Les Misérables

      — Выключи это, — нудит Дазай, показательно прикрывая уши ладонями.       — Я не заставлял тебя садиться со мной в машину, — закатив глаза отвечает Чуя, но все равно убавляет звук.       Спустя два дня они выбрались из белизны больницы, и оба вздохнули с облегчением. Дазай — потому что больничные стены давили на него так, что почти физически ощущалось. Чуя — потому что напарник наконец приобрел более здоровый цвет лица и немного набрался сил. Накахаре пришлось практически угрожать врачам, но свое обещание он сдержал: им удалось выбраться из режущей глаза стерильности на несколько дней раньше положенного срока.       — Я почти уверен, что этот ужас вреден для здоровья, — недовольно пыхтит Дазай, комментируя музыку в машине.       Это было так привычно — Дазай, ворчащий на вкусовые предпочтения Чуи, пока они вместе куда-то едут. Разница лишь в том, что в этот раз другого выхода у него действительно не было. Он буквально не был в состоянии пройти больше ста метров после многочисленных лекарств, и еще не совсем оправился от потери крови.       — Вот и радуйся, может, это медленно убьет тебя, — фыркает Чуя в ответ и выводит машину на главную дорогу. Он старается вести аккуратнее, чем обычно, что не укрывается от ехидного взгляда напарника.       Смысл брошенной шутки врезается ему в сознание неприятной иглой, однако Чуя не спешит исправить положение. Дазай не даст ему и минуты спокойствия, если обнаружит, что он не только следит за вождением, но и фильтрует привычный обмен колкостями.       — Было бы эффективнее, используй ты свою привычную манеру езды.       — Замолчи, придурок, я прекрасно вожу машину.       Это действительно было так. Пару месяцев назад Чуе исполнилось восемнадцать, о чем он годами ранее не смел даже мечтать. Пропала необходимость использовать для вождения поддельные документы, а потому он развлекался, насколько позволяло собственное чувство самосохранения. Рассекал на машине по вечерним улицам, превышал скорость на освещенных фонарями дорогах по ночам, упивался ощущением вседозволенности и свободы, которое появлялось, когда он крепкой хваткой удерживал руль. Кожа перчаток идеально сцеплялась с кожаным покрытием руля, даже казалось, что он становится единым целым со своей машиной. Эйфория подпитывалась громкой музыкой, звучащей из динамиков.       Дазай же терпеть не мог слишком громкую и тяжелую музыку. Чуя так и не разобрался, действительно ли это дело вкуса, или напарнику просто было жизненно необходимо раздражать его любым из возможных способов.       Все доводы на тему того, что Дазаю еще рано принимать участие в разведке, услышаны не были. Убеждения Чуи оказались пропущены мимо ушей, либо прерваны нытьем о том, что в больничной палате слишком скучно. На помощь пришел Ода, но, к общему удивлению, даже ему не удалось уговорить придурка на еще несколько дней соблюдения постельного режима. Дазай упорно стоял на своем, как, впрочем, всегда, когда ему действительно что-либо ударяло в голову. И вот они здесь — в машине Чуи, на пути к точкам, которые указал допрашиваемый Мори пленник.       — Просто включи что-то спокойное, — пожимает плечами Дазай и отворачивается к окну.       Чуя обреченно вздыхает, пока заменяет привычный тяжелый рок на более спокойные треки. Это нормально — разные вкусы в музыке, как нормально и то, что Дазаю тяжело находиться в слишком шумной обстановке в таком состоянии. Непривычен сам факт, что Чуя уже какой день потакает идиотским желаниям напарника, на которые неделей раньше бы лишь повысил голос и приказал отъебаться.       — Это все лишь потому, что ты все еще недалеко ушел от состояния мертвеца, — предупреждает Чуя вслух.       — Мотивирует на дальнейшие попытки, — с усмешкой отвечает Дазай, не отрываясь от пейзажа за окном.       