Secret baby

Ты напугана. Он может понять это по тому, как твои глаза прищуриваются в уголках, как высоко поднимаются плечи и напрягаются под ушами. Ты взволнована, ты напряжена, растираешь маленькие кружочки на спине ребенка, играешь с подолом его шапочки. Твой дискомфорт, беспокойство, исходящее от тебя, в сочетании с лезвием пилы, которое сейчас жужжит в его мозгу, почти доводят его до головокружения. И все же даже в этот момент ты оставляешь его бездыханным. Он чувствует тот же зуд, тот же прилив эмоций, когда смотрит на тебя, впитывая каждую деталь, как изголодавшийся человек. Он пытается и пытается установить связь. Я не знала, как с тобой связаться. Что это значит? Ощущение монументальности, словно в его животе открылась черная дыра, которая высасывает его сердце во вселенную, чтобы уничтожить. Оно просто находится на грани, держится на краю. Я не знала, как с тобой связаться. — Я… — крошечная рука малыша выгибает маленький кулачок в сторону твоей груди, и ты просовываешь палец в его хватку, гладя большим пальцем по, как ему кажется, очень мягкой коже, — У тебя есть минутка? Он молча кивает.

***

В кафе тихо. Саймон не может разглядеть лицо ребенка. У него твой цвет лица, твои волосы… но он не знает, как он выглядит. Вообще не знает. Он даже не знает, мальчик это или девочка. Он не знает ничего, и внутри этой вышедшей из-под контроля ситуации он жаждет этого. Плана. Знания, способности составлять и продумывать следующий ход. Эта… нестабильность, этот витающий в воздухе вопрос… наполняет его страхом. Эрл Грей стоит перед тобой, в воздухе вьется спиралевидный пар через стол, на котором ты слегка покачиваешься из стороны в сторону, раскачиваясь, как моряк. Ты нервно теребишь губу между зубами, — Я знаю, что это своего рода… шок, — он моргает, — Я пыталась найти тебя, просматривала социальные сети, возвращалась в паб и спрашивала, не знает ли тебя кто-нибудь, заставляла их просматривать все кредитные квитанции с той ночи, но… все было безрезультатно. Ты словно был призраком, — его губы дернулись. — Почему? — он думает, что знает, думает, что теперь понимает, но ему нужно услышать, как ты это скажешь, нужно увидеть, как твои губы формируют слова. Ты смотришь на стол, прежде чем сделать долгий, глубокий вдох и положить руку на затылок ребенка. — Это твой сын, Саймон. И вот оно. Он стал отцом. Теперь в этом мире есть крошечная жизнь, крошечная частичка его самого. Он — отец. Отец для сына, как и его брат. Отец для сына, каким был его собственный отец, а до него — его отец. Порочный, бесконечный цикл. Который его брат поклялся разорвать и разорвал. Теперь Саймона это пугает. Первые слова, вырвавшиеся из его уст, были непреднамеренными и жестокими, — Ты уверена? — он вздрагивает, как только это прозвучало в тишине, а ты съеживаешься в тень смущения. — Я… да. Уверена. Таблетка не является безупречной защитой, и мы были не совсем… осторожны. Я… эм… никого больше нет, — ты гримасничаешь, отводя глаза, и его желудок сжимается. — Я не хотел… — Все в порядке, — ты отмахиваешься от него, держа его на расстоянии вытянутой руки. Ты не отводишь взгляд, и он проклинает себя. Вот уже и наворотил дел. Он очень хорошо умеет разделять мысли. Это входит в обязанности, так было всегда, но в этот момент он изо всех сил пытается остановить поток мыслей, который, кажется, сливается воедино с каждой минутой. Беспокойство, паника, страх — все это вырывается на передний план, но под ними, погребенные горами тьмы, сияет нечто неожиданное. Счастье. Надежда. Ребенок. Что-то собственническое бурлит внутри него, бьется в жилах его сердца. Это благоговейный трепет, идентичный тому, что он чувствовал в первую ночь, когда встретил тебя, в ту ночь, когда вы вдвоем создали его. Вместе. Ты родила его ребенка. Ты родила. Девушка, которая была всем. Милая девушка, которая приняла его так, словно ты была создана для него. Что бы ни случилось, куда бы вы ни пошли, он всегда будет человеком, который подарил тебе ребенка. Который подарил тебе своего сына. Тошно, каким довольным он себя чувствует. Насколько удовлетворенным. Что-то, давно похороненное в генетике человеческих существ, теперь поднимается в его собственной. Ты была всем, а теперь — всегда будешь. Его горло вдруг сильно сжалось, нос щиплет от попыток унять эмоции, — Как его зовут? — Орион, — ты робко улыбаешься, но в глазах блестят слезы, — Мне очень нравятся звезды. Я рассказывала ему все о созвездиях, когда была беременна. Для краткости я зову его Рэй, — Орион. — Мне нравится, — он говорит тебе это нежно, и ты снова улыбаешься, уже более уверенно. — Я рада, — он изучает тебя. Ты прекрасна, возможно, даже еще более прекрасна сейчас, но по твоему лицу тянется нить усталости, словно ты не спала целый год. Новое осознание поселяется в его костях, как озноб, и его желудок сводит. Он думает, что заболел. Ты сказала, что больше никого не было, значит, ты была одна? Ты делал это в одиночку? У тебя есть семья, друзья? Кто-нибудь, кто мог бы тебе помочь? Он не дурак. Он видел, как Бет прошла через все это, как она боролась, даже когда у нее была поддержка. И он был тем мудаком, который ушел из твоей жизни тем утром, не заботясь о последствиях. Не заботясь о тебе. Он пропустил это. Он пропустил все это. — Мне жаль, что я ушел тем утром, ничего не… не сказав. Мне жаль, что меня здесь не было. Я бы вернул все назад, если бы мог, — твои губы удивленно раздвигаются, а потом ты киваешь. — Я… спасибо тебе, — ребенок суетится, крошечный плач вырывается у твоей груди, и ты возишься с носилкой, вытаскивая его на свободу. «Хочешь подержать его? Орион прекрасно прижимается к его груди. Как будто он всегда должен был быть там, прижавшись к его предплечью и глядя на отца. Саймон болезненно и остро ощущает небольшую активность в кафе, людей, которые приходят и уходят, но это никак не помогает остановить слезы, которые мочат его щеки. — Вы одинаковы, — ты шепчешь со своего нового места рядом с ним, гладя рукой затылок малыша, — Я знала, что у него твои глаза, я так четко их запомнила. Когда он родился, мне показалось, что я смотрю в них заново. Есть миллион вещей, которые он должен сказать, объяснить, и миллион вопросов, которые он должен задать. Уже тикают часы до того момента, когда ему нужно будет явиться на базу. Уже закрывается занавес над этим крошечным кусочком рая, в котором он оказался. Ему нужно рассказать тебе, откровенно поговорить с тобой о своей работе, о своей жизни, обо всем. Но когда он смотрит вниз на Ориона, медленно засыпающего у него на руках, а потом поднимает глаза на тебя, он решает, что все может подождать. Теперь мир выглядит по-другому, и он никогда не был так благодарен…и испуганным.