1-7.6.

Леха нервно курил у гаражей, когда вразвалочку подошел Захар и щербато улыбнулся. Четыре года назад они с Лехой вместе поступали на первый курс, Захара тогда звали Антохой Захаровым, а зуба у него уже не было — выбили на тренировке. Боксер бывший. Леху тогда в институт взяли, а Захара нет. Да что толку, все равно вместе закончили. — Не видно тебя давно, — лениво заметил боксер и тоже закурил. Леха завистливо покосился на тонкие аккуратные сигареты — дорогие, Винстон. Не то, что Лехино говно. Он неопределенно пожал плечами, и Захар продолжил, — где был-то? Потеряли тебя. — Учился, — пробубнил Леха. Над ним тут смеялись, что он еще не отчислился, может хоть для алиби сгодится, — а че меня искать? Захар, как будто не слушая, задумчиво смотрел на колечки дыма. — Слыхал, у Герасима ларек вынесли? — вдруг спросил он, скосившись на Леху. Тот весь подобрался, напрягся, но виду не подал. — Кто? — сказал как бы невзначай, скучно так глядя на приближающийся к фильтру огонек. Захар осклаблился. — Известно кто, — Леха молчал, ждал. Тишина. Секунда, две. Пальцы задрожали, Леха выкинул бычок и спрятал руки в карманы, — Герасим говорит — высокий, рыжий, с щетиной. Прям как ты, — хмыкнул Захар. Лехина рука сама взлетела к лицу. Утром побрился, щеки гладкие. Под ложечкой противно засосало, а пальцы продолжали трястись. Тьфу ты. Совсем нервы ни к черту. — Много забрали? — опять скучающе спросил Леха и выхватил зубами из пачки еще одну сижку. Зачиркал спичкой — давай, зажигайся, чтоб тебя… — Да… — Захар неопределенно махнул, — ну сколько там, в ларьке. Не в этом дело. Герасим злится. Говорит, хуево крышуете. Надо что-то решать. Леха понимающе помычал в ответ. С третьей спички только зажглась. Скорей бы уже Захар докурил… Тот вдруг посмотрел на Леху серьезно, выкинул окурок и коротко сказал. — Приходи сегодня. Дело есть. И ушел, зашагал так же, вразвалочку, за гаражи. Леха подождал пару минут и сердито пнул бордюр. Похоже надо будет все-таки наведаться к Саше Долгополову, в двести двенадцатую комнату. *** Леха думал зайти и раньше, но при других обстоятельствах. Каждый раз, когда проходил мимо второго этажа, немного замедлял шаг, искал в голове предлог, под которым можно было бы постучаться и увидеть мальчишеское лицо и огромные глаза Санька. Понравился Лехе чем-то пацан, хотелось вытащить его куда-нибудь, забухать вместе. Но предлог не находился, да и, по-честному, было неудобно его дергать. И так натерпелся от Лехи. А тут предлог нарисовался сам собой. Ничего-ничего, поговорит с Лехой, небось не развалится. У вахты Леха сжал кулаки в карманах, на секунду успокоился и с улыбкой попросил ключи от крыши. Новенькая девочка-вахтерша, первокурсница, покраснела и долго неловко вытаскивала нужный ключ из связки. Просила никому не говорить и вернуть как можно скорее. Леха обещал. Как только отвернулся, улыбка тут же сползла, губы сжались в тонкую полоску. Больше всего Леха злился на самого себя, но огребать, похоже, придется Саше. Он поднял руку и коротко постучал в двести двенадцатую дверь. Открыл какой-то прыщавый студентик с недовольным лицом. — Саша здесь? — резко спросил Леха. Студентик захлопал глазами, застыл в дверях, глядя снизу вверх. Леха его отодвинул, зашел в комнату. Такая же, как у него, только почище. Кровати заправлены, куревом не воняет, подметают, похоже. Саша сидел спиной к двери, у стола, но оглянулся на шум, и хлопал глазами, вжав