Чуя сжимает зубы. Все это — потакание странным прихотям, выторгованные поцелуи в ванной комнате, мягкие расспросы и длительная забота — новое. Большая часть из этого граничит с тем, что было раньше, но ощущается совсем иначе теперь, когда между ними есть… то, что есть.       Он не комментирует очередной намек на самоубийство, брошенный напарником. Это всегда было с ними. Наверное, навсегда и останется. До тех пор, пока одна из попыток не станет удачной. Чуя сжимает зубы, стараясь удержаться от вопроса, и плавно выкручивает руль, поглядывая на навигатор.       — Ты действительно чувствуешь… удовольствие? Как тогда, в детстве?       Радует возможность сосредоточиться на дороге, получив шанс не концентрировать слишком много внимания на разговоре. Для таких вопросов нужно немало сил. Еще больше нужно, чтобы услышать ответ.       Он надеется, что Дазай поймет подтекст. В своей истории из детства он неоднократно упомянул, что только при попытках умереть на самом деле узнал, что такое чувствовать. Это ужасает — детский разум просто не должен быть настроен на желание покинуть мир. Чуя видел много детей, и каждый из них был сосредоточен на том, чтобы цепляться за жизнь. Ни одного, кто отчаянно желал бы уйти из нее.       Между ними повисает молчание, в котором нет ничего, кроме навязчивой тревожности. Чуя ведет плечами, будто это может помочь стряхнуть тревогу.       — Это немного иначе, — через минуту раздумий отвечает напарник. — Будто выход из любой ситуации, понимаешь?       — Не понимаю, — Чуя крепче цепляется за руль.       — Конечно нет, — можно расслышать ноты улыбки в этом голосе. Грустной и тусклой, но улыбки. — Чуя всегда был тем, кто держится за существование. Просто есть моменты, когда мне кажется, что в этом совсем нет смысла. Это со мной не всегда и гораздо реже, чем было раньше. Но возможность умереть все еще ощущается как… освобождение?       Чуя вздрагивает и останавливается на светофоре, отсчитывающем последние секунды красного света. Позволяет себе рассмотреть расслабленный профиль напарника. Дазай теперь уперся взглядом в ровное асфальтовое дорожное покрытие впереди, солнечные лучи золотят его лохмы, а на лице такое спокойствие, словно они разговаривают об обыденных вещах.       — Когда самоубийство коснется ваших близких — это уже убийство, или как там было? — комментирует Чуя, трогаясь с места на загоревшийся зеленый.       Слабая попытка воззвать к чувству вины, которого у Дазая отродясь не существовало. Или которое он слишком умело скрывает. Подло, но в арсенале Чуи не остается больше ничего, кроме этого. Его тревожит состояние Дазая, тревожит их шаткое положение в связи с последним проваленным заданием, тревожит сама мысль о том, что рано или поздно случится что-то, что он не в силах будет предотвратить. В уставшей от раздумий голове провокационно скребется предчувствие неладного. Его тяжело уложить в конкретный страх, оно не загоняется в рамки осознанного, но оно там, и Чуя пытается охладить его хотя бы крошечными попытками достучаться до одной из причин этого самого предчувствия.       — Меня моим же оружием? — наигранно возмущается Осаму, дергая по привычке все еще слабой рукой. — Цитаты из книг не всегда скрывают в себе истину, Чуя-кун.       — Как и попытки умереть, — выдыхает Накахара.       Дазай удивленно оглядывается на него. Задерживается взглядом на напряженном лице, на уверенной хватке рук в перчатках.       Чуя понимает, что Дазай слишком умен, чтобы не понять, для чего напарнику интересны такие вопросы. Ответ на поверхности, он настолько близко, что протяни ладонь — ухватишься. Ему страшно. Просто и по-человечески страшно, что он зря цепляется за вещи, которые не спасти.       — Я не умею с этим бороться, Чуя.       Соболезнование, проскользнувшее в этой фразе, сбивает с толку. Чуя бы зажмурился, если бы не дорога — смаковал бы новую эмоцию, замеченную в обыкновенно чистой и монотонной речи.       — Я знаю. Знаю, — он отвечает искренне, потому что и правда знает.       Дазай не умеет. Не потому, что не хочет, а потому, что никогда не пробовал.       Они едут в тишине, если не считать тихой музыки на фоне, до конца первого отрезка пути. Навигатор мерно отсчитывает минуты, оставшиеся до пункта назначения. Как и в большей части своих рабочих поездок, они оказываются на окраине города. Даже не в сердце трущоб, а на окраине окраин. В местах, где Чуя даже во времена приюта бывал исключительно редко.       Машин в округе совсем мало, и те на вид настолько скромные, что машина Накахары на их фоне просто будет кричать «взгляните на меня!». Он паркуется на приличном расстоянии до места, и оборачивается на напарника, притихшего на пассажирском.       — Ты со мной не попрешься.       — Ну и пожалуйста, — хмыкает Дазай, доставая мобильный из кармана привычного плаща.       Чуя выдыхает. Дазай, конечно, та еще язва, но одно дело — напроситься в машину, где можно сидеть, и совсем другое — бросаться на разведку, когда не то что бегать, даже ходить можешь с трудом.       Он захлопывает дверь и обходит автомобиль сзади, оглядывая окрестности. Совершенно ничего примечательного — духота улиц, минимальное количество прохожих и транспорта. Неприметные вывески на редких зданиях, кислый запах отходов, который, наверное, и не выветривается отсюда никогда. Тусклые стены, грязные тротуары.       Чуя сворачивает в ближайший переулок и, убедившись, что никого нет поблизости, взлетает на крышу с помощью способности. Перелетает с одного здания на другое тихо и осмотрительно, задерживается на каждом, где есть хоть какое-то подобие укрытия. В трущобах людям, как правило, не особо есть дело до одаренных, им бы найти чем прокормиться, но осторожность в их деле никогда не была лишней. Особенно, если учесть возможность того, что рядом, предположительно, обитает отлов.       Минут через десять он добирается до края трущоб и прячется на старом чердаке, где устраивает себе отвратительно маленький и темный наблюдательный пункт. Его цель — старый склад на самой окраине, давно обнесенный колючей проволокой. Подъездная дорожка к нему засыпана старым щебнем, окна темными кривыми глазницами выделяются на фоне серых стен. Здание выглядит заброшенным, но Чуя устраивается как можно удобнее и готовится провести продолжительное время в своем импровизированном укрытии.       Телефон неприятно вибрирует в заднем кармане брюк. Он морщится, прежде чем достать мобильный, прекрасно понимая, от кого пришло сообщение.       «Вонючий чердак. Я угадал?» — гласит краткое сообщение от Дазая.       «Еще как.» — быстро печатает Чуя.       «Мне причитается награда?» — ответ приходит почти мгновенно. Читая, Чуя слишком детально способен себе представить гаденькую ухмылку на бледном лице.       «Посмотрю на твое поведение сегодня.» — он отправляет ответ, почти не подумав, и бросает взгляд на здание склада. Тишина и покой.       «Звучит интересно.»       Спрашивать, что задумал напарник, Чуя не станет. Уверен, у того найдется сотня предложений и просьб, которыми он сможет завалить Накахару еще до конца дня.       Он не успевает придумать ответ, потому как шорох гравия слишком хорошо слышен даже из его не самого близкого к складу положения. Чуя высовывается в маленькое окошко, удерживая тело на весу гравитацией. В свете дня не так страшно, что со стороны будет заметно алое сияние способности, окутывающее его.       Джип подъезжает к сетчатым воротам и останавливается. Из машины еще до полной остановки выскакивает мужчина, распахивает ворота и пропускает джип вперед, прежде чем захлопнуть отодвинутую створку и забраться обратно. Спустя минуту машина скрывается в широких воротах склада. За ней захлопывается подъемная дверь. До этого она была открыта — машину, очевидно, ждали.       