Secret baby

Его телефон снова зазвонил утром следующего вторника. Прошло полтора дня с тех пор, как он видел тебя и Ориона в последний раз. С тех пор как он взял с тебя обещание звонить, несмотря ни на что, если тебе что-то понадобится. Или если тебе понадобится перерыв, или компания. Да что угодно. Что угодно, и он будет рядом. Ты пыталась слегка оттолкнуть его, пыталась отстаивать свою независимость, которую он признает, которую он ценит. Ему нравится знать, что ты можешь позаботиться о себе и ребенке, когда его нет рядом. Но когда он есть… — У нас все в порядке, знаешь ли. Тебе не обязательно быть… всегда доступным для нас. В смысле, что если у тебя есть другие дела. Или люди, тебе не обязательно быть здесь постоянно. Я справляюсь сама, и у меня все хорошо. Мы в порядке. Я не хочу, чтобы ты считал, что должен… Его вилка со звоном падает на тарелку, и твои глаза становятся круглыми, когда он поднимается со стула и делает шаг к тебе, крепкой рукой сжимая твою руку, — Я здесь, потому что хочу быть здесь. — Ладно, я просто не хочу, чтобы ты был здесь, потому что думаешь, что должен… что на тебя вдруг свалился ребенок. — Я здесь не потому, что на меня свалился ребенок. Я здесь, потому что хочу этого, потому что я хотел тебя в ту ночь, когда мы сделали его, и до сих пор хочу. Я хочу вас обоих, — твой рот широко раскрылся, прежде чем резко закрыться, а щеки запылали теплом. Ты такая милая, взволнованная и нервная, и это напоминает ему о той ночи, когда он встретил тебя, маленького милого котенка, совсем одного в баре, — И ты не просто хорошо справлялась, милая девочка, заботясь о себе и нашем ребенке для меня, но когда я здесь, это моя работа. Итак, у него звонит телефон, и неважно, что он в это время занимается отжимом с Соупом у стойки для приседаний. Он бросает все дела. — Привет, — ты немного запыхалась, когда открыла дверь, глаза широкие и дикие, жуешь губу. Орион спит в твоих объятиях, блаженно ничего не подозревая, голова валяется на твоем плече, одетый только в подгузник. Его голова гудит, он все еще пытается примириться с правдой всего этого, с тем, что это его, ты и его ребенок. Его. — Что случилось? — он упирается в массивную дверную раму и заталкивает тебя внутрь, захлопывая за собой замок, — Что происходит? — Это… Прости. Я не должна была звонить. Я просто… Я не знаю, как это исправить, и ты сказал, что я могу… позвонить, так? Так что… — Хей, — его большой палец мягко вдавливается во внутреннюю сторону твоего локтя, а затем он слегка сжимает его, — Все в порядке. Я хочу, чтобы ты мне звонила. Что случилось? — Дело в стирке, — пролепетала ты, а потом замерла, опустив глаза, чтобы посмотреть, не проснулся ли Рай, — Я сломала стиральную машину, и сегодня день, когда нужно постирать одежду ребенка, но не могу ее запустить, и… она меня ненавидит, — он усмехается. — Она тебя не ненавидит, милая. Давай посмотрим, — это он умеет делать. Делать что-то руками, механику, собирать физические головоломки — легко. Он не в первый раз чинит бытовую технику, и не в последний. Он разбирает машину как можно быстрее, детали лежат именно там, где ему нужно, шайбы, винты и все остальное на учете. Он быстро обнаруживает, что это ремень — проблема легко устранима с помощью новой детали. — Мне придется быстро сбегать на улицу, — говорит он тебе, вставая во весь рост и направляясь к подъезду, — но это можно быстро исправить, — ты киваешь, отступая с дороги, с небольшой улыбкой на губах. Он обещает, что сейчас вернется, что все сделает в кратчайшие сроки, и ты направляешься к двери и стоишь в стороне, когда он широко распахивает ее. — Саймон… — шепчешь ты, и он поворачивается, — Спасибо. — Конечно.

***

Верный своему слову, он вернулся раньше часа. Из гостиной доносится негромкое бормотание телевизора, и он тянется туда, прежде чем вернуться к своей задаче, движимый желанием взглянуть на вас обоих, убедиться, что вы здесь, что с вами все в порядке…и вид этого останавливает его на месте. Ты спишь на диване, рубашка задрана, а лифчик отстегнут от бретелек. Орион прижимается к твоей груди, его крошечные пальчики впиваются в плоть твоей груди, а рот нежно обхватывает сосок. По его щеке стекает струйка молока, и от вида всего этого у Саймона кружится голова. Он знал, что ты кормишь его грудью, но видеть это впервые наполняет его чем-то, с чем он не уверен, как справиться, дополняя кучу обожания и обладания, бьющуюся в его сердце. Это загадка другого рода, та же самая, что и варварский инстинкт и потребность, ревущая в его крови, та, что велит ему упрятать тебя подальше и никогда не отпускать. Он смотрит еще секунду, запечатлевая этот момент в своей памяти, насколько это возможно, прежде чем осознает, насколько ты устала. Ты хорошо скрываешь это, улыбаясь и оживленно болтая, но в лучах раннего полуденного света он так отчетливо видит усталость, и он корит себя за то, что не заметил этого раньше. Когда Рэй начинает суетиться, твои брови нахмуриваются во сне, и Саймон не может остановить себя, — Ш-ш-ш… — успокаивает он, освобождая его так нежно, как только может. Ты дергаешься, ища руками, а потом в панике поднимаешь голову, дыхание становится прерывистым, — Все в порядке. Я поймал его, ты просто закрыла глаза, вот и все. Все в порядке. — Прости, — прохрипела ты, садясь и ковыряясь в своей макушке, — Я не хотела засыпать. — Все в порядке, мама, — он стоит на коленях перед диваном, напротив тебя, и ты озадаченно смотришь на него сверху вниз, — Что он обычно делает после еды? — Э-э… отрыгивает? А потом засыпает, — ты зеваешь, — Переодевается, если ему нужно. — Ладно, понял, отдыхай. После того как я его уложу, я закончу со стиралкой. — О, нет… Я могу… — Он со мной. Нет ничего, с чем бы я не справился, — он перекладывает Ориона, поддерживая его голову, когда подпирает его плечом, и медленно растирает ему спину. Он хочет сделать это, хочет, чтобы ты дала ему это сделать, хочет, чтобы ты доверяла ему. Ему это нужно. Ты колеблешься, — Ты уверен? — Если мне что-то понадобится, я тебя разбужу, — на кофейном столике лежит салфетка для срыгивания, и он кладет ее под подбородок Рэя, — А, парень? Если нам понадобится мама, мы ее позовем, верно? — ты смягчаешься, осанка немного расслабляется, а затем ты киваешь. — Ну ладно.