голову в плечи. Видно, тон у Лехи был устрашающий, — идем, Санечка. Поговорить надо, — процедил он. Саня послушно встал, протиснулся мимо Лехи и соседа в коридор. На лице у него застыло удивление, а в выгнутых домиком бровях читался интерес. Все-таки не сильно испугался. Ну ничего-ничего, дайте срок. В коридоре Саша вопросительно оглянулся на Леху. Тот кивнул на лестницу — милости прошу, мол. Поднимались молча. Саня иногда оборачивался, Леха кивком подгонял — иди-иди, не останавливайся. На девятом этаже Саша замешкался, непонимающе поднял брови. — Еще выше? — недоверчиво спросил он. Голос все-таки дрогнул. — На крышу, — коротко буркнул Леха. Открыл дверь, придержал, пропуская Саню вперед. Тот сделал пару шагов, неловко застыл на месте, засунув руки в карманы. Мрачно взглянул на Леху, и стараясь унять дрожь в голосе, просипел: — Что случилось-то? Леха закрыл дверь, прислонился к ней спиной. Сложил руки на груди. Вдохнул, выдохнул. Злостью делу не поможешь. Тут надо аккуратно. — Че, Сань, спрашивал у тебя Герасим, как я выгляжу? — Леха сделал пару широких шагов, и Саша невольно попятился. Леха не остановился. Саня боязливо оглянулся, и еще пару раз шагнул назад. — Спрашивал. — И что ты ему сказал? — Лехин шаг вперед, Сашин назад. — Что не разглядел, — Саня остановился, упрямо насупившись. Решил не играть по Лехиным правилам? Леха остановился над ним и выразительно засунул руку во внутренний карман, вытащил ствол и запихнул его за пояс. Саша отшатнулся и уперся спиной в бортик крыши, с испугом посмотрел назад, потом вниз. Девять этажей — высоко. Леха подошел еще ближе, уперся рукой в бордюрчик и задумчиво посмотрел вдаль. — Ты мне, Саня, голову не морочь. Повторишь слово в слово, что сказал Герасиму, — отпущу, — он выразительно посмотрел Саше в глаза. Правда ведь отпустит. Что ему толку гробить жизнь этого паренька? Да и не виноват он, Герасим-то небось не очень вежливо спрашивал. Вот синяк под глазом до сих пор не зажил. Саня обиженно хлюпнул носом, все так же боязливо косясь за край крыши. — Да не говорил я ему ничего. Сказал, темно было. — Саня-Саня, — протянул Леха и наклонился ниже, а Саньку пришлось перегнуться назад, за бортик. И правда жалко, что ему стоит-то рассказать? Леха схватил Саню за воротник и оттянул вниз, и тот совсем уже небезопасно завис над над землей. — Я не говорил! — истерично всхлипнул пацан, переведя ошалевший взгляд на Леху. И вдруг залопотал быстро-быстро, глотая звуки, — Леш, честно-честно, он меня бил и с работы выгнал, но мне толку ему говорить? Так ему и надо, плевать мне на ларек этот, и на работу плевать… я правда ничего не сказал… отпусти меня! — Не говорил? — медленно повторил Леха, упираясь носком ботинка в Сашину ногу, — а кто ж сказал-то, Сань? Лехе-то всего и нужно — узнать, что конкретно Саня рассказал. Только ли про рост и цвет волос, или еще что вспомнил? Сам дурак, конечно — хоть бы лицо закрыл, да теперь что… Если бы да кабы… — Я не знаю, — Саня балансировал на носочках, половина тела у него выглядывала за край крыши и опасно нависала над пустотой в девять этажей. Он схватил Леху за края куртки мертвой хваткой, из глаз покатились слезы, — может мимо кто-то из его дружков проходил, я правда не знаю. Я тебя не выдавал. Леха задумчиво вгляделся в его глаза. Не врет как будто. — Почему? — строго спросил Леха. Санино лицо на секунду стало удивленным. — Ты мне денег дал, — объяснил он, как маленькому