сидя за своим столом, чувствовала, как внутри неё растёт тревога. Она знала: эти условия — её единственная защита. Но что, если этого недостаточно? Что, если Драко найдёт способ обойти их?       Гермиона бросила взгляд на окно. За стеклом снег всё так же кружился в мягком свете фонарей, а внутри неё бушевал шторм.       Она закрыла записную книжку, решив отложить мысли до утра.       Ей нужно было время.       Время, чтобы разобраться с собой, с Драко, с этим предложением.       Но одно она знала наверняка: она не сдастся. Ни перед Малфоем, ни перед ожиданиями общества.       Её ребёнок заслуживает большего.       А ради него она пойдёт до конца.