Это странно буквально от и до. Заброшенный давно склад. Чуя навел справки, прежде чем ехать сюда — вот уже несколько лет официально никто не использовал постройку из-за аварийного состояния. Машина, такая, которые он видел десятки раз — отряды отлова постоянно разъезжали по городу на подобных. Мужчина, одетый в черное, с маской, закрывающей половину лица — даже задумываться нечего. Сотрудник отлова.       — Даже обидно, что Мори справился с моей работой, — бубнит Дазай уже после рассказа Чуи, когда они движутся к следующему пункту назначения. — Так быстро пленника разговорил.       — Меньше бы валялся в больнице, и тебе бы перепало, — фыркает Чуя в ответ и протягивает руку в сторону Дазая. Тот привычно вкладывает в нее сигарету из пачки и крадет одну себе.       Они прикуривают по очереди, синхронно выпускают первые струйки дыма в открытые окна. Чуя ведет неторопливо, не желая пускать слишком резвые порывы ветра в салон.       — Даже как-то слишком просто получилось, — хмурится Осаму, смотря на скапливающиеся под потолком машины остатки дыма.       — Согласен, — кивает Чуя. — Хотя не думаю, что это все, что мы увидим сегодня.       Он ошибается, и это даже обидно. Больше за этот день они ничего не находят — остальные места пусты, как и предполагалось. Лишь редкие черные машины отрядов отлова, снующие в непосредственной близости, намекали на то, что пленник если и соврал, то не совсем. Эти точки действительно были местами, где отлов по каким-то причинам концентрировал свои силы. Единственный шанс узнать подробнее — пробраться внутрь или найти человека, который сможет сделать это.       Его одежда запачкана пылью с бесконечных чердаков, в носу стоит вонь переулков, а на ботинках прилипли остатки мусора. Разведки никогда не приносили ему удовольствия, так что он даже завидовал Дазаю, который целый день просто ждал его в машине.       — Мы не можем просто вломиться туда, — гневно выдыхает дым Чуя, когда они едут в сторону города после посещения последней точки. В голову, как назло, не идет ничего дельного. — Точнее, могли бы. Только вот босс тогда точно посадит нас на место пленника.       Невозможность открыто противостоять тем, кто принес столько неприятностей в жизнь Накахары, откровенно раздражает. Портовая мафия просто-напросто лишится лицензии на работу с одаренными, если посмеет открыто пойти против легальных отрядов отлова. И не имеет значения, насколько темные дела проворачиваются внутри этих так называемых «клубов».       Если бы у Чуи был выбор — он бы без раздумий разнес каждое из мест, которые они посетили, гравитацией. И глазом бы не моргнул, потому что те, кто снует внутри заслужили каждую из травм, которую он нанес бы своей способностью.       — Смерть от пыток — не то, что вызывает приятные мысли, — задумчиво кивает Дазай.       Чуя закатывает глаза.       — Где твой хваленый Рампо, когда нам так нужна помощь? Мы не можем просто отправить кого угодно в эти точки. Судя по тому, что мы увидели, это чрезвычайно секретные места.       Дазай кивает головой, всматриваясь в ровную поверхность дороги впереди. На удивление, не раскидывается возражениями. Лишь достает мобильный и бегло набирает нужный номер по памяти.       — Рампо-кун! Очень рад тебя слышать, — елейно восклицает в трубку, и Чуя снова закатывает глаза. — Да-да, конечно. О, нет, я хотел поговорить. Ты на месте?       Спустя пару минут очень глупых шуток и наигранно бодрых восклицаний, Дазай договаривается о встрече. Чуя молча следит за дорогой, надеясь, что хоть в этот раз сотрудничество с детективами на самом деле пойдет им на пользу.       — Удивлен, что он не послал тебя, — хмыкает, когда Дазай кладет трубку и замолкает.       — Просто сам Чуя делает это так часто, что поражается обыкновенным вежливым людям.       — Я сейчас включу свою музыку обратно.       — Я выпрыгну из машины!