ребенку. Мол, забыл, что ли? Леха распрямился, за руки потянул Саню за собой. Но Саня распрямляться не стал, наоборот — осел на пол, прижался спиной к бордюрчику и затрясся всем телом. — Ты чего это? — удивился было Леха, но Саша на него не смотрел. Он уткнулся лбом в коленки и стал раскачиваться вперед-назад, всхлипывая все громче и громче. Леха присел на корточки, неловко положил ладонь ему на плечо и легонько похлопал, — ну все-все. Не говорил — так не говорил. Верю. — Сначала пистолет, — всхлипывал Саня, не слушая, — потом Антон Павлович. Потом мотоцикл этот. Теперь вот… Что я вам сделал? Что я тебе сделал? — голос снова истерично перешел на крик, — сначала супом кормил, а теперь чуть не убил… — Сань, — Лехина ладонь неуклюже перекочевала на косматую макушку, — им просто кто-то про меня рассказал, а я не знаю, что именно… — Так и я не знаю, — обезоруживающе шмыгнул Саша, подняв голову. Губы у него расползлись в разные стороны, глаза покраснели, к мокрым щекам прилипли волосы. Леха на автомате убрал пряди за уши. Смотрели друг другу в глаза пару секунд. Леха не выдержал, отвел взгляд. — Ну все, не плачь, — он сам на себя разозлился. Что за нежности тут развел? Перед каждым теперь извиняйся, что ли? Какое время, такие и методы. Сам, небось, все понимать должен, — вставай-вставай. Иди к себе. Саня обиженно нахмурил брови и неловко поднялся. Леха поддержал за локоть, но за ним не пошел. Остался стоять у бортика, проводил взглядом. Когда дверь за Саньком закрылась, ударил кулаком по покрошившейся кирпичной кладке и тут же тихо заскулил, сморщившись. Не рассчитал. Больно. *** Вечер выдался для этого лета на редкость теплый. Все было как-то правильно — жар от согревшегося на солнце асфальта, прохладный легкий ветерок, едва щекочущий кожу, светлые сумерки, пропускавшие между рваными облаками кусочки розового неба. Люди повалили на улицу — кто парочками, кто семьями, кто так, в одиночку, с собакой. На лицах застыло одинаковое выражение бессмысленного счастья, как будто все только-только вдохнули свежий летний воздух, с ароматами черемухи и липы, да все никак не выдохнут. В этом общем настроении очень странно выглядел один человек, которого прохожие на всякий случай обходили стороной. Человек был молодой, и судя по одежде, довольно обеспеченный — на кроссовки и кожаную куртку некоторые даже косились с завистью. Только вел себя молодой человек чудно. Сидел на бордюре, скорчившись, обняв руками коленки и спрятав между ними голову. Не шевелился, только иногда с размаху бил кулаком по асфальту и глухо ругался — впрочем, почти не слышно. Пьяный, наверное. Но хорошо, что не буйный — сидит себе спокойно, людей не трогает. Ну и пусть сидит. Но Леха — а молодой человек был не кто иной, как Леха — пьяным пока не был. Хотя такой план, конечно же, имелся — в сумке иногда позвякивали, ударившись друг о друга, две бутылки портвейна. Но ни одна пока что не была откупорена, а странное Лехино состояние было вызвано вовсе не алкогольным опьянением. Всю дорогу от гаражей до общаги он прошел нормально, по-человечески — даже на рынок заглянул. Вопросов у прохожих не вызывал, только смотрел все время в землю и так сильно хмурил брови, что между ними пролегла глубокая резкая складка. Пару раз врезался в каких-то людей, за что был обруган, но и тут не обратил внимания — просто шел себе дальше, глядя под ноги. А у самой общаги, не доходя двух кварталов, вдруг