Les Misérables

1 год и 9 месяцев до событий в клубе       — Это что, «Отверженные»?       Чуя застал напарника в их общем кабинете, лежащим на диване в какой-то совсем уж странной позе с книгой в руках. Толстенное издание, казалось, способно проломить череп, если захотеть использовать его в таких целях. Чуя мог бы предложить это Дазаю как новый способ для самоубийства. Как-нибудь в другой раз.       — Угу, — Дазай никак больше не реагирует на появление напарника, так и пялится в страницы, очевидно погруженный в сюжет.       Чуе тоже нравилась эта книга, не так давно наставница посоветовала ему прочитать ее, и он, сначала несколько напуганный размерами, довольно быстро справился с ним. Впечатления остались неоднозначные, однако плохими они не были. Слишком уж много параллелей ему удалось провести.       — С твоими склонностями лучше бы тебе прочесть что-то более жизнеутверждающее, — бросает в шутку Накахара, проходя к столу за нужными для босса документами.       Так называемые «склонности» Дазая первое время довольно сильно пугали его, только куда позже он научился смотреть на все эти разговоры про суицид сквозь пальцы. Игнорирование чужих чудачеств было одним из лучших способов заставить напарника замолчать, недовольно надувшись. Тем не менее Чуя не переставал быть настороже, в нужные моменты вытаскивая идиота из петли или снимая с мостов, на которых он стабильно оказывался пару раз в месяц. С течением времени это стало как бы частью его рутины, однако не перестало дико раздражать. Он никогда не признается вслух, но переживать за жизнь напарника тоже стало чем-то обыденным. Несмотря на их постоянные стычки и ссоры, Чуя не был тем, кто действительно желал бы Дазаю смерти.       Даже более того. По правде говоря, Чуя вообще хотел бы сделать что-то, что позволило бы Дазаю перестать даже думать, будто смерть действительно может быть выходом, а не концом всего.       Порой из-за мыслей о подобном Чуя сам выпадал из реальности, непрестанно анализируя те или иные поступки Дазая, гадая, чем может быть вызвано подобное его желание. Его догадки были провальными, а желание спросить иногда настолько явным, что приходилось сдерживать рвение выплюнуть вопрос прямо Дазаю в его усталое лицо. Чуя никогда не был слишком уж обходительным.       Просто по какой-то причине, честно говоря, боялся услышать ответ.       Наверное, это страшно — докопаться до той глубины, в которой небезразличный ему человек не может увидеть просвета. Наверное, неправильно — хранить молчание, скрывая волнение за агрессивными реакциями.       Чуя ничего не мог поделать. В этой ситуации он трусливо опускал голову, сжимал зубы и следил, бесконечно и упорно, не позволяя случиться неизбежному.       Наверное, Дазай не хотел смерти как таковой. Иначе, Чуя уверен, неизбежное уже произошло бы. Быть может, Дазаю нравилось, когда его вытаскивали с того света.       Это не меняло того, что на голове Чуи в его едва-едва восемнадцать могло бы уже прибавиться седых волос. Очень скоро.       — Жизнеутверждающее? — Дазай заинтересованно поднимает глаза, с прищуром взирает на напарника, разгребающего бумаги.       — Что-то, что не стало бы подпитывать твою тягу к смерти своей мрачной атмосферой, — пожимает плечами Чуя.       Не то чтобы он думал, что книги — то, что действительно может помочь Дазаю. В его случае совершенно точно не помешала бы помощь врачебная, но и исключать тот факт, что нормальные человеческие отношения могут поспособствовать более адекватному восприятию, Чуя не станет. Собственное замечание по поводу книги начинает казаться ему глупым, хотя он и не вкладывал в него что-то по-настоящему серьезное.       — Чуя, — напарник невесело усмехается и садится, уложив тяжелый том на колени. — Твои детские замашки совсем не вяжутся с грозным статусом мафиози. Мрачная атмосфера, ты серьезно?       — Что ты имеешь ввиду? — Чуя закатывает глаза скорее по привычке, чем от реального возмущения. Он давно привык к странным язвительным комментариям разного рода.       Дазай тяжело вздыхает, как делает каждый раз, когда ему нужно кому-то что-то объяснять. Обычно это происходит именно с Чуей.       — Давай так, мини-мафия. Скажи, если тебе сломают ногу, станет ли тебе легче, когда ты станешь наблюдать за людьми, у которых обе ноги целые?       Чуя приподнимает бровь, гадая, существует ли вообще правильный ответ на такой вопрос. Едва ли ему вообще от чего-либо станет легче, он давно понял, что относится к тому типу людей, которым постоянно нужно быть в движении. А необходимость валяться на кровати довольно долгое время свела бы его в длительное состояние недовольства и фрустрации.       — Не думаю, — аккуратно отвечает он, на что получает удовлетворенный кивок от Дазая.       — Но определенно станет, если посмотришь на того, кому сломали две.       Дазай захлопывает книгу и бросает ее на диван. Имеют ли эти слова смысл? В какой-то извращенной манере, вполне присущей этому придурку в бинтах, да. Чуе бы и возмутиться, что чужие несчастья не должны делать другого человека счастливым, да нет желания разводить бесполезные дебаты. Дазай то как раз из тех, кто в своих словах всегда полностью уверен и раздражающе упрям, что делает их перепалки каждый раз довольно продолжительными, потому что Чуя упрям тоже.       — Босс просил зайти, — бросает Чуя прежде, чем их разговор снова превратится в обмен колкостями.       — Я устал, — мычит Дазай, развалившись на диване снова.       — Так и передам Мори.       — Чуя жестокий!       В итоге они выходят из кабинета и поднимаются выше на несколько этажей, в самое сердце мафии, где кроме кабинета босса и нескольких переговорных ничего нет. Дазай продолжает хныкать и нудеть, что им поручают слишком много работы, а Чуя только хмуро глядит перед собой, стараясь не обращать внимания на бесполезное нытье напарника.       Постучав в кабинет и услышав твердое «войдите», двое проскальзывают за тяжелые двери. Чуя входит осторожно, Дазай — вальяжно. Накахара не устает закатывать глаза от напускной развязности второго, когда они оказываются рядом с боссом. Чем это обусловлено — черт его знает, но Чуя склоняется к варианту, что это что-то вроде привычки — выставлять себя бесполезным и капризным ребенком, только чтобы босс возлагал меньше надежд и давал поменьше работы. Он готов поставить свою — их общую — квартиру на то, что Мори не покупается на такие выходки. Но, как упоминалось ранее, Дазай действительно упрям, а потому не перестает всячески стараться отлынивать от любых заданий.       — Доброе утро, — Чуя склоняет голову, когда замечает, что в кабинете босс сегодня не в гордом одиночестве. Рядом с ним расположилась Кое, чей взгляд не сулит ничего хорошего.       — Если его можно так назвать, — бубнит рядом Дазай.       Можно было бы принять эти слова за очередную вредность, однако Чуя подмечает — сегодня все не так. Наставница смотрит на них двоих чрезвычайно серьезно, как и босс. И если во взгляде Мори в принципе не часто можно рассмотреть оттенки каких-либо эмоций, Кое в этом плане была куда более открыта со своими подчиненными. Дазай, разумеется, уловил атмосферу моментально, будучи как всегда чрезвычайно чутким к окружению и человеческим чувствам, несмотря на собственную закрытость и отстраненность. Потому и бормочет недовольно, предчувствует не самый приятный разговор.       Чуя начинает перебирать в голове их совместные последние задания и ссоры. Если сегодня один из тех случаев, когда босс на пару с Кое решили отчитать их за непристойное поведение — что ж, это не будет чем-то новым. Однако на ум не идут никакие серьезные провинности, за все совершенные они уже давным давно успели отхватить свою долю выговоров. Остается один вариант — случилось что-то нехорошее.       Его подозрения подтверждаются, когда Мори начинает говорить.       — Сегодня ночью случилось нечто из рамок вон выходящее.       Кое рядом с ним напряженно кивает, смотря на двоих вошедших одним из тех своих холодных взглядов, которые обычно предвещают скорую бойню. Чуя видел такие всего пару раз, но ему без труда удалось запомнить.       — Пропала одна из моих подчиненных, — обычно наставница была куда терпеливее, не смея прерывать речи Мори, однако сегодня ей очевидно не терпится начать действовать.       Чуя хлопает глазами, стараясь побыстрее сообразить. У Кое было много подчиненных, и обычные люди в мафии, несомненно, ценились, однако не настолько, чтобы в случае пропажи вызывали его и Дазая. Значит, это кто-то настолько приближенный к наставнице, чтобы она действительно начала переживать. А еще — кто-то достаточно важный, чтобы пустить в дело эсперов. Если сделать самый простой из возможных выводов — эсперов часто вызывают, когда в деле замешаны другие эсперы. Таким образом…       — Кека-чан, — Дазай как всегда размышляет несколько быстрее, чем это удается Накахаре.       — Тебе что-либо об этом известно? — Кое слегка щурит взгляд, рассматривая открывшего рот Осаму.       Кека была совсем маленькой девочкой, наверное, даже младше, чем Чуя, когда тот вступал в мафию. Точнее, когда попал под крыло Мори, потому что в мафию официально он вступил куда позже. Девчонка была довольно закрытой, почти не говорила, что и не удивительно — по большей части ее окружали взрослые, которым едва ли было дело до ребенка, тихой походкой скользящего среди них. Чуя видел ее не так часто, в основном рядом с Кое, но уже успел заметить, что этот ребенок довольно важен для наставницы. Проявления привязанности Озаки выражала редко, только к тем, к кому действительно смогла приблизиться достаточно, чтобы выработать взаимное доверие. Так было с самим Чуей: неторопливо, постепенно, осторожно.       После него появилась Кека, и Чуя даже радовался, что у Кое есть возможность направлять свою жажду воспитания на кого-то еще. К тому же, девчонка была одаренной, со способностью, очень похожей на силу самой наставницы. В деле она могла бы оказаться довольно страшным противником, однако, насколько ему известно, в управлении собственной силой та была пока что не слишком хороша. Как ни крути, словно маленькая версия самого Накахары, только в обличии девочки.       — Ничего, — Дазай коротко мотает головой, спокойно смотря в ответ на двух взрослых перед собой.       — Она в сопровождении еще троих солдат направилась на миссию, — продолжает Мори, прерывая грубое молчание, повисшее в помещении. — Сегодня утром солдат нашли мертвыми на окраине города. Кеки среди них не оказалось.       — Все, что удалось найти, — Кое поднимается с кресла и быстрым движением вытаскивает из широкого рукава своего кимоно что-то вроде ленты.       Когда она протягивает предмет перед собой, Чуя понимает — это не лента. Пояс от кимоно, золотистый, с мягким отливом. Возрождает в голове те несколько раз, когда ему доводилось видеть девочку.       — Пояс Кеки, — утвердительно кивает он, принимая найденное из рук наставницы.       При ближайшем рассмотрении нетрудно заметить, что ткань в нескольких местах покрыта кровавыми пятнами.       — Больше ничего, — заканчивает Кое, вновь пряча руки в широких рукавах. Чуя знает, что при желании оттуда могут с огромной скоростью показаться клинки. Куда раньше, чем кто-либо из них троих сможет заметить и отследить траекторию их движения. Этот факт всегда казался ему поразительным в этой женщине — утонченная красота, настолько близко граничащая со смертоносной грацией.       — И нам нужно?..       — Я хочу, чтобы вы проверили то место еще раз. Выяснили, где Кека, и вернули ее обратно, — тон Мори, как обычно, не терпит возражений.       — Будет сделано, — Чуя по привычке соглашается за них обоих. Просто потому, что Дазай не умеет принимать задачи так, как следовало бы.       Когда они получают все указания и место, куда им следует направляться, напарники выходят из кабинета босса. Чуя раздумывает, могло ли случиться что-то действительно страшное. Точно сказать сложно — если Кека пропала, но не была найдена мертвой среди остальных членов мафии, что были с ней, это оставляет несколько вариантов развития событий.       — Думаешь, она жива? — задумчиво бросает он в сторону Дазая. Тот шагает рядом с ним, недовольный появлением работы с самого утра.       — Очевидно, — хмыкает напарник, когда они выходят из здания.       — Почему ты так уверен? — хмурится Чуя.       — Если бы ее собирались убить — тело было бы найдено, как и тела остальных, кто был с ней.       Чуя кивает, потому что это подтверждение его собственных догадок.       — Но если бы ее захватил кто-то вроде вражеской группировки, то с мафией бы наверняка попытались связаться. Потребовать что-нибудь взамен, — неуверенно предполагает он, не сбавляя шага.       — Остается один вариант, — Дазай пожимает плечами, щурясь на слепящем утреннем солнце.       — Отлов, — шикает Чуя.       — Чуя стал размышлять быстрее. Это радует.       — Заткнись.       Они заглядывают на подземную парковку на пару минут, чтобы забрать мотоцикл. Дазай не переставая скулит о том, как эта «шумная нежить» его раздражает, несколько раз упоминает о том, что смерть от аварии была бы весьма болезненной и долгой. Чуе удается заткнуть его только с третьей попытки, дав обещание, что они зайдут пообедать в их любимое кафе после того, как съездят на место убийства. Разумные аргументы о том, что чем быстрее они доберутся до места, тем быстрее у них появится возможность насладиться лапшой, заставляют недовольную морду занять свое законное место позади Чуи.       Они едут не так долго, ловко огибая попутный поток на мотоцикле, и Чуе даже удается немного поразмышлять о деле. Дазай сзади молчит и не подает признаков сопротивления — лишь крепко сжимает пальцами чужую талию и прижимается как-то совсем уж близко. Но Чуя привык, ему не впервой, однако такой тесный тактильный контакт с недавних пор начал вгонять его в краску. В подростковом возрасте вообще любая тактильность служит якобы проявлением симпатии, однако в их отношениях с Дазаем симпатии явно недостаточно. В них гораздо больше чего-то безумного и яркого, тяжело поддающегося описанию, но, по мнению Чуи, мало схожего с привычным понятием симпатии.       К тому же большую часть времени его напарник достаточно явно и очевидно показывает, насколько на самом деле является не тактильным, избегая всеми возможными способами прикосновений, когда в них нет прямой необходимости. Чуе неоднократно довелось наблюдать за тем, как Дазай морщится в моменты его пребывания в лазарете, когда любое касание со стороны врачей воспринималось им как нечто омерзительное, что отражалось на бледном лице весьма забавным выражением. В некоторые моменты Чуя даже чувствовал некие уколы жалости к своему напарнику, потому что бинты по всему телу ясно давали понять об отношении того к любому контакту, однако не каждый в их окружении мог воспринимать это как должное.       К тому же, не могут же быть его яркие вспышки недовольства причастны к чему-то более теплому, верно? Дазай — взрывоопасен. Чуя это понимает как никто другой, оттого чаще других бросается с нападками. Грызущая изнутри ярость на вечно следующий за Дазаем призрак смерти — вот, что он чувствует ярче всего остального. Ближе к этому только глупое доверие, выстроенное за время совместной работы и изнурительное порой чувство ответственности, о которой его никто не просил. Даже сейчас, пока длинные пальцы перехватывают куртку крепче, скользкий голос внутри уговаривает замедлить движение. Дазай не признается, что ему страшно. Чуя не будет спрашивать.              Мафия — не то место, где преобладают нежности, эмпатия или что-то близкое к этому. Однако простые человеческие отношения не были под запретом. Сотрудники внутри организации вполне нормально общались друг с другом, и все это неизбежно сопровождалось прикосновениями — совершенно обыденными, вроде рукопожатий, или хлопков по плечу. Осмотры в лазаретах, неоднократные столкновения в переполненных лифтах, поддержка коллегами в момент ранений — все это воспринимается как само собой разумеющееся до поры до времени. Пока не увидишь человека, который откровенно и непреклонно этого не переносит. Дазай был как раз из таких людей, и первое время Чуя молча хмурился, наблюдал, не решаясь как-то прокомментировать, однако со временем выяснил, что эта часть поведения Дазая не являлась одним из проявлений вредности, которые он столь часто демонстрировал. Это проявлялось иначе — не выставлялось на показ. Просто выглядело так, словно в моменты соприкосновения с другим человеком ему становилось настолько тоскливо и дискомфортно, будто каждое касание способно высосать часть жизни из худого тела. Не то чтобы Дазай дорожил жизнью. Просто никаким другим образом Чуя не смог бы описать то, что видел.       К его удивлению, никто вокруг не замечал дискомфорта Дазая. Никто не предпринимал попыток держаться подальше, пока тот не являл миру свой привычный полный ненависти к окружению взгляд. Чуя, будучи по природе своей склонным к общению, первое время старательно держался на дистанции, не позволяя случиться лишнему движению.       Продлилось это недолго, потому что со временем Дазай стал выводить настолько, что держать руки при себе стало просто физически невозможно. Куда позже, спустя несколько месяцев совместного проживания, Чуя осознал — от него Дазай не шарахается. Не морщит нос, когда они соприкасаются на тренировках. Не шипит, словно запуганный драный кот, когда Чуя перевязывает ему раны. Не старается отстраниться, когда они сидят рядом, не отказывает себе в удовольствии поспать в его кровати.       