***

      Чуя задумчиво вглядывается в оконные стекла, пестрящие разноцветными бликами под действием закатного солнца.       — Почему мы не встретились на нейтральной территории? — он задает вполне резонный вопрос.       Место, куда Дазай указал ему ехать, находится не так далеко от основной территории мафии. Но также это место, где, по словам Осаму, находится офис детективного агентства, в котором работает Рампо. Чуя предпочел бы что-то более отдаленное от основных территорий, где сосредоточены сотрудники не слишком дружеских организаций.       Дазай насмешливо фыркает, чем вызывает недовольное выражение лица у своего напарника.       — Рампо не в состоянии сам добраться куда-либо.       — В каком смысле?       Чуя прокручивает в голове те несколько раз, когда они встречались с детективами. Слова Дазая наводят на мысли о проблемах со здоровьем, однако во время всех их предыдущих встреч детектив выглядел вполне себе нормально. Так что Чуя не видит прямых причин, указывающих на проблемы с перемещением. Если тот не получил передозировку сладким, разумеется, но он обязательно пошутит об этом позже.       — Раньше его везде сопровождал Куникида. Мы с тобой случайно лишили его такой возможности, — криво усмехается Дазай и открывает окно машины, чтобы закурить в него.       Привычный ритуал передачи сигарет происходит молча, пока Чуя старательно обдумывает полученную информацию.       — Я не понимаю, — вздыхает он, сдаваясь.       — Он не воспринимает карту города в принципе. Как и любые другие карты, — хмыкает Дазай, делая первую затяжку. Горький дым расползается в неподвижном воздухе внутри автомобиля, и он вяло машет все еще больной рукой, разгоняя никотиновый туман. — Просто заблудится, если пройдет больше двух кварталов.       — Похоже на бред, — Чуя усмехается в ответ и выглядывает в свое окно, чтобы стряхнуть пепел и проверить темный вход подъезда, возле которого припарковал машину.       В эту же минуту дверь приоткрывается, являя взглядам напарников растрепанную голову обсуждаемого мужчины. Тот оглядывается так рассеянно, словно впервые видит место, в которое, очевидно, приходил уже сотни раз на работу. Чуя ненароком ловит себя на мысли, что слова Дазая перестают казаться смешными.       Он высовывает руку из окна и машет, привлекая внимание детектива. Тот моментально обретает более уверенный вид и двигается в направлении машины. Чуя вздыхает. Долгий день почему-то начинает казаться еще более длинным, когда он смотрит на размеренные шаги детектива.       — Приятная встреча, Рампо-кун! — Дазай сверкает зубами, когда оборачивается в сторону заднего сидения, куда забрался детектив.       Чуя лишь кивает, предоставляя напарнику возможность развлекаться в своей привычной манере.       — Ты снова старался умереть? Модная шляпа полон переживаний, — едва захлопывается дверца машины, как Рампо тут же включается в разговор.       Игнорирование — лучший выход. Накахара сжимает зубы. Он быстро успел позабыть о невероятных дедуктивных способностях этого человека.       — О, не переживай, — щебечет Дазай так, словно его совершенно не трогают чужие слова. — Чуя всегда такой. Мы по делу.       — Мафия не справилась с разведкой, — хмыкает Рампо с понимающим видом. — Вижу, вам нужны контакты кого-то, кто способен достать то, до чего мафия физически не дотягивается.       — Да как… — Чуя упирается локтями в руль и устало трет лицо, возмущаясь себе под нос.       На его молчаливую борьбу с самим собой никто внимания не обращает. Оно и к лучшему, желание закончить с этим побыстрее растет с каждой секундой, что они торчат здесь. Чуе кажется, что если он просидит еще полчаса в машине с этими двумя, то узнает о себе больше секретов, чем когда-либо думал скрывать.       — Как всегда в точку, — улыбается Дазай, утешающе хлопая напарника по плечу.       — Что ж, полагаю, у меня есть контакт.       В итоге они получают номер телефона кого-то по имени Катай. Дазай делает несколько звонков. Пока он с упоением рассказывает новому знакомому цель работы, Чуя хмуро курит в окно и гадает, сколько еще людей, не имеющих отношения к мафии, они смогут привлечь до того, как босс заподозрит неладное. А может, уже заподозрил, и просто ждет момента, чтобы как следует устроить взбучку непутевому дуэту. Желания нарваться на гнев босса в Чуе решительно не было.       Рампо вставляет свои комментарии в телефонный разговор, пока на другом конце провода совершенно безучастный голос спрашивает что-то о деталях. Звучит мужчина так, словно эта — да и любая другая — работа ему к черту не сдалась, но по каким-то причинам соглашается помочь.       Чуя практически медитирует над своей уже второй за полчаса — и черт знает какой за день — сигаретой, когда Дазай наконец откладывает мобильный и расплывается в довольной улыбке.       — Как минимум до завтра мы ничего не получим.       — Ясно, — вздыхает Чуя с некоторым облегчением. — Отличный повод поехать домой. Приятно было пообщаться, — он машет рукой в перчатке в сторону детектива.       — Научи уже своего напарника лгать, — вздыхает Рампо в сторону Дазая и выходит из машины.       Чуя замирает на секунду, следя в зеркало заднего вида на то, как детектив шагает в сторону агентства.       — Ни слова.       Дазай хихикает в кулак, но не сдерживается и смеется уже в голос.

***

      Только после того, как перешагивает порог квартиры, Чуя вспоминает, насколько отвратительным было его последние пребывание здесь. Все еще ярки в сознании образы окровавленной кухни, ножа, так и оставшегося в мусорном ведре, запах металла и горечь во рту. Дазай, кажется, совершенно подобными мыслями не обременен — тащится себе в сторону ванной, что-то бурча под нос о том, как устал за целый день. Они оба устали.       Пока напарник копошится в ванной, откуда Чуя снова предусмотрительно перепрятал аптечку и все острые предметы, сам Накахара быстро отмахивается от изначального намерения приготовить ужин. Заходить на кухню неприятно настолько, что любая приготовленная на ней еда, кажется, будет иметь вкус застывшей на ранах кровавой корки.       — Выбери что-нибудь, — Чуя сует в руку Дазая мобильный с открытым приложением для доставки еды, как только тот выползает из ванной комнаты.       — Чуя не готов радовать своими кулинарными шедеврами? — ехидничает Дазай, но все равно утыкается взглядом в картинки с едой. В конце концов вздыхает и передает телефон обратно. — Да без разницы. Не особо голоден.       — Не начинай опять, — возмущается Накахара. — Ты поешь. Ты, придурок, едва из больничной палаты вылез.       Возвращение в квартиру каким-то образом ухудшает его и без того дерьмовое настроение. Они мало что смогли найти, целый день пришлось проторчать в грязи, а очередное обращение к какому-то другу детективов раздражало Чую с самого начала. Теперь еще и фантомные кровавые пятна по углам комнаты, которых, конечно, и в помине не было здесь никогда.       Чуе определенно нужен отдых. Желательно, от попыток суицида, от которых у него срывает крышу.       — Тогда приготовь мне что-нибудь, — ноет Дазай.       — Сам готовь, — отрезает злобно Чуя, наугад выбирая для доставки блюдо и на Осаму тоже. Придурок что угодно съест, только бы не остро было. На крайний случай всегда работает вариант забрать всю еду себе. Дазай как самый глупый на свете ребенок начнет тащить из чужой тарелки все, что ему покажется съедобным.       Сам Дазай, на удивление, не отвечает. В комнате повисает странная тишина, и Чуя переводит на напарника глаза, желая понять, отчего тот вдруг прикусил свой болтливый язык.       — Ты не хочешь заходить на кухню, — в ту же секунду произносит Дазай с самым спокойным выражением лица.       Есть ли смысл отрицать?       — Не хочу, — Чуя утыкается в экран телефона снова, оформляет доставку и перекладывает мобильный на тумбу. — Я думал о переезде.       Дазай задумчиво хмурится, выглядывает из-под челки с вопросом. Теребит пальцами края бинтов и обводит обстановку вокруг взглядом, будто спрашивая — в самом деле?       — Не думал, что Чуя так быстро откажется от своего намерения не бросать меня, — наконец хмыкает Дазай. Чуя может рассмотреть странно надменное выражение на его лице, когда он закидывает ногу на ногу и пялится в ответ.       Такой идиот.       — Пиздец, — Накахара потирает пальцами переносицу, умоляя всех богов этого мира дать ему больше сил на этот разговор. — Я же не сказал, что хочу свалить отсюда один.       Когда он снова смотрит на напарника, то не может удержаться от смешка. Дазай выглядит просто очаровательно с этим искренним удивлением, бесконтрольно отражающимся на его лице.       — Ты хочешь… Вместе переехать?       — Именно это я и сказал.       Чуе кажется, что еще никогда ему не доводилось настолько долго наблюдать за мыслительными процессами в чужой голове. Дазай всегда был тем, кто с поразительной скоростью реагировал на любого рода новости, но теперь, когда Чуя предложил самую простую, мать его, вещь — ну, теперь он выглядит действительно немного разбитым.       И Чуя никогда в жизни бы не подумал, что для того, чтобы удивить Дазая Осаму, ему потребуется предложить гребаный переезд.       — Не делай такое лицо. Мы все равно уже кучу времени вместе живем, — вздыхает он, не дожидаясь очередного вопроса. Или глупой шутки. Скорее второго, потому что Дазай никогда не признается, что способен на искреннее удивление.       — Но почему?       Он спрашивает так, будто это действительно не очевидная вещь. Чуя отбрасывает в сторону пиджак, от глупых вопросов чувствуя себя неуютно. Ему на самом деле нужно это объяснять?       — Если ты не хочешь…       — Я этого не говорил.       — Тогда в чем проблема? — Чуя правда не слишком хорош в выражении собственных мыслей личного характера. Как и Дазай.       Хоть в чем-то они оба по-настоящему отвратительны.       Дазай, кажется, болтается где-то на грани осознания, прямо как болтался уже несколько раз на собственноручно связанных петлях. Он заторможенно кивает, обрабатывая ответ, который на самом деле и ответом не был.       Где-то в эту секунду Чуя сдается. Невыносимо.       — Скажи мне одну вещь, Осаму, — Дазай поднимает голову, рассеянно смотрит в ответ. Чуя хочет что-то сделать с этим выражением лица. — Почему ты поцеловал меня тогда?       — От этого будет зависеть твой ответ на мой вопрос?       — Вполне возможно.       Дазай вздыхает так, будто Чуя приставил к его голове пистолет.       — У меня нет точного ответа. Просто подумал, что это поможет. И я… захотел? Я не знаю. Я никогда не делал этого раньше. Показалось, что так и должно быть. Понимаешь?       Чуя вообще не понимал. Ну, не совсем.       Он откладывает подальше мысль о том, что Дазай только что признался в своей абсолютной неопытности в поцелуях. Чуя сможет поразмышлять об этом позже. Пока достаточно того, что этот маленький факт непозволительно сильно дергает за ниточки, ведущие к его глупой гордости.       — Нихуя. Но я могу сказать тебе тоже самое про переезд.       Дазай снова кивает, кажется, принимая такой ответ.       — Полагаю, новая ванная для поцелуев — не такая плохая идея.       Это не то согласие, которое Чуя ожидал услышать. Но это не значит, что он не принимает его.       В конце концов они пробуют и поцелуй за пределами ванной. Он долгий и терпеливый, такой, какими, думает Чуя, и должны быть поцелуи после странных разговоров о переезде.