длинно так вздохнул, скривился и упал на бордюр, уткнувшись в колени. Так с тех пор и не пошевелился. Обещанное Захаром дело оказалось в сто раз хуже, чем предполагал Леха. Он-то думал, что товарищи просекли, кто Герасимов ларек вынес, пришел хмурый, но готовый за дела отвечать. На всякий случай матери письмо написал — не грусти, мол, так и так. Оставил в столе. Но надеялся, конечно, что пронесет. Пронесло. Только радостно от этого не было. Когда Леха пришел, обсуждение было в самом разгаре. Говорили о том самом типе — высоком, рыжем и небритом. При Лехе как-то сразу затихли, кто-то громко хмыкнул. Леха ловил на себе недвусмысленные взгляды — знают, суки, все знают. Но повернулось иначе. Как, говорят, хорошо, что ты, Леха, пришел. Дело, говорят, есть. Знаем, мол, кто ларек вынес — рыжий, высокий, да еще и сказал — последнее предупреждение. Это с Выхино одна банда, есть у них там такой, по всем приметам подходит. Его так и звать — Юрка Рыжий. Леха слушал молча, мертвой хваткой вцепившись в предохранитель в кармане. Мысленно отметил, что про то самое «последнее предупреждение» хорошо придумал. Это он тогда импровизировал — чтобы Санька напугать. Тут случилось самое неприятное — ты говорят, Леха, еще пороху не нюхал, а тут такой случай подвернулся. Как раз себя в деле покажешь. Хлопни Юрку. Два дня у тебя. А не успеешь, мы тебя Герасиму отдадим. Ты тоже, говорят, по приметам сгодишься. И посмотрели так, что Леха снова понял — все знают. Леха опять ударил рукой по земле — в старом синяке отдалось глухой болью, новая ссадина резко заныла. Второй рукой Леха хватался на воротник куртки — там во внутреннем кармане тяжело оттягивал ткань Макаров. Стрелял из него Леха два раза — оба в течении одной минуты, оба в воздух — когда от ментов отстреливались. Почему-то думал, что не пригодится ему никогда пистолет по прямому назначению. Этой штукой хорошо было людей пугать, но убивать Леха пока никого не планировал. Глупо, конечно. Раз уж связался с такой компанией… Леха сам в серьезные дела не ввязывался. Так, травкой торговал, ездил с пацанами на разборки — но это все глупости. А теперь вот не глупость. Теперь решай, Лешенька. Либо ты, либо Юрка Рыжий. Ни в чем не виноватый Юрка Рыжий, которого нужно пристрелить собственными руками. Голова пухла от мыслей. Не такой уж и невиноватый, наверное. Тоже бандит, ворует небось, убивает. Такого не жалко. Да и как мать будет без Лехи?.. Откуда деньги возьмет? Рано умирать, нельзя пока. Раз такой шанс появился, то, ради матери, надо сделать все, чтобы в живых остаться. И убить тоже? — спросил какой-то тихий голос в Лехиной голове. И убить, — грубо ответил он тихому голосу. У Юрки небось тоже мать есть, — равнодушно бросил голос и затих. Леха стукнулся головой об коленку. Есть конечно. Что делать-то? Через пару часов прохожих почти не осталось, спина затекла и ныла тупой болью, и Леха, шатаясь, поднялся и побрел в общагу. Смотрел куда-то вдаль, сквозь предметы, не глядя поднялся на свои восемь этажей, и чуть не споткнулся обо что-то на полу. С трудом собрался, сосредоточил взгляд — под дверью в темноте сидел Санек. Он, впрочем, тут же вскочил. — Чего тебе? — глухо спросил Леха, не узнавая свой голос. Саня неловко помялся, но все-таки решился, резко выпалил: — Ты мне еще денег должен. Как моральную компенсацию. Леху как будто вытащили под руки из воды, в которой он тонул несколько часов подряд. Неожиданное требование хлестнуло глотком кислорода. Он удивленно уставился на Саню. — Денег хочешь? Сколько? — Еще столько же, — с готовностью ответил тот. Леха задумчиво похлопал по карманам, выудил ключи. Ишь какой шустрый. — Нет, — сказал Леха, щёлкая замком. Там, за дверью, орали, и Леха начал злиться. Ни одного дня спокойного — опять тусовка. Саня проскользнул под его рукой и загородил проход. На бледном лице у него была упрямая решимость. — Я Антону Павловичу расскажу, что это ты был. Леха поднял брови еще выше. — Ты мне угрожаешь, что ли? — усмехнулся он. Саня уверенно кивнул. Леха пожал плечами, обхватил пальцами тощую шею паренька и крепко сжал. Саня сдавленно засипел, Леха покачал головой, — тише-тише. Ты это, Саня, брось. Я же знаю, где ты живешь. А мне уже терять нечего. Он за шею отодвинул пацана в сторону, и тот засеменил вслед за Лехиной рукой, беззвучно открывая рот и со страхом глядя вверх. Леха отпустил его и снова вставил ключ в замок. Саня закашлялся, потер ладонями покрасневшую шею. — Должна же у тебя хоть капля совести, — злобно просипел он, привалившись к стене. Леха замер. Улыбнулся. — Жди здесь, — сказал. В комнате бухали соседи. И не только соседи — народу было человек десять. Кто-то фальшиво бренчал на гитаре, кто-то орал, кто-то курил в окошко. — Леха! — закричали голоса, — давай к нам! Сейчас девчонки придут. К ним не хотелось. Мрачная пустота в голове не отпускала, и Леха только еще больше разозлился. Молча подошел к кровати, сунул руку под матрас. Вздохнул. Денег оставалось мало. В коридоре прикрыл дверь, наклонился к Сане и тихо сказал. — Столько же нет. Есть половина. Как вторую часть моральной компенсации предлагаю свои глубочайшие извинения, — и криво усмехнулся. Саня поморщился, но деньги взял, спрятал в карман. — Не нужны мне твои извинения. Леха задумчиво посмотрел на него, почесал в затылке. — А ты, Сань, выпить не хочешь? У меня портвейна две бутылки. Одному как-то… странно. Саня недоверчиво поднял глаза. Задумался. — Я бы поел, если честно, — решительно сказал он. Леха кивнул, снова оставил его ждать за дверью и вернулся в комнату. Выудил из холодильника кастрюлю, зажал подмышкой банку огурцов. В коридоре передал все это Сане. — Холодное правда, — пробормотал он, — но там курица с картошкой. Все равно вкусно. Пойдем на крышу? В кармане все еще лежали забытые ключи. Саня поморщился, но кивнул. На крыше было уже совсем темно и даже прохладно. Но кирпичная кладка нагрелась за день, и Леха с Саней уселись прямо на пол, прижавшись к стене. Ветер разогнал облака, редкие звезды бледненько посверкивали сквозь темноту. Леха запрокинул голову и большими глотками отпил из бутылки. Вытер губы ладонью. Вздохнул. — Сам готовил? — спроси Саня, задумчиво откусывая кусок холодной курятины. Леха кивнул. — Ага. — Вкусно. — Я же говорил, что вкусно, — пробурчал Леха. Готовить он научился еще в детстве — мать работала допоздна, приходила уставшая, надо было помогать. Саня тоже вздохнул. — Я вот не умею. Одни консервы жру все время. Надоели. — Хочешь — дам рецепт маминых щей, — усмехнулся Леха. Саня тоже хмыкнул. Потом вдруг посерьезнел. — Ты это для мамы, да? Деньги украл? Леха вздрогнул. Коротко кивнул, отмахнулся. Для мамы… Типа того. — Да… неважно. Украл и украл. Теперь уже чего… — Я маму уже пару лет не видел, — задумчиво сказал Санек, скребя вилкой по дну кастрюли, — интересно, как она там… Она звонит иногда, но ничего не рассказывает. Только про меня спрашивает, — Леха молча слушал, цедя портвейн из горлышка, — спасибо, что домой свозил. Хорошо у тебя там. — Да, — Леха улыбнулся. Конечно хорошо, в деревне-то. — Но я бы там жить не смог, — уверенно заявил Саня. Леха даже обиделся немного. — Че это не смог бы? — Скучно, — Саша пожал плечами, — че там делать? Картошку сажать и дрова рубить? Кур разводить? В церкви свечки ставить? — Ну знаешь, — недовольно протянул Леха. У него все детство в деревне прошло. И было, что делать, не скучал, — я наоборот надеюсь, что поживу тут, подзаработаю, и уеду обратно. Там спокойно, хорошо. Природа вокруг. Целый день работаешь, а вечером устал — сидишь себе в саду, ни о чем не думаешь. Хорошо, — он помолчал, отхлебнул еще вина, — а когда семья будет — так вообще… намного лучше, чем в городе. Что детям тут делать, в Москве? Пусть лучше в деревне растут. Саня снова пожал плечами. — О детях я пока как-то не думал. — Так ты сам пиздюк еще, — усмехнулся Леха. Но он о детях тоже думал пока несерьезно. Да и далеко еще до этого прекрасного будущего в деревне. Пока что — крутись, выживай, думай, где денег взять. Саня насупился. — Не такой уж и пиздюк. Второй курс заканчиваю. Они посидели в тишине, глядя в небо. Саша нашарил рукой бутылку, тоже сделал пару глотков. Потом вернул, вложил Лехе в ладонь, как-то слишком долго касаясь пальцами. Молчалось с Саньком хорошо. Леха даже расслабился немного, но мысли вдруг снова вернулись к Юрке и маячащему на горизонте убийству. В голове эхом отозвались слова Санька: «должна же у тебя хоть капля совести»… Леха повернулся к нему, помедлил, но все-таки спросил: — Сань… Ты мне скажи… Я плохой человек? Санек грустно улыбнулся и кивнул, не задумавшись. У Лехи сжалось сердце. — Плохой, конечно. Леха понял, что такого ответа не ожидал. Спросил скорее наоборот, для поддержки. Захотелось спорить. — Почему это? — Ты меня уже три раза чуть не убил, — Саня все смотрел в небо, — деньги украл. Угрожал мне. Что ж тут хорошего? Леха насупился, помолчал. — Так я же не для себя, — попробовал защититься он. Саня отмахнулся. — Какая разница. Воровать плохо. Убивать плохо, — тут Леха вздрогнул, — это все знают. По-другому, что ли, нельзя было деньги найти? Так-то оно так, — задумался Леха. Но ведь правда по-другому нельзя было. В долг бы ему столько никто не дал — и так торчит всем знакомым. Заработать — это же сколько времени? Получалось, что нужно украсть. А если ситуация безвыходная — то разве ответственность не снимается? — Да и небось не в первый раз это у тебя, — Саня неодобрительно покосился на топорщащийся карман кожанки. Что есть, то есть. Такая у Лехи профессия. Плохая. Но сам-то он ничего?.. Не совсем еще пропащий? — а какая тебе разница? — вдруг спросил Санек, — плохой и плохой, дальше-то что? Хороших вообще мало. — Не знаю, — честно признался Леха, задумавшись. Вот так живешь всю жизнь, думаешь, что неплохо живешь, стараешься. И принципы у тебя есть, и мораль какая-никакая. А оно вон как получается. Неприятно. — Ну и не парься, — посоветовал Саня. Хорошо тебе говорить, — думал Леха. Ты-то вон какой… хороший. Вот и судишь других. Самого-то, небось, жизнь так, как Леху, не прижимала. Да а что об этом думать… Сделанного не воротишь. И на путь истинный Лехе возвращаться поздно. Он забулькал бутылкой, высоко подняв подбородок. Звезды насмешливо мигали, то прячась, то тускло высвечиваясь мелкими точками.