Эти совместные ночи поначалу вгоняли Чую в странное смятение. Хотя в детские годы он множество ночей провел в приюте, где спать они заваливались как угодно, с Дазаем было иначе. Тот укладывался рядом будто бы нехотя, с напускным неудовольствием каждый чертов раз, что вызывало недоумение — никто не заставляет же. Куда позже к Чуе пришло странное осознание — Дазай раз за разом придумывал различные выкрутасы, только бы пробраться к нему в постель. Он оставлял открытым окно в своей спальне, лишь бы заявиться со своей подушкой к Чуе и потребовать подвинуться — холодно же. Забывал достать из стиральной машины свое постельное белье. Выводил Чую до такой степени, что кровать оказывалась завалена кормом для собак.       Все это могло бы быть довольно милым, не будь это Дазай. Но Чуя не решается комментировать — замечает, что тот куда лучше спит рядом с ним. Хотя, есть вероятность, что это лишь странные домыслы, оттого и что-то сказать Дазаю он не решается — высмеянным в любом случае окажется он сам. В конце концов, не то чтобы Чуя был сильно против. По крайней мере, пока они на расстоянии вытянутой руки, напарник не попытается выйти в окно.       Даже вот сейчас — сидит, прижимается, обхватив ладонями торс Накахары, и как-то шумно дышит на уровне уха, словно пытается передышать рев прохладного воздуха, бьющего в лицо. В такие моменты Чуя часто натыкается на стену из вопросов в голове. Все они разные, но суть всегда одна: что же ты за человек, Осаму Дазай? И каким образом он, Чуя, заслужил его доверие настолько, что являлся единственным, кому позволено за все выкинутые издевки и выкрутасы вдарить по забинтованному телу, а получить в ответ лишь насмешки и шутливые угрозы, никогда на самом деле не исполненные.       Никаких пуль в грудную клетку.       Чуя и сам недалеко от Дазая со всеми его нехитрыми манипуляциями ради совместного сна ушел. Знает ведь, что напарник хватается за него, как нормальный человек в водоеме за спасательный круг, когда они на мотоцикле едут. Пусть и бубнит порой недовольно. Некое подобие удовлетворения просыпается в груди от осознания, что Дазай цепляется искренне только за него, за Чую. Потому и байк он использует гораздо чаще, чем мог бы в их совместной работе. Дазаю об этом знать совсем не обязательно. Чуя и сам себе объяснить не может толком, отчего он так радуется. Мог бы, да самому страшновато вглубь своих ощущений заглядывать — если он вдруг осознает что-то постыдное, Дазай тут же прочтет это на его лице. Тогда и от неприятного разговора не отвертеться. Чуя предпочитает оставить все как есть.       Осаму Дазай — как загадка человечества, и Чуе хотелось бы быть тем, кто сможет ее разгадать.       — Притормози-ка, — велит Дазай, шевеля губами рядом с чужой ушной раковиной. Чуя вздрагивает, потому что ощущение как-то совсем не вяжется с бьющим в лицо ветром. Пробирает совсем по-другому, заставляя оторваться от размышлений.       И снова он задумался о своем непутевом напарнике. Это становится его вредной привычкой, хотя сама причина размышлений утверждает, что вреднее курения едва ли что-то в жизни Чуи существует. Сам Дазай определенно более вредный, по этому поводу они провели уже с десяток споров, но вопрос все равно остался открытым.       Чуя хмурится, недоумевая. Они не доехали всего несколько кварталов. Но сбрасывает скорость, останавливается у обочины и выжидающе оборачивается на Дазая.       — Мы почти приехали.       — У нас перекур, — отмахивается Дазай и слезает с байка, протягивая руку в сторону Чуи. Своих сигарет у него не водится, зато отобрать у напарника — что может быть веселее. Чуя всегда злится.       — Я когда-нибудь перестану спонсировать твой будущий рак легких, — бурчит в ответ Накахара.       Причина остановки так и остается непонятной.       — Зато я помогаю тебе оттянуть время до твоего будущего рака легких. Давай уже.       — Тебе действительно так резко приспичило покурить? — Накахара недоверчиво выгибает бровь. Они не доехали буквально минуту до места, куда им было нужно.       Дазай перекатывается с носка на пятку, выстраивая из всего своего тела нечто максимально непринужденное. Затем легким кивком головы указывает на ближайший к ним переулок, театральным жестом приложив палец к губам. Чуя аккуратно стреляет взглядом в полутьму узкой улицы, изгибающейся за спиной напарника, но увидеть там ничего не может. На первый взгляд там пусто, если не считать мусорных баков, неаккуратно съехавших ближе к середине прохода.       Что ж, если Дазай что-то задумал, сопротивляться ему — только время зря тянуть. Все равно сделает так, как хочет, еще и окажется правым в придачу. Так что Чуя слезает с мотоцикла, бегло достает две сигареты и прикуривает сразу обе, прежде чем передать одну в длинные пальцы Осаму.       — Ну и чего там? — понизив голос, спрашивает, сделав первую затяжку.       Дазай слегка склоняет голову, словно действительно может услышать что-то, чего не в силах разобрать Чуя.       — Увидел кое-что интересное, — тянет в ответ.       Чуя снова старательно всматривается в переулок, но там по-прежнему пусто.       — Ты ведь имел ввиду не ту облезлую кошку, да? — с сомнением спрашивает Чуя, зацепившись глазами за роющееся в контейнерах животное.       — Посмотри еще раз.       В переулок заходят двое. Только в этот момент Чуя наконец улавливает, что Дазай заметил их куда раньше, и теперь они просто ждали, пока замеченные появятся в поле зрения. Два мужчины на первый взгляд не кажутся кем-то подозрительным, однако за время работы в мафии Чуя достаточно раз убедился в том, что по-настоящему опасные люди редко выглядят как кто-то, кто способен убивать. Взять даже их двоих — малолетки, едва-едва восемнадцать, и не скажешь, что оба эсперы с опасными способностями, к тому же мафиози.       — Это еще кто? — как можно тише спрашивает он, затягиваясь сигаретой.       — Черная луна, Чуя.       Накахара раздраженно выдыхает дым. Упоминание наркоманского фильма про странную девушку означает, что ему следует успокоиться и принимать как данность все, что будет происходить дальше. Очередная идея Дазая для их миссий, к слову.       Чуя ненавидит такие ситуации, потому что каждый раз очень сложно выдерживать выходки Дазая и надеяться, что они не станут проблемой для них обоих. Неосознанно напрягая плечи, Накахара остается неподвижным, готовым в любой момент рвануть вперед, если случится что-то из рамок вон. Он присматривается к мужчинам, гадая, могут ли те быть знакомы Дазаю.       Один из мужчин высокий, наверное, несколько выше Дазая, в очках и с собранными в хвост светлыми волосами. Он что-то сосредоточенно рассказывает второму, но тот выглядит совершенно беззаботно — в руке держит пакет с конфетами и равнодушно закидывает в рот по несколько штук за раз, словно совсем и не слушает собеседника.       Чуя поглядывает на них краем глаза, но больше следит за Дазаем — тот так и стоит спиной к переулку, спокойно делает затяжки одну за другой, да выдыхает куда-то вверх густой дым. Нарочитая беззаботность, это Чуе знакомо. Скорее всего, Дазай что-то задумал, и это что-то в его голове вырисовывается чрезвычайно гениальным.       Какое-то время назад Чуя готов был рвать и метать, встречаясь с этим взглядом, потому что такое поведение его раздражало. Сейчас его реакции поутихли, оставив за собой будто бы тлеющие угли. И еще кое-что, о чем Чуе даже думать страшно. Он ловит себя на том, что испытывает чертов интерес и нечто похожее на смутное предвкушение, когда замечает такого вот Дазая.       Он двинулся мозгами. Это точно. Ничто кроме этого не может объяснить его иррациональное воодушевление от довольного лица напарника.       Чуя выдыхает дым синхронно с Дазаем, наблюдая за смешивающимися в воздухе клубами никотинового тумана. Дазай улыбается ему, словно читает мысли. Подмигивает.       Чертов позер.       Чуе моментально хочется провалиться под землю.       Как только незнакомцы оказываются достаточно близко, а мужчина в очках перестает что-то доказывать тому, который пониже, Дазай включает одну из тех своих личностей, что для окружающих кажется чем-то, что ходит по лезвию над пропастью. Когда с одной стороны детская беззаботность, а с другой — психопатическое безумие. Он резко разворачивается на пятках и отбрасывает недокуренную сигарету в сторону. Чуя таким образом остается у него за спиной, продолжая хмуро оглядывать незнакомцев. Перспектива оказаться втянутым в какой-то план Дазая, о котором он не знает ровным счетом ничего, кажется не слишком привлекательной. Однако механизм уже запущен. Да и, честно говоря, интерес никуда не делся.       — Рампо Эдогава, — Дазай тянет гласные с едва слышимой улыбкой в голосе. Руки он показательно беспечно прячет в карманы, скрывая под одеждой даже те участки тела, что окутаны бинтами и обычно на виду.       Мужчины перед ними останавливаются, не доходя всего пару метров. У Чуи складывается устойчивое ощущение, что для незнакомцев они двое похожи на каких-то маньяков, стремящихся ограбить в переулке беззащитных прохожих. Однако мужчина повыше слишком уверенно для беззащитного вытягивается, позволяя второму отступить за свое плечо.       Дазай назвал имя. Значит ли это…       — Осаму Дазай, — звучит из-за спины светловолосого мужчины.       Оба они звучат нарочито спокойно, словно встреча была оговорена заранее.       — Вы знакомы? — восклицает удивленно мужчина в очках, хмуря брови.       — Нет, — Дазай и названный Эдогава отвечают в один голос, и Чуя понимает, что его настороженное выражение лица сменяется удивленным абсолютно зеркально тому, как-то же самое происходит с лицом оставшегося пока безымянным мужчины.       Что за гребаный цирк вечно случается тогда, когда его напарник рядом? Поразительная способность притягивать к себе все самое непонятное, что только может наблюдать Чуя в свои восемнадцать. Не то чтобы он удивлен, и чрезмерная настороженность слегка отступает, так как мужчины из переулка не планируют нападать. Но этот странный обмен именами…       — Что значит «нет»? — не удержавшись от комментария, Чуя выступает из-за плеча Дазая.       — Мой маленький спутник не слишком вежлив, — совсем не искренне извиняется Дазай. Чуя лишь закатывает глаза и пихает его локтем, понукая объяснить ситуацию.       — Я бы тоже хотел знать, — соглашается мужчина в очках, только смотрит он на своего спутника.       Если бы не слишком странная встреча в очевидно близком к ночному происшествию районе, Чуя мог бы подумать, что ситуация забавная. Вопреки комичному их положению его не тянет смеяться, пока он наблюдает за двумя людьми, которые утверждают, что не являются знакомыми, хотя знают имена друг друга.       — Что ж, — все-таки Дазай отвечает первым. — Познакомься, Чуя. Рампо Эдогава, собственной персоной. Один из самых уважаемых детективов в кругах полиции, первый в Йокогаме человек, намеренно выдающий себя за одаренного, — Дазай говорит размеренно и откровенно провокационно, даже не поворачивая головы в сторону Чуи.       Беспечное лицо низкого мужчины в мгновение превращается в возмущенное.       — Я и есть одаренный!       — Рампо, — прерывает его второй, на вид совсем сбитый с толку мужчина. — Не хочешь объяснить?       О да, Чуя тоже был бы рад объяснениям. Например, почему они четверо стоят в переулке, ведя себя как идиоты. Или откуда эти двое знают друг друга. Наконец, какого хрена вообще происходит, и почему Дазай так внезапно решил остановиться, когда увидел этих двоих. Если этот Рампо действительно связан с полицией, им с Дазаем вообще следовало бы держаться подальше, а не смотреть, как он тут старается доказать, что на самом деле одаренный. Да Накахаре наплевать, если честно, его больше интересует поведение Дазая, который так и стоит как вкопанный, молча удерживает на лице ухмылку и ждет, ждет объяснений со стороны, явно не желая отвечать на вопросы первым.       — Все же ясно, Куникида, — наконец начинает говорить Рампо. Отлично, теперь Чуе известно имя второго мужчины. — У Портовой мафии похожая проблема.       Накахара дергается, когда слышит название организации из уст того, кого Дазай представил как человека, напрямую связанного с полицией. Разумеется, у мафии налажены дела с органами, однако почем зря попадаться им на глаза не следует, во избежание лишних вопросов. Особенно сейчас, учитывая ночные события.       — Дазай, — шипит Чуя, всеми силами посылая сигналы тревоги напарнику. — Какого хера?       — Осаму Дазай, знаменитый вундеркинд и преемник босса мафии, — Рампо продолжает, горестно вздыхая. Выходит слишком похоже на тон Дазая, когда тот объясняет подчиненным детали плана, который приходится раскладывать по полочкам слишком подробно. Потому что уследить за полетом его мысли может не каждый. — Со своим постоянным напарником. Приехал на место преступления, потому что, очевидно, что три трупа, найденные этой ночью, это не все, что оставил отлов. А судя по совершенно неуместной золотой ленте, что у его спутника в кармане, у этих двоих даже есть улики, которыми мы с тобой обделены.       Чуя дергает рукой, прикасается к карману кожаной куртки, которую надевает для поездок на мотоцикле. Пояс, предоставленный наставницей этим утром, действительно выбился наружу, самым кончиком показался из застегнутого на молнию кармана. Бороться с желанием снова спросить «какого черта» становится почти физически трудно.       — Кстати, чудная шляпа, — как бы невзначай бросает Рампо, указывая пальцем на Чую.       Дазай мерзко хихикает, и все это в совокупности выводит Чую из себя.       — Да что за хуйня? — практически рычит он, отвешивая смеющемуся напарнику подзатыльник.       Что он там размышлял о нелюбви Дазая к тактильному контакту? Вот именно поэтому ему и пришлось смириться с тем, что прикосновения Чуи стали частью его жизни. Хотел бы держать дистанцию — не выводил бы из себя.       Спустя мгновение до него в полной мере доходит смысл слов, сказанных Рампо. Он переводит взгляд на нового знакомого, который продолжает как ни в чем не бывало забрасывать в рот горсти конфет. О, черт.       — Ты сказал про отлов? — Чуя впервые обращается напрямую к кому-то из них. Он даже не уверен, что ему стоит делать после этого вопроса. Запрыгнуть обратно на мотоцикл и свалить как можно скорее, или подождать ответа в надежде, что они смогут узнать что-то полезное.       Он выбирает второй вариант, прикинув, что с помощью способности ему без труда удастся справиться с этими двумя в случае чего. Эдогава выглядит совершенно безобидно, если не учитывать его определенно острый язык. По поводу второго мужчины сказать трудно, но Чуя с недавних пор приобрел достаточно уверенности в себе и в их дуэте в целом, поэтому смирно стоит, ждет ответа, рассматривая мужчин перед собой. Куникида ответно пилит взглядом его и Дазая, так и прикрывая собой Эдогаву. Что ж, им следует вести себя немного иначе, если они действительно лгут о том, что Рампо одаренный. Добавить щепотку уверенности, или типа того.       Узкий переулок начинает будто давить на плечи, потому что мужчины напротив не произносят ни слова. Чуя всегда был тем, кто любит больше пространства и свободы вокруг себя, а странное молчание в совокупности с тишиной переулка напрягают его из без того загруженные мозги.       — Мы уже выбиваемся из графика, — Куникида резко прерывает затянувшуюся паузу.       Чуя фыркает.       — В таком случае лучше бы вам рассказать нам несколько больше, — пожимает плечами Дазай, не двигаясь с места. — Я могу и подождать, но мой напарник не отличается особым терпением. К тому же, не имею ни малейшего желания мешать вашим планам.       Та самая дипломатия, граничащая с издевкой. Дазай постоянно разговаривал так во время их совместных миссий, и это каким-то чудесным образом оказывало на противника именно то влияние, которое заранее предполагал этот так называемый вундеркинд.       — Если это угроза… — Куникида ощутимо напрягается, подтягивая пальцем очки на носу.       — Ни в коем случае, — лыбится Дазай и мотает головой. — Лишь выгодное предложение о сотрудничестве.       Чуя готов поперхнуться сигаретной горечью, по-прежнему оседающей на языке. Сотрудничество с кем-то, кто связан с полицией? Дазай часто высказывал весьма сомнительные идеи, однако в этот раз… Накахара даже не видит никаких предпосылок к этому.       — С какой стати нам сотрудничать с мафиози?       — Спроси у своего друга. Если его дедуктивные способности не подводят, то он в красках объяснит тебе, кто мы такие и как можем быть друг другу полезны.       Дазай не намерен отступать, пока не получит желаемое. А сделать он это готов самым изворотливым способом из возможных, то есть предоставить оппонентам возможность самим озвучить плюсы предлагаемой сделки. Невероятно раздражающе. Одновременно с этим, Чуя не может не признать, это просто идеальная возможность получить желаемое, потому что эта схема всегда работала. Дазай был тем, кто в большинстве случаев добивался определенных успехов в ведении переговоров. В то время как сам Накахара с куда большим удовольствием устранял последствия их не закончившихся перемирием встреч.       Говорит конечно этот болван очень искусно, только кто объяснит самому Чуе, к чему все эти разговоры о сотрудничестве? Ему даже не стыдно чувствовать себя идиотом в этот раз, потому что сама суть ситуации — идиотская. Они буквально случайно наткнулись на этих двоих, которые по какой-то причине осведомлены о том, кто такой Дазай. Они не перекинулись и парой слов, даже не назвали толком свои имена, а уже предлагают сотрудничество.       — Рампо? — Куникида выглядит несколько беспомощным, когда практически умоляет своего друга сказать хоть что-нибудь.       Чуе даже жаль его, потому что примерно так он выглядит довольно часто, упрашивая Дазая пояснить за его очередную идею. В некоторых случаях без рукоприкладства добиться ничего не получается.       — Дазай прав, — к всеобщему удивлению Эдогава просто пожимает плечами, словно происходит нечто каждому очевидное. — Мафия ищет одного из своих сотрудников, мы ищем одного из своих. Цель у нас одна, а мы с тобой уже полгода не можем найти необходимые сведения. Осаму Дазай — тот, кто сможет помочь нам, а мы, в свою очередь, те, кто сможет поделиться сведениями с ним.       — Приятно иметь дело с умными людьми, — Дазай выглядит чрезвычайно довольным для человека, который, будучи мафиози, только что связался с полицией. Или кто там эти двое, Чуя точно не запомнил.       Глаза невольно начинают бегать по окрестностям. Чуе тяжело расслабиться, в голову закрадывается до смешного тупая мысль — не снимает ли их скрытая камера? Прямо сейчас Дазай должен расхохотаться и признаться, что вся эта история — очередной идиотский розыгрыш, устроенный лишь затем, чтобы поиздеваться над Накахарой. Этому он удивился бы гораздо меньше, чем тому, что происходит сейчас.       Однако вокруг по-прежнему пусто, на окраине города даже машин довольно мало, а сейчас, в середине дня, совсем безлюдно.       — Ты предлагаешь сотрудничать с мафией? — возмущенно шипит Куникида, взирая на своего спутника сквозь стекла очков.       — Уж лучше это, чем сотрудничество с полицией, — огрызается Чуя.       — Я говорил, что мой напарник не отличается терпением, — Дазай вскидывает руки, как бы извиняясь за чужую грубость.       Чуя извиняться не собирается.       — Прекращай этот цирк, Дазай, у нас есть работа! Так что либо ты сейчас объясняешь, что тут происходит, либо тебе пиздец, — он дергает за черный плащ несколько раз, как бы подтверждая правдивость собственных угроз.       Дазай недовольно морщит нос, расстроенный, что никто не стал по достоинству оценивать его выступление.       — Пройдемся? — невзначай бросает он, приглашающим жестом поманив за собой двух мужчин. Хватает Чую за край куртки, тащит за собой несколько шагов, словно сам уже устал стоять на одном месте.       За их спинами тихо переговариваются двое, а Чуя только больше раздражается. Вот ведь дела — Дазай отыскал им каких-то непонятных союзников всего за полчаса, а ведь они даже до места добраться не успели. Правда, можно ли быть уверенным, что эти двое — союзники, Чуя не знает. Просто положиться на Дазая не дает грызущее изнутри недоверие к чужим людям. Он просто не привык бросаться за помощью к другим, и в принципе был странным тот факт, что Дазай это сделал. Его самоуверенность порой переходила все мыслимые границы, а теперь вот же он, прямо предложил сотрудничество, намекая, что вдвоем они справиться не смогут.       Чуя мрачно шагает рядом с напарником, ожидая, когда тот наконец соизволит заговорить. Приходится отчаянно сдерживать себя и свои порывы начать ссору, потому что позади незнакомые практически люди, а Чуе не нравится выставлять напоказ их странные отношения с Дазаем. Даже в кабинете босса и при наставнице он старательно держит себя в руках, являя свету все свое обилие эмоций лишь когда они остаются наедине.       — Чуя-кун злится, — бубнит себе под нос Дазай, пиная попадающийся на земле мусор носками ботинок.       — Еще бы, — шипит он в ответ. — Если я молчу, то это не значит, что не жду объяснений.       Дазай лишь понимающе кивает головой, не переставая шагать вперед. Чуя горестно вздыхает, понимая, что напарник в очередной раз предоставляет ему возможность додуматься самому. Просто Чуя из тех, кто не отличается большим терпением. А еще его раздражает манера Дазая вечно показывать, насколько он действительно в некоторых моментах сообразительнее остальных.       В конце концов они подходят к нужному месту, пустому пересечению двух улиц, откуда, как уже стало известно утром, пропала Кека. И где нашли три трупа рядовых сотрудников мафии.       Чуя останавливается у стены старого здания, молча рассматривая место. На первый взгляд невозможно даже и подумать, что прошедшей ночью здесь могло произойти массовое убийство с похищением девочки. Низкие постройки, грязные переулки вокруг, отсутствие даже самого минимального числа прохожих. Стандартная окраина города, где по вечерам шатаются алкоголики, потому что не в силах добраться до дома, да торгуют нелегальной наркотой мелкие барыги, не связанные с мафией. Серое небо нависает сверху, сгущая краски представшего перед ними места преступления, так что почти кажется, словно над крышами зданий нависает еще один низкий размытый потолок.       — Кто начнет первым? — раздраженно разбивает вновь повисшую тишину Чуя, удостоверившись, что Дазай и Рампо молча пилят взглядами друг друга, не спеша раскрывать рты.       — Выбиваемся из графика, — чеканит Куникида, грозно выглядывая из-под очков на своего напарника. Чуя тихо фыркает себе в плечо, найдя это удивительное стремление укладывать каждое действие во временные рамки весьма назойливым.       Рампо, кажется, не особо волнует чужое напряжение. Тот лишь вздыхает, словно уже успел утомиться. Тем не менее, говорить начинает первым:       — Дазай-кун наверняка знает практически все, о чем я смогу сообщить. Во-первых, — он показательно поднимает ладонь и начинает поочередно загибать пальцы, — это дело на самом деле мало связывает нас и конкретно Портовую мафию. Однако, у меня есть весомые основания полагать, что Дазай-кун лично заинтересован в получении от нас информации. Как минимум потому, что первым человеком, которого мы потеряли из-за отлова, была Акико Йосано. Во-вторых, мы давно занимаемся этим делом, так что куда проще получить от нас часть сведений, чем изначально искать их самим. В-третьих, Дазай, быть может, и не пошел бы к нам самостоятельно, но вот то, что он привел своего напарника, наводит на определенные мысли. Здесь я затрудняюсь сказать точно. Какие же мотивы у Накахары Чуи?       — Мой мотив — выполнить свою работу, — бросает Чуя, чувствуя себя неуютно под цепким взглядом детектива.       — Насчет Йосано замечено весьма недурно, — вставляет Дазай одновременно с ним.              Чуя хмурит брови и переводит взгляд на Дазая. Это имя ему ни о чем не говорит, однако его напарник молча склоняет голову, немо соглашаясь с чужими словами. Действительно знает эту девушку?       Вообще довольно сложно представить, что такой человек как Дазай может быть в какой-то степени привязан к женщине. Чуя никогда не замечал за ним очевидных для многих мужчин порывов к отношениям или в принципе к общению с девушками. Да, он часто в своей клоунской манере отвешивал им комплименты, но не более того. Хотя, можно ли быть полностью уверенным в том, что тот на самом деле не имеет никаких связей? Это вряд ли, Чуя считает, что если у Дазая есть вещи, о которых он не желает распространяться, то это действительно станет тем, о чем никто и никогда не узнает. Слишком уж много изворотливости.       Однако его почему-то передергивает от мысли о том, что где-то существует девушка, к которой его напарник мог бы испытывать привязанность. Что-то вроде глупой ревности, и это нужно затолкать подальше прямо сейчас. Он сможет спросить об этом позже.       — Я длительное время поддерживал с ней связь. Не думал, что вы настолько плохо заботитесь о своих сотрудниках, — поддевает Дазай новых знакомых.       — Это было ее индивидуальным заданием. От директора, — возражает Куникида, явно оскорбленный чужой издевкой в свой адрес.       — Ну конечно.       — Слушай, ты…       — Ну хватит, — Чуя рявкает слишком громко для тихого района, так что сразу понижает голос. — Мы буквально на месте преступления, может, раз уж эти два умника сошлись на сотрудничестве, следует нормально обсудить детали? Еще бы лучше с подробностями, для тех из нас, кто нихера не понимает.       Эти странные пререкания не приведут к продвижению. И пусть обычно это удел Чуи — устраивать ссоры, в этот самый момент у них есть необходимость сосредоточиться на задании босса.       — Чуя-кун отличный защитник, — тянет Дазай, растягивая на лице довольную улыбку.       — Пизди по делу, — отмахивается Накахара, снова упираясь спиной в стену.       — В целом, Рампо говорит верно. Раньше Йосано Акико была приближенной нашего босса, и я имел честь неплохо с ней познакомиться. Спустя время она покинула организацию, но я продолжал поддерживать с ней контакт, даже после того, как она вступила в детективное агентство, где нашла себе чудесных коллег, — Дазай снова стреляет глазами в сторону Куникиды, однако на этот раз издевку не продолжает. — Затем она исчезла, но я не рассчитывал, что она попала в руки отлова. Как оказалось теперь, попала она туда по заданию от директора детективов.       — Она отправилась туда в качестве шпиона, как врач. Ей успешно удалось спрятать свою способность, выставив себя обычным человеком, и долгое время она втиралась в доверие к одному из глав. Однако около года назад в руки отлова попал и наш директор, и Йосано было поручено отыскать его и докладывать нам о результатах. А потом…       — Потом они потеряли связь с ней, — заканчивает Дазай с мрачной усмешкой.       — А теперь похожая проблема появилась и у Портовой мафии, — язвительно отмечает Эдогава, забрасывая в рот очередную конфету.       Чуя морщится, наблюдая, как он перекатывает леденец во рту. Должно быть этому парню чрезвычайно нравится сладкое, иначе сложно даже представить, как вообще можно забрасывать в себя столько сахара.       Все перечисленные факты, несомненно, очень увлекательные, но…       — Так ты предложил сотрудничество детективам просто потому, что пропала твоя подружка? — Чуя дергает бровью, уставившись на Дазая.       Тот драматично взмахивает руками, немо отмахиваясь от чужой насмешки.       — На самом деле изначально это было так. Ну, и как сказал Рампо, мне просто было лень самому искать информацию для поисков Кеки-тян. Однако теперь, когда уважаемые детективы упомянули о пропаже директора, я кое-что сложил в своей голове, — Дазай ехидно улыбается и поднимает глаза на серое небо, обещающее скорый дождь. — Чуе понравится.       — Не уверен, — с сомнением тянет он в ответ, сжимая и разжимая кулаки. Слишком много слов, слишком мало из них по делу. — Говори уже.       Дазай довольно жмурится от бледного света, проникающего сквозь тучи. Создается впечатление, словно он ловит одному ему понятный кайф от этой странной беседы и сомнительных идей.       — Не напомните имя вашего директора? — спокойно спрашивает он, не открывая глаз.       Сначала Чуе кажется, что Дазай рехнулся. Какое вообще может быть отношение между его пропавшей подружкой, Портовой мафией, и директором какой-то непонятной организации. Первое, что хочется сделать — пнуть своего напарника по худым ногам, дабы тот наконец перестал устраивать цирк и поскорее закончил этот весьма драматичный обмен сведениями.       Затем — Чуя замирает, неверяще уставившись на мужчину в очках, который невозмутимо произносит:       — Фукудзава. Юкичи Фукудзава-доно.