Солнце Не Встанет, Луна Не Взойдет

      А деревня наша красивая-то! Оце тоби и ну! Тут даже дух захватит — так красива, так просторна родная деревня! Стояла оная на горе-горушке, у подножья — речка, а как застынет на зиму, о! Батько саней на зиму сделает, а те-то самделишные: возьмет две лыжи, приколотит сиденье, да и езжай-катись да домой воротись. На них мы и воду возили коль попросят, и в потеху бегали. Снега здесь всегда раньше-с вдоволь было, не то что сейчас. Вдали стоял синий бор непроходимый, сосновый, а летом-то трава растет здеся обычно вблизи больших водоемов. Почему, спросите вы, читатель? Да болота были тягучие. Их в нашей местности ой много. В войну в них прятались батальоны... А сейчас от снарядов земля уж стала затягиваться.       Да, помню, было у тетки Нюрки, соседки через пару хат, сынишков двое, имена уж позабылись, думаю, да не важно то. Полезли оне раз в лес, в сорок седьмом то было вроде. Да как дети все, так и они. Снаряд нашли. Вернее, тот их. А мелкие были ребятишки, может, даже в школу не бегали тогда. Да как стали по снаряду голому палками.       Тот, что младший, на белку здешнюю засмотрелся да отошел за пару елок, а старшенький… Хлоп снаряд тот, и как закинуло мальчишку на дерево высокое волной ударной. Мертв. Секундное дело. Второму глаза навек закрыло…       Нет-нет, что вы, жили мы хорошо, да не жаловались! Одежды сильной не было, да как все — так и мы. С малых лет на огороде помогали — ай-да босыми ногами, а огород-то большой, сорок соток картошки. В каждой семье был поросенок — в тех, что побольше, пара — куры, коровы. Как жить получше стали, гусей и другую птицу стали разводить. Дядька мой пастух был. Рано-рано утром каждая хозяйка выведет свою корову, да поздно вечером назад в стойло заведет, как мужик приведет стадо. Мамка с отцом в колхоз ходили.       Когда родилася Нинка, сложное время было. Да придет времечко, вырастет и семечко; потом обживаться стали, ой, а как радио провели к нам в деревню… Закупили в хату каждую, да как включишь динамик, как начнет говорить оно, так у всех глаза на лоб. Привыкли. Потом и электричество дошло.       В детстве, помню, под керосинкой делали уроки, семилинейной. Придешь домой, а ночь глухая на улице, хоть глаз вырви, ни фонаря. Небо-то какое, звезды хоть сам пересчитывай. Наше деревенское небо ни с каким другим не сравниться. Сидишь около печки, на ней бабушка старая лежит, да кошка Мурка. А потом мамка с отцом возвращаются, да в хате погуще становится.       После войны первое время женщины сами хлеб весь пекли, вкусный, да делать сложно. Говóрили, как женщина к попу пришла с дежкой, мол, поп-поп, освети-ка дежу, то тесто не тестúтся. А все от того, что ножом ее отскарбывали, не были никогда — нет. Деревянная дежка была, большая, хорошая. Через пару лет из села привозить стали в магазин, а как рады все. Да придет время — ерши и пескари и те переведутся… Не только хлеб, да масло наше было, деревенское, ни с чем ни сравнится.       Встаешь утром с петухами… Кому уж душой кривлю. Под мамки, на работу убегающей, крики вылетаешь из кровати да в школу. А зимой-то как…       При царе грамоты не знали, мать моя ни читать, ни писать не умела, баба тем более. Да у нас школы-то были. И клуб, и кружки школьные. Занимались, помню, в творческом. Всегда хоть стишок, да расскажем. На праздники обязательно ставили маленькие пьески: Гоголь, Фонвизин, а иной раз и кто покруче. Первый праздник — седьмое ноября, затем Рождество, женский день… Сидишь маленькая, класс второй, а поздно, вечер за окном, учишь, значит-с. Повзрослее — уже и колядки тут! Гадания — праздники для молодежи. Заплетешь косу, вплетешь в нее цветы какие есть, и с девоньками в избе у кого собираетесь: не трогай мамка, заняты.       Пошел дождь. Сначала капли были крупные, редкие, потом загустело кругом, полилось, полилось. А в клубе кинофильмы крутят. Прибегаешь, проныриваешь от взрослых у дверей, да в первые ряды. И так и получается: стоят в рядок скамейки, большие, тяжелые: дубовые, а ребятня вся на коленках впереди всех сидит — созерцает искусство новомодное. И